«Встреться со мной сегодня у руин храма Едже, мой дорогой братец, если ты не хочешь смотреть, как твоя шлюха захлёбывается кровью и умирает без необходимого противоядия.»
— Это ловушка, Император, — хмурит седые брови Бо, которым вмиг дурное предчувствие одолевает. — Несомненно. — Но вы все равно собираетесь идти туда? — тот задаёт очередной вопрос, хотя и видит ответ на строгом лице мужчины. — Ещё бы — я уничтожу его, — сжимает кулаки тот, разворачиваясь, и за ним следует и подданный. — Гнусный ублюдок, использует моего омегу, чтобы заполучить Империю. — Ваш брат слишком хорошо вас знает, господин, — хмурится Бо. — Вы сейчас на эмоциях, при встрече он запросто может манипулировать вами страшными словами насчёт Чимина, а ваш гнев сойдёт ему на… — Нет, — резко обрывает Чонгук, — он и понятия не имеет, кто я такой и на что способен, — он разворачивается к генералу с решительностью в глазах и голосе: — Немедленно расставьте по периметру дворца стражу, особенно больше воинов в западном крыле — там есть лазейка. И обязательно поставьте людей у покоев лекаря, велите, чтобы защищали его и хэнсу. — Господин, — округляет глаза тот, — вы думаете, Чон Хосок устроит диверсию на дворец? Они на мгновение пересекаются взглядами, и по спине генерала мурашки пробегают от того, насколько грозным и устрашающим выглядит альфа. Насколько решительны его глаза. Чонгук лишь уверенно кивает, продолжая идти быстрым шагом по коридору, как вдруг мужчина опережает его и припадает перед ним на одно колено, склоняя голову: — Позвольте быть в вашем отряде сопровождения к храму, мой Император! — Я поеду один, — тут же бросает монарх, явно всё продумав уже заранее. — Вы нужны здесь. — Один? Это очень опа… — другой осекается после предупреждающего взгляда, снова наклоняя голову, понимая, что этот мужчина точно знает, что делает. — Слушаюсь, мой господин, как изволите. Я не подведу вас и, в случае чего, ценой своей жизни защищу Чимина.***
Породистый чёрный жеребец галопом скачет под последними лучами солнца, рассекая ветер и равнины. Мужчина ещё сильнее пришпоривает бока животного, ударив и поводьями, отчего оно фырчит и ускоряется. За холмом, у самой границы с мрачным лесом, возвышаются над землёй оставшиеся стены и колоны некогда прекрасного и величественного храма. Теперь же на его месте развалины, пыль и воспоминания, увековеченные в благородном камне. Чонгук ловко соскакивает с жеребца, замечая сразу же пятерых воинов справа — столько же и слева, несколько напротив. Рука непроизвольно опускается на рукоятку меча, а жёсткий взгляд скользит по воинам, приспешникам его брата, готовых вот-вот напасть. — Я знал, что ты устроишь мне западню, — громко, чтобы его услышали, говорит альфа. — Выходи вперёд, а не прячься за своими людьми, братец. Слишком низко с твоей стороны звать на встречу и не встретить меня первым, как положено. Однако Чон младший так и не вышел из-за руин, а предводитель отряда противников поднимает руку, указывая на мужчину. Двое солдат тут же кидается на Императора, с разворота доставшего оружие и тут же разрубившего одного, другого ударив ногой в грудь, после проткнув его. — Как подло, Хосок! — выкрикивает он, перекручивая в руке меч. — Будь мужчиной и выйди на бой со мной. — Господина Чона здесь нет, — отчётливо произносит командующий, напрягшись. — Он сейчас забирает то, чего вы не достойны: престол Империи. Чонгук моментально глаза расширяет, пока внутренности всмятку разбиваются о позвоночник. Он ошибся. Прогадал насчёт собственного брата. И подумать не мог, что у него совсем нет совести и чести поступить так, как самый настоящий бесчестный подонок. — Сукин сын, — злость с новой силой вскипает в мужчине, что рычать начинает, сжимая жёсткую рукоятку холодного оружия. Перед глазами всплывает картина окровавленного юноши и безжизненное лицо, в то время как на него летит острое лезвие. И, вовремя среагировав, Чон еле успевает отразить удар, отскакивая назад, тут же вступая в бой одновременно с тремя. Болью отдаются порезы и пара ударов по