God is my only hope

POV Фрэнк 31 октября       Этот день начинался даже ещё хуже, чем в том году — в больничной палате, пустой, холодной, неприятного зеленоватого оттенка, который я на дух не переносил. Ко мне никого не подселяли, вероятно, потому что было много мест, чему удивлялись сами работники, но им же лучше — меньше делаешь, больше спишь. Хоть и было тоскливо, читайте, максимально хуёво, потому что мне хотелось убиться о стену или выйти в окно, которое, кстати, открывала только медсестра для проветривания и внимательно следила, чтобы никто не совершал глупостей, но, тем не менее, я бы не хотел, чтобы кто-то лежал рядом на кровати. Я вообще ненавидел чьё-то присутствие, особенно во время сна, и особенно, если этот человек будет много возиться или, не дай Бог, храпеть. Конечно, Джи не в счёт, он был исключением из правил, его наличие по ночам меня всегда успокаивало и убаюкивало. А ещё, я бы не хотел заводить ни с кем новые знакомства. Но вы ведь знаете, что в больницах это обычно неизбежно, если находишься с кем-то? Типа не круто молчать две недели рядом с человеком, делая вид, будто его не существует. Хотя до этого я лежал в детском отделении лишь раз, в далёкой юности, и помню какого-то доставучего мальчика, мешающего мне есть и читать журналы, но этого хватило, чтобы понять всю прелесть палатного одиночества. Ко всему прочему, желание разорвать всё и со всеми поглощало меня, ни на секунду не выходя из головы. Стоп, у меня же никого и нет, кроме Джерарда. Блять, я полное ничтожество, которое прогнало его тогда. Не знаю, всё было слишком… сложно? Я вообще сейчас чувствовал себя живым лишь потому, что выполнял какие-то присущие организму функции — поесть, попить, сходить в туалет, поспать, но в промежутках между действиями не было ничего, кроме разглядывания нескольких трещин на блевотной стене, кто вообще додумался, что этот цвет успокаивает.       Я еле встал, с трудом отдавая себе отчет о том, зачем в принципе существую. Нет, конечно, знаю, зачем, чтобы, блять, страдать и плакать, не так ли, ебать тебя в рот Господь? Злость внутри разрывала, и если бы она стала физическим объектом, то давно бы размозжила все органы и мою пустую черепушку. Я с ненавистью смотрел в зеркало, которое так хотелось разбить, но не разбивал лишь потому, что кому-то придётся заплатить за это штраф, и этим «кем-то», скорее всего, станет Джерард.       -Что за уёбище, что, блять, смотришь на меня? — тихо прошипел отражению, держа руки под кипятком, делая вид, что это здоровое мытьё рук, а не мазохизм. — Ты даже не постоял за себя, даже не попробовал, даже не попытался, нет, ни разу, а теперь такой жалкий, такой никчёмный, сдохни!       Рука остановилась в сантиметре от гладкой отражающей поверхности, поблёскивающей от восходящего солнца, что сильно светило мне в глаза вчера утром и не дало нормально поспать. Почему бы не сделать хотя бы ебучие шторы? Но это были придирки на пустом месте, потому что меня раздражало всё, даже малейший шум за стеной.       -Фрэнки, всё в порядке? У тебя руки красные, что ты с ними делал? — в палату незаметно зашла медсестра, и только в этот момент я заметил, как чертовски жгло кожу от воды.       -Блять… — тихо выругался от испуга. — Всё хорошо, просто умывался.       -Ладно, собирайся потихоньку на процедуры, жду в перевязочной.       Мне нравилась эта женщина, она была тут, когда я поступил, и вот сегодня мы снова встретились. Видимо, все здесь работают сутки через сутки, или вроде того. Я вышел в прохладный коридор, ощущая небольшое облегчение, потому что в палате было душновато, а доставать медсестру каждую секунду с открыванием окон не хотелось. У перевязочной сидела небольшая очередь, в основном там были мужчины постарше, которые смотрели какие-то странные видео в интернете и обсуждали жизнь. Конечно, в такие взрослые разговоры мне лезть не стоило, да и что им рассказывать. Очередь двигалась быстро, а я, судя по всему, оказался самым последним, но это даже хорошо, значит, никто не будет ломиться в дверь, пока я чуть ли не голышом лежу на кушетке.       -Раздевайся, Фрэнки, и присаживайся, не волнуйся, буду стараться делать всё как можно аккуратнее, тем более уколы с обезболивающим, которые тебе ставят утром, должны всё слегка сгладить.       Я снял футболку и шорты, медленно и осторожно опускаясь на поверхность, застеленную одноразовой полупрозрачной простынкой. Почему-то в процедурных кабинетах всегда было морозно и волнительно, у меня синели руки, и маленькие мурашки бежали по коже. Странно, что никогда не замечал подобного за работниками. Женщина надела перчатки и приготовила перевязочный материал, попутно откупорив флакон с обеззараживающей жидкостью. Ещё на ней была смешная шапочка, она всегда казалась мне похожей на бахилы, только для головы.       -Ну что, как ты себя чувствуешь, герой? — она принялась ловко забирать пинцетом заготовленные салфетки и опускать их в сильно пахнущую спиртом склянку, аккуратно размазывая содержимое по моим ранам.       -Паршиво, мисс, но тело хотя бы немного меньше болит.       -И то славно, я рада. Знаешь, сегодня у меня не очень удачный день, проспала, пролила на себя кофе, попала в пробку и собрала все красные светофоры, да ещё и в маршрутке было полно народа.       -Меня в последнее время обычно подвозил парень, так что я не слишком-то и заботился о дороге… Но да, маршрутки — это маленький круг ада на земле.       -Кажется, я видела его, с красными волосами, верно? Он невероятно волнуется за тебя и даже смог пройти через мисс Харрис, а это равносильно выживанию. Она та ещё вредная особа, хотя иногда бывает душкой, особенно, когда дело касается чаепитий.       -Он не приходил вчера..? — с надеждой прошептал я.       -Не знаю, я же только сегодня вышла на смену, но если тебе ничего не передавали, то вряд ли, но наверняка он связывался с доктором. Вижу, ты сильно переживаешь по этому поводу? У меня был один тяжелый момент в жизни, когда казалось, что все отвернутся, но молодой человек оставался рядом, не смотря ни на что, правда, потом всё равно бросил, но уверена — это не твой случай. Всё будет в порядке, Фрэнк, думаю, после всех последних событий тебя ждёт огромная светлая полоса.       -Спасибо за поддержку, только проблема в том, что я его прогнал.       -Это не беда, поверь, многие понимают, что некоторые слова говорятся не потому, что хочется, не потому, что это истина, а совсем по другим причинам. Да и он не выглядит как человек, который быстро сдаётся и упускает своё счастье. И ты держись за него, парень, покрепче, многим не дано найти свою вторую настоящую половинку, они упускают первую любовь, а потом ищут её в других лицах, но всё уже не то. Кажется, я своё потеряла, да на меня особо никто и не обращает внимания, конечно, я ведь просто медсестра в хирургическом отделении.       -Вы красивая и добрая, а ещё умеете подбадривать, думаю, у вас точно есть пара поклонников, по крайней мере, мужчины в очереди к вам точно небезразличны.       -Спасибо, Фрэнки, ты ведь тоже маленькая симпатяга, верно? — она бережно обматывала моё тело белыми сетчатыми бинтами, продолжая болтать, наверное, это один из приёмов, чтобы отвлечь пациента от боли. — Кстати, что с твоим аппетитом? Пойдешь на завтрак?       -Не знаю, наверное, нет, у меня осталось ещё немного домашней еды на сегодня.       -Хотя бы возьми компотик, там полезные сухофрукты, больничное питание ведь не зря составляется.       Я благодарно кивнул ей и начал одеваться, когда последний бинт был закреплён. В этот момент больше походил на мумию, чем на обычного человека, неплохой костюм на хэллоуин получился. Интересно, Джи будет сегодня раздавать детям конфеты из тех корзиночек с летучими мышами, которые мы купили?       