ID работы: 9604274

panacea

Слэш
NC-17
В процессе
6
автор
Размер:
планируется Макси, написано 113 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
6 Нравится 4 Отзывы 3 В сборник Скачать

Harry's past

Настройки текста
Примечания:
Август, 2014. Я в гневе, ужасе, ненавистью охвачен. Я хочу убить кого-нибудь. Хочу кричать. Злиться. Лить слезы в тридцать три ручья. Уничтожать. Я хочу на осколки разлететься. Разбиться. Распасться. Исчезнуть. Молчу. Все, что я ощущаю — это темно-коричневый. Я прогнившее дерево рамы окна с треснутым стеклом и облезлой краской. Я ледяной зимний дождь посреди ночи. Я — хор, и моя церковь горит. Моя церковь пала, пока я молился о грешном, пока свечи ставил за то, что нельзя, за то, что в списке семи прописано. Моя церковь пала, и я вместе с ней. Я святой в аду и грешник на просторах рая. Я — разбитое зеркало, и я — яд крысиный. Я птица со сломленным крылом, ворона без клюва, синица без гнезда. Я — корабль, и здесь нет причала. Я богатый и банкрот. Я тот, о ком не рассказывают, тот, о ком говорить нельзя. Вдох. Кислород окисляет мои легкие, задерживается там совсем ненадолго и исчезает в облике углекислого газа. Признаться, я дерьмов в химии. (Признаться, я дерьмов в жизни.) Мать бегает из угла в угол, произносит, наверное, миллион слов за секунду, судорожно бросает вещи в чемодан, и папа неловко улыбается. Прикосновение рукой к щеке, его глаза напротив моих, "не переживай, это ненадолго". С такой нежностью смотрит, сожалеет... Сладкая ложь, в которую я не могу поверить, но верить в которую я так хочу. Выдох. До десяти. Раз. Два. Слишком медленно. Гудение в голове, истеричная улыбка и я не понимаю. Вернее, не могу понять. За что со мной так? Почему? Разве это справедливо? Три. Четыре. Почему? Пять, шесть, семь. "Хей, слышишь? Все будет хорошо". Слова раздаются эхом в моей голове, и он целует мой лоб. Восемь, девять. Прошу тебя, не уходи. Не могу. Я больше не могу так. Десять катится слезой по моей щеке, оставляет мокрый след, марает папину рубашку, и я утыкаюсь носом в его шею. "Пожалуйста, не уходи". Не помогает. Хлопок по спине и смазанная помада матери на моей щеке. Они отходят к двери. Замочная скважина и щелчок поворота ключей. — Ну, все, не раскисай, ты же знаешь, что мы ненадолго. — Я же знаю, что ты врешь. — Всего лишь маленькая командировка и обратно. Поднимайся к себе, тебе нужно готовиться к проекту. Дядя Хэнк, — Которого я ненавижу больше всего на свете. — позаботится о тебе. — Мама? — Перебиваю, прерывисто выдыхаю, и мой голос дрожит, — вы ведь, с папой, любите меня? — Умоляю, соври мне. Скажи мне то, что я так хочу услышать. Скажи хотя бы напоследок. Скажи мне это в первый раз. Мотает головой, кивает и растерянно улыбается. И я знаю ответ. И мне больше не нужна правда. Только не молчи. Пожалуйста. Нет. Нет... Выходит, а водитель катит чемоданы вслед за ней. Тишина. Хлопок двери и шлейф духов, чей аромат я так ненавидел. Тишина и шлейф духов, чей аромат я бы хотел запомнить навсегда. Чувствую, как трещит по швам мое сердце. Мама? Мамочка? Нет-нет-нет. Вернись. — Гарри, — начинает отец, и я вздрагиваю, — мальчик мой, послушай, — берет меня за руку и едва улыбается, молчит. Смотрит не на меня, а сквозь, изучает черты лица, будто видит впервые, разглядывает плечи, скулы, будто хочет запомнить навсегда, будто тянет время, будто не хочет уезжать. Пожалуйста, останься? Смотрит в глаза, и током прошибает. Крепко-крепко обнимает. Отстраняется. — Ты справишься, все будет хорошо. Будь сильным, малыш, и ты все сможешь. — Останься. Мне больно видеть его таким, и я закрываю глаза. Молю его. Прошу. Чувствую, как дрожат мои ресницы. Пожалуйста? — Я все знаю, папа. Я знаю, что больше не увижу вас, — вдох, дрожь, выдох, — я слышал ваш разговор прошлой ночью. Просто хочу знать... почему? Почему все так? Я ведь могу все исправить, могу измениться. Просто скажи, что я сделал не так? За что мне это? Почему вы оставляете меня? — Я не хочу оставлять тебя, Гарри, но я должен ехать с твоей мамой. — Ты ничего ей не должен. Меняется в лице, играет желваками. Ошибка. Мне не нужно было этого говорить. Вздыхает, кивает и направляется к двери. — Я люблю тебя, — произношу, и он останавливается, мотает головой и не поворачивается ко мне лицом. Вздыхает, хлопает дверью, садится в автомобиль, а у меня мир весь рушится. Я не верю, не понимаю. В чем моя вина? Моей любви недостаточно. Подхожу к стеклянной двери, прислоняюсь лбом и наблюдаю за тем, как машина исчезает за поворотом. Холодно. Так холодно... меня сковывает изнутри, я кусаю губы и чувствую струи слез на своих щеках. Не могу остановиться, не могу