side b

В своем воображении Тадаши представлял больницы как монолит. Либо огромными стеклянными башнями, возвышающиеся в самое небо. Он тихо постукивает подошвой по полу поезда. Микс, который он модифицировал для Spotify, играет в его наушниках, микс, которого он так боялся. — Эй, он сказал, что ты уходишь? – Хитока стучит по двери его комнаты. Тадаши сидит на полу со своим ноутбуком, подключив к нему флешку. Он бегло пробегался глазами по названиям песен и поспешно добавлял их. — Да, ненадолго. Ты сможешь остаться здесь, чтобы... убедиться, что ничего плохого не случится? — Я в любом случае хотела приглядеть за ним. Он смотрит на нее, улыбающуюся и держащую пластиковый пакет. Внутри что-то есть, но он не может определить, что это. Вскинув бровь, он обеспокоенно улыбается. — Что это там такое? — Просто кое-что, что мы запланировали вчера, пока ты дулся на нас. Это было забавно, правда. Тсуккишима словно мог предсказать его будущее. House of the rising sun начинает играть именно тогда, когда Тадаши выходит из вокзала. Он тихо смеётся, наслаждаясь тем, что все в этот момент ощущается как кино. Уверенной походкой, с цветами в руке, он представлял, что люди могут о нем думать. — Вот это да! Посмотрите на него, идет в джинсах, которые словно разорвал в терке для сыра! — Посмотри на этого сексуального мужчину! У него есть место, куда он может пойти! — Та, кто получает эти цветы, просто счастливица! А потом Тадаши развернётся, возьмёт его за руку и скажет: — Нет! Нет, глупый сэр! Это для парня! И вся улица остановится, чтобы бурно поддержать его. Он напевает себе под нос, не заботясь о возможном раздражении со стороны Тсуккишимы. Не заботясь о последующем смущении. Тадаши уже в пути, сжимает самые дешевые гвоздики, которые можно было купить, в руке, и он готов извиниться! Он здесь, он одет в свою лучшую рубашку! Да! Он... Здесь. Тадаши прибыл в больницу, и от хорошего настроения ничего не остаётся. Больница не была монолитом. И даже не стеклянной. Это просто большое кирпичное здание, из которого входили и выходили люди. С одной стороны семья приветствует пожилого человека в инвалидной коляске со счастливыми улыбками сквозь слёзы. На другом конце объятия, которые могут быть последними, и улыбки эти уже не счастливые. Они обещают, что все будет хорошо. Тадаши стягивает наушники и торжественно проходит к главному входу. Это больше не было стабильной средой. Пришло время ещё раз подняться на вулкан. Первое, на что обратил внимание Тадаши, был пол. Чувствуя себя слишком неловко, чтобы смотреть куда-то еще, он просто впивается глазами в линолеумный пол, пробираясь к стойке регистрации. Он чувствует свое сердцебиение уже в городе, проходя мимо сидений приемного отделения. Цветы в его руке словно уже погибли, когда он вспомнил, зачем он здесь. Каков был его план. У меня вообще есть план? — Здравствуйте, – тихо начинает он. Женщина за стойкой мягко ему улыбается. – Где здесь можно узнать о пациентах? — Я могу просто позвонить и уберечь Вас от лишней прогулки. – Она поднимает трубку и начинает набирать номер. – Вы знаете имя? Он прочищает горло. — Тсуккишима Кей? – он нервно дергает правой ногой. Его свободная рука начинает жить отдельной жизнью: скользит из кармана, падает обратно, в конце концов беспокойно бьется в такт по бедру. Женщина начинает говорить по телефону, притягивая к себе блокнот и ручку. Когда она начинает что-то записывать, Тадаши видит краем глаза, как мужчина неподалеку встает с сиденья. Нервное постукивание учащается. С таким же успехом он может устроить целое шоу, станцевать чечетку в блестящем костюме. — Мистер Тсуккишима находится