Вера и Террор. Подлинная история "Черных драконов"

      Тебе дадут знак!       Тебе дадут ствол!       Тебе дадут флаг!       Тебе дадут штык!       Тебе дадут знак!       Тебе дадут кол!       Тебе дадут танк!       Тебе дадут цепь!       Тебе дадут знак!       Тебе дадут лом!       Тебе дадут кнут!       Тебе дадут гроб.       Тебе дадут знак.       Группа «Ария» «Тебе дадут знак»       — Нам не нужен их кодекс чести! — кричал Морихей Уехиба в 1952 году, стоя перед сотней анархистов. — Кому нужны правила, по которым нужно вести честный бой, когда они все равно будут делать то, что скомандуют им денежные мешки у власти?! Пусть эти шавки и дальше лижут ноги своих хозяев! Но мы — не рабы! Не важно, как ты умрешь, главное, за что ты сложишь голову! Не важно, как ты убиваешь людей! Главное, что выживает сильнейший! Их кодекс чести — их слабость, сомнение, закравшееся в душу каждого из «Красных драконов»! Их страсть к наживе и богатству — их слабость, отсутствие настоящей высокой цели! Их мысли о мировом господстве — пустые слова, ибо миром правят те, у кого есть авторитет! Иная власть — насилие над человеческой свободой! За свободу и авторитет! За анархию!       Высокий длинноволосый японец в черном кожаном плаще с драконами на плечах, вышитыми красными и серебряными нитями, поднял вверх руку с автоматом, и сотня «Черных драконов» слилась в единое целое, разрывая темноту морозной снежной ночи неистовым криком:       — За анархию!       «Красные драконы» никогда не скрывали своих прагматичных и меркантильных целей. Этот филиал китайской мафии прочно закрепился в Нью-Йорке и успешно вел безбедную жизнь на американской земле, оказывая услуги политикам за покровительство, соглашаясь практически на любую грязную работу. Их кодекс чести касался преимущественно подчинения хозяевам, соблюдения секретности, инструкций, как выполнять задания или как на них умирать для сохранения этой самой секретности, правил вступления в клан и невозможности выхода из него, наказаний за провалы, слабости и предательство, но никак не выбора целей, средств и «друзей». Морихея занесло к ним после сражений на Тихоокеанском театре, которым японец отдал всю молодость далеко не по собственной воле. Обретя солидный опыт и боевые навыки, он решил попробовать применить свои таланты, подавшись в наемники, и тогда война за деньги под чужими знаменами казалась ему более честной, чем выплата несуществующего долга по призыву страны. Но чем больше Уехиба узнавал о власти, которая платила «Красным драконам», тем больше он разочаровывался. Постепенно он собрал вокруг себя тайную армию таких же наемников с обманутыми ожиданиями и предложил им цель. Великую цель.       Морихей верил в знаки судьбы. Он, как и многие ремесленники войны, нуждался в том, чтобы во что-то верить. И потому, после восстания в конце 1951 года и январских боев с «Красными драконами», когда его новообразованная группировка успешно ушла и осела в штате Мичиган, 27 числа он кричал на берегу реки Детройт, выдыхая в морозный воздух белые клубы пара:       — Сегодня наступает год Черного Дракона! Сегодня начинается наша новая эра! Да здравствует «Черный дракон» — вольное братство восставших анархистов!       В тот день началась история «Черных драконов» и их более чем полувековой войны с гангстерами и наемниками «Красного дракона». В этой войне шли в ход разные средства. В 1966 году, поздней осенью Морихей Уехиба отправил троих бойцов клана в австралийский город Перт с задачей прикрыть канал контрабанды наркотиков, принадлежащий «Красным драконам». На месте им должен был содействовать человек по прозвищу Черный Ангел, уроженец Тасмании. Этот австралиец тоже прошел Тихоокеанский театр военных действий, но на другой стороне, а теперь он был единомышленником и одним из лучших друзей Морихея Уехибы.       С приходом прохладного вечера в Перте началось заметное оживление — в порт прибыло несколько судов. Вода была спокойна, блики лунного света и портовых огней на ее глади слепили глаза, а совершенно чистое небо было усыпано яркими звездами. На пирсе были разбросаны деревянные ящики с выбитыми досками, толстые потрепанные канаты, рыболовецкие сети, между которых постоянно сновали люди: местные и приезжие, моряки, работники порта и обыватели, любующиеся океанским пейзажем. Внимание Черного Ангела привлекли звуки гитары и пение:       I see a red door and I want it painted black.       No colors anymore I want them to turn black.       I see the girls walk by dressed in their summer clothes,       I have to turn my head until my darkness goes.       На пустом дощатом ящике сидел подросток лет четырнадцати с короткими черными волосами и серьгой в левом ухе. Крепкий не по годам, сильно загорелый парень был одет в бордовую майку-борцовку, черные походные штаны с цепью на поясе и старые кроссовки. На шее он носил ожерелье с несколькими зубами акулы, найденными на пляже, на запястьях у него были кожаные браслеты. Подросток играл на старой гитаре с потемневшими струнами, потертый чехол от которой лежал у его ног, наполненный заработанной за день выручкой. Голос у парня был красивый и достаточно взрослый, но с еле слышимой хрипотой — признаком частого курения. Изрядно подвыпивший Черный Ангел прошел мимо по набережной, не утруждая себя тем, чтобы достать бумажник. Парень с удивлением взглянул на высокую фигуру в новом кожаном плаще поверх делового черного костюма и начищенных до слепящего блеска туфлях с длинными носками. За спиной Ангела все еще звучали аккорды песни и звучный голос парня:       I look inside myself and see my heart is black.       I see my red door and it has been painted black.       Maybe then I'll fade away and not have to face the facts —       It's not easy facin' up when your whole world is black.       Анархист уходил все дальше, к причалу, где была назначена его встреча с «Черными драконами», прибывающими из США. Он не знал, что парень с гитарой успел беглым взглядом изучить его и сделать для себя определенные выводы. Черные волосы, аккуратно уложенные гелем, начищенные туфли, золотые перстни на пальцах. Мужик далеко не из бедных, определенно не боган. И вряд ли он успел отойти далеко. Прилично пьян, проследить за ним будет не сложно. Сложно будет незаметно вытянуть из кармана кожаного плаща его бумажник, трещавший по швам от новеньких купюр.       I wanna see it painted, painted black, baby!       Black as night, black as coal!       I wanna see the sun blotted out from the sky!       I wanna see it painted, painted, painted, painted black, oh baby…       Подросток допел уже без музыки, спешно зачехляя гитару. Он кинул ее на плечо и бросился бежать. Он боялся потерять из виду фигуру в черном. Ангел шел по улице медленным, осторожным шагом, глядя на носки своих сверкающих туфель. Мужчина зашел за угол складского помещения и остановился. Парень подбежал к нему и преградил ему дорогу.       — Не найдется немного мелочи?       — Вали отсюда, недоносок вшивый! — пьяным голосом пробормотал Черный Ангел. — Мелочи нет!       Парень сделал шаг вперед, вцепившись рукой в лацкан плаща анархиста, и незаметно протянул руку к его карману.       — А-а, нет мелочи! У тебя, наверное, только сотками! — с желчной завистью и злостью процедил сквозь зубы парень и ударил Ангела кулаком в живот. В этот момент его вторая рука уверенно сжала бумажник, сердце на миг замерло. Его глаза на один-единственный миг встретились с глазами подвыпившего анархиста. Черный Ангел дернул головой — его будто прошил насквозь тяжелый жгучий взгляд светло-карих глаз из-под низких ровных черных бровей. Подросток, только подросток, но что за глаза! Сколько в этих глазах было воинственности, мужества и ненависти ко всему миру!       