Вера и Террор. Подлинная история "Черных драконов"

      Холодный ветер развевал светло-русые волосы Кобры, безжалостно швыряя ему в лицо мокрый снег. Мимо проносились поезда, вдали мерцали огни ночного города. Двадцать два года жизни виделись молодому анархисту все более и более бессмысленными и никчемными, когда он оценивающе проматывал их в уме, вот уже два часа подряд стоя на этом мосту.       Пошел второй год, как наступило новое тысячелетие, а за спиной все те же поезда, под ногами все тот же мост, все тот же город вдали. И он, Кобра, все тот же, — пусть раньше он просто гулял по этому мосту, а теперь намеревался здесь свести счеты с жизнью. Еще семь лет назад, становясь от нелегкой жизни наркоторговцем, он где-то глубоко в душе ощущал опасение, что для него все кончится именно так. Легко разбиться об асфальт, упав с моста. Трудно разжать не чувствующие ничего, кроме колкого холода, руки, которыми намертво вцепился в перила, и сделать твердый шаг вперед. Он стоял уже два часа и не мог совладать с собой.       — Я слишком слаб, чтобы жить, — сокрушался он, — но я и слишком слаб, чтобы умереть.       Пять лет он был одним из «Черных драконов», и пять лет он слышал в свой адрес одно и то же:       — Ты не способен сдерживать свои эмоции! Ты бежишь прочь, когда нужно бороться! Салага! Ты не уверен в себе, твой страх неудачи в любой момент может заставить тебя предать! Ты слабак.       За пять шесть лет Кобра изменил свое мнение о Кэно. Теперь для него это был человек, которого хочется уважать, по-настоящему одержимый своим делом, хладнокровный и непоколебимый, не привыкший сдаваться или отступать. А вот изменить мнения Кэно о себе Кобра не смог. Месяц назад он не выдержал и сбежал из клана. Месяц он бесцельно скитался по миру, пытаясь укрепить силу своего духа. И чем кончились его старания? Двумя часами, проведенными на мосту в попытке самоубийства, и на то не хватало сил…       — Прыгай! — выкрикнул за спиной хриплый голос, и сильная рука ударила Кобру в спину. Его сердце на миг оказалось парализованным в испуге, а с ним и все тело, бесчувственные пальцы рук и подошвы обуви в мгновение утратили опору на предательски скользком, мокром и холодном металле, и парень сам не успел осознать, как сорвался вниз.       Кто-то успел крепко схватить его за руку, и Кобра почувствовал сильную боль в запястье. На какое-то время его жизнь была спасена. Он поднял глаза, глядя вверх сквозь ширму волос, мокрых от снега с дождем и холодного липкого пота. На мосту стоял высокий широкоплечий мужчина в тяжелых сапогах с ножнами на внешней стороне голенищ и стальных наколенниках, плотных темно-серых штанах с черными кожаными вставками и бежевом охотничьем жилете, надетом поверх черной тактической толстовки с капюшоном. Очередной порыв неистовствовавшего весеннего ветра сорвал капюшон с головы мужчины, и Кобра оторопел, глядя на своего спасителя. Правую половину его лица закрывала серебристая металлическая пластина, буквально вживленная в тело, правый глаз заменял пылающий красный шар. Преодолевая ужас, Кобра не сразу смог узнать этого сурового человека, чей взгляд, казалось, видел душу насквозь.       — Что, страшно? — спросил человек и резко отпустил запястье Кобры, но тут же перехватил его в воздухе другой рукой. Его взгляд прошел сквозь тело парня ледяным буром, оставив за собой панический страх.       Все тело Кобры под насквозь промоченной снегом с дождем одеждой била крупная дрожь. Он чувствовал пульсацию каждого сосуда в своем теле. Он пытался выговорить хоть слово, но дар речи предательски покинул его. Мысли о желании жить переплетались с множеством воспоминаний, ощущений и эмоций, пока не слились в один безумный выкрик:       — Кэно!!!       