Вера и Террор. Подлинная история "Черных драконов"

      — «Хотя под анархизмом обычно понимают насильственное, антигосударственное движение, на самом деле анархизм — намного более тонкая и полная нюансов традиция, чем простая оппозиция государственной власти. Анархисты противостоят идее о том, что власть и доминирование необходимы для общества, и вместо них предлагают более кооперативные, анти-иерархические формы общественной, политической и экономической организации». Л. Сьюзан Браун, «The Politics of Individualism», стр. 106», — дочитав цитату, Кэно подкинул газету вверх, и она упала посреди стола, на ее страницах проступили пятна от разлитого на столе пива. — «Веселый Роджер» прямо пытается изобразить нас в хорошем свете!       — И на кой черт им это надо? — ударив кружкой пива о деревянный стол, бросил Джарек. На лице Кэно сверкнула улыбка, он развел руками и ответил:       — Все просто. Газета «Веселый Роджер» — не периодическое издание. Анархический Черный Крест выпускает ее в основном тогда, когда нужно дать информацию общественности о попавших в беду анархистах. Как думаешь, народ будет жертвовать деньги на нас, если написать всю правду?       Джарек осушил кружку пива, с грохотом поставил ее на стол и, скрестив на груди руки, пристально взглянул в глаза главаря.       — А в чем правда? — вызывающе спросил он.       — В том, что моя политическая теория не базируется на каких-либо возникших до меня взглядах. Я продолжил строить теорию анархо-экстремизма, созданную Мастером Уехибой.       Лоб Джарека изрезали глубокие складки, он серьезно задумался. Кусая губы, он расчесал пальцами редкие волосы и проговорил:       — Странно, за все эти годы я ни разу не слышал какую-то прям теорию от тебя.       Кэно засмеялся.       — Ты, дружище, мудак и кретин, — не без иронии промолвил он. — Ты — единственный, кто не читал мою статью «Крылья черных драконов»! Ты хоть помнишь, что означает герб нашего клана?       Джарек гневно вскинул голову, его хитрые глаза сверкнули.       — Иди ты на хер! — обижено воскликнул он и отвернулся. — Я его разрабатывал, а ты…       Кэно опустил голову так, будто признавал свою вину. Кира, сидевшая справа от Кэно, громко засмеялась, на что Джарек изобразил еще более глубокую обиду. Он взял из тарелки жареного мяса индюшиное крыло с золотистой корочкой и с угрюмым видом принялся есть. Джарек прекрасно понимал, что Кэно не говорил серьезно, но теперь отплачивал ему тем же. К сожалению, на Кэно это никак не действовало.       В подпольном баре «Valhalla», где часто собирались анархисты, стоял монотонный гул пьяных голосов, нецензурная брань и звон бокалов, стаканов, пивных кружек и прочей посуды, из которой можно было выпить «за анархию». Душный сухой воздух наполняли запахи пива и жареного мяса, а также горький табачный дым. На сцене рок-команда «Iron Certain» играла песню «Stranger in a Strange Land»:       Was many years ago that I left home and came this way,       I was a young man, full of hopes and dreams.       But now it seems that all is lost and nothing gained.       Sometimes things ain't what they seem —       No brave new world, no brave new world,       No brave new world, no brave new world.       Night and day I scan horizon, sea and sky.       My spirit wanders endlessly       Until the day will dawn and friends from home discover why       Hear me calling, rescue me,       Set me free, set me free.       Lost in this place, and leave no trace…       Stranger in a strange land, land of ice and snow,       Trapped here in this prison, lost and far from home.       One hundred years have gone and men again they came that way       To find the answer to the mystery.       They found his body lying where it fell that day       Preserved in time for all to see.       No brave new world, no brave new world…       Lost in this place, and leave no trace…       What became of the men that started?       All are gone and souls departed.       Left me here in this place so all alone…       — Кончай с этой песней! — закричал Кэно, поднявшись из-за стола.       — Я думал, тебе нравится эта вещь, — подавленно произнес солист. — У тебя даже на майке картинка к ней была…       — Под эту песню вы будете меня хоронить! — злобно заявил Кэно. — Но пока я жив, сыграй «Blood brothers»! И принесите мне чего-нибудь поприличнее, чем это пиво!       Рокер покорно выполнил заявку. К столу, за которым сидели Кэно, Кира и Джарек, подошел сам бармен — высокий шотландец с длинными рыжими волосами и бородой, собранной в косичку.       — Скотч тебя устроит, отец?       — Вполне, — холодно ответил Кэно и откусил кусок мяса от зажаренного индюшиного окорока.       Бармен ушел.       — Он косит под викинга? — спросила Кира, глядя ему вслед.       — Не знаю, когда как, — ответил Кэно. — Вообще, он родился в Шотландии, и зовут его Коннор. Какое прозвище могли мы ему дать? Конечно же, Горец.       — Горец? — переспросила Кира. — Забавно.       — Мне бы еще покурить! — крикнул Кэно вдогонку Коннору.       Горец принес бутылку виски, бокалы, сигары и пепельницу. Кира допила пиво и небрежно поставила кружку. Ее начинала угнетать обстановка этого места.       — Значит, Джарек прямо серьезно подходил к разработке нашего герба? — поинтересовалась она, пытаясь отвлечься.       — Нет, мы просто передрали его у «Красных драконов»! — со злым сарказмом ответил Кэно, швырнув окорок индейки обратно на тарелку. В его душе вскипела ярость, однако он вовремя отдал себе отчет: — …Ох, детка, не бери близко к сердцу. Это старая тема.       Кира положила одну руку ему плечо, второй рукой взяла его за ремень брюк. Она придвинулась к нему ближе, готовясь долго слушать его низкий, грубый, но завораживающий голос.       — Так вот. Знаешь, что меня бесило, когда я только попал в этот клан, еще пацаном? Что у нас не было собственной символики! Просто перекрашенная эмблема «Красных драконов»! Даже Мастера это особенно не парило — типа, дракон же, символ свободы выбора и силы духа. Но это же их мудацкий герб…       — И твоя инициатива была его сменить?       — Моя. Сразу, как возглавил клан — я же как раз по этому поводу тогда второго дракона набил. Но рисовал герб, делал эскизы и привел его в тот вид, который ты сейчас знаешь, Джарек. Эй, мудак, слышишь, мы тебя не забыли! — Кэно иронично усмехнулся обиженному другу. — Так вот, у тех дракон был один, большой, оскаленный — типа как их сила и власть. У нас их два одинаковых и, в общем, не грозных — как равенство и сотрудничество. А между ними кинжал, который еще и похож на крест — крест на могиле тех, кто пал за наши идеи — это знак того, что мы готовы пойти на все во имя анархии! Кстати, черные флаги анархистов и черный цвет на нашей символике — не только знак отрицания власти. Черный цвет — цвет анархизма с 1880 года. Это и отрицание всех проявлений власти, и противоположность белому флагу — никакой сдачи на милость победителя, никогда никакой капитуляции! Ну, и еще траур по всем, кто сражался и умирал в бою за идеалы анархистов.       — А красный цвет? Вы ведь все равно его оставили, хотя это цвет врагов.       Лицо Кэно стало мрачным и угрюмым.       — Есть какие-то теории, что красный — цвет интеллекта. Ведь мы, пусть и экстремисты, но за разумную свободу. Это энергия, сила, агрессия, адресованная нынешнему строю и нынешней гребаной власти! А еще это кровь, которая была пролита и которую еще придется пролить за все, во что мы верим, — Кэно встал из-за стола и поднял бокал со словами: — За свободу! За анархию! За «Черных драконов»!       — Кэно пьет! — торжествующе закричал во все горло Джарек. — Ура-а-а!       — Vivat anarchia! — взревел на весь бар Кэно. Послышался звон кружек и бокалов, тонущий во тьме выкриков множества анархистов:       — За Кэно! Vivat anarchia! Ура-а-а!       — Можно мне сигару? — спросила Кира, допив скотч.       — Советую бросить курить, детка, — с тоской глядя ей в глаза, ответил главарь, вновь принимаясь за недоеденный жирный окорок.       — Но ты-то не бросаешь. И говоришь, что никто не вправе тебе что-то указывать, заставлять тебя.       — Я не заставляю, я просто дал совет, — уточнил Кэно, протягивая ей сигару. — Мне не хочется, чтобы ты сокращала свою жизнь. Впрочем, твоя воля.       — Так печешься обо мне — хоть бы раз свою жизнь пожалел!       — Что толку? Все равно меня убьют.       — Да ладно тебе! Ты сам профессиональный убийца.       — Убьют, Кира, убьют. Я это точно знаю, детка. Всех нас найдут, рано или поздно. Твой портрет пока еще не висит на каждой доске объявлений с надписью: «Особо опасна. Розыск. Живой или мертвой». Вот и живи себе спокойно, наслаждайся жизнью.       — Кира-Кира! — посмеиваясь, промолвил Джарек. — Рыжая ты дура! Понадобился же тебе этот отвратительный кретин!       — Что ты тявкнул?! — крикнул Кэно, пригрозив другу надкушенным индюшиным окороком. — Сейчас зубы будешь по полу собирать, мудак!       Джарек засмеялся:       — Кира, да посмотри на него: ни чести, ни манер…       — Какая же ты все-таки сволочь! — проговорил Кэно с пьяной улыбкой и посмотрел на Киру. — Видишь, детка, мой лучший друг — последняя сволочь. Ну Джарек и сукин сын! И пусть он потом не обижается, когда я однажды его зарежу!       Кэно достал нож и красиво раскрутил его в руке. Лезвие играло в приглушенном свете, будто крылья белой птицы. Джарек всматривался в танец сверкающего клинка с замиранием сердца. Он был доволен, что главаря так завела его глупая шутка. Кэно всадил нож в стол и положил руку на плечо Киры.       — И как вы только подружились?! — во все той же шутливой манере спросила женщина.       — Сам не знаю, — бросил Кэно. — Наверное, к нам в клан его подкинули цыгане…       — Сукин ты сын, ну я же тыщу раз просил! — вновь неудержимо возмутился лучший друг главаря.       — Ну, так ты ведь еще не сделал свою работу, — напомнил тот об уговоре.       — Хер с вами обоими, достали. За во-он тем столиком девчонка — вполне себе ничего, — указал Джарек на одинокую девушку за столом у стены. — Пойду знакомиться.       — Катись уже, плешивый Казанова! — бросила Кира с презрением. — Вот уже бабник…       — Я не бабник, я просто люблю женщин, — плутовски ухмыляясь, ответил Джарек и подмигнул Кире.       — Да конечно! — не верила ему Кира. — Если попросить тебя сказать первое слово, которое пришло тебе на ум, ты скажешь: «Сиськи»! Так?       Джарек похотливо клацнул зубами:       — Красавица, здесь ты права.       Джарек пошел к девушке за дальним столом. Кира и Кэно не спускали с него глаз. Анархист подсел за столик, что-то сказал девушке, попытался обнять ее, но получил пощечину такой силы, что едва не упал со стула.       — В половине случаев его похождения заканчиваются именно так… — заключил Кэно.       — А во второй половине? — с улыбкой поинтересовалась Кира.       — Секс, на утро она ему: «Ты был великолепен!», а этот придурок отвечает вопросом: «Кто ты?». Естественно, снова получает по роже и идет искать себе новую любовь на одну ночь. Я сам был таким. Бурная молодость.       — Я, кстати, перечитывала на днях твою статью, — стряхивая пепел с сигары, заговорила женщина. — Как-то странно она у тебя написана… Вроде так по-научному начал, расписывал свою теорию, потом в это описание матерщина стала проскальзывать, а потом вообще — слов нет, одни маты… извиняюсь, одни эмоции. Пишешь о том, как ты товарищей боевых терял, проклинаешь весь мир, о теории своей анархической забыл уже… Это нормально так?       — Понимаешь, детка, я ее одним махом накатал. Я просто писал все, что приходило в голову. Лезут в башку воспоминания — и их на бумагу, маты — так и пишу маты. А потом перечитал, думаю: «Может матерщину да отсебятину убрать?». А потом решил: «Хрен с ней — пусть будет!». А что? Пусть знают, какова наша жизнь и война самом деле, не моя работа — красивые слова выставлять в нужном порядке. Потому что столько ребят за эту свободу погибло! На руках умирали боевые друзья… Лучшие люди Америки — ну, не только Америки, но реально лучшие люди! А не то отребье, которое официально прославляют, патриоты сраные! Вот пусть люди читают и понимают, что я чувствую. Свобода слова, все-таки… Единственное, что я убрал — конкретные имена, звания, даты, места, названия операций. Но это само собой разумеется.       — Мир, выходит, в твоих глазах — черно-белый. Все делится на правильное и неправильное. По одну сторону «Черные драконы» — союзники, а по другую — власть и все, кто молча или нет соглашается с ней, — враги. Получается упрощенно. Это нормально так?       Кэно сурово, но опечаленно взглянул на нее:       — Второй раз спрашиваешь: «Это нормально так?», детка… А что, у тебя иначе?       — В моей стране все было не так просто.       — И легко тебе было при этом бороться за себя? Сомневаюсь. На войне все однозначно: вот мы — вот враг! И смысл усложнять?       — Не в том дело, Кэно, — задумчиво произнесла она, обнимая его. — Мы идем «до победы — всегда». Но как именно эта победа должна будет выглядеть? В целом, конечно, более чем ясно, за что мы боремся, но… Я не уверена, что до конца понимаю, что для тебя свобода.       — Что свобода? — тоскливо проговорил главарь. — Она же для каждого своя. Вот твоя свобода в том, чтобы никто не ущемлял твои права лишь потому, что ты женщина. Чтобы это не мешало тебе жить так, как хочется. Или Джарек. В чем его свобода? «Сегодня я с одной, а завтра — уже с другой», — свобода? Да, для него это и есть свобода…       — Нет-нет, Кэно, — поправила его Кира. — Для тебя? Лично для тебя? Что для тебя свобода?       Кэно взял Киру за руку и убрал ее ладонь со своего живота:       — Ты меня напрягаешь, детка. Дай сосредоточиться, — он закурил еще одну сигару: — Для меня? Знаешь, я думаю о том, что такое свобода, ровно столько, сколько я живу. В принципе, ведь правы абсолютно все: и ты, и Джарек, и каждый, кто отвечает. Если подвести черту и дать точное определение, то я бы сказал, что свобода — это когда ты можешь быть таким, какой ты есть, со своим образом жизни. Пусть ты ушлепок с тысячей косяков, но ты таков и никто не имеет права переделывать тебя. Это ты и твой способ жить. Для тебя не может быть иначе. И когда тебя принимают таким, какой ты есть — это свобода.       — И все? Такая простая истина? К этому сводится вся твоя анархическая философия?       — Тебе не нравится?       — Нет, я в восторге. Только вот, наверное, это ведь заслуживаем не только мы, а любой человек…       — Ты думаешь, что люди получают то, что заслужили? Детка, такого никогда и нигде не было! Мы не считаем себя лучше других, если ты об этом — мы ублюдки, но и другие не лучше. Все ублюдки. Мы собираемся взять то, что хотим, потому что мы можем! Ты говоришь, что у меня все слишком просто… Да, просто. Только попробуй заставить мир вразумить элементарную истину о свободе! Проклятье! Я бы не злился весь свет, если бы не понимал, как это сложно, мать его! Жизнь показала, что вбить людям в голову куда более заумные принципы гораздо проще. Проще заставить их подчиняться, чем научить их ценить собственное мнение и бороться за него! Суки! Вот скажи мне, кто вообще первый решил, что людьми нужно управлять?! Что кто-то один лучше знает, че им нужно, нежели они сами?! Кому понадобилась эта галиматья?! Какому сучьему сыну?! Я не спец в истории, но одно я четко знаю. Все самое худшее в истории было законным, все зло исходило и исходит от власти! Все угнетения, все неравенства, все войны, и прочее… Никто не знает, кто