God is my only hope

15 марта       Весна подступила быстрее, чем ожидалось, резкое потепление, лучезарное солнце, и вот уже март на календаре дошёл до золотой середины, сухой асфальт и пение прилетевших пташек, забавно чистящих пёрышки маленькими желтыми клювиками. На деревьях показались первые почки, готовые дать начало зелёной россыпи молодых листьев. В душе хороводом кружились разноцветные блики, отражающиеся от витрин и немногочисленных, почти высушенных луж. Пришло время и для отказа от огромного количества одежды, больших курток и тёплой обуви, на смену им быстро пришли кофты и легкие, слегка потрёпанные прошлым годом кеды, потёртые в некоторых местах. В автобусах становилось жарко, потому что солнце палило горячо, в отличие от зимы, преломляясь сквозь стёкла и нагревая сидения. Люди выглядели свободнее, чище, безмятежнее, у кого-то оставались считанные недели до окончания учебного года, а кто-то ждал сезон отпусков, готовый вот-вот открыть свои двери.       Я весело шагал, держа в руках тубус для чертежей, благосклонно пожертвованный мне Джерардом, так как у него их было несколько штук. Отец никак не отреагировал на всё это, кроме фразы «ну иди, позабавься, всё равно ничего не получится, руки не из того места растут, идиот». Такие фразы порядком огорчали меня, с другой стороны, его мнение ничего не значило в профессиональном плане, потому что красивее черточки по линейке он ничего в жизни не видел. Моим настоящим наставником стал Джерард, не скажу, что хотел бы его в свои преподаватели в университете, такими темпами у меня были бы плохие оценки, ведь он из тех, кто придирается к каждой мелочи и штриху. Иногда приходилось по несколько раз перечерчивать, как мне казалось, идеальные линии, не понимая зачем, но он уверял, что композиция и структура изменились, хотя заметить это мне удавалось не всегда, поэтому чаще я просто кивал головой с серьёзным видом в знак согласия, смиренно стирая черные полосы.       -Здравствуйте, мистер Айеро, надеюсь, вы пришли с идеальными работами и с полной готовностью получать новые знания? — острый нос высунулся из дверного проёма.       -Нет, я пришёл к своему парню, вообще-то, — с наигранным обиженным видом посмотрел на него, чуть не выронив всё из рук.       -Да ладно, Фрэнки, я же пошутил, не дуйся, — он взял все мои вещи, мягко целуя в щеку и, растрепав прическу, очаровательно заулыбался. — Ха-ха, лохматик.       -Мои волосы в таком состоянии только рядом с тобой, — я пригладил весь беспорядок.       -Зато выглядишь как какой-нибудь бунтарь. Ну, прекрати, что за кислое лицо, тебя кто-то угостил парочкой лимонов по дороге?       -Оно не кислое, просто мне кажется, ты иногда забываешь, что я появляюсь тут не только потому, что стремлюсь преисполниться в познании архитектуры, направлений и картин.       -Ничего я не забываю, обещаю кое-что романтическое после занятий, ладно? Мне просто казалось, что для тебя сейчас очень важно получить максимальные навыки в кратчайший срок, поэтому и уделяю так много внимания данному аспекту.       Он всё приготовил для черчения, предоставляя кабинет, где проводил собственные работы, там не было особой чистоты: часть пола покрывала специальная плёнка, чтобы не испачкать его красками, на полке валялась куча кисточек, расположенных по размеру, в банках хранилось бесчисленное количество карандашей, казалось, всех оттенков, которые только существуют, а рядом лежали тюбики, многие из которых были выжаты практически до последней капли. На мольберте уже крепился чистый громоздкий лист, по всему видимому предназначенный для меня. Джи во многом помогал даже с материалами, одалживая какие-то «крутые, больше таких сейчас нигде не найдешь» карандаши, приносил качественную бумагу и примеры работ студентов, чтоб было, с чем сравнить.       -Фрэнки, умоляю, всё начинается с малого, сядь правильно, в противном случае, твоя спина отвалится быстрее, чем ты закончишь работу. Конечно, я не против сделать потом массаж, но всё же пожалей свой организм.       -А вот про массаж я всё запомнил, с тебя причитается, — я радостно и хитро подмигнул.       -Вот же ж лисёнок, — он погладил меня, правильно усаживая на стул и вручив карандаш. — Как я учил тебя держать карандаш, чтобы не натереть пальцы? Фрэнки, это азы, помогающие просто не умереть в процессе. Пожалуй, начнём с разбора домашней работы.       Он долго вглядывался в лист, изучая каждый, если не миллиметр, то сантиметр точно, ища изъяны. В такие моменты Джи хмурил брови и почёсывал голову, что-то шепча себе под нос, и чертил линии в воздухе, разбирая каждую фигуру на маленькие составляющие.       -Фрэнк, вот тут, как думаешь, что не так? — он ткнул в нарисованное здание, строго смотря на меня, притоптывая ногой.       -Эм, ну, не знаю… Кажется, всё идеально, — я долго всматривался, не находя ничего.       -Думай лучше, приглядись внимательнее, сделай необходимые замеры, поэкспериментируй в воображении, — блуждающий взгляд ничем не помог, он никогда не помогает, если ты даже не знаешь, что нужно искать.       -Джи, я уже понял, что моя работа как всегда никчёмна, пожалуйста, перестань так смотреть. Я правда не понимаю, что ты от меня хочешь. Мне так нравился чертёж, а теперь кажется, будто у меня ничего никогда не получается. Наверное, отец прав… Руки не из того места.       -Это не то, что хотелось бы слышать, — он грустно вздохнул, присев рядом и заботливо взяв мою руку, в которой я держал карандаш. — Пойми, твои работы имеют огромный прогресс, однако, идеально сделать всё тяжело, но нужно уметь находить ошибки и признавать их, не бросая на половине пути. Думаешь, мои работы шикарны? Уверяю, их с позором раскритиковали бы на какой-нибудь крутой выставке строгие ценители искусства, знающие теорию от и до. Но на правах одного из лучших студентов своего факультета я исправляю тебя. И это не значит, что всё плохо, это значит, что ты можешь сделать ещё лучше и качественнее, если немного призадуматься. Вот смотри, поверни голову к работе, представь себя в этой точке, как бы выглядели здания? Представь, что они стоят так, как тут нарисовано. Всё ли в порядке? Не кажется ли тебе странным их наклон относительно линии глаз?       -Проблема с перспективой.? — неуверенно ляпнул я, оставляя в этих словах последнюю надежду не провалиться с крахом.       -Совершенно верно! Великолепно! Теперь проработаем данный момент и исправим на верный вариант, давай сделаем это вместе, хорошо? — он твёрдо установил мою руку, накрыв сверху своей, под его чутким руководством линии плавно меняли наклон, а старые стирались. Теперь казалось, будто всё встало на свои места, дома перестали «плыть», а ломаные отрезки стали более мягкими и чётко переходили друг в друга, создавая нечто целостное и скомпонованное. — Ну как, лучше?       -Да, Джи, ты как всегда прав. Когда-нибудь и я научусь видеть подобное.       -Всё приходит с опытом, я занимаюсь этим очень долго, глаза привыкли, так скажем. Не переживай, уверен, что настанет время, и ты, посмотрев на мои работы скажешь: «Ну и ерунду же ты нарисовал, Джерард, кто такие сочетания делает?».       -Ну уж нет, такому не бывать, к тому моменту ты станешь продвинутым и оценённым художником.       -Посмотрим, как пойдет. Ну, первый великий ученик у меня уже имеется. И он отлично справляется! Предлагаю сегодня еще немного поработать над светом и объемом — болезненные темы для многих.       Я, подперев щеку рукой, стал слушать, как Джерард, не замолкая ни на секунду, рассказывал о различных теориях, иллюстрируя примерами на холсте, легко нанося штрихи, его пальцы изящно справлялись с любым инструментом и предметом. В момент, когда кончик карандаша отрывался от бумаги, он непроизвольными движениями мастерски вертел его, обладая великолепной мелкой моторикой.       -Фрэнки-и-и, отвисни. Всё понял? Попробуй повторить то, что я нарисовал только что.       -А? Ага, сейчас, — надо было слушать внимательнее, а не засматриваться на пальцы бойфренда. Я с невозмутимым видом пытался лишь перерисовать всё, что требовалось, при этом не помня практически ни единого слова из теоретического материала, что так яростно пытался донести Джи.       -Кажется, кто-то витал в облаках, — он встал, потянувшись и сладко зевая, подойдя к тумбочке и начав там возиться, доставая огромную тетрадь с кучей вкладок из изрисованных обрывков. — Это моя гордость, тут практически вся теория с маленькими набросками для примера. Чур, не ронять на неё ничего и не пририсовывать там, пожалуйста. Посмотри пока то, о чём я пытался рассказать, и попробуй ещё раз сделать наброски, приду — проверю успехи. Всё получится, нужно лишь включать голову, ну и отрабатывать навыки.       Джи, насвистывая какую-то непримечательную лёгкую мелодию, ускакал в неясном направлении, напоследок поцеловав в макушку. Я с интересом просматривал страницы слегка порванной тетрадки, она не была пыльной, что означало лишь то, что Джер действительно пользуется ей. Так всё структурировать ещё нужно уметь, из него вышел бы замечательный, но дотошный преподаватель. С другой стороны — его придирчивость помогала менять взгляд на проблему и позволяла видеть то, что раньше было не дано. Я около часа листал туда-сюда чуть пожелтевшие страницы, усердно заполняя голову знаниями, разжеванными по пунктам и выписанными таким аккуратным и ровным почерком. Внеся кучу поправок в ранее нанесённые штрихи, осознав все глупые ошибки даже своим непрофессиональным взглядом, я отложил карандаш, устало потирая затекающие руки, и сел на кресло, чтобы дать телу немного отдохнуть.       -Та-а-ак, что тут у нас, посмотрим, — Джерард влетел в комнату и беглым взглядом оценил старания. — Ты просто умница! Поработаешь дома над этим, а на сегодня хватит. Можешь сфотографировать материал из тетради, прости, на руки не выдам даже тебе. Урок окончен!       -Хорошо, мой учитель, — с лёгким сарказмом усмехнулся я, аккуратно собирая вещи.       -Только посмотри, что откопал! — он, пыхтя, вытащил из-за двери старый магнитофон и пару дисков.       -О боже, это наследие динозавров?       -Ну, может чуть поновее? — улыбаясь, Джи стал стряхивать пыль и искать нужную кнопку. — Ну же, как включается эта штуковина.       -А зачем она нам, собственно говоря?       -Я обещал романтику после занятий, значит, она будет, — он продолжил возиться, тыкая на всё подряд, победно взмахнув рукой, когда магнитофон подал признаки жизни. — Фрэнки, скажи, когда ты последний раз танцевал?       -Да никогда, если честно, не умею, — буркнул я, понимая, что буду выглядеть как минимум нелепо, не зная ни одного движения. — И вообще, почему бы не послушать музыку с телефона?       -О, милый мой, это стиль, это энергетика ушедших времён, на телефоне сможет включить каждый, а вот такой аппарат сохранился не у многих. Не волнуйся, я тоже не мастер в этом, в детстве год проходил на танцы и бросил. Но для начала стоит разогреться, как я и обещал — тебя ждёт массаж. Снимешь футболку сам или помочь?       -Но шрамы… Всё ещё стесняюсь их…       -Фрэнк, не побоюсь повторить в тысячный раз, что люблю тебя настоящего.       -Хорошо, тогда поможешь.? — я замялся, поднимая взгляд на Джи, что был на несколько сантиметров выше. Он снял с меня верх, чуть приобняв и заставив покраснеть, оставляя невесомый, даже какой-то детский, поцелуй в плечо.       