заставить их перестать течь, не могу даже вздохнуть нормально. Захлебываюсь, бьюсь головой о стекло, отхожу и запускаю в него фамильную вазу. Она, кажется, прабабушки. И к черту ее. К черту весь мир. Смотрю на свои руки. Это симуляция? Я не чувствую ничего. Ваза разлетается на мелкие осколки. Туман застилает глаза. Ничего не вижу, ничего не слышу. Мне нужны сигареты. Нужен огонь. Нужно расслабиться. Нужно дышать. Вдох. И нужно ли? Не понимаю. Сбиваюсь с собственного пути, блуждаю по дорогам разума, пытаюсь найти выход, не нахожу. Вдох. Вдох. Легкие кажутся такими большими. Вдох. Болят. Во мне что-то сломалось, мне нужна калибровка, я разучился дышать. Господи... Все плывет, и я теряю связь с реальностью. Держусь за тумбу, шатаюсь и больше не могу ощущать цвета. Серый. Ярко-черный. Белый. Пустота. Хватаюсь за зажигалку, пытаюсь нащупать сигареты, взрываюсь в очередном приступе рыданий. Скатываюсь по стене вниз, обнимаю колени и расцарапываю кисти в кровь. Так больно... Затылок о стену. Ярко-красный. Пальцы дрожат, и я щелкаю ими по зажигалке. Ничего не вижу, роняю сигареты. Мысленно кричу. Мне страшно. Мне нужна помощь. Я не понимаю, что происходит. Папа? Мамочка? Я ненавижу вас. Пустота, и только пелена перед глазами. Мне некуда бежать. Падаю на бок и щелкаю зажигалкой. Ярко-черный, белый и серый. Ни-че-го. Сжимаю белую пластмассу и наблюдаю за огнем. Он на вкус как жизнь и зеленым цветом отдает. Красиво. Прикрываю глаза, поджигаю стоящую напротив тумбу, а огонь переходит на стол, шторы, и я улыбаюсь — больше не так холодно. Теперь спокойно... теперь хорошо... и если бы только так было всегда...

***

Открываю глаза на руках у Хэнка и не понимаю, почему все пялятся. Наш дом... кухня охвачена огнем, люди в костюмах пожарных... мальчик, с ужасом глядящий на меня... Его, кажется, Найлом звать. Отлично, теперь слухов в школе мне точно не избежать. Этого только не хватало... Хэнк сажает меня в карету скорой помощи, и от меня что-то хотят фельдшера. Все плывет. Я слишком устал. Мне нужен сон.

***

10.17.2014. Эмм, я решил завести дневник. У меня всегда был страх портить чистые блокноты, думал оставлять их для чего-то особенного, но ничего такого не происходило ни разу, поэтому я здесь, и я мараю чернилами эти белые листы. Сегодня... не знаю, сколько прошло. Кажется, несколько месяцев. Я потерялся во времени. Сейчас октябрь. В голове все гудит, мысли путаются все сильнее с каждым днем. Я начал употреблять... не знаю, мне страшно. Не думаю, что стану зависимым и все такое, просто... это не мое. Это не про меня. Я хочу перестать, но... я не... черт. Не могу закончить мысль. Я просто не хочу, чтобы было как прежде. Не хочу снова это чувствовать. Я познакомился с одним парнем. Его зовут Джим. Кажется, это было в сентябре... или конце августа. Я не помню. Он подгоняет мне наркоту. Не знаю, мы, наверное, друзья или типа того. Он должен прийти совсем скоро. Надеюсь, он останется на ночь, потому что я больше не могу спать один. Когда он рядом все немного спокойнее. 11.28.2014 Айф показывает двадцать восьмое... я не писал полтора месяца или типа того. Я перестал нормально жрать, перестал ходить в школу. Каждый день все по-разному. Я испытывал разные эмоции, но почти все они были тяжелыми. Я злился, рыдал навзрыд, отстранялся, избивал себя в истерике. Иногда я был счастлив, но это было во время трипов, так что не уверен, что это считается. Так вот, о чем я. Мне кажется, сегодня я пришел к смирению. Я бы очень хотел, чтобы мама с папой вернулись, я бы хотел обнять их как прежде, но... разве я могу что-то сделать? Ничего. Я пытаюсь связаться с ними, пишу им, прошу вернуться... они даже не читают. Блять. Я стараюсь, стараюсь, стараюсь, но ничего... Я стараюсь быть самым лучшим для них, спрашиваю, как они, каждый день и веду себя идеально, в надежде, что Хэнк им расскажет. Я пытаюсь быть достойным их любви и иногда мне кажется, что у меня даже получается, но каждый раз, когда я делаю шаг вперед, меня будто отшвыривает на двести назад. Но я не перестаю идти. Вчера мне показалось, что я продвинулся, что я смог стать лучше, потому что Хэнк похвалил меня. Мне показалось, что я сумел добиться от него доброго слова обо мне для них. Вчера я засыпал с предвкушением увидеть их сообщение, когда проснусь, или услышать звонок, но сегодня... ничего из этого не произошло. У меня словно камень на душе, ощущение, будто я скатился с горы, подняться на которую стоило мне так много... Мне так сложно все это дается. Я стараюсь, стараюсь, стараюсь, но ничего. Мне сложно, мне очень сложно, и я устал. Я молю о том, чтобы они сделали хоть полшага навстречу, чтобы хоть чуть-чуть постарались вместе со мной, потому что я уже чувствую какое-то истощение. Я чувствую истощение, но я не сдамся и буду бороться за их любовь. Я не допущу, чтобы это действительно оказался конец. Мне так плохо, что уже никак. 