side b

Тадаши просто хочет хлопнуть рукой по столу. Хлопнуть рукой по столу и, возможно, заплакать. Нет. Тадаши не плакал уже несколько лет. Он не собирался делать этого сейчас. Бар почти пуст, все движение создаёт лишь беспорядочная цепочка пьяных, прижимающихся к барной стойке. Акитеру там нет и Тадаши уже начинал думать, что его просто подставили и ему точно нужно вернуться домой. Но перед этим можно и выпить. Пиво кажется просто ледяным в его пальцах, капли от запотевшего стакана скатываются по ладони. Пустым взглядом он осматривает бармена, который о чём-то беседовал с ещё более менее трезвым клиентом. Казалось, что это обычная ночь, что всего этого беспорядка и не было. Возможно, это снова безмятежный май, когда Тадаши мог ходить за выпивкой и не чувствовать себя ломающимся на куски. Господи, блять, хватит жалеть себя. Он медленно выдыхает и сглатывает оставшееся пиво во рту. А ещё он слышит громкую возню за спиной, в ванной комнате, но предпочитает просто игнорировать. Но вот шум его в ответ игнорировать не стал. Чья-то рука неожиданно хлопает его по спине, а после, явно пьяный Акитеру плюхается на стул рядом. Тадаши заставляет себя поднять на него взгляд и улыбнуться. — Ямагучи! Привет, приятель. – он жестом показывает себе за спину, – Мне очень... очень жаль. Меня начало слегка подташнивать, поэтому пришлось стоять рядом с туалетом, понимаешь? Было бы неправильным сказать, что Тадаши удивлен. — Да. Хей, почему я здесь? – он сжимает стакан и снова ослабляет хватку. Акитеру лишь вздыхает и подаёт знак бармену. — Еще четыре шота с виски, пожалуйста. – проходит не так много времени и вот перед ним уже ставят четыре стопки. Акитеру аккуратно выстраивает их в ряд, два перед собой и два перед Тадаши. – Мне нужен был собутыльник. Я подумал, что нам следует поговорить. Тадаши чувствует отвращение при виде виски. Он действительно не хочет делать этого сегодня вечером. Тем не менее, он берет стакан и с поразительной легкостью пьет залпом. Тадаши никогда особо не любил виски, но выпил его достаточно, чтобы не морщиться от жжения в горле. А может и нет. Тадаши закрывает глаза на секунду, а после поворачивается к Акитеру. — Поговорить о чем? Он уже слышит возможные ответы. Гейские штучки. Ты пытаешься трахнуть моего брата. Как работает система сексуальной ориентации. Наша семья чрезвычайно гомофобна. Умри. — О том, что случится. – в отличии от него, Акитеру уже покончил со своими шотами и снова машет бармену. – О, все за мой счёт, не беспокойся. С легким замешательством Тадаши допивает вторую стопку и ставит ее на стол. Так легче. — Что вы имеете в виду? Перед ним появляются ещё два шота. — Ты встретил его, верно? Ну, парня, который пришёл его навестить в тот же день, что и ты? Оу. Его . — Вроде, ну, да, наверное? Я ушел через некоторое время. Разговор показался слишком личным и мне было некомфортно подслушивать. — Мы не знали. — Я никуда с вами не пойду — Кей. Мы не знали. Мне жаль. Акитеру вздрагивает от последней стопки, значительно опережая Тадаши и его неуверенное принюхивание. — Он оплачивает его лечение в качестве извинения. – после он понижает голос, словно кому-то в баре есть до этого дело: – То, что я сказал тебе в прошлый раз, у нас получится. Еще один провал. — Это хреново. — Но все же лучше, чем тюрьма. — Я знаю. Они замолкают. Акитеру кладет голову на руки, слегка покачиваясь взад и вперед. — Когда ты любишь кого-то, ты готов на все хреновые вещи. Тадаши растерянно моргает. Никто никогда не был готов сделать что-то подобное для него. Никто не будет любить его так