Сборник всего, что трогает душу

Если бы мир дал возможность выбора одного желания, которое бы точно исполнилось и при любом раскладе, то Чимин бы выбрал нормальное тело. Без жира, без складок. Чтобы его маленькая сестрёнка больше не оправдывала его уродство перед своими одноклассниками., когда тот забирал её со школы. А дети… Они же жестокие, говорят всё, что думают. И это самое обидное. Чимину так-то должно быть всё равно, ну подумаешь — тело несовершенное, есть большой мягкий животик, из-за которого ему неудобно завязывать шнурки, это же его дело, как ему выглядеть. Но… Другим почему-то нужно, чтобы Чимин был другим. Худым. Милым. Очаровательным. Все на него тыкают пальцем, только бы занялся собой, начал заниматься спортом, потому что «весы скоро сломаются». А Чимин… Он пытался. Честно. Купил абонемент в тренажёрный зал, ходил туда четыре раза в неделю, терпел все косые взгляды других клиентов, а потом ещё и издёвки своего тренера, которого откровенно забавляли слабые попытки убрать всё лишнее. Этот мужчина не упускал возможности лишний раз посмеяться над бедным парнем, когда того из раза в раз придавливало штангой. Пак не только снаружи мягкий, но и внутри. И в те моменты, когда он возвращался домой, горечь от обиды на других сдавливала горло, и он плакал. Очень долго и надрывно. Пока Мили, его маленькое сокровище и надежда, не успокаивала его, приговаривая при этом, что её братик — вовсе не толстый, а милый, и если другие этого не понимают, значит проблема не в нём, а в них. Сестра для Чимина была всем: и утешением, и той константой, что с ним на самом деле всё в порядке. Однако сколько бы раз Пак ни смотрел в зеркало, он убеждался в обратном. Он целиком состоял из жира. А если ещё и повернуться боком… Чаще всего именно на этом моменте хотелось задрать голову вверх и спросить кого-то свыше — «ну за что?». Установка «не есть» не работала, вернее, она работала, но не полностью. Чимина хватало на дня два, а потом он срывался. Вокруг было слишком много еды. В холодильнике, на столе, даже в его комнате неизменно стояла вазочка с конфетами и фруктами, в которую он то и дело опускал руку, пока его пальцы не натыкались на пустоту. — Что же такое, сыночек? Может, к диетологу вместе сходим? — мама никогда не говорила Чимину, что у него есть проблемы с весом. Она была из разряда тех матерей, которые постоянно находятся рядом, чувствуют проблему, но при этом стараются не акцентировать на ней внимания. Но в тот раз что-то случилось, случился Чимин, который вгрызался в третью по счёту булочку со сгущёнкой, пока на фоне играл отрывок из сериала, где главная героиня признавалась парню в любви спустя два сезона. И как любая мама, госпожа Пак понимала, что и её малышу нужны чувства, нужны поцелуи в темноте парка и такие же нежные признания. Кто же знал, что её Чимин, учась на первом курсе универа, потеряет голову от общения со своим одногруппником-другом-парнем мечты и тем самым атлетом, до которого толстому Чимину, как до луны. — Я подошёл к Чонгуку и сказал… — Чимин всхлипнул и вскрыл ещё одну упаковку, только на этот раз то была ватрушка с творогом. — Что люблю. — Вот так просто подошёл и сказал? — губы женщины изогнулись в нежной улыбке. Она пыталась скрыть своё беспокойство за сына и, судя по его зверскому аппетиту, признание не привело к желаемому результату. — Он… Он сказал, что я очень хороший, но… Он не может быть со мной из-за, ну… «Из-за несоответствия