side b

Шесть часов. Вот сколько времени понадобилось, чтобы все снова пошло под откос. — Ямагучи. — Нет. — Пожалуйста! — Нет. Кагеяма устало разваливается на выдвижном диване и зажимает под головой подушку: его головная боль переходила в мигрень. Тадаши выключает свет и подаёт ему стакан воды, утешая себя мыслью, что они могут просто лечь спать и разобраться с этим завтра. Он сжимается в кресле, отправляя сообщения Даичи. Было довольно трудно сдерживать Кагеяму от Ксанакса и Тадаши чувствовал себя виноватым за то, как Кагеяма из-за этого переживал, поэтому следующие несколько часов он провёл, напоминая себе, что это все к лучшему. дайчи: Почему ты не спишь? — Ямагучи, – выдыхает Кагеяма. Тадаши уже собирался вновь отказать, но на этот раз он просил о другом: – Пожалуйста, выключи звук. Слишком громко. Его голос переходит в громкий шёпот под конец предложения, словно он сам хотел быть тише. Тадаши внезапно чувствует вину за последние четыре часа, что он переписывался. — А, да. Прости. Кагеяма не отвечает, и Тадаши переключает телефон на беззвучный, чуть не забыв ответить на сообщение. Дайчи не знает о Кагеяме и Тадаши в любом случае не планирует ему о нем рассказывать. Ничего хорошего из этого не выйдет. t: работаю над кухонными плитками. дайчи: Так ты никогда не сможешь продать свою квартиру. t: я и не планировал пока дайчи: Я не думаю, что ты ещё долго будешь там жить. t: ??? Тадаши со вздохом выключает телефон и прикрывает глаза. Он так устал. Сидеть вот так в кресле было неудобно и от этого болит спина, но теперь менять положение было бы слишком хлопотно. В конце сентября всегда пахнет надеждами на перемены. Отвратительно обостряются чувства. Удобные толстовки, разноцветные листья и это все, чего он мог просить. — Эй, можешь достать вон того для меня? – Даичи прерывает его размышления, указывая на пищевой автомат с карпами. Тадаши с улыбкой кивает. В этом парке так хорошо. Посередине находится пруд с рыбками, окруженный дорожкой для просмотра, чтобы их можно было кормить. А ещё временами Дайчи становится слишком тихим и потерянным. Большие рты всплывают на поверхность, как только в воду бросают ещё корма, и все пытаются достать хотя бы маленький кусочек. Тадаши опускает взгляд на свои ноги, шаркая ботинком по бетону. Его мама всегда злилась, когда он так делал, говоря ему, что он испортит обувь. Впрочем, ему было наплевать на это. В последнее время он считал ботинки совершенно пустыми и просто хотел схватить маркер, чтобы все разрисовать. Последний кусок корма падает в воду и рыба жадно выплывает за ним. Дайчи крепко, до побелевших костяшек, сжимает подлокотник кресла-коляски. Тадаши не может прочитать его мысли, даже не знает точно, в каком он сейчас настроении находится. Это не совсем подходящее время, но, опять же, сколько ещё ему томить? Ногой он осторожно касается колеса кресло-коляски. Дайчи поднимает на него потухший взгляд. — Да? — Мне кажется, я влюблён в вас. Выражение его лица резко меняется. Не так, словно он сейчас скажет: «Да, Ямагучи! Я думал, ты никогда этого не признаешь! Давай поженимся!»; это был нахмуренный и суровый взгляд. Конец сентября был приятным, но он также свидетельствовал о скором наступлении зимы. С внезапным ощущением того, что он падает, Тадаши широко раскрывает глаз и резко садится. Вот блять! Он уснул! Сквозь растерянность он включает телефон, чтобы посмотреть время. — Господи, два часа? – его голос неприятно срывается. Не самое хорошее начало дня. Кагеяма, похоже, наконец-то заснул. В темноте Тадаши еще мог видеть его светлые волосы на футоне. Стараясь двигаться как можно тише, Тадаши встаёт с кресла, вздрогнув от пульсирующей боли, которая перебирается вверх