Уже пряча украденный бумажник в карман, парень еще раз набросился на Черного Ангела:       — Ты еще и представитель власти, наверное, да?! Знал бы ты, ублюдок, как я вас всех ненавижу!       Он крепкой хваткой вцепился в руку мужчины и практически повис на ней, пытаясь провести болевой прием из дзюдо, но Ангел оказался куда сильнее — он устоял на ногах и оказал ощутимое сопротивление. Он ударил парня кулаком в живот справа, тот отступил и попытался сделать вид, что не почувствовал боли.       — Будущее за анархией! — прокричал он и убежал в темноту за выгруженные на берег контейнеры. Черный Ангел выругался пьяной бранью, поправил галстук и принялся ждать «Черных драконов» дальше. Он заслышал шаги за углом.       — Скарлетт, Кифер, Виконт? Vivat anarchia, — нетерпеливо бросил он.       — Vivat anarchia, Черный Ангел, — ответили ему.       Парень, давший было деру с места преступления, заинтересовался этой беседой. Он прокрался обратно, ближе к анархисту и остановился за ближайшим контейнером. Парень наблюдал за происходящим из-за угла с опаской и интересом. Навстречу Черному Ангелу вышли двое мужчин и женщина. У первого, худощавого мужчины были темно-каштановые длинные волнистые волосы, собранные в хвост, и узкие очки в золотой оправе. Он был одет в серый костюм-тройку и имел при себе черный кожаный портфель. Второй мужчина оказался высоким и крепким, с армейской стрижкой и изрядно отросшей черной щетиной. Он был в джинсах, черной футболке и клетчатой рубашке, на его ремне с крупной пряжкой в виде дракона крепился футляр тактического ножа. С ними пришла женщина в длинном черном плаще, узких красных брюках и черно-красном корсете. Ее смолисто-черные волосы были распущены, над глазами красовались черные стрелки, губная помада была кроваво-красной. На поясе у женщины были две кобуры с пистолетами.       — Ну что, уже набрался? — спросила она и с отвращением посмотрела на Ангела.       — Ну, пропустил стакан-другой, и что? Моей эффективности это не мешает, — кивнул Черный Ангел и сунул руки в карманы плаща. Тут он заметно занервничал.       — Чего завелся? — спросила Скарлетт.       — У меня какой-то ушлепок бумажник спер! — гневно прорычал Ангел.       Анархист догадался, кто обокрал его. Он побежал к контейнерам быстро и проворно, несмотря на хмель. Вор тоже бросился бежать, но перецепился через брошенный на земле трос и упал, едва не вписавшись лицом в угол контейнера. Парень поднял глаза. Перед ним сидел на корточках человек в кожаном плаще, строгом костюме-тройке и начищенных до блеска туфлях.       — Круто ты меня обвел, пацан, — смеясь, проговорил мужчина. — Почти получилось. А теперь, — он резким движением схватил парня за руку, впившись сильными пальцами в чужую плоть, — отдай то, что украл!       Искаженное от боли лицо парня выражало злость, но никак не страх. Он схватил Ангела за обе руки и оторвал ноги от земли, надеясь ударить двумя подошвами в живот. Черный Ангел повалил его на землю и приложил головой об угол контейнера.       — Бумажник мой ты украл? — сурово глядя ему в глаза и скаля зубы, спрашивал мужчина.       Удар был чудовищной силы, словно голову резко прошило молнией, от чего мир в глазах парня на какой-то миг утратил ясность. Он припал спиной к контейнеру и ощутил, что с темени на лоб ему стекает какая-то холодная и вязкая жидкость. Он провел дрожащими пальцами по своим волосам и увидел на руке свежую кровь.       — Сучий ты сын! — свирепо закричал вор, впившись яростным взглядом в Черного Ангела. — Это твоя анархия?! Думаешь, мне мало от жизни досталось?! А я тебе ничего не сделал! Денег тебе жалко? Так забирай! — парень кинул бумажник, целясь Ангелу в лицо, но не попал. — Подавись! Ублюдок! Чтоб тебя…       Он не успел договорить — Черный Ангел ударил его ногой в правый бок, а потом схватил за горло и толкнул назад. Парень ударился затылком об угол контейнера и от боли потерял сознание.       — Так, так, так. Что у тебя тут? — осведомился, подойдя к Черному Ангелу, Кифер.       — Первая кровища, — проговорила Скарлетт с легкой ироничной улыбкой. — Правда, всего лишь ночующего на улице пацана.       — «От жизни досталось» — это че, дает право воровать?! — недовольно вскричал Ангел.       — Было б чего заводиться, а? — поставил его на место Кифер. — Ты просто пьян в задницу.       — И это дает Ангелу право устраивать людям сотрясение мозга, — заключил Виконт, поправив очки и снисходительно приподняв брови. — Я окажу этому пацану помощь. Может, станет нашим бойцом.       Ангел поднял на него блестящие пьяные глаза:       — Бойцом?! Он же сдохнет через два часа!       — Тот, у кого в пятнадцать — или сколько ему? — яйца крепче твоих? Ага! — саркастично закричала Скарлетт. — Он же тебе болевой пытался сделать — такими кадрами не разбрасываются!       — И он, похоже, наш единомышленник, — уверенно и твердо добавил Кифер. * * *       — Почему ты решила, что ему место среди «Черных драконов»? — спрашивал Морихей Уехиба у Скарлетт.       — Он не боится ни черта, ни Бога, ни боли, ни кровищи, — отвечала анархистка лидеру клана. — Я была просто в восторге, когда он попытался противостоять Черному Ангелу.       — Тебе понравилось, как этот малый его обворовал?       — Нет, Морихей! Если бы ты видел глаза этого пацана…       — А что глаза?       — Глаза, горящие ненавистью ко всему миру!       — Вполне объяснимо. Ты же наводила справки? Портовый хулиган, ночующий на улице.       — Ага. Настоящего имени никто не знает, но местные прозвали его Кастет, потому что пару раз в драке он ломал челюсти боганам. Кроме того, знаешь, где его видели чаще всего? Не на пирсе с гитарой, нет. В тире. Он не соревновался за какие-то там награды, нет. Он просто хотел научиться стрелять. А еще на улице он кричал Черному Ангелу: «Будущее за анархией».       Морихей вздрогнул всем телом, недоверчиво взглянув на Скарлетт.       — Повтори! — приказал он.       — «Будущее за анархией». Думаю, он такой же, как и мы — пропащая душа со сломанной судьбой. Он еще как приобщится к нашим идеалам.       — Посмотрим… — задумчиво проговорил Уехиба. — Посмотрим. Я поговорю с ним.       Женщина взяла Морихея под руку и повела по коридору.       Парень, пытавшийся в Перте ограбить Черного Ангела, сидел за столом в комнате Виконта. Сам Виконт отошел помыть руки, чтобы проверить его рану и обработать швы. Парень тщетно пытался вспомнить, что с ним произошло до прибытия сюда, впадина между его насупленных бровей стала еще глубже, чем обычно. Рядом сидел Кифер и с полнейшим безразличием чистил ногти огромным тактическим ножом. В комнату вошла Скарлетт, а с ней высокий и худой японец с выразительными скулами и римским носом, с испытывающей проницательностью и самодовольным спокойствием во взгляде прищуренных глаз. Мужчина был в черном кожаном плаще с высоким заостренным воротником и вышитыми на плечах восточными драконами. Японец сел за стол и посмотрел подростку прямо в глаза.       — Как твое имя, откуда ты родом? — строго спросил он, как на допросе. — Рассказывай все о себе.       Парень опустил голову и прошептал:       — Я не знаю…       Японец неудовлетворенно хмыкнул, опустив уголки губ:       — Что значит: «Я не знаю»?       — Кто-то сильно дал мне по голове, — проговорил парень, потрогав пальцами зашитую рану на темени, и что-то прошипел сквозь зубы от боли.       — Это сотрясение мозга, — добавил, вернувшись в комнату, Виконт. — Ангел сильно приложил его башкой.       — Ты вообще ничего не помнишь о себе? — переспросил японец.       — Совершенно ничего, — развел руками парень.       — Что было у него при себе?       Кифер убрал нож в футляр на поясе и встал из-за стола:       — Мелкие деньги, «перо» в кармане и гитара.       