Мозги Ли?

Поворот, поворот, поворот... Я еду по одному и тому же кварталу двенадцатый раз, а зомбаки всё никак не заканчиваются. Дворники сломаны, и низ лобового стекла покрыт плёнкой глиной крови. К капоту прилипли чьи-то пальцы. Довольно!.. Голова кружится так, что руль превращается в спираль, она вот-вот меня затянет... Стоп. Останавливаюсь возле деревянной ограды, напротив школы, возле здания в традиционном стиле. Что бы это могло быть? Выходить опасно, но любопытство побеждает. Хлопаю по бедру, убеждаюсь, что меч на месте. Костюм исправен. Прыгаю на землю. Оцениваю обстановку. Поблизости никого, только за закрытыми воротами школы гуляет парочка мертвецов. Огибаю забор, вижу аккуратный садик, прудик и ряд душистых пихт вдоль тропинки к входу. К этому сказочному виду и запаху прибавляется пение птиц, оно чуть не умиротворяет меня... Однако я вовремя прихожу в себя - я слышу слабый рык, и вижу, как с крыльца ко мне ползёт паренёк без руки. Какое странное чувство. Мальчику было лет пятнадцать, а то и меньше, и его потуги порычать на меня звучат как мяуканье. Он и сам чем-то похож на котёнка - у него серая полосчатая кофта и штаны того же цвета. И кожа тоже. Видно, что каждое движение даётся ему с трудом - когда он ворочает культёй, он постанывает. Он смотрит прямо мне в глаза своими, тёмными, большими, с чудом оставшимися белыми белками после обращения. Морщит нос... Он действительно ведёт себя, как кот... Я впервые за десять лет непрекращающейся мясорубки почувствовала подобие сочувствия к зомби. Впрочем, стоит мне потрясти головой, как бредни тут же рассеиваются. Я вынимаю меч. Включаю лазер. Он не обратил внимание на яркий красный луч. Котёнок до сих пор смотрит мне в глаза. Он уже будто не умоляет меня, а, скорее, изучает. Я делаю два-три резких прыжка и оказываюсь в полуметре от него. Пока-пока, хитрый малый. Хрясь! Разрубаю надвое, от копчика до макушки. Перед взмахом он издал поросячий взвизг. От этого предсмертного клича у меня болит голова, так что мне его уже не жалко. ... Пару секунд рассматриваю две симметричные половинки. Почти симметричные - левая лишена руки. Кто бы мог его её лишить? Взгляд скользит по ногам, туфлям... А сразу на ними - метровая золотая статуя перед входом в здание. Это Аматэрасу. Богиня-солнце. У неё длинные, распущенные волосы и звёздообразная корона на лбу. Это синтоистская богиня, не буддийская. Я... Я просто задыхаюсь... От возмущения! Пинаю её ногой, да так, что она отлетает на тропинку, оставив в подгнившей ступеньке глубокую вмятину. Никогда в жизни я так не разочаровывалась в своей отчизне, как сейчас! Напомню вам, что Убежище 34 - действительно убежище для бегущих от войны жителей соседних стран. Думаю, большинство людей прибыло сюда из Китая. И что же наше правительство решило здесь построить? Синтоистское, совершенно ненужное никому, кроме как японцам, святилище? Раз уж действительно видели нужду в храме, почему нельзя было построить буддийский? Да даже православная церковь была бы нужнее - наверняка парочка десятков русских здесь тоже имелась! Для чего его построили? Наглое навязывание? А, может, барское напоминание - мол, смотри, беженец, помни, это не твоя земля, тут даже твои божества ничтожны! Сплевываю от возбуждения и заляпываю волосы котёнка. Он мешает мне пройти. Я что есть силы пинаю его голову в сторону, освобождая лестницу. Сажусь в джип и не могу успокоиться. Во мне бурлит ненависть ко всему японскому, в том числе и к себе. Руки напряжены и неподатливы, я едва переключаю скорость. Выезжаю с тротуара и прокручиваю в голове типичную для таких приступов сводку оснований для своей японофобии. Мешающий и усложняющий всё этикет. Конечно, влияние именных суффиксов вроде "кун", "сан" и "тян" и их значение было слабым уже во времена молодости моей мамы, однако постоянный душок снисхождения или вынужденного почтения сковывал меня. Мне хотелось общаться со всеми на равных, но даже в школьных пособиях учили, как обращаться к учителям, старшим, девочкам, мальчикам... Насчёт общения с мальчиками - где-то в третьем классе я заметила, что при общении с ними