и вниз по позвоночнику. Остановившись у кофейного столика, он осторожно осматривает диван. Бока Кагеямы медленно поднималась и опускалась, слышалось его размеренное дыхание. Ладно. Определенно спит. Вздохнув с облегчением, Тадаши возвращается в свою спальню. Ещё слишком рано для бодрствования; ну, по крайней мере, в Японии. Слишком рано, чтобы бодрствовать, но слишком поздно, чтобы вновь попытаться уснуть. И сейчас четверг. Ужасный четверг. Так ли это? Он вздыхает, прислонившись к закрытой двери. Тадаши не боится идти в больницу, но просто чертовски нервничает. Он даже не мог быть уверен, что Тсуккишима вообще захочет его видеть. Кроме того, он, вероятно, тоже думает, что это Тадаши случайно чуть не убил его и... да. Как же сложно. Вторая проблема сейчас лежит на его диване. Тадаши не мог сказать точно, сколько времени требуется, чтобы отойти от наркотической зависимости. Даже в его случае все было непредсказуемо: временами он думал, что ему становится лучше, а на следующий день страдал так, словно на него сокрушался весь мир. В любом случае, Тадаши должен уже скоро вернуться на работу, а Ячи не могла прийти на помощь до конца недели из-за своей работы. Он не хочет оставлять Кагеяму одного наедине со страданиями, но что, черт возьми, тогда он должен делать? На мгновение ему приходит в голову мысль о том, чтобы уволиться с работы. Тадаши хмурится, толкает дверь, и обдумывает эту идею, стоя в центре своей комнаты. Он никогда не хотел бросать работу в мастерской Шимиды. Ему нравится его работа, ремонт автомобилей доставлял удовольствие, даже если это никогда не было делом его мечты. — Я не хочу уходить, – бормочет он про себя, чтобы укрепить мысль, и садится за стол. Флеш-накопитель все еще подключен к его ноутбуку и бросается в глаза. Чувство вины все ещё кроется в глубине его сознания. Я не думаю, что ты ещё долго будешь там жить. Он отмахивается от мыслей о том сообщении и вместо этого открывает новую вкладу. Тадаши даже не знает, что ему сейчас делать. Не лежать же целыми днями на кровати, да и не идти к Кагеяме. Вежливость и общая забота была всем, что он мог сделать для своего гостя в данный момент. Посмотрев на пустую строку поиска в течение минуты или двух, он наконец печатает время посещений в больнице Тсуккишимы, хотя уже знает это. Она открыта на посещения четыре часа, до девяти. Четыре часа просто сидеть без дела у чужой постели. Уже почти десять, но Кагеяма все ещё спит, и Тадаши посещает мысль, что у него может быть температура. Это его беспокоит, но он не может быть уверенным, пока Кагеяма не проснется. Перед тем как уйти из дома, он оставляет стакан воды с запиской, в которой говорится, куда он ушёл, и когда примерно вернётся. Он продолжает слушать микс, и многие песни напоминают ему те, что обычно ставили на этом радио. Тадаши не может сказать, что ему нравится каждая песня, но в целом ему нравится этот плейлист. — Здесь не так много людей. – размышляет Тсуккишима. Эта его версия отличается от прошлых. — Это утро четверга. Почти все уже на работе, – Тадаши пожимает плечами. — Но не ты. — Не я. Поезд останавливается на первой станции. Несколько человек заходят в вагон, некоторые выходят. Тадаши даже узнаёт кого-то из выпускников средней школы, но не особо горит желанием подходить к ним. — Ты мог бы надеть что-нибудь более приятное, – Тсуккишима тянет за рукав его рубашки, на которой изображен логотип его старого университета. – Не думаешь? Это так. — Ну, наверное. — Не думаешь, что я буду возражать? — Не думаю, что тебе не все равно. — Справедливо. Он доезжает до своей остановки спустя пятнадцать минут. Ментальный разговор, который он вел, закончился его собственными сомнениями по