Он положил на стол перед Морихеем чехол с инструментом, куда была брошена и мелочь, и складной нож уличного вора. Уехиба провел рукой по растрескавшемуся лаку на гитаре и пригляделся к четырем неровным буквам, выведенным на корпусе почти стершимся маркером.       — «KANO», — прочитал он. — И что же это значит?       — Понятия не имею, — бросил парень, потирая ладонью ноющий затылок.       Японец задумался, потирая двумя пальцами переносицу.       — Что ж, значит, ты сам дал себе новое имя, — утвердил он и вышел из комнаты. * * *       Новобранец клана «Черный дракон» так и не вспомнил, что означали четыре затертые буквы на его старой гитаре — то ли его истинную фамилию, то ли псевдоним в честь основателя школы дзюдо, то ли отрывок его детского прозвища. Он даже не мог быть уверен, что гитара была подписана им самим, а не предыдущем владельцем, например, по фамилии Волкановски, или приехавшим из Западной Африки. Так или иначе, для самого парня это не составляло проблемы, он с легкостью принял свое новое имя и новую жизнь. Когда его рана зажила, Морихей Уехиба рассказал ему все о своем анархистском братстве и выдвинул условие:       — Обычно те, кто о нас много знает, но не разделяет наших взглядов, не выходят отсюда живыми. Но поскольку ты оказался здесь не по собственной воле, то если тебе не нравится наша позиция и ты не хочешь быть одним из нас, я разрешу тебе уйти. С жильем и документами поможем…       — Я не уйду! — резко перебил его Кэно. — Ваши взгляды очень близки мне по духу. Обучите меня, и я буду сражаться.       Его светло-карие глаза горели от азарта, и в то же время в их глубине клубилась тяжесть какой-то злобы. Морихей почувствовал, что его впечатляли и одновременно пугали эти глаза.       — За что ты будешь сражаться? — подняв брови, спросил он.       — За свободу! За анархию! За «Черных драконов»!       — В таком случае я смогу обучить тебя, — ответил японец и бегло улыбнулся, чуть закусив нижнюю губу в выражении недоброго азарта.       Утром следующего дня Уехиба вручил Кэно снайперскую винтовку Драгунова и приказал следовать за ним. Он привел парня на стрельбище, где несколько анархистов отрабатывали свои навыки. Морихей взял бинокль и взглянул на мишени.       — Демон, неплохо, но винтовка немного забирает вверх. Наруками, ты ни хрена не учишься! И даже не начинай о том, что у тебя другая специализация — единоборства не всегда смогут спасти жизнь тебе или соклановцу. Энн, ну, пойдет. Так, одна мишень свободна. Кэно, продемонстрируй, что можешь.       — Сколько раз стрелять? — спросил Кэно, ложась на землю и проверяя затвор.       — Патрон один.       Кэно выстрелил, не мешкая ни секунды. Тут же он присел на корточки, согнувшись и закусив губы. Он уронил СВД и схватился рукой за плечо. Морихей взглянул в бинокль и удивленно хмыкнул — выстрел был точным, но на полдюйма выше центра мишени.       — Сильная отдача. Я просто не привык, — попытался оправдаться Кэно, но это, казалось, было лишним.       — Попал, — констатировал японец. — Эх, если бы вы все так палили! — он перевел взгляд на Кэно. — Ты стрелял раньше?       — Не могу знать, — холодно ответил тот.       — Эту винтовку можешь оставить у себя. А сейчас тебя ждет Черный Ангел. Сказал, у него к тебе дело.       Парень провел пальцами по прикладу, спуску, холодному сверкающему стволу. Что-то величественное и захватывающее было в этом оружии, как, пожалуй, и в любом оружии. Разум его наполнялся желанием прийти сюда снова, чтобы вновь ощутить мощную отдачу, сопровождающую каждый выстрел, от которой тепло расходится от кистей рук по всему телу. А о боли в плече можно и забыть.       Что касается Черного Ангела, то Кэно совершенно недоумевал, как общаться с ним теперь. Этот человек чуть было его не убил! А с другой стороны? Он ведь благодаря Ангелу попал в этот клан анархистов… Кэно решил, что только время окончательно их рассудит.       Черный Ангел стоял посреди просторного спортзала, спрятав руки в карманы темно-синих джинсовых брюк. Непричесанный, потный, в простых черных кроссовках и белой футболке, он выглядел совсем иначе, чем по прибытии в Перт. Кэно смерил его взглядом и ничего не сказал.       — Послушай! — крикнул Черный Ангел, сделав пару шагов навстречу парню и кладя руку ему на плечо. — Я понимаю, что виноват перед тобой.       Кэно сбросил его руку со своего плеча и развернулся, собираясь уйти из зала.       — Стой, земляк! — крикнул Ангел, догнав его. — У меня к тебе другое дело! Морихей должен был сказать тебе. Я собирался учить тебя рукопашному бою.       — Зачем? Морихей сказал, что я хорошо стреляю.       Черный Ангел схватил его за грудки и резко впился в него глазами.       — Стрелять в спину умеют все! — выкрикнул он. — А ты попробуй один на один! Кулак на кулак! Для этого нужны действительно стальные яйца!       — Руки! — прорычал Кэно, оттолкнув Ангела, и взглянул в его черные глаза. Тот отступил, вспомнив ощущение, которое он испытал, встретившись глазами с Кэно тогда, в Перте. Сейчас он чувствовал себя еще более отвратительно: ему казалось, что его сжигает изнутри этот дикий, полный злости взгляд.       — Это распоряжение Уехибы! — прикрикнул Черный Ангел. — А ведь я мог бы тебя убить, — скаля зубы, заговорил он. — И убил бы! Я тоже могу припоминать тебе украденный бумажник до конца твоих дней! Тебе этого хочется? Но я простил тебя, земляк, поступил с тобой по-человечески, дал тебе шанс…       — А взамен отобрал мое прошлое и мое имя?! — выкрикнул в ответ Кэно. — Да еще и башку разбил! Спасибо на хер!       — Хочешь — возвращайся к своему дерьмовому прошлому! Шатайся дальше по улицам, воруй бумажники и получи однажды «перо» под ребра от богана!       — Это и есть мое прошлое?! Ты блефуешь!       — Значит, вообще ничего не помнишь, — окликнул парня голос с акцентом, когда Черный Ангел, наконец, отпустил его. Это заключение сделал Морихей Уехиба.       — Конкретного ничего, — проговорил Кэно хриплым голосом. — Но насчет прошлого… Вы отвечаете за эти слова?       — В Австралии, в Перте мы пытались навести о тебе справки, — сообщил японец. — Ты воровал и ночевал на улице — это все, что о тебе известно. Но мне наплевать на это. Здесь тебе дадут совершенно иную жизнь.       — Ты говоришь: «Наводил справки»? Тебе известно мое настоящее имя?       Уехиба опустил голову:       — Нет.       Морихей грозно глянул на Черного Ангела, раздраженно наблюдающего за беседой:       — Выйди!       Анархист покинул зал и вразвалочку зашагал прочь по коридору, торопясь и не оборачиваясь. Уехиба тем временем вышел на середину зала для тренировок и скинул плащ.       — Я передумал. Я буду сам лично обучать тебя. Черный Ангел владеет отличными навыками, но пристрастие к алкоголю… Когда он пьян, он не рассчитывает удар. Скарлетт и Кифер говорили, что ты пытался завалить его приемом из дзюдо, — японец задумчиво почесал затылок. — Захваты, болевые в партере — это не совсем то, что нужно в подобной драке. Думаю, ты и сам это почувствовал. Стиль боя, которому я собираюсь обучить тебя, — с пафосом продолжил Морихей, — синъицюань — один из видов боевых искусств Китая, основанный на проработке внешней формы и волевого наполнения ударов. Это крайне жесткий стиль.       Кэно заметил три белых иероглифа и надпись «Xing Yi Quan league» на темно-серой футболке главаря «Черных драконов».       — Ты член Лиги Синъицюань?       — С этого дня называй меня Мастером! Да, я был почетным членом этой Лиги. До того, как стал террористом во имя анархии. Здесь мы все приносим в жертву свою прошлую жизнь. Так вот, согласно китайской космогонии, мир основывается на взаимопереходе и взаимной борьбе пяти первостихий: земли, металла, воды, огня и дерева. В синъицюань используют два возможных типа их взаимодействий. Это «цикл взаимопорождения»: земля порождает металл, металл порождает воду, вода порождает дерево, дерево порождает огонь, огонь порождает землю. И «цикл взаимоподавления»: земля подавляет воду, вода подавляет огонь, огонь подавляет металл, металл подавляет дерево, дерево подавляет землю. Постепенно ты все это запомнишь.       — На этом и базируется нанесение и отражение ударов? Что-то не улавливаю связи…       — Именно на этом. Металлу соответствует рубящее движение сверху вниз, дереву — пробивающее движение, воде — буравящее движение снизу вверх, огню — взрывной удар с одновременным приподнимающим блокированием другой рукой, земле — поперечное блокирующее или сваливающее движение. Это основа классического стиля синъицюань — стиля точных и эффективных ударов. У каждого стиля боя своя философия. Боевые искусства на то так и названы, потому что каждое из них — это искусство.       — Красивые слова, но только слова, — разнесся по залу чей-то хриплый голос. — Прежде всего, это бой. Жестокий и беспощадный, и жестокость эта прикрыта красивой философией про взаимодействие первостихий и тому подобное. Назови бой тысячу раз искусством — смерть все равно всегда будет уродливой.       — Это твое субъективное мнение, Клык, — обернувшись на голос, строго сказал Морихей. — Хотел бы я переубедить тебя, но уже смирился, что проще плечом толкать грузовик. Но в чем-то ты все же прав.       Клык вошел в зал и осмотрел Кэно с головы до ног.       — Что за пацан? — совершенно холодно спросил он.       — Лучший «черный дракон», — ответил лидер клана с беглой ухмылкой и тут же внес поправку, — ну, в будущем…       — То есть?       — Возьмешься обучать парня ножевому бою?       Тусклый свет едва освещал загорелое лицо Клыка. Это был высокий, широкоплечий человек средних лет с темно-русыми волосами и опущенными вниз усами. На нем была джинсовая рубашка с галстуком боло в виде черной головы дракона и брюки из светлой кожи с бахромой по бокам, а также туфли с длинными носками и железными набойками и ковбойская шляпа, украшенная зубами какого-то хищного зверя. Несмотря на то, что мужчина давно носил прозвище Клык, за такую манеру в одежде друзья нередко называли его просто ковбоем. Клык был заядлым охотником, много времени проводил у себя на ранчо, а не на базе, пополняя свою коллекцию трофеев, и никто не мог ему на этот счет что-либо возразить, даже Уехиба. Кроме того, ковбой занимался изготовлением холодного оружия, преимущественно ножей и кинжалов. В ножевом бою ему не было равных — не удивительно, что учителем для Кэно Морихей избрал именно его. Мужчина скрестил за спиной руки, твердо обхватив пальцами рукояти двух ножей.       — Ты не ответил на предыдущий вопрос, — требовательно заметил он Уехибе.       Японец подошел к ковбою вплотную и шепнул ему на ухо:       — Когда придет наша смена, новое поколение анархистов, то все они будут лишь кирпичами в стене. А он… Он — это краеугольный камень!       — Кто «зодчие»? — поддержал аллегорию Клык.       — Я, ты, Скарлетт, Кифер…       — Ты допускаешь ошибку, Морихей, — недовольно качая головой, уведомил японца ковбой. — Кирпич ни слова тебе не скажет на твой проект, он — строительный материал в твоих руках. Но человек… Человек, да будет тебе известно, имеет собственное мнение. Ты не заставишь его идти против воли. Боюсь, ты не добьешься своих целей, если и дальше будешь смотреть на людей, как на ресурс.       — Чему еще вы собираетесь обучить меня? — прервал Кэно их беседу. Уехиба облегченно расслабился — спор с Клыком явно доставил ему недовольство. — Я видел нож Кифера. Весьма красивый нож. И эффективный. Такой если войдет в плоть, так войдет капитально! Я хотел бы в совершенстве владеть боем на ножах.       — Ах, да, — собрался с мыслями глава клана, — чуть не забыл. Я собирался научить тебя управлять боевой техникой, разбираться во взрывных устройствах и огнестрельном оружии. Я хочу сделать тебя одним из лучших «Черных драконов». Но обучение бою на ножах гораздо результативнее после освоения рукопашного боя…       — Неужели? — иронично бросил Клык и выхватил из-за спины один нож. — Кэно, так тебя кличут? Покажи, на что ты способен. Бей в полную силу, не бойся — я профессионал. Я должен знать, с кем мне предстоит работать.       Кэно взял нож и выставил кулаки перед грудью. Он ловил внимательным взглядом каждое движение Клыка, пытаясь перенять какую-нибудь долю его опыта, чтобы не ударить в грязь лицом. К его удивлению мужчина не стал в боевую стойку — он стоял спокойно и расслабленно, раскинув руки в стороны, и перебрасывал в правой руке нож, будто игрался им, как ни в чем не бывало. Кэно выбросил руку вперед легко и неуверенно, боясь нанести вред противнику, но его рука была мгновенно перехвачена. Клык стиснул пальцы с небывалой силой, и парень почувствовал в мышцах нарастающую боль, в то время как холодное лезвие всей длиной легло на его шею. Каменное лицо ковбоя не дрогнуло — он отпустил парня и снова отошел, начиная новый бой. «Да уж, была бы это реальная драка — он бы меня зарезал», — тревожно сообразил Кэно и попытался сосредоточить все усилия. Морихей наблюдал за испытанием с содроганием сердца и азартом, его тонкие губы дергались, то и дело растягиваясь в нервную улыбку, когда прищуренные глаза японца следили за пляской сияющих клинков, острых, как лезвие бритвы. Здесь неверное движение могло стать роковым, но японец мог положиться на опыт, расчет и холодный разум Клыка.       Кэно попытался ударить Клыка по правой руке, но тот мастерски заблокировал удар. Парень бросился на него еще раз, но и эта атака была отражена, и в тот же момент ковбой замахнулся ножом на него. Кэно инстинктивно попытался перехватить его руку, хотя и понимал, что силы на это ему не хватит. Клык позволил ему сделать это, но зато нанес ему мощнейший удар ногой по колену. Естественно, этот удар легко свалил парня с ног, он упал и выронил нож, когда ушиб локоть о пол, и боль прострелила руку от локтя и до кончиков пальцев. Клык молниеносно поставил ногу ему на шею так, что парень почувствовал под челюстью тупую боль и холод стальной набойки.       — Я снес бы тебе голову сейчас, — отметил мужчина. — Вставай. Еще раз.       В этот раз Клык занял боевую позицию, выставив руки перед собой, а клинок ножа прижимая к предплечью. Нож лег на его руку легко и плавно, точно вдоль локтевой и лучевой кости, как будто был продолжением руки ковбоя. Кэно попытался занять ту же стойку. «И у этой позиции должны быть недостатки», — сообразил он, и тут же Клык продемонстрировал ему, какие именно — полоснул ножом по правой ноге. Кэно ударил рукой по гарде ножа, и это спасло его — лезвие только вспороло штанину. Он бросился вперед и хотел вонзить клинок между ребер противника, но его опять остановил страх — ведь на самом деле этот человек не был ему врагом. Воспользовавшись этим замешательством, мужчина развернулся и схватил парня за горло.       — Стоп! Вот! Ты увернулся и попробовал ударить в незащищенную точку. Это уже ближе к истине.       Он отпустил Кэно. Тот с трудом удержался на ногах, переводя дух. Никогда в жизни его сердце не колотилось так сильно. Может, потому, что еще ни разу ему не приходилось по-настоящему сражаться за свою жизнь с действительно подготовленными противниками, а не с пьяными австралийскими работягами.       — Что ж, неплохо… — сделал вывод Клык. — Как для обывателя. Ты действуешь инстинктивно, и твои инстинкты тебя не подводят. Но слишком много лишних, ненужных движений, тем более что ты вкладываешь всю силу в удар, не рассчитываешь его. Я бы не сказал, что тебе не хватает меткости, наоборот. Но ты должен предугадывать действия противника. Ты бьешь необдуманно. Ты просто вцепился в рукоять ножа и пытаешься ударить как можно сильнее. А здесь не нужна грубая сила. Нужна ловкость, внимание и расчет. Нож должен стать одушевленным предметом в твоих руках.       Кэно напряженно переводил дыхание. Эти слова поистине вдохновляли его. Казалось, ему начинала нравиться жизнь, которой он на днях едва не лишился.       Гематома на плече после выстрела из СВД прошла только через неделю. Впрочем, теперь, когда Скарлетт регулярно практиковала с ним стрельбу и бой с огнестрельным оружием в руках, плечо болело постоянно, а потом добавились еще и мозоли на ладонях, из-за чего сложнее стало держать рукоять ножа. Синъицюань же Кэно осваивал быстро и с таким рвением, что вскоре начал пытаться добавить в боевой стиль собственные приемы, чем Уехиба был крайне недоволен при всех успехах своего ученика. Кифер много рассказывал об огнестрельном оружии, о боевой технике, парень постоянно копался с ним вместе в моторах, а также помогал изготавливать взрывные механизмы. Клык вообще оказался человеком-энциклопедией. Казалось, он нашел бы общий язык с кем угодно — в любой теме он ориентировался прекрасно, ответ на любой вопрос знал как свои пять пальцев. Это он помогал Морихею в разработке теории анархизма, и теперь с радостью выкладывал положения этой теории Кэно. Ковбой часто рассказывал об армии, о ведении боя, о способах выживания, и парень не мог представить, как в человеческом мозгу может укладываться такой объем информации.       Неплохими у «Черных драконов» были и развлечения — пиво, мотоциклы и рок-музыка. Правда, не после каждого боевого выхода анархисты закатывали шумное празднование. Клан нес потери, и Кэно неизбежно чувствовал со всеми горький вкус этих потерь, смешанный с крепким алкоголем. Когда парня совсем одолевала всеобщая тоска, к которой он не был привыкшим, он уходил с подземной базы за гаражный комплекс. Там он, пытаясь ни о чем не думать, наблюдал за пауками, кидал мух в паутину, созерцая, как молниеносный хищник расправляется со своей добычей. В один из таких моментов к нему пришла мысль, что вся Земля, весь мир — лишь огромная смертоносная паутина. Одни, как пауки, сидят в засаде и ждут тех, кто попадет в их расставленные сети. Кэно начинал понимать, что в мире на самом деле нет свободы. Он решил для себя одно: выживать должен сильнейший. Право, сказать так мог лишь совершенно несчастный и весьма одинокий человек.       В пятнадцать лет под руководством Клыка Кэно изготовил свой первый нож. Этот клинок стал первым прообразом его будущего несменного рабочего инструмента, который получил название «Raptor». Этот нож Кэно стал носить с собой все время, а позже сам изготовил ему пару. Он испытывал эстетическое удовольствие, глядя на оружие, оно действительно становилось его продолжением.       В том же году Морихей отправил парня в сопровождении двух опытных соклановцев, но только для страховки, на первую серьезную боевую операцию. Задача была не из простых — достать на заводе в соседнем штате термитную смесь. На самом деле это была лишь проверка его навыков. Кэно справился с задачей, хоть и грубо.       — Охрану перестрелял? — спрашивал Уехиба.       — И охрану, и рабочих, что преградили дорогу, — преспокойно отвечал Кэно, хотя сердце все еще дергалось после пережитого — он ввязался в тяжелую и жестокую кровавую бойню, впервые в своей и до того нелегкой жизни. — Что было потом, с полицией, Вы в курсе, Мастер.       — А ты куда более жестокий, чем я предполагал, — произнес вожак, потирая шею. — Или это здесь тебя так изменили?       Кэно не посчитал нужным ответить, хотя заявление весьма удивило его.       — Что у тебя за глаза? — прошептал Морихей, нарочно сталкиваясь с ним взглядом.       — О чем Вы, Мастер?       — Ужасные глаза… Дьявольские.       Парень недовольно оскалил зубы:       — Я Вас не понял…       — Ладно! — японец махнул рукой и поспешил уйти, оставив Кэно в злости и раздумьях.       Вечером нужно было продолжить тренировку. Но Клык, заметив подавленное настроение Кэно, предложил молча выпить по кружке пива. Никто из них не решался заговорить. Горящие глаза Кэно померкли, и ковбой чувствовал, что парень молчит не просто так. Клык пытался следить за ним, но Кэно замечал это. Тишина становилась мучительной, но разговор стал бы еще более болезненным.       Тишину не пришлось слушать долго — ее раздробил на мельчайшие осколки грохот взрыва. Что-то неистово рвануло невдалеке от базы. Клык и Кэно одновременно, будто сговорившись, вскочили из-за стола и кинулись наверх. Огонь и дым виднелись над гаражным комплексом. Навстречу бежал взмыленный, скорчивший взбешенную гримасу Морихей.       — Кэно, чтоб ты сдох! Ты мой гараж взорвал?! — заорал японец так гневно, что даже его акцент бесследно пропал.       Кэно так и застыл на месте, уставившись на Уехибу и открыв рот, но не сказав ни слова.       — Да иди ты в задницу, япоша! — гаркнул на Морихея Клык. — Он со мной пиво пил!       — Тогда кому он отдал термит? Горел именно термит!       — А я помню! — послал его Кэно.       Разозленный до крайности японец пошел разбираться дальше. Кэно зачарованно смотрел на последствия взрыва: серое небо, серая земля, ядовитая серая пыль над землей, режущая глаза и легкие. Черные силуэты старых деревьев и черные обгорелые стены разрушенного гаража. У свободы, как подумалось ему, странный цвет — черно-белый, странный вкус хрустящего на зубах пепла, странный запах сгоревшего до тлена старого мира.       Кэно отер выступивший на лбу и над верхней губой пот, совершенно не ожидая, что Клык схватит его за горло, когда в следующую секунду произошло именно это.       — Говори, что удумал? — шепотом прошипел он. — Я видел у тебя под курткой самопальный детонатор!       — Я честь свою защищал, — прохрипел убитый ужасом Кэно.       Клык все понял. Он отпустил парня. Теперь вопреки любым канонам и уставам он зарекся молчать — Морихей хоть и отрекся от кодексов чести, но за проступки, еще и намеренные, спрашивал по всей строгости. В лучшем случае он мог выгнать новобранца из клана, в худшем подставить, упечь в тюрьму или даже убить. На самом деле последний вариант стоило называть самой легкой расплатой.       Никто не прогнал Кэно вон из клана — парень сам ушел через пару дней, никому ничего не сказав. А еще через несколько дней его нашел его главный наставник — Клык. Совершенно случайно. Ковбой просто поехал на мотоцикле в город, пропустить в баре одну-другую кружку пивка. Он припарковал железного коня около заморенной забегаловки. Его встречали стальная дверь, выкрашенная зеленой краской, заляпанная грязью и разукрашенная отпечатками обуви, и неоновая вывеска, на которой половина букв не горела, а половина отпала вовсе — когда-то здесь было написано «Valhalla», теперь осталось только «V…lha…l…». Но анархисты любили это место, несмотря ни на что, Морихей даже обещал выделить деньги, чтобы привести в порядок питейное заведение. Клык в лирической задумчивости прошел мимо серебристых мусорных баков, нагроможденных на углу здания, но вдруг остановился. Прислонившись к стене спиной, на асфальте сидел знакомый рослый парень в рваных джинсах и черной кожаной куртке, с диким, отчужденным, но полным внутреннего огня взглядом исподлобья светло-карих глаз и с серьгой в левом ухе.       — Скажи, ковбой, — бросил Кэно, краем глаза заприметив наставника, — что такое судьба? Можно ли ее выбрать? Может ли кто-то сражаться с ней?       Клык тревожно вгляделся в блестящее от пота молодое лицо с редкой щетиной на подбородке, с отрешенным бешеным взглядом, будто ищущим что-то вдали, на горизонте, и искусанными губами.       — Твою ж мать! Под чем ты? Экстази? Мескалин?       — Под свободой, — невнятно ответил парень, и его глаза покраснели от подступивших слез. — Клык, принеси чего-нибудь промочить горло…       Мужчина зашел в бар, понимая, что сейчас разговаривать с ним и что-либо выяснять было совершенно бесполезно. Ковбой попросил у бармена бутылку воды. Кэно же на самом деле мало волновал вопрос, чем утолить жажду. Он смотрел на блестящий отполированным хромом мотоцикл Клыка, освещенный горячими лучами оранжевого заката. Зверь! Очень красивый мотоцикл. Воплощенная в металле и скорости красота свободы. Кэно встал с асфальта, от волнения закусив нижнюю губу. Он запрыгнул на мотоцикл и завел двигатель.       — Какого дьявола?! — вскричал Клык и вскочил из-за стойки, услышав рев своей машины.       Он выбежал на улицу, но Кэно уже, разогнавшись на полную, уносился прочь, показывая ошеломленному ковбою средний палец. Парень не заметил, как выскочил на встречную полосу, оставив на белом пунктире след паленой резины.       — Мой байк! — заорал вслед анархист, схватившись за голову — его ковбойская шляпа покатилась по асфальту.       — Пошло оно все на хер! — уже на приличном расстоянии выкрикивал Кэно, запрокинув голову и вскидывая кулак с выставленным средним пальцем к горящему красным огнем небу. В это время навстречу угонщику понесся разозленный стальной монстр — тяжелый грузовик Peterbuilt. Кэно ударил по тормозам, но было поздно. Удар при столкновении согнул пополам колесо и погнул вилку мотоцикла. Самого угонщика отшвырнуло на дорогу с кувырком в воздухе. Он кое-как сгруппировался в момент падения и остался жив. Парень не понял, что и как именно произошло. В лучах заката над ним вырисовался силуэт мужчины в ковбойской шляпе. Кэно ощупал грязной ладонью вымоченные кровью волосы… На этом воспоминания оборвались.       Он пришел в себя. Значит, он выжил. Он сидел на теплом, выстланном деревом полу, и на нем не было ничего, кроме рваных джинсов, его напряженные мускулы блестели от обильного пота. Осмотревшись, парень понял, что очутился в помещении, которого раньше не видел — светлый паркет, дощатые стены, огромные окна, на полу шкуры животных, а возле коричневого кожаного дивана на металлических стойках чучела диких птиц. На стене висели скрещенные охотничьи ружья в окружении множества образцов холодного оружия.       — Клык! — закричал Кэно, осознав, что находится на ранчо у наставника. Он хотел встать, но во всем теле была такая разбитость и слабость, что он моментально рухнул на пол. Что-то рвануло его руку вверх — он оказался прикован наручникам к трубе батареи.       — Дьявол, зачем это? — лихорадочно подумал парень.       — Разговор у нас будет серьезным! — продиктовал грозный низкий голос ковбоя.       Клык медленно, чеканя шаг, заткнув большой палец за ремень, подошел к Кэно и выставил из-за спины руку, сжимающую нож.       — Лучше бы тебе отвечать с первого раза, — пригрозил мужчина. — Начнем с простого вопроса: зачем ты врешь?!       — О чем? — невольно переспросил Кэно и тут же пожалел об этом — Клык приставил лезвие к его горлу.       — Я все понял уже давно. Я следил за тобой, — заговорил шепотом Клык, с каждым словом сильнее прижимая лезвие к шее Кэно. — Я ложь на нюх чую! Все ты помнишь о своем прошлом! И теперь я повторяю: зачем ты врешь?       — Ты псих! — в отчаянии заорал парень. — На какой хер нож доставать?! Да я чуть штаны не намочил…       — Не намочил же — вот и хорошо, — черство проговорил Клык. — Отвечай на вопрос.       Кэно не мог произнести ни слова. Почувствовав его страх, ковбой убрал нож от его горла. Кэно опустил голову и закрыл глаза.       — Так мне проще, — прошептал он, будто умоляя Клыка закончить этот допрос. — Я хотел начать новую жизнь.       — Отречься от всего, что было? — с укоризной спросил мужчина.       — А как еще я мог?! — Кэно понуро уставился в пол и заговорил честно: — Я же ублюдок. Я сын серийного убийцы, а мать умерла от наркоты. С пяти лет по сути преступник, вор. Совсем обычный, если не считать того, что я убил своего отца. И ты хочешь, чтобы я всем это рассказал? — он перешел на крик, дикие глаза налились кровью: — Да я проклинаю свое прошлое и своих родителей!       Клык со всей силы ударил его в плечо.       — Кем бы они ни были, они тебе жизнь дали! — продиктовал он.       — Не могу сказать, что я им благодарен! — метнув на мужчину безумный, будто не от мира сего, взгляд, заявил Кэно.       Ковбой ударил его еще раз, на это раз по ребрам слева. Парень хрипло застонал.       — На самом деле, я подозревал, что так ты и ответишь. Дальше я угадаю: по этой причине ты и закинулся. И это ведь не в первый раз?       Кэно осознавал, что выбора не было — Клык бескомпромиссно требовал честного рассказа о его бесславной жизни в Перте.       Жизнь в столице Западной Австралии, куда он перебрался навсегда после убийства отца, была вполне сносной даже для того, кто ночевал на улице. Рядом всегда был Индийский океан, на пляже можно было и спать, и зарабатывать — как местные, так и туристы охотно давали деньги за игру на гитаре, а могли даже купить приличную еду и выпивку. Для Кэно, который к тому же приобрел определенные навыки в воровстве и уличных драках, жизнь на улицах Перта вовсе позволяла ни в чем не нуждаться. Боганы — простые грубые работяги с приличными заработками — ежедневно стекались к обилию пабов и к шести вечера уже достигали кондиции. Чаще всего грабить их не составляло труда, но когда ловкости рук все же оказывалось недостаточно, Кэно вполне успешно пускал в ход кулаки. Некоторые рабочие мужики даже восхищались такой смелостью уличного карманника.       Он тратил деньги на тренировки в тирах, а также часто дежурил под окнами школы дзюдо, пытаясь запомнить выполнение приемов. Парень практически каждый день отжимался, чтобы укрепить кулаки, и отрабатывал удары на стволах деревьев. Часть скромных честных и преступных заработков Кэно пытался отложить на покупку огнестрельного оружия, но обычно спускал их на «траву», когда накатывало отчаяние. А оно неизбежно возвращалось, всегда возвращалось. Перед ним вставала истина о том, что у него нет никакого будущего, и он смирялся с этим, убежденный, что так и полагается ублюдку. И он искал способ расслабиться, чтобы иначе взглянуть на свое положение вне жизни — по крайней мере, он был вне подчинения власти, всех представителей которой Кэно считал кончеными уродами. И, по крайней мере, от него эти твари никогда не дождутся ни цента налогов, до самого конца его неизбежно короткой, но вольной жизни.       Через полтора года Кэно стал завсегдатаем митингов против действующего правительства. И ему было совершенно не важно, какое отношение правительство могло иметь к регулярным лесным пожарам и другим экологическим бедствиям. Главное, что был повод и возможность послать их всех на хер. В его мечтах Австралия могла однажды стать подобием пиратской страны без власти, но с собственным уникальным кодексом чести. Кэно слышал, что в США есть такие «Черные драконы», которые тоже ненавидят любую власть, и нередко мечтал о том, чтобы они пришли в Австралию. Тут они, как ему тогда казалось, могли построить свой новый мир.       На одном из таких митингов он познакомился с боевой девицей по прозвищу Гиена. Она была старше его года на четыре, на что было начхать и ему, и ей. Она носила обтягивающие кожаные брюки с цепями на поясе и рваную майку в стеку, а ее черные волосы были растрепаны в актуальной тогда рокерской прическе. Той же ночью, после того, как пришлось в мыле уходить от полиции, разгонявшей забастовку, они вместе нагишом купались в океане, целовались и, конечно же, не остановились на этом. Впрочем, страсть не обернулась разочарованием, и после той незабываемой ночи они промышляли на улицах вместе, преступным дуэтом.       