side b

— Ну, – Тадаши погружает трубочку в коктейль, – по какому поводу? Магазин закрыт на этой неделе? Дайчи садится рядом на скамейку и ковыряет ложкой свое мороженое. — Собираюсь перекрасить стены. Они сегодня начали осматривать... — Старый? Покрытый плесенью? Дом с привидениями? — Заткнись. Это просто старое здание. –его пихают локтем в предплечье. — Не такое старое как ты. — Ты худший. Прекрасный день Понедельника; конец июля всегда приятен, изнемогающая жара начинает со временем отступать. Осень раскинется уже через месяц или два, осень, которую Тадаши с нетерпением ждал. Лето принесло слишком много потрясений и в последнее время он не мог спать больше двух часов. — Каково это быть старым и заказывать мороженое со вкусом кофе? – говорит Тадаши с двумя трубочками во рту. — Какого это быть толстяком и пить эту гадость? – Дайчи быстро отстреливается, закидывая остаток бежевого мороженого в рот. Тадаши смотрит на него с наигранным шоком. — Ты задел мою гордость. Я обязан вернуться в Америку. Они бы мои новшества приняли. — Господи, ты странный. – Дайчи смеется, его плечи слегка подрагивают. Тадаши наконец решается спросить. — Кто тот парень? Который пришел в магазин тогда. – Сугавара. — Мой друг, Суга. Хорошо, это я знаю. — Ты никогда не упоминал о нем раньше. — Особо не было повода. — Вы, видимо, очень близки. Дайчи поворачивает голову и окидывает его странным взглядом. Черт. Его способности читать мысли иногда отягощали. — Мы знакомы с детства, – следующую фразу он произносит быстро и тихо, словно не хочет, чтобы Тадаши понял, – Я не такой как ты. Класс. Он делает вид, что не услышал. Класс, класс, круто. Спасибо. Я и так знал это, но спасибо, что уточнил. Не злись на него. Расслабься. Они продолжают сидеть в тишине. Он собирает сливки на поверхности трубочкой, изо всех сил стараясь не дать по-настоящему задетому взгляду появиться на его лице. Не получилось. — Кстати об этом, – Дайчи прочищает горло. Тадаши резко поднимает голову, готовясь опровергнуть любое его заявление, – Ты сказал ему, что это ты позвонил полицейским, это правда? Он даже разочаровывается этим вопросом, но, честно говоря, было очевидно, что именно это беспокоит Дайчи. — Да, – он кивает, – я слушал радио и, эмм... Вспоминать больно. Он чувствует жгучую горечь, возвращаясь к той ночи. Он считал это чертовой смертью в прямом эфире и его чуть не стошнило прямо в кровати. — ... Я позвонил анонимно. — И ты никак не связан с наркообвалом? Теперь наступила очередь Тадаши бросить на него растерянный взгляд. — Нет? Единственное, что меня с этим связывает – это звонок, наверное. Но даже так, они меня не вызвали. Аноним, вот и все. — Угум. — Ты мне не веришь? Дайчи достает ложку изо рта, смотря прямо на него. — Нет, проблема скорее в том, что временами я верю тебе слишком сильно. — И только ты. Дайчи смеется, но это не было шуткой. Тадаши всегда любил осень. Он любил тёплые вещи, ранний сентябрь и всё чувствовалось таким... живым. И внезапно он сделал сентябрь своим месяцем «каминг-аута». На прошлой неделе он рассказал обо всем сёстрам и родителям. На этой неделе, что ж... Тадаши прячет руки в карманы толстовки, чтобы скрыть то, как они трясутся сейчас. В последнее время он носит только худи. Они стали его эмоциональной защитой, сохраняли от вреда и прятали, когда он в этом нуждался. И, конечно, физическое прикрытие. Тадаши ненавидит, когда люди видят его тело после операции. — Закат над поверхностью воды прекрасен, – бросает Дайчи, когда они проходят через мост. Под ним расположена река, в которой часто купались его маленькие сёстры, – Очень живописно. Тадаши неопределённо мычит в ответ, замедляясь, чтобы подождать Дайчи. Перила моста расположены слишком высоко и ему в инвалидной коляске даже не видно реки, но он, казалось, был доволен и просто смотреть сквозь решетку. Тадаши очень старался не чувствовать себя неловко. Он ненавидит жалость. Его колени дрожат, но у него нет причин так нервничать! Он ведь делал это уже столько раз. Рвано вздохнув, он готов начать свою исповедь. — Думаю, я начну ходить на физиотерапию, – Дайчи неожиданно перебивает его, все ещё глядя