лицу, но Императором движет свирепость и… страх. Впервые им владеет такой сильный страх за кого-то, что он, выплюнув кровь, с ещё большей силой и яростью отбивается и сам мощные удары наносит, убивая противников одного за другим. Мужчина с раненной рукой падает наземь, дыша громко и часто, испуганно глядя на возвышающегося над ним альфу, жалобно отползая назад. А у того ноздри расширяются от злобы, взгляд опасного хищника и окровавленный меч за собой тянет. — Н-нас было больше десятка, к-как…? — от ужаса заикается командир вражеского отряда, боковым зрением видя кучу трупов за спиной Императора. — Свирепый тигр, спустившийся с горы, чтобы защитить свои земли от бесчестных тварей, особенно страшен в гневе, — своим ледяным тоном к земле пригвождает Чонгук. И меч, занесённый над головой взмолившего о пощаде воина, рассёк его шею, фонтаном выплёскивая алую жидкость. А Император судорожно вдыхает свёрнутый воздух, пропитанный кровью и стариной руин рядом. Его трясёт, а от полученных ран и бессилия даже на колено припадает, облокачиваясь об оружие. Но он разбитую губу вытирает кистью руки, поправляет повреждённую челюсть и, стиснув губы, с кряхтением встаёт на ноги, пряча лезвие в ножнах.***
Ким Намджун со всех ног бежит в восточное крыло дворца, проснувшись от криков и оповещение нападения на дворец. Он слышит, как отдают приказы руководящие своими отрядами воины, и прижимается к стене, прячась от пробегающих мимо вражеских солдат. Как вдруг раздаётся звон трубы и громкий, очень знакомый голос: — Ваш Император мёртв! Я взываю к Совету — изберите меня, принца и законного наследника трона, новым правителем Империи! — скалится Чон Хосок, медленно и триумфально приближаясь к главному зданию императорского дворца. Учёного передёргивает, а глаза выкатываются от услышанного. Он быстро берёт себя в руки и вновь бросается бежать. Через мгновение спрыгивает с парапета на уличном коридоре, чтобы сократить путь, и вскоре оказывается у охраняемых покоев. — Генерал Бо!.. — Быстро внутрь, — хрипит тот, хватая Кима за плечо и пихая в помещение к переполошенному лекарю и бессознательному юноше. — Что происходит? Где Император?! — ломает жалобно брови Намджун, взгляд переводя с одного на другого. — Во дворце были предатели, — отвечает напряжённый военный, — некто открыл проход последователям Чон Хосока. А Император… — его взгляд потупляется, а губы поджимаются в полоску. — Он силён. Вы не представляете, насколько. А я обучал его — Император отважный воин, которого не просто одолеть. И вдруг со стороны постели странный полустон-полухрип исходит. Глаза всех присутствующих обращаются на хэнсу, чьё хрупкое тело пробивает в тряске, а изо рта начинает сочиться пена. Лекарь моментально подлетает к нему и на бок переворачивает, крепко его удерживая, особенно хорошо зафиксировав голову. Какие-то несчастные тридцать секунд казались долгими минутами для генерала и учёного, волнующихся за Чимина, что так страшно дёргается с пеной и болезненными хрипами. Но приступ прекращается, и лекарь быстро набирает в черпак чистой воды, смочив сухие губы омеги и полость рта. — Ч-Чонгук… — в бреду невнятно сипит хэнсу, кривя в агонии лицо, и, судорожно хватанув воздух, вновь теряет сознание, пока по подбородку маленькая дорожка крови начинает течь. — Проклятые Небеса, — встревоженно охает лекарь, нащупывая слабый пульс артерии на влажной от выступившего пота шее, — он не доживёт до рассвета… Явное напряжение нависает в воздухе вместе с ощущением прискорбной печали. Никто не знает, что сказать или что будет через несколько часов. Никто не может предугадать действий врага, ворвавшегося во дворец, и понятия не имеет, что с Императором, которого кличут мёртвым. Из-за этого и некоторые воины Империи мечи опускают, покорно сдаваясь, ведь не желают тогда возносить оружие над будущим правителем. Такие верны не человеку — дворцу и престолу. У генерала Бо в голове всплывает записка предателя государства о назначении встречи. А сам то он здесь пребывает. Лживый подонок, так бесчестно