в… – она ​​передаёт ему лист, – в этой палате. — Спасибо. – Тадаши берет его в руку, упорно глядя на выведенные буквы, а не на человека, который начинает приближаться к нему. Паника утихает, когда он разворачивается налево, пытаясь уйти как можно скорее, однако чья-то рука тут же ловит его за плечо. — Привет, – Тадаши сглатывает. Он медленно поворачивается, испуганно осматривая стоящего за ним мужчину. – Крыло, которое ты ищешь, находится в другом направлении. И Тадаши понимает, что этот человек поразительно похож на того Тсуккишиму из клуба, без очков. — Ой. Эмм, спасибо. – Возможно, это просто мое воображение. В наши дни любой может выглядеть знакомо. Я просто проецирую. Глаза незнакомца опускаются на цветы, затем снова смотрят на него. — Ты сказал, что собираешься увидеть Кея? Нет, я не просто проецирую. — Я– ну, да. Они недолго смотрят друг другу в глаза, мужчина щурится, словно Тадаши был какой-то загадкой. Тадаши невольно представляет свое лицо со стороны, гадая, что Тсуккишима мог бы осудить. Его нос? То, как он изогнут на кончике от перелома с начальной школы? Веснушки? Его волосы, которые отчаянно нуждаются в стрижке? — Ты не репортер? — Нет. — Значит, ты его парень? Он упирается рукой в бедро, выражение лица меняется, что придаёт ему вид загадочного детектива. Тадаши пугает то, как он чувствует себя частью доказательства. Тсуккишима уже совершал каминг-аут? Он не может больше сохранять зрительный контакт. — Нет. Между нами было что-то... но ничего официального, думаю. Мужчина удивленно вскидывает брови. Он щелкает пальцами и качает головой, словно только что выиграл пари. — Я знал это! Боже, да я же знал, что он гей. О нет. У Тсуккишимы не было каминг-аута. Он продолжает говорить о том, что он «так и знал» или что-то в этом роде, и Тадаши чувствует только, как стынет кровь в жилах. Кем бы ни был этот человек, Тадаши только что просто испортил каминг-аут для кого-то другого. Он разрушил это. Он собирался разрушить это. Руки Тадаши дрожат под обеденным столом и он не мог ничего с этим поделать. Попытайся он встать, у него свело бы ноги. Он собирается все испортить. — Эй, – нахмурилась одна из его сестер, наклонив голову и заглядывая ему в глаза, – ты болен? Да, он был болен. Сейчас они точно назовут его больным. Тадаши резко встаёт из-за стола, ударив по нему рукой, чем привлекает внимание всех. Его мать и отец смущенно оглядываются друг на друга, прежде чем повернуться к нему. — Тадаши, что происходит? — Я... я хочу вам кое-что сказать, – Его голос срывается. – И я хочу, чтобы вы выслушали, пожалуйста, не расстраивались, но… Его мать хмурит брови. — Тадаши, это о том, что ты гей? В этот самый момент время словно замирает. — Кто? – все, что он мог выдавить, не понимая, как она это узнала. Почему никто не выглядит удивленным. Она оглядывает остальную часть семьи и каждый из них коротко кивает. — Твой дядя Шимида рассказал нам. Мы бы не расстроились, дорогой. Все хорошо… Тадаши чувствует головокружение, но не от облегчения. Все разрушено. Он никогда не сможет рассказать им сам. Его момент был разрушен. — ... и тогда я сказал ему. Я сказал ему, что все нормально, если он… — Я не это имел в виду. Мужчина бросает на него странный взгляд. — Не имел в виду что? — Я не имел в виду то, что сказал. Между нами ничего не было, – он чувствует, что готов разрыдаться. – Он не гей. Я этого не говорил. Чужое недопонимание переходит в беспокойство. — Эй, чувак, все в порядке. Я не гомофоб. Я его брат, и я бы за это не осудил. Вы не понимаете. Вы не сможете понять. — Ты же пришел к нему, правда? – брат Тсуккишимы с извиняющимся выражением лица