на закат над рекой, – Я ещё не готов сдаться. Печальная улыбка появляется на лице Тадаши. Хорошо, он может подождать. Тадаши слушает радио, дорисовывая ещё дудлы на свою обувь. Ему все же пришлось переместить радио из спальной, но он расслабился, включив его. Он находит небольшое свободное пространство для рисунка на кроссовках. Большими буквами написаное на английском «sublime» выделялось среди остальных маленьких рисунков и кандзи и, по его мнению, выглядело ужасно. Он считал эту обувь для скейтбординга лучшей вещью в своей жизни, даже если никогда в жизни не трогал скейтборд. Телефон с кровати светится новым уведомлением. Он поднимается с пола и тут же чувствует стреляющую боль в позвоночнике. Такое случается часто, курение хоть немного, но ослабляет неожиданные боли. кита: я приготовил пиццу, если хочешь – забегай на ужин. Это было кодом для «новое поступление, если хочешь затариться», не приглашение на ужин. Тадаши неправильно его понял при первой встрече с дилером и предпочитал об этом не вспоминать. Когда все же в памяти всплывали картины тех моментов, ему хотелось поджечь свой дом и спрыгнуть с моста. Как стыдно. t: звучит заманчиво. В любом случае, его запас уже истощился. К тому же, кто знает? Может в этот раз Кита правда приготовил пиццу. Кита живет не в городе. Точнее, в Токио, но в большом доме подальше от всех. Он унаследовал строительную компанию, а после раскрутил ее и теперь с лёгкостью скрывал своё незаконное хозяйство. Дойдя до дома, Тадаши чувствует облегчение. Подниматься к дому приходилось по горе, и под палящим солнцем просто хотелось умереть. В его кошельке лежит толстая пачка банкнот, эмоционально отягощающая его. Как бы Тадаши ни зависел от травки, он действительно ненавидел то, насколько она влияет на его бюджет. Одним из правил клиентов было не звонить в дверной звонок. Неважно, почему так, однако это даёт Тадаши достаточно времени, чтобы восстановить дыхание и, конечно, не выглядеть так, словно он пробежал марафон (несмотря на то, что заняло это только 20 минут ходьбы). — Ямагучи? – голос Киты звучит отчётливо, даже если он очевидно находился в одном помещении с другими людьми. — Я снаружи, – отвечает он, неловко шаркая ногой по бетонным ступенькам. — Хорошо. Он сразу же вешает трубку и отпирает дверь, впуская Тадаши в коридор. — Рад, что ты пришёл. – произносит Кита, пока он стягивает обувь в прихожей. Первый красный флажок. Тадаши тут же поднимает глаза с удивлением: не показалось ли ему? Кита никогда никого так не приветствовал, вместо этого всегда переходил прямо к товару и ценам. — Хочу предложить тебе сделку, хорошо? – Кита ведёт его на кухню. Тут уже находятся трое людей, в которых Тадаши узнаёт его друзей. Он берет уже открытую банку диетической колы и делает глоток перед тем, как продолжить, – Если ты сможешь заставить кое-кого уйти, я предоставлю тебе тридцатипроцентную скидку. — Охренеть, – Тадаши широко раскрывает глаза, – Охренеть, ты шутишь. Он пожимает плечами, указывая на полуоткрытую раздвижную дверь. — Уломай его. Другой парень тихо смеётся, но Тадаши все же направляется в указанную комнату. Тридцатипроцентная скидка! Тридцать процентов! Он проходит внутрь и осторожно прикрывает за собой дверь. Все, что от него требовалось – заставить кого-то уйти, так? Имелось в виду только комнату? Или ему нужно покинуть дом? Осмотревшись, он понимает, что второе. Это общая курительная комната, своего рода гостиная. Единственная лампа освещает спальный мешок с ворохом подушек и сидящего у стены парня. Он выдыхает дым с закрытыми глазами, усиливая и без того спертый запах травки, царивший в помещении, а затем склоняет голову в сторону Тадаши. — Он все ещё это делает? Господи... – его голос хриплый и слабый, как у каждого, кто выкуривает несколько пачек в день. Чувствуя нервозность, Тадаши медленно подходит ближе. Темные волосы незнакомца беспорядочно спадают ему на лоб. Он садится на кресло и разглядывает его получше. Его голубые глаза обрамляют красные сосуды в сочетании с темными кругами. Щеки парня впали, от чего он выглядел так, словно не ел уже несколько недель. — Ну, эмм, привет. – наконец