Главарь «Черных драконов» засмеялся.       — Что, сопляк, теперь захотелось жить? Теперь ты понял, какая идиотская идея стукнула в твою безмозглую башку?!       Беззвучно рыдая, Кобра кивнул. Кэно схватил его второй рукой за капюшон черно-белой спортивной куртки и вытащил на мост. Кобра упал навзничь, шумно и прерывисто дыша.       — Тебе повезло, что я шел мимо. Больше некому, очевидно, вправить тебе мозги. Как ты вообще додумался?       Кобра закрыл лицо руками. Он не мог ничего ответить.       — Ты мог жить другой жизнью! — Кэно перешел на крик. — Это выход не в твоем случае! Хотя, — шепотом добавил он, — я бы не был такой размазней, как ты — я бы прыгнул. Слабак.       Кэно зашагал прочь, бросив в зубы сигару. Он набрал полные легкие дыма и выпустил подряд несколько дымовых колец. Кобра спешно побрел следом, вдыхая рассеивающийся в воздухе аромат сигары.       — Сученок, как ты вообще мог… — продолжал бранить его главарь.       — Я более не смог терпеть, — сознался парень. — Я не могу жить с мыслью, что я… предал клан.       Кэно резко остановился. Кобра неуклюже попятился назад от его грозного взгляда — все его тело до сих пор дрожало от страха.       — Что?! — с негодованием переспросил вожак «Черных драконов». Кобра покорно опустил голову и честно сказал:       — Я предатель, Кэно. Я сбежал.       Главарь взглянул по сторонам, задумавшись над этими словами. Из клана сбежал — зачем? Что такого с ним там произошло? Или не только с ним?       — Почему? — спросил вожак анархистов. Из уст парня он узнал страшную новость, какую даже не мог вообразить:       — «Черные драконы» ополчились друг на друга.       Главарь не мог поверить услышанному. Его когорта всегда была горой друг за друга! Как могла начаться междоусобица? Больше всего его пугала одна мысль — неужели таково было истинное лицо анархизма?       — Ты меня разводишь, мудак?! — прокричал он, отказываясь верить полученным сведеньям.       — Нет, — Кобра отрицательно замотал головой. — В клане война. Я могу поклясться своей жизнью, что говорю правду. Человек по имени Кабал поднял восстание против своих же. Против тебя. Он назвал себя новым лидером клана. Безликий, Тасия и Тремор возглавили сопротивление, поклявшись уничтожить Кабала, но это оказалось не так просто. Началась война…       Кэно отвернулся. Кобра видел, как он сжал кулаки, под черной тактической кофтой очертились контуры напряженных мышц. Вот так съездил подлечиться! Уже нашелся умник, желающий стать лидером клана! Да уж, мир абсурден. Кабал… Кэно смутно припоминал новобранца с таким именем, но не помнил, чтобы был хоть какой-то повод ожидать от него нож в спину! Теперь анархисты перережут друг друга — и что будет дальше? Что им останется?!       Докурив сигару, Кэно снова заговорил с Коброй, пытаясь выяснить подробности:       — Почему же ты сбежал? Испугался? Зассал?       — Возможно, ты окончательно разочаруешься во мне… но я буду честен, Кэно. Я не смог выбрать сторону. Прошу, пойми меня правильно, — принялся оправдываться парень. — Ты спас мне жизнь и учил меня, жестко, но круто. Я никогда этого не забуду. Я не способен предать тебя, Кэно, и никогда не предам! — поклялся он, но, помолчав несколько секунд, признался: — Но Кабал… Он говорил так… Он говорил, что мы убиваем ни в чем неповинных людей. Я знаю, что я погубил немало жизней, и мне до сих пор… не по себе от этого. Я понял, что больше так не хочу.       — Ну, судя по тому, что ты сделал, ты думаешь, что быть в стороне от войны — значит, быть ни в чем неповинным, — Кэно был недоволен объяснением — только идиоты верят таким красивым высоким речам, но Кобра, вроде как, не был идиотом. Главарь продолжил говорить: — Это действительно разочарование, салага! Это полная галиматья, мать твою. Наша цель — ликвидация власти, и мы показываем, что власть ни на что не способна. Она не может и не хочет защищать народ! И народ должен выбрать сторону или пойти на хер! Ты же знаешь о нашем ультиматуме! Мы встали на путь террора, потому что не имеем возможности вести открытую войну. Думал, что сейчас, когда людей в клане сотни, возможность появится. Оказалось, нет. Твою ж мать!       — И все-таки, — не мог успокоиться парень. — Ты взорвал комплекс зданий. И у тебя не возникало мыслей, что в этих зданиях могли находиться те, кто тебя поддерживает? Твои единомышленники?       — Мои единомышленники, — зло ответил террорист, — не протирают штаны в офисах перед мониторами, а сидят со мной на секретной базе, вооруженные до зубов, и ждут нашего часа.       Он побрел дальше, снова закуривая сигару. Кобра плелся за ним медленно и неуверенно, будто только что совершил марш-бросок, и переставлять ноги почти не осталось сил. А под мостом ожидали Кира и Джарек, которые еще не были в курсе шокирующей новости. * * *       За городом на берегу реки Детройт ночную тишину гнали прочь звуки выстрелов, крики и матерная брань. Они доносились с заброшенной электростанции, машинный зал которой был переполнен гомоном. Было поразительно, что массивные механизмы станции не стали красными от крови — столько людей здесь было расстреляно и еще сотни сражались.       — Кабал! — кричали одни, бросаясь в атаку.       — Кабал должен умереть! — прозвучал женский голос, эхом разнесенный по всей станции. — В бой! За Кэно!       — За Кэно! — взревели ее сторонники, проводя контратаку. Белолицая женщина в фиолетовом корсете, кричавшая об убийстве Кабала, выхватила две катаны и тут же рубанула одного из врагов по грудной клетке. Она практически перерубила его пополам. Вдруг японец в кожаных доспехах, стоявший рядом с ней, упал на пол с вымоченными кровью волосами.       — Тремор! — воскликнула женщина с испугом и бросилась к раненому.       — Прекратить бой! — внезапно прогремел на весь зал хриплый грубый голос.       Свет погас. Люди с оружием застыли на месте, следя за человеком, прошедшим в центр машинного зала. Лицо его скрывал покров темноты, разрываемый ярко-красным светом, который излучал его правый глаз. Этот горящий глаз поверг всех присутствующих в неописуемый ужас. Таким же кровавым светом горела клавиша детонатора на мощной груди чужака. Человек — если только этот тип был человеком — нажал кнопку, и на стене за его спиной вспыхнули красные цифры на таймере взрывного устройства.       — Сейчас вы сложите оружие, отойдете к стене и заложите руки за головы, или я взорву вас всех вместе с собой к чертовой матери! Ясно? Бросайте все оружие, и без глупостей — я вижу в темноте! Я слежу за вами. Тридцать секунд! Двадцать девять…       Тьму наполнили шорохи и металлический грохот падающего оружия. Анархисты то и дело косились на таймер, трепеща от страха и бранясь на чем свет стоит. Слышались глухие удары — то ли драка продолжалась на кулаках, то ли просто кто-то перецеплялся через оставленные на полу тела убитых товарищей.       Неизвестный остановил устройство, когда таймер показывал шесть секунд до взрыва.       — Вот так. Хорошо, — злобно рявкнул он и включил свет. Мужчина с горящим красным глазом оказался никем иным, как истинным главарем клана, зловеще прославленным Кэно. — Что ж, дети, папа вернулся. Папа наведет здесь порядок!       