указывает на цветы. Он побежден. — Да. Да, я пришел к нему. Можете ли вы... вы можете просто направить меня в его палату? — Ну, вообще-то, гм, – он неловко оглядывается на то место, где сидел раньше. Там сидят ещё пара людей, выжидательно смотрящих на него, – У него сегодня обследование. Его нельзя навещать сейчас. — Ой. Неловкая пауза. Цветы ощущаются мертвым грузом в его руках. Кажется, они оба это замечают. — Я могу взять их. Мы их спасем. – Брат Тсуккишимы (Иисус, он должен был хотя бы спросить его имя) протягивает руку к гвоздикам. Эта попытка компромисса ухудшает положение. Их руки опускаются одновременно, мужчина чуть не роняет цветы, и оба дергаются в попытках словить их. С желтыми гвоздиками в руках он почему-то чувствует себя более неловко. Часть его хочет просто уйти, другая часть – уйти попрощавшись, но часть, которая контролирует его тело, остается упрямой. — Кстати, я Акитеру. – он протягивает ему руку. Тадаши пожимает ее, слегка удивившись такому крепкому рукопожатию. Акитеру вполне мог бы стать каким-то бизнесменом на Уолл-стрит, вот так пожимая своим партнёрами руки. Он бы точно произвёл на них впечатление и одним этим убеждал бы их, что сделка с ним обязательно будет выгодной. — Я Ямагучи, – его улыбка выглядит натянутой от стресса, – Приятно познакомиться, я полагаю. Акитеру смотрит на цветы, затем снова на группу людей. Семья, наверное. — Эй, могу я поговорить с тобой на улице? У меня есть пара вопросов, если все в порядке. Боже мой, я собираюсь побывать на допросе о геях, не так ли? Сглотнув, он коротко кивает. — Да, хорошо. Акитеру улыбается, указывая пальцем через плечо на людей. — Круто. Ладно, я быстро, только оставлю цветы. Не убегай, хорошо? Это было шуткой, но Тадаши все равно мог бы обдумать это. Кирпичная стена кажется прохладной, даже сквозь рубашку. Они молча смотрят на проходящих мимо людей, когда Акитеру наконец начинает: — Ты знал, что он снова начал принимать? Тадаши поворачивает голову и изумленно смотрит на него. Он отличается от Тсуккишимы, выглядит более зрелым, но также более дружелюбным. Снова? — Я... Наконец Акитеру поворачивается и встречается с ним взглядом. — Пожалуйста, будь честен со мной, Ямагучи. И опять, кажущееся уже пропавшим чувство вины берет верх. Даже если бы он хотел, он не мог солгать. — Я– да. Я знал. Акитеру со вздохом отталкивается от стены. — И больше ничего не знаешь, хорошо? Он моргает, не уверенный, правильно ли всё услышал. — Что? — Я пытаюсь сделать так, чтобы это выглядело как попытка самоубийства, – Его голос становится тише, взгляд опускается на обувь. – Серотониновый синдром. Я буду настаивать, что это произошло от моих... антидепрессантов. Тадаши готов впасть в ужас. — Зачем вы так поступаете? Вы пытаетесь выставить его самоубийцей? Какого черта вы... — Я не хочу, чтобы он попал в тюрьму! Ладно? – Он вскидывает руки вверх, выглядя раздраженным. – Я напуган. Я боюсь того, что случится, если я хотя бы не попытаюсь! — А как насчет галлюциногенов? Вы просто выдадите их за антидепрессанты? Тадаши не смог подавить раздражённый тон. Он просто не может ничего с этим поделать. Он не верит в этот «план». Выражение лица Акитеру, как только он заканчивает предложение, его беспокоит. Он вновь щурится. — Я сказал, что синдром серотонина. Ты не можешь получить это от простых галлюциногенов. — В смысле? — Ямагучи, он получил передозировку от Молли. Нет. Подождите. Что? Он что? — Подождите– но... что? Но галлюциногены! – вина ослабевает свою хватку. – Но как насчет них! Я не понимаю. Акитеру проводит рукой по волосам. — Я… я избавился от них. И от флакона тоже. Я просто пытаюсь... – он