God is my only hope

      Иногда ты любишь человека так сильно, что желаешь, чтобы все его мечты осуществились, поддерживаешь на каждом шагу и веришь в него, даже если кажется, что уже нет никакого шанса. Я всегда беспокоился за Джи, когда он расстраивался от того, что какую-то его картину не приняли или отправили очередную страницу комикса на доработку, хотя по его словам там уже все идеально и исправлять он ничего не собирается. Творческая работа восхитительна, но иногда выматывает, особенно когда не можешь уместить себя в рамки дозволенного или того, что нужно окружающим. Но Джерард все равно не сдавался, продолжая часами сидеть в мастерской перед холстом или разлинованными листами, вытаскивая из головы не поддающуюся разуму идею, которая, я уверен, не пришла бы ни одному другому человеку.       -Что говорите? — Джи с изумленным лицом выскочил из кабинета, чуть не сбив меня с ног, когда я шел, чтобы принести ему попить. — Конечно, даже без лишних разговоров! Через неделю? О боже, не знаю, смогу ли всё оформить! Хотя, зал небольшой, так что проблем не возникнет, нужно только придумать концепцию, чтобы заинтересовать посетителя. Спасибо вам огромное!       -Джер, что происходит? — я все еще стоял в коридоре, сжимая в руке стакан морковного сока и непонимающе смотря на суетящегося мужа.       -Фрэнк! Это случилось! — он подбежал и начал трясти меня за плечи. — Мне предоставили помещение для собственной выставки! Звонили из компании, сказали, что хотят и дальше сотрудничать, а выставка была бы замечательным поводом, чтобы набрать свою аудиторию и почитателей!       -Так значит мой муж теперь станет известным? — поставил стакан на ближайшую полку и обнял Джи крепко-крепко.       -Можешь мной гордиться! Фрэнки, ты маленькая муза, что бы я без тебя делал! — он закружил меня, схватив на руки.       -Постарайся хорошенько, чтобы там все упали, увидев твои работы. Помнишь, как на одно из свиданий ты потащил меня смотреть на какие-то картины, и я ничего не понял?       -Прости, мне до сих пор неловко за тот случай, — он почесал затылок и с раскаянием поцеловал в щеку.       -О чем тут болтаете? — Марк неожиданно подошел сзади и влез между нами.       -Оу, привет, парень, ты можешь пригласить свою малышку Кэсси ко мне на выставку через неделю, там будут всякие угощения, разрешу даже выпить шампанского.       -Па-а-ап, мы не пьем, нам ещё нельзя. Обязательно приглашу! Ей нравится ходить по таким местам.       -Можешь и родителей её позвать, заодно познакомимся.       -Звучит ужасно по-взрослому, — заприметил я. — Они еще маленькие, стесняются. Пусть приходят просто так, ради искусства. Но я не против и ужин совместный устроить.       Действительно, мы мало что знали про родителей Кэсси, она редко о них говорила, а фотографий и вовсе не показывала, хотя вечно везде бегала с камерой. Не смотря на открытый и отнюдь не скованный вид девочки, Марк говорил, что её родители намного строже нас и много чего запрещают, а она почти всё делает наперекор. Я был уверен, что дело не в ней, ведь девушка никогда не казалась нам бунтаркой, наоборот, вела себя спокойно и даже мило, любила животных, любила проводить время с нашей семьей и обожала готовить сладости.       Ровно через неделю мы собирались на выставку. Джерард до ужаса волновался и даже принял успокоительное, к чему прибегал довольно редко. Он всё никак не мог выбрать костюм и бесконечно долго стоял перед зеркалом, одновременно боясь опоздать. Как по мне, так ему шло всё, но он хотел выглядеть блистательно, хотел выглядеть так, как бы ему самому понравилось. Я приобнял его и поправил галстук, слегка расслабляя завязку.       -Вот так, иначе будет давить на шею, не сможешь дышать.       -Спасибо, милый, — он облегченно вздохнул. — Как думаешь, стоит делать какую-то прическу или оставить волосы распущенными?       -Просто заправь их за ухо, если будут мешаться, укладка идеальная, — надо же как-то его успокоить и заставить верить в себя. — Если им не понравятся твои работы, значит они ничего не смыслят.       -Круглые дураки! — Марк выкрикнул из коридора фразу, заученную в детском доме. — Я уже собран, а вы как две большие черепахи!       -Большим черепахам нужно много времени. Не подгоняй Джи, он и так весь трясется, как осиновый лист, лишь бы в обморок не упал.       Мне пришлось сесть за руль, потому что у Джерарда тряслись пальцы, и вряд ли бы он смог сейчас везти машину в таком состоянии. Он сидел сзади вместе с Марком и рассказывал ему историю создания всех картин, которые будут представлены. Мальчик, кажется, не понимал и половины, поэтому всё время кивал головой, поддерживая с отцом зрительный контакт, он осознал, что ему сейчас просто нужна опора и тот, кто вытерпит нескончаемый поток слов.       -Фрэнк, у меня складка на рубашке, вот тут, — Джи чуть ли не заплакал, стоя возле машины.       -Никто не заметит, — подарил успокаивающий поцелуй и погладил по руке.       -Ну мы идем уже или нет, — Марк буркнул, не особо желая наблюдать за нашими ласками.       Здание действительно оказалось небольшим, по площади, примерно, как наш дом, всюду горели лампочки, подсвечивающие картины со всех сторон. Я узнавал тут каждую работу, написанную с трудом и любовью, Джерард жертвовал частичкой себя ради искусства. Лишь одно полотно было занавешено, но Джи сказал, что это сюрприз, и он всё покажет потом. Если вы найдете человека более загадочного, чем мой муж, то, клянусь, я вручу вам премию.       В помещении толпилось довольно много народа, по крайней мере больше, чем я ожидал. Все они были одеты элегантно и дорого, мужчины в строгие костюмы и лакированные туфли, а женщины в обтягивающие платья с дополнениями в виде украшений на шее, блестящих сережек и подходящей под цвет сумочки. Их угощали закусками и предлагали бокальчик игристого шампанского, от которого практически никто не отказывался. Они держали бокалы строго по этикету и с осторожностью отпивали из хрустальной посуды. Именно так я и представлял людей, которые ходят на подобные мероприятия и со всей присущей им интеллигентностью рассматривают каждый кусочек картины, находя смысл даже там, где его изначально не было. Джерард водил их из одного угла в другой, повествуя посетителям о своих задумках, материалах, которые он использовал в каждой работе, о том, откуда черпает вдохновение.       -Сейчас хочу представить вам полотно, которое не видел даже мой муж, что удивительно, ведь он всегда рядом со мной. Эта работа многое значит, я до последнего не был уверен, что вообще нужно представлять её здесь, она слишком академична, если так можно выразиться. Вы знаете, я не жалую классику, но считаю, что здесь ей самое место.       Он стянул ткань, и все восторженно ахнули, а я лишь оцепенел, не издавая ни звука. Джерард нарисовал это для меня, потому что никто, кроме нас двоих, никогда не поймёт эту задумку. Тона картины расплывались чем-то тёмным и мрачным, сливаясь в силуэты, тела и формы. Там был изображен хоровод из людей, одетых в светло-бежевые длинные рубашки, они держались за руки и словно создавали движения на неживой бумаге. В их маленьких, практически незаметных из-за небольшого масштаба картины, глазках, отражалось зверство, одержимость и зависимость от истязаний и поклонений собственным выдумкам. Вокруг оголенных ног поблескивали языки коварного пламени, вырывающиеся из плавящихся и стекающих лужицами раскаленного парафина свечей. Полы под