поводу своего гардероба. По общему признанию, Тадаши не очень заботился о своём внешнем виде, но он не думает, что кто-то будет его за это осуждать. Это визит в больницу. Не подиум. Он выходит с песней в наушниках на свою станцию, внутренне проклиная себя за то, что выбрал неправильное время, сегодняшняя прогулка в больницу сопровождается жарой и жутким волнением. Ему хочется просто разорваться от представления того, как он будет здороваться с семьей Тсуккишимы. Будут ли они там с ним? Он не может утверждать точно. Как только кирпичное здание проявляется на горизонте, он проглатывает свою гордость. В отличие от прошлого раза, семьи Тсуккишимы в вестибюле нет. Кусок бумаги, который Тадаши получил вчера, все ещё лежит в его кармане, он выуживает его и ставит музыку на паузу, чтобы позвонить единственному человеку, который мог бы помочь в этой ситуации. — Ямагучи? – голос Акитеру звучит почти обнадеживающе. — Да, привет. Я сейчас в больнице и... — О, слава богу. Помочь тебе найти палату? Тадаши кивает и только потом понимает, что тот не может его видеть. — Это было бы здорово, спасибо. Я внизу. — Круто. Замечательно. Я буду там через несколько минут. Держись, ладно? А что он еще мог делать. Тадаши снимает наушники и оборачивает их вокруг телефона, а после просто топчется на месте, не зная, что куда себя деть. Он мог бы сесть, но почти все места уже заняты, а сидеть слишком близко к незнакомцам тоже не казалось заманчивым, поэтому он просто встал рядом с дверью. Однако, к счастью, Акитеру спустился к нему довольно быстро. Похоже, он бежал, слишком чем-то воодушевленный, и прошёл мимо Тадаши. Бедный парень выглядит таким же уставшим, как он сам. Под глазами у него красуются темные круги, которые как-то сочетались с его яркой улыбкой. — Утра! – Акитеру опускает руку ему на плечо. – Я рад, что ты пришел. Думаю, это будет приятным сюрпризом для него. Тадаши слабо улыбается в ответ, подняв большой палец, и тут же жалеет об этом. — Ну, спасибо, что попросили меня прийти, наверное. Акитеру провожает его к лифту, рассказывая о том, как прекрасны были вчерашние цветы и что с ними в палате стало намного уютней. Он действительно умеет поддерживать разговор. Тадаши вежливо слушает, как хорош медицинский персонал и что у них не было много проблем с прессой на этой неделе. От этого прогулка до нужного крыла казалась короче. Палата Тсуккишимы оказалась не такой, как ожидал Тадаши. На самом деле это была не только его палата, по всему помещению лежали пациенты, отгороженные друг от друга ширмой. Акитеру оставляет его немного подождать снаружи и проходит к кровати брата. Тадаши делает все возможное, чтобы не слушать их разговор, но ничего в итоге не получается. — Почему ты ведешь себя так странно? — К тебе особый посетитель. Тсуккишима очевидно морщится, не считая это таким уж приятным сюрпризом. — Чего? Господи, Акитеру, я никого не хочу видеть. Справедливо. — Будет грубо просто выставить его, будь благодарным, хорошо? Позволь людям позаботиться о тебе. — Ладно. Через несколько секунд Акитеру выскакивает обратно с улыбкой. — Порядок! Я дам вам немного уединиться. Ты пьешь кофе? — Да, да. Чёрный. — Круто. Я куплю тебе, не беспокойся, можешь не возвращать деньги. – Акитеру хлопает его по спине, прежде чем убежать, и оставляет его наедине с белой ширмой. То есть, с Тсуккишимой, наверное. Его ноги застывают на месте, он слишком напуган, чтобы пройти дальше. Вероятно, Тсуккишима может принять его за психа, который просто призраком стоит за его ширмой. Этого было достаточно, чтобы придать ему смелости, и он раздвигает ширму, робко шагнув внутрь. Уголок Тсуккишимы не такой большой – один стул и тумбочка с кроватью, на которой