Кэно взглянул на гору оружия, потом на толпу людей, заложивших руки за голову. По всему машинному залу пол заливали лужи крови, люди стояли между телами убитых, на чей-то труп даже покидали оружие, были и живые, которые еще дышали или стонали от боли. Тасия не выполнила приказа. Она сидела на полу, на ее колени положил голову раненый Тремор — женщина крепко зажимала его рану, пытаясь сдерживать кровотечение.       — Значит, это то, во что превратились «Черные драконы»? — прокричал Кэно с ненавистью и презрением. — Братоубийцы! Как вы могли пойти на такое?! Суки! Почему, реализуя общую цель, вы перегрызлись, как свора собак?! Кто поднял бунт?       Из толпы шагнул вперед молодой худощавый мужчина с длинными ровными черными волосами, бородкой и бакенбардами, в черной футболке, штанах и жилетке цвета хаки. На нем были высокие сапоги, металлические наколенники и черный пояс-патронташ, руки были в тактических кожаных перчатках. Он последним кинул на гору оружия пару экзотических клинков, увенчанных крючьями. Казалось, он совершенно не боялся главаря.       — Бунт начал я, — заявил он, сделав еще один развязный шаг вперед.       — Имя? — требовательно спросил Кэно.       — Кабал, — представился мужчина. Кэно подозрительно сощурил левый глаз — что-то в нагловатом лице Кабала ему особенно не понравилось, что-то едва уловимое, что, по ощущениям, могло ввергнуть в бешенство.       Во взгляде Кэно и еще нескольких сотен анархистов зажглась злоба. Человек, стрелявший в своих, говоривший о Кэно с ненавистью и презрением, теперь стоял перед ним самим и смотрел на него с вызовом и пафосом.       — Ну, что будешь делать, большой папочка? Убьешь нас? Какой это тогда анархизм, если ты, как диктатор, управляешь нами?! Ты говоришь о свободе, а сам урезаешь нам эту самую свободу! Ты раздаешь приказы идти в бой, попивая в кабинете вискарь! Ты борешься за лучшую жизнь, убивая тысячи непричастных людей! Я считаю, что нам нужен другой лидер.       Кэно задумчиво почесал черную бороду и уточнил:       — Ты как долго здесь? Ты ж, сука, ни хера не знаешь. Это инициатива, добровольный личный вклад каждого анархиста. Бойцы здесь не по призыву! И все это общественные решения: если сегодня они готовы проворачивать прибыльное дело — они проворачивают это дело, а если хотят бухать — они бухают. Взвесив информацию и возможности, разумеется. Но ты, по ходу, не догоняешь, что такое свобода и авторитет! Но ты считаешь, что на главаря твоя кандидатура подходит? Ты, типа, достойный. Поэтому тебе можно все, даже в своих стрелять, да, ушлепок?       Кабал насупил брови. В карих глазах, как фитиль динамитной шашки, зажглось недовольство:       — Жертва ничтожными приведет к победе достойных. Это ведь твои слова, Кэно?       Главарь промолчал. Он просто сердито и строго уставился на повстанца, будто испепеляя его взглядом — Кабал начал нервно хрустеть пальцами.       — Значит, «Черные драконы» уже ничтожные… Может, я, по-твоему, тоже ничтожество? — с явной угрозой продолжил после паузы Кэно.       — Ты — самое последнее ничтожество в этом клане! — с отвращением вымолвил Кабал. — Ты используешь тактику запугивания, насилия, применяешь грубую силу, считая, что цель оправдывает средства. Но почему за нашу цель должны гибнуть другие?       — Так что предлагаешь ты? — Кэно злобно оскалился, его лицевые мускулы непроизвольно напряглись. — Что конкретно ты сделал для клана? Сократил вдвое число людей? Убил товарищей?!       Кабал начал терять былую уверенность в себе, слова уже не выскакивали бодро и четко — он начал запинаться, продолжая ломать пальцы:       — Я пытался провести реформацию, сделать клан более расчетливым, более рассудительным. Для привлечения внимания к нашей цели хватило бы массовых акций, периодических изданий, Интернет-порталов и в том же духе… Анархизм отрицает насилие, так говорит любая литература.       