придумал власть, да только практически никто уже не верит, что все может быть иначе! А может! Можно добровольно сотрудничать, по своей инициативе! И слышать всех! И Морихей, разрабатывая свой — наш — анархизм, не отрицал, что это будет сложно, может, адски сложно, но это не повод спасовать и отказаться от идеи, признать ее невозможной и все! Ведь когда-то такое было и работало… — Кэно привел дыхание в норму после вспышки ярости и попытался взять контроль над собой. — Ты права, детка. Мы воюем за простую, элементарную истину. Мы не первые в этом деле и не последние. Но сколько народу погибло за нее? Статистики нет, не выгодно считать! А только борются против войны, против терроризма… Мрази! И неужели никому не дано понять, что гораздо проще было бы один-единственный раз услышать нас? Позволить нам показать всему гребаному миру, как можно!       Кира подавленно замолчала. Молчал и Кэно. Тишину разрушил голос Джарека, который только что вернулся за их столик:       — Думаю, ее вопрос в том, что если цель весьма обобщенная, абстрактная, то как же тогда за нее сражаться?       — Я все по делу. Эта абстрактная цель — это суть цели вполне конкретной! — сказал Кэно и подмигнул Кире левым глазом. — И эта цель неоднократно находилась у нас под ногами.       — Земля, — бросил Джарек с усмешкой. — Типа, только мертвые свободны.       — Нашел, над чем шутить, гребаный ты идиот! — выкрикнул Кэно и тут же, понизив голос, прошептал: — Мы же хотим создать свое государство.       Кира замерла, удивившись такой нерешительной подаче этого заявления:       — Это я знаю. Но в чем проблема с этой целью?       — Остров. Я уже говорил тебе, детка, что анархистам близка пиратская любовь к свободе. Но я не рассказывал, что именно пираты основали на острове первое анархическое государство. Мы просто последуем их примеру. Когда закончится война с «Красным драконом» и у нас будет достаточно людей и оружия. В конце концов, когда этих придурков из Конгресса окончательно достанет наш террор, они отдадут нам остров. Остров Генеральных штатов.       — Почему он? Не то, чтобы я что-то возражала, но… На глазах же у всего мира.       — После всего, что было между нами и «Красными драконами», не может быть других вариантов, кроме как поднимать победное знамя над их землей. Пока что их. Это непременно должен быть Нью-Йорк.       — У тебя точно хватит денег на оружие? — настороженно осведомился Джарек. — Никто не знает, сколько еще нам придется воевать с Мавадо. Сколько денег у нас сейчас?       — Нисколько, — ответил Кэно, не глядя на его лицо.       — Ладно, Кэно, — смеясь и похлопывая его по плечу, сказал Джарек, — я серьезно спрашиваю.       — Я серьезно отвечаю, — как ни в чем не бывало, ответил вожак, так и не оборачивая на него взгляд. — Я ввязался в очень рискованную авантюру. Исход однозначный: либо все — либо ничего…       Джарек небрежно поставил бокал на стол, разлив половину его содержимого. Он был поражен настолько, что у него начался нервный тик — правая бровь задергалась.       — Ты в своем уме? — с усилием выговорил он. — Что ты сделал?       — Я закупил на деньги АЧК комплекс зданий в центре Нью-Йорка, — отвечал Кэно, неуместно улыбаясь.       — На какой хер тебе это надо? — недоумевал Джарек, до боли растирая пальцами дрожащую бровь.       — Мне-то эти три небоскреба нужны, как собаке пятая нога, — признался Кэно, — обычные офисные помещения. Вот застраховал здания на кругленькую сумму от всего, что только возможно — от взрыва, от терактов… Сейчас вот офисы в аренду сдаю, скоро там все помещения будут заполнены…       Джарек как бы невзначай ощупал ладонью лоб главаря:       — Странно, температуры вроде нет, а городишь такой бред.       — Джарек, заткнись, — бросила ему Кира и, глядя в единственный глаз Кэно, ехидно усмехнулась. — Я, кажется, догадываюсь, где собака зарыта.       — Да. Потом я в зданиях начну делать ремонт — внесу некоторые изменения в конструкцию. А потом получу прибыль.       — Сколько лимонов планируешь поиметь с этого бизнеса, твою налево? — бросил Джарек, занюхивая рукавом скотч.       Кэно оскалил зубы, в левом глазу вспыхнула искра азарта:       — Тебе столько во сне не снилось! Если ты так и не смекнул, в чем задумка, то скоро в новостях все увидишь. Но если что-то пойдет не так… — лицо Кэно помрачнело: — Как говорил Гитлер: «Я в два счета кончу дело при помощи пистолета».       Кира чуть не подавилась виски, услышав эти слова.       — Что, все настолько серьезно? — Джарек также был обеспокоен заявлением.       Кэно пригладил пальцами бороду и ответил, закрыв единственный глаз:       — Считай, что я поставил на зеро все, что у меня есть, включая собственную шкуру!       Джарек хитро сощурил глаза и уверенно прошептал:       — Предлагаю выпить за твой триумф, а он непременно будет.       — Благословенная анархия! — закричала Кира на весь бар, вставая из-за стола и поднимая бокал. — За Кэно!       — За Кэно! — воскликнул, вскочив из-за стола, Джарек.       — За Кэно! — взревела толпа пьющих стоя анархистов. — Ура-а-а!       — За меня, — шепнул Кэно и одним махом осушил полный бокал скотча. * * *       Кэно выкупил комплекс зданий под видом малоизвестной компании, выложив все деньги, заработанные кланом и АЧК за долгие годы, на покупку и страховку небоскребов. Тысячи компаний арендовали здесь офисы, банки хранили здесь свои золотые запасы. Смена владельца поначалу абсолютно никого не удивила, но через неделю начались странные и подозрительные события. Работников в срочном порядке выгоняли из офисов, предоставляя им другие помещения. Приказ перейти в другой офис за один день, прихватив с собой всю оргтехнику, начальство не спешило объяснять. Они могли только отнекиваться и бросать скупые фразы, вроде: «Мы тут ни при чем. Это приказ вышестоящих инстанций». Сотрудники поговаривали между собой, что в здании ведутся масштабные ремонтные работы. Были совершенно безумные и абсурдные догадки, вроде того, что экспертизы показали, что асбест, которым защищен каркас зданий, способен вызывать раковые заболевания, и теперь стены необходимо покрыть веществом, якобы нейтрализующим действия опасного асбеста. Но эти догадки были стерты в порошок, когда у всех появилась хроническая головная боль от рева перфораторов за стенами. Потом люди слышали, как будто кто-то передвигал в этих комнатах что-то тяжелое, видели, что из здания вывозили нереальное количество груза, не слишком похожего на строительный мусор. Начальники крупных фирм злились на то, что в офисах не проводится уборка на надлежащем уровне — на столах, оргтехнике и особенно на подоконниках каждое утро скапливался внушительный слой серо-коричневой пыли.       Эта ерунда продолжалась две недели. А потом…       Потом наступил страховой случай. Под видом охраны в здания проникли террористы-смертники, взорвавшие одновременно три небоскреба вместе с собой. Внушительный и величественный комплекс зданий разрушился в мгновение ока, сложился, как карточный домик от дуновения едва заметного ветерка. Вдоль стен зданий плавно оседал вниз ядовитый белый газ. Все утро ветер разносил по городу бумагу для принтеров и факсов и документации из офисов. На месте взрыва не нашли ни одной детали от оргтехники, ни одной дверцы сейфа, ни одной дверной ручки — только серо-коричневая пыль, «метеориты», как эксперты звали огромные куски сплавившихся воедино металла и бетона, громадные стальные балки, согнутые пополам силой взрыва.       Экспертиза установила, что причиной такого масштабного разрушения могла быть только термитная смесь. Взрыв динамитных шашек, принесенных террористами, только поджег смесь, замурованную в стены во время «ремонтных работ». При горении термит выделил небывало высокую температуру и огромное количество энергии. При взрыве слой асбеста просто слетел с металлического каркаса зданий. Только такое вещество, как термит, могло сплавить воедино железо и бетон. Только такой мощный взрыв мог деформировать балку из карбоновой стали более полуметра толщиной. Именно термит при горении выделяет ядовитый белый газ. Ясно было одно — этот теракт был кем-то тщательно спланирован, подготовлен заранее. И тот, кто его задумал, имел достаточное количество денег, чтобы прикрыть эти выводы от огласки. Этот человек получил внушительные страховые выплаты и с легкой руки отдал половину денег компании, которая взялась восстанавливать комплекс. Просто-напросто никто не знал еще одной детали событий — этот хитрюга умудрился вывезти половину золотых запасов арендовавших здесь площадь банков. Кэно, именно Кэно, а не кто-то другой, получил с этого дельца восемнадцать миллиардов долларов чистой прибыли!       — Что теперь, большой папочка? — спрашивал Джарек во время празднования удачи, разливая по бокалам коллекционный виски Dalmore 50.       Кэно взмахнул рукой:       — Зададим жару старым врагам. Создадим армию, а потом… Моя мечта. Но сперва я должен немного подлечиться.       Джарек хитро сощурил глаза — он понял намек. * * *       На подготовку к реализации многолетних разработок ушло около трех месяцев. Эти три месяца пролетели в эйфории от победы, в разгульной жизни с разбоем, растратой денег, выпивкой и тяжелой музыкой практически каждый вечер. Однажды Кэно и его бывалые товарищи по пьяни чуть не разнесли любимый бар «Valhalla», но главарь возместил убытки с лихвой. После того случая он постепенно стал завязывать с бессмысленными дебошами — приближалась пора ехать к Генриху Вайнеру.       Зима в Мюнхене была красивой. Тяжелые хлопья снега ложились на шершавые стены старинных домов, на ветвях деревьев расцвели колючие серебристые цветы инея. Пасмурное серое небо низко нависло над городом и уныло роняло на землю густой снег.       Три пары тяжелых ботинок с хрустом топтали запорошенные дороги города. По улице шли двое мужчин и молодая женщина. Красно-рыжие волосы женщины присыпал снег. Ее, облаченную в подчеркивающий стройную фигуру кожаный плащ с белым шарфом, держал под руку высокий крепкий мужчина в длинном черном пальто. Вместо шарфа его шею и грудь защищала от ветра и холода шкура койота, снег лежал на его коротких черных волосах и густой бороде, черная повязка закрывала то, что осталось от его правого глаза. Рядом, с кейсом в руке шагал мужчина с лукавым взглядом, с бакенбардами и козлиной бородкой, одетый в теплый свитер и кожаную куртку нараспашку. Он лукаво посмеивался, сверкая двумя золотыми зубами.       Троица подошла к трехэтажному особняку в викторианском стиле. Мужчина с повязкой на лице постучал в дверь. К пришедшим вышел охранник в сером костюме.       — Что привело вас, господа? — спросил он по-немецки.       — К Генриху Вайнеру, — сорванным голосом ответил одноглазый мужчина также на немецком языке. — Мы договаривались о встрече.       — Документы, — попросил охранник.       Незнакомец протянул ему паспорт. Его спутники сделали то же самое. Охранник взял документы и начал сверять фото.       — Так… Грегор Кронненберг?       Мужчина с повязкой на глазу кивнул.       — Вальтер Зайлер?       — Я, — с хитрющей ухмылкой ответил второй.       — И Хельга Кронненберг?       — Я его жена, — опередила вопрос рыжеволосая женщина, взяв мужчину за руку.       — Вас провести к господину Вайнеру? — спросил охранник.       — Не нужно, — холодно проговорил одноглазый и вошел в особняк.       Роскошное помещение слепило глаза золотом всех вложенных в него денег. Окна с витражами, мебель из натурального дерева, красный бархат, камин из черного мрамора, на котором лежала черная с золотом каска… У камина в кресле грелся наглый пушистый кот — метис перса и шотландской вислоухой. Как у персидского, у него была длинная рыжая с белыми пятнами шерсть и слегка приплюснутая морда, от шотландской породы кот унаследовал лежачие уши. Покосившись на чужаков, кот рассерженно прошипел, выгнув взъерошенную спину.       — Тихо, Альфред, — попросил строгий мужской голос.       Генрих Вайнер спустился в гостиную, погладил и почесал за ухом разбушевавшегося Альфреда, на что кот довольно заурчал. В руках Генрих держал книгу Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений». Вайнеру было пятьдесят пять лет, но из-за седин мужчина выглядел как минимум на десяток старше. В бороде проседи было несколько меньше, чем на голове. Глаза доктора были быстрыми, меткими, пронзительными — ничто не могло ускользнуть от этого зоркого соколиного взгляда. Генрих был в дорогом светло-сером костюме-тройке, при галстуке с золотой застежкой. Мужчина производил впечатление педантичного аккуратиста, влюбленного до глубины души в собственную работу, а точнее в прибыль, которую она приносила.       — Ты все же приехал, Кэно, — немец заговорил по-английски. — Ты осознаешь, чем рискуешь?       — Тебе есть дело до моей шкуры, Вайнер? — посмеиваясь, ответил Кэно. — В жизни бы не поверил…       — Операция сложная — а я и без того высоко оцениваю свою работу… — начал намекать врач, уводя в сторону глаза.       Кэно уставился на него, как командир на новобранца:       — Не дрейфь, фриц! — приказал он. — Не за харчи будешь работать!       — А что с механизмом? — уже серьезно и по-деловому спросил Вайнер.       — Он при нас, — ответил Джарек и показал ему кейс.       — Тогда в госпиталь, — заключил немец, бросив на кресло книгу Фрейда. — Ты готов завтра вечером лечь на операцию?       — С радостью, — совершенно спокойно ответил Кэно. — Не хочу больше терять время. * * *       В частный госпиталь Вайнер привез анархистов на своем белом «Мустанге» восемьдесят пятого года выпуска. Металлический рев его двигателя напомнил Кэно тяжелую музыку мотора мотоцикла «Харлей-Дэвидсон», и он всю дорогу расслаблено наслаждался этим звериным ревом.       — Шмит! — позвал Генрих одного из своих ассистентов. — Все готово к тому, о чем я говорил?       — Конечно, — заверил врача коллега. — Вы сами будете готовить к операции?       — Да, — ответил Вайнер. — Дело непростое.       Он проверил, все ли в порядке с механизмом. После распорядился, чтобы Кэно прошел необходимые обследования.       — Противопоказаний нет, — заключил он, ознакомившись с результатами. — Сегодня приступим. Джарек!       — Да, — отозвался ожидавший под дверью анархист.       — Ты уже знаешь, что будешь ассистировать мне?       — Конечно. Мы ведь все обговорили.       — Хорошо.       Кира пришла в палату, где главарь должен был ожидать своей участи. В помещении было тепло, и он лежал полностью раздетый, укрывшись простыней до пояса. На запястье у него была бирка с фальшивой немецкой фамилией и данными о группе крови и резус-факторе. Это оживляло старые воспоминания — в свое время пять лет подряд нашивка с теми же обозначениями красовалась на его военной форме, кроме того, он сбрил бороду и волосы, как тогда, когда уходил, чтобы отдать лучшие годы шальной юности службе неродной стране. Повязку с лица сняли — шрамы, очерчивающие пустую глазницу, были настолько глубоки, что в нескольких местах доходили до костей.       — Ты нервничаешь побольше моего, детка! — обнаружил Кэно, едва Кира переступила порог.       — Еще бы, — подтвердила она и взяла его за руку. — Джарек вроде как заверил, что все будет хорошо. Но я хочу, чтобы и немец в этом поклялся.       — Достаточно того, что я в нем уверен. Heaven can wait, — ответил Кэно. — Heaven can wait ‘til another day…       Его слова не слишком убедили Киру. Она впервые переживала за него так сильно, хоть и сдерживала свое волнение с неслабым мужеством. И все же, когда в палату зашел Генрих, Кира озвучила ему свое требование.       — Обещаю, — честно ответил врач. — Все будет в лучшем виде.       Он сделал лидеру анархистов инъекцию для предварительной медикаментозной подготовки к общей анестезии. Кэно почувствовал, что его начало сильно клонить в сон, он закрыл единственный глаз, но возникшая вместе с дремотой сухость во рту не позволяла в полной мере расслабиться. Однако позже он уже не помнил, как его отправили в операционную.       Стена операционной была оборудована окном. Обычно здесь наблюдали за ходом операций ученики Вайнера. Сейчас у стекла стояла Кира, и ее черные брови с резким изломом сдвинулись к переносице, а зубы сжались — она собирала все силы, чтобы удерживать в узде эмоции.       — Аллах! Молю! Помоги! Будь с нами! Помоги нам, Аллах.       Тем временем Джарек мысленно дочитал свою молитву, нервно обмахнул себя крестом и последним вошел в операционную, когда Шмит вместе с еще одним ассистентом хирурга Брауном заносил инструменты. Генрих взял скальпель. Джарек встал у стола, чувствуя слабость в ногах от накатывающего страха. Предчувствия подсказывали, что опасаться нечего, но душа не хотела мириться с происходящим. Генрих Вайнер разрезал кожу там, где должен был располагаться имплантат, и осторожно начал удалять ее. Он приподнимал и срезал кожу медленно, миллиметр за миллиметром. Когда Генрих практически снял ее, открылось сильное кровотечение. Вайнер взял перевязочный материал и кровеостанавливающее средство. На остановку кровотечения ушло больше часа времени, тут же понадобилось начать переливание крови. Шмит и Браун ассистировали Генриху, отирая бинтом, захваченным корнцангом, кровь и перекрывая зажимами сосуды, когда хирург стал резать мышцы. Вскоре остатки глаза были удалены из глазницы, кости черепа и крупные нервы оголены, — все было подготовлено к внедрению имплантата. Это была часть работы для Джарека. Генрих достал еще один бикс с инструментами для микрохирургических операций, еще раз изучил строение имплантата и, отладив работу специального микроскопа, отошел от стола, пропуская вперед анархиста.       — Приступай, — скомандовал Вайнер, толкнув плечом его к столу вплотную. Джарек не мог пошевельнуться.       — Приступай! — требовательно повторил Генрих Вайнер.       Джарек закрыл локтем вспотевшее лицо, в тишине послышался скрежет его зубов и хриплое, словно рычащее дыхание. Он чувствовал себя так, словно сердце с такой силой толкает кровь по сосудам, что они вот-вот разорвутся, брызжа изнутри кровью, и все тело будет пронизано неумолимой болью. Он еще раз взглянул на лишенный кожи и плоти участок чужого лица, к которому он должен был по живому приспособить сложнейший механизм, сочленить имплантат с нервами и остатками мышц, вживить его в ткани чужого лица. Куда он полез! Что он, Джарек, себе возомнил — разве это дело по его способностям?! Может быть, кровь бы не остывала в его венах и не вскипала в сердце, если бы под наркозом был совершенно не знакомый ему человек, но не его лучший друг.       — Не могу… — невнятно пробормотал он, отводя в сторону налившиеся кровью глаза.       — Черт возьми! — чертыхнулся Генрих, всплескивая руками. — Так и знал, что придется делать все самому! — он сделал над собой усилие, глубоко вздохнул и указал Джареку на дверь: — Убирайся к черту!       Джарек глубоко вздохнул, несколько раз сжал и разжал кулаки и, собравшись, наконец, с мыслями, сказал:       — Дай мне инструменты.       Он бегло перекрестился еще раз, не прикасаясь к телу пальцами в стерильных перчатках. Когда он подходил к столу, взору Киры на мгновение предстало то, что происходило в операционной. Увиденное ввергло ее в сильнейший шок.       Кира кинулась бежать во всю прыть, пока никто не заметил неконтролируемого ужаса на ее лице. Она ураганом помчалась по белым коридорам и темным лестничным пролетам госпиталя, ее несло на первый этаж, к выходу, где она едва не врезалась в запертую дверь. Женщина еще несколько раз ударила кулаком в дверь и выругалась на родном языке. И, не успев отдышаться, с единственной мыслью о том, что сбежать нельзя — нужно быть рядом, она на пределе сил побежала обратно, наверх. Ее мышцы были напряжены, кулаки сжаты, и она уже не могла расслабиться. Только на этаже, где располагалась операционная, Кира остановилась и села у холодной ярко-белой стены. Тяжело дыша, она почувствовала, что руки непроизвольно потянулись за сигаретами. Кира закурила, опустив голову и погрузив свои дрожащие пальцы себе в волосы.       — Какого шайтана он решил сделать это с собой?! — простонала она. — О Аллах, только бы все прошло успешно!       