01.26.2015 Я говорю "хорошо", но на самом деле нет ничего хорошего. Я хочу сказать много чего, хочу выговориться, но просто не вижу в этом смысла, потому что мне кажется, что в ответ все просто промолчат и всё. В последнее время нахожу странным выражение своих чувств. Я чувствую себя глупым ребенком, когда мне больно. Я должен казаться сильным, потому что иначе это все просто глупо. Все глупо. Зацикливаться глупо, глупо накручивать себя, глупо, блять, все, но это дерьмо — часть меня. Я стараюсь говорить себе, что могу выбирать свои эмоции. Стараюсь быть сильнее, как пишут во всех книгах и соцсетях. Стараюсь, потому что общество не терпит слабаков. Мужчины не плачут. И я знаю, что и я не должен, но иногда мне кажется, что, быть может, я все же не обязан быть таким, каким меня хотят видеть. Не всем суждено быть сильными. Иногда я думаю, что все в порядке, если я не такой, все в порядке если я разваливаюсь на кусочки дважды в день. Мне кажется, это нормально. И, возможно, мне не стоит осуждать себя за это. Я должен быть в маске сильного человека со всеми, но, возможно, ее можно снимать, когда я остаюсь наедине с собой. Папа, ты просил меня быть честным и открытым с тобой, не бояться рассказать тебе все, что у меня на душе, и я бы действительно хотел поделиться с тобой этим сейчас, но я так боюсь снова встретиться с тишиной. Я боюсь снова оказаться игнорируемым. Я не писал тебе уже около месяца, потому что ты не ответил ни на одно сообщение со дня переезда. Мне почему-то кажется теперь, что ты все знаешь и осуждаешь меня (ровно, как и мама) за то, какой я. У меня никогда не было друзей, кроме тебя, поэтому самим собой быть я мог только с тобой, но сейчас у меня ощущение, что и для тебя я не могу снять свою маску. Правда, я пытался стать сильным по-настоящему, пытался хотя бы смириться, но у меня не получилось. 01.27.2015 О ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ БЛЯТЬ!!!! ХЭНК ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛ, ЧТО ОНИ ПЕРЕДАВАЛИ МНЕ ПРИВЕТ! Я ТАК СЧАСТЛИВ! ТАК СЧАСТЛИВ! ТАК СЧАСТЛИВ! 02.20.2015 Я думал, что что-то изменится, но с того момента не происходило ровным счетом ничего. Только тишина. Тишина, в которой они вновь оставили меня. Значит ли это что-то? Не знаю. Я не хочу и не собираюсь предполагать. Мне так одиноко и горько. Я тоскую каждый день. Теперь мне кажется, что нет ничего такого в этом. Эмоции есть у всех. Блять... Иногда мне становится так обидно на то, что они не тоскуют по мне в ответ. Я чувствую, что... не знаю... мне кажется, я хотел бы, чтобы они тоже хотели говорить со мной так же сильно, как и я, и я хотел бы, чтобы они давали о себе знать так же часто, как это делаю я, но я пришел к мысли, что все в порядке, если они не скучают по мне. В порядке ровно, как и то, что это ранит меня, ведь это нормально, что мне больно из-за того, что моим родителям на меня плевать. И я не злюсь на них или типа того, все правда хорошо. Может быть все и должно быть так, просто мне больно из-за того, что я знаю, что может быть иначе. Я вижу, как мила с Джимом его бабушка, вижу детей, гуляющих на улице с отцами, и я... не знаю... это разбивает мое сердце. Блять, мне просто очень плохо в такие дни как этот, и я ненавижу проживать их. Я просто... так сильно нуждаюсь в своих родителях... так сильно... скорее всего они не нуждаются так же во мне. Я даже знаю наверняка. Уверен в этом. Но ничего. Все в порядке. У меня есть смирение. Смирение мой лучший друг в последние месяцы. 03.03.2015 Мне так блядски страшно верить в то, что все будет хорошо. Так блядски страшно верить во что-то в принципе, потому что это может меня сломать, но и не верить я не могу. Я запрещаю себе мечтать. Это такой парадокс... смирение... принятие... блять... Я зациклен, ни о чем не могу другом думать. Я не разряжаю свои эмоции. У меня сильный стресс. У меня страх... я боюсь, и он меня поглощает, сковывает... я так устал. Я оставил последние силы в этой записи. Я так больше не могу. Мне нужен меф. 04.21.2015. Эм, не знаю, как начать. В какой-то момент мне стало неловко писать обо всем сюда. Понимаю, никто не прочтет, но... мне стыдно, перед самим собой, наверное? В моей голове все так запутано. Не уверен, что могу нормально соображать сейчас, поэтому и пишу какой-то бред... Я просто хотел бы делать записи идеальными с точки зрения... не знаю, блять, чего. Я просто хотел бы, чтобы