сильно. Позвони своей маме. — Хреновые вещи, да? – он говорит себе под нос, обращаясь скорее к Богу, чем к Акитеру. Кажется, он это понимает и молча протягивает руку, чтобы подать знак бармену. Ему нужно гораздо больше виски, чтобы продолжить этот разговор. Мать Тадаши никогда не ругалась матом. Даже когда роняла сковороду или ударялась ногой об углы, она всегда использовала что-то менее скверное. Эта черта вряд ли могла передаться ее детям: его младшая сестра ругалась со вкусом, хоть и училась только в старшей школе. Все это приводило к ударам по голове сандалией или рисовой ложкой, что обычно забавляло его и его старшую сестру. Она тоже любила посквернословить. — Дерьмо! – прошипел он про себя, когда игла попала ему в руку. Прошел месяц с тех пор, как его дилер перевел его на морфий, но он все еще не мог освоиться с самоинъекцией, хотя ему это было необходимо. С морфием в крови он чувствовал себя в сто раз лучше, чем под таблетками, которые он покупал. Медленно введя жидкость в руку, он беспорядочно бросил иглу в мусорное ведро, не замечая, как она отскочила от края на пол. — Кто-то взял мои гребаные деньги! –выкрикнула его младшая сестра из прихожей, после чего послышался характерный звук глухого удара. — Следи за языком! Ты просто не можешь их найти, поищи еще раз в комнате хорошенько. Тадаши встал со своей кровати и перекинул сумку через плечо. В ней лежала небольшая пачка наличных, которой должно быть достаточно, чтобы его дилер убедился в том, что он в состоянии оплатить последний заказ. Чувство вины было подавлено потребностью. — Я ухожу! – проинформировал он, стараясь пройти мимо сестры незамеченным. Он ничего не подозревал о брошенном в его сторону взгляде матери. Вернулся Тадаши с чувством облегчения и с совершенным неведением того, почему дверь в его комнату открыта настежь и его мать сидит на его кровати с опущенной на руки головой. Он неловко оступился. Она тут же подняла голову и вытянула дрожащую руку с зажатой в пальцах иглой. — Тадаши, твою же, блять, мать. Ты принимаешь? Прозрачное облегчение тут же стирается в пыль и вместо него приходит страх. Потому что мать Тадаши никогда не ругается матом. Он возвращается к реальности и чувствует себя... странно. Да, Тадаши уже пьян. Может быть, он воровал и был подставной крысой, но никогда – лжецом. Огни бара кажутся слишком яркими. Бодрствовать отчасти больно, хоть он и не был уверен, когда успел заснуть. Возможно, это было, когда он опустил голову на руки после девятого (или восьмого?) шота. Ладно. Теперь встань. Он чувствует себя марионеткой без нитей. Акитеру, почему-то, выглядит лучше, чем когда они только встретились. Он весело болтает с какой-то группой мужчин, играющих в бильярд, и смеётся, со стаканом воды в руке. Тадаши перестал считать, сколько стопок выпил этот парень, но он уж точно никак не мог быть в порядке. Левая нога. Правая нога. Шагай. Даже с тяжелой головой Тадаши находит в себе силы подойти и похлопать его по плечу. Хоть сначала он и промахнутся, попав ладонью в пустоту, но со второй попытки у него уже получается. Акитеру поворачивается и смотрит на него с уже более приятным выражением лица. — Акитеру, я действительно благодарен тебе за все, но мне пора домой. Спокойной ночи? Акитеру хмурится в замешательстве. — Тадаши, подожди Ох, уже по имени? Сумасшествие. — Да? — Погуляешь немного со мной? В его голове не возникает ни одной мысли, которая бы потворствовала этому предложению. — Да, – он пожимает плечами, – Почему бы и нет. Может быть, Тсуккишима был прав. Глядя на ночное небо, вы действительно не