одноклассницы поправляют волосы, начинают говорить тоньше и выше, притворяются более глупыми, чем собеседник... Короче говоря, начинают вести себя неестественно, а что самое ужасное - такое отношение поощрялось взрослыми. В средней школе мать как-то ляпнула, что "ум отпугивает мужчин". Тогда я предположила: "Это потому, что он им несвойственен?", на что мать и рассмеялась, и разозлилась одновременно. Спустя полтора десятка лет, в агентстве, я узрела, что покладистых, млеющих перед мужчиной и притворяющихся идиотками девушек предпочитают именно японцы. Нашим мужчинам хочется казаться сильнее, умнее, значимее на фоне женщин. От вра ти тель но. А что насчёт уважения к старшим и вышестоящим? Я не осмелюсь хоть о чём-либо рассуждать в этой теме, потому что всегда в ней проигрывала. То учительница ругала меня за то, что я обращаюсь к ней, "как к подружке" - видимо, ей хотелось, чтоб я относилась к ней, как к врагу? -, то класс смеялся надо мной, когда я на следующий день кланялась перед ней в виде приветствия, на что она закатывала глаза и говорила занять своё место, приказав "не паясничать", то мать отчитывала меня за то, что я не здороваюсь с престарелым соседом и не интересуюсь его состоянием, то первому начальнику - последнему мудаку - не нравилось, что я не завариваю ему чай, когда появляюсь в штабе... Что интересно, мне всегда казалось, что ко мне все относятся более-менее одинаково. Сперва всегда слегка неприветливо, прохладно, спустя пару недель - равнодушно, а потом - как к давней знакомой, с которой вроде и обсудить нечего, но всегда можно поплакаться или попросить о помощи. Так почему же я должна была из кожи вон лезть и подстраиваться под каждого и каждую? Тонкие душевные натуры. Связано с прошлым пунктом, поскольку состояние человека должно диктовать, как с ним обращаться. Я могла подойти к одиноко сидящей за задней партой у окна однокласснице и спросить "Как дела?", на что получала странный взгляд. "Ау?" - выжидала я ответа, и тут она могла начать плакать или кричать, мол, "не видишь, что я хочу побыть одна? Ты такая бесчувственная!"... Оказывалось, что я должна была угадать, что человеку грустно по нахмуренному лбу, задумчивой пелене перед глазами и прочей незаметной хуйне. Забавно, просто сюр какой-то. То душа японца трепещет от созерцания лепестков пиона, то он устраивает состязание, "кто первый зарубит сотню китайцев мечом?". Или "сможет ли поместиться в изнасилованной женщине бутылка? А трость?". Это я говорю о Нанкинской резне. Хочется содрать себе кожу, зная, что кровь одной из тех тварей может течь во мне. Ай! Я действительно продавила себе кожу ногтём. Полусантиметровая вмятина на запястье ноет и будто пульсирует. Хочется плакать, но тогда ничего не увижу через и так мутное стекло. ... Видимо, привыкшие сдерживать себя и своё истинное отношение к другим в один миг не выдерживают, и из них фонтаном брызжет ненависть. Иногда к себе - самоубийств за последние двадцать лет стало в два раза больше. Иногда к окружающим - три года назад обозлённый на мир школьник подорвался на токийском вокзале, унёс с собой двадцать трёх человек. Какая тупость. Вот поэтому зажатым соотечественникам я предпочла бы кого угодно. Да хоть китайцев. В больших городах они давно европеизировались, но сохранили некую самобытность. Любовь пить горячую воду, громко говорить, довольствоваться настоящим, но хотеть большего. И даже деревенские из далёких провинций - рыгающие, сплевывающие на тротуар, свято уверенные в правоте правящей партии, с открытыми животами в жару и со стойким запахом еды - мне куда симпатичней своих. Своих. Я одна из них? Может, я человек мира? Вряд ли - тот же образ жизни калифорнийского коллеги мне далёк. Но я точно не японка. Мне бы очень хотелось быть гайдзинкой на самом деле. Бип-бип! Ого! Кто-то звонит по телепатической связи... Алло?... ... Ну вооот... Этого мне хотелось меньше всего. Оказывается, основной очаг заражения - школа, мне придётся выйти и зачистить её вручную. Получается, большинство зомби - это школьники и школьницы? Да уж. Сперва надо отдохнуть. Езда и ярость меня умотала.