что-то в своеобразном порядке было бы хотя бы здесь, на бумаге. Я чувствую себя таким одиноким. Будто бы есть только я один на всей планете. Нет, не так. Будто даже меня нет. Будто ничего нет. Я в больнице. Хотел... покончить с собой. Мне трудно это писать. Трудно рассказывать об этом. Даже самому себе здесь. На самом деле я ни с кем не разговариваю. Какой-то мужчина, кажется, врач, приходил и пытался поговорить со мной, сказал... что станет лучше если я перестану молчать, что он поможет мне, но я... не знаю, я просто не могу. Это сложно. Мне тяжело. Будто внутренний барьер какой-то. Не знаю... Я решил попробовать поговорить хотя бы с самим собой, поэтому пишу это. Джим пришел раньше, поэтому я все еще здесь. Наверное, не заперся. В следующий раз буду умнее. Нахожусь в какой-то апатии. Это так называется? Я ничего не чувствую. Мне ни хорошо, ни плохо, мне никак. Я просто смотрю в одну точку на потолке палаты уже который день, и я не хочу есть, не хочу пить, я ничего не хочу. Иногда смотрю через окно в коридор, наблюдаю за тем, как носятся в разные стороны врачи и медсестры... никаких эмоций. А этот чувак в белом халате... постоянно пытается вытащить из меня что-то, заходит, задает тупые вопросы, хоть и знает, что ответов не последует, выходит... Это его работа? Я так хочу исчезнуть... Он думает, я не знаю, что ему на меня наплевать? Все, что ему нужно — его зарплата, ему нет дела до меня. Глупо... Я так хочу к папе... и к маме... может быть, она все-таки смогла бы меня полюбить, если бы я стал для нее достаточно хорошим? Я знаю, что все из-за меня... но я не знаю, как исправить себя. Она просто хотела лучшего для меня, не понимаю, как я мог быть таким неблагодарным... почему, я считал ее поступки ненормальными, сравнивал с кем-то другим... Да, другие мамы не запирают детей, не бьют их, но не всем же быть святыми. Она просто хотела, чтобы я был идеальным, и у меня не получалось. Здесь нет ее вины, проблема только во мне. Блять... я бы все отдал сейчас, чтобы только обнять ее. Так хочу к своим родителям. Я видел в коридоре, как к девочке из соседней палаты приходили ее... до этого момента думал, что не способен на зависть. Я так сильно возненавидел ее в тот момент... как ей только удалось быть идеальной? Почему у нее получилось доказать своей матери, что она достойна ее любви, а у меня нет? Почему? Почему? Почему? Почему я такой? Я так устал... думаю, если бы мама спросила, почему я сделал это... я бы не смог ей признаться, потому что ей было бы больно. Не хочу, чтобы она знала, что это связано с ней, с их переездом... Я так скучаю... Наверное, она сейчас разочарована моими жалкими попытками уйти из этого мира... разочарована мной... Почему я не могу быть нормальным? Почему вообще все так?Хотя мне как-то уже плевать. Сегодня я решил, что доведу это дело до конца. Им будет лучше без меня, как бы я не хотел обратного. Они не... Нет. Я не могу. Не могу этого произнести. 05.25.2015 Я настолько тощий, что выгляжу как больной туберкулезом. Не знаю, куда себя деть. Джим не отходит от меня. Я ничего не могу сделать. Не могу даже покончить с собой. Я так жалок. Я просто хочу, чтобы они вернулись. Блять, пожалуйста... мне так нужно это... мне нужны они. 06.13.2015 Джим так заботится обо мне... он действительно хороший. Забавно, я считал его совсем другим, когда мы только познакомились. Думаю, теперь я знаю, что такое дружба. Наверное, мы лучшие друзья. Возможно, если я не могу жить ради себя, мне стоит попытаться жить хотя бы ради него? 06.18.2015 Ну почему? Почему я думаю об этом? Почему я хочу убить себя? Это же ненормально. Почему я не могу быть нормальным? Почему у меня перед глазами игла? Почему? Почему? Почему? Я просто хочу быть счастливым. Почему, блять, все так? Сотни тысяч почему. Почему я такой? Я не должен быть таким. Я хочу быть нормальным. Я не хочу больше боли. Я не хочу. Пожалуйста. Хватит. Мне нужна помощь. Мне так страшно... чертовски страшно... почему блять... почему это все происходит со мной... я боюсь, что сделаю это. Сделаю снова. Это как навязчивая идея. Я не вижу другого выхода. Мне так плохо, блять. ТАК ПЛОХО. 