весовых категорий, — Чимин не смотрел матери в глаза, не решался. Ему было стыдно и капельку больно. В этом мире каждый третий ходит с разбитым сердцем, они же живут, а он вон рыдает не на шутку, да ещё и перед мамой. — Я не сержусь на него. Просто… Я был готов к такому исходу, и это, наверное, самое обидное. Твои надежды не оправдываются, и человек, к которому ты был неравнодушен, не оказывается тем самым особенным. — Ох, дорогой мой… — госпожа Пак прижимала голову сына к своей груди, перебирала пальцами его волосы, в то время как его челюсти всё продолжали шевелиться. Он пытался заполнить внутри себя пустоту единственным способом, приносящим удовольствие. Едой. Сладкой и вредной, после которой Чимин чувствует себя совсем круглым. Можно сделать себе хуже. Можно прибавить пару кило к уже имеющимся и ещё сильнее страдать. Возможно, если бы Чонгук ответил ему взаимностью и предложил попробовать, Пак мог бы выбраться из этого Ада. — Чонгук — очень хороший мальчик, родной. Он мог бы соврать и сказать, что ты ему тоже нравишься, но… Это бы ни к чему не привело, а он всё-таки принял ответственное решение и смог сказать «нет». Мы не можем насильно кому-то понравиться, Чимин. Но пойми одно — Чонгук — не мерило того, какой ты. Ты у меня самый замечательный, добрый, красивый, — мама всегда умела говорить так, чтобы Чимин верил ей, и в ту минуту он каждой клеточкой своего тела чувствовал — она говорит правду. — Найдётся человек, который посчитает тебя своим счастьем, как сделал твой папа. Я же совсем не красавица, но отец — ничего, разглядел. Чимину хотелось возразить. Его мама — самая красивая женщина в мире, неужели найдётся хотя бы один человек, который может сказать что-то против? Да, её волосы были стандартного чёрного цвета, глаза не отличались особой выразительностью, но в ней было столько женственности, любви, даже её руки, не знавшие усталости, всегда были самыми нежными и мягкими. — Ты красивая, мам. — Конечно, родной мой, конечно, — женщина целовала пухлые щёки, целовала лоб со складочками со всей благодарностью, на какую только была способна. У родных задача такая — видеть в детях то, что не видят другие и открывать им на это глаза. И госпожа Пак не упускала возможности, чтобы в очередной раз показать своему малышу, какой тот светлый и замечательный, даже если общество твердит обратное, если заставляет поверить, что это не так.

***

Чимин долго засыпал, он обнимал свою сестрёнку, которая сразу же после школы побежала к нему в комнату и залезла под одеяло. Она сразу же поняла, что братика кто-то обидел, когда увидела на кухне маму, перебирающую салфетки на скатерти, потому даже порывалась наказать виновника и вернуть должок. Но Чимину чудом удалось её успокоить. Для этого, правда, ему пришлось признаться в том, что её любимому братику понравился один мальчик, но несмотря на это, Мили только чмокнула брата в щёку и сказала, что всё нормально. Её бы больше удивило, если бы Чимину вообще никто не нравился. К ним вечером пришёл Чонгук, пришёл, чтобы узнать, всё ли в порядке с Чимином, потому как ему показалось, что его ответ произвёл на Пака неоднозначное впечатление. Простыми словами — Чонгук переживал за друга, его глаза то и дело поглядывали на дверь Чиминовой комнаты. Видимо он хотел лично удостовериться в том, что у Чимина нет истерики или чего похуже. Но женщина лишь приветливо улыбнулась так, будто она не видела слёз сына часом ранее. — Он сейчас спит, Чонгук. Разве вы ругались? Он был совершенно спокоен, когда пришёл, только устал безумно, — только потом она заметила стоящего за спиной Чона странного вида парня, у которого щёки выпирали, вероятно из-за карамелек или чего-то наподобие. В любом случае она была с ним незнакома, во избежание неловкости Чонгук решил прервать затянувшееся молчание и представил своего хёна, студента третьего курса — Тэхёна. — Он немного… Эм, не в себе, но в целом — парень отличный. «Отличный» Тэхён вытащил из кармана горсть конфет в шуршащей обёртке и протянул их застывшей женщине: — Они вкусные! Жёлтенькие — кисленькие, а красные — клубникой отдают, Чимину нравятся ягоды, оставьте ему клубничные, пожалуйста. — Ох, а вы откуда?.. — Мне Чонгук рассказал. Мне ваш сын с первого взгляда понравился, мы оба еду любим. У нас много общего. Женщина лишь недоумённо пожимала плечами. Предложить им войти или просто поблагодарить за беспокойство, но сказать, чтобы зашли позже, когда Чимин проснётся? Она не хотела бы, чтобы Чимин чувствовал себя неловко рядом с Чонгуком, ему и так сегодня досталось. А этот Тэхён, которого Чимин вряд ли знает… Всё очень сомнительно. Но выбор сделала далеко не госпожа Пак, а Тэхён, уже разгрызший все находившиеся у него во рту конфеты. Он повернулся к напряжённому Чонгуку и сказал: — Можно я поговорю с госпожой Пак наедине? — Я не думаю, что это хорошая мысль, но если… — Чонгук посмотрел вопросительно на женщину и, не заметив на её лице возражения, лишь кивнул и удалился с порога квартиры, оставив двух малознакомых людей в неловкой тишине и смятении. Тэхёну тоже было некомфортно, но в отличие от прошлой глуповатой улыбки, теперь весь его вид кричал о другом: о том, что тема для разговора на самом деле куда серьёзнее, чем может показаться на первый взгляд. Потому женщина покорно отступила назад и вытянула ладонь в сторону, как бы показывая, что Тэхён может чувствовать себя, как дома. — Чимин не виноват в том, что его отвергнули, — Тэхён произнёс это громко, словно знал, что там, за стенкой, лежал Пак и вслушивался в каждое слово. И это была правда. Чимин замер, прижав сестрёнку как можно ближе к себе. Ему вдруг стало страшно. Голос по ту сторону был особенным. Громким, но не совсем и мягким, как… Как подушка. Есть ли такое сравнение вообще? — Я уважаю Чонгука за его честность и прямоту и считаю, что он поступил правильно. Но Чимин не должен чувствовать стыд. — Он у меня ранимый страшно, задеть его чувства — то же самое, что наступить на цветок. Другим-то ничего не сделается, а вот Чимину на восстановление понадобится много времени, — пробормотала женщина, устало опустившись на стул. Она заметно расслабилась, когда поняла, что Тэхён не желает Чимину зла и говорит, на удивление, крайне разумные вещи. Да, её мальчик не виноват в своей влюблённости и нет ничего зазорного в том, что ему отказали. — Вы, я вижу, человек рассудительный, но прошу вас — не делайте ему больно. Конфеты я передам, но не ждите от него ответа. — Просто скажите, что в этом мире есть человек, для которого Чимин значит многое. Пусть мы с ним и не знакомы, но поверьте мне, я давно наблюдаю за ним, до сталкерства ещё не дошло, конечно, но такого доброго сердца я ни у кого не встречал, — Тэхён поклонился женщине, поблагодарил за гостеприимство и, находясь уже на полпути к выходу, почему-то остановился перед комнатой Чимина и грустно прошептал: — Спи спокойно, Чимин. Всё это мелочи.