замолкает, заметив выражении лица Тадаши. – Ты не знал о Молли, не так ли? Тадаши медленно качает головой. Он был не прав. Все это время он чувствовал ответственность, а теперь... теперь – нет. Так почему же это чувство не может полностью исчезнуть? В его шаге не было той бодрости духа, с которой он зашел к входной двери. Он чувствовал себя в трансе, охваченный растерянностью и сомнением. Это не было моей виной. Это не было моей виной. Это не было моей виной. В передней части его дома царит сплошная тьма. На мгновение Тадаши думает, что никого нет. Это было облегчением, правда. Больше никаких гостей в его– Подождите. Странная паника охватывает его тело; Тадаши быстро сбрасывает обувь, попадая мимо полки, и вбегает в гостиную. Диван-кровать была взъерошена, но в комнате никого. На кухне все также: пусто, свет выключен. Везде темно и пусто. Кагеяма ушел. Это ведь хорошо. Преступник ушёл из его дома. Но нет, это совсем не так! Кагеяма может быть уже мёртв! Может быть арестован! Он может быть... В ванной. Тадаши резко тормозит в коридоре. Из-под закрытой двери ванной просачивается свет и слышатся чужие голоса. — Выглядит отлично! Это действительно так! Говорила же, что с тонером будет лучше. — Ячи, я даже смотреть на себя не могу. Кагеяма здесь! Кагеяма все еще здесь! Тадаши молниеносно открывает дверь. Кагеяма блондин. Хитока с улыбкой поворачивается к нему, тюбики с отбеливателем, проявителем и тонером лежат вокруг раковины, и Тадаши понимает суть ее загадочных утренних планов. — Я подумала, что Кагеяма мог бы чувствовать себя в большей безопасности, если будет менее похож на себя. — Святое дерьмо. – все, что смог выдавить Тадаши. Очевидно смущенный Кагеяма тут же отворачивается от него. — Я выгляжу глупо. — Нет, нет, – Тадаши делает несколько шагов вперёд, глядя на них троих в зеркале. Лицо уже–блондина вспыхивает ярким румянцем, от чего его волосы выглядят еще светлее. Они даже ярче, чем у Тсуккишимы, больше похожие на платину. — Хитока, ты отлично поработала. Честно, выглядит непривычно. Кагеяма оглядывается на себя в зеркало. — Ты думаешь? — Да, чувак. Кагеяма проводит рукой по волосам, от чего светлая челка изящно падает на лоб. — Думаю, это круто. — Это чертовски круто. Все трое разражаются смехом, и на мгновение Тадаши перестает думать о Тсуккишиме. После, они переходят в гостиную и устраиваются на полу с картами. — Ах, Ячи, у тебя есть четверки? – говорит Кагеяма, поднимая взгляд от своих карт к ней. Она вздыхает и протягивает ему две. — Как ты можешь быть так хорош в этом? Это несправедливо. — Я слышу это впервые за долгое время. Привыкнуть к новому цвету волос все ещё не так легко. Как бы Тадаши ни старался сдержаться, он продолжал бесстыдно пялиться на него, пока Хитока не вернула его к реальности. — Эй, Тадаши, – она ​​делает глоток, прежде чем продолжить, – Кагеяма очень консервативно относится к электричеству. Каждый раз, когда мы выходим из комнаты, он выключает весь свет и отключает все с розеток. Он закатывает глаза, но мягко улыбается в свои карты. — Это же хорошо для твоего счёта за электричество. Эм, Ямагучи. У тебя есть четверки? — Сходи поймай! – Ямагучи с забавой слушает, как они сокрушаются на него. Хитока говорит, что его правление как «Короля рыбы» скоро завершится и она наконец победит. Кагеяма отвечает, что это невозможно, но она может присоединиться к нему, если захочет. На самом деле это мило, что Кагеяма так осторожен с ней. Они, неожиданно для Тадаши, так легко ужились, но это не могло не радовать. — Кстати, как прошла поездка в больницу? – все же спрашивает Кагеяма, даже не глядя на него. — Больница? – Хитока