06.18.2015 Меф — мой лучший друг. 09.15.2015. У Хэнка, оказывается, есть дрянь, и он разрешил мне брать ее бесплатно с условием, что построю на этом мини-бизнес и не буду употреблять. Какой глупый. Наркоманы не держат обещаний. Но я хочу съездить к родителям, поэтому толкать чувакам из школы я все же начал. Нужно собрать денег. Хэнк заблокировал все мои счета после больницы, чтобы я не смог покупать себе наркоту. Забавно, он думал, что это сработает... Ладно, не хочу писать об этом дерьме. Думаю, накоплю к октябрю и поеду к ним. Надеюсь, они примут меня. 09.28.2015 Блять... я в больнице. У Джима передоз. У его бабушки нет денег, чтобы оплатить медицинскую помощь, а я скопил ровно столько, сколько нужно для него. Разве я мог не помочь? Разумеется, я отдал эти деньги. И я знаю, что поступил правильно, знаю, что другого варианта просто не было, но мне так больно от мысли, что я не смогу увидеть папу с мамой... я так скучаю по ним. Я так люблю их... 10.05.2015 Хэнк говорит, что я не нужен им. Смешно... будто я сам этого не знаю. 10.16.2015 Джим теперь в завязке, не употребляет с момента передоза. Я бы тоже хотел завязать, но я просто не справлюсь без наркотиков. Кстати, недавно подсел на это олдскульное дерьмо, геру, а этот балбес не перестает угорать над этим... Джим такой придурок, но я так люблю его. 11.25.2015 Я попробую это сказать. Я не знаю. Я не могу. Я не верю. Джим умер. Блять? Это случилось... не знаю, как давно... я потерян во времени... кажется неделя или полторы... я... я не знаю, что делать дальше... я не думал, что он был так важен для меня... мне нечего сказать... не могу думать, мысли не вяжутся... я потерял его... я не успел... я не смог спасти его... я не успел. Джимми-Джимми... вернись ко мне... пожалуйста. Я люблю тебя. 12.25.2015 Я ненавижу Рождество. 03.02.2016 Блять, если бы я только не опоздал в тот вечер к Джиму... 03.26.2016 Дерьмо, я так скучаю по нему... я должен был успеть спасти его. 05.01.2016 Меня положили на реабилитацию, чтобы я завязал, потому что Хэнк спалил меня. Я ненавижу это место. Как я понял, здесь не только с наркоманией борются. Многие ребята лежат с какими-то расстройствами. Проблемы с наркотиками только у меня одного. Как же я хочу сбежать... Эти люди так чужды мне... Я говорю через силу и вру врачам. Когда это уже закончится... сегодня был только первый день. Хэнк сказал, что будет лучше, если по выходе я перееду обратно в тот дом. С каких пор он волнуется обо мне? Я не хочу переезжать. Там слишком много пространства для меня одного. Ладно, об этом думать пока рановато. Сейчас моя главная проблема заключается в том, что я не знаю, где взять бумагу, чтобы рисовать. Я не хочу делать это в этом блокноте, потому что... здесь только слова. Пойду прошвырнусь по коридору, может смогу раздобыть листы где-нибудь. 05.03.2016 Каждый день в столовой ко мне подходит один парень и пытается заговорить. Иногда он садится рядом и просто молчит, иногда что-то рассказывает. Я никогда не отвечаю ему. Не улыбаюсь. Не взаимодействую с ним. Мне не нужны друзья. Я больше не завожу друзей. Сегодня он предложил мне нечто странное. Сказал, что собирается выйти на крышу, и позвал меня с собой. Я должен быть у его палаты ровно в одиннадцать, если захочу пойти с ним. Не знаю... как я смогу пройти через пост после отбоя? Да и разве крыша не закрыта? Впервые за последний год чувствую заинтересованность. 05.04.2016 Я встретился с ним. Вчера ночью. Он закатил глаза, когда увидел, что я не взял себе плед, и нам пришлось сидеть под одним, потому что было довольно холодно. Оказалось, он стащил запасной ключ, когда был здесь в прошлый раз. Мы молчали почти все время, но... не знаю, мне было комфортно с ним. Я смотрел на небо, слышал звук машин где-то вдалеке и было так спокойно на душе. Не помню, когда в последний раз было так. Сегодня пойду туда с ним снова. 05.10.2016 Калеб... так его зовут. Я стал спать днем, потому что каждую ночь провожу с ним. И мы... буквально ничего не делаем. Мы сидим на крыше, смотрим на небо, иногда на то, что происходит на улице, молчим. Ничего особенного, но мне хорошо рядом с ним. Возможно, мне следует представиться тоже? Может, мне стоит заговорить с ним? Наверное, он молчит именно поэтому. Не хочет давить своими разговорами. 05.11.2016 Я заговорил с ним. Он так обрадовался. У него красивая улыбка. И вообще он довольно красив. Я стал замечать это. Не знаю, почему. Я хотел говорить с ним всю ночь, но мое имя — единственное, на что меня хватило. Может, в другой раз? 05.12.2016 Он не вышел ко мне вчера. И сегодня тоже. Я не вижу его в коридоре и столовой. Меня это напрягает. Я волнуюсь. Не мог же он испариться. 05.13.2016 Я надеюсь, он в порядке. Я как-то слишком много думаю о нем, нарисовал уже три его портрета. Странно себя чувствую, со мной такое впервые. 05.15.2016 Я наконец увидел его. В столовой. Он ничего не ел, просто смотрел на меня, но тот факт, что он в порядке... У меня словно камень с души упал. Я даже обнял его на эмоциях. Он такой хрупкий, как фарфоровая кукла. Я бы не подумал, что он настолько худой под его безразмерными вещами. Мы не сказали друг другу ни слова, но он не отстранился, не выполз из-под моих рук, а обнял меня в ответ. Было так хорошо. Сегодня мы снова пойдем на крышу, и я все разузнаю у него. 05.18.2016 Как же с ним хорошо... я словно чувствую себя как дома. Так странно... разве человек может быть чьим-то домом? 