Империя Крии. Галактика Этур-1. Система Црейн-Изендар, планета-город Мон-Илли.
Когда ему доставили записку, написанную от руки на архаичном клочке пластбумаги, Рей даже не задумывается, от кого она. В тот момент его настолько захватило предложение в тексте, что он почти затаил дыхание. Снова и снова прокручивая в сознании содержимое записки, он с враз опустевшей головой смотрел в пустоту. Отправитель открыто намекал ему на возможность избавиться от той, что безраздельно владела его разумом и телом. И он с воодушевлением приготовился действовать как угодно. Лишь бы избавиться от гнетущего выжидания и бессильной злости. Впоследствии он даже внятно объяснить не сможет, что именно двигало им в те дни. Как и не сможет рассказать, почему же принц не вырезал сердце неизвестному предателю-крииден при личной встрече в одной и глухих закоулков Мон-Илли. Почему с необъяснимой детской радостью согласился с его предложением участвовать в плане захвата пигалицы. Вся операция прошла мимо него, он уже очнулся уже стоящим напротив нее с активированным мечом. Ее невинная, кроткая улыбка привела его в ужас. Отступать было некуда и Рей решил довести начатое до конца. Тоскливый вой застыл в груди, едва он понял, что делает. Пигалица лежала изломанной куклой у его ног, без сознания после банального удара по затылку. Захотелось заорать от возникшей внутри страшной дыре, едва да него дошло, что он наделал. Рей судорожно подхватил ее на руки, но новая волна пустоты окатит его и исчезнет, забрав с собой мысли. Он все трогал пальцами закатившиеся полузакрытые глаза, чертил узоры по щекам и шее, яростно сдавливал ладонями тонкие плечи и прижимал к своей груди тонкий стан. Но все было тщетно. Ни единого нового образа он так и не смог украсть. Рей вдруг понял, почему он больше ничего не видит. Он видел не только ее будущее. Он только своими руками лишил себя своего будущего. Это он целовал и гладил ее. Это были его дети! Он только что своими руками убил свое будущее. Своих детей. Невероятный ужас отключил его от реальности и Рей очнулся на корабле людей. От разгрома его остановили чужие мысли, что на этом судне его птахи попросту нет, и если он не остановится, то банально погибнет. Уродливый страх не давал ему сидеть на месте, и он был готов рвать голыми руками каждого, кто осмеливался подходить. Он даже не знал, где его высадили. Лишь понимание, что Альянс не даст ему возможности добраться до пигалицы без флота за спиной, а он тут в одиночестве зверем рыскает по коридорам — сковывало руки. Бродил и корил себя, что в своем тщеславии даже не удосужился поставить в известность о своих намерениях хоть кого-то. Рей ковырялся по возможности в каждом разуме, пока не нашел тюремные этажи. Надменный сенатор даже не поняла, что зашла в камеру не одна.Альянс Содружества. Галактика неизвестна. Система неизвестна. Планета неизвестна.
Первым бросился в глаза мутный потолок. Такого же рвотно-серого цвета пол и стены. Яркий, но очень злой свет так бил по глазам, что пришлось моргать несколько раз, пока пятнышки под веками не перестали прыгать. Под спиной комковатый тоненький матрас не спасал от впивающегося в ребра каркаса койки. Голова гудела. И заныла еще больше, едва она решает поднять руку чтобы проверить целостность черепа. Затылок был цел, только вот руки неистово зачесались. У нее забрали почти всю верхнюю одежду и она сразу увидела множество воспаленных точек на сгибах локтей и плечах. Судя по количеству этих точек, она тут уже не первый день. Интересно, чем меня накачивают? Первый посетитель не заставил себя ждать. Кайло только смеется, как сумасшедшая, едва завидев высокомерное лицо гостьи. Смеется, даже не пытаясь сдерживаться. — Поистине, у судьбы отвратительное чувство юмора, — задыхаясь, смогла выдавить Кайло. Гостья только противно сжимает в тонкую полоску губы и морщится. — И что же вас так рассмешило, гранд-маршал? — Вы поймете это позже. Вам обязательно представится такая возможность. — Позвольте представиться. Мое имя… — Я знаю, кто вы, сенатор Соло, — хлестко перебивает раскрывшую рот гостью, с усилием поднимаясь с жутко неудобной койки и делая совсем малюсенькие шаги поближе. Кайло остановится, чуть ли не уткнувшись носом в силовую преграду, разделяющую на две части ее камеру. Стоило признать, сенатор умела держать лицо. — Я делегирована Сенатом Альянса. Как вы понимаете, гранд-маршал, сейчас вы находитесь в наших руках. — И чего же от меня хочет Сенат? Неужто все тайны Зеллы? — съехидничала Кайло, старательно кусая верхнюю губу, чтобы снова не рассмеяться вслух. — Чтобы вы понесли справедливое наказание за свою жестокость. Вы все-таки человек, гранд-маршал… И Совет предполагает, что вы действовали не по своей воле. Если вы признаете, что все приказы исходили от Императора Зейну, то… От пафоса, повисшего в воздухе, Кайло все же не выдержала, снова рассмеялась, как ненормальная. Ей бы еще поучиться выдержке, если будет время и возможность… — Сколько патетики… Сколько благородного негодования, сенатор. Может, обойдемся без всего этого? Что еще хочет Сенат? — Как вы и выразились — тайны Зеллы. — В обмен на жизнь? Сомнительная сделка, как по мне. Есть еще какие предложения? — Не