Вера и Террор. Подлинная история "Черных драконов"

      Вам не приходилось слышать про Фредерика Тернера? <…> Он был историком.       Лет сто назад он придумал теорию о Границе. Граница — это нечто вроде предохранительного клапана цивилизации, чтобы мы совсем не сошли с ума.       Когда появляются люди, не способные жить как все — безумцы, недовольные, экстремисты — они устремляются на Границу.       <…>       Тернер умер в 32-ом, так что не увидел, что стало с миром, в котором кончились Границы.       х/ф «Трасса 60»       Октябрь 2007 года должен был стать перекрашенным из золота в кровь. Так решили «Черные драконы». Возродить клан и нанести решающий удар, поставить все на карту и не сделать больше ни шагу назад. Но как бы ни были единодушны в этом вопросе анархисты, первый и главный пункт плана казался невыполнимым. Денег и оружия у них не было. Их осталось всего четыре человека. Способный боец среди них фактически был один: Кира, прекрасно владеющая любым оружием, ставшая за годы тренировок мастером восточных единоборств. Был еще, конечно, Джарек — опытный стратег и тактик с идеальным глазомером, но стоило брать в расчет, что этот мужчина давно уже не молод. Кобра, конечно, старался и постепенно, но верно превращался в перспективного бойца, но все же он еще не знал и десятой части того, что должен был знать. У самого несменного главаря Кэно здоровье уже было не тем, чтобы драться — разве что с кем-то в паре, чтобы прикрыли спину. После плена, опытов и устранения их последствий он до сих пор чувствовал себя раненым побитым зверем. Нередко его мучили головные боли, а ненавистная хромота на левую ногу вернулась снова, спустя тридцать лет, когда уже считалась навсегда забытой. Клану нужны были средства и волонтеры, а для этого необходимо было связаться с АЧК, если эта организация все же не прекратила свое существование.       — Я готов поспорить, что Джефф на самом деле в глубоком подполье, — озвучивал свои мысли Кэно, собрав на совет оставшихся «Черных драконов». — Прячется вместе с нашими деньгами, и это верно — они, как и он сам, нужны нам в целости и сохранности. И если он до сих пор не вышел на нас, значит, мы тоже удачно залегли на дно. Но теперь надо отправить ему весть. Нужна террористическая акция. Как в старые добрые времена.       Джарек сощурился, словно от внезапной зубной боли:       — Вот только денег нет вообще. Потому я и торговался с немцем за глаз. Конечно, он никогда раньше не делал таких хирургических операций! Надеюсь, Мавадо уже горит в Аду! Я, конечно, мог бы обыграть какое-нибудь казино, но даже если тот ниггер-майор считает меня мертвым, светить свою рожу теперь рискованно.       — Никаких вопросов, брат, — хлопнул его по плечу лидер клана. — Будем думать дальше.       Кобра вскочил из-за стола и вышел из комнаты, а через минуту вернулся с ликующим выражением на лице и швырнул на стол спортивную сумку с пачками денег.       — Ну да, — гордо произнес он, ловя на себе удивленные взгляды «Черных драконов», — я в соседнем штате грабил заправки и магазины! Не мог же я просто сидеть здесь и ничего не делать! Делал все аккуратно, рожу не светил. Все, что могу — ради благословенной анархии.       Кэно встал из-за стола и перебрал пачки денег, ничего не говоря. Джарек подошел к молодому анархисту, накинул на него капюшон его черной ветровки и, широко улыбаясь, потрепал его по русой голове:       — Кобра! Поднаторел!       — Тогда доводи дело до конца, раз взялся, — приказал Кэно, строго и твердо взглянув на ученика. — На гексоген здесь хватит.       — О чем это ты? — настороженно спросил Кобра.       — Ты помнишь мост, с которого собирался прыгать в Детройте? — спросил главарь и ехидно усмехнулся. — Думаю, ты его ненавидишь. Так что, Кобра, ты взорвешь этот гребаный мост к чертям собачьим?       — Да чтоб его… — не сумев сдержать азартной улыбки, ответил Кобра.       — Тогда изучи расписание поездов. Нам нужно знать, кода на мосту разминутся два экспресса. Это будет громкое заявление, мать его! Заодно пусть все думают, что мы вернулись в Детройт.       На следующий день весть была послана. Взрывные устройства сработали по принципу цепной реакции, и прогремел не один, а пять взрывов. Расчеты Кобры не подвели, и в тот день был взорван не только мост, но и два экспресса. По городу же были разбросаны многочисленные листовки с гербом «Черных драконов» и надписью: «Мы возвращаемся!». После этого, как и ожидалось, к анархистам на связь вышел Джефф Картер. Он передал контакты через Коннора, а через пару дней смог сам явиться на встречу с «Черными драконами». Картер мало изменился: на нем была старая рваная майка сеткой и потертый кожаный плащ с цепью, висящей под погоном, как аксельбант, он все также навязчиво крутил в руке деревянные четки, да и говорил с теми же интонациями, что и много лет назад. Все это навеяло «Драконам» неприятные и болезненные воспоминания об утраченном прошлом.       — Мне казалось, что я насовсем потерял надежду, — рассказывал Джефф, — когда весь мир облетело это известие об уничтожении базы «Черных драконов». Потом просто сказал себе: «Нет. Тот, кто знает Кэно достаточно хорошо, может держать пари, что он все равно вышел бы живым». И я вижу, что я был прав! Хоть бы дал о себе знать, сукин ты сын!       — Я, конечно, понимаю, что ты рад меня видеть, кретин, — ответил тем же Кэно, — но у нас были проблемы. Хотя, они есть и сейчас.       — Я всегда рад помочь родному клану, — гордо ответил Картер.       — «Клану»? Ты видишь здесь какой-то «клан»? Нас всего четверо! Понимаешь, что это значит?       — Что значит? А то и значит, что придется тебе, большой папочка, как феникс из пепла…       — Заткнись, а! — недовольно перебил его Кэно. — Давай здраво смотреть на вещи. Деньги ты сохранил, тут без вопросов. Но нам нужны волонтеры. Херова куча волонтеров.       Картер сделал уверенный шаг вперед.       — Волонтеры есть, — сообщил он. — Я видел сотни людей, готовившихся встать под флаги «Черного дракона». Их остановило только одно — весть о твоей смерти. Но, едва не прогадив свой шанс тогда, теперь они ринутся под твои знамена! Заказать оружие — тоже не проблема. А на первое время я уже достал вам пару-другую пушек и взрывчатки. Кстати, выжил ведь еще один боец нашего клана.       — Кто это? — настороженно спросил Кэно.       — Кабал, — ответил Джефф. — Ему удалось уйти с базы до взрыва. Ты же знаешь, как быстро он способен бегать — он обгоняет ветер. Он, собственно, и сообщил мне о заговоре против вас, чтобы я вовремя смылся со всеми деньгами АЧК. И, как оказалось, не зря.       — Слушай, Картер, — тягостно, через силу проговорил главарь «Черных драконов», положив крепкую ладонь на плечо Джеффа. — Может, у меня паранойя никак не проходит, но… Не вводи его в игру до последнего. Держи его в Квинсе, рядом с собой и Горцем. Я дам команду.       — Как скажешь, отец, — без вопросов отрезал Джефф. Кэно коварно оскалился:       — Хорошо. Теперь, когда «Красного дракона» больше не существует, мы сможем реализовать мою великую, мать ее, мечту, — с довольным видом прошептал он. — Остров… Мы устроим этому гребаному миру восстание с того света! * * *       С участием всех волонтеров, которых прислал Анархический Черный Крест, к весне строительство новой базы «Черных драконов» на заброшенном заводе в Статен-Айленде было успешно завершено.       — Ходят слухи, что там варили пиво, и весьма неплохое, — рассказывал Джарек, паркуя у входа на базу черный фургон, приобретенный еще до переезда.       — А чисто теоретически, когда-нибудь можно будет восстановить производство? — полюбопытствовал Кобра, выходя из машины. — В пиратском Раю обязательно должен быть пивной вулкан и фабрика стриптиза!       Лидер клана подошел к нему и сипло засмеялся, хлопнув его по спине:       — Ты шаришь, парень!       Кэно, Джарек, Кобра и Кира встретились с Джеффом Картером, который фактически руководил проектом, чтобы главарь принял у него всю работу. Джарек взялся помочь главе АЧК показать систему безопасности и центральный зал управления, далее Картер сам повел анархистов на склад боеприпасов, в лазарет и жилые комнаты. Оставалось только одно помещение за тяжелой бронированной дверью, покрашенной красной краской. Кира вышла вперед — это была ее часть проекта.       — Это твой новый кабинет, любовь моя, — произнесла она, с улыбкой сверкнув глазами и указала вожаку на сканер отпечатков пальцев. — Прошу!       — Черно-красный… — потрясенно проговорил Кэно. — Это дьявольски…       Стены кабинета были ровно выкрашены в смолисто-черный цвет, на полу был постелен паркет из черного дерева, вся мебель также была преимущественно черной, не считая красных вставок с изображением герба клана. Кроваво-красным был только потолок.       — Стол и стулья из черного дуба, отделка из красного дерева. Его называют «драконовым деревом», а его смолу — «драконовой кровью». Люстру делал один мужик — мастер художественной ковки.       Кэно поднял взгляд на массивную черную люстру. На красном фоне парили три восточных дракона, извившиеся длинными телами, словно в танце, сплетавшиеся хвостами и вцепившиеся лапами в цепи, которыми металлическая композиция крепилась к потолку. В лапе у каждого дракона была огромная жемчужина, как на всех классических изображениях. Лампы в светильниках-жемчужинах кидали скупые блики на мрачные стены и лак антрацитового паркета.       — Может, добавить что-то еще? — спросила Кира.       — Детка, ты хочешь, чтобы я тут вообще кончил? — усмехнулся Кэно.       — Без меня? Ага, сейчас! — иронично-грозно бросила женщина и села на стол, закинув ногу на ногу. За ее спиной главарь увидел серую шкуру койота на высоком кожаном кресле.       — Откуда шкура? — поинтересовался он, с довольной улыбкой предаваясь воспоминаниям.       — Я койота завалил, — похвастался Кобра.       — Это хорошо, раз сам завалил.       Кэно сел на кожаный диван с подушками из алого китайского шелка, на которых были изображены черные драконы в восточном стиле и еще раз посмотрел вверх. Красный цвет сильно заводил его — сердце выстукивало такой бешеный ритм, что можно было вытанцовывать степ. Красный каждый раз заставлял вспомнить о крови, о собственной крови, о ранах, телесных и душевных, о крови соратников, обо всей крови, пролитой за время всех войн. И рядом с этим цветом всегда был черный. Траур черных анархистских флагов, траур по тысячам оборванных жизней. Однако в этом кабинете черный цвет будто окутывал со всех сторон, придавал ощущение покоя и защищенности.       — Вы пока свободны, — обратился к товарищам Кэно.       Кобра, Картер и Джарек покорно вышли из кабинета. Кира встала со стола, но не собиралась уходить.       — Ты выглядишь несчастным… — прошептала она с досадой.       — Человек, объявленный в международный розыск, может быть счастлив? — проговорил Кэно задумчиво и обреченно.       Он поправил подушки и лег на диван, не утруждая себя даже тем, чтобы снять увесистые армейские ботинки. Его ноги уже много лет совершенно не чувствовали их тяжести. Да, он привык, но совершенно не мог за долгие беспокойные годы привыкнуть к другому — к постоянной тревоге. И все усилия Киры с этим шикарным кабинетом, в работе над которым она прочувствовала Кэно так глубоко, как саму себя, и потому никто не смог бы превзойти ее, и даже ее долгий сладостный поцелуй перед тем, как уйти — ничто не могло убить старого демона страха. Такой была обратная сторона огромного, нерушимого желания жить.       Главарь «Черных драконов» засыпал на новом черном диване, с безропотным безразличием отдавая себя в лапы очередного кошмара. Сценарий был известен ему до мельчайших деталей — он непременно упадет со спины летящего над пропастью дракона, он ничего не изменит, не проконтролирует свои действия во сне. Кэно каждый раз твердо знал, что упадет… Но «падать с вершины очень больно». Каждый раз больно.       Поутру Кэно расслабился, пропустив стакан-другой хорошего портвейна, и стал вносить в базу данных сведенья о новобранцах. В основном это были либо молодые бунтари, рвущиеся воевать, либо преступники, надумавшие применить свои бесславные навыки в борьбе за благую цель, либо бывшие военные, уставшие выполнять приказы. Расходный материал. Пушечное мясо. Эти головорезы не шли ни в какое сравнение со своими предшественниками: такими, как Призрак, Тасия, Тремор, Безликий…       — Может, как-то еще выбьем из них дурь, и сгодится? — попытался за обедом внести в ситуацию долю оптимизма Джарек, хотя и сам прекрасно видел, с каким плачевным материалом придется работать.       — А, может, в том и была наша слабость, что мы из всех выбивали дурь, всех учили, натаскивали… — рассудил Кэно, вонзая нож в пережаренный до черноты кусок мяса на тарелке. Оно было таким сухим, словно приходилось жевать и проглатывать древесину, но зато в нем наверняка не осталось крови.       — Так и разве результата не было? — не понял его друг.       Главарь понизил голос, чтобы никто ненароком не услышал его замыслов раньше положенного времени:       — Этот результат мешал нам действовать реально жестко! Тех ребят мы знали, даже самых конченых ублюдков. Они все были свои. А этих мы пока не знаем. И их можно бросить на убой. А что? Придется так, если иначе никак! У нас ведь стальные яйца или нет?!       Джарек, потупив взор, кивнул. Такое решение было сложно взвалить на свои плечи. Он прекрасно понимал это, как понимал и то, что кровный брат был в чем-то прав. Цель оправдывала средства. И, прежде чем попытаться построить рай, приходилось устраивать кромешный ад.       Из серой однородной массы второсортных новобранцев выделились лишь три значимые фигуры, на которых Кэно мог возложить надежды. И в первом из них анархист даже, казалось, узнал самого себя.       — Имя? — спрашивал его Кэно.       — Эдвард Джон Блад, — отвечал широкоплечий небритый мужчина лет сорока с многочисленными шрамами от ожогов на лице.       — Навыки?       — За спиной шесть лет армии, — прохрипел Блад. — «Берет». Пятая группа.       — Звание? — спросил Кэно, заинтересовавшись.       — Лейтенант в отставке.       Анархист улыбнулся, но эта улыбка мгновенно исчезла.       — Последний вопрос, — сказал он, — мы обязаны это знать. Есть слабости или недостатки?       — Я не ценю жизнь, — рыкнул Блад. — Ни свою, ни чужую.       Кэно глубоко вздохнул и задумался. «Этот мужик хорошо мне поможет, — решил он. — Идеально вписывается в намеченный план».       После него в кабинет вошли двое мужчин средних лет. Главарь поднял голову:       — Это индивидуальное собеседование.       — Мы работаем вместе, — проговорил мужчина с усами и кудрявыми черными волосами, в его карих глазах вспыхнула таинственная искра.       — К тому же братья, — добавил второй, гладковыбритый, с практически ровными светло-русыми волосами и голубыми глазами.       — Ваши имена? — спросил Кэно.       — Даррен, — ответил темный. Светлый последовал за ним:       — Тревис.       — Даррен, Тревис, а фамилия? Прозвища есть?       Братья переглянулись. Тревис неуверенно переминался с ноги на ногу. В глазах Даррена снова вспыхнула искра:       — Наша фамилия Бруверс, — ответил он. — Что до прозвищ, то нас знают как Деймоса и Фобоса. Думаю, этого достаточно.       Кэно все понял:       — Что же квалифицированные военные пилоты забыли среди террористов?       — То же, что и вы, — изрек Даррен, он же Деймос, сверкая глазами, — свободу. Как писал Альбер Камю: «Как только война становится реальностью, всякое мнение, не берущее ее в расчет, начинает звучать неверно».       — У солдата вообще не может быть ни мнения, ни совести, — добавил Тревис, известный как Фобос. — Как у выпущенной ракеты. Мы готовы дезертировать и угнать свои машины, как только Вы нам прикажете.       Братья стояли в кабинете друг напротив друга, темный и светлый — такие разные, но с поразительно похожими чертами лица. История Фобоса и Деймоса была Кэно хорошо известна. За их головы моджахеды назначили просто заоблачное вознаграждение после того, как они успешно выполнили очередной приказ. Разбомбили деревню, в которой якобы укрывались боевики. По официальной версии, боевики эти даже пытались открыть огонь, но сами пилоты ничего не говорили об этом. Они знали правду, хоть она и вскрылась уже тогда, когда дело было сделано. В деревне проходила свадьба. Все погибшие оказались мирным населением. В их числе было четырнадцать детей.       Такое случалось и раньше. Международные фирмы, занимающиеся статистикой, регулярно считали потери, и братья знали, что почти восемьдесят процентов погибших в Ираке составляет мирняк. Но это задание их доломало. Они не собирались больше исполнять такие приказы и служить такой стране. Что потеряют убийцы детей, став террористами? Уже ничего, дальше совести и чести терять было нечего! «Тяжелый и кровавый год» стоял комом в глотке у обоих, и еще один такой же туда уже не лез.       — Валить мирняк за нефть и за чужого папку — это, что ли, «угнетенных освободим»?! — оскалив зубы, проронил Даррен.       — А если бы они пришли на наши земли освобождать нас от диктатуры этого кретина? Что бы кто сказал тогда? — вторил ему Тревис.       Главарь клана «Черный дракон» тяжело вздохнул, вспоминая собственные войны.       — Вы понимаете, что здесь вам тоже придется уничтожать людей? — уточнил он, поочередно глядя на братьев. — Возможно, и мирняк.       Фобос встретил его тяжелый взгляд широко открытыми, бесстрашными светлыми глазами и произнес:       — Мы долго это взвешивали. Ваша цель оправдает это.       — Ладно. Кроме совести. У вас есть слабости? — спросил Кэно.       — Только одна, — твердо ответил Деймос, — мы смертны.       — Ждите моего приказа, — кивнул главарь террористов, и оба брата уважительно кивнули ему в ответ.       Когда они ушли, в кабинет вошла Кира. Кэно достал второй бокал, чтобы налить и ей портвейна.       — Я всегда говорил, что война в Ираке нам на руку, — отметил он, сделав глоток спиртного.       — На хер Ирак! — кинула женщина и тоже взяла бокал.       — Да, детка, на хер всех. Мы будем действовать. Без соплей. Все или ничего! Главное, чтобы все было быстро, пока я к этим людям не привязался, пока я их толком не знаю. Хуже этот гребаный мир уже не станет! И пусть дверь станет полностью черной.       С этим жестоким тостом они махом допили портвейн. А после за запетой красной дверью на черном диване с алыми подушками Кира не один раз заставила его кончить. * * *       — Людей целая армия, денег достаточно, а когда мы заказывали оружие, поставщик просто охренел от количества! — восторженно докладывал Картер главарю спустя неделю. — Наш час пришел, большой папочка.       Кэно удовлетворенно кивнул, стоя в центре черного кабинета. На его еще больше огрубевшем из-за морщин лице блестел пот, выступивший от напряжения — он волновался, как никогда. На него в ожидании приказов пристально смотрели Кабал, Кобра, Кира, Джарек, Блад и Джефф.       — Значит так, — заговорил вожак, — первая задача — отрезать остров от внешнего мира, ясно? Кобра уже имеет опыт по мостам. В первую очередь Веррацано — это будет, как плевок им в морду. Потом Бейонн, Готалз и Аутербридж-кроссинг. Задача Кабала — парализовать работу переправы Статен-Айленд Ферри. Восемь паромов четырех классов — думаю, понимаешь, что нужна скорость. Бывшие служивые возьмут на себя полицию — они экипированы, как штурмовой отряд. Картер, как только они справятся, даешь сигнал братьям Бруверс, а после… — Кэно выдержал многозначительную паузу, — объявляем открытую войну! Джарек, на тебе оборона базы. Кира, поможешь с записью наших требований. Вопросы?       Соратники сосредоточенно молчали. Кэно перевел взгляд на лейтенанта со шрамами на лице:       — Тогда к главному. Эдвард Блад. Я выдам в твое распоряжение отряд. Люди, которыми ты будешь командовать — конченые психи, мерзавцы, откровенные кретины, одним словом — мясо. И ты это знаешь. Потому они будут атаковать в лоб, когда прибудут агенты Блейда. Эти расходники будут вооружены АКМ и дробовиками Mossberg. Машины вас подстрахуют. Немного подержите атаку и отступайте…       — Я не привык отступать! — ударил кулаком по столу в ярости Блад.       — Иногда отступление ведет к победе, — заявил Кэно. — Считай, что это приказ: я-то по званию тебя старше. Подпусти спецагентов поближе, мы атакуем их с флангов и с тыла.       — Окружим их? — уточнил Джарек. — А если они не так глупы?       — Атаковать будут огнеметчики. Страхуют машины. В критической ситуации пустим вертолеты.       — Не знал, что у нас есть боевые машины, — удивился Кобра.       — Да как боевые машины? Грузовики, оборудованные M61 Vulcan, с людьми, вооруженными РПГ-7 и ПМК. Люди с такими же пушками и гранатометами охраняют завод. Но если с самолетами реально выгорит — вот это будет охренительно.       — Vivat anarchia! — одобрительно выкрикнула Кира, подняв кулак.       Кэно тоже вскинул вверх кулак и прокричал:       — Vivat anarchia!       Сплоченный строй суровых, яростных голосов вторил ему.       Начало было положено, как по плану. В результате серии страшных, одновременных терактов с сотнями жертв Статен-Айленд был отрезан. Тут же в эфир поступило обращение живого и здравого главаря «Черных драконов». А два квалифицированных военных пилота с идеальными послужными списками дезертировали, угнав на захваченный террористами остров свои самолеты.       Несмотря на первые удачи, анархисты ужасно нервничали. Впервые клан начал реальную, открытую войну, какую они не вели раньше. Это настораживало всех. Каждый знал, что война не прощает ошибок.       — Фобос, Деймос, держите оборону, — дал братьям распоряжение главарь, как только они прибыли на базу «Черных драконов». — Держитесь в небе столько, сколько сможете продержаться. Это на данный момент все.       — Кэно, — обратился к вожаку напоследок Фобос.       — Что, Тревис? — спросил Кэно, закуривая.       Фобос взглянул на него благородными и строгими голубыми глазами:       — Мы ведь смертники, так?       — Так, — честно и твердо, но с болью ответил лидер «Черных драконов».       Он был готов к последней войне. Душа томилась от предвкушения долгожданного триумфа. С каким гневом посмотрят на эту резню жалкие агенты Германа Блейда, гонявшиеся за ним столько лет! А как будет сходить с ума Соня, поклявшаяся любой ценой убить его!       — Ну что, Соня, схавала? — съязвил Кэно, обращаясь к воображаемому врагу. — Детка, не стоило недооценивать старину Кэно! * * *       Полковник Герман Блейд не находил себе места и уже не мог этого скрывать. Подчиненные видели, что у него сдают нервы. На вопрос Джакса: «Что же случилось?» — он ответил всего одним словом:       — Кэно.       — Сколько у них заложников, господин полковник?       Герман Блейд потер ладонью уставшие глаза и скорбно прошептал:       — Весь остров — их заложники.       Джакс озлобленно ударил кулаком в стену, поднялась серая пыль, и куски бетона с грохотом ударились о пол.       — Вы будете сидеть и ждать? Ждать, пока этот урод уничтожит город?!       — Какие их требования? — поинтересовался лейтенант Джейк Беран.       Полковник Блейд прикусил губы:       — Невыполнимые.       — Какие же?       — Отдать им Статен-Айленд, — прошептал полковник. — Тогда они «с миром отпустят» всех, кто по каким-то причинам не захочет жить в их новом самопровозглашенном «анархическом государстве»! Они уже чувствуют себя там хозяевами — убили копов, сами патрулируют улицы, творят, что вздумается. Ублюдки!       Беран вздрогнул, пожав худыми плечами, Джакс напряг все мышцы и скрестил на груди усиленные кибернетическими имплантатами руки.       — Я сам лично выпущу кишки этому уроду! — процедил сквозь стиснутые зубы майор Бриггс.       — Это мы еще посмотрим! — перебил его строгий женский голос. — Кэно мой!       — А-ах да, Соня! — ехидно заулыбался Джакс. — И что же ты предпримешь? Ситуация критическая, террористы оккупировали Статен-Айленд. Мосты взорваны, переправа Ферри разрушена. Ну?       На секунду лейтенант задумалась, но ответ дала:       — Атакуем с воздуха…       — Ну да! — всплеснул руками Бриггс. — Уже атаковали! Мы потеряли пять вертолетов!       Лейтенант Блейд перевела взгляд на удрученного отца, будто в последней попытке найти у него поддержку:       — Почему сюда не пришлют армию?       — Потому что это не война! — вскричал полковник, гневно брызжа слюной. — Это операция по освобождению заложников. Мир не должен знать, в какой заднице Амерка. Ни за что!       Герман Блейд обвел всех присутствующих взглядом, полным немой угрозы, и ушел, в сердцах хлопнув дверью. Соня виновато опустила глаза, но она и не думала терять своей уверенности. Она пыталась сосредоточиться, но в голову не лезло ничего, кроме мыслей об убийстве Кэно.       — Можно попробовать с воды, — опередив ее, подал идею Джейк. — Высадимся с катеров.       Соня недовольно насупила брови, а Джакс заулыбался:       — Вот так, девочка. Никогда нельзя рубить с плеча.       — Я все равно убью его! — выкрикнула женщина.       — О-о, да у тебя паранойя! — заключил Беран.       Соня ударила кулаком по столу:       — Мне нужен мой Desert Eagle и патроны пятидесятого калибра! С разрывными пулями.       — И садистские наклонности, — добавил Джакс. — Ты же в курсе, что они запрещены?       Лейтенант Блейд склонилась над столом, шумно дыша. Что она могла ответить майору? Какой толк был в наличии запретов? Ножи, например, не были запрещены — и у нее на глазах Кэно ножом вскрыл горло ее напарника. Кибернетические имплантаты не были запрещены. И она видела, как «отец террора» использовал один из таких, чтобы вырвать еще бьющееся сердце из груди ее сослуживца. Джонни он вообще добил одним ударом ногой, подошвой сапога прямо в лицо! Запреты не решали ничего, не спасали жизней. Соне хотелось кричать об этом. Но она сказала другое:       — Он зверь. Это моя охота. И в этой охоте подранков оставлять нельзя! * * *       На Бордуолке Рузвельта не осталось свободного клочка асфальта. Здесь собрались многие сотни людей, одетых в черную кожу и легкие бронежилеты. Они были вооружены дробовиками и автоматами. За ними стояли два ряда «боевых машин», разрисованных гербами «Черного дракона» и анархистской символикой. Сами анархисты держали в руках множество черных и красных флагов с теми же символами. Солнце озаряло напряженные, облитые грязным потом лица, в глазах толпы горело безумие и жажда крови. Блад вскочил на одну из машин, и сотни бешеных глаз обернулись к нему. Разговоры в топе затихли. «Черный дракон» ждал.       — Жертва ничтожными приведет к победе достойных, — сказал сам себе Блад. Так ему было проще смириться со своей миссией проводника на тот свет.       — Анархия — мать порядка! — хрипло взревел он.       — Да-а-а! — взвыла возбужденная толпа.       Сердце Эдварда Блада подпрыгнуло в груди, по всем венам разошлось тепло, как после бокала хорошего виски.       — Будь свободен или сдохни!       — Да-а-а! — прогремел вновь раскатом грома рев толпы, сотни стволов были подняты вверх, сотни лиц сменились страшными звериными гримасами и в сотнях пар глаз вспыхнул азарт, граничивший с бешеным припадком. «Свободы! Крови! Да в рай бы попасть!» — будто прочел мысли головорезов Блад и снова заорал:       — Vivat anarchia!       — Да-а-а! Vivat anarchia!       Кровь била в голову Блада, вставала перед глазами алой стеной, по спине его пробежала приятная дрожь.       — Анархия — наша мать, Кэно — отец!!!       — Кэно навсегда!!! — зарычала толпа, как дикий зверь, впавший в ярость.       Блад поднял вверх кулак:       — За свободу! За анархию! За «Черных драконов»! В бой!!!       — За анархию!!! — кровожадно заорали смертники, хватаясь за оружие. Перекошенные оскалы на их лицах были каким-то подобием улыбки — им нравилось убивать, им было совершенно не страшно быть убитыми.       На берег десантировались агенты Германа Блейда. Головорезы, как и планировалось, атаковали в лоб, укладывая врагов, но вскоре погибали сами. Асфальт становился мокрым от крови.       — Все… Мясорубка началась… — удрученно проговорил Кэно, наблюдая с крыши одной из высоток в бинокль за происходящим. Он поправил передатчик нам правом ухе и закричал:       — Паук вызывает Летучую Мышь! Прием!       — Летучая Мышь на связи, — отвечал хриплый голос Блада. — Паук, прием!       — Отступайте! Сейчас пойдут огнеметы! — приказал Кэно.       — Есть, — спокойно ответил Эдвард Блад. — Прием окончен.       Агенты окружали анархистов, занимая всю территорию набережной. Теперь Деймос и Фобос с воздуха видели не площадь, а зеленый остров среди моря бетона, каким стала толпа вояк в камуфляжной униформе. Три черных потока хлынули к острову с трех сторон — и зелень вспыхнула. Там, высоко над землей это зрелище напоминало пожар в джунглях, но Кэно видел в бинокль совсем иную картину. Разлет огня был неконтролируемым, он укладывал и чужих, и своих — смертников, кинутых атаковать в лоб. Многие сотни людей были заживо сожжены на площади. Гремели тысячи взрывов — взрывались гранаты из арсенала спецагентов. Черный дым с запахом человеческого паленого мяса рассеивался над городом, огонь не унимался.       — Out of the darkness, Brighter than a thousand suns! Out of the darkness, Brighter than a thousand suns! — прошептал Кэно, чувствуя острую боль в сердце. — Эх, Безликий, жаль, что ты не видишь!       События минувшей осени приучили Кэно вглядываться в свою душу. Сидя на крыше высотки, он понимал: он и Эдвард Блад похожи — они оба давно стали проводниками для других на тот свет. Но было и то, что в корне отличало главаря «Черных драконов» от Эдварда Блада — желание жить. И чем больше Кэно видел смерти, тем сильнее становилась его собственная жажда жизни.       Осознав, что операция завершилась успешно, но с неумолимо горьким осадком в душе, лидер анархистов вернулся на базу. Он рассчитывал принять на грудь и успокоиться, но даже не успел войти в кабинет. В коридоре Джарек схватил его за плечи. Глаза кровного брата были налиты кровью, все мышцы лица напряжены, зубы оскалены. Кэно прекрасно знал, что это значит.       — Кэно! — вскричал Джарек. — Надо отступать! Мы не выстоим!       «Дьявол, почему же ты ни разу не ошибался?!» — пронеслось в воспаленном сознании Кэно.       — Давай здраво смотреть на вещи, — попытался сохранить спокойствие он. — У нас есть машины, вертолеты, два самолета… Выстоим.       — Дьявол! — заорал Джарек, будто одержимый бесом. — Ты дьявол, Кэно! Ты никого не хочешь слушать! Как после этой бойни ты сможешь заснуть?!       — Не засну! — гневно бросил Кэно. — И не говори больше никогда, что я тебя не слушаю! Я принял во внимание, и вот тебе новая задача — обеспечь нам пути отхода. Свобода или смерть, да, но штабным крысам мы не дадимся!       Он ушел в свой кабинет и закурил. В коридоре Джарек в изнеможении упал на колени, будто в последней мольбе подняв вверх воспаленные слезящиеся глаза.       — Я понял, Господи! — вскричал он, к напряженному лицу в отчаянии прилила кровь. — Понял Твое изощренное наказание за грехи мои. Я принял его с гордостью. Как и мой брат принимал все свои страдания. Но что еще мы должны пережить, чтобы Ты простил нас?! Господи! Не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня. Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня! — взмолился он об избавлении от своего тяжелого «дара». — Господи, ибо кости мои потрясены, и душа моя сильно потрясена! Ты же, Господи, доколе?! Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей!       Джарек обессиленно опустил голову, тяжело дыша. Он беззвучно рыдал, стоя на коленях. В глубине души он уже давно знал, что тщетно надеется, что где-то есть добрый бог, способный их простить после всего, что они натворили в жизни. Им не было прощения. Расплата продолжалась.       Огонь погас. Набережную покрывали страшным черно-коричневым ковром обгорелые трупы, а чаще — разорванные куски трупов спецагентов и анархистов. Блад вышел на Бордуолк Рузвельта, переступая между клочьями паленой плоти, и поставил посреди набережной черный флаг.       — Вы свободны, парни, — прошептал он, окинув взором изуродованные тела своих людей. — Мертвые свободны. Вы свободны. * * *       — Как вы повелись на это?! — в ярости орал на подчиненных полковник Герман Блейд. — Решили, что Кэно — полный идиот, будет атаковать в лоб, даст окружить и вырезать своих людей? А этот прохиндей всех вас обвел вокруг пальца! И что вы предпримете теперь?! А?       — У них два самолета, — доложил Беран. — Это слишком круто для нас. Но это все еще не война?       Полковник проигнорировал его провокационный вопрос:       — Что за самолеты?       — «Рокуэллы».       — Что ты предлагаешь?       — Хоть как-то договариваться с армией, — развел руками лейтенант. — Вы же уважаемый человек. Убедите их дать два «Харриера» — они положили бы этому конец. Потом пойдет снова наш десант. В конце концов, пилоты-дезертиры — это их проблема!       Герман Блейд задумался. Это был большой риск, в том числе для его репутации. Но оставался ли иной выход? Выполнить требования террористов? Он знал, что этого категорически нельзя было делать. А остров нужно было освобождать, чего бы это ни стоило. После боя террористы уже начали выполнять свои угрозы — «убивать мирное население такими пачками, что в страшном сне не снилось», взрывая жилые здания. Каждые два часа они, как по расписанию, взрывали очередной объект! Этот кромешный ужас нужно было остановить, и как можно скорее! Герману показалось, что его плечи хрустнули под грузом ответственности.       — В Ваших словах есть смысл, лейтенант, — похвалил он Джейка Берана. — Мы обязаны растоптать эту змею! * * *       Над Статен-Айлендом вместо звездно-полосатых знамен реяли черные флаги. Кэно чувствовал, что траур этих черных флагов не закончится никогда. Это был траур по каждому из «Черных драконов», но его дверь еще не стала полностью черной.       Фобос и Деймос хорошо осознавали весь ужас случившегося.       — Мы все будем лежать в земле, воздух не спасет, — подумалось Даррену.       — Из праха — в прах, — скорбно мыслил себе Тревис.       В воздухе появились два прытких «Харриера». Руки братьев Бруверс приросли к штурвалам.       — Фобос, веди того, что к тебе ближе, за собой! — закричал в микрофон передатчика Даррен. — Я подобью!       Тревис вошел в пике. «Харриер» шмыгнул за ним. Деймос прицелился, он преследовал «Харриер», пытаясь предугадать, что будет секунду спустя. Пилот «Харриера» перевел реактивные сопла в переднее положение — и самолет Даррена проскочил мимо. Деймос рванул штурвал на себя, выходя из пике.       — Спасибо судьбе, что я не выстрелил, — подумал он. — Сбил бы брата.       Пилот второго «Харриера» пустил в самолет Деймоса ракету. Крыло «Рокуэлла» разлетелось в щепки, небо зазвенело от взрыва, клубы огня и черного дыма рванулись ввысь.       Деймос видел, как приборы будто взбесились. Он падал. Он не видел черного шлейфа из дыма за самолетом, но он чувствовал — этот дым был словно саван смерти. Ее коса уже легла на его шею. Даррен продолжал попытки выровнять самолет, но все было тщетно. Он закрыл усталые глаза и запел:       Silently to silence fall       In the fields of futile war.       Toys of death are spitting lead       Where boys that were our soldiers bled…       Его губы двигались так, будто он молился, но слова были в корне противоположными:       War horse and war machine,       Curse the name of liberty       Marching on as if they should       Mix in the dirt our brothers' blood.       «Только бы не рвануло над городом! Только не над городом!» — молил судьбу в своих мыслях Даррен, до последнего выравнивая крылатую машину и отводя ее к воде. А душа его цеплялась из последних сил за тело, тело из последних сил цеплялось за жизнь.       Once a ploughman hitches his team,       Where he sowed his little dream.       Now bodies, arms and legs are strewn,       Where mustard gas and barbwire bloom.       Each moment's like a year.       I've nothing left inside for tears.       Comrades dead or dying, lie.       I'm left alone asking why…       Самолет вошел в «плоский штопор». Он падал, как лепесток, как желтый лист угрюмой осенью. И эта смерть, будто листопад, была жертвой, смертью ради жизни. Жизни новой весной, которой ему уже было не суждено увидеть. Деймосу не увидеть даже новый рассвет.       Фобос вышел из пике. Он пытался увернуться от второй ракеты. Резко дернув штурвал, он сделал «мертвую петлю», Тревис чувствовал, как все его внутренности швырнуло вперед внутри тела, он ударился головой о штурвал, его лицо начала заливать кровь. Он выстрелил. Он попал. «Харриер» упал, но Фобос не знал, что в этот же момент второй снова стрелял в него. Хвост самолета вспыхнул, но Тревис не чувствовал падения. Он поднял глаза вверх, в небо, где яркое желтое солнце двигалось к закату. Ему жгло глаза, лицо заливала смесь пота, крови и слез. Но Фобос не отрывал от светила ясных синих глаз. Он падал, но его душа поднималась, стремительно, не зная преград ввысь, в небеса, к солнцу…       — Братья Бруверс мертвы, — тяжело дыша, доложил Джарек, порывом ветра ворвавшись в кабинет Кэно. — А я предупреждал.       Голос Джарека сильно резал слух Кэно. Казалось, все его чувства обострились до предела. Кровь стучала ему в виски, голова тяжелела, боль пронизывала все тело. У него складывалось ощущение, будто его мозг плавился.       — На остров высаживается десант Блейда. Приказывай! Командуй же, Кэно! — взволнованно заорал на него кровный брат. — Почему ты молчишь?!       Кэно сидел в кресле, обхватив голову руками. У него дико болела голова. Эта боль не проходила уже три дня.       — Все так трясутся из-за этого проклятого острова… А когда-то остров можно было купить у индейцев за бочку рома, — хрипло простонал он, изнемогая от боли. — Бред, мать его! Пускайте машины. И вертолеты. Что с обороной базы?       — Завод охраняют машины, оборудованные пушками M61 Vulcan, и бойцы с РПГ-7 и ПМК. Боеприпасы есть, плюс несколько минометов и SMAW. За всеми входами наблюдают наши служивые и несколько громил с «Микроганами».       — Хорошо, — гнусаво прошептал Кэно.       Он медленно встал из-за стола и долго ждал, когда страшная головная боль ослабит свои тиски. Он чувствовал невыносимое нервное напряжение каждой клеткой тела.       — Куда ты собрался? — поинтересовался Джарек.       — Мне нужен Блад… — ответил Кэно и попытался сделать шаг вперед, но его рассудок померк от боли, и он упал навзничь, потеряв сознание.       Джарек пустился бежать за врачом. Новый врач клана был худощавым азиатом со шрамом на лице. Он носил серое китайское кимоно с короткими рукавами и нитяными пуговицами, чем-то похожее на обычный хирургический костюм. Вместе с медиком примчалась и Кира. Ее растрепанные рыжие волосы взмокли, льдистые глаза в негодовании просто метали молнии, а сердце трепетало в груди, как лист на беспощадном ветру.       — Что произошло? — нетерпеливо допытывалась она у врача, когда тот проверял пульс главаря.       — Обморочное состояние, проблемы с давлением, — ответил азиат.       — Он не спал около четырех дней! — взволнованно проронила Кира.       — Сердце надо будет проверить, — сказал медик в сером кимоно. — Есть проблемы.       Он достал нашатырный спирт, приподнял голову вожака и поднес смоченную вату к его носу. Кэно вздрогнул всем телом, вскочил и врезал медику по лицу.       — Я же спасал Вашу жизнь! — шокированно пробормотал азиат, схватившись за сломанный нос.       — Блад! — воскликнул Кэно и бросился бежать. Он уже не слышал предостерегающих криков вслед.       У въезда на завод его встретил Кобра. Русый анархист смотрел в бинокль на обломки самолетов. Кэно отобрал у него бинокль и сам взглянул на поднимающийся черный дым.       — У всех нас один и тот же недостаток, — проговорил он, возвращая бинокль Кобре, — мы смертны.       Из-за угла к нему подбежал взмыленный, измотанный и озлобленный Эдвард Блад. Его одежда была порвана, руки, ноги и лицо изрезаны осколками и сильно обожжены. Его спас только бронежилет.       — Кэно, — прохрипел он и попытался подойти к главарю. Блада шатало, как после немалого количества спиртного. Его лицо уже, по сути, не было лицом — это была кровавая маска из грубо изрезанной плоти.       — Кэно! — вскричал он. — Нужны еще вертолеты! Вертолеты, Кэно!       — У нас нет, — прошептал вожак.       — Люди мрут! Наши люди мрут! Дайте мне шестистволку! Я их всех порешу на хер! Шестистволку!       — Бери, твою мать! — испуганно пробормотал Кобра, открывая вход на базу. — Иди и возьми, если сможешь унести эту дуру.       Блад скрылся во тьме, но вскоре вернулся, крепко держа в мощных руках XM214 Microgun. Он снова уходил на войну.       — Пусть только, суки, рыпнутся! — прорычал он. — Мы их на фарш перемелем!       Эдвард с трудом держался на ногах, но шел вперед. Он шел в последний бой, бой до вечной свободы. Его силуэт таял в вечерних сумерках. Он ушел в ночь… и более не вернулся.       Кира стояла возле холодного металлического операционного стола. На столе сидел Кэно. Он был без рубашки, в одних лишь штанах цвета «городского» камуфляжа и боевых ботинках. Взгляд его был мрачен, в нем едва сдерживалось бешенство. Он до сих пор не мог поверить, как только отчаянной смуглой рыжеволосой фурии удалось таки уговорить его зайти в лазарет, пусть даже только на пять минут.       — Нехорошо. Шум отчетливо слышен, — сообщил азиат со шрамом, когда закончил прослушивать его сердце. — Нужны обследования.       — Сейчас не до этого! — отрезал Кэно, скаля зубы.       — Я все же возьму у Вас кровь, — сказал медик, затягивая жгут на его мускулистом плече. — Силы Небесные, да она настолько вязкая, что плохо идет, — отметил он, поднимая поршень шприца. — Плюс шум в сердце, и аритмия…       — У тебя даже кардиомонитора нет, — перебил его главарь, — какая на хер аритмия?!       Врач в кимоно поднял брови, взглянув в его налитые злобой глаза:       — Основы тибетской медицины. Я сразу все понял, еще по пульсу. Ваша нервная система работает на износ. У Вас было с полтора десятка хирургических вмешательств. У Вас нездоровая печень. Но главная причина — это старый металл в Вашем теле.       — Все это галиматья! — Кэно презрительно харкнул на пол операционной.       Азиат показал ему пробирку с густой темной кровью:       — Это — смерть в любой момент, — строго предупредил он.       — Вся наша жизнь — это смерть в любой момент! — спрыгнув со стола, начал отчитывать его лидер анархистов. — Ты видел, что мы устроили, какую бойню?! Ты же не совершаешь насилия, у тебя принцип… Но ты пришел сюда. Зная, кто мы.       — Зная, — смиренно кивнул азиат. — Я пришел ради вас. Потому что и вас кто-то должен попытаться спасти!       Кэно грубо схватил Киру за плечо и быстро вышел из лазарета. Он ничего не говорил, но его хриплое дыхание было исполнено гнева. По этой понятной причине Кира не решалась с ним заговорить. Она даже не могла сказать, напрасно ли уговорила его посетить лазарет. Ее пугало то, что она услышала. Словно теперь над ними всегда и везде будет нависать роковая угроза смерти в любой момент, она будет омрачать всю оставшуюся жизнь, какой бы она ни была. Сам Кэно также не хотел мириться с этим. Он даже не хотел ничего слушать, не собирался признавать истину в том, что услышал. С чего вдруг он станет верить какой-то древней тибетской медицине? Все это домыслы, не имеющие значения!       Кобра еще долго сидел у главного въезда, слушая ужасающие, лихорадящие душу звуки боя. Он боялся этой войны, боялся смерти, но в душе жалел, что не был на передовой. Может, жалел он даже о том, что не погиб, и что ему теперь придется жить с воспоминаниями обо всем огненно-кровавом аде, развернувшемся на Статен-Айленде.       Раздался сигнал тревоги. Кобра бросился в главный зал. Там уже стояли Кэно, Кира и Джарек. Они смотрели на мониторы, отображавшие информацию с камер наблюдения. Главарь тревожно пристукивал правой ногой и перебрасывал в руке нож.       — Агенты полковника Блейда на базе, — удрученно сообщил Джарек. — Прошли через черный ход. Вопрос в том, как им удалось…       Кэно опустил нож и замер, подперев голову кулаком.       — Среди нас предатель, — на выдохе мрачно изрек он. — Тот, кому есть, за что меня ненавидеть. Тот, кто выжил после атаки «Красных драконов». Тот, кого сейчас на базе нет…       — Кабал? — предположила Кира.       Кэно склонился над пультом управления, напряженно стуча пальцами по кнопкам, он вводил какую-то комбинацию цифр. Запустив программу, главарь перебросил через плечо портупею с детонатором, его могучий оголенный торс озарили красные отблески.       За спинами анархистов грянул взрыв. Тяжелая дверь главного зала рухнула на пол, на нее посыпались бетонные обломки стены и серо-бурая пыль. В зал чеканным шагом вошла лейтенант Соня Блейд. Кэно медленно повернулся к ней лицом и взглянул на нее с безнадежной тоской. Былого блеска во взгляде главаря «Черных драконов» уже не осталось — его глаза были пусты, в них была непроглядная, вечная тьма.       — Привет, детка. Снова скучала по мне?       — Я намерена вызвать тебя на честный поединок, Кэно!       Кэно сделал несколько шагов вперед, хромая на левую ногу, и встал перед ней, гордо расправив плечи.       — Вызов принят, — проговорил он, устало понурив голову. — Выбирай: в рукопашную, на ножах…       — Нет! — крикнула Кира и метнулась к Кэно. Она заслонила его собой, ее руки легли на рукояти ножей. — Драться с тобой буду я!       — Детка, ты чего? — опешил Кэно. — С ума сошла? Это я должен прикрывать тебя.       Обернувшись, Кира положила руку ему на грудь и взглянула ему в глаза с сочувствием и болью:       — Ты не в лучшей форме, чтобы сражаться. Я единственный способный боец. Уходи с Коброй и Джареком. Вы ведь знаете, куда идти.       — Нет! — закричал Кобра, самоотверженно бросившись вперед. Он положил руку в тактической перчатке на плечо Киры и шепнул ей на ухо: — Я не уйду. Я прикрою тебя.       — Двое на одного — это не по-честному, — проговорил низкий голос из коридора, и в зал развязной походкой вошел майор Бриггс.       Кэно, задыхаясь от злобы, бросил на него такой взгляд, точно метнул в чужое сердце нож.       — А усиливать себя в четыре раза — это, мать твою, честно?! — яростно вскричал он. — А Тремор кирпичи ребром ладони разбивал. Кобра, уходи! Этого гребаного ниггера я возьму на себя!       — Я же сказал, что не уйду! — закричал ученик главаря. — Я прикрою вас! — он обернулся и кивнул Джареку — тот кивнул в ответ и быстро скрылся.       Неожиданно в зал вошел еще один человек. Он остановился перед взорванной дверью, на его лицо легла тень. Кэно вспомнил, что уже видел этот образ. Темный силуэт мужчины с длинными черными волосами. Над пропастью… Человек был в старой одежде и тяжелых истоптанных сапогах, его покрытые ожогами руки в черных перчатках были сжаты в кулаки.       — Теперь все по-честному. Три на три, — сипло проговорил он и шагнул вперед. На месте его лица сверкнула безразличная металлическая маска.       — Что ж, все мы здесь выкупаны в крови, и не раз, — злобно произнес Кэно, уставившись на Кабала, — душа каждого из нас намертво погрязла в гребаном омуте грязи и крови. Но есть один порок, который не прощаем даже мы — конченые психопаты и головорезы: это предательство!       — Я не на твоей стороне, — презрительно выговорил Кабал. — Притом уже давно. Знаешь, кто я на самом деле? — Кабал снял респиратор, показывая то, что раньше было его лицом. — Смотри на это лицо, тварь, — может, узнаешь, найдешь под шрамами знакомые черты? Кто я? «Обкуренный недоносок» — так ты говорил? — «вечно пьяный грязный безмозглый панк», которому ты в 1988 году подкинул наркоту! Из-за тебя меня нашли старые враги, реально опасные люди, они позаботились о том, чтобы я попал в «Лагерь гладиаторов»! К твоему несчастью, одноглазый упырь, я выжил и вернулся на свободу, отмотав строк в тюряге особо строгого режима! Как же тебе не повезло, что я не сгнил там заживо — я вернулся в клан лишь затем, чтобы уничтожить тебя! Теперь понимаешь, как давно я тебя ненавижу?! Это ты сломал мою жизнь, Кэно!       Главарь почувствовал, будто от неописуемой ярости к горлу подступает едкая желчь. Воздух словно исчез, он не мог насытить горящие огнем легкие. Это омерзительное лицо! Этот слабак, так бесивший его с первого дня на базе! Отброс, не умеющий вкладываться в общее дело. Из таких и надо было выбивать дурь, как учил его Мастер и его подручные! И чем это выбивание дури кончилось теперь?!       — Жизнь? С этим я тебе помогу — ты умрешь, сучара! — прорычал Кэно.       Он смотрел на лица врагов, тяжело и хрипло дыша от ожесточения. Он напряг все мышцы, оскалил зубы и стал в боевую стойку. Его агрессия ожидала молниеносного выхода, выброса всей накопившейся в душе горести и злобы. Но где-то в самой глубине души не оставалось ничего, кроме боли. «Дьявол! — сокрушался он про себя. — Поклялся служить клану, сражался со мной плечом к плечу, из тюряги помог меня вытащить! И в то же время, мать его, копал под меня, ненавидел и готовился уничтожить! Ублюдок! А я кто, мать моя женщина?! Ведь я подозревал. Я знал! Просчет! Но ведь сражался за меня — и предал! Сука! Самая грязная тварь из всех, что я знал!».       Кэно чувствовал себя одиноким, сорвавшимся с цепи зверем, готовым перегрызть глотку тому, кто посадил его на цепь. И он был готов взвыть от отчаянья, чтобы дикий вой разломал небеса на осколки, которые рухнули бы вниз, разбиваясь о землю с протяжным горьким звоном, с каким упали бы на землю горячие слезы боли. Но слез у гордого зверя нет. Есть только его вой и растущее безумие в горящих глазах.       — В бой! — выкрикнула Соня.       — За анархию! — взревел во все горло Кэно, вскинув вверх кулак, и началась битва.       Кобра ринулся на Кабала. Тот с ускорением отбежал в сторону, затем развернулся и бросился бежать обратно, задев при этом Кобру кулаком по спине так, что молодой мужчина, выгнувшись назад, закричал от боли и упал на пол.       Кира в прыжке ударила ногой сверху вниз по плечу Сони. Ей удалось сбить противника с ног, но ненадолго. Лейтенант ударила ногой с разворота, Кира пригнулась и ушла от удара. Она снова бросилась в атаку.       Кобра поймал момент, когда Кабал оказался рядом, и засветил ему локтем в живот, потом кулаком в челюсть, коленом в пах и локтем между лопаток. Предатель согнулся от боли, но саданул Кобру кулаком в солнечное сплетение. Русый анархист, задыхаясь, отпрыгнул назад. Кабал подпрыгнул и несколько раз в воздухе пнул Кобру в грудь, снова повалив его на пол.       Соня Блейд уперлась руками в пол, а ногами сделала небывало сильную подсечку. Кира вскочила, схватила ее за плечи и приложила головой о свое колено. Не обращая внимания на вскрик боли, рыжеволосая женщина отпустила агента и нанесла два удара ногой в живот. Соня упала на колени, но тут же, оттолкнувшись от пола, ударила ногами вверх. Удар пришелся Кире в бедро, она ушла в сторону и немного отдышалась. Лейтенант также переводила дух.       — Ножевой бой? — спросила Кира, поглаживая рукояти пары резных ножей.       — Ножевой бой! — согласилась Соня, выхватывая из-за пояса армейский нож.       Агент выбросила руку вперед, ведя ножом слева направо параллельно земле. Кира перехватила ее руку и ударила ногой по колену. Соня вскрикнула. Кира прыгнула вперед и полоснула ее ножом по ребрам. Соня схватила ее за руку и дала ногой в предплечье. Кира упустила нож, но успела выхватить второй. Агент кинулась на нее, целясь клинком в сердце, но Кира поставила блок рукой. Кожаная накладка на руке спасла ее от пореза, она перебросила нож и пошла в атаку. Соня Блейд, получив несколько серьезных порезов, собралась и, наконец, перехватила руку Киры и выбила у нее нож. Анархистка схватила обе ее руки, нож Сони упал на пол. Кира вывернула ей руки и ударила вперед головой. У Сони моментально потемнело в глазах, она упала, теряя сознание от головной боли.       Кобра вскочил с пола и ударил двумя ногами вперед. Он пнул предателя по торсу и, встав на ноги, подпрыгнул и врезал ему наотмашь сначала одной, потом второй ногой по лицу. Оказавшись прыжком рядом с Кабалом, боец в кимоно несколько раз дал предателю кулаком по челюсти и тут же зарядил ему со всей силы ногой под дых. Кабал застыл на месте, сгорбив спину, из-под его респиратора потекла кровь. Предатель начал медленно отступать. Кобра напряг мышцы, сосредоточившись на действиях противника. Он понимал, что должен был быстро и наверняка прикончить Кабала, но, кроме этого, ему хотелось крови.       Тем временем Кира подобрала нож Сони Блейд.       — Да, сука белобрысая, тебе нужно было поставить памятник в части, где ты служила, с подписью: «Горе-солдат», — сострила Кира и усмехнулась, перебрасывая в руке ровный армейский нож.       Она взглянула на Кабала. Кобра застыл в боевой стойке, а предатель, задыхаясь, дрожащей рукой пытался достать из-за спины пистолет-пулемет MP-5KA4. Кира метнула нож. Лезвие вонзилось Кабалу в плечо, он глухо вскрикнул и уронил оружие.       — Кобра, прикончи его! — крикнула Кира.       Русый боец радостно улыбнулся. Он подбежал к Кабалу, закрывавшему рукой рану на плече, и добил его таким мощным апперкотом, что предатель без чувств рухнул на пол, а из-под его железной маски продолжала вытекать кровь.       — Спасибо за помощь! — поблагодарил Киру Кобра.       Кира взглянула на молодого мужчину с упреком:       — Ему не хочешь помочь? — указала она на Кэно, сражавшегося с Джаксом.       — В рукопашную или на оружии? — по обыкновению спросил Кэно противника перед боем, на что Джакс ехидно ответил:       — Мое оружие со мной!       — Ненадолго! — прорычал главарь анархистов.       Майор сделал выпад вперед, его кулак с неистовой силой врезался в грудь Кэно. Террорист стиснул зубы и закрыл глаза — боль нарастала, будто растекаясь от мышц по костям и внутренностям. Ему показалось, что от этой боли у него искры посыпались из глаз.       — Удивительно, что кости целы, — постепенно приходя в себя, подумал Кэно.       Джакс схватил его за горло и поднял над землей. Кэно почувствовал режущую боль в груди и удушье. От нехватки воздуха сердце стало биться чаще, усиливая и без того мучительную резь в травмированной грудной клетке. Кровь приливала к голове. Главарь анархистов скалил зубы, хрипло рыча и пытаясь хоть как-то выровнять дыхание.       — Что, больно, кретин?! — прокричал Джакс. — Нет, это еще не боль. Вот сейчас, — майор разжал пальцы, но отдышаться Кэно так и не успел — Джакс вцепился стальными пальцами в его плечо, — сейчас будет больно…       Он повалил террориста на пол и ударил сверху. Кэно поставил рукой блок. В глазах потемнело снова — он ничего не видел, но слышал хруст собственных костей. Джакс взял Кэно за плечи, поставил на колени, развернув его к себе спиной, и со всей силы зарядил ему коленом по хребту между лопаток. Кэно заорал. Джакс отпустил его. Анархист упал лицом вниз, царапая напряженными дрожащими пальцами бетонный пол. Боль резала спину так, точно кинжал вонзился в его хребет. Кэно собрался с мыслями и встал на ноги, убрав сломанную руку за спину.       — Мое оружие тоже со мной! — прорычал он, стреляя по имплантатам на руках майора. Джакс запрокинул голову назад и взревел от боли, когда по его рукам стекал горячий расплавленный металл. Кэно зловеще оскалился:       — Вот сейчас будет больно…       Он в прыжке сгруппировался в шар и, швырнув себя вперед, пушечным ядром бросился во врага. Джакс скрестил покрытые металлом руки перед грудью, блокируя атаку. Кэно смог свалить его с ног, но, остановившись, сам упал на спину, чувствуя, как снова усилилась боль вдоль хребта. Джакс встал и заехал ему по лицу. Удары его были такой силы, что их невозможно было заблокировать. Террорист отступил и захаркал кровью. Теперь у него была ссечена левая скула, разбиты обе губы, сломан нос. Майор ударил еще раз, на этот раз слева по почкам, отчего Кэно еле удержался на ногах. Он стоял, отплевываясь кровью, в глазах не оставалось ни злости, ни ярости, ни отчаянья — только мучительная боль. Он выстрелил три раза подряд, но Джакс смог уклониться от лазера и тут же яростно врезал ему по лицу справа, по стальной пластине. Такой боли Кэно не приходилось чувствовать никогда в жизни. Она была подобна удару электрического тока, прошедшего через головной и спинной мозг, а потом по всем нервам тела. Ему свело челюсти, зрение резко упало, что-то пульсировало в правом виске, чудовищно разболелись зубы. Кэно закричал, собственный крик резал ему слух, но он понимал, что почти не улавливает звуки правым ухом. Боль ослабила разум, чувства померкли, он, обессилив окончательно, упал навзничь.       Джакс ухмыльнулся. Он сделал шаг вперед, раздумывая о том, как бы прикончить террориста.       — Оставь его! — окликнул майора женский голос. Афроамериканец обернулся и увидел Киру, гордо поставившую руки на пояс и приготовившуюся к драке.       — Свали, рыжая! — грозно прикрикнул Джакс.       — Свалю. Но сперва наваляю тебе, ниггер, по твоей тупой роже — зубов не соберешь!       Джакса явно взбесила ее дерзость. Он замахнулся со всей силы, но Кира ловко отпрянула назад. Майор ударил ногой — женщина ушла в бок. Он снова попытался ударить по лицу — Кира молниеносно пригнулась.       — Отступаешь? — коварно крикнул Джакс. — То-то!       Он продолжал атаковать, Кира уходила все дальше, к выбитой двери. Майор Бриггс взмахнул кулаком прямо перед ее лицом, она сделала еще один шаг назад и ощутила, что стоит у стены. Джакс загнал ее в угол.       — Отступать больше некуда, рыжая! — ухмыляясь, сообщил он.       — Иногда отступление — путь к победе! — прокричал кто-то у майора за спиной, сильная рука обхватила его шею и стала душить. Кобра, схвативший Джакса, продолжал усиливать свою мертвую хватку.       — Брось! — услышал Кобра низкий сорванный голос. — Уходим!       Кобра обернулся — Кэно поднялся на ноги, отирая кровь с лица и торса. Он активировал детонатор, и на экранах вспыхнул таймер — до взрыва оставалось две минуты. Кира и Кобра подбежали к главарю и взяли его под руки. Соня пришла в себя и подняла на Кэно разгневанные глаза.       — Вы сидите на бомбе с часовым механизмом, — через силу улыбаясь, проговорил Кэно, глядя на Соню. — Ты же знаешь, как я люблю их, детка.       «Черные драконы» ушли. От главного въезда на завод тронулся черный фургон. За рулем был Джарек.       — Изрядно они вас потрепали, — заметил анархист, разглядывая лица товарищей.       Никто ничего на это не ответил. Кэно смотрел на дорогу с каменным лицом, в глазах, как и в душе его, зияла пустота. Он не знал, что делать дальше, и стоит ли что-то делать вообще. Ставка на все не сыграла. Руки опустились, сгорели все надежды, вера принесла разочарование. Он корил себя — он срубил с плеча и просчитался. Кэно пытался убедить себя, что от рока не уйти, но разве от этого меньше хотелось, чтобы было иначе? Он был убит на этой, последней своей войне. Внутри у него все было мертво. Пустота вместо души, лишенная чувств, обреченное безразличие. Желание жить в нем не остыло, но вот зачем он живет — теперь он не знал.       — Чего стоите?! — закричал Джакс, косясь на таймер. — Соня, уходим!       Он взвалил Кабала на плечо, затем помог Соне подняться. Агенты успели уйти практически на последних секундах. Соня злилась. Кэно снова ушел. Ушел прямо из ее рук, когда расплата была так близка.       «Желание жить — обычное, человеческое, — задумалась она, может быть, впервые за все время охоты на Кэно. — Может, он и выживает лишь потому, что хочет жить. Но жить все хотят… А он спросил у Векслера, хотел ли он жить? А у Даниэля? Он спрашивал, хотел ли жить Джонни? Он об этом и не думал! А жить все хотят».       