Кэно сжал кулаки.       — Для меня существует только один теоретик и практик анархизма — мой Мастер, Морихей Уехиба! — гаркнул он на предателя. — Так вот он говорил, и я говорю: «Цель оправдывает средства». Мы приветствуем насилие, если оно приведет нас к свободе! А только оно и приведет — иначе новый мир уже построили бы. Те, у кого была инициатива, но не было яиц, чтобы действовать жестко.       Кабал издевательски заухмылялся:       — Тебе легко говорить! Не ты в этой войне проливаешь кровь за свободу, ты только в баре пьешь пиво и покуриваешь сигары, слушая хэви-метал, когда твоя телка под столом тебе отсасывает…       Кэно наотмашь засветил предателю кулаком в челюсть, Кабал упал, чуть было не сделав в воздухе кувырок.       — К твоему сведению, мразь, я участвую во всех операциях! Или тебе показать шрамы?! — оскалив зубы, бросил Кэно и ударил Кабала еще раз. — И координирую я все по разумному общественному выбору! До тех пор, пока наша цель не будет достигнута.       Шустрый малый откровенно перепугался. Он ощупал место удара костяшками пальцев — на лице остался след от тактической перчатки Кэно с металлической вставкой, выполняющей роль кастета.       — Извини, брат, не знал… — прошептал Кабал, нерешительно подняв глаза на вожака «Черных драконов».       — «Брат»?! — опешил Кэно, его кинуло в жар от неудержимой ярости. — Да как у тебя, сволочь ты конченая, язык повернулся произнести это слово после всего, что ты сделал?!       Кабал приподнялся, фактически стоя на коленях.       — Прости меня, я… — пробормотал он, но главаря теперь только еще больше бесило каждое его слово:       — «Прости»?! Твое прощение ребят не вернет! — Кэно снова ударил его, в кровь разбив нос повстанца, и поднял его с колен, схватив за грудки. Гневный и злой взгляд главаря пронзил Кабала, как стилет. — Ты хоть знаешь что-нибудь о тех, кого расстрелял, сученок? Чем они жили? Чего они хотели? О чем думали? К чему стремились?! Молчишь, падла?! А я знал! Это были друзья… Что мы с ними прошли! Тебя я ни разу не видел в деле, а ты уже кланом решил распоряжаться, конченый ублюдок!       Перепуганный повстанец вспотел с головы до ног. Теперь на него смотрели со злостью и презрением даже те, кто был на его стороне. У него все сжалось внутри, руки предательски тряслись, силы покинули окончательно.       — Меня убьют? — спросил Кабал нервно, но все же с долей вызова.       — Нет, — сухо бросил Кэно. — Я не опущусь до твоего уровня, тварь, чтобы своих валить! Но наказать тебя придется.       Кабал покорно опустил голову. Кэно пытался привести в норму дыхание после крика, но злоба заставляла его сердце биться чаще, отравляла его кровь, покрывая сознание пеленой тумана.       Кабала ожидала жестокая расплата за содеянное: Тремор по приказу Кэно подвесил его наручниками на трубе на нижнем ярусе базы и разрешил «Черным драконам» пытать его, как угодно, три дня. Ниндзя ощутил головокружительную смесь старого ужаса и пьянящей садистической эйфории, когда приводил в исполнение этот приговор. В какой-то момент Тремору даже показалось, что по его лицу из-под свежей бинтовой повязки, похожей на хатимаки, потекла вязкая кровь, но это оказался всего лишь пот.       