вскидывает голову, – Зачем ты поехал в больницу? Ты в порядке? Ах. Я забыл, что она в любом случае узнает. В очередной раз. Он медленно выдыхает, прежде чем ответить. — Я собирался навестить Тсуккишиму. — Ему уже лучше? Оу. Оу? Это– что ж, это определенно– не то? Чего я ожидал? Ему потребовалось несколько секунд, чтобы не запутаться окончательно. — Понятия не имею. Сегодня запретили посещения. Какое-то обследование. — Вероятно, они определяют, будут ли его судить или нет. – бормочет Кагеяма больше себе, чем остальным. Он поднимает взгляд на Тадаши. – Я имею в виду, это только мое предположение. — Мне так плохо от того, что произошло, я ведь видела его в ту ночь и просто не заметила, – Хитока хмурится, складывая четыре свои карты на книгу перед собой. – Я могла помочь. Кагеяма морщится и поджимает губы, прежде чем обвести их взглядом. — Я... я могу кое-что сказать? Словно по сигналу, телефон Тадаши просыпается уведомлением звонка от недавно добавленного контакта. Подняв указательный палец, он встаёт и выходит из гостиной на кухню. — Привет? — Ямагучи, хей, – звучит голос Акитеру с другой линии. – Я просто хотел сказать, что, если ты все еще хочешь приехать, в четверг будет лучше всего. — О, хорошо. – Тадаши оглядывается в гостиную на остальных. – Я постараюсь. Спасибо за звонок. — Спасибо за… желание навестить его. Их недолгий телефонный звонок подходит к концу, и он возвращается к их карточному кругу. — Что ты хотел сказать, Кагеяма? — Оу. Эмм. Уже неважно. Он лжет, но все в порядке. Кагеяма начал выглядеть лучше. Менее слабым, менее уставшим. Меньше похожим на труп. О, замолчи. — Ты не работаешь, Ямагучи? – неожиданно спрашивает Кагеяма, помогая ему мыть посуду. Он ведёт себя очень ответственно, когда дело касается домашних делах. Да, и экономии электроэнергии тоже. — Да, я механик. Я просто, – он вздернул нос, – отстранен до конца этой недели. — О Боже. — Знаю. Кагеяма берет с рук Ямагучи тарелку, сушит полотенцем и ставит в шкаф. — А что ты сделал? — Я ударил парня за то, что он изводил меня. Ямагучи твердо верил, что это правда. Неважно, что говорил Шимида, он будет придерживаться этого. — Звучит несправедливо. – Кагеяма хмурит брови. – Почему наказали тебя? Разве это не было самообороной? Где был ЭТОТ парень, когда мне нужна была поддержка? Вздохнув, Тадаши опирается на столешницу. — Не считается. Юридически не считается. – Тадаши отчаянно старается игнорировать взгляд, брошенный в его сторону. – Речь шла... ну, о гейских вещах. — Ах. Это всё? Хорошо. — Значит, ты гей. – Кагеяма бросает задумчивый взгляд вдаль. Хорошо, теперь он в замешательстве. — Да. Я только что это сказал. — Ну, нет, я просто заметил, что ты очень близок с Ячи. Я просто не был уверен, к кому ты больше, э-э... склонен? — Я склонен к геям, – просто отвечает Тадаши. – Хитока просто мой близкий друг. Мы давно знакомы. А теперь давай. Нам нужно поговорить о– ну, о тебе. Тадаши дергает его за рукав, притягивая к столу. Кагеяма осторожно переставляет ноги, чтобы не споткнуться, но тут Тадаши замечает это. У Кагеямы что-то гремит в кармане. Это тихий звук, который он, честно говоря, не заметил бы, если бы Кагеяма все же не столкнулся об стул. Тадаши резко вскидывает голову, но тот этого не замечает и садится напротив. — Ладно, сначала, я думаю, нам нужно поговорить о ситуации с твоим кошельком. – Тадаши осторожно садится, открывая перед собой тетрадь, чтобы делать заметки, и в это время напоминает секретаря, – Пожалуйста, скажи мне, что ты не последовал примеру Кристофера из «В диких условиях» и не сжег все свои деньги и карту. – Кагеяма растерянно моргает в