говорит Тадаши, слабо улыбнувшись. — Просто покончим с этим, – он делает паузу, затянувшись с косяка, – Каков твой план? Тадаши вскидывает бровь. — Что? — Типа, твоя стратегия, как ты будешь пытаться выгнать меня отсюда? Он делает это уже в шестой раз. Сколько он предложил, двадцать? — Тридцать, – Тадаши сглатывает. Парень широко раскрывает глаза, прямо как он сам тогда. — Боже. Ну что, вытолкнешь насильно? Так будет легче всего. — Я не собираюсь делать тебе больно, – он снова хмурится, – Почему ты не хочешь уйти? – Тадаши теребит пальцы, не зная, куда деть руки. Незнакомец затягивается снова, откидывая голову к стене, и выпускает кольца дыма. — Я боюсь. Ах. Не помогло, но приму во внимание. — Боишься? Хорошо– стой, как тебя зовут? Теперь он смотрит с подозрением. — Кагеяма. — Хорошо, Кагеяма, почему ты боишься уйти? – он постарался использовать лучший свой голос в стиле терапевта, пользуясь воспоминаниями о своём. Ему просто нужно заставить его заговорить, иначе это будет слишком сложно. — Почему я должен рассказать тебе? – Кагеяма резко откидывает волосы с глаз назад, от чего челка тут же падает снова, – Я даже не знаю тебя. — Оу, эмм, я Ямагучи. Теперь– — Ямагучи? – он перебивает его с недоверием в голосе. — Да. Но неважно, ээ, можешь рассказать мне, почему страшно? – Тадаши продолжает дергать пальцы и срывает кутикулы, от чего они начинают кровоточить. — Хорошо. – Кагеяма затягивается в последний раз и делает глоток с бутылки воды, – Мне нужно инициировать свою смерть. Простите? — Тебе– что? Зачем? — Иначе я попаду в тюрягу. У Тадаши отвисает челюсть. Он не ожидал такого ответа, когда начинал использовать подход терапевта. — Что ты сделал, убил кого-то? Кагеяма сводит брови к переносице. — Я сижу дома у наркодилера, курю травку и волнуюсь, что загремлю в тюрьму, и ты спрашиваешь убил ли я кого-нибудь. – он выдыхает и произносит следующую фразу почти шепотом, – В любом случае, я вполне мог бы. Наступает неловкая тишина, такая же тяжелая, как спертый воздух в комнате. — Разве это не плохая идея – сбежать от преступления, связанного с наркотиками в... дом твоего дилера? – наконец спрашивает Тадаши. — Кита – единственный человек, с которым меня почти ничего не связывает. Тадаши на мгновение задумывается. — Несколько лет в тюрьме не значит конец. Ты можешь вернуться к нормальной жизни после этого. — Я покончил бы с собой, окажись в тюрьме, – говорит Кагеяма прямо. — Это не смешно. — Это и не должно было быть, – его глаза цепляются за растерянное выражение лица Тадаши, – уже сдался? Ему уже становится все равно на травку. — Нет, мне не нравится, что ты говоришь. Ты не заслуживаешь того, чтобы чувствовать себя вот так. Кагеяма вновь стреляет в него глазами. — Ты даже не знаешь меня. После этой фразы он вспоминает об утреннем разговоре с Бокуто. — Вы даже не знаете меня. — Это не значит, что я бы не чувствовал себя ужасно! Я бы просто прошёл мимо и позволил кому-то умереть! Этого достаточно, чтобы Тадаши поступил также. Поднявшись с кресла, он опускается на колени рядом с гнездом из подушек и берет чужие руки в свои. — Это неважно. Я все ещё о тебе беспокоюсь. На лице Кагеямы пробегает около миллиона эмоций. Его глаза наполняются растерянностью, затем гневом, стыдом и, наконец, болью. — Ты готов на все ради травки, да? Тадаши качает головой. — Забудь о травке. Я говорю так, потому что ты не должен чувствовать это. Ты не должен чувствовать себя так, словно сбегаешь от всего мира. Никто не должен сдаваться вот так. – сказав это вслух, он вспоминает о худшем своём прошлом. — Ты не знаешь меня, – повторяет Кагеяма, – Ты не знаешь, что я сделал. – его голос срывается. Он нестабилен, как вулкан перед извержением, – Вдруг я убивал младенцев или ещё какое-то дерьмо. — Ты сказал, что это связано с наркотиками, – Тадаши отпускает его руки и поднимается, – Слушай, пойдём со мной и мы всё разрешим. Я просто хочу помочь. Вздохнув, он складывает руки в почти молитвенном жесте под подбородком. — Неудивительно, что ты ему нравишься. Он произнёс это тихо и скорее себе, а не Тадаши. Кому? Ките? Он тихо смеётся, отмахиваясь ладонью. — Ха, не совсем. Я