стояли цветы. Больничная койка расположена сбоку от ширмы, капельница стоит рядом со стулом. Тсуккишима даже не поднимает взгляда, сосредоточившись на книге, которую он держал близко к лицу. Он без очков, лицо исхудавшее и усталое и, на мгновение, Тадаши вспоминает Кагеяму. — Здравствуй. – неловко начинает Тадаши, не совсем уверенный, что ему делать. Тсуккишима поднимает взгляд на Тадаши и прищуривается. Его лицо не выражает никаких эмоций, он вновь возвращается к книге, но затем смотрит снова и хмурится. — Ямагучи? Почему ты– почему ты здесь? Тадаши не может разобрать, каким тоном он сказал это. — Я хотел увидеть тебя? Между ними воцаряется неловкая пауза, Тсуккишима наконец закрывает книгу. — Ну, эм, спасибо, наверное. Тадаши не может больше терпеть это. Он сглатывает и встаёт в более уверенную позу, напомнив себе, что если он раньше мог вести с ним беседу, то сможет и сейчас. Он подходит к стулу и садится, расплываясь в улыбке. — Как поживаешь? – и сам понимает, насколько это глупый вопрос. Тсуккишима, кажется, думает так же и просто игнорирует его. — Разве ты не ненавидишь меня или что-то вроде этого? — Я не ненавижу тебя, – Тадаши хмурится. – Я был расстроен, но я никогда не ненавидел тебя. Тсуккишима вздыхает, проводит руками по волосам и прижимает пальцы ко лбу. — Боже, как стыдно. — Не должно быть. Тсуккишима одаривает его выразительным взглядом. — Это неловко, и ты это знаешь. Не опекай меня. – отрезает он. Его лицо смягчается, словно это его только что упрекнули, – Прости. — Все хорошо, – Тадаши все ещё улыбается. – Мне понравился микс, который ты сделал. Тсуккишима широко раскрывает глаза и заливается красной. — О Господи. У тебя он есть? — Сугавара передал, – отвечает он, скрестив ноги и прижимает подбородок к запястью. – Это здорово. Хотел бы я услышать его по радио. И без всего этого. — Тоже самое, – Они оба смеются, если этот нервный выдох можно назвать смехом. – Я мог бы сделать лучше. Я не был в себе тогда. — Мне все еще нравится. — Тебе же хуже. Свободной рукой Тадаши слегка проводит пальцем вверх и вниз по запястью Тсуккишимы, стараясь избегать области иглы капельницы. — Мне жаль, что я так разозлился. Мы должны были просто поговорить об этом как взрослые, а? — Ты не виноват. — Ты тоже, – Тадаши смотрит ему в лицо, – Хотя ты мог бы поучиться как разговаривать с девушками, м? Пройти курс обучения у джентльменов. — Это не так сложно, да? – Тсуккишима слегка вздрагивает от чужого прикосновения, – Имею в виду, поговорить как взрослые. — В конце концов, мы должны к этому привыкать. — Ты прав. — Конечно. Он продолжает осторожно водить пальцем, стараясь не подавать виду, что ему неловко от возникшей паузы. Неожиданно Тадаши слышит чужое участившееся дыхание и поднимает голову. Тсуккишима плачет. Тадаши всегда начинает трясти, когда он застаёт плачущего человека, тоже самое было тогда, с Кагеямой. Это преследовало его в течение нескольких дней, но видеть Тсуккишиму, человека, который в общем не привык проявлять какие либо эмоции, плачущим было просто... странно. Сам Тадаши не ронял ни слезинки уже три или четыре года. Научившись сдерживать слёзы, он находил странным, когда кто-то в его поле зрения начинал плакать. — Эй, все в порядке, – говорит Тадаши, его голос ломается от того, насколько это было неожиданно. – Все нормально. Тсуккишиме понадобилось немного времени, чтобы наконец прикрыть глаза и нормально вдохнуть. — Как убого. — Что именно? — Это. – на мгновение Тадаши уже готовился обидеться, но Тсуккишима продолжает: – Я не должен быть здесь. Тебя не должно быть здесь. Я позволил этому случиться снова, и это жалко. Он ничего не может ответить на это, ведь все так и есть. — Все