Раны любви

Мне кажется, что я проваливаюсь в мир, В мир, над которым я не властен. Я слышу, как он манит к себе В глубине моей души, Сдавливая мои кости. Он не отпустит меня...*

– Алан... – вкрадчиво шепчет нежный женский голос, – иди к нам, мы ждём тебя... – Алан, – к этому голосу присоединяется нестройный хор ещё нескольких приторных голосов, – мы избавим тебя от боли. Бледные, холодные, словно фарфоровые, руки тянутся к нему и касаются его измученной Шипом груди. Алан перестает чувствовать боль, и его клонит в сон. Призрачные девушки окружают его и увлекают за собой, их голоса раздаются эхом. – Нет, я не пойду с вами, – Хамфриз вдруг выходит из полудрёмы и пытается оттолкнуть их. – Я не хочу покидать Эрика! – Ты ему не нужен, он причиняет тебе только страдания, – продолжает голос. – А мы подарим тебе покой... – Нет! Прочь! Прочь! Эрик!!! – юный жнец срывается на крик, и девушки-тени исчезают. Алану уже который раз снился этот сон, и каждый раз он просыпался от удушающей боли в районе сердца. Сегодня он снова проснулся от своего крика и сел в кровати, нащупывая рукой очки на тумбочке. Месяц назад Хамфриз стал обречённым на медленную и мучительную смерть. Как прозаично – он всегда хотел понять боль тех, чьи души он собирал, и вот теперь поймёт сполна. Покончив с собой, будучи человеком, он стал жнецом, а в кого он превратится, когда умрёт в этот раз? Алан не хотел об этом думать, но тёмные мысли сами лезли в голову. Хамфриз встал с кровати и подошёл к зеркалу. На груди возле самого сердца была небольшая ранка, от которой паутинкой расходились синие капилляры. Он коснулся её рукой, чувствуя биение сердца или пульсацию Шипа – различить было уже невозможно. Алан зажмурился и впился ногтями в ладонь. Открыл глаза – Шип никуда не исчез. Каждый день Хамфриз смотрел на своё отражение, надеясь, что это всего лишь страшный сон, но ничего не менялось. Сколько ещё ему осталось? Полгода? Месяц? Несколько дней? Что он успел за свою жизнь жнеца? Окончить Академию, успешно пройти стажировку в Лондонском департаменте и влюбиться в своего наставника. Алан не знал, как привлечь его внимание, потому что у него абсолютно не было опыта в отношениях – ни с девушками, ни с парнями. Хамфриз сначала думал, что это обычное уважение к старшему коллеге, но когда Эрик начал ему регулярно сниться, он понял, что это что-то большее. Алану было всегда невероятно спокойно и легко в компании своего наставника, который поддерживал и оберегал его. Казалось, что они знакомы не пару лет, а целое столетие – так хорошо они понимали друг друга. Каждый раз, находясь рядом со Слингби, Хамфриз чувствовал тепло в своей душе, словно там расцветала его любимая эрика. Алан читал об этом чувстве в книжках, которые регулярно брал в Библиотеке и иногда украдкой таскал особенно ему понравившиеся из мира людей. В этих романах всегда шла речь о прекрасных девушках и смелых юношах, и никогда – о двух мужчинах. Основываясь на таких фрагментарных знаниях, Хамфриз стыдился своих чувств к Эрику, не решаясь даже издалека намекнуть ему об этом. Но теперь, когда у Алана оставалось так немного времени, он написал письмо с признанием в любви и носил его во внутреннем кармане пиджака, чтобы умирая, вручить его Слингби. Небольшой, аккуратно подписанный конверт согревал душу юному жнецу, и он иногда открывал его и перечитывал послание, пытаясь представить, как отреагирует на него предмет его любви. Письмо гласило: "Дорогой Эрик, Если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет в живых. Не