видите звезд. Кей. Кей. Keй. Ему очень идёт это имя. Элегантное. Может быть, не для тех, кто скрывает свои срывы в больнице, но кто бы говорил? Это лучше, чем воровать у своей семьи и притворяться, будто этого не было. — Если ты на самом деле не хочешь его видеть, я не буду на тебя давить, – Акитеру слегка пошатывается на ходу. – Не хочу заставлять тебя. Тадаши находит в себе силы повернуться к нему. — У меня на самом деле завтра работа. Ты не заставляешь меня. — Уверен? — Да. Он очень нравится мне. Словно– Тадаши спотыкается о неровный тротуар, Акитеру тут же ловит его за локоть и каким-то образом им обоим удается не упасть. — Осторожней. — Спасибо. Дальше они гуляют в тишине. Это дает ему время, чтобы попытаться расчистить лишние мысли. Он давно так много не пил, чувство почти чуждое. Курить намного лучше. Не так хорошо, как колоться, но все же. Он хмурится и замедляет шаг. Акитеру оборачивается к нему, держа руки в карманах. — Ты в порядке? — Думаю, мне нужно позвонить маме. Квартира Акитеру довольно приятная, немного грязно, но все равно обустроена она с уютом. — Как думаешь, он просто недостаточно мне доверял, чтобы признаться в своей ориентации? Они устроились на кухонном полу, просто глядя на стену напротив. Тадаши чувствует, как плавится его мозг и отвечать ему не хочется совершенно, но в то же время он понимает, что сидящему рядом человеку нужен его ответ. — Может, просто не был готов. — Я пытался быть открытым с ним. Так, чтобы ему было комфортно рассказывать мне такое. — С этим трудно смириться самому, не говоря уже об объяснении другим людям. — Справедливо. — Именно. На самом деле, он сам не знал, о какой ориентации они оба говорят. Он никогда не спрашивал, не считал нужным. Но это не значит, что он этого не понимал. Блять. Ему не нравится думать об этом. — Тадаши, твоя семья никогда тебя не выгоняла из дома или что-то в этом роде? Я не хочу быть бесчувственным, – Акитеру полностью поворачивается к Тадаши голову. Он оглядывается, затем опускает взгляд вниз, затем в сторону, затем снова на Акитру. Он может быть честен с ним. — Нет. Тот неопределенно мычит в ответ, а затем опирается на угол небольшого стола, чтобы подняться и подойти к шкафу. За бутылкой. — Хочешь выпить? Нет. — Конечно. Из бутылки намного легче. Они пьют по очереди, передавая друг другу. Ему понравилось выбирать случайное число от одного до десяти, чтобы столько же глотков выпить за раз. Пить было легко. Потом – уже нет. Вспышки. Чьи-то руки. Обрывки слов. Он ведь снова облажался. Плитка на полу прохладная и это даже приятно. Кто-то постоянно зовёт его по имени. А после, ничего особенного. Тадаши просыпается в незнакомом месте. Мягкий солнечный свет проникает сквозь кухонные шторы, и как же у него болит голова. Она просто раскалывается от этих ярких лучей. Выпрямившись с болезненным стоном, он вновь сканирует своё окружение и очень старается мыслить здраво. Он все еще в квартире Акитеру, уже утро, судя по палящему солнцу, неподалеку на столешнице стоит пустая бутылка виски. Дискомфорт подкрадывается к животу, вызывая тошноту при каждом движении. Господи, какой отстой. Вряд ли он сможет продуктивно поработать сегодня. Подождите. Внезапный ужас охватывает все его тело, когда он понимает насколько сильно он вляпался. Резко вскочив на ноги, Тадаши дрожащими пальцами достает телефон, чтобы проверить время. — Блять. – Тадаши нервно проводит рукой по волосам. – О господи, блять, блять, блять! Он поспешно выбегает из кухни, постоянно оборачиваясь, прежде чем сфокусироваться на двери. Нет времени искать