C Гиеной через какое-то время Кэно пошел дальше «травы», все с теми же целями — чтобы расслабиться и посмотреть на мир с чуть меньшей ненавистью. В портовом городе контрабанда была обычным делом, и достать практически что угодно не составляло проблемы. Вскоре парень перепробовал практически все известные психоделики, пару раз дошел до мета, но, к счастью, дальше кокаина заходить уже не стал. Кэно, желавшему стать сильным бойцом, было, что терять, в отличие от совершенно лишенной тормозов Гиены, давно пристрастившейся к героину. И хотя употреблять ему хотелось постоянно, у него было достаточно силы воли, чтобы долго держаться чистым.       Преступный дуэт жил в свое удовольствие, которым были, как по классике, секс, наркотики и рок-н-ролл, но с добавлением воровства, разбоя, драк и антиправительственных митингов. Гиена была прекрасна под кайфом и в такие моменты заражала любовью к жизни, и не важно, что любовь эта была искаженной. Вера в то, что все, что происходит, действительно прекрасно, была необузданно притягательной. Все переломалось сокрушительным ударом жизни в один день, когда парень проснулся на пляже с холодным мертвым телом на руках. Очевидно, Гиены не стало из-за передозировки. Боль и отчаяние накатили с такой силой, как никогда прежде. Теперь в душе образовалась пустота, отчего эту самую душу поглотил холод. Вернулось осознание никчемности жизни, в которой нет желаний, стремлений и целей.       Кэно не знал, что делать. Он просто ушел с пляжа, оставив Гиену там, навеки умиротворенную и прекрасную. Он весь день бежал, бежал как можно дальше от этого пляжа, бежал на окраины, бежал, сколько было сил. Он не возвращался в город несколько дней, а когда вернулся, еще не меньше месяца жил одной лишь игрой на гитаре. Парень чувствовал, что у него нет ни сил, ни внимательности, чтобы воровать. И все же в итоге он вернулся к этому бесславному ремеслу, и снова ради психоделиков. Ради встречи с судьбой лицом к лицу, как мог бы объяснить теперь Кэно эту потребность в изменении состояния сознания. Он силился держаться и без допинга, но все равно раз за разом его одолевало желание почувствовать ослепительную ясность. Кэно сам не ожидал, что эта жажда снова нагонит его после вступления в ряды «Черных драконов». Что не так было с этим кланом? Ничего. Просто мир оказался сложнее, чем виделся в мечтах. Да и мечты стали не призрачной надеждой, а приземленной конкретной целью, за которую нужно было приносить реальные жертвы. Громадные жертвы. А Кэно так и не чувствовал, что такой ублюдок как он, сможет внести вклад в реальное мужицкое дело войны за свободу.       — Мне хотелось этого каждый гребаный день здесь! — признался он ковбою, кончив свою исповедь. — Только так я могу вернуть это чувство, словно я чистый, свободный, и могу все, что угодно делать со своей жизнью! Мне это было нужно не для того, чтобы смотреть, какими цветами может переливаться солнце или чтобы увидеть музыку потоком света. Мне нужно это чувство! Что я не конченый! Что мои корни и моя жизнь – это все херня. Все это кажется ничтожным! И тогда я знаю, зачем мне жить. Я начинаю верить, что стоит жить дальше, несмотря на все мои косяки. Это украсило мои страдания. Все, что когда-то было плохо, стало прекрасным, потому что в этих страданиях — мать их! — я стоял, как спартанец!       Клык ударил его еще раз, засветив кулаком в зубы. Кровь сорвалась с разбитых губ на крепкий загорелый торс, блестящий от пота. Кэно поднял на наставника светло-карие глаза в ожидании очередной заслуженной кары, но вместо нового удара ковбой достал ключи от наручников. Он освободил парня, сел рядом с ним на паркетный пол и по-отечески обнял воспитанника.       — Не воспевай страдания, — продиктовал он задумчиво и мрачно. — Они еще покажутся тебе мелочью. В жизни им нет предела. И если мы знаем это, то все мы в ней спартанцы. А у тебя мозги есть, и неплохие — это осознание будет с тобой и без психоделиков. Тем более не стоило мешать с алкоголем. Все могло закончиться.       Кэно с болью в глазах оскалил окровавленные зубы:       — Может, я хотел помереть, видя мир таким, как в Перте! И себя тоже! Чтобы на скорости сердце остановилось, когда я въезжаю в закат! Мордой в грязь — и в Вальхаллу!       — Я могу понять это. Но ведь и эта идея пришла к тебе не просто так.       Парень задумчиво уставился в одну точку:       — Когда-то я воображал себя пиратом по прозвищу Пушечное Ядро…       — Так вот откуда тот «коронный» прием, который ты пытаешься лично от себя добавить в синъицюань, — усмехнулся ковбой, но Кэно его будто и не услышал.       — Теперь мне стоило бы сменить прозвище на Пушечное Мясо. Уйти от этого я не смог. Это судьба? Если не въехал в закат, то умру на передовой. Из тех, кто меня страховал, когда за нами увязались копы, Черный Ангел остался в живых, а Саттар — нет. Морихей считает, что я могу стать лучшим, потому что все вы можете дать мне лучшее. Но если мне суждено погибнуть, все это мне не поможет!       Клык глубоко вздохнул:       — Ты боишься умереть?       — Да нет… — махнул рукой Кэно.       — Боятся все, — твердо перебил его наставник. — Если кто-то говорит, что не боялся на войне — пусть не заливает. Я офицером прошел всю Корею. От Пусана до самого Пхеньяна и обратно. И каждый день было страшно, как в первый. Это значит, что ты хочешь жить. А это главный залог выживания, остальное все херня. Хочешь жить — выживешь.       Кэно несколько минут молчал, размышляя над его словами. Он тягостно выдохнул, прежде чем продолжить:       — Смерть меня не пугает. Просто… Меня устраивает, что у меня две ноги, две руки, что голова целая и все остальное. Я слыхал, как взрывом полтела отрывает…       Клык сильнее сжал руку на его плече и, склонившись к самому его уху, сквозь стиснутые зубы проговорил, как отчеканил:       — Это правда. Это еще страшнее, если покалечат. Но мы тут все без соплей. Если такое страшное ранение — проси кого угодно, и любой из нас поможет тебе оборвать мучения. Мордой в грязь — и в Вальхаллу.       Ковбой встал и взял со стола портсигар. Он снова сел у стены, кинул одну сигару себе в зубы, а вторую предложил Кэно.       — Это хорошая вещь, хотя я нечасто курю. Но ты заставил меня психануть. Тебе повезло, что я нашел тебя там, а не Морихей, хотя за то, что ты ушел, твой Мастер с тебя еще спросит. Кстати, ты какого года рождения?       — Пятьдесят второго, — признался парень. Ковбой усмехнулся:       — Это ему понравится. Ты можешь много ему не говорить, а лучше вообще ничего не объясняй. Просто извинись. Но если он меня спросит о подробностях, я скажу ему все, как есть. Разумная свобода начинается с личной ответственности. Хочешь свободы — значит, вкладывайся. Ломай себя. И слезь со всего окончательно.       Они докурили сигары в молчании. После Клык дал парню время привести себя в порядок и отвез его обратно на секретную базу «Черных драконов».       Морихей принял извинения с одним условием — он потребовал публичного наказания. Кэно должен был сразиться в рукопашную против своего Мастера на глазах у всех анархистов, и Уехиба даже не думал давать ученику хоть малейшую фору. Именно в этом бою Кэно смог сполна почувствовать, какую малую долю техники синъицюань ему удалось освоить, и что японец не просто так говорил, что на изучение боевого искусства уходит вся жизнь. Не помогли и попытки провести прием собственного изобретения. Кэно видел сквозь красную пелену злорадную ухмылку Черного Ангела и горящие глаза Скарлетт, которая всегда заводилась от вида крови. Остальные «Черные драконы» наблюдали его избиение с молчаливым смирением. Однако, когда неравный бой в воспитательных целях был закончен, все члены клана стали смотреть на него с долей уважения.       