просто много у него покупаю. Кагеяма одаривает его странным взглядом, словно он сказал что-то глупое, и встаёт. Он высокий, а также слишком худой. Тадаши даже расстраивается от того, как с него свисает одежда. — Хорошо. Я уйду. Найду мост, под которым буду жить. – он берет бутылку воды и уже направляется к выходу, обогнув Тадаши. — Стой! Стой! – он сжимает руки в кулаки. — Я бы просто прошёл мимо и позволил кому-то умереть! — Дайчи, я мог им помочь. Он не собирается ошибиться снова. — Кагеяма, подожди. – тот разворачивается к нему, уже стоя у двери, – Просто... хотя бы пойдём со мной. Ты можешь остаться у меня дома и, эмм... – у него пересыхает в горле, – Мы– мы вместе со всем разберёмся. Я помогу тебе. Он осторожными шагами поднимается на вулкан. Ступает, внимательно выбирая место, куда поставить ногу. Все, что ему было нужно – это довериться. Тадаши опускает глаза и подходит к нему. Неумолимый взгляд Кагеямы смягчается. — Ты серьезно? — Я докажу, что тебе не нужно делать что-то глупое. – это прозвучало как мольба. Подойдя достаточно близко, он ставит руку на чужое плечо, – Доверься мне. Что он и сделал. Кагеяма кивает, отступив назад, чтобы позволить ему открыть дверь. Тадаши кивает в ответ, отодвигает дверь и выходит с ним. Один из друзей Киты пихает дилера и с удивлением указывает на них. — Йо, он сделал это! — Охренеть! Кита растягивает губы в улыбке. — Господи, я не думал, что у него получится. Готов купить? Тадаши оглядывается на Кагеяму, а после снова на Киту и качает головой. — Оу, ну, я приду в следующий раз. Не беспокойся об этом сейчас. — Уверен? Если задержишься, я могу все распродать. Тебе придётся подождать ещё несколько месяцев. – он скрещивает руки, с подозрением приподняв бровь. — Тогда мне придётся жить дальше, – он с улыбкой машет им и направляется к коридору. Вторая пара ног не последовала следом. Обернувшись, он увидел, что Кагеяма остановился том же месте и коротко кланяется. — Спасибо, что разрешили остаться. Простите за вторжение. Все четверо замирают с удивлением и Кагеяма, выпрямившись, идёт за Тадаши. — Пойдём. Легкая улыбка трогает его губы. — Да. Он вернул вулкан в состояние покоя. Прогулка до автобусной остановки проходит в тишине, нарушаемой лишь хором цикад и плеском воды в бутылке Кагеямы. Примерно на полпути он резко вздыхает и высказывает то, что скорее всего томилось у него на уме с момента их знакомства. — Ты... – он смотрит прямо перед собой, – Ты единственный, кому я могу доверять сейчас. После этого молчание возобновляется, и они доходят в совершенной тишине. Тадаши обеспокоен. Очень обеспокоен. 1. Он не понимает. Было сколько, пять? Шесть людей, которые пытались? Почему Кагеяма доверился только ему? 2. Рядом с ним стоит преступник. Тадаши позволит преступнику жить в его доме. Он буквально открыл ящик «Пандоры» и если случится что-то плохое – это будет полностью его виной. 3. У Кагеямы нет с собой кошелька, так что Тадаши нужно оплатить его билет на поезд и автобус. Несмотря на его раздражение от третьего, второй пункт заседает у него в голове. Тадаши знает, что не ему судить, но... если он правда убивал младенцев? Господи, что если он убивал и людей? Ты только что имел в виду, что младенцы не люди? Воздерживаться от подозрительных взглядов было сложно. Нет необходимости так пялиться. Нет необходимости так пялиться. Нет необходимости– ладно, ему нужно пялиться. Чем больше он думал об этом, тем больше беспокоился. Все, что у них было общего – их дилер. Ничего больше их не связывает, черт возьми, все, что он знает – его имя. Все, что он знает, это его имя, и теперь он собирается позволить ему остаться в своем доме. Убежище для Кагеямы. Тадаши убьют в его собственном доме. Кагеяма часто ловил его взгляды, но ничего не говорил. Это было подозрительно. Как он вообще может доверять Тадаши? — Ты единственный, кому я могу доверять сейчас. Боже. Что это вообще значит? Кагеяма знает что-то, чего не знает Тадаши? Тадаши вставляет ключ от квартиры в замочную скважину, стараясь не трястись. Они так и ничего не сказали друг другу с самого «признания». И сейчас, за его спиной стоит виртуальный