обманувший своего брата. И мужчина злостно челюсти сводит, указывает тем двоим оставаться на месте, плотно закрывая за собой задвижные двери. Благородный дворец, пугающий своим величием и холодом, сейчас полыхает огнём и кровью. Вышедший на главную площадь генерал вдохнул второе дыхание даже в склонивших головы солдат, что тут же кинулись на врагов государства с новым рвением. Бо прокалывает находящихся рядом противников, помогает своим и движется в сторону Хосока, с мерзкой ухмылкой спокойно стоявшего в кругу своей стражи. — Трус без совести и чести! — выкрикивает старый альфа, но уверено держащий оружие, не смотря на отдышку. — Это измена, Чон Хосок. Измена государству и семье! — Моя семья свихнулась, так и оставив первого принца наследным! — в ответ огрызается Чон. — Он опьянён властью, тщеславием и своим нахальством. Со мной сражаются воины со всех кланов, что так же не согласны с тем, что жестокий деспот сидит на троне. — Но невинные люди не должны страдать от вашей с братом войны за престол. Отдайте противоядие того вещества, что ваш последователь влил в ни в чём невиновного мальчишку, — требует тот, поднимая меч. — Если Совет откроет сейчас двери королевских палат и признает меня новым Императором, то я прямо сейчас готов самолично предоставить это хэнсу, — вздёргивает нос Хосок, доставая красивый флакон и в руках его прокручивая. — Не за чем такому таланту пропадать. Генерал Бо зубами скрипит, рукоятку двумя ладонями обхватывает и с боевым кличем кидается вместе со своими солдатами на врагов. На дворцовой площади начинается самая настоящая битва. Здесь лучшие воины оружия скрещивают, звеня металлом и кряхтя. Чон Хосок лишь стоит, защищённый стражей, с высокомерием наблюдая за тем, как люди замертво падают и дерутся. Только, когда рядом не оказывается никого, он достаёт меч и отбивает удар нападавшего на него мужчину. И в следующий момент он глазами встречается с парой прищуренных в злобе. Генерал пихает локтем противника от себя, глядя лишь на одну цель, с грозным видом надвигаясь на него. Пара ударов, нападение и защита: Бо измученно дышит, а старческое тело тяжелеет. — Вы великий воин, генерал Бо, — проговаривает Хосок, — но и легендам пора уходить на покой. Ваш век подошёл к концу. — Чёрта с два я отступлю! — с рычанием тот накидывается на вздрогнувшего мужчину. Чон младший отбивает все удары, нанося свои и, ловко увернувшись, режет лезвием по его коленям, хмыкая и явное преимущество получая из-за его ловкости и прыткости. Через мгновение воин падает на спину, когда молодой мужчина с силой бьёт его в грудь, к груди подставляя острие. — Ваши последние слова, генерал. — Славься Император Чон Чонгук, — хрипит тот, специально глядя в раздражающиеся глаза напротив. И только принц заносит оружие, чтобы проткнуть того насквозь, прямо в его локоть прилетает стрела. Генерал не медлит — откатывается в сторону от упавшего меча на место, где секунду назад был он. Хосок вскрикивает и в шоке разворачивается, лицезря среди огня, дыма, трупов и сражающихся воинов статного жеребца, на котором восседает израненный мужчина, выкидывающий лук со стрелами, спрыгивая на землю. — Живучий ублюдок, когда же ты уже сдохнешь?! — выкрикивает в скрытом ужасе Чон младший, вытаскивая стрелу и подбирая лязгнувшее оружие. — На Чусоке тебя не убили, хэнсу предпочёл сбежать, а не помочь мне свергнуть тебя, посланные мною люди во дворец все пропадали, даже сейчас ты выжил! Что за чертовщина?! — Наш наставник Ким говорил, что я рождён под звёздами истинного правителя и воинственного тигра: думаешь, от меня можно так просто избавиться? — скалится Чонгук, сжимая рукоять, устрашающе надвигаясь на того. — Абсолютно все с детства не верили в меня, кроме нашего отца и одного лишь кисэн, считая бездельником и недостойным наглецом, но, проклятие, это мой трон по праву, мой дворец и мой хэнсу. А ты покусился на всё это, сукин ты сын! Он с рёвом бросается на, признаться, задрожавшего от страха Хосока, который с трудом его удары отражает. Но он видит, как тяжело