***
Дурное предчувствие охватывает Чимина, медленно ступающего по тёмным коридорам. Он и не может вспомнить, когда в последний раз бывал в этом крыле дворца, всё своё время проводя в Доме кисэн. Но воспоминания сами собой всплывают, пока он проходится с ровной спиной там, где когда-то на четвереньках вымывал полы и по углам шастал, чтобы не наткнуться на знать. Ведь жизнь во дворце подобна хождению по канату: один неверный шаг — ты упадёшь вниз. Один лишь просчёт — можно свести концы с концами. Одно неверное слово — прощайся с языком. Пак Чимин знает это как никто другой, уже многие годы наблюдая за происходящим в этом красивом, но опасном месте. Раньше, будучи обычным слугой, выполняющим тяжёлую и грязную работу, различные поручения и прихоти знати, он слышал многое, отчего уши вяли или, услышь другие — пролилась бы чья-то кровь. Видел страшные вещи: как казнят, обрубают руки или пальцы, бьют розгами до глубоких ран на спине или пытают. И как власть и статус опьяняют, абсолютно меняя человеческую натуру. Омега тихо входит в незнакомые ему покои, где в нос сразу вбивается аромат горящих свечей, тени от которых устрашающе пляшут по стенам, будто к себе зазывая вглубь помещения. Он хмурится, губы в полоску поджимает, не представляя даже, почему смотритель Дома строго велел ему прибыть сюда. И вдруг Чимин замирает, пока холодок по спине проходится от тяжёлого дыхания нависшего сзади над ним альфы, чья могущественная аура ощущается даже спиной. Длинные волосы танцора, спадающие плавной рекой вниз по плечам и груди, подхватывают пальцем и прядку плавно накручивают на него. — Знаешь, что бывает с прелестной пташкой, которую приметил хищный орёл? — этот голос. Он стал жёстче, грубее и ниже, но всё так же заставляет голову в плечи вжать и сердце в страхе удар пропустить. — ... Не важно, как высоко она летает, ведь когти орла её поймают. Дыхание опаляет ушко омеги, забывшего от ужаса, как дышать. И только сейчас. Только, чёрт возьми, сейчас он понимает, чьему столь громкому возвращению был посвящён пир и его танец. Чонгук слишком резко хватает кисэн за лёгкое одеяние, опрокидывая на постель, хрупкие запястья стискивая в грубых ладонях, прижимая его всем своим телом, похабно улыбаясь. Одновременно с этой махинацией ему удаётся расстегнуть его верхнюю накидку, готовый вот-вот разорвать на нём остальные куски ткани, мешающие любоваться гибким телом, не обращая внимания на его попытки противостоять ему. — Нет смысла сопротивляться — судьба у тебя такая же, как и у мелкой пташки — найти свой конец в орлиных когтях, — с усмешкой хрипит альфа, неожиданно припадая губами к раскрытой шее, вместе с этим втягивая носом отчего-то столь знакомый, притягательный и соблазняющий запах цветущей розы. — Пе… перестаньте! — внезапно шипит Чимин, глаза сужая и сильнее отбиваясь. Ему удаётся вдарить молодому господину меж ног, выбив ругательский приглушённый выдох, и скинуть его с себя. Тот сразу же взрывается в яростном возмущении, от которого рычание сквозь зубы стиснутые пробивается, заставляя тело пробиться в ужасной дрожи. — Перестать?! — он успевает схватить за волосы убегающего омегу и со злостью потянуть вниз, роняя того на колени перед собой. — У тебя хватает наглости говорить мне такое? Да ты хоть знаешь, кто я…?! — Знаю, господин Чон, — с некой потаённой ненавистью процеживает кисэн, уверенно заглядывая в расширяющиеся почерневшие глаза альфы. — И даже лучше, чем хотелось бы. Брови Чонгука вверх взмывают, а рот раскрывается в удивлении, пока он сам назад пятится, неверяще глядя перед собой на юношу, медленно встающего с колен. За всю жизнь лишь один омега мог выдержать взгляд наследного принца и не отвести свой, твёрдо стоять напротив и говорить ему в лицо то, что никто больше не осмелится. — Чимин?.. — сомнительно шепчет альфа, но, всё же, узнаёт в небесной красоте юноши смытые очертания маленького грязного мальчика в своих запыленных воспоминаниях из детства. И в окончательном подтверждении своей догадки видит тот самый запоминающийся огонёк в