босыми ступнями словно поскрипывали, а топот эхом раздавался в голове. Где-то там, среди всего этого ужаса, выделялась одна фигурка — мальчик, обливающийся слезами и смотрящий в совершенно другую сторону, спотыкающийся и беспомощный, ищущий выход в запертой комнате. Он тянет руку наверх, что-то шепча бледно-розовыми губами, на его шее висит крохотные металлический крестик, выжигающий на груди след. Вот до его исхудавших пальцев кто-то дотронулся и греет своим теплом, тянет за собой, далеко отсюда, забирая всю боль. Но только снизу, прорываясь сквозь трескучие доски пола, нечто, так сильно походящее на плачущего мальчика, униженное и осквернённое злостью и похотью близких, схватило его черной ладонью за ногу, не давая двигаться к свету. Оно впивалось в бледную кожу, на которой глубокими шрамами отпечатывались следы, готовые прорваться сквозь всю толщу мышц и костей. Я потрогал под своей рубашкой крестик, тот самый, что дала мне мама, тот, который я не выбросил не смотря на то, что знаю всю правду о том, что она меня больше не любит, как в детстве. Он странно защипал мою хрупкую оболочку в области сердца, заставляя его с болью сжиматься. Мне становилось всё тяжелее дышать, словно кто-то забрал весь воздух из легких, не давая им спадаться и расправляться.       -Он нарисовал вас? — грубый и сиплый мужской голос раздался над ухом словно гром.       -Простите?.. — я еле нашел в себе силы повернуться и часто заморгал, чтобы согнать застилающие глаза слезы.       -Мистер Айеро, почему вы плачете? — зеленоволосая девочка с сочувствием подошла поближе, встав рядом с высоким коренастым мужчиной.       -О, крошка, ты пришла? Мы уж думали, что вы отклонили приглашение, — я дружелюбно пожал Кэсси руку.       -Не надо трогать мою дочь, — он резко одернул меня, строго смотря сверху-вниз.       -Это мой папа, — девочка опустила взгляд, нервно кусая губы. — Мама куда-то отошла, смотрит картины. Джерард очень красиво рисует!       -Как ты можешь называть взрослого человека по имени? Где хоть какое-то приличие в этом ребенке.       -Ничего страшного, просто у нас в семье все обычно так обращаются друг к другу.       -Она, вроде как, не из вашей семьи. На самом деле мы пришли сюда только чтоб встретиться с вами, все это искусство донельзя скучное, кроме последней картины. Что вас так задело? Она посвящена вам, верно?       -Но мистер Уэй не говорил про сюжет ни слова.       -Да по вам и так всё видно, — он презрительно кинул взгляд на шрамы на руках.       -Простите, конечно, но я не хочу разговаривать в подобном тоне, — стало не по себе, как кто-то может позволить себе обращаться с незнакомым ему человеком в такой манере.       -Фрэнки, у тебя всё хорошо? — Джи подошел и положил руку мне на плечо, легонько чмокнув в щеку. — Тут какой-то конфликт?       -Нет, все нормально. Это отец Кэсси, знакомься. Он не слишком дружелюбен, — я прошептал это ему на ухо очень тихо, чтобы мужчина ничего не услышал.       -Ага, здравствуйте, — он даже не протянул ему руку. — Когда закончится выставка? Кажется, вы хотели устроить ужин.       -Через полчаса, мне еще нужно поговорить с клиентами. Как раз за это время мы успеем заказать еду и нам её доставят. Не волнуйтесь, мы подвезем вас на машине.       -Джер, — я отвел его в сторону. — Этот мужчина явно не вселяет доверия, ужасный грубиян. Кэсси замечательная девочка, но её родители…       -Думаю, нам просто нужно найти общий язык, пока что оставь их в покое. Лучше скажи, как тебя моя картина?       -Мне страшно, Джерард, словно на холст выплеснули всего меня. Больше не показывай её нигде и никому, пожалуйста.       -Прости, солнце, нужно было тебя спросить, — он погладил по щекам и заправил прядку выбившихся волос. — Я очень тебя люблю, спасибо, что пришел поддержать, что веришь в меня. Закажи что-нибудь поесть, пожалуйста, пока я договариваюсь с посетителями, кажется, кто-то хочет купить пару работ.       До дома было ехать совсем немного, хотя не слишком с большими удобствами, потому что все еле влезли в машину. Мать девочки выглядела вяло, она лишь нехотя поздоровалась и всё время смотрела в окно, отмахиваясь от дочери, когда та ей что-то показывала. Мужчина же беспрерывно косился в салонное зеркало, ловя мой взгляд, который я тут же отводил, чувствуя себя странно и тревожно. Вроде бы все хорошо, я везу мужа с его первой выставки, скоро будет ужин с родителями девочки, которая так нравится нашему сыну. Но почему так дико стучит сердце, почему внутри горла что-то саднит, не даёт дышать, почему в голове всё путается. Отец Кэсси пристально следил за маршрутом, постоянно что-то записывая в телефон, последней заметкой стал наш адрес — я заметил это случайно, когда выходил из машины и убирал ключи.       -Чтобы знать, где может быть моя дочь, — пояснил он, хотя никто даже не спрашивал.       Ужин не разрядил обстановку. Женщина по-прежнему скучающе смотрела по сторонам, абсолютно не вникая в скомканные диалоги, которые всё никак не клеились, а Джерард тщетно пытался заинтересовать гостей своими рассказами о том, какие наши дети дружные и как здорово, что они стали вместе учиться. Но им, кажется, ничего здесь не было интересно, кроме меня и остывшей за время ужина еды. Я бы даже сказал, что мужчина проявлял ко мне чрезмерное внимание, на что Джи в какой-то момент слегка разозлился, прося отстать от меня и перестать задавать провокационные вопросы про шрамы и прочее. Кэсси и Марка уже давно раздавило угнетающей атмосферой, так что они убежали в комнату заниматься своими делами.       -Ладно, спасибо за ужин, думаю, нам пора уходить. До встречи, мистер Айеро, ну и вам тоже, — он пренебрежительно и словно невзначай забыл про существование Джерарда, который готов был взорваться.       -Конечно, приходите ещё, — он захлопнул за ними дверь с натянутой на лице улыбкой. — Надеюсь, никогда их больше не увижу. Пусть к нам только Кэсси в гости наведывается. Теперь я понимаю, почему девочка не горела желанием что-то о них рассказывать.       -Я готов был сквозь землю провалиться от взгляда её отца, он, блять, меня до ужаса пугает, — тяжело вздохнул и закрыл глаза руками. — Почему он уставился на меня? Что-то не так с лицом? Он смотрел так, будто уже знал меня ещё до встречи, может, видел где-то или…       -Или у него просто нет понятия о правилах приличия и поведения, — Джер меня перебил, не давая развивать цепь тревожных рассуждений.       -Или ему что-то надо, конкретно от меня. Зачем вот мы впустили в свой дом каких-то непонятных людей.       -Фрэнки, тише, — он кивнул на Кэсси, виновато выглядывающую из-за угла.       -Простите, мистер Уэй и мистер Айеро, мне очень жаль, что мои родители такие странные, — её голос затихал по мере речи. — Мне нравится быть у вас, потому что дома они постоянно себя так ведут. Но отец словно загорелся, когда увидел нашу совместную фотографию, которую я ему показала. Сказал, что хочет с вами увидеться, мистер Айеро. Не знаю зачем, правда! — она всхлипнула.       -Так значит, я ему всё-таки зачем-то нужен…       Не знаю, как всё было связано, но следующие несколько дней нам поступали странные звонки, звали то меня, то Джерарда, но как только мы подходили к телефону, связь обрывалась, или кто-то говорил, что ошибся номером. Разве можно так много раз неправильно набрать цифры? И голос казался каким-то знакомым, что-то такое вяжущее, что вертится на кончике языка, но никак не вылетит в виде оформленной мысли или чьего-то имени. Знаю, есть полно шутников, которые обожают заниматься подобными глупостями и розыгрышами, но мне не было смешно. И я перестал брать трубку, игнорируя уже надоевшую мелодию, и это помогло. По крайней мере хотя бы на какой-то промежуток времени нас перестали беспокоить, давая почувствовать облегчение.       