05.21.2016 Я не могу поверить в то, что пишу это, но... мы с Калебом поцеловались? Я ничего не понимаю... что между нами происходит... разве мы не друзья? Мне так страшно... что, если я влюблюсь? Боже, почему я думаю об этом? Я же не гей. Просто случайность. Ладно, это странно. Странно, потому что мне понравилось целоваться с ним. Но я не гей. Как вообще люди понимают свою ориентацию? Раньше меня не тянуло к парням, но и к девушкам я влечения не испытывал тоже. Все так сложно... наверное, я просто должен поступать так, как велит мне сердце. В любом случае, нет ничего плохого в том, чтобы любить свой пол. 05.22.2016 Он такой хороший. Весь мир рядом с ним становится на свои места. Я хочу поцеловать его вновь. Возможно, он и правда нравится мне. 05.24.2016 Мы целовались всю ночь и его губы на вкус как арбузный сахар. 06.06.2016 Я давно не писал, потому что был слишком увлечен Калебом. Мы проводим буквально все время вместе. С ним хорошо, с ним я как дома. Мы занимаемся сексом и целуемся каждый день. Наверное, теперь мы вместе. Не очень хочу заморачиваться по поводу своей ориентации. Зачем вешать на себя ярлыки, если можно просто быть с тем, кто любишь? Стоп, любишь...? Я не имел ввиду этого. Точнее... не думал об этом. Я люблю Калеба? Однажды мой психотерапевт сказал, что о чувствах не думают, чувства чувствуют. Возможно, мне просто стоит прислушаться к себе? Что я ощущаю? Какой я с ним? Я ли настоящий или это моя очередная маска, тип личности, специально созданный для него? Знаешь, дневник, я никогда не был ни с кем более самим собой, чем с ним, и я чувствую себя счастливым в его руках, я чувствую себя так, словно мне больше не надо никуда бежать, словно моя душа нашла покой. Это ли любовь? Люблю ли я его? Безусловно, да. 06.07.2016 Скоро нас выпишут, и мы хотим сбежать вместе после реабилитации. Я знаю, что Хэнк не допустит Калеба в моей жизни. Знаю, как он относится к таким как я. Но разве мы выбираем, кого любить? Гомофобия... это так странно. В любом случае, у меня нет другого выхода. Знаю, прозвучит сопливо, но все, чего я хочу сейчас — это быть с ним. У нас есть немного времени, чтобы все спланировать. Я попросил Хэнка купить мне машину. Сказал, что хочу сдать на права, когда выйду, он поверил. Довольно стремно просить у него что-то, но нам нужно уехать, а Калеб не из штатов, поэтому здесь у него ничего нет. Я пока не разбираюсь в этом, поэтому оставил выбор автомобиля за ним. Он остановился на макларене, рассказывал, что любил гонять у себя дома. Впервые у меня будет что-то настолько дорогостоящее, но для Хэнка это совсем ничего. Иногда я думаю, хотел бы и я быть таким богатым. Я же сам ничего не добился, эти деньги, они моей семьи, но... построить империю чужой зависимости я не способен. 06.08.2016 Нас обоих выпишут на днях, если все будет хорошо. Должны выписать. Сегодня нас застукала одна девушка... я видел ее раньше, она ошивалась рядом с Калебом. Тупица. Может, теперь она поймет, что он занят? 06.19.2016 Я не знаю, с чего начать. Раз уж этот блокнот — мое раскаяние, место моей исповеди, голой правды, то я должен написать о произошедшем и здесь. Хотя на самом деле, мне просто нужно с кем-то поговорить. Мне нужно выговориться. Ладно. Это сложно. Блять. В общем. Я чуть не убил человека. Ту девушку, о которой писал в прошлый раз. Я потерял контроль, и я клянусь, я не знаю, как это вышло. Я никогда не проявлял жестокости прежде, тем более, блять, такой. Я не помню практически ничего, лишь то, что чувствовал в этот момент. Если бы не Калеб, я бы не смог остановиться. Блять, мне так страшно, и я не могу перестать рефлексировать. Я избил ее до полусмерти, и я не чувствую раскаяния. Я не сожалею. Потому что она натравила на Калеба своих гомофобных дружков, потому что они избили его, и потому, что изнасиловали бы, приди я позже. Она заслужила все дерьмо этого мира и даже целый ад, но я не могу перестать думать о том, что и я заслуживаю теперь целый ад тоже. Я чуть не убил человека, и я не знаю, как теперь мне с этим жить, потому что, да, это ужасно, но ужаснее то, что мне не жаль. 06.21.2016 Мой терапевт всегда говорил: "Не имеет значения, сколько времени ты не принимал, каждый день ты просыпаешься, и твоя борьба начинается сначала". Я прокручивал эту фразу в голове постоянно, стоило мне только остаться наедине. Я представлял Анджелину Джоли, Роберта