Я послушно лёг на животик, повернув голову в сторону своего замечательного парня, чтобы наблюдать за происходящим. Джи достал флакончик с жидкостью и размазал ее по собственным рукам и моей спине для лучшего скольжения и смягчения кожи. Это было какое-то масло, доносились нотки лаванды и чего-то цитрусового, возможно, апельсина. Через считанные секунды я уже тонул в его крепких руках, бродивших так уверенно, но в то же время с предельной чуткостью. Всё тело обмякло, сонливость накатывала, затуманивая взгляд, мышцы начинали заполняться приятным жаром, то ли от движений, то ли от подступающих чувств.       -Фрэнки, дорогой, ты спишь.? — он наклонился, прошептав на ухо.       -Ой, нет, просто так приятно. Ты умеешь всё на свете, да? — сонно произнёс я, открывая глаза.       -Нет, конечно, но иногда стремлюсь к этому.       -Джи, можно я тоже помну тебя? Пожалуйста.       -Конечно, от этого предложения хоть кто-то в своем уме откажется? — он говорил, попутно снимая свитер и аккуратно складывая его.       Если честно, то я видел его тело впервые. Кожа показалась хрустальной, тоненькой, с проступающими синеватыми венками, аккуратные ключицы и лопатки, слегка прослеживаемые рёбра, он был худым, как я, но более хрупким, утончённым, словно модель, словно птичье пёрышко — лёгкое и невесомое.       Несмотря на худобу, плечи Джерарда оказались крепкими и твёрдыми, из-за чего их было не так легко промять. Иногда я задевал его отросшие волосы, сразу виновато прося прощения и убирая их вперёд. Он, как и я, погрузился в сладкую дремоту, и лишь веки иногда подёргивались, а по коже проходились мурашки, заставляя встрепенуться.       -Большое спасибо, Фрэнки, у тебя замечательные руки, — он украдкой поцеловал мою ладонь, вставая и направляясь к шкафу, вынув оттуда две большие светлые рубашки, что, скорее всего, были велики даже ему.       Мы накинули их, ткань мягко обволокла разогретую кожу, развеваясь от каждого движения из-за собственной лёгкости.       -Можно пригласить вас на танец, молодой человек?       -Конечно можно, Джи, — он элегантно сплёл наши пальцы, выводя на середину комнаты.       -Просто медленный танец, ничего сложного, хорошо?       Из магнитофона послышался шипящий звук, наполненный особым шумом, о котором, наверное, и говорил Джерард. Тихое шуршание, смешанное с плавным звучанием, проникало в каждую клеточку, заставляя сердце биться быстрее, а все трудности оставить позади, запирая ключиком на тяжелый замок.       Остатки переживаний и горести улетучивались, когда он, обращаясь со мной, как с фарфоровой куколкой, покачивался из стороны в сторону, медленно переставляя ноги. Джерард наклонился к губам, не разрывая зрительного контакта, и начал с трепетом нашептывать слова песни:       «Мелкий дождь       Ледяной,       В небе черная дыра,       Март.       Выйдешь ли, любимая,       Ко мне?       На скамеечке блестящей       Покурить — поплакаться       Да посмеяться.       <…>       Сквознячок в волосах,       Радость в голосах,       Фонари расцветут.       Подними глаза,       Я в них утону,       И меня не найдут.       <…>       Людей так много,       А мы       Одни.       И скрипят на широком ветру       Дворовые липы,       Я тебя уведу».*       Клянусь, я был готов распасться на мельчайшие частички каждый раз, как он произносил строчку за строчкой, а затем снова собраться, чтобы ещё раз почувствовать его дыхание и услышать томный, зазывающий голос. Невообразимая лёгкость помогала следовать за ним, паря над полом и внимая всем движениям.       — «Подними глаза,       Я в них утону,       И меня не найдут» — повторил я сквозь сбившееся дыхание, когда песня уже закончилась.       Мы долго стояли в объятиях друг друга, пока исполнители на диске сменялись бесконечным потоком. И каждый из нас нехотя расставался, заслышав противный звон телефона, предвещавший конец вечера. Как жаль, что время с любимыми всегда столь скоротечно. *ИльяМазо — Липы (Я тебя уведу)