Критика чистого разума

Арсению хотелось сделать вид, что прессы как явления в этом мире не существует. Попова, по большому счёту, никогда и не волновало, что о нём пишут в жёлтых газетёнках, но излишнее внимание к его персоне после проигрыша в суде здорово нервировало. Каждому журналисту, который приставал к Попову с идиотскими вопросами на больную тему, хотелось как минимум плюнуть в микрофон, а как максимум — отгрызть руку. И всем, кто ему звонил и пытался договориться о встрече и обсудить всё «за закрытыми дверьми», тоже хотелось что-нибудь отгрызть, а потом выстроить этих дятлов в ряд и сфотографировать, изувеченных, для личного архива, дав каждому по табличке «Доёбывался с тупыми вопросами». Арсений не собирался никому давать интервью и комментировать произошедшую ситуацию по чужим правилам. Ему, как и в любой другой ситуации, куда больше нравилось играть по своим собственным. И пусть то, на что он себя обрёк этим проигрышем, было процедурой крайне неприятной, но, во всяком случае, он хотя бы сделает это честно и сам, не давая никому права извернуть и смонтировать сказанное им на чужую камеру так, как кто-то посчитает нужным. Попов слишком давно на этом поле боя, он стал настоящим ветераном информационных войск, а потому даже если судебное решение велело ему удалить ролик по Петрову, то он не собирается оставлять этот поступок без какого-либо обличающего соперника объяснения. На современной информационной войне из оружия только собственная фантазия, камера, интернет и острый язык, а из союзников только лайки, репосты и подписки, но даже с этим скудным набором при должной доле умения можно обращаться искусно. А Арсений умел. Иначе он бы ни за что не вляпался в то, в чём он сейчас, а благополучно прозябал в родном Омске и лелеял наивную мечту стать актёром. Взвесив все риски, Арс благоразумно решил, что один проигрыш ещё не перечеркнул всех его виртуозных жизненных побед, а потому у него есть ещё достаточно поводов держать павлиний графский хвост пистолетом. В конце концов, как водится, именно этим хвостом нужно привлекать внимание противоположного пола. Ну, или, в случае Арсения, не такого уж и противоположного. Попову нужно было снять небольшое видео-объяснение и выложить его на свой канал. Ролик с разносом Петрова (не)благополучно канул в небытие по милостивой воле суда, оставшись только в обрезанных фанатских видео и в папке на ноутбуке самого критика, и народу нужно было объяснить чуть больше, чем то священное нихуя, что объяснил он сам и обрывистые новости в пабликах. По правде сказать, Арсений не удержался и снёс ролик раньше, чем решение суда вступит в законную силу, просто потому что на него очень сильно давило всё произошедшее. Обзор мог бы и сейчас мёртвым грузом висеть на его канале, нервируя и напоминая об этом поганом дне. Но как бы он ни храбрился, а решение записать полноценный объясняющий ролик далось ему тяжело. Ему не нужны были для этого ни студия, ни дорогой костюм, ни профессиональное оборудование. Нет, всё, что от него требовалось, чтобы возыметь должный психологический эффект — показать себя настоящего, простого, не безупречно напомаженного, а такого, как в повседневной жизни, и сказать, мол, я проиграл, ребята, и мне от этого в какой-то степени хуёво, но я держусь. Одно правило в информационном потоке работает точно, как часы: если ты не объясняешь ситуацию и не заполняешь информационный вакуум, за тебя это сделает кто-то другой и совершенно не так, как тебе хотелось бы. Иными словами, даже если дело дрянь, лучше об этом расскажешь ты сам, называя истинные причины, чем за тебя это сделают сотни других мудаков, перевирая всё на чём свет стоит. Тем более, расхлёбывать в итоге всё равно тебе лично. Так думал Арсений, пока со сложным лицом пытался разобраться, где же ему, чёрт возьми, снимать это откровение. Слишком официальная и вызывающая стойкие ассоциации с обзорами студия для этого не годилась, а свой дом критик показывать не был готов (да и вряд ли когда-нибудь к этому подготовится). В какой-то момент ему даже показалось, что снять квартиру специально для этих съёмок — не такая уж и плохая идея, но в последний миг он всё-таки подавил в себе это малодушное желание. Критически осмотрев столовую, он решил, что оптимальнее всего будет снять видео именно здесь: тут не так много вещей, которые Арсений мог бы назвать слишком личными и отображающими только его вкусы и интересы. Просто типичная для таких мест мебель — и ничего больше. Может быть, кто-то из подписчиков и не поверит даже, что это его дом (но на всякий случай Арсений прячет в шкафчики кружки с дурашливыми принтами и кухонные полотенца с вышивками столь же идиотскими, сколько и любимыми). Арсений не выставляет освещение, решая максимально приблизить ролик к реальным условиям. Кому они нужны, идеальные? В них круто клипы снимать, а не видос про то, что с тебя взыскали убытки (для такого уж точно надо быть извращенцем). Он даже не стал сильно прихорашиваться: после долгих раздумий натянул на себя более-менее приличную футболку с собственным дизайнерским принтом и уселся за стол, нерешительно разглядывая камеру. Смущало то, что сейчас они увидят не просто критика, а самого что ни на есть живого человека Арсения Попова, который очень, очень сильно устал и практически никого не ненавидит. Ему не за чей счёт бахвалиться, не над кем иронизировать, он просто… проиграл. А проигрыши делают людей в глазах общественности куда более человечными, чем победы. Но Арсению совсем не хотелось, чтобы они видели его человечным. Человечным, читай — слабым. Тот незыблемый образ, который он вокруг себя создал, может порушиться от одного ролика, но — проклятье! — этот ролик снять необходимо, чтобы не сделать ещё хуже. Ну, а разве это что-то испортит? Арс провёл рукой по впопыхах уложенным волосам. В сущности… а что он теряет? Что ему теперь в принципе можно потерять? Самоуважение? Уже давно. Азарт? Он покинул его на пороге здания суда четыре дня тому назад. Подписчиков? Возможно, если они такие же самовлюблённые, как и он сам, и любят кумиров только тогда, когда те побеждают. Деньги? Так на хлеб с маслом, пожалуй, всё равно хватит. Броню… Толстую, блестящую броню из цинизма, наплевательского отношения к общественному мнению и внешнего лоска. Арсению нравилась эта броня. Он к ней прикипел. Она давала ему стойкий иммунитет к хейтерам и стабильный заработок, но многое забирала взамен. Иногда слишком многое. Иногда даже смысл всего, что он делает. «Зло ещё никогда не было так прекрасно», — могли бы сказать про Арсения Попова, неотразимого в своём презрении к чужому творчеству. Вот только Арсений — не зло. Он как тыква с вырезанной злой рожицей и конфетами внутри, как уравнение реакции по химии, которое встречается в двух вариантах контрольной сразу, как ужин в квартире без электричества — на первый взгляд страшная вещь, но если приглядеться внимательнее, в сущности, прикольная. Достаточно взглянуть на его Инстаграм, чтобы понять, что он существо придурочное, но для общества не опасное. Однако снять эту броню и остаться сидеть перед камерой в тонкой домашней футболке было шагом рискованным. Не дай бог, подумают ещё, что Попов потерял хватку. Ничего он не потерял! Он всегда любит выёбываться, всегда — даже если никто не смотрит. Просто парад доёбок нужно прервать коротенькой сводкой новостей к этому часу. Всё это понималось головой, но сдвинуться с места, чтобы включить камеру и начать говорить, почему-то было мучительно сложно. Как будто многочисленные зрители уже смотрят на него в объектив и готовы высмеять за то, что он может сомневаться. Телефон в кармане предупредительно вибрирует, и Арс, ещё раз недоверчиво взглянув на камеру, выуживает его, рассматривая уведомление.