Он много раз перечитывал историю ниндзя. Был такой воин-тень Сугитани Дзэнъюбо, и ему действительно было поручено убить Оду Нобунагу — на тот момент фактического правителя Японии. И он стрелял в этого тирана, дважды, но не убил. И агенты Оды Нобунаги искали ниндзя, и расправа над ним была неимоверно жестока… Казнь была точно такой, как в кровавых кошмарах Тремора. Почему же дух несчастного ниндзя не успокоился до сих пор? За что сражался Сугитани Дзэнъюбо? Ода Нобунага бросил против четырех тысяч ниндзя армию в сорок шесть тысяч самураев! Воины-тень боролись за свою жизнь, за сохранение своего искусства… Вполне ясно, что никто не хотел бы стать их очередным «шедевром». Тем не менее, искусство ниндзя было живо до сих пор — например, в Треморе. По меньшей мере, он был уверен в этом. И если в этой жизни он для чего-то получил новый шанс, то был обязан использовать древнее искусство, чтобы отвоевать свою свободу.       Идея казни была с азартом принята озлобленными и подавленными из-за понесенных потерь анархистами. Сам вожак не участвовал в кровавом ритуале искупления, а сидел в одиночестве в гараже, пытаясь подобрать на гитаре тяжелое соло. Крики предателя за стенкой и матерщина соратников, конечно, мешали ему в этом деле, но сама ситуация несколько вдохновляла. Может быть, после продолжительного истязания самоуверенный сучонок поймет, что чувствует он после того, как его потрепала жизнь, может, до него дойдет, что в дерьмовом мире нет места жалкому состраданию. А в подвал приходили все новые и новые люди, желающие поквитаться с предателем. Кэно с довольным видом перебрал струны.       — Кабал! Ублюдок ты траханный! — слышался сквозь стену сиплый голос Безликого. — Приготовься — будет жарко!       «Три дня ублюдок не продержится — этот психопат опять решил испытать огнемет собственной разработки!» — догадался Кэно. Такая перспектива ему не нравилась. Ему пришлось бросить гитару, взять старую добрую «Беретту» и идти туда, откуда уже вовсю доносился мучительный непрерывный крик боли замученного Кабала.       Безликий действительно испытывал огнемет, а пара его товарищей жадно следила за процессом. Кэно вышиб дверь ногой и пять раз выстрелил в трубу над головой Кабала. Потоки воды погасили пламя. Мужчина, подвешенный на трубе, продолжал стонать, на его обожженном и исполосованном теле дотлевали остатки одежды.       — Вашу ж мать! Я кому-то приказывал убивать его?! — заорал Кэно.       Анархисты замотали головами. Кэно опустил пистолет.       — Анархизм — это не безумие и произвол, — изрек он небывало строго и спрятал «Беретту» в кобуру.       Он махнул рукой Тремору, тот снял Кабала с трубы и взвалил изувеченное тело себе на плечо.       — Как же три дня? — спросил Безликий в недоумении.       — С него и так хватит. Вы достаточно развлеклись, — саркастично швырнул Кэно, и Тремор покорно понес лишившегося сознания Кабала в лазарет. * * *       Анархисты не могли понять до конца, зачем Кэно сохранил предателю жизнь. Что это, в нем проснулась жалость? Еще чего! Ходил слух, будто словечки Кабала зацепили главаря, и, исходя из слов: «Я не опущусь до твоего уровня, чтобы своих валить», Кэно решил не убивать повстанца. Так сказать, поберечь репутацию. Однако те, кто знал Кэно достаточно хорошо, понимали, что подобный мотив был ему так же совершенно чужд, как и жалость.       Кэно оставил Кабала в живых из одного соображения — пусть этот изгой, покрытый шрамами, бродит среди анархистов. Эти шрамы, нанесенные ему его же товарищами по оружию, будут хорошим напоминанием для восставших, что бывает с предателями. Пусть боятся! Будут знать, как предавать! А Кабала все же стоит попробовать «перевоспитать» — неплохой боец мог пригодиться, особенно вооруженный устрашающими мечами-кишкодерами. С этим вожак отдал приказ врачу клана Васе Сорокину спасти жизнь прохвоста любой ценой. Ожоги на торсе Кабала оказались столь глубокими, что необратимо повредили легкие. Вася, конечно, не был ровней Генриху Вайнеру, но смог с посильной помощью Джарека сконструировать дыхательный аппарат, сохранивший Кабалу жизнь. Изувеченный предатель теперь ходил сквозь ряды террористов, будто призрак из будущего, в железной маске, и Кэно, перестав видеть его лицо, так и остался без ответа на собственный вопрос, что в этом лице так взбесило его при встрече с «реформатором» клана.       