дышит альфа, что, кажется, получил травму важного органа. Потому и старается ударить по местам, где кровью одежда пропиталась. Однако Чон старший уворачивается и мощно ударяет по животу брата, падающего на бок. А тот вдруг достаёт нечто из кармана и над землёй поднимает, готовый вот-вот бросить блеснувший сосуд. — Давай, подойди ближе и я разобью единственное, что может спасти его, — сипло говорит, видя замешательство в глазах замершего мужчины. И Хосок громко, обезумевши смеяться начинает, медленно поднимаясь на ноги, держа противоядие на вытянутой руке. — Как же ты слаб, братец, — всё ещё победно улыбаясь, произносит он. — Ты действительно готов пожертвовать собой ради какой-то шлюхи? — А как ты можешь считать себя мужчиной и достойным правителем? — холодным голосом режет без ножа Чонгук. — Используешь яд, шантаж и лживые диверсии. Сразись со мной один на один, прими мой вызов и получи престол в честном бою со мной. — Ха! Твои речи о доблести и мужском слове — пустое место, — прищуривает злобно, кивая на оружие. — Брось меч и встань передо мной на колени, Чонгук. Тот уничтожающим взглядом его испепеляет, рвано дышит и напрягается, стискивая рукоять. Младший брат пригрожает ему флакончиком, встряхнув и чуть-чуть пальцы разжав, отчего другой дёргается было вперёд, но вовремя себя сдерживает и отшвыривает оружие. — Ты будешь плеваться землёй и кровью в моих ногах, Хосок, — злостно процеживает через стиснутые зубы Император, стойко держа спину ровно. — У тебя не то положение, чтобы угрожать мне! — срывается на крик дёргающийся от ужаса, который испытывает перед столь властным и опасным альфой. — Ты не достоин управлять этим государством! Не достоин Чимина, этой прекрасной розы императорского дворца! Он… он должен был стать моим… Чонгук глаза округляет, с толку сбиваясь от этих слов, пока собственное сердце в страхе сжимается за своего больного омежку, нуждающегося в противоядии, в то время как он беспомощно смотрит на отчаявшегося за свою жизнь брата, держащего в трясущейся руке ценный сосуд. — Но теперь я избавлюсь от тебя и заполучу себе и Империю, и хэнсу, — кривит губы в ухмылке тот. — Он мой… — рычит было Император, как его сразу прерывают. — Он лишь шлюха для тебя! Всегда был твоей куклой, с которой ты играешь и трахаешь… У Чона злость внутри возрастает и болью пронзается грудная клетка, как вдруг взгляд цепляется за движение сбоку, где генерал Бо, что ближе подполз, внезапно вонзает кинжал в ногу врага. Вместе с криком Хосока альфа подлетает к нему и бьёт кулаком в челюсть, подхватывая выскользнувший из пальцев флакон. Он получает такой же удар и шатается от ранее полученных ран, пока брат выхватывает ещё одну некую колбочку и выливает содержимое в лицо старшего, что тут же скривилось в болезненном ощущении. Император закрывает его ладонями, назад отскакивая и чувствуя, как жидкость разъедает кожу на линии челюсти и шее. Он крепко сжимает в руке столь драгоценное противоядие, чувствуя ещё один удар в живот. Но мужчина быстро волю в кулаки собирает, блокируя руки противника, нанося удар в несколько раз сильнее, чем ему. Чонгук срывается, не щадит, бьёт одним кулаком Хосока и ногами, другую руку с флаконом к себе прижимает. Пяткой проходится прямо по его носу, и он перекидывает альфу через себя, укладывая на лопатки и его лицом проходится по земле, с силой припечатывая. — Кто он для меня — это лишь моё дело, — грубо процеживает Император, ударяя того головой о землю несколько раз. — А тебя я признаю предателем государства, врагом Империи и приговариваю к смертной казни, Чон Хосок. — Братоубийца, — хрипит тот, выплёвывающий кровь. — Способен запятнать руки братской кровью? Это злит ещё больше, и альфа носком ботинка перекидывает его на спину, одновременно с тем хватая свой меч с земли. В его взгляде зверство бурлит и затмевается зрачок незрячей пеленой, что даже услышанные слова кажутся точно из вакуума. — Господин Чон, не надо, не берите на себя такой грех, — хрипит раненный генерал, с расширенными глазами глядя на него. — Ты