хорошо. — Заткнись, Ямагучи. — Прости. Он слышит шаги, приближающиеся к ширме и думает, что это может быть Акитеру, но на ногах у этого человека не безобразные коричневые лоферы, а хорошие, черные кроссовки. Тсуккишима тоже их замечает, быстро проводит пальцами под глазами, чтобы стереть слёзы, и снова возвращает каменное выражение. Это действительно ужасно. Как быстро он может скрыть свой срыв. Ширма раздвигается, но Тадаши все еще старается смотреть только на Тсуккишиму. Когда кто-то входит, он может видеть, как чужое суровое выражение лица трогает буря эмоций. Смущение, гнев, грусть и разочарование. Тадаши поворачивается, чтобы все же посмотреть на вошедшего. Высокий парень в чёрном. У него темные волосы, завитые на концах и образующие сумасшедшую причёску. Осознание бьет Тадаши неожиданно. Куроо. Парень из группы. Тадаши возвращается домой один. Даже несмотря на массу толпящихся в транспорте мужчин и женщин во время обеденного перерыва, он не может не чувствовать себя одиноким. Его наушники оставались запутанными в кармане. Одной рукой держать за перила, Тадаши смотрел в пространство, на самом деле думая только о том, как этой молодой женщине, сидящей напротив него, зелёный цвет на волосах идёт больше, чем ему. Может быть, он сможет уговорить Хитоку исправить его волосы тоже. Ему не особо хотелось возвращаться домой, но чувство обязательства берет верх. Тадаши открывает дверь и заходит, скинув обувь на ходу, и зовёт Кагеяму. — Я вернулся, ты не спишь? Никакого ответа не последовало, от чего он тут же начинает беспокоиться. Тадаши быстро проходит в гостиную и обнаруживает, что Кагеяма все ещё сидит на диване, завернутый в одеяло. — Эй, ты в порядке? Он поднимает на него взгляд и медленно качает головой. Тадаши хмурится, подходит ближе и осторожно садится рядом. — Тебе холодно? На улице ведь жара, – он подносит ладонь к его лбу и тут же чувствует жар, – Господи, подожди, я принесу градусник. Это только доказало очевидное. У него очень высокая температура и Тадаши балансирует на грани паники. Боже. Черт. Справлюсь ли я со всем в одиночку? Смочив махровую салфетку в холодной воде, он поспешил обратно к дивану. — Приложи это ко лбу, хорошо? – Тадаши протягивает салфетку, Кагеяма медленно принимает ее и послушно прижимает ко лбу. Тадаши быстро поправляет его одеяло. Однако после этого Кагеяма неожиданно прислоняется к его плечу. Вода стекает с мокрой ткани на штаны Тадаши, голова Кагеямы на его плече тяжело давит, но он все же несколько раз успокаивающе проводит рукой по светлым волосам. — С тобой все будет хорошо, мы справимся, обещаю. Тадаши удерживает его голову ближе к своей шее в утешающем жесте, даже если от Кагеямы исходит жар, как от лесного пожара. Этого было достаточно, чтобы Тадаши начал сомневаться в своих мыслях тогда, в поезде. Даже если он чувствовал себя одиноким, он не один. Лихорадка Кагеямы продолжается и в выходные. Температура не сильно повышалась, но и не думала снижаться, от чего Тадаши чувствовал искреннее беспокойство. Прежде всего, конечно, его пугает эта постоянная лихорадка. Тадаши едва мог позаботиться о себе, поэтому чувство, что ситуация выходит из-под контроля, было ужасным. Затем работа. Шимида написал ему, что вернуться можно в понедельник, а это означало, что его не будет дома и тогда он точно не сможет позаботиться о Кагеяме. Все ощущается как извилистый торнадо, который разрывает все, что держало его на плаву. В воскресенье ночью он уже чувствует своё сердцебиение где-то в желудке от мысли, что не может больше ничем помочь. Однако сейчас все мирно. Тадаши подумал, что в комнате холодно, поэтому нашел свой вентилятор и направил его прямо на диван, на котором они