незнакомец, собираясь зайти в его дом. Первой мыслью Тадаши было ожидание приставленного между лопаток пистолета, как только он войдёт в темный коридор. В следующей версии, его сразу же застрелили в голову или что-то в этом роде. Прощай, бренный мир. Завещаю остатки травки Ячи и все мои неудачи Дайчи. Разреши мне подвести его ещё раз. — Прости за вторжение, – тихо произносит Кагеяма, стягивает обувь и поставит ее рядом с тумбочкой, а после поворачивается к Тадаши, – Если хочешь, чтобы я ушёл – я уйду. ДА! УХОДИ! — Нет, – он качает головой, – Оставайся. Даже если это предавало его принцип «бей или беги», он чувствует, что это было правильным решением. Тадаши проходит вперёд, Кагеяма в растерянности стоит на месте, не зная, стоит ли ему идти следом. В глубине души Тадаши сравнивает этот сценарий с приучением бездомной собаки. Что бы я сделал, если бы я привел собаку домой? Э-э... Вариант «делать фотографии» отпадает, так что дальше? — Хей, я не Кита. – продолжает Тадаши, – Мы не собираемся валяться и гнить от отчаяния, так что... Собственное сознание топчет его выстроенные ограничения. Это не было правдой вообще. — Так что, приведи себя в порядок. Дальше, справа от тебя, дверь в ванную. Я принесу одежду, которую ты можешь надеть. И потом мы покушаем настоящую еду, потому что в этом доме мы не наживаемся на одной воде и травке. Взгляд дикого животного ютился в глазах Кагеямы. Возможно, Тадаши на самом деле привёл домой бродячего пса. Кагеяма с минуту стоит на месте, глядя вниз на ступеньку, разделяющую коридор от остальной части дома. Тадаши идёт вперёд по коридору в ванную и останавливается, ожидая его. Как только Кагеяма наконец заходит, телефон вибрацией уведомляет о новых сообщениях. кита: удачи в попытках приютить его кита: он отказался от любой еды и заботы, которую я ему предлагал кита: бедолага, не знает, что для него лучше По крайней мере, он согласился пойти принять душ. У Тадаши никогда не было домашних питомцев, поэтому у него быстро закончились идеи, что делать дальше. Он некоторое время даже не готовил себе настоящую еду; не зря одним из его наиболее часто используемых контактов был ресторан на вынос. У него вообще остались продукты? О, чувак, и кто теперь может называть себя бездомной собакой? Вздохнув, Тадаши направился к своей кухне. Не то чтобы он ненавидел готовить, просто с его обычным рабочим графиком было трудно найти время. И теперь, когда его отстранили, он определенно успевал бы, но все равно не решился. Однажды вечером он готовил с Ячи у неё дома гюдон. Это было легко, правда? Это не заняло много времени и не потребовало много усилий. Переложив рис в горшок, Тадаши вспоминает про одежду. Проходя по коридору в свою спальню, он слышал струй воды с ванной. Это хорошо, верно? Это означало, что Кагеяма послушал его? Кажется, Кагеяма такого же роста, долговязый. По крайней мере, у них должен быть один размер. Тадаши бросает на кровать обычную футболку, спортивные штаны и свои боксеры. Он аккуратно складывает их и идет обратно к ванной. Теперь же он чувствует себя новоиспеченным родителем. О Боже. Кагеяма ведь не ребёнок. Это невозможно. — Кагеяма? – он осторожно стучится в дверь, – Я захожу. Просто оставлю вещи. Ванная комната заполнена паром, душ включён на полную мощность. К счастью, ванну закрывала сплошная черная занавеска, так что ничего не было видно. Одежда Кагеямы валялась в куче на полу: ужасные карго шорты и темная рубашка. Тадаши действительно ненавидел людей, которые считали его богом моды просто потому что он гей, но даже он знает, что карго шорты отвратительны. Тадаши кладёт сложенную одежду на раковину, собирает брошенные вещи, и уже собирается удалиться. Но внезапно, он слышит это. Все началось с нескольких рваных вздохов под струями воды, а после перешло в душераздирающий вопль. Кагеяма давится слезами, совершенно не обращая внимания на Тадаши снаружи. Может быть, он даже не знает, что Тадаши там, может, ему просто все равно. Это был крик, зов о помощи от отчаяния и боли, эхом отражающийся от кафельных стен. Вулкан все же извергается, и Тадаши по собственной воле решается остаться у самого жерла.