Вернувшись в палату, я с тоской вздохнул, мельком взглянув в зеркало, и уселся на подоконник, слегка похрустевший от этого, словно вот-вот развалится. Солнце находилось уже гораздо выше над горизонтом, чем было, когда уходил на процедуры. Облаков летало до необычайности много, они быстро неслись, словно догоняя друг друга. По земле волочились желтые сухие листочки, уже огрубевшие, с множеством коричневых прожилок, иногда подпрыгивающие от потока ветра, и теряющиеся в кучках, похожих на холмики, убранной ранее листвы. Больница находилась в зелёной зоне, поэтому воздух тут был явно другой, не так сильно запачканный промышленностью, автомобильными выхлопами и мусором, что так иногда любили бросать жители посреди дороги. Из окна даже виднелся небольшой хвойный лесок, так ярко выделяющийся изумрудными верхушками среди осеннего тусклого пейзажа. Маленькие чёрные птички строем улетали в края потеплее, будь у меня крылья, я бы тоже путешествовал, куда вздумается.       Устав от наблюдения за природой, я стал разглядывать плакаты во всём отделении — наверное, это не самое интересное занятие, но одно из немногих, которые можно здесь себе позволить. Там была куча полезной информации, не для моего мозга, конечно, больше для врачей, ну или просто чтобы стены не были такими пустыми. Немногочисленные пациенты расхаживали туда-сюда, разговаривая по телефону, не желая мешать соседям по палате. Может, стоит всё же сходить в столовую? Хотя бы посмотреть, что там вообще имеется.       В просторном светлом помещении, сильно пахнущем молочной кашей и какао, было несколько десятков столов и ещё больше стульев, на некоторых из которых сидели такие, как я, а в самом углу пара работников, скромно завтракающих и не мешающих остальным. Наверное, обсуждают какие-нибудь насущные проблемы и руководство. Я подошёл к меню, висевшему над микроволновкой, и стал внимательно его изучать, не находя из всего этого ничего аппетитнее, чем то, что мог бы приготовить Джерард. От мыслей меня отвлекло лёгкое подергивание за штаны, но, не увидев ничего на уровне глаз, пришлось опустить взгляд пониже. Ребёнок лет семи заинтересованно смотрел на меня, хлопая длинными ресницами и держа в руках карандаши. Меня не удивляло наличие детей здесь, потому что больница не делилась по возрасту, но всё же обычно в таких случаях с ними кто-то лежал, чтобы присматривать. Да и что ему надо от меня?       -Малыш, ты потерялся? Где твои родители?       -У меня нет родителей, — он слегка замялся, водя маленькой ножкой по полу.       -Извини, я не знал. Так что-то случилось?       -Мне не с кем порисовать, дядя из палаты сказал, что это… не его обязанность, да, именно так и сказал.       -Оу, это печально, но мои руки не могут сейчас ничего нормально делать, — я показал ему кучу бинтов на них.       -А посидеть у вас можно? — губы мальчика жалобно задрожали, словно вот-вот слёзы хлынут ручьём.       Наверное, отказывать в такой просьбе было слегка бессердечно с моей стороны, поэтому лишь кивнул и повёл его за собой. По пути мы взяли на посту пару листов и ножницы, уверяя медсестру, что все будет хорошо, и никто из нас не проткнёт ими друг друга. Я усадил его за стол, хотя он казался слегка неугомонным и всё также продолжал возиться, только теперь на стуле. По-моему, ему просто нужно было внимание взрослого, а не напарник по рисованию, потому что мальчик замечательно справлялся сам, иногда высовывая кончик языка в моменты излишнего напряжения и сосредоточения.       -А я из детского дома, но он находится рядом, поэтому отправили сюда. Меня толкнули и сильно поранили ногу, дядя врач сказал, что всё будет хорошо. Но мне не хочется возвращаться туда. Там все злые, кроме одной воспитательницы, но дети её тоже обижают, они всех обижают. А она иногда плачет после работы, когда надевает своё пальто и собирается уходить. Зато у нас там много разных игрушек, взрослые приносят их. Они забирают их у своих детей? Мне вот не понравилось, если бы мою игрушку отдали другим.       -Не думаю, наверное, дети просто выросли, и они им больше не нужны.       -Ещё в этом году начались уроки, но некоторые учителя называют нас глупыми и не хотят учить, говоря, что мы всё равно никому не нужны и навсегда останемся «круглыми дураками». Да-да, особенно мисс Уилсон, наша преподавательница по окружающему миру, любит это выражение «круглые дураки». Что это значит? Мы же не круглые, правда?       -Конечно нет, кто-то решил, что эти два слова, эм… круто выглядят вместе? Но на самом деле, ничего крутого, никогда не говори так про своих одноклассников.       -И директор у нас странный, наверное, он… квадратный дурак, или треугольный. Такие тоже бывают? Он любит только тех, за кем приходят новые мама и папа, но, наверное, только потому, что больше никогда не увидит. А когда к нам никто не приходит, начинает злиться и ругать нас. Думаю, я ему точно не нравлюсь, потому что никто не хочет меня забирать, — мальчик заметно загрустил, крепко сжимая карандаш в руке.       -Мой парень тоже попал в приют, потому что его родители не очень хорошо к нему относились. Но зато потом у него появились новые и классные, круче предыдущих в сто раз. Уверен, что тебя тоже заберёт кто-нибудь хороший, и вы будете вместе рисовать, ходить гулять и отмечать праздники за большим столом.       -А у меня нет, хм, парня, и старых родителей тоже нет. Не знаю, где они сейчас.       -Всё впереди, для парня ты ещё слишком мал, а старых родителей лучше забыть. Настоящие родители — это те, кто воспитал в любви и заботе, — кажется, мальчик заметно взбодрился после моих слов и уже с улыбкой на лице стал бегать по палате, изображая самолётик.       Время летело незаметно, он постоянно болтал, часто говоря что-то невпопад или совсем неразборчиво, на что я просто делал умный вид и кивал головой. Не знаю, откуда в нём было столько сил и энергии, наверное, это лишь особенность возраста. Мальчик кружился, наворачивая вокруг меня круги, как у новогодней елки. В какой-то момент его даже начало подташнивать от всей беготни, и он решил, что всё же пора немного перевести дыхание. По его просьбе мы вместе пошли на обед, хоть я ничего и не съёл, но мальчишка умял суп до последней капли, запивая сладким горячим компотом. Вероятно, в детском доме были определённые проблемы с питанием или у него иногда отнимали еду, как это случалось в моей школе.       Он не отлипал от меня ни на секунду, везде следуя, как хвостик. Марк, так его звали, умудрился даже притащить какой-то мячик, и принялся катать по полу. Не уверен, что соседи по палате были рады такому шумовому сопровождению в виде маленького ребёнка, но выгонять я его пока не собирался, да никто и не выражал явных претензий и не жаловался.       За окном заметно потемнело, очередной вечер украл солнце с горизонта, заменяя его ярко-жёлтой луной. Мальчик иногда зевал, прикрывая рот маленькой ладошкой, и уверял меня, что вовсе не хочет спать. Наверное, он вообще никогда не ляжет, если не перестать с ним болтать. Иногда я уставал сидеть или стоять, поэтому ложился в кровать, просто наблюдая за его действиями. В дверь легонько постучались, одновременно приоткрывая её.       -Мистер Айеро, вам просили кое-что передать, — молодая девушка держала в одной руке конверт и маленькую коробочку, а в другой небольшой пакет.       -Он ещё здесь?! — я резко вскочил, подбегая к двери и высовываясь в коридор, чуть не сбив несчастную женщину с ног.       -Извините, тот молодой мужчина уже ушёл, я разношу сейчас всё по палатам в порядке очереди. Ваша почти самая последняя, так что, ещё раз простите. Возьмите всё, пожалуйста.       -Да, спасибо… — с волнением выхватил у неё всё из рук, закрыл дверь и аккуратно положил полученные вещи на свободную постель.       -Ого, дядя Фрэнки, а что это такое? Это принес твой… парень?       -Не знаю, Марк, но, наверное, да. У меня больше никого нет.       -А можно с тобой посмотреть, что там? — он со стеснением подошёл ко мне поближе.       -Да, конечно, садись рядом, сейчас поглядим, — мальчишка запрыгнул на кровать, свешивая коротенькие ножки и быстро мотая ими.       Первым делом я стал распаковывать конверт, извлекая оттуда один единственный листочек, полностью исписанный и пахнущий парфюмом Джерарда, наверное, он побрызгал духами, поэтому в некоторых местах чернила расплывались маленькими пятнами, как бывает, когда капельки попадают на надпись.       «Дорогой Фрэнки, сегодня у тебя день рождения. Надеюсь, ты не думал, что я забыл про него? Прости, что не увиделись лично, врач рекомендовал пока соблюдать некую дистанцию в связи с твоим состоянием, но мне не терпится встретиться. Доктор сообщает о том, как идёт лечение, я очень счастлив, что ты потихоньку идёшь на поправку, хотя бы физически. Невероятно сильно скучаю по тебе, даже не представляешь как. Жаль, что не получилось вместе отметить праздник за шикарным столом, но всё впереди. Обещаю, когда я заберу тебя из больницы через пару недель, мы обязательно сделаем что-нибудь классное, если ты захочешь. Кстати, в коробке лежит пустяк, только не забудь открыть, можешь даже с кем-то поделиться, хотя, вроде как ты там ни с кем не дружишь. Твой настоящий подарок у меня дома, спрятался на чердаке. Уверен, ты бы сейчас был в восторге и с визгом обнимал за шею. По крайней мере, я так представлял сегодняшний день. Раздал все конфеты, которые мы припасли в летучих мышах, детям в классных нарядах. В городе очень красиво, я сфотографировал обстановку, чтоб потом тебе показать. Плохо засыпаю и обнимаю одеяло, чтобы было не так одиноко. Скорее бы обнять любимого мальчика, красивого и чудесного. Шептал бы что-то приятное на ушко, тебе ведь это всегда так нравилось. Посылаю воздушный поцелуй и бумажное касание до твоей мягкой ладошки. Скорее выздоравливай и поправляйся, нас ждёт всё самое лучшее, я всегда буду рядом».       -Черт… — из глаз непроизвольно хлынули слёзы, падая на исписанную бумагу и оставляя круглые следы.       -Там что-то грустное? — мальчик с волнением подсел ко мне поближе.       -Нет, вовсе нет, Марк, это письмо хорошее.       -А я думал, что плачут только когда плохо, — он растеряно наклонил голову влево.       В коробочке лежали эклеры, покрытые карамельной глазурью, скорее всего, Джи готовил их сам. Из пакета доносился приятный запах свежей домашней еды, которая была как нельзя кстати, потому что прошлые запасы у меня закончились. Я поделился с мальчишкой сладостью, наблюдая, как он жадно и с улыбкой до ушей кусает эту приторную пироженку. Он отбежал от меня на пять минут, что-то усердно рисуя и закрывая всё руками, а потом задорно припрыгал к кровати.       -Дядя Фрэнк, дядя Фрэнк, это вам, тоже поздравляю с днем рождения! — Марк протянул мне листочек с нарисованной тыквой и человечком, который, наверное, был мной.       -Спасибо, мне очень приятно, — я аккуратно погладил его по волосам, складывая рисунок в тот же конверт, где лежало письмо Джерарда.       После такого напряженного дня ужасно хотелось спать. Малыша забрали в свою палату, и тишина тяжелым грузом обрушилась на мою бедную больную голову. Не смотря на усталость, сон никак не шёл, поэтому я десятки раз перечитал эти аккуратные, выведенные строчки, вдыхая остатки их аромата и истошно рыдая. Спустя час непрекращающейся истерики, вспомнил и про фотографию, от одного взгляда на которую сердце раскалывалось. Я боялся её помять и осторожно зажимал между пальцами, разглядывая каждый миллиметр, каждую точечку его светлого образа. Вот бы и сейчас прижаться к нему в тёплой кровати, утопая в крепких и ласковых руках. Но я был здесь, в абсолютном человеческом холоде, боявшийся смерти, но ещё больше боявшийся жизни.