сидели. Они устроились почти в тех же позициях, что тогда в Четверг: Кагеяма покоится на плече Тадаши, и тот заключил, что он довольно прилипчивый, но Тадаши вовсе не возражал. Пока Кагеяма спал на нем, он вполне мог поработать на ноутбуке. — Почему ты смотришь недвижимость? – Кагеяма зевает, слегка поёрзав на месте. Ой. Уже не спит. Он рефлекторно переключает на другую вкладку, почему-то чувствуя себя виноватым. Так ты никогда не сможешь продать свою квартиру. Я не думаю, что ты долго будешь там жить. Нет, не виноват. Это ведь его личное дело. — Просто думаю о будущем, – наконец отвечает он. – Хочешь чего-нибудь поесть? Мне, наверное, нужно приготовить ужин. — Я не голоден. — Но ты все равно должен поесть. — Меня стошнит, если я сейчас что-нибудь съем. — Твоя взяла, – вздыхает Тадаши. – Посиди, я принесу тебе воды. Не без труда он все же заставляет Кагеяму поднять голову с его плеча и прислониться к подлокотнику дивана, чтобы направиться на кухню. Тадаши чувствует дискомфорт в плечах от долго лежащего на нем «груза», переходящий прямо в позвоночник. Бросив немного льда в стакан, Тадаши цепляется глазами за плитки на кухонном полу. Он ещё не разрисовал ни одну на этих выходных, так как был занят уходом за Кагеямой. В его голове тут же зарождается идея. — Эй, Кагеяма? – вскрикивает Тадаши, как только вода из раковины наполнила стакан до краев. Невнятное ворчание служит ему ответом. – Не мог бы ты подойти сюда на секунду? Кагеяма ничего не отвечает, но Тадаши слышит, как он неуклюже спускается с дивана и медленно идет к кухне. Через минуту или две он наконец появляется на пороге, все ещё завернутый в одеяло. — Я уже говорил тебе. Если я съем что-нибудь, меня вырвет. — Да нет же, не то. Кагеяма хмурится: это скорее выражало смущение, нежели злость и научился он этому у Тадаши. Тот улыбается ему в ответ и указывает вниз. — Ты любишь рисовать? Уже с полчаса они сидят на противоположных концах его маленькой кухни. Кагеяма скрестил ноги и с усердием рисовал что-то похожее птицу, хоть он определенно не был хорош в этом, но это нормально. На своей плитке Тадаши рисует рисующего Кагеяму. Даже если он отказался от возможности стать настоящим художником, теперь он мог вот так сидеть и гордиться своей работой. — Это похоже на дерьмо, – прямо говорит Кагеяма, глядя на свою птицу. Тадаши подходит ближе и смотрит вместе с ним. — Не так уж плохо, – заключает он. — Это дерьмо. Это можно как-нибудь стереть? – кажется, он правда искренне обеспокоен тем, что у него не получилась эта птица, как будто эта одна плитка могла разрушить всю кухню. Было трудно сдержаться, чтобы не засмеяться от этого в голос. — Мне жаль, но нет. Теперь она останется там навсегда. Дай мне свою руку. Кагеяма подозрительно косится на него, но все равно делает как ему сказали. Тадаши берет его ладонь и тянется к синей краске. Несколько раз опустив в неё кисть, он проводит ею от основания до кончиков пальцев. Кагеяма даже не ругается, когда Тадаши покрыл всю его ладонь синей краской. Он просто пристально наблюдает за тем, что тот делал. — Готов? — Думаю, да. Тадаши поворачивает его руку ладонью вниз и прижимает ее к пустой плитке, удерживая несколько секунд, а после поднимает. Кагеяма даже удивляется, увидев свой отпечаток, а после поворачивается к Тадаши, который точно также закрашивает свою ладонь ярко-красной краской. Он оставляет свой отпечаток рядом с плиткой Кагеямы и они видят значимую разницу между их ладонями по размеру и форме. По сравнению с длинными и тонкими пальцами Кагеямы, его собственные короче и слегка изогнуты. — Круто. — Да, круто. Кагеяма улыбается. Все будет хорошо. Тадаши может держать все под контролем. Все правда будет хорошо.