Надежда

— Ты серьёзно? — Хейли вскинула бровь, когда Бекс вошла в комнату с гордо поднятой головой и со словами «Пташка не выдержала и свалила отсюда к черту» — Да, так что, это стоит отметить, — Ребекка развалилась на кровати, вытягивая свои длинные ноги. — Она была омерзительной. Хейли кивнула, но всё-таки не понимала, почему Форбс так быстро уехала. Эта блондинка бесила тем, что просто жила с ними под одной крышей и забирала всё внимание Клауса себе, но поговорить они так и не смогли, ограничиваясь лишь сухими приветствиями. Возможно, Хейли стоило поговорить и узнать, что блондинка хотела от Никлауса? Но это невозможно было сделать, пока вся троица была в доме, а если бы они были наедине, не факт, что Форбс не выбесила бы Маршалл и вышла бы отсюда целой. — Мне нельзя пить, — вздохнула Хейли, когда Бекки потягивала виски с довольным лицом. — Как там Клаус? В бешенстве? Майклсон вдруг прищурилась, но пожала плечами, безразлично отмахиваясь. — А ты беспокоишься за него? — Бекс вдруг резко села, подаваясь ближе к подруге и хитро улыбаясь. — О, милая, ты и правда думаешь о том, как там большой и грозный Клаус? Хейли нахмурилась, но отмахнувшись, вышла из комнаты, направляясь к Клаусу. Она и сама не знала, кем они приходилось друг другу, но Маршалл смогла увидеть то, что хотела — в Клаусе есть место для любви, есть место для заботы. Он умеет быть кем-то большим, чем просто жестоким королём Нового Орлеана. Он теперь был отцом. — Клаус? Можно? — девушка стукнула пару раз и заглянула в комнату. Клаус рисовал, но как только девушка вошла, он накинул на картину какой-то плед, вытирая руки и оборачиваясь к девушке. — Что-то случилось, волчонок? — Нет, то есть, хотела узнать, как ты, — пожала плечами девушка, замечая, как брови Клауса ползут вверх. — Боже, заткнись. Я имела в виду, что боялась увидеть тебя бьющимся в истерики из-за отъезда блондинистой особы, вот и всё. — Я ничего и не говорил, — Клаус усмехнулся, поднимая ладони вверх. — Но ты беспокоилась, это мило. Но как видишь, я в порядке, не рыдаю и не бьюсь в конвульсиях, — передразнил девушку Клаус, и Хейли закатила глаза. — Отлично, — сухо бросила Маршалл, уже разворачиваясь, чтобы уйти. — Книгу? — Что? — девушка нахмурилась, взглянув на Ника, и он кивнул на картину. — Составишь компанию? — Хейли замерла, усмехаясь. Он снова приглашал её провести с ним время и девушка не могла сказать ничего против, потому что хотела побыть с Клаусом чуть дольше. Общество Элайджи ей льстило, но видимо, Маршалл была неисправимой дурой, раз готова была идти к Клаусу несмотря на то, что им никогда не стать семьей, в которой будет спокойствие и тишина. — Останешься? — Клаус неожиданно оказался рядом с Хейли, но больше всего её захватили слова, которые когда-то он произнёс. Это напоминало слегка их первую и последнюю ночь, которая имела последствия в виде малышки, что носила Хейли под сердцем. — Если покажешь картину, — упрямо повела плечом девушка, закусив губу, и Клаус нахмурился, оборачиваясь. — Не стоит видеть незаконченные произведения, — бросил Клаус, но встретив упрямый взгляд волчонка, вздохнул, сдавая на милость беременной девушке. — Хорошо, дорогуша, но запомни, это — первое и последние исключение из правил. Маршалл лишь кивнула, в нетерпении переступая с ноги на ногу. Картину Клаус открыл, но пока всё закрыл своё спиной, от чего Хейли начинала злиться. — Клаус, — рыкнула девушка, когда терпение лопнуло, и усмехнувшись, Клаус отступил в сторону, позволяя волчице увидеть то, над чем Клаус работал достаточно долго. На картине был изображен мужчина и женщина, которые стояли напротив друг друга и смотрела друг другу в глаза, при этом, держа сцепленные ладони на большом животе девушки. И не стоило труда понять, кто на картине был изображён. Волосы Хейли на картине отливали золотым, и она удивлялась, как Клаусу удалось это так натурально изобразить. Мужчина же был частично в тени, отчего казалось, словно весь свет падал только на девушку. И теперь, Хейли понимала смысл. Клаус являлся тьмой, но Хейли — он считал светом, которая освещала всё вокруг, делая мир поистине ярким. — Это… прекрасно, — восторженно прошептала Маршалл, протягивая ладонь