Тем временем черный фургон мчался к богом забытому побережью, где среди желтой сухой травы ощетинились позеленевшие колья сгнивших дощатых причалов. Над кривыми частоколами гнилых досок чернело кладбище старых кораблей. В воде громоздились темные, красно-ржавые тела железных китов, навсегда выброшенных на эту унылую отмель по завершении службы. Среди угрюмых массивных громадин, загрузших в песке или повалившихся набок, не сразу можно было заметить пришвартованный к самому берегу ободранный, но рабочий катер для перевозки автомобиля. Джарек загнал фургон на обшитую ржавеющим металлом грузовую платформу и вышел из автомобиля. Организуя этот путь отступления, он не раз с благодарностью вспомнил старину Биннака, благодаря которому имел какой-никакой опыт управления водным транспортом. Его товарищи оставались в машине. Кэно использовал детонатор, чтобы устроить на прощанье еще несколько взрывов в Статен-Айленде, которые, к тому же, должны были отвлечь внимание Разведывательного агентства. И когда прогремел последний взрыв, выжившие анархисты уже ступили на сушу заболоченной бухты Джамейка. * * *       Утро ознаменовалось экстренным выпуском новостей, прямую трансляцию которого смотрели даже на пустовавшей базе «Красных драконов»:       — Операция по освобождению Статен-Айленда была успешно завершена. Агентство полковника Блейда понесло серьезные потери, но была уничтожена база террористов. Выжившие агенты представлены к награде. По предварительным данным, лидеру анархистов, «отцу террора», особо опасному преступнику Кэно и нескольким его сообщниками удалось скрыться…       Джарек выключил телевизор и швырнул пульт в огромный плазменный экран. Его боли не было предела. Зачем ему этот проклятый дар, если его слова не могли изменить ничего? Впрочем, он уже давно не считал свое прорицание даром. И бог не собирался снимать с него это тяжелое проклятье.       Кэно спал на разложенном угловом диване в том же кабинете, если только эти мучения можно было назвать сном. Он метался, что-то невнятно рычал, скалил зубы. То ли на него напал очередной кошмар, то ли что-то сильно болело во сне. Киру это обеспокоило. Ей пришлось разбудить его, чтобы выяснить, что же его тревожит. Все-таки он серьезно пострадал в битве, а у нее и до этого был повод основательно беспокоиться за его здоровье.       — Пусть только, суки, рыпнутся! — бормотал главарь во сне, когда женщина пыталась растолкать его. — Мы их на фарш перемелем… А! — он вскрикнул и вскочил, едва случайно не облокотившись на сломанную левую руку. Благо, ему помешали ремни и доски, которыми на катере пришлось насколько возможно зафиксировать травмированную конечность.       Кэно проснулся в холодном поту, все еще вздрагивая всем избитым до черных кровоподтеков телом. Слипшиеся волосы стояли торчком. В глазах оставался ужас и злоба.       — Кэно, — погладила его по плечу Кира. — Тихо, любовь моя, тихо…       Глаза Кэно вспыхнули, он схватил женщину за горло, как зверь добычу:       — Никто не смеет жалеть меня! — прошипел он. — Никогда! — он остановил на одной точке отрешенный взгляд, осознавая, что сделал, и разжал пальцы. — Прости, детка… Но так не надо, детка…       — Что с тобой такое? — без злости осведомилась Кира, вытирая мозолистой ладонью пот с его побитого лица. — Кошмар?       — Нет! — резко возразил Кэно.       — А кого ты «на фарш молоть» собрался? — с горькой иронией спросил Джарек. Кэно схватился за голову здоровой рукой.       — Конец… — запричитал он, поглядывая на Киру. — Детка, все кончено… Остров… за бочку рома… Это конец.       — Ты о чем? — не понял Кобра, которому показалось, что раненый Кэно пребывает в бреду.       Главарь захохотал. Но тут же смех его оборвался, а на лице появился оскал.       — Все кончено… Все, сука, кончено! — он отрешенно уставился в одну точку. — Без шансов…       — Что значит: «Без шансов»? — испугался его слов Джарек.       — У нас не было шанса, — понурив голову и потупив взгляд, признал Кэно. — Даже если бы мы отвоевали остров, что потом? Облавы, облавы, облавы… Нас бы вырезали… Всех до единого. Перебили бы, суки, как собак бродячих! Если бы только мы сами не уничтожили друг друга…       Кобра, Кира и Джарек дружно опешили, услышав такое:       — Что?!       — А нечего больше тешиться иллюзиями! — зло гаркнул Кэно. — Нашлись бы такие ушлепки, как Кабал! И погрызлись бы мы, как гребаная одичалая свора! Потому что в мозгах большинства, мать их за ногу, понятия «свобода» и «ответственность» и рядом не стояли! Нет разумной свободы. Это миф, который мы сами создали для себя. Потому что по другой вере нам ничего хорошего не воздалось бы. И было бы правильно!       Кобра потянул пальцы в рот и начал грызть ногти. Кира обессиленно опустила руки. Джарек замер, тяжело дыша. Его глаза сверкали. Он недоумевал, как после стольких лет священной войны за свои цели его кровный брат перечеркнул свои суждения одним махом, в одно ничтожное мгновение. Ничто не готовило его к такому.       — После всего… Да ты охренел?! — закричал он.       — Я посмотрел правде в глаза! — решительно заявил вожак. — Почему вы не можете? У меня достаточно яиц, чтобы сделать это. Вам интересно, в чем мое отчаянье? Да в том, сука, что мы прошли точку невозврата, мать ее! Мы последние из «Черных драконов»! На этот раз — точно последние! А что это значит? Скоро не останется никого.       Все замолчали. Кобра и Джарек уже не могли что-либо возразить. Они смотрели на нервного, дерганого, словно одержимого дьяволом Кэно застывшими, широко распахнутыми глазами. В душу вонзилась такая боль, какой они и не могли помыслить — боль рухнувших раз и навсегда несбыточных надежд. Кира держалась из последних сил, чтобы не плакать. Она крепко схватила главаря за здоровую руку, прижимаясь к его плечу с черной татуировкой в виде дракона, умоляя его хоть немного успокоиться. Она сама прекрасно понимала, что Кэно прав, но признать это так сразу, в один миг было очень больно, было выше ее сил.       — Давай уедем отсюда, любовь моя, — в хриплой мольбе предложила она. — Например, в Австралию.       — Ты надеешься, что там меня не ищут? — равнодушно пробурчал он в ответ.       — Значит, хоть на Аляску, хоть в Сибирь… Как можно дальше! Где не будут искать. И там спокойно будем жить. Тебе нужно отдохнуть. Иначе ты сойдешь с ума…       — Уже давно сошел, детка, — скорбно улыбаясь, ответил Кэно. — Как и мы все. Что, нормальный человек будет гнаться за недостижимым? Признайтесь себе, наконец, разумная анархия была только при моей диктатуре. Морихей Уехиба конченый недобиток войны, и мы все по сути тоже. Он заставил нас поверить в свой бред — и мы, сука, подхватили без вопросов! Я всю жизнь осознавал это. Как и вы. Но не верил. Рай на крови нам не построить. Единственная цель, которой, сука, удалось добиться, — сдохнуть за анархию! Свобода или смерть — не мы решили. Решила, мать ее, судьба.       — Ты еще жив! — выкрикнул в отчаянии Джарек. — И мы тоже! Я еще не пророчил нашу смерть!       Кэно обессиленно прислонился невыносимо ноющей спиной к холодной красной стене и сухо проговорил, как отрезал:       You lie in your death bed now,       But what did you bring to the table?       Brought us only holy sin,       Utter trust is a deadly thing       To the prayer of holy peace.       We didn't know what was lying underneath!       So how could we be such fools       And to think that we thought? You knew the answer.       You had us all strung out with promises of peace,       But all along your cover plan was to deceive.       Can it be put to rights now only time will tell,       Your prophecies will send us all to hell as well!       — Мы все давно в аду, что изменится после смерти? — угрюмо сделал вывод Кобра, сам не заметив, что сказал это вслух.       — Заткнись! — гаркнул на него главарь и устало опустил отяжелевшую голову на подушку.       Трудно было вспомнить более траурную и мрачную ночь. Тяжело раненный Кэно лежал на жестком диване в кабинете, некогда принадлежавшем его злейшему врагу, но в том не было ни капли триумфа — только боль. Главарь «Черных драконов» до сих пор чувствовал привкус крови в вязкой слюне и на губах. Он изнемогал, но физическую боль затмила боль измученной души, сравнимая только с сотней ядовитых игл в сердце. Кира сидела на стуле рядом с ним и пила из банки пиво, с трудом сдерживая слезы. Джарек курил в кресле у окна, завешенного тяжелыми темно-бордовыми шторами, и проклинал себя за то, что не смог предотвратить всего этого. Они молчали. Тишину в тот вечер нарушал лишь истерический крик Кобры, ушедшего в главный зал базы «Красных драконов» с испещренными пулями стенами и выкрикивавшего допоздна со слезами на глазах:       — «Судьба»?! «Сдохнуть за анархию»?! «Будь свободен или сдохни»?! Почему же я жив? Будь проклят весь этот мир! Почему я не сдох? Как жить? Зачем мы живы?! Почему мы не сдохли?!