Очередной звонок, раздавшийся неприлично поздно вечером, когда никто не ждал, заставил меня нехотя подняться с кровати. Я еле плелся в гостиную, с мыслями о том, как же днем много дел по работе и что мне надо съездить в центр, а тут кто-то взял и разбудил в двенадцать ночи. Телефон настойчиво гудел, вынуждая двигаться быстрее.       -Ало, кто это? — в трубку тяжело задышали, но потом послышался девчачий голос. — Кэсси, это ты? Что-то случилось?       -Мистер Айеро, позовите Марка, пожалуйста, — я был уверен, что она почти плакала.       -Он уже спит, малышка, может это подождёт до утра? Напиши ему сообщение или позвони на сотовый.       -Простите, мистер Айеро. Вы завтра на работе?       -Да, а что такое? Но вечером я буду дома, хочешь прийти в гости? Эй, Кэсси? У тебя все хорошо? — звонок сбросился и с той стороны раздались гудки.       Все это показалось мне странным. Девочка же знает его номер, зачем звонить на домашний телефон? Зачем она спросила про меня? Почему именно сейчас и так поздно? Неужели какие-то важные дела, которые требуют срочного решения? Так много вопросов оставалось без единого ответа, что вселяло ужас. От очередной бессонной ночи под глазами вновь появились синяки, проступающие темноватым цветом сквозь блеклую тонкую кожу. Я еле разбудил Марка, оповещая его о том, что Кэсси звонила ему и что мне пора уезжать на работу.       -О, я знаю, она потом написала мне! Ей не спалось, и она предложила погулять сегодня в парке, но он так далеко… попрошу Джерарда нас туда отвезти! А ты поздно придешь, да? Буду скучать, пап, — он потянулся и чмокнул меня в щеку.       -Будь аккуратнее, не бродите по всяким непонятным местам. Люблю тебя, малыш, — погладил его по волосам и нехотя убрал руку.       Я попрощался и с сонным Джерардом, что кое-как поднял голову с подушки, чтобы проводить меня на работу. Всё чувствовалось иначе, чем должно было быть. Я много раз уезжал по делам, но этот раз казался особенным. Казалось, будто мне следует остаться дома и никуда не выходить, обнять сына и мужа, обнять так крепко, как только могу.       -Фрэнки, опоздаешь, — Джи зевнул, прикрывая рот рукой. — Еще сто раз увидимся, ты чего?       -Что-то не даёт уйти, держит…       -Желание подольше поспать? — он заулыбался, отпуская безобидную шуточку и наблюдая за моей реакцией.       -Нет, что-то другое. Я так люблю вас с Марком, — почему-то по щекам потекли крупные градинки слёз.       -Мы тоже тебя любим, увидимся вечером и устроим марафон кино. А потом уединимся с тобой наверху… — он задумчиво протянул, наматывая волосы на пальцы. — Не плачь, пожалуйста.       -Конечно, осталось подождать несколько часов, и мы снова рядом, — я вытер слезы рукавом и оставил легкий и сладкий поцелуй на его губах, такой теплый и влажный, что он казался чем-то мимолетным и бесконечным одновременно.       Каждый шаг до остановки давался всё тяжелее, а каждый метр дороги ощущался невыносимым. Я словно оставил что-то важное там, дома, в этих стенах, что заново заполнялись уютом. Через полчаса Джи должен завести машину, усадить ребенка, заехать за Кэсси и отвезти их в парк.       -Скажи мне, Кэсси, почему ты позвонила нам ночью? — вопрос ушел в пустоту и рассеялся в утреннем летнем воздухе, уносясь куда-то вместе с только что закрывшим свои двери автобусом, продолжающем скрипеть и ехать дальше, оставляя меня здесь совершенно одного.