Дауни-младшего, Элтона Джона. Сражаются ли они за чистую жизнь до сих пор? И легче ли им? Мне так хотелось верить, что да. Я пытался найти в этом какую-то помощь, когда становилось уж очень тяжело. Я не употреблял ровно пятьдесят дней. Удивительных, странных, необычных пятьдесят дней моей жизни. Прежде я думал о том, какой она может быть без наркотиков, и в голове была одна сплошная серость. Нет, я не из тех идиотов, которые считают себя богами из-за того, что им открыт этот... мир, расширяющий границы сознания, недоступный простым смертным... или как эти придурки там его называют. Если честно, сейчас вообще не соображаю, что пишу. Мне трудно сфокусироваться, трудно вспомнить некоторые слова. Я будто... запинаюсь у себя же в голове. Дерьмово звучит. Ощущается еще хуже. Так вот, я не из таких. Просто думал, что не смог бы справиться, но появился Калеб, и, признаться, на какое-то время я о наркотиках позабыл вообще. Это далось мне легче из-за препаратов, которыми меня пичкали здесь. Все было таким ярким, но... я все равно сорвался. Вчера. Мне просто нужно было что-то, чтобы... я не знаю... я не мог ужиться с мыслью о том, что сотворил с той девушкой. И до сих пор не могу, но сейчас мне хотя бы не так плохо. Я просто снова не трезв. Калеб... мне не дают с ним видеться. Не давали. Мы сумели встретиться сегодня. Завтра прилетают его родители, приезжает Хэнк. Он уладит все дела с полицией, семьей жертвы, оплатит самых лучших врачей... Мне не нужно беспокоиться о последствиях. Как все легко, когда ты богат. И как несправедливо... Я даже не знаю, что мне делать. Я хочу сдаться полиции, попросить Хэнка не платить судье. Я заслужил любое наказание мира. И даже если эта девушка меня просит, прощу ли я когда-нибудь себя сам? Смогу ли отпустить прошлое и начать жить с чистого листа? Сомневаюсь. Безвыходная ситуация. Я рассказал об этих мыслях Калебу, и он попросил меня не сдаваться. Он попросил меня быть сильным. Сильным... ненавижу это слово. Но я постараюсь ради него. Мы собираемся бежать этой ночью, днем подогнали макларен.

***

22 июня, и свет фар разрезает скальпелем темноту, когда они несутся под двести сорок. Все сливается в единое целое, растворяется и исчезает где-то там, снаружи. Фарфоровое цвета слоновой кости лицо, усыпанное ссадинами и лиловыми синяками, сейчас больше подобными расколовшемуся на части аметрину, светится изнутри, а Гарри видит в нем Элеутерию, Либертас. Теперь он понимает, за что Калеб так любит скорость. Все кажется ненастоящим, нереальным, настолько, что видится голограммой. В одну секунду весь окружающий его мир становится проекцией, и больше ничего не имеет значения, только они вдвоем. Только они вдвоем в этом черном матовом гиперкаре и Гарри этого достаточно. Хрустальные пальцы окольцовывают руль, расслабленные руки лежат на бедрах. Бездонные глаза сосредоточенны на дороге, ониксовые ресницы почти не моргают. Гарри почти не дышит, не в силах отвести от него взгляд. "Mein sternförmiger Saphir". Морщинки счастья сияют у глаз Калеба и он льнет щекой к ладони Гарри, когда слышит его британский акцент в немецком. — Mein sternförmiger Saphir? Мой звездчатый сапфир? Что это значит? — Этому камню уделено большое значение в древней философии. В его Звезде Давида есть определенный смысл, символ Божественного управления всем миром. Много легенд сложено о том, что она дарует ясность разума, защищает от страхов, вдохновляет на искусство и охлаждает страсть. Ты мой звездчатый сапфир, Калеб. Ты mein sternförmiger Saphir. Так много смысла в трех словах, что Калеб млеет. Только Гарри умеет говорить так, только он способен вызвать мурашки глубиной своей речи. — Не верится, что ты начал учить немецкий из-за меня. — Я хотел бы быть ближе к тому, что сделало тебя тобой. Калеб прикрывает глаза и прислоняется своим лбом ко лбу Гарри. — Я так счастлив, что встретил тебя. Только Гарри может называть его так. Mein sternförmiger Saphir. Мой звездчатый сапфир. Калеб медленно тормозит и переводит на него взгляд. — Дай мне свою руку. — И Гарри протягивает ладонь, не отрывая взгляда от чужих глаз. Калеб обвивает кисть тонкими пальцами и подносит ее к своим губам, целует, прикрывает глаза. — Я бы хотел, чтобы мы с тобой были вместе как можно дольше. — Он снимает со своей руки красную ниточку и повязывает ее вокруг запястья Гарри. — Ich verspreche, ich liebe dich heute. Я обещаю любить тебя сегодня. — Медленно скользит взглядом по лицу и возвращается к глазам. — Потому что сегодня длится вечность. Гарри сплетает их пальцы. — Я обещаю любить тебя сегодня, Калеб, — вторит вслед за ним, — потому что сегодня длится вечность.

***

Германия никогда не влекла Гарри прежде, но каким-то удивительным образом сумела оставить ярчайший отпечаток на его сердце, когда он посетил ее первый и единственный раз тем летом. Быть может дело в том, что там все свое детство прожил Калеб. Быть может дело в ее великолепии. Он не знал да и не задумывался. После недельного прибывания там они отправились в Корею, родину матери Калеба и место, где он теперь жил с начала средней школы. Гарри такого многообразия культуры еще нигде не видал. Он с детским любопытством интересовался и восхищался абсолютно всем. Единственное, что его тревожило, — они так и не встретились с родителями Калеба. Гарри видел, как он тосковал, и не мог не впадать в тоску тоже. Он даже почти не вспоминал о том, что сотворил тогда, в последние дни прибывания в клинике. Калеб, Германия, Корея и героин делали свое дело. Так прошла первая половина июля. Сейчас же они вернулись в Америку, в дом Гарри, что всегда пугал его своими размерами. Чувство нестерпимого одиночества поселилось там, выставив его за дверь, когда в коридорах перестал раздаваться звук шагов отца, бредущего в спальню из своей мастерской, где он рисовал целыми днями (и где он учил рисованию Гарри), когда в домашнем кинотеатре затихли извечные голоса Филлипа и Дрисса из "Один плюс один", так полюбившегося его матери, и когда воздух стал давить на его легкие каждый раз, пока он наблюдал за звездами в мансарде. Гарри впервые ступил на порог своего дворца отчаяния без желания исчезнуть. Когда они с Калебом дышали одним воздухом, когда их пальцы были сплетены, когда их груди вздымались в унисон, гнетущее чувство одиночества вдруг исчезало на мгновение-другое, и Гарри хотелось верить, что однажды оно больше не вернется никогда. С того момента он стал называть это место своим настоящим домом. И сейчас они лежат на ковре, что мягче пера птичьего, и Гарри слушает, как тарабанит дождь по стрельчатым окнам, не сводя взгляд с дрожащих ресниц спящего Калеба. Все хорошо. Наверное, даже слишком, чтобы поверить в то, что такое возможно. Но Гарри верит. И надеется, что так будет как можно дольше, хоть что-то и гложет его в районе органа, гоняющего кровь по телу, хоть что-то и заставляет его дышать глубже, хоть что-то и не дает ему покоя. Волны тревожности в его груди подобны скорее цунами, чем шторму, и он захлебывается в этой воде. Прерывистый выдох, и он крепче прижимает Калеба к себе. Откидывает голову. Встает. Берет сигареты и выходит на террасу под ледяной дождь. Зажигалка мокнет и не дает огня, но свежего воздуха хватает, чтобы остудить рассудок. Тогда он вспоминает о родителях, смотрит на цифры, именуемые четырьмя буквами — "папа", тяжело вздыхает и убирает мокрый телефон обратно. Теплые руки окольцовывают его талию, и он вздрагивает. "Что ты тут делаешь". Горячее дыхание греет затылок. "Холодно так". Калеб целует ямочку в самой середине шеи под линией роста волос. "Ты промокнешь". Гарри усмехается. "Я уже промок. А вот у тебя пока есть все шансы избежать этого". "Пойдем вовнутрь". Гарри тяжело вздыхает. Кивает. Разворачивается. — Что тебя тревожит? Молчит. Идет вперед. Падает на диван, и Калеб ложится рядом. — Поговори со мной? Глубокий вдох и медленный выдох. — Я не хочу сейчас разговаривать, — он зарывается пальцами в русые шелковые волосы Калеба, — расскажи мне ты лучше что-нибудь. О Германии. Или о Корее. О чем угодно. О месте, что делает тебя счастливым. Настолько, что ты провел бы там весь день, если бы знал, что он твой последний. И Калеб рассказывает. Улыбается, целует в линию челюсти и рассказывает. Тогда Гарри чувствует себя на своем месте. И единственная мысль в его голове — если все, что он пережил было только для того, чтобы встретить Калеба, то ради этого он согласен пройти через все это снова.

***

??? Ноябрь, 2016. Я снова здесь. Все еще не понимаю, что произошло. Не знаю, что сказать. Мне просто так... я чувствую себя... не могу подобрать слов. В тот вечер я видел его в последний раз, и я так скучаю...
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.