ответ. Оу. – О боже, ты сделал это. — Что? – он приподнимает бровь. – Нет. Нет, они в моей квартире. Я просто не понял, что ты имеешь в виду. Что ж, он глупый. — Это фильм. В любом случае, все твои вещи в твоей квартире? Ты уже был там после того, как сбежал? Он качает головой. — А что насчет твоей работы? — Я ушел в отставку месяц назад, – Кагеяма перебирает светлую челку пальцами, сосредоточив внимание на ней, а не на Тадаши. – Думаю, мою последнюю зарплату уже перевели на карту. — Планируешь вернуться? А как насчет аренды? – Вместо того, чтобы что-то записывать, Тадаши замечает, что рисует и краем глаза видит, как нахмурился Кагеяма. — Я покойник. Ты ведь знаешь. — Ты не можешь скрываться вечно. – Тадаши наконец отрывает взгляд от чернильного волейбольного мяча на своей бумаге. – Ты не можешь знать точно, может, на тебя никто и не доносил. Кагеяма устраивается удобней на стуле и Тадаши снова слышит тот звук. Очень тихий, но он есть. — Ты не понимаешь. Я просто... я просто не могу вернуться к этой жизни. Этот звук вбивается в его голову. Тадаши слишком часто слышал похожий от галлюциногенов в его шкафу. Сердцебиением, снова и снова. — Если ты не хочешь возвращаться к той жизни, выбрось тот флакон, который у тебя в кармане. Кагеяма широко раскрывает глаза, рука замирает с зажатой между пальцев длинной прядью. — Что? – Его голос тихий, застигнутый врасплох. — Я не тупой. Выбрось флакон из кармана. Это наркотики, верно? — Нет. Сглатывает. Беспорядочно бегает глазами по комнате. Ерзает на стуле. Кагеяма совершенно не умеет врать. — Тогда поставь это на стол. Молчание. — Я не позволю тебе остаться здесь, если ты не собираешься прилагать хоть какие-нибудь усилия. Этого достаточно, чтобы заставить его занервничать. — Кагея– В приступе ярости он достаёт его и швыряет на стол. Это флакон, которые продают по рецепту, менее чем наполовину наполненный белыми таблетками. Прежде чем Кагеяма передумает, Тадаши хватает его и читает с этикетки. — Ксанакс? Как долго ты сидишь на них? – Тадаши хмурится, Кагеяма все ещё на него не смотрит и прячет красное от смущения лицо. Что бы он ни говорил, Тадаши ничего не может разобрать в его невнятном бормотании. — Что? — Почти год. — По рецепту или– Кагеяма резко встаёт со стола, прервав его на полуслове. Он опирается обеими руками на стол и смотрит в пол. — Ямагучи, я знаю, что ты пытаешься сделать, но я– я не могу бросить. Я не могу. Тадаши пристально осматривает его. — Почему нет? — Иначе я умру, блять. – Он склоняет голову ниже, от чего светлые пряди свисают со лба. – Я просто не могу. Ручка скатывается с пальцев Тадаши на пол. Я умру. Драматичный. Драматичный Тадаши чертовски драматичен. Его тошнит так сильно, что он не может даже подняться с кафельной плитки. На этот раз стреляет не только в спину, он чувствует острую боль по всему телу. Ещё слишком рано звать кого-нибудь на помощь. Кого-нибудь. Боже, у Тадаши ведь больше никого и нет. И он сам виноват. Он хватается за край унитаза одной рукой и вновь делает попытку подняться. Ему больше нечем блевать, его просто трясёт. Тадаши не желал этого. Все, чего он хотел – чтобы боль наконец прошла. Теперь же он чувствует, что медленно умирает. Поднявшись с места, Тадаши делает шаг к Кагеяме и осторожно кладёт ладонь ему на макушку. — Ну же, встань прямо. Никто здесь не собирается умирать. — Ты не понимаешь. — Нет, понимаю. Кагеяма поднимает голову и одаривает его подозрительным взглядом. — Я пытался раньше. Ты не понимаешь, я не могу. Тадаши улыбается, подняв палец вверх. — Я дал обещание, не так ли? Пока я с тобой, ты сможешь. Даже если Кагеяма лжец, Тадаши – нет.