Десять разговоров с лидером

Кюхену снилось, что родители держали его за руки с двух сторон и с натянутыми улыбками на изможденных лицах рассказывали о тех, кто навещал его за последние дни. Кюхен заметил горестную складку на лбу матери и неожиданно седые виски отца, после чего захотел сказать им, что все в порядке, или хотя бы улыбнуться, но они упорно не смотрели на его лицо, продолжая синхронно поглаживать ладони, уставившись друг на друга невидящими взглядами. Люди, которые долго живут вместе, начинают смотреть на мир одинаково, пришло в голову Кюхену. Все это было так реально, что он очень сильно боялся проснуться. - Вставай. В глаза бросилась стоявшая рядом с диваном инвалидная коляска, и ни о чем, кроме нее, Кюхен уже не мог думать. Захлестнувшая паника отдалась болью в груди. А что, если?.. Нет, с ногами было все в порядке. Кюхен не сомневался в том, что сможет двигаться. Зачем тогда?.. - Врач сказал, что тебе нужно на воздух. Кюхен перевернулся на спину и уставился в потолок, не желая смотреть на застывшего в дверях лидера с темно-синим пледом в руках. Такие же пледы лежали в каждом фургоне на случай если у кого-то будет возможность поспать. - Я могу и сам, - после долгого молчания отозвался Кюхен. – Зачем мне?.. - А ты попытайся встать. Кюхен огляделся. Капельница была пуста, поэтому он смело вытащил иглу из вены, после чего осторожно сел и спустил ноги на холодный пол. Встать получилось неожиданно легко, но Кюхен почти сразу ухватился за койку, чтобы удержать равновесие. От обрушившейся слабости закружилась голова. Чьи-то сильные руки ухватили его за плечи и силой усадили в коляску. Уже после того, как коляска выехала в коридор, Кюхен запрокинул голову назад и посмотрел на подбородок лидера, покрытый едва заметной щетиной. Опомнившись, Итук накинул ему на ноги плед, который до этого поспешно накинул на спинку коляски, чтобы успеть подхватить младшего. Кюхен жалел, что по линии подбородка, плотно сжатым губам и раздувавшимся от дыхания ноздрям нельзя сказать, что чувствует человек. Спрашивать прямо не хотелось. Итук бы все равно не ответил. Коридор, наполненный бесконечным количеством одинаковых дверей, казался слишком длинным. Кюхен еще раз попытался вспомнить, была ли на этом побережье больница, да еще и такая большая, но снова не смог. Ему казалось, что кроме отеля на насыпи ничего не было. Может, отель просто превратили в больницу? Но кто стал бы делать такую абсурдную вещь? На улице Кюхен не почувствовал ни утренней прохлады, ни запаха моря, но одного взгляда на наливавшийся солнечным светом горизонт хватило, чтобы перестать об этом жалеть. Вот оно – море, наполненное бесконечным, величественным спокойствием. Вот оно, рядом. Только руку протяни. Итук молча вез его по пустынной дорожке, ведущей на променад, и Кюхен радовался тому, что сейчас вокруг не было ни одной живой души. Только они. Наедине. - Зачем ты делаешь все это для меня? - Потому что я хороший лидер. Итук всегда отвечал так на подобные вопросы, и Кюхен почти не надеялся на что-либо другое. Почти. В груди неприятно кольнуло, но он предпочел не говорить об этом, чтобы не наткнуться на презрительный взгляд и обвинение в слабости. Снова. - Когда я был маленьким, мне казалось, что признавать свои страхи – это самое мерзкое, что может быть. До тех пор, пока мы с семьей не поехали на море в первый раз. Кюхен замер. Он уже слышал эту историю – случайно, когда пошел на кухню за водой в три часа ночи. Итук рассказывал ее Донхэ, который мучился от ночных кошмаров, но упорно это не признавал. Кюхен не стал говорить лидеру об этом сейчас, пусть это и был повод его позлить. Сейчас история принадлежала ему целиком. Как и внимание рассказывавшего ее Итука. Это было… Приятно. - Мой отец поспорил с другом на то, что за десять минут проплывет больше, чем он. Тогда начинался шторм, и люди старались не отплывать далеко от берега. Но мой отец был слишком принципиальным. Кюхен хотел сказать, что сходство отцов и детей иногда бывает просто поразительным, но не стал. - Я пытался отговорить его, но он сказал, что поплывет, если я не приведу хотя бы один весомый для него довод. Я понимал, что именно он хотел от меня услышать, и мне пришлось сказать, что я боюсь его потерять. Когда началась гроза, я понял, что отец бы не выжил, если бы поплыл. Но он поплыл бы, если бы я не сказал. Кюхен не помнил, что тогда сказал Итуку Донхэ, потому что слишком сильно погрузился в свои мысли в тот момент. Это объясняло, почему, в отличие от других, лидер так легко признавал свои страхи. И казался сильнее. - Я боюсь, - признался Кюхен в тот момент, когда Итук остановил коляску на променаде рядом с перилами. Повисло молчание. Кюхен протянул руку и прикоснулся к влажному металлу, который совсем не показался ему холодным, несмотря на то, что было раннее утро. - Я боюсь, что наши с тобой отношения никогда не изменятся, хен. Говоря это, он ожидал чего угодно. Насмешки, презрения, попытки поставить на место. Чего угодно, только не… - Все в твоих руках.