Акитеру и прощаться. Что за чертов день! После некоторых попыток открыть дверь, он наконец выбегает из дома. Хреново, как же это хреново. Он ничего не помнит с прошлой ночи, кроме того момента, когда виски начал терять свой вкус. Это объяснило бы его нынешнее хреновое положение. Выбравшись на улицу, он дико оглядывается вокруг, чтобы постараться понять где, черт возьми, он находится. Это недалеко от бара, в котором они были вчера, верно? Нервно проверив карту на телефоне, Тадаши с отчаянием осознаёт, что прошли они намного дальше, чем он мог ожидать от двух пьяных мужчин. Самый быстрый способ добраться до мастерской – поездом. Нет, подождите. У Тадаши нет с собой рабочей формы. Черт, черт возьми, ему придется сначала пойти домой. Шимида надерет ему задницу, а даже если нет, то это сделает сам Тадаши. Это просто до абсурдности и смешно. Смешно и совершенно безответственно с его стороны. По крайней мере, кошелек все ещё при нем, значит теперь ему просто нужно оправдание. Я пил всю ночь. Это правда, но Шимида вряд ли поверит в это. Тадаши не напивался уже много лет, даже отрываясь с Хитокой. И он никогда бы не забыл о своей утренней рутине. Что ж... По семейным обстоятельствам. Звучит как чертова шутка. Единственная семейная проблема заключалась в том, успел ли он позвонить своей матери прошлой ночью в хмели. Если ему повезло, то получится, что это неправда. Если нет? Я забыл, что больше не отстранён. Ха! А вот это забавно. По дороге домой он успел воспроизвести в голове минимум четыреста различных бесед с Шимидой. Если все пойдет так, как он себе представлял, он может просто попросить больничный. Я просто болен. Болен, мне нужен больничный. С каждым шагом он все больше и больше был уверен, что ему станет еще хуже. Да. Ему нужен больничный. Вставив ключ в дверь, Тадаши даже не пытается подавить зевок, он чувствует туман в голове от ужасной мигрени. Устал ли он или это все похмелье – сейчас в этом нет никакого смысла. Ему нужно вернуться в кровать. Стянув кроссовки, он замирает. Рядом с его дверью лежит чужая пара обуви. Тадаши осторожно проходит в гостиную. Кагеямы нигде не видно, зато к нему тут же оборачивается Хитока и Дайчи. Она возбуждённо машет ему руками, словно о чём-то предупреждая. — Ямагучи, – начинает Дайчи, нахмурив брови, – Где ты был? Его голос жутко спокоен. — Мне жаль. Я позвала его. – выпаливает Хитока, заливаясь краской. – Шимида позвонил в дом и спрашивал где ты, и сказал, что ты не берёшь трубку, я испугалась и... — Кто этот парень? – грубо перебивает ее Дайчи, кивая в сторону прихожей. Вот же блять. Тадаши отодвигается в сторону, устанавливая зрительный контакт с Хитокой. — Где Кагеяма? — Е-его снова тошнит. Он в ванной. — Кагеяма, да? – Дайчи всем весом опирается на костыль. – Что с ним не так? Дурной тон. Тадаши это знает точно. Этот фальшиво–добрый, который он использует когда действительно расстроен или... этим же тоном он говорил Тадаши держаться от него подальше пять лет назад. Тадаши колеблется, заметив, что тошнота уже отступила. — Мы можем поговорить наедине? Тадаши не дожидается ответа и, спрятав руки в карманы, идёт к себе в спальню. Дайчи идёт следом и сразу закрывает за ними дверь, внимательно наблюдая за каждым его движением. Тадаши же смотрит только в потолок, на пятна от сигаретного дыма. — Где ты был? Почему я должен принимать звонки твоих друзей, которые находятся на грани паники, опасаясь, что ты пропал без вести? Он кусает внутреннюю сторону щеки, прежде чем ответить. — Я поздно вышел кое-куда. Проснулся в другом районе. Дайчи снова хмурится. — Ты