Ремарка

Власть – самая заразная болезнь на свете. Юля сидела возле лестницы этого идиотского дома культуры и взывала к совести одноклассниц – всего одна неосторожная фраза, и она сможет найти повод для побега. Девочки не подвели: - Юля, ты сидишь и не помогаешь! Ты что особенная?! - Я ничего не буду делать! – только психону и сбегу. Как всегда – удобно и действенно. Занятые спасением своего кинопоказа, никто из подружек за ней не побежит. По крайней мере, Юля была уверенна в этом. Голову, казалось, готово было разорвать от количества мыслей, выводов, обещаний самой себе и воспоминаний, противными голосами звенящих в памяти. Юле до сих пор было непонятно, почему Кошутина не проголосовала за нее. Почему преподы – и как выяснилось, Питер Пен! – отдали свою поддержку мелкой Боксерше! Да, она сама могла сделать больше для победы. Могла выучить свою речь, написанную той же Кошутиной. Могла послушать Мивину и попробовать переманить эту непонятную Большакову в их партию. Тем более, та без видимых причин всем подряд рассказывала, что тоже хотела бы стать президентом. Ха-ха, будто кто-то бы за нее проголосовал. Юля слышала, как Женя говорила Канарейке, что Алехину никто из девочек не поддержит, что нужно сосредоточиться на ее, Чигринец, команде. Что Синяка легко убедить в необходимости отстоять какие-то свои нелепые взгляды на свободу мнения. Убедить, что Юля не отомстит ей за предательство. Убедить, что нестрашно голосовать против. Женя открыто топила соперниц – и на сей раз целью стала Юля. Шла третья неделя президентства Алехиной, зампрезидентства Мазур и полного провала Чигринец. Но ничтожеством Бандитка ощущала себя не из-за отсутствия должности. В конце концов, решение отказаться от борьбы, высказанное вначале недели предвыборной гонки, напоминало о себе все время. Дополнительная ответственность мешала бы ей работать над собой – а тут только успевай латать раны, вспоротые очередным занятием с Борисовой. Оно и под софитами да камерами невероятно сложно, все эмоции напоказ, всё наизнанку перед объективами – а значит, соперницами и, в будущем, зрителями, чужими, как и эти оставшиеся в шоу девочки. Юля не сомневалась, что стала бы президентом, реально этого пожелав. А может, было легче сейчас, топчась по своей горстке пепла, убеждать себя, что не сильно и хотелось зажечь. Нет, основным разочарованием были люди. Алексей Владимирович, который рассудительно и с расстановкой после выгона объяснил ей свой выбор в пользу Алехиной. Бред, который никак не умещался в блондинистой Юлиной голове. Ну где логика?! То есть лидер, за которым никто не пошел, это супер?! Это прям вот как в реальных выборах – за тебя никто не вписался, поэтому вот тебе трон! Правь! Серьезно, при всем обожании Питера Пена, тут Юля готова была его стукнуть. Мозги бы стали на место, может. И плюс, Вике было на него насрать, а она, Юля, сделала бы его своим первым джентльменом... Когда объявили Вику, Чигринец захлопала. Так громко, что особо подчеркивалось в гулкой тишине всеобщего шока, чтобы заглушить собственное сердце. Оно то ли разбилось, то ли остановилось и решило пропустить пару ударов, раз Юля не может пропустить стаканчик. Некогда, да и незачем было разбираться. Женя тогда расплакалась. До истерики. Юля все ждала, когда Мазур начнет себе подвывать, чтобы это тоже заглушило ее внутренние вопли. А Большакова постаралась, успокоила. Но что-то во взгляде Мазур изменилось в тот вечер. Юля точно видела. Опасный огонек загорелся в карих глазах, такой, что уже обжег ранее Чигринец на задании с кубами. Это пламя нужно было тушить, не дав ему разгореться. Иначе Юля жопой чуяла, что обернется для нее это совсем не добром. Треск оконной рамы, куда прилетела подача с кулака, вернул Юлю обратно в дом культуры. Позади маячил оператор с камерой. Прорывалась Вика, крича на пол-этажа что-то про помощь и задание. Чигринец хотелось расхохотаться ей в лицо, но поворачиваться не было сил. Щеки были мокрые от непрошеных слез. Плакать от ярости на свое бессилие – к такому жизнь Юлю не готовила. Это должно было остаться в седьмом классе, когда Светка вновь хотела запереть ее в сарае, но удалось вырваться и, пробираясь чужими огородами, добежать до главной дороги, ведущей в школу. А там, закрывшись в уборной, долго рыдать, понимая, что свежие царапины на лице спрятать не удастся, что опять придется отлупить отличницу Катю, которая обязательно нажалуется классухе о побитой снова Чигринец. Та пойдет в сельсовет, оттуда приедут домой… И Юлю вновь отдубасит или сама Светка, или кто-то из старших братьев. Перспектива была настолько беспросветной, что девочка тогда поклялась себе – если выживет, озверевшая Светка никогда больше не причинит ей вред безнаказанно. Она будет отвечать, будет безжалостно кидаться в ответную атаку. До смерти, если придется. С тех пор она не плакала даже наедине с собой, так чтобы навзрыд. И только на визитке ее смогли пробить, докопаться до сокровенного. Тогда, после поездки на кастинг, Юля вернулась в общагу и долго кусала пальцы, сдерживая всхлипы. Сама подписалась, сама решила. И не знала еще, во что ввязывается и на какие судьбоносные встречи себя обрекает. Больше нет. Не сломают. Ее защиты слишком прочные. Иммунитет на людей и доверие к ним. А ведь Мазур казалась такой… Как Алехина. Своей. А оказалась… Действительно именно такой же.