погубишь Империю, — всё ещё не унимается Хосок. — Этот омега уже не сможет родить тебе наследника, как ты этого так яро желал — яд об этом позаботился, — мерзкий смешок издает, продолжая: — А совсем скоро сляжешь от болезни, от которой окочурился и твой папаша. Эта болезнь передаётся от первенца к первенцу, ты не знал? И за собой в прах ты поведёшь и государство… — Сволочь! — свирепо кричит Чонгук, высоко занося сверкнувшее лезвие, действительно готовый стать убийцей человека одной крови. Как вдруг до него доходит зов учёного Намджуна, отчаянно кричащий что-то о Чимине и руки с мечом на полпути застывают к еле-еле дышащему брату. Он, почему-то, медленно разворачивается, сразу же натыкаясь озверевшими глазами на встревоженного Кима и на с трудом удерживающегося на слабых ножках юношу с трупным оттенком кожи и посиневшими губами. — … он умирает, ваше высочество! — кричит некогда его наставник, что больше не мог удерживать обмякшего омегу, вместе с ним оседая наземь. Чонгук больше ничего не слышит. В ушах звенит собственное сердцебиение. Физическая боль от всех ранений, порезов и ожога на лице и шее меркнет. Затуманенный, какой-то неосознанный взгляд ловит собой затухший и безжизненный упавшего набок хэнсу. Он не понимает даже, что Намджун трясёт его, просит в себя прийти и спрашивает нечто про противоядие, выпаливая, что лекаря убили, а жизнь больного иссякает. Стук собственного сердца и тяжёлое дыхание — как заводящий механизм, приводящий в движение. И Чонгук делает небольшой шаг, после ещё быстрее и быстрее, срываясь на бег, выпустив из рук свой меч. Им моментально овладевает леденящий душу страх, когда вблизи он видит лицо Чимина, когда плюхается рядом и на себя его тянет, умещая меж своих ног, укладывая его голову на свою грудь. И возвращаются все посторонние звуки: горящие доски, что тушат люди, агония военных и плач придворных дам. В то время как единственное, что Император желает слышать — это дыхание и сердцебиение умирающего на его руках омеги. — Держись, только держись, Чимин, — шепчет альфа. — Изви… извини меня, — болезненно хрипит юноша, ощутимо обмякая в его объятиях. — Не смей извиняться, чёрт возьми! Не смей сдаваться и умирать, ты меня понял? — скользкими от крови руками он пытаясь быстро открыть флакон, который, точно на зло, не поддаётся. — Я так бесился, когда ты называл меня своей пташкой, — собрав оставшиеся силы, он приподнимает уголки потрескавшихся, даже почерневших губ, тонкую ручонку подняв, чтобы дотянуться до лица мужчины, — но... ты можешь ещё раз так назвать меня?.. Император полностью замирает, как и его сердце, как и весь его мир. А после внутри всё на осколки бьётся, когда голова кисэн склоняется вниз вместе с его упавшей ручкой. Чонгука передёргивает, и он громко ругается, пока с рычанием, наконец, срывая злосчастную крышечку. Бережно придерживая Чимина за подбородок, его губы раскрывает и вливает в рот всё содержимое до последней капли. — Прошу, очнись, — загробным голосом хрипит Император, не дыша совсем и не двигаясь, лишь крепче стискивая в своих объятиях хрупкое тельце, — моя пташка. Моя прекрасная маленькая пташка, услышь меня… Он глаза жмурит и губами прислоняется к макушке, целуя заплетённые тёмно-серые волосы, пока до него ещё только доходит осознание. И осознание это обрушивается на него самым неожиданным обвалом скалы, отделяя его разум, попавший под влияние родителя ещё в детстве, и сердце, разрывающееся от каких-то сильных чувств, которые будто заставляют кричать и метаться. Ведь сейчас Чимин, такой безжизненный и обмякший, похож на самую настоящую куклу, и Чонгуку безумно больно от этого. Он не желает, чтобы хэнсу был такой его куклой, совершенно не считает его своей шлюхой. И теперь абсолютно теряется, так и не понимая, кто он для него. Подрагивающие пальцы сами по себе в слепой надежде лезут выше на шею юноши, покуда в глазах так предательски щиплет. И они резко расширяются, когда подушечки нащупывают там слабый пульс, означавший биение этого крохотного сердечка под рёбрами.