коньячных глазах с лисьим разрезом, и на губах сама собой образуется пугающая ухмылка. Он тут же начинает громко смеяться, отчего у другого кровь стынет в жилах и живот скручивает в плохом предвидении. Кисэн судорожно вдыхает носом, как принц неожиданно дёргается к нему, в длинные пальцы умещая подбородок, на себя поднимая его личико. — Ах, моя любимая детская кукла, и как же я не узнал тебя? — притворно ласково воркует он, точно по-хозяйски проводя тыльной стороной ладони по его щеке. — Мы так давно не играли вместе, я соскучился. В этот момент Чимин цепенеет от ужаса, чувствуя, что сердце под рёбрами сжимается в охватившем испуге, а в голове никак не укладываются мысли о том, что это всё значит для него, как изменится его жизнь с этого момента, с возвращения наследника престола во дворец.***
***
8 лет назад. Одиннадцатилетний мальчишка усердно драит пол длинного коридора, хмурясь и грязным рукавом стирая пот со лба. Злополучное пятно никак не отмывается, и Чимин беспомощно плечи опускает, присаживается только на минутку отдохнуть, чтобы размять затёкшую шею. Как вдруг до него доходят громкие голоса с внутреннего дворика, и поднявшаяся шумиха вынуждает брови свестись к переносице. Он откладывает тряпку и, отряхнув запачканные штанины, выходит из северного крыла дворца, тут же застывая на месте. К мишени привязан был мальчик, сын одной из кухарок, а руки и ноги по сторонам расставлены. Под локтем, совсем рядом с ним, стрела торчит из деревянной доски и еще две по бокам от туловища. Очередная летит точно в центр меж дрожащих коленок бедного беты. За этим следует нахальный смех нескольких юношей старше с другой стороны тренировочного поля для стрельбы. Чимин ни капельки не удивлён, лицезрев того, кто смеётся громче всех и держит лук, потянувшись уже за очередной стрелой. Ведь больше никто во дворце, помимо наследного принца, не способен на такое. И омега кулачки сжимает, быстро выбегает на поле, загораживая собой чуть ли не плачущего слугу, уверенно глядя прямо в удивленные округляющиеся глаза лучника. — О, Чимин, ты тоже хочешь поиграть с нами? — ухмыляется тот, натягивая тетиву. — Это не игра, а издевательство, ваше высочество, — сквозь стиснутые зубы процеживает мальчишка. — Перестаньте, не будьте столь жестоки. В то время как остальные присутствующие возмущаются дерзости жалкого слуги, принц же растягивает губы в странной улыбке. — Перестать? Жесток? Хах, может, хочешь занять его место? Холодок по спине проходится и в страхе внутренности скручиваются, потому что Чимин понимает — это был не вопрос. Он разворачивается и быстро развязывает шмыгающего носом бету, подгоняя его бежать отсюда, смело становясь вместо него по центру мишени. Юный господин хмыкает, глаз один прикрывает, хорошенько прицеливаясь, и разжимает пальцы, отправляя стрелу в смертоносный полет. Юноши рядом охают и воздухом давятся, когда слуга даже не моргнул, хоть острие вонзилось в сантиметрах от его виска. Чимин не шевелится вовсе, продолжая в упор глядеть в тёмные глубокие глаза. С каждой последующей стрелой принц всё ближе и ближе подходит, последнюю натягивая на тетиве в расстоянии метра, наводя наконечник прямо на омегу, не прерывая с ним зрительного контакта. — Даже не дрогнешь? — изгибает бровь альфа, сжимая деревянный лук. — Вы ведь не столь безжалостны, господин Чон… — тихо хрипит мальчишка, оставаясь внешне невозмутимым, пока внутри буря эмоций разрастается и хочется поскорее с глаз этих, заслонённых властью и могуществом, скрыться. Всё-таки, он дёргается с придыханием, когда стрела с характерным звуком вонзается плотно прямо над его макушкой, задевая волосы, будто дыбом ставшие. Он бледнеет и ноги ватными моментально становятся, удерживает себя лишь благодаря мишени, о которую облокачивается. Чонгук же голову назад запрокидывает и звонко смеётся, разворачиваясь к притихшим «друзьям», наблюдавшими за ним во все глаза с боязнью его самого. — А я говорил, что с моей забавной игрушкой так весело! — всё ещё усмехаясь, выкрикивает им, а после обращается к омеге: — Давно уже мы с тобой не играли, Чимин, да? — К-как вы стали таким…? — дрожащим голоском сипит тот с влагой в глазах, не желая видеть в принце семнадцати лет растущего деспота и властолюбца, для которого «веселье» — это смотреть на загнанных в угол напуганных прислуг. И его вдруг за подбородок хватают, фиксируя пальцами, приближая к себе, мимо ушей пропуская слова, сказанные кем-то ему, собственно, как и всегда. Он глаза чуть прищуривает, внимательно разглядывая омегу, вертя его лицо в разные стороны, как ему вздумается. — Ого, а ты такой хорошенький, — гадко ухмыльнувшись, выдвигает свой вердикт Чонгук, бесцеремонно отпихивая его от себя, но только слабенькие ножки не выдерживают, и тело падает на протоптанную траву. — Думаю, что отправлю тебя в Дом кисэн при дворце: всё-таки, омеги мужского пола — действительно редкость. Ты станешь настоящей жемчужиной, самой шикарной розой там! А если будешь такой же послушной куклой и станешь ещё более красивым, как подрастёшь, то, так и быть, сделаю тебя своим первым наложником, как стану Императором, — гордо выпятив грудь, вздёргивает нос, всем своим видом показывая могущество своего господства и превосходство. От этого его поведения и слов так больно на душе и противно, что Чимин губы подрагивающие поджимает и ногтями до крови впивается в ладошки. Как бы он не старался, но глупое сердце до сих пор, уже не первый год, болезненно колит от осознания того, в кого превращается этот юноша перед ним. Чон Чонгук — чистокровный альфа и наследный принц, первый сын Императора, но ни на своего отца, ни на наследника престола не походит. Безответственный, нахальный и чересчур распутный для своих юных лет господин, в свой возраст возвышая себя выше всех и вся, считая, что весь мир и так уже у его ног. А Чонгук ведь был милым и добрым мальчиком, который, выйдя в город на рыночную улицу в очередной раз, узнал в крошечном разбитом оборванце того самого омежку, которому подбросил денег на еду. И вот тогда же он и забрал его с собой во дворец, сразу заявляя всем, что будет с ним играть. Время шло, они оба росли вместе, но в разных социальных слоях, совершенно отличающихся друг от друга. И вскоре играть с омежкой превратилось в играть им самим. Всё больше и больше Чон становился жадным и наглым, без зазрения совести мог приказать избить розгами любого просто потому, что ему захотелось, закидать камнями детей слуг, всё сводя в шутку или «игру». Он сбегал с занятий с господином Ким Намджуном — доброжелательным учёным и астрономом, что должен был обучать наследного принца и его младшего брата основам правления, истории и правовым аспектам. А так же географии, грамоте и многому другому, что требуется знать будущему правителю. Только вот Чонгук разгильдяйничал, учению предпочитая бесцельную верховую езду, махание на мечах или, став постарше, ходить по заведениям распутного характера, посетив первый публичный дом в свои шестнадцать. Для маленького омежки, всем своим невинным и чистым сердцем считавшим принца своим добрым спасителем, давшим ему надежду, крышу над головой и пропитание за работу, Чон Чонгук был первым примером того, как могущество питает алчность и поселяет в светлой душе жестокость и безжалостность. Спустя некоторое время, весть об отправлении наследного принца в иную провинцию для обучения у знаменитого генерала Бо вместе с молвой молниеносно разносится по дворцу и всему городу. Одни говорят, что мужчина с огромным военным опытом за плечами вправит, наконец-то, ему мозги на место, чтобы наглый мальчишка соответствовал своему статусу, другие же лишь вздыхают, отвечая, что случай запущен, и «из этого никудышного юнца достойный правитель не выйдет». А Чимин же, получая очередной удар палкой по дрожащей ножке, на которой стоит уже длительное время, поджав другую к себе, во время серьёзного и тяжёлого обучения мастерству кисэн, понял только одно, услышав эту новость: чувство благодарности, оставшееся внутри умирающего с голода сиротки, сменилось жгучим презрением того, во что превращается Чонгук.