Поэт и пошлость

В каюте трансатлантического лайнера “Маджестик” Бобби помогал Айвору одеться к обеду. Он тешил себя мыслью, что, помимо очевидного удовольствия раздевать Айвора, существует еще тайное, известное только ему удовольствие — одевать его. Бобби испытывал почти эротическое наслаждение, когда вдевал запонки в петли или пропускал сверкающую галстучную ленту под накрахмаленным воротничком. Когда делал Айвора еще красивее. — Я так благодарен тебе, — сказал он, — что ты меня послушал. Ты знаешь, я никогда не мешаю твоим развлечениям, но это давно уже перестало быть развлечением. — Именно поэтому мне так нравилось... — вздохнул Айвор. — Это уже становилось просто опасным. Где-то начиная с того момента, когда мы ездили в Ред Руфс, я боялся за тебя каждый день. Не представляешь, чего мне стоило оставить вас вдвоем в Париже. Я решился на это, только потому что не было другого выхода, мне нужно было спокойно подготовить наш отъезд. Но я все время сходил с ума от мысли: вдруг произойдет что-то ужасное? Только сейчас я наконец-то спокоен и смогу нормально уснуть ночью. — Дорогой мой Бобби, — засмеялся Айвор, — только вспомни, первое время ты сам был не лучше. Помнишь, как ты закатил дикую сцену на Пикадилли среди ночи, и нас забрали в участок? А как ты целился в меня из браунинга? — Я бы никогда этого не сделал, — энергично помотал головой Бобби. — Мне ведь ничто не мешало выстрелить, но я не выстрелил. — Ручаюсь, ты просто не умел. — Я не мог причинить тебе зло. — Не знаю, не знаю. Лодыжку я по твоей милости сломал. — Ты сам загремел с лестницы, когда увидел браунинг. Я не снимаю с себя ответственности, в конце концов, браунинг был мой, но все-таки упал ты без какой-либо помощи с моей стороны, просто потому, что ты такой маленький трусишка и мужчины, доведенные до отчаяния, развлекают тебя лишь до определенной стадии. Давай будем справедливы и признаем это. Эти воспоминания не доставляли Бобби ни малейшего удовольствия. Да, поначалу он был ничем не лучше Зигфрида Сассуна. Но у него хватило ума сделать выводы и научиться принимать во внимание что-то, кроме собственного эго. И он был вознагражден за это. Два года назад Айвор вдруг захотел послушать “Кавалера розы”, и они отправились в Ковент Гарден и расположились в ложе Эдди Марша, где оказались совсем одни. — Разве никого больше не будет? — удивился Бобби. — Тебе скучно со мной вдвоем? — очень правдоподобно опечалился Айвор. — Ты же знаешь, что нет. Просто это так странно... Возможность провести с Айвором вечер наедине — не в постели, а просто занимаясь чем-то вместе, например, слушая оперу, — была слишком редким счастьем. Когда заиграла увертюра и в зале погас свет, они соединили руки на подлокотнике кресла. — Ты помнишь, — спросил Айвор, — как мы познакомились в этой самой ложе? — Еще бы. — Четыре года прошло, можешь себе представить? Скажи мне правду, ты мог бы поверить тогда, что пройдет четыре года, и мы опять будем сидеть здесь и держаться за руки в темноте? Тогда нам это казалось просто приключением на одну ночь. — Для тебя-то, наверное, так и было, — не стал спорить Бобби. — Неужели для тебя нет? — Я сразу понял, что ты моя судьба, как бы там ни было. Хотя… — Бобби вдруг осекся. — Что? — Ничего. Просто чуть не ударился в философствования. Айвор слегка подтолкнул его локтем. — Хочу послушать, как ты философствуешь. — Я просто подумал, — Бобби облизнул губы, подыскивая слова, — что когда люди говорят это “как бы там ни было”, они обычно на самом деле ждут только хорошего и не готовы к самому плохому. И я тоже не был готов. Но сейчас, после всего, через что нам пришлось пройти, я уже все знаю и готов. И снова могу повторить: ты моя судьба, как бы там ни было. Они замолчали. В свете рампы продолжалась галантная сцена между двумя женщинами, одна из которых была переодета юношей. — Мне что-то надоело здесь, — вдруг сказал Айвор. — Может, пойдем? “Ну конечно, Айвор, — подумал Бобби, — ну конечно. Наверное, ты и правда собирался провести этот вечер со мной в опере, но хватило тебя только на двадцать минут. Сейчас мы пойдем в “Савой” или в “Пятьдесят на пятьдесят”, повеселимся, и ты там познакомишься с кем-нибудь новеньким, кого не знаешь вот уже четыре года”. Он ничего из этого не сказал вслух, но всем же был спущен с небес на землю слишком бесцеремонно и вышел из ложи следом за Айвором, хмуро глядя себе под ноги. — Так значит, я твоя судьба? — спросил Айвор. — И ты хочешь, чтобы так было всегда? Ты будешь любить меня, даже когда я стану старым и некрасивым? — Я думаю, что ты даже состаришься красиво, — отозвался Бобби, по-прежнему избегая смотреть на него. — К тому же, мы с тобой одного возраста, и я наверняка буду выглядеть еще хуже. — “И ты давно уже избавишься от меня к тому моменту, — договорил он про себя. — Так что какая тебе разница, буду ли я любить тебя? Я-то буду, но что с того?” — Бобби? — Чего? — Посмотри на меня. Бобби нехотя поднял голову и увидел, что Айвор картинно, будто играет в спектакле, опустился на одно колено. — Дорогой мой Бобби, — сказал он, — я знаю, что не подарок и, хуже того, едва ли смогу измениться. Но там, где это в моих силах, я хочу сделать тебя счастливым. Ты позволишь мне это? Бобби беспокойно огляделся. Пока они были совершенно одни в пустом фойе, но в любой момент мог появиться капельдинер или припозднившийся зритель. — Встань, пожалуйста, — попросил он. — Хочешь, чтобы нас увидели? — Бобби, умоляю, не надо все портить. Я делаю тебе предложение, если до тебя еще не дошло. — Чего?.. — Я сначала собирался сделать это дома, но потом мне показалось, что здесь самое место, — Айвор достал из кармана красную коробочку Cartier и эффектно открыл. Внутри на атласной подушечке Бобби увидел два кольца и протер себе глаза. — У тебя не все дома. — Возможно. Но это то, чего я хочу, — быть с тобой всегда, и любить тебя, и чтобы ты любил меня. Я не обещаю, что буду идеальным мужем, но, может быть, тебя устроит обычный муж со своими недостатками? — Айвор пламенно смотрел на Бобби снизу вверх. — Так что ты скажешь? Да, или нет, или я слишком спешу и тебе надо подумать? — Ах, черт побери. Иди сюда и дай мне эту штуку. Айвор поднялся на ноги, и они обменялись кольцами посреди фойе Ковент Гарден. Айвор потом не раз говорил с удовлетворением, что выбрал самое правильное место, и даже если бы у него была возможность сделать это в мэрии, он все равно предпочел бы театр.