Поз (14:02)

Твой. :33

[Прикреплённый видео-файл]

Вообще, Попов не замечал за адвокатом склонности открыто издеваться над клиентами, но если там не дай бог окажется видео с Петровым, он всерьёз задумается о том, чтобы отправить его в чёрный список во всех соцсетях без суда и следствия. Арсений открывает диалог и видит стоп-кадр неизвестного новостного ролика. Сделав глубокий вдох, он включает видео. Из динамиков раздаётся дебильная обличающая музыка, и хмурая журналистка мрачно вещает о том, что известный скандальный критик Арсений Попов, похоже, сыграл в ящик. Сам же известный скандальный критик Арсений Попов подумал о том, что в ящик сыграет контора, снимавшая видео, если он сейчас услышит что-то неприятное о себе. И каково же было его удивление, когда после коротенькой предыстории, в общих чертах рассказывающей о конфликте с Петровым, парочки вырезок с ехидными репликами из обзоров Арсения и кадров, где они с Позом выходят из суда, в объективе появляется Шастун. Шастун взъерошенный, с лёгкой щетиной, зябко ёжится от пронизывающего осеннего ветра, укутавшись в куртку с капюшоном, и недоверчиво смотрит на журналистку, которую, очевидно, совсем не ожидал увидеть. Видимо, они его где-то подловили. — Всем известно, что Арсений в своих обзорах негативно отзывался и о ваших стихотворениях. Как вы относитесь к тому, что критик наконец получил по заслугам за всё сказанное? У Арса по загривку пробегает холодок. Нет, конечно, было бы справедливо, если бы Антон сказал, что так ему, придурку, и надо. Возможно, так ему, придурку, и надо, да. Но слышать это от Антона ему совсем не хотелось. Попов бы мог разогнаться и загнаться на этих мыслях, но у него для этого попросту не хватает времени, потому что Шастун отвечает гораздо быстрее: — Зачем вы спрашиваете моё мнение о споре, к которому я не имею никакого прямого отношения? Журналистка немного тушуется, но продолжает придерживаться своей тактики: — Вы участвовали в аналогичном споре, который вызвал большой общественный резонанс, а потому очень интересно узнать ваше мнение теперь, когда Арсений Попов получил то, что давно должен был получить. Антон зыркает на неё недовольно, сверлит глазами и, взвесив ответ у себя в голове, наконец говорит: — Мой спор с Арсением Поповым не аналогичный. И я искренне надеюсь, что мои поклонники это чётко понимают. У меня нет, не было и, надеюсь, не будет никаких претензий к законности действий Арсения. Отвечая на ваш вопрос — по моему мнению, совершенно некорректный, — нет, он не получил по заслугам. Более того, он никогда и не получит: если критик говорит неприятные мне вещи, это ещё не значит, что он заслужил судебный акт на свою голову. То, что он проиграл судебное заседание, ещё ничего не говорит о том, заслужил ли он такого решения или нет. Меня в зале судебного заседания не было, и я не юрист, чтобы так говорить. И вам, кстати, тоже не советую. Арсений смотрит на экран, недоверчиво раскрыв рот от удивления. — Но чувствуете ли вы какое-то моральное удовлетворение от того, что ваш оппонент проиграл в этом споре? Кажется, ещё чуть-чуть — и Антон начнёт закатывать глаза. Видно, что его очень сильно раздражает этот разговор. — Нет. Я не садист, чтобы радоваться поражениям другого человека, даже если мы с ним когда-то разошлись во взглядах. На этом интервью обрывается, и журналистка делает какие-то выводы, пытаясь заинтриговать зрителей, но Арсений её уже не слушает. То есть… Антон действительно заступился за него перед прессой? Антон Шастун, ворчливый молодой поэт-самоучка, который ещё несколько месяцев назад валялся с ним в грязи, грозясь начистить ему морду? Антон Шастун, который никогда не отказывал себе в удовольствии отпустить скептичную шутку по поводу его методик обучения? Антон Шастун, который по ливню приплёлся к нему с бутылкой дорогого виски, когда, кажется, весь мир от него отвернулся? Да, это был именно он. И у этого человека, боящегося, что скажут люди, как огня, хватило смелости публично встать на его сторону. Странное тепло стало затапливать грудь критика, и он ещё несколько секунд смотрел на сообщение Поза, глупо улыбаясь. Арсений так сильно кроил себя на все корки за последние дни, что даже почти признался себе: в его поведении не было ничего достойного, он просто наживался на негативе, который выплёскивал на творческих людей. Даже если они отвратительно творили, это не выход. Он мог бы хоть иногда созидать, но он всегда разрушает. Но из этого неутешительного правила было одно исключение, которое никак не укладывалось в голове: Шастун осознанно встал на его сторону. Шастун был поэтом. У него имелись все основания ненавидеть Попова даже больше, чем это делали его собратья по перу. И всё-таки он сумел понять Арсения, сумел поверить в то, что критик пытается донести до него. Самое странное заключается в том, что с ним Арс сумел поверить в то, что может создать что-то большее, что способен не только упрекать, но и учить. Сам факт того, что Антон не отвернулся от него, давал Арсению смысл. Давал веру в то, что он не настолько пропащий, как сам себе надумал. Арс (14:14) И что ты думаешь на этот счёт?

Поз (14:15)

Чёткий пацан. Хватай и беги!