***

Женя кипела от гнева, и никакая дыхательная практика сейчас не могла помочь ей усмирить свои эмоции. Да и не желала она что-то усмирять! Кроме одной упрямой и безалаберной девчонки. Сколько же у нее, дуры, было радости, когда их с Чигринец отдельной маршруткой отправили покорять квест по Припяти! Да, при двух камерах особо не посекретничаешь, но все же они были вдвоем. Без вечно пасущей Алехиной, без надоедающей своими примирительными речами Роговенко. Без Кати, которой постоянно мерещатся сговоры и опасности. Без Мивины, которая вцепилась в Чигринец клещами и опекала словно наседка. Особенно на прошлой неделе семьи. Разве не Женя спасала Чигринец от мерзкого выдавливающего слезы ради кадра фотографа?! Разве не Женя должна была обнимать эту одинокую и потерянную, выброшенную из негостеприимного дома девочку с обозленной, но такой ранимой душой? «Мой братан» - говорила Настя, а Мазур лишь скрипела зубами и пыталась словить Юлин взгляд на себя, да только Чигринец умела строить из себя дурочку лучше всех на этом проекте. Катюша тоже называла Мазур своим братаном, вещала о вечной дружбе, добавляя, что вместе – в огонь и в воду. И отбирать кресло главной у Боксерши. Но в памяти горел ее отказ пойти следом, когда Женя решила отделиться от Викиной партии. Женя тогда осталась одна. И все хваленые подружки разбежались. - Тебе Канарейка нужна, чтобы было кому тебя держать во время ломок! – крикнула ей Чигринец после первой их ссоры накануне оглашения результатов. - Зато на нее можно положиться, - не без яда ответила тогда Женя. И да, боящаяся предательств Юля больше всего ненавидела, когда в предательстве обвиняли ее саму. - Я на себя полагаю только адекватных людей! – не осталась в долгу Бандитка и больше они не разговаривали. В смысле, нормального, конструктивного либо не касающегося заданий диалога. А вне камер вообще предпочитали забывать о существовании друг друга, притворяясь, что выздоравливать от отношений с бывшей подруго-союзницей проще в кругу личной свиты из других девочек. Жене это удавалось, у Юли появилась и осталась только Иваненко. Неделю семьи Мазур прожила как во сне. Очередное ухудшение самочувствия смешалось с приездом обожаемой мамы. Примирение и первый за много лет откровенный разговор. Без лжи, без пространных обещаний, на чистую голову. Это меняло осознание себя и своей семьи так резко, что кружило голову похлеще любых синтетических порошков! Это, мать его, окрыляло! Ей было не до переживаний Чигринец. Хотя сердце нет-нет да и сжималось, глухо отдавая болью под легкие, стоило увидеть стеклянные голубые глаза. Юля выпадала из реальности, как бывало отключаться Батюшке, но по иной причине – собирать осколки своих детских травм она могла лишь в гордом одиночестве. Слишком страшно было в тех закоулках Юлиной души, чтоб водить туда гостей. Женя как-то пыталась поговорить, предлагала выслушать… Но затравленный взгляд, которым предупредительно смерила ее одноклассница, стал сигналом уходить подобру-поздорову. И Женя послушно отступила, наблюдала издалека. Подставляла плечо. Юля предпочитала подставлять в ответ свое. Не поддавалась, играя в независимый вид, и лишь то, как просительно жалась к рукам, как обнимала и неосознанно касалась, пытаясь все время быть в контакте… Только это подсказывало Мазур о привязанности, которая позволяла ей постепенно приближаться к Чигринец. А потом накопились эти недомолвки из-за выборов! Почему Юля так в штыки восприняла ее кандидатуру? Почему ушла в глухую оппозицию? Это ведь игра и одновременно очень серьезная штука. Женя считала себя самой справедливой здесь. И, как бы иронично ни звучало, самой здравомыслящей. Она могла вывезти, могла порешать, могла рассудить, запугать, организовать! Ей было не плевать на задания, в отличие от постоянно демонстрирующей обратное Юли! Она бы сделала Чигринец своим замом, они бы правили вдвоем! Зажигалка Бандитка и суровая, но всепрощающая, ну почти, Батюшка. Юля не услышала ее. Не поняла наполеоновского плана. И сейчас, когда Чигринец сбежала вниз по лестнице, а Алехина ломанулась следом, уверяя по пути, что как президент все решит… Это выбесило Женю сильнее, чем когда Юля отказалась знакомиться с ее мамой на прошлой неделе. А когда Вика и Юля вернулись в зал и едва ли не в обнимочку стали качать какие-то Алехиной права узнать какую-то правду о каких-то планах Жени на ее смещение с должности… Ну тут, простите, даже Батюшка не святая, чтоб терпеть. - Ты сама выбрала себе подружку, - прошипела Мазур, когда они рассаживались в микроавтобусе. - Питер Пен меня переубедил насчет Алехиной! – со смешком отшутилась Чигринец, с деланно беззаботным видом отворачиваясь к окну и негромко напевая себе очередной хит современной реп-культуры. - Ну вот и все, ну вот и все, - только и прищурилась Женя.