Оправившись после поединка с Мастером, Кэно продолжил обучение с усердием и ответственностью — он более не хотел подводить людей, так много сделавших для него. Более он никогда не подпитывал свою силу воли и уверенность в правильности действий наркотическими препаратами. Морихея радовало то, с какой скоростью парень усваивал уроки — у него была приличная сила и цепкий ум, он многое схватывал налету. Глава клана порой даже поговаривал, что именно за Кэно будущее анархистского клана. И в этом вопросе Клык всегда был согласен с ним.       Через год Кэно стал истинным бойцом клана — он все чаще участвовал в операциях наравне с другими «Черными драконами», вступил с ними в непримиримую войну с вражеским кланом. В одной из стычек с «Красным драконом» враг, как оказалось, имел преимущества и по вооружению, и по числу, однако анархисты не отступили и сражались до конца. Кэно получил два ножевых ранения в живот, но это он окончил бойню, пристрелив последнего вражеского наемника и установив на месте той беспощадной резни черный флаг анархистов. С поля битвы его унес один из его учителей — Кифер.       — Раны у него плохие. У тебя нет обезболивающего? — спросил он у Виконта, кладя раненого парня на операционный стол.       — Нет, — покачал головой Виконт, надевая медицинские перчатки.       Кэно чувствовал, что теряет сознание. Боль и жар выматывали его.       — Пауки… Пауки… — срывался невнятный шепот с его пересохших губ.       — Он бредит! — оскалился Кифер на медика. — У тебя должно хоть что-то быть, мать твою!       Виконт взглянул на него поверх очков с выражением сожаления и раскаяния:       — У меня есть. Но Морихей под страхом смерти запретил!       Кифер ударил ладонью по столу, грязно выругавшись со всей захлестывающей злостью, и покинул операционную.       Только к осени того же года Кэно смог почувствовать себя лучше. Уныние и боль, морившие его все это время, еще оставляли в сознании свое горькое послевкусие, и нужно было найти средство, чтобы избавиться от них окончательно. Он спросил ковбоя, не хочет ли тот «взять отпуск» и поохотиться. Ответ Клыка последовал без колебаний:       — Едем ко мне на ранчо койотов гонять.       Техасскую осень нельзя было назвать слишком живописной. Здесь не было возможности полюбоваться желтизной и багрянцем палой листвы, и взору человека с душой художника оставалось довольствоваться только выжженной травой бескрайних прерий.       — Эти серо-бурые хищники обнаглели до предела, — сетовал Клык, ложась в траву и заряжая ружье. — Хотя у нас тут в последнее время завелись такие уникумы, которые списывают их злодеяния на мифическую тварь — вампира чупакабру.       Кэно беззвучно засмеялся. Вдруг что-то зашуршало впереди в сухой траве. Луговой волк пробежал так близко, что до него было рукой подать. Клык, кажется, удивился этому и замешкался, но Кэно выстрелил. Послышался жалобный скулеж. Ковбой встал и пошел вперед. На жухлой траве лежал уже мертвый крупный, матерый койот.       — Ты попал прямо в сердце, — похвалил Клык. — Научу тебя правильно снимать и выделывать шкуру. Будет первый трофей.       Парень подошел к наставнику и присел возле убитого койота. Кэно протянул руку к огнестрельной ране в боку хищника и макнул пальцы в свежую кровь. Вдруг Клык окликнул его:       — Кэно.       — Что не так, ковбой? — спросил тот, намазывая щеки кровью убитого зверя. Капли алой жидкости медленно скатывались на его шею по темной щетине.       — Морихей сказал мне, что скоро устроит тебе настоящее крещение кровью.       — Людей убивать, наверное, придется, — равнодушно произнес Кэно. — Хотя, че в этом нового?       — Скажи, а когда ты попал в ту перестрелку с полицией, у тебя была какая-то… жалость, что ли, к человеку?       Кэно отрицательно покачал головой:       — Нет. Если представить, что мир — паутина, то мы — пауки. А паук — хищник! Он не знает жалости к добыче! К таким мухам, слетающихся на дерьмо, называемое властью!       — Делишь людей на пауков и мух. Странно. Обычно человеческая гордость не позволяет людям ассоциировать себя с насекомыми. Похоже, только австралиец мог придумать такую теорию. Скучаешь по родине?       Парень проигнорировал вопрос ковбоя — он заострил внимание на других словах наставника:       — Гордость? Паук — машина, созданная природой для убийства. А мы что, для другого живем?       — Знаешь, — с интонацией грусти в задумчивом голосе проговорил Клык, глядя в глаза Кэно, — ты мыслишь весьма нестандартно. У тебя могло быть большое будущее, а ты раньше срока стал в ряды террористов…       — Так должно было быть, — уверенно ответил Кэно. Клык смотрел на него с отеческой тоской и уважением.       — Но пауки… Дьявол, мало кто посчитает их хорошим знаком!       Кэно задумался и угрюмо произнес:       — Знаешь, ковбой, после боя с «Красными драконами», когда я был на грани потери сознания, у меня были галлюцинации. Будто я нахожусь в каком-то темном и сыром подвале, и со всех сторон — пауки. Их тысячи. Хочешь сказать, это что-то значит?       — Если паук атакует или пытается укусить — это символизирует предательство, — сообщил Клык.       — Меня кто-то предал? — насторожился Кэно.       — Или предаст.       Парень опустил ружье и сел на траву. Эта новость повергла его в замешательство и тоску. Его отвлек от мрачных раздумий голос Клыка. Наставник положил руку ему на плечо и прошептал ему на ухо:       — Кэно, будь я твоим отцом, я бы смело сказал, что Бог дал мне достойного сына, — с этими словами Клык отдал парню серебряный крест на черном шнурке, который никто никогда не видел под рубашкой ковбоя.       — Зачем? — недоуменно бросил Кэно. — Я атеист.       — Неверующий, — разочарованно опустил голову Клык. — Тебе будет тяжело.       Услышав это, Кэно засмеялся:       — Но я же краеугольный камень! Я должен выдерживать всю тяжесть.       Ковбой гордым жестом поправил шляпу и ответил:       — Знаешь, Кэно, это так. Ты выдержишь все, что угодно. Я вижу это в твоих глазах. И это значит, что у тебя никто не сможет отнять свободу.       — Я умру за нее, Клык! — с улыбкой на лице и каким-то внутренним огнем в глазах выкрикнул парень и ударил себя кулаком в грудь. Мужчина одобрительно кивнул, но в голосе его звучала грусть:       — Здесь ты прав. Умирать стоит только за нее. Тогда можно верить, что умираешь победителем. Несмотря ни на что… Знаю: звучит, как бред! Черт с ним! — он досадно махнул рукой и взглянул парню в глаза. — Не забывай меня.       — Все в порядке, Клык, — развязно ответил Кэно. — Тебя попробуй забыть!       С удрученным видом Клык погрузил убитого койота в фургон. Кэно сел в машину и положил ружье на колени. Он чувствовал, что мужчина чего-то недоговаривает. Нечто было ему известно о том, что будет, но он решил об этом умолчать. Странно. Да еще и Морихей ожидал его с какой-то новостью, а потому нужно было как можно скорее вернуться на базу.       Холодным дождливым осенним вечером следующего дня в гараж, где Кэно возился с мотоциклом, зашел Морихей Уехиба, чтобы сказать одно: «Твой наставник Клык мертв. Он ошибался в тебе. И я тоже. Тебе не место в моем клане».       — В чем я допустил ошибку, Мастер?       Морихей прикусил губы, будто недоговаривал чего-то:       — Это была надуманная война. Настоящей ты не видел. Я хочу, чтобы ты понял, за что мы боремся. Собирай вещи.       Тогда это объяснение показалось Кэно совершенно нелепым. Его прогнали из клана, не объяснив причин — и он ушел, еще не зная, куда именно гонят его.       С тех пор Кэно не верил в существование справедливости, он был озлоблен на весь мир и готовился кому угодно порвать глотку за свободу.