знаю, куда я попаду после смерти, но знай, что до последней своей секунды я не переставал любить тебя. Я всегда восхищался тобой, твоей смелостью и добротой. А ещё я любил твою улыбку – добродушную и немного озорную. Спасибо, что ты всегда меня поддерживал и учил. Каждый день, проведённый рядом с тобой, был раем для меня, настоящим неземным счастьем. Прости, если тебе неприятно это читать, но я должен был когда-то признаться. Теперь, когда я мёртв, мне уже не страшно. Я буду ужасно скучать по тебе, мой наставник. Навеки твой, Алан" Хамфриз знал текст наизусть и иногда перед сном проговаривал его вслух, вспоминая их со Слингби разговоры, и по его щекам беззвучно текли слёзы. "Господи, как же не хочется умирать, – горько думал Алан, – я бы провел целую вечность рядом с ним, даже если бы он никогда меня не полюбил. Только бы быть рядом с Эриком..." В своих самых смелых мечтах Хамфриз представлял их поцелуй – нежный и долгий, как в книжках – и на его щеках появлялся стыдливый румянец. Всего один поцелуй с любимым нужен был Алану, чтобы умереть счастливым. Ему вдруг вспомнился давний, еще до печального проишествия, разговор с Греллем: – Алан, у тебя есть пассия? – поинтересовался алый жнец как бы между прочим, посылая бумажный самолетик из неудачного отчета в сторону Рональда. – Кто-кто? – Хамфриз на секунду перестал печатать свой отчёт и поднял голову. – Ну та, с кем ты спишь. – Я ни с кем не сплю, – простодушно улыбнулся юноша, возвращаясь к отчёту. – Аланчик, ты что, ещё девственник? – театрально всплеснул руками Сатклифф, удивившись. – Тогда мы с Ронни быстро найдём тебе подружку, не волнуйся. – Кто я? – непонимающе спросил Хамфриз. – И зачем мне подружка? Я думал, вы мои друзья. – Ронни, ты слышал? Это уже клиника, – обернулся к своему стажёру Грелль. – Конечно, мы твои друзья, но ты ведь не будешь с нами спать. Нокс прыснул со смеху и тут же закашлялся, пытаясь придать себе серьёзный вид. – Да зачем мне с кем-то спать? – вспыхнул Алан, окончательно запутавшись. – Ну, как бы тебе это попроще объяснить, – усмехнулся Сатклифф, накручивая на палец длинный локон. – Чтобы получать удовольствие. Заниматься любовью. Вкушать плоды страсти. Как угодно это назови. – А разве во сне это возможно? – озадаченно нахмурился юный жнец. Его неискушённый мозг понимал всё сказанное слишком буквально, поэтому он представил себя и Эрика весело обсуждающих что-то во сне. – Нет, Ронни, это невыносимо! Сегодня же иди к той рыженькой и пусть она его учит... – Не нужно меня ничему учить! – обиженно воскликнул Хамфриз и выбежал прочь из их общего кабинета. – ...Эрику ещё своему на меня пожалуйся! – крикнул ему вслед Сатклифф. Алан никому жаловаться не стал, хотя очень хотелось узнать у кого-то, что же такого важного он не знает, и, судя по тону Грелля, это было постыдным. Теперь Хамфриз стыдился не только своих чувств к Эрику, но и того, что он, как сказал Сатклифф, девственник. Алан понятия не имел, что это значит, и это очень его угнетало. Может, быть рядом с любимым и наслаждаться его компанией и есть это самое незнакомое ему занятие? "Ах, как бы я был счастлив, если бы Эрик любил меня, если бы он научил меня тому, чего я не умею, – с грустью подумал он. – Но мне уже не суждено это узнать..." Юноша убрал руку от Шипа, тяжело вздохнул и пошёл собираться на работу. Хамфриз решил, что будет усердным до самого конца, чтобы не быть обузой для своего наставника. Алана раздражали жалостливые и снисходительные взгляды коллег, особенно Спирса, который теперь при каждом