***

Хотелось спровоцировать Мазур на драку. Или хотя бы на словесную перепалку. Хотелось довести ее до очередного срыва, благо сейчас это было легко – Юля научилась распознавать оттенки Жениного состояния. И даже постоянная охрана в лице Канарейки и Кати не смущали. Но через проход на сидении притаилась Алехина, из-под опущенных ресниц наблюдающая за Чигринец почти всю дорогу в их замок. Юля не понимала, присоединиться ли Вика к ее войне. Поверит ли она в эту войну. Бандитка сама еще не верила. Из грозы Полтавы и всего проекта она, переставшая давать в морду без разбора, изо всех сил старающаяся усмирить бурный нрав, сдерживать «короткий» разговор… Она стала тихоней, отшельницей. Перестала пугать девочек. И теперь они вели себя словно после финальной распродажи мешочков с храбростью. Борзые комментарии, постоянные провокации, намеки и открытое недовольство тем, как Юля стала себя вести. Хотелось пересчитать каждой зубы, подрихтовать и без того не идеальные морды лица. То, что одноклассницы называли безучастностью и высокомерием, было самоконтролем, дававшимся Чигринец с большими усилиями над собой. То, что они называли выпендрежем и несерьезностью – попыткой отстроить пошатнувшиеся заслоны. Там, где они обвиняли ее в закулисных играх, она просто пыталась понять, кто друг, кому по-настоящему хочется и можно доверять? И почему сердце говорит: Женя, а у разума всегда полно аргументов, что кто угодно, только не она… Там, где была их коалиция, теперь тлела надежда все исправить и найти компромисс, который никому будто и не был нужен. Как там раньше было? Два лидера. Два трудных подростка. Две отбитые любительницы разборок. Только почему по другую сторону баррикад оказалась именно та, кого она однажды поклялась больше не называть врагом?