Попов усмехается. Не то чтобы он, конечно, это имел в виду под своим вопросом, но лучше бы Дмитрий Темурович так не злоупотреблял его привычкой во всём слушать адвоката. Арсений оставляет рекомендацию Поза без ответа и заходит в Инстаграм, в несколько кликов открывая интересующий его профиль. Попов, конечно, подходящего момента не ждал, но тот всё равно наступил: а значит, грех им не воспользоваться. Арс не задаётся вопросом, а что подумают люди, потому что они всё равно не подумают ничего хорошего. А что подумает Шастун? Это уже интереснее. Возможно, в тот момент, когда поэту придёт уведомление, у него попросту случится инсульт. Но Арсений проявляет легкомыслие: он в курсе, какие могут быть последствия, но по самонадеянности рассчитывает их избежать. А потому, пусть и не очертя голову, но с кошачьим любопытством жмёт на кнопку «подписаться». И замирает, лыбясь во все тридцать два, потому что только что совершил провокационную пакость, но безумно ей радуется. В принципе, он вполне готов к тому, что Антон не станет подписываться на него в ответ. Он же нормальный человек, в конце концов. Шастун, в смысле, а не Арс — по Арсу-то давным-давно плачет Страна Чудес. Если бы Льюис Кэрролл жил в одно время с Поповым, он бы вряд ли удержался от того, чтобы вместо Алисы сделать главным героем повествования этого поехавшего чёрта. А Шастун, увидев уведомление, наверняка начнёт прикидывать, каким образом можно удалить аккаунт Попова из Инстаграма навсегда, а ещё лучше — весь интернет в принципе, чтоб уж наверняка, а заодно все фанатские скрины этого мракобесия. Да уж, Антону явно придётся попотеть. Откинувшись на спинку стула и всё ещё поглядывая на телефон, Арс вспоминает утро после их совместной попойки с философским уклоном. Первое, что он увидел перед собой, проснувшись, — мерно похрапывающий в кресле напротив поэт. Это определённо не то, что мог бы привыкнуть созерцать спозаранку матёрый критик, а потому Попов вполне закономерно впал в ступор. Утро было по-осеннему хмурое, но даже несмотря на серость, Попов болезненно сощурился: слишком ярко. В голове как будто проходил капитальный ремонт: что-то противно сверлило, что-то с грохотом падало, долбя по ушам, а что-то остервенело стучало в височные доли. Пить хотелось больше, чем жить. С трудом раскрыв глаза, Арсений уставился на стол, на котором стояли, поблёскивая, пустая бутылка из-под виски и пара стаканов. К своему собственному удивлению он заметил, что стаканы наполнены водой. Арсений инстинктивно потянулся к стакану и обнаружил, что шея горит адским пламенем при любой попытке пошевелиться. Ну, а чего он хотел, засыпая на диване в неудобной позе? Сделав несколько глотков и кое-как сфокусировав взгляд на Антоне, Попов стал припоминать события вчерашнего вечера, плавно перетёкшие в события сегодняшней ночи. Ну, стаканы с водой, очевидно, Шастуна рук дело. Попов не стал спрашивать себя, почему Антон не ушёл домой, а остался здесь: очевидно, он просто задремал и, под действием алкоголя, основательно отрубился точно так же, как и сам Арс. Глядя на спящего поэта, Арсений почувствовал лёгкую зависть: он знал, что на кресле спать куда удобнее, а потому Антон, в отличие от критика, вряд ли рискует передвигаться как калич ближайший день. Всё лучшее гостям, чего уж там. У Антона умиротворённое лицо, и можно подумать, что ему снится что-то приятное. Он казался немного моложе своих лет. Спящий Шастун прижимал к животу несколько альбомных листов и ручку, что заставило скрипящие после выпивки шестерёнки в голове Попова закрутиться немного быстрее. Это откуда? Это зачем? Да неужели же он по пьяни писал стихи? В это верилось с огромным трудом, но никакого другого объяснения этим предметам в руках Шастуна он найти не смог. Интересно, если его попросить, он покажет, что там начиркал? Арсению из научного интереса: какие они — пьяные стихи? Допив воду в стакане, Попов ставит его на журнальный столик, но по неуклюжести не соизмеряет силу, и стекло, ударившись о плоскость стола, противно звенит. Как ни досадно, но этого жалкого звука хватает, чтобы разбудить Шастуна. Поэт резко распахивает глаза и в недоумении пялится на критика, сдавленно охнув. Арсений нелепо машет ему рукой, но тут же корчится от боли, прострелившей шею. — Это что?.. — озадаченно начинает Антон, запинаясь на полуслове. Попов бегло объясняет положение дел, а Шастун, припоминая, осмысленно кивает. Всё это время Арсений периодически с хищным любопытством косится на листы с бумагой. — Ты сочинял? Шастун хмурится, не понимая, о чём речь, но проследив за взглядом критика и нащупав на животе листы и ручку, растерянно ойкает. — А можно посмотреть? — Арсений по-детски склоняет голову набок, но тут же об этом жалеет, болезненно сморщившись. Бледно-серое лицо Шастуна становится ещё бледнее. По уровню сложности оно догоняет окончание школы с золотой медалью. — Лучше не надо. Арсений обескуражен, но старается не подавать виду. В конце концов, это же стихи Шастуна: пусть как хочет, так ими и распоряжается. Он ни капли не разочарован, и ему совсем не интересно, совсем. Антон неумело комкает листы и поспешно засовывает их себе в карман, а ручку, чуть не уронив, торопливо откидывает на стол, как будто пытаясь стереть следы с места преступления. Это странно и уже не своевременно, потому что оперативная группа в лице Попова его давно засекла. — Воду ты принёс? — старается перевести разговор на другую тему Арсений, хотя ответ на него очевиден, если, конечно, не выяснится, что у него самого случаются приступы лунатизма. Антон заторможенно кивает, по-видимому, всё ещё погружённый в свои мысли. И судя по лицу поэта, эти мысли его совсем не радовали. Их взаимодействие было неуверенным, совсем не таким глубоким, как накануне. Но несмотря на это, Попов не ловил себя на мысли, что чувствует смущение. По его скромному мнению, ничего предосудительного не произошло, и он совсем не понимал, почему Антон ведёт себя так, будто ему в желудок закинули мешок иголок. После завтрака Шастун сказал, что ему нужно домой и вообще, Ира, наверное, волнуется (хотя за всё утро телефон у него не зазвонил ни разу). Попов пожал плечами и искренне поблагодарил его за визит и за поддержку. Прошло время, а Арс так и не понял, что именно не понравилось Шастуну в то утро. Кто их разберёт, этих тонких творческих личностей. Так или иначе, сейчас, увидев ролик с поэтом в главной роли, Попов немного расслабился: Шаст сделал то, чего Арс совсем не ожидал, но в то же время как будто подтвердил, что Арсений прав, Арсений заслуживает с его стороны одобрения. А это, знаете ли! Приободрившись, Попов сделал глубокий вдох, ещё раз придирчиво осмотрел себя в зеркале и включил-таки камеру, намереваясь снять объяснительное видео. Арсений не посещал психолога — руки никак не доходили, да и не чувствовал он в этом острой необходимости, — но искреннее, пусть и вежливое объяснение всего, что с ним произошло и на нём сказалось, возымело на критика сильное терапевтическое воздействие. Вдаваться в подробности и открыто наговаривать на Петрова он не собирался, но высказать свои сомнения в завуалированной форме всё же попробовал. Правда, как показала псевдо-экспертиза, и такое могли извернуть в свою пользу, но чёрт, должен же он как-то обозначить, что не намерен сдаваться? Он уважал своих подписчиков (во всяком случае, их вдумчивую часть), а потому посчитал справедливым объяснить им, как дела обстоят на самом деле. Он любит подтрунивать над всеядными дурачками, но ведь он знает: всеядные дурачки — это ещё не весь его зритель. Делать деньги на потребителях приятно и тешит самолюбие, но рано или поздно начинает хотеться большего: чтобы были люди, которые осмысленно принимают твою позицию, пусть даже частично её опровергая. Арсений теперь захотел ориентироваться именно на этот процент, пусть даже он был и не так высок, как ему бы хотелось. Попов несколько раз прерывал запись, раздумывая над тем, устраивает ли его сказанное или нет. Он устал огрызаться и усмехаться над оппонентами. Пусть услышат всё как есть и сами решат, поддерживать его или нет. Такое отношение чревато тем, что ярых защитников его позиции будет меньше, но зато он получит защиту от тех, от кого хотел бы. Если получит. Смелость ничего не стоит, если она граничит с глупостью. Но проблема Арсения заключалась в том, что в большинстве случаев он понимал, граничила ли она с глупостью или нет, уже постфактум. Если прокатило, то не граничила. Если не прокатило, то граничила и плавно в неё перетекла. Всё очень просто. Граничила ли смелость с глупостью, когда Попов подписался на Инстаграм Шастуна? Попов машинально кинул взгляд на экран телефона, когда съёмки были закончены. anton.shastoon подписался(ась) на вас. Определённо граничила. Но ведь прокатило.