приступе боли норовил дать ему отгул. Раздражала даже гиперопека Эрика, который не позволял ему выходить из поля зрения и ограничивал его участие в сборе душ, подкидывая ему спокойную бумажную работу. Хамфриз педантично поправил свой костюм перед выходом из дома, стряхивая несуществующие пылинки, ещё раз печально вздохнул и отправился пешком на работу. Алан мог открыть портал и мгновенно перенестись на своё рабочее место, не напрягаясь лишний раз, но он хотел насладиться свежим утренним воздухом и тёплым солнцем. По пути Хамфриз замечал каждую, казалось, мелочь, которая теперь стала для него драгоценностью: причудливая форма дерева, скрипящий флигель на доме, доносящееся откуда-то издалека пение птицы. Энергично шагая по брусчатке, Алан думал, что было бы неплохо отправиться сегодня в пригород Лондона, пройтись босиком по мягкой траве и собрать букетик ароматных цветов. "Спирс отпустит меня пораньше, если я попрошу, – размышлял юный жнец, – я не могу позволить себе роскошь впустую потратить такой прекрасный летний денёк. Ведь скоро я всего этого лишусь..." Вскоре Хамфриз дошёл до здания Лондонского департамента, открыл тяжелые двери и стал подниматься по ступенькам. После одного пролёта он стал задыхаться, но упрямо продолжал идти вперед. Ещё недавно он легко взбегал вверх по лестнице и сердце не отзывалось тупой болью. Коллеги из разных отделов, которых он встречал по дороге, приветливо и немного жалостливо ему улыбались. Алан плотно сжал губы, закипая от обиды: эта чужая жалость била по его гордости и самолюбию ниже пояса, и он не выдержал. – Зачем вы все меня жалеете? – закричал он им вслед, заставляя их замереть в недоумении. – Да, я болен! Да, я скоро умру! Но я не буду смирно сидеть и ждать смерти за печатной машинкой, я предпочитаю погибнуть в бою с демонами! – Хамфриз дрожал от ярости и чувствовал, как боль в сердце усиливается. – Аланчик, ты чего кричишь? – послышался из-за его спины удивлённый голос Грелля. – Ты какой-то бледный, давай я помогу тебе идти... – Сатклифф приобнял его за плечи. После случившегося Грелль начал активно заботиться о Хамфризе, пытаясь искупить или хотя бы загладить свою вину, чем невероятно его раздражал. Единственное, что радовало Алана, это то, что Сатклифф бросил свои попытки свести его с какой-нибудь секретаршей, чтобы та "научила уму-разуму". Юноша объяснял это своей смертельной болезнью, но на самом деле Эрик в очень доходчивой форме попросил алого жнеца этого не делать (после чего Грелль, отлёживаясь в медпункте, сделал окончательный вывод, что Слингби по уши влюблён в Хамфриза). – Клешни свои наманикюренные от него убрал! Живо! – резко выкрикнул непонятно откуда взявшийся Эрик, в несколько прыжков оказываясь рядом с Аланом. – О, защитничек явился, – скривился Грелль, покорно убирая руки с плеч Хамфриза и отходя от него. – Не бойся, не заберу твою принцесску, я люблю мужчин постарше. Поддержать просто хотел... – Челюсть свою поддерживать будешь, когда я тебе её наконец выбью, – процедил Слингби. – Вон с глаз моих, если не хочешь получить хорошую взбучку. – Да ты бандит, Слингби, – пробурчал Сатклифф, уходя в кабинет, – я Уилли на тебя пожалуюсь! – Да хоть самой Смерти! – крикнул ему вслед Эрик. – Алан, тебе плохо? Алан? – он подхватил под руки Хамфриза, который внезапно схватился за сердце и судорожно хватал губами воздух. – Всё... нормально... – с трудом выдохнул Алан. Юноша гордо вырвался, сделал пару шагов по направлению к их кабинету и упал без сознания в объятия подоспевшего наставника.