Генрих Вайнер и Джарек простояли у операционного стола до раннего утра, переводя уставшие глаза с окуляра микроскопа на монитор компьютера, где была детально изображена схема разработанного Джареком механизма. Генрих поставил задачу, чтобы нервы проросли не так, как до операции, давая возможность Кэно собственной волей координировать действие кибернетического внедрения. Микроскоп с огромным увеличением, ничтожно малого размера хирургические инструменты, слепящий монитор компьютера — у Генриха начинали болеть и слезиться глаза. К счастью, Джарек уже выполнил всю основную работу, и теперь Генрих лишь закреплял металлическую пластину на лице Кэно. Джарек вышел из операционной и пошел на лестничный пролет. Постояв там несколько минут в тишине, он немного опомнился после всего случившегося, спустился по лестнице и вышел во двор покурить. У Генриха Вайнера работа уже шла к завершению. Шмит отер пот с его изрезанного от напряжения складками лба. Генрих закрепил пластину, обработал срез кожи во избежание инфекции и, отойдя от пронзительного света бестеневой лампы, смог вздохнуть свободно. Словно тяжелый груз свалился с его уставших плеч — он завершил труд всей своей жизни, величайшую операцию на данный момент своей карьеры. Он никогда, никогда еще не делал ничего подобного, и вряд ли сделает что-либо более глобальное в будущем, да и об этом достижении официальный мир не узнает, что оно было делом рук гениального Генриха Вайнера.       — Что дальше? — окликнул его ассистент, ожидая поручений.       — В послеоперационную палату, Шмит, что же еще? — невозмутимо ответил Вайнер. — Я буду в кабинете. Срочно сообщите мне, когда он придет в сознание. В противном случае прошу меня не беспокоить, разве что только при крайней необходимости — если будут проблемы. А пока я отдохну — день выдался не из легких.       Хирург вышел из операционной, кинув на использованные инструменты окровавленные перчатки. Он торопливо снял маску, халат и направился к своему кабинету. Завидев издали Генриха, Кира вскочила на ноги, совершенно не чувствуя былой усталости.       — Постой, Вайнер! — закричала она, и ее голос эхом разнесся по пустым коридорам. Генрих замер, ожидая, когда Кира подойдет к нему.       — А вот кричать не надо, — с укором заявил он запыхавшейся женщине. — Здесь вам не пивной бар и не рок-концерт, а клиника.       — Как он? — спросила Кира, не слушая его замечаний.       — Операция прошла успешно, — автоматом ответил уставший донельзя Генрих, открывая двери кабинета. — Жить будет.       Он собрался идти, но Кира со всей силы вцепилась в его руку.       — Я могу его увидеть? — спросила она. Генрих взглянул на нее так, будто та издевалась:       — Имей совесть! Знаешь, как мне было тяжело. Ему вряд ли было легче, и сейчас ему так же тяжело. Поэтому навестить его ты сможешь только днем, после того, как я его осмотрю. Все ясно?       Кира кивнула и покорно побрела прочь. Она провела предутренний час, бесцельно скитаясь по заснеженным окрестностям и покуривая сигареты. К рассвету усталость окончательно доконала ее — она уснула, сидя на засыпанной снегом лавке.       — Господин Вайнер! Грегор Кронненберг пришел в себя.       Генрих проснулся на кушетке в своем кабинете. Сотрудник, ассистировавший ему вчера на операции, стоял в дверях, ожидая поручений.       — Идите, Шмит, — отпустил его Генрих. — Я сам разберусь.       Вайнер направился в палату.       — Ну, здравствуй, Генрих, — окликнул его Кэно, присаживаясь на постели.       — Как себя чувствуешь? — спросил хирург.       — Башка, сука, раскалывается, — прорычал Кэно, пытаясь ощупать ладонью правую половину лица, но Вайнер остановил его:       — Не вздумай! И вообще, какого черта ты встал?!       Кэно усмехнулся, все еще чувствуя сильную боль во всей правой половине головы:       — Скажешь, мне нужно лежать, да? От меня ты этого не дождешься. Кстати, я не чувствую никаких изменений, кроме того, что у меня дико ноет полбашки! Непорядок, Вайнер…       — Я еще не активировал его, — пояснил хирург. — Нужно было подождать, пока нервы приживятся к имплантату окончательно. К тому же, я не был уверен, что не будет отторжения.       Генрих приблизился к нему, надел перчатки и взял инструменты. Он протер правый висок анархиста дезинфицирующим раствором и разрезал кожу около пластины. Кэно стиснул зубы и прорычал что-то нецензурное, когда хирург взял какой-то инструмент и погрузил его в рану. Вайнер закончил процедуру, наложив пару швов на место разреза.       — СВД мне в зад, я вижу! — ошеломленно проговорил Кэно, уставившись в одну точку.       — Когда пройдет головная боль, нужно будет провести тесты. Ориентировочно неделю понаблюдаю за твоим состоянием, и если все будет в норме — тогда объясню тебе, как управлять механизмом, — сообщил немец.       Кэно осторожно встал с постели и взял с прикроватной тумбы свою одежду.       — Далеко собрался? — укоризненно спросил Генрих.       — В холл. Поглядеть, как это смотрится.       В холле, куда не попадал утренний свет солнца, еще не горели лампы, и коридоры наполняла темнота. Анархист подошел к зеркалу на стене. Пылающий кроваво-красный электронный глаз озарил стальную пластину на его лице, отголоски красного света горели даже где-то в глубине левого, живого глаза.       — Выглядит дьявольски круто! — прошептал Кэно, зловеще скаля зубы. * * *       В числе погибших во время взрыва комплекса зданий был некий Даниэль Блейд. Он отнюдь не являлся какой-то известной личностью — молодой мужчина работал директором службы безопасности. Его смерть ничем не отличалась от тысяч других, таких же бессмысленных и по сути несправедливых смертей, но его сестре казалось совершенно иначе.