пил? И проснулся в чужой квартире? О господи, Ямагучи, ты провёл ночь в доме какого-то парня? От этого потока вопросов у него снова болит голова. — Успокойтесь. Что я делал и куда ходил вас не касается. — Касается, раз меня уже втянули в это. – он садится на край чужой кровати. Тадаши знает, что иногда он устает стоять, – Ты провел ночь в доме какого-то парня? – повторяет свой предыдущий вопрос. — Почему вас это беспокоит? – огрызается Тадаши. – Я ничего такого не делал. — Потому что, если ты был пьян, то этот парень мог причинить тебе боль. Тадаши чувствует раздражение и вскидывает руки вверх. — Нет нужды воспитывать меня. Я даже не говорил, что пил, и я не ребёнок. Я могу о себе позаботиться. — В самом деле? – Дайчи выгибает бровь. – Потому что я отсюда чувствую запах виски. Визуальная дуэль затягивается, солнечные блики настойчиво светят ему в глаза. Дайчи говорит снова: — А теперь ответь, кто этот парень и что с ним не так. Не ври мне. Тадаши прокусывает щеку и уже чувствует вкус крови. — Мой друг. Я помогаю ему отойти от наркотиков. Вы знаете, что это делает с человеком. Дайчи свободной рукой массирует висок. — Итак, ты прячешь наркоманов в своём доме? Это оглушает его на мгновение. — Вы шутите? Почему вы так говорите? Он не наркоман. Вы пропустили ту часть, где я говорил, что он уже отходит? — Как ты можешь помогать ему отчиститься, если ты сам не чист? Ауч. Это больно. Рука Тадаши безвольно падает параллельно телу. — Вы знаете, что я чист. Я не кололся уже много лет. Вы это знаете. Дайчи встает. — Ты смеешься? Ты ходишь на групповую терапию и говоришь всем, что ты больше не наркоман, а потом выходишь на улицу и куришь, я прав? — Что? – у него вскипает кровь. – Я не зависим от курения. Вы это знаете. Независимо от того, сколько раз он это говорит, он чувствует, что это все равно не так. — Ты куришь, чтобы казаться счастливым. Это одно и то же. — По крайней мере, я стараюсь быть счастливым! – голос Тадаши срывается на крик, когда он стремительно приближается к Дайчи. – Вы, блин, сдались! Ты сдался! Его слова эхом звучат в замкнутом пространстве. Дайчи встаёт и подходит ближе к двери, совсем близко к лицу Тадаши. — Никогда, никогда больше не говори мне, что я сдался. Его слова покрыты подтаявшим от обиды льдом. Тадаши делает шаг назад. — Да пошёл ты к черту. Он чувствует, что уже не дышит. Дайчи ничего не отвечает, лишь окидывает его пустым взглядом и уходит, хлопнув дверью. Да пошёл ты к черту. Да пошёл! Ты! К черту! Его сердце бьется уже в горле, слова Даичи бесконечным повтором прокручиваются у его в голове. Наркоман. Наркоман. Ты не чист. Глаза Тадаши горят, когда он до колющей боли в груди сдерживает слезы. Он не плакал годами. Он не будет делать этого сейчас. Зависимый. Он назвал меня зависимым. — Тадаши, твою же, блять, мать. Ты принимаешь? Но я же не наркоман. Я просто человек. Я просто обычный человек. Он не может больше сдерживать себя. Это происходит прежде, чем он успевает хоть как-то отдать себе отчёт в том, что собирается сделать. Сжав руку в кулак, Тадаши резко оборачивается и бьет кулаком по стене. Шок приходит быстрее, чем боль. Другой рукой он вытаскивает сжатую ладонь, застрявшую в дыре, которую он же сам только что проделал. Костяшки покраснели, и кожа в нескольких местах кровоточила от порезов. Широко раскрыв глаза, он с ужасом смотрит на дыру в стене, когда боль все же достигает его. Железная стена разбивается, как стекло. Слёзы скатываются по его щекам, Тадаши стискивает зубы, чтобы не сорваться в рыдания. До конца недели Тадаши никуда не идёт.