***

Чимин на самом деле видел этого таинственного Тэхёна в коридоре пару-тройку раз, разговаривающим с Чонгуком и ещё одной девчонкой. Красивый очень, элегантный, постоянно ходит в костюмах и лакированных туфлях, и познакомиться с ним Пак был бы рад. Но как это сделать нормально? Выйти из-за угла и сказать «Здрасте, я вот Чимин, тот самый пухляш и любитель клубничных конфет». Только проблема в том, что сначала из-за угла покажется не сам Пак, а его животик, и это, ну, не так эффектно, как бы ему хотелось. Чонгук, заметив наблюдающего за ними Чимина, сразу же побежал к Паку и засыпал его извинениями. Всё же они друзья, причём хорошие друзья, ссорились редко, а если такое и случалось, то чаще всего по пустякам. Просто Чонгук невероятно красив, обладает всеми положительными качествами и к тому же он соответствует всем предпочтениям Пака, которых у него, к сожалению, не должно быть. Но что Чонгук, что Чимин, были похожи, они понимали друг друга с полуслова, знали, что нужно сказать и как помочь. И потерять всё это после того случая — было бы очень глупо даже для дурака. — Всё хорошо, Чонгук, правда. Мама говорила, что ты заходил. Не парься по этому поводу, — Чимин ободряюще хлопнул Чонгука по плечу и тут же съёжился от того, как на них в этот момент посмотрели другие студенты. Осуждающе. Чонгук — крутой парень, с какого-то перепугу решивший дружить с толстым неудачником, у которого самооценка чуть ли не ниже плинтуса. — С тобой очень хотят познакомиться, Чимин. Он меня со вчерашнего дня достаёт. Просил твой номер, но я не дал. Сказал, чтобы он сам к тебе подошёл, — Чонгук максимально понизил голос и сжал локоть Чимина. Чону пришла в голову разумная мысль — увести младшего подальше отсюда. Тэхён, конечно, не зверь, но оправдать его маниакальное желание сдружиться с Паком Чонгук не мог. В их институте очень много негодяев. Много, кто желает сделать Чимину больно просто так, потому что он немного другой, толстенький и ранимый. Однажды на физ-ре был такой инцидент, когда Паку стало жалко жука, валявшегося на поле. У него были помяты крылышки, и он не мог взлететь. Так Чимин не просто расстроился тогда, а самым натуральным образом расплакался, да ещё и в перерывах причитал, что у того есть семья, жучки-детки. Всякий бред… Чимина высмеяли, назвали недоразвитым, и Чонгуку пришлось приложить немало усилий, чтобы защитить репутацию друга. Он провожал его целый семестр до дома, даже в раздевалке не позволял оставаться одному. — Но я не против познакомиться с ним. Ты бы попробовал конфеты, которые он мне принёс. Такое объедение! — Чимин беспокойство друга явно не разделял, более того, он не видел в желании Тэхёна ничего страшного. У него просто появится новый друг, хотя учитывая разговор Тэхёна и матери Пака, у Кима есть определенная симпатия к Чимину. И Паку от этого ощущения, что он кому-то в этом мире нужен, стало тепло, будто съел несколько котлет и наконец почувствовал долгожданное насыщение. И Чимин, вечно не уверенный в себе, вдруг медленно двинулся вперёд, а когда расстояние между ним и всё ещё не замечающим его Тэхёном стало совсем ничтожным, Пак резко утратил прежний запал и пытался придумать минутный план побега, пока его не обнаружили. Пак даже сгруппировался и повернул налево, когда его запястье оказалось в плену чьих-то длинных пальцев. Чимин медленно повернул голову назад и застыл. Рот Тэхёна то открывался, то закрывался, а в его взгляде не было осмысленности. Вероятно, он также действовал на уровне рефлексов, чтобы удержать и наконец-то поговорить. — Меня зовут Ким Тэхён, Чимин. Я давно хотел позвать тебя на свидание, но не имел понятия как это сделать и… Ты знаешь, ты очень быстро сбегаешь после уроков, — Тэхён нервно рассмеялся, всё ещё держа Пака за руку и, видимо, не намереваясь отпускать вообще. Ладонь у Чимина пухленькая, нежная, особенно пальчики, такие только у детей бывают. А потом, Ким опустил взгляд вниз и наткнулся на распустившийся шнурок на кроссовке Чимина. — Оу, кажется, у тебя шнурок развязался. Чимин хлопал ресницами, смотрел на кроссовок и подавлял в себе полный огорчения вздох. Завязывание шнурков для него — целая проблема, для этого нужно широко расставить ноги, наклониться, поныть и только потом дело будет сделано. А из-за выпирающего животика подобное становилось совсем невмоготу. Чимин хотел уже наклониться, как Тэхён тут же опустился перед ним на корточки и ловким движением пальцев завязал ровный, а самое главное — красивый бантик. Чимин поражённо уставился на своего потрясающего спасителя, и еле-еле выгворил: — А ты… Я… Спасибо. Но я сегодня не смогу, у меня — зал, я там… — О, спортом занимаешься? Это так круто! Я вот тоже сегодня планировал. Пойдём вместе? Форму только вчера купил, вот это неожиданность. До этого молчавшая девушка лишь закатила глаза: — Ага, он вчера весь день потратил на поиск одного зала, а ещё добивался расписания одного конкретного тренера. Теперь я поняла «почему». Тэхён шикнул на неё, и натянул на себя всё ту же глуповатую улыбку. Его пальцы всё поглаживали кожу на запястье Чимина, а сам Пак, услышав сказанное, лишь ещё больше умилился. Тэхён смешной, неоднозначный. В квартире он звучал так грозно, возвышенно, а на деле оказался таким простым. Он Чимину уже нравится. — Я не против, хён. У меня тренировка в четыре, а у тебя во сколько? — О, твой тренер по доброте душевной сделал исключение. У меня тоже в четыре. И когда довольный Чимин возвращался к прислонившемуся к стене Чонгуку, до него донеслась очередная фраза подруги Тэхёна, заглушаемая её смехом и очередным шиканьем Кима: — «Доброта душевная» — это у нас теперь синоним к взятке, Тэ?

***

Ходить в зал с Тэхёном было весело. Чимина, если и продавливало штангой, то на этот раз склонившегося над ним тренера беспардонно отталкивали в сторону. Тэхён сам придерживал конструкцию, не позволяя Чимину перетруждать свои мышцы, и Паку, честно, становилось до одури смешно. Какие там мышцы? Он упрямо оттягивал перед влюблённый лицом Тэхёна кожу на руках, но тот, словно, этого и не замечал. Притаскивал ему в зал пару булочек из автомата, буквально силой заставлял есть, чтобы у того были силы. И с каждой минутой Чимин всё меньше думал о прошлом позорном признании, о Чонгуке. Он оказывался окружённым заботой Тэхёна, никто не напоминал ему о жире, более того, он спокойно наслаждался едой и делал упражнения. Без давления, без ощущения косых взглядов на своём теле. Тэхён приглашал его в кафе, заказывал с десяток разных блюд в то время, как Чимин лишь ограничивался лёгким салатом и стаканом воды. На Тэхёна откровенно пялились, а самое веселье началось, когда парень пытался проглотить огромную ложку мороженного вместе с тирамису и бисквитом. Весь его элегантный костюм оказался погребённым под миской сырного бульона, которую он случайно задел локтём. И Чимину было крайне трудно сохранять самообладание, он смеялся над своим неуклюжим парнем с огромными щеками, полными тыквенного пирога. Чимин прекратил пытаться стать худым. Но почему-то его вес постепенно уменьшался, не намного, но всё же это лучше, чем ничего. Может, потому что еда, которая раньше находилась рядом по мере необходимости, теперь постоянно была в радиусе его окружения. Тэхён ел практически каждый миг. Это мог быть лёгкий перекус: батончик, мороженое, салатик, а может что-нибудь покалорийнее. Ким не толстел. Он продал душу дьяволу, а другое объяснение строению его тела подобрать невозможно. И вот поэтому еда перестала приносить Чимину удовольствие, он привык к её виду, вкусу, привык видеть Тэхёна, с влюблённостью на дне тёмных зрачков и горстью клубничных конфет в руке. И когда Тэхён говорит: — Ты у меня самый красивый. Чимину вспоминается история любви матери и отца, вспоминаются её слова про счастье для каждого человека. Чимин Тэхёну верит.