к картине, но Клаус тут же перехватил её руку. — Краски не высохли, — пояснил он, когда она слегка нахмурилась. Кивнув, Хейли снова перевела взгляд на картину и тут же почувствовала, как костяшек пальцев тронули теплые губы Клауса, заставляя девушку замереть и заставить себя снова дышать. — Ей нужно имя, — вдруг сказала Хейли, оборачиваясь и выглядя восторженной. Клаус же усмехнулся, качая головой. — Картине? Милая, не уверен, что это хорошая идея, но если ты хочешь — прошу, — он сделал жест рукой, но Маршалл стукнула его по груди, положив его ладонь на свой живот. — Нашей дочери, Клаус. Я хочу, чтобы мы дали ей имя. Клаус втянул в себя воздух, опуская взгляд на живот Хейли и переводя его обратно. Она хотела, чтобы они вместе выбрали имя их дочери, и это удивляла Майклсона, но больше всего, его накрывало чувствами к этой уникальной девушке. Клаус никогда не сможет уступить её своему брату. Хейли принадлежит только ему. Но как оказалось, это было не такой лёгкой задачей, и они провели большую часть вечера ругаясь, почему, то или иное имя, не может подойти их дочери. — Нет, ни за что, ты не назовешь нашу дочь Елена, — отчеканил Клаус, ходя из стороны в сторону, в то время как Хейли расположилась на кровати с листком, в котором были написаны имена. Проворчав, Маршалл вычеркнула ещё одно имя и потянулась, устало потирая шею. — Я сдаюсь. Ты — самый невыносимый и чертовский упрямый вампир, которого мне только доводилось встретить, — Хейли отбросила несчастный листок в сторону, исписанный больше тридцатью именами, и легла на бок, положив ладонь под голову и утыкаясь носиком в подушку Клауса. — Спасибо, дорогуша, — хмыкнул Клаус, замечая, какой милой была волчица, так по уютному устроившись в его кровати. И Хейли выглядела уже как истинная мама, всегда держала одну ладонь на животе, словно так защищало своё дитя от всего, что могло с ней случится. И Клаус готов был поклясться, что его проклятое, мертвое, и как говорили — бездушное сердце, только что сжалось от того, какой беззащитной девушка сейчас была. Она могла утверждать, что самая сильная и грозная, но она носила ребёнка и была уязвима, и потребность защитить её ценой всего — охватывала Клауса. Как тогда, когда в десятом веке, они поклялись с семьёй быть вместе — всегда и навечно. Клаус готов был принести эту клятву и девушке, пока не заметил, что Хейли начинала засыпать. — Ты подарила надежду моей семьей, мой волчонок, — Клаус убрал прядь волос с лица девушки, присаживаясь перед кроватью и смотря на сонное лицо Маршалл, не решаясь её будить. — Хоуп, — прошептала Хейли и тут же резко подскочила, заставляя Клауса напрячься. — Хоуп! — Что? — Хоуп — надежда. Наша дочь — надежда всему, Клаус. Она — Хоуп, — девушка широко улыбнулась и Клаус не смог не улыбнуться в ответ. — Хоуп Андреа Майклсон, — Клаус заметил, как Хейли втянула в себя воздух и благодарно кивнула, взяв его за руку и прижимая к своему животу. — Наша дочь, Клаус. Подумать только, наша дочь — наша надежда. Глаза Хейли блестели от слёз и Клаус не чувствовал себя жалко, зная, что возможно, выглядел таким же потрясённым и растерянным, какой была Хейли. Они оба были лишены любви и заботы родителей, они совершали плохие поступки, но они приобрели свою надежду на другую жизнь, и эта надежда была тем, для чего теперь билось сердце Клауса и Хейли. Подвинувшись, Хейли позволила Клаусу лечь рядом, отказываясь от мысли, чтобы уйти и вернуться в свою комнату. Ей никуда не хотелось уходить, и потому, как Клаус крепко держал её руку одной рукой, а другой — поглаживал живот, он тоже не хотел, чтобы она покидала его. Чувствуя себя в безопасности, окружённая родным запахом Клауса и его теплом, Хейли погружалась в сон, почувствовав напоследок, как губы Клауса коснулись её живота, что-то при этом шепча. — Чтобы не случилось, я всегда буду рядом, мой волчонок, — эти слова Клаус произнёс уже девушке, убирая в сторону её волосы и притягивая ближе к себе. И Хейли хотела верить, что так и будет. Хейли снова хотела верить Клаусу, и она не могла поступить иначе. Она всегда верила ему, даже когда этого не хотела. Хейли всегда хотела, чтобы у дочери была полноценная семья — с отцом и матерью.