Никто не знал, что творилось в голове Кабала, пока он валялся в лазарете. Но, похоже, ошибку свою он признал — по крайней мере, он в этом клялся, а что было на уме на самом деле — это ведал, пожалуй, один только дьявол. Джарек только позволил себе пробормотать что-то вроде:       — Не нравится мне этот сукин сын. Что-то здесь нечисто. Не стоит его словам доверять на все сто.       — Не пальцем деланный — догадался! — бросил Кэно ему в ответ и шепнул приказ: — Ты за ним присматривай. Я ножи люблю, но, знаешь, не между моих лопаток.       Когда Кабал поправил пошатнувшееся здоровье, он пообещал служить клану с честью и достоинством. Даже пришел поклясться в присутствии всех анархистов, на что Джарек презрительно бросил: «О! Втирается в доверие!».       Кэно ожидал его. Вожак стоял в центре машинного зала под водопадом искусственного света, Джарек стоял от него по правую руку, лукаво посмеиваясь, слева стояла Кира, сложив руки на груди и свысока глядя на черноволосого мужчину в железной маске.       Кабал пригладил волосы и глубоко шумно вздохнул, мышцы его лица задергались под стальным респиратором.       — Простите меня, — произнес он, его голос прозвучал, как хриплое эхо из пещеры. — Весь этот ад, что мне устроили, дал мне понять… Я буду служить «Черному дракону» верой и правдой. Что скажешь, лидер?       Кэно надменно приподнял левую бровь и ухмыльнулся:       — Из страха? Если это ад, ты — грешник, стало быть, я же сам Дьявол. На колени!       Кабал виновато опустил голову на грудь и безропотно встал на одно колено. Он беспокойно ждал, что будет дальше, отзвук его дыхания разносился по всему залу. Короткие рукава черной футболки позволяли видеть, как у него задрожали локти.       — Кэно, переигрываешь! — шепнул на ухо главарю Джарек сквозь зубы.       — Так надо! — буркнул в ответ вожак и снова обратился к Кабалу: — Ответь, что именно ты понял! И повтори свою клятву.       Мужчина поднял голову в непоколебимой решительности, металлическая маска сверкнула, как клинок занесенного над головой меча. Ударив себя кулаком в грудь, Кабал гордо провещал:       — Беру в свидетели всех присутствующих: клянусь, я буду служить «Черному дракону» верой и правдой! За свободу и авторитет, за добровольную службу воинов свободы, за равный личный вклад каждого из вас в будущее благословенной анархии!       — Вот и славно, — Кэно заулыбался, потирая мозолистые ладони. — Пока ты свободен. Жди приказов.       В ответ Кабал резко кивнул, выпрямился и ушел из помещения отчеканенным, почти строевым шагом.       — Пусть это станет уроком для всех, — монотонно заговорил Кэно, будто зачитывал указ, — так будет с каждым, кто пойдет против своих!.. Хотя, нет. Будет еще хуже! Всем ясно?       — Да, — промямлил в толпе неуверенный голос, принадлежащий едва не ушедшему из клана Кобре. Этот парень теперь поклялся себе, что больше не проявит слабость.       — Да! — прокричал Тремор, вскинув вверх кулак.       — Да! — так же восторженно повторила Тасия, выхватив из ножен катану и подняв ее над головой, будто призывая идти в бой.       — Да!!! — взорвалась довольная толпа. — Vivat anarchia!       Кэно причесал пальцами бороду и довольно осмотрелся. Он видел блеск в глазах каждого из подручных, и это приносило главе клана долю уверенности в завтрашнем дне. Отблески внутреннего огня в глазах анархистов давали знать, что на этих ребят можно положиться. Только вот одного «Черного дракона» — Кабала — в этот момент в зале уже не было.