в вашем положении торговаться, гранд-маршал. — Да неужели? Как я понимаю, больше никого из детей Зеллы у вас нет. Выбирать вам тоже не из чего. — По крайней мере, гранд-маршал, вас запомнят не как убийцу, но как человека, помогающего человечеству в качестве… — вкрадчиво начала было сенатор. — Нет! Меня запомнят как победителя! Запомнят той, кто оградила свой дом от поганого влияния человеческой заразы! — Миллиарды людей! Вы за секунду одним решением оборвали жизни миллиардов людей. Невинных людей! — Мне жаль лишь детей. Невинны лишь дети. Но у них у всех был шанс избежать подобной участи. Двое стандартных суток. У них у всех был выбор! Двое суток на эвакуацию, сенатор Соло… У них был выбор. И ведь вы тоже понимаете, что по вине глупости представителей вашей расы пострадали все эти люди. Не по моей вине. Нет, совсем не по моей. — Это и … ваша раса тоже. — Ошибка вселенной… Досадное упущение. Всего лишь мерзкая оболочка. Как вы видите, сенатор Соло, вполне поправимая ошибка. — Эта мутация, гранд-маршал, это… чудовищно. — Пожалуйста, не нужно всей этой пафосной патетики. — Вы правы. Переубеждать от этого я не буду. Послезавтра состоится окончательное заседание Сената. Наше предложение еще в силе. Если все же признаете, что действовали по указанию своего императора, то Сенат согласен сохранить вам жизнь. Но остаток своих дней вы, само собой, проведете в тюрьме. — Говорить вам снова, что Альянс не имеет права судить меня, бесполезно? Подданство Зеллы вас не беспокоит? — После того, что вы наделали, Сенат предполагает неизбежность войны, гранд-маршал. Но если быть до конца откровенной, будь моя воля, я бы казнила вас немедленно. — Какой войны, м? И как вы себе представляете эту войну, сенатор? Вы тешите себя несбыточными фантазиями. Сами себя обманываете, расписывая себе все возможные способы воздействия. Но… Зелла ныне недоступна. Никто не может пройти без разрешения. Наши ученые годами разрабатывали технологию Кокона и теперь все методы ведения войны стали бесполезны против нас. Устарели во всех смыслах. И… Вы так остро реагируете на смерть вашего бывшего мужа. Удивительно, сенатор Соло. Я могу показаться вам циничной, но это такое дежавю… Вы повторили его почти дословно… — Ты! Да как ты смеешь! Убийца! Ты… Сенатор на глазах меняла цвет лица. То бледнела, то зеленела и хватала ртом воздух. Гостья выглядела разъяренной…и разбитой. Кайло вдруг понимает, что ей очень и очень жаль эту женщину. — Перестаньте… Надо же… При всех его недостатках… Все еще любите его? Перестаньте убиваться, сенатор. Ваш бывший муж, контрабандист и пройдоха, любитель присваивать все, что плохо лежит, он… он жив. — Но… Как? Мои люди видели, как ты…вы проткнули его насквозь. — Твои люди были чуть невнимательны. Впрочем, готовый вот-вот взорваться корабль отвлек бы любого. — Слава богу! О господи… Он жив. — Жив. Наверняка, даже здоров на все сто процентов. Гостит у самого Императора Зейну. Ему оказана огромная честь, сенатор. Но я уверена, он сейчас негодует и ищет способ сбежать. Взбешен и… и подавлен. Сенатор за силовой преградой быстро взяла себя в руки. — Мы могли бы… обсудить условия его освобождения, гранд-маршал. И… откуда вам вообще известно… о нашем браке? — О, сенатор. Мне известно столько, что вы даже не подозреваете сколько. Например, о его маленьком шрамике за левым ухом. Я знаю, что он терпеть не мог ваши кулинарные эксперименты, но всегда ел их, восхваляя каждое блюдо. Потому что искренне любил вас. Даже то, что у него в юношестве было ранение в грудь обломком двигателя спидера после крупной аварии. Знаю, что у него там образовался некий потайной карман. Немаленький такой, целую ладонь можно было бы спрятать. Даже знаю, что в моменты любовной близости ваш муж рисковал, давая вам коснуться через кожу его сердца. Эта рана не смертельна. Болезненна, да. Но не смертельна. Я проткнула его мечом именно через тот карман в его теле. — Откуда… — Мне продолжить рассказывать? Или ты уже поняла, кто я? М? — Не понимаю… Сенатор действительно не понимала. Растеряла остатки своего лица как выдохнутый воздух, непонимающе смотрела на нее. Кайло уже через минуту вынужденного молчания ощутила… банальное раздражение. — Может, если я повернусь вот так, тебе будет удобнее, — она повернула лицо так, чтобы сенатор видела только человеческую часть. — Твой муж тоже не сразу узнал. Но соображал он не в пример быстрее тебя. Намного быстрее. Ну же… Ну же, сенатор Соло. Никого не напоминаю? Ну же… Волосы покороче. Тело побольше, массивнее. Голос грубее. Ну же. — О боже… Не может быть! Чем больше сенатор всматривалась в нее, тем шире открывался ее рот. И чем больше шалела сенатор, тем больнее было Кайло смотреть в ответ. Ранило насквозь все, начиная от искорок неприкрытого ужаса, засверкавшего в материнских глазах до враз поглупевшего выражения лица. Было даже больно смотреть, как сложены были ее руки на груди, словно она уже обнимала потерянную дочь. — Не может быть…. Бенджамина. — Ну здравствуй… мама. Это было намного хуже, чем те секунды, которые она всматривалась в глаза отца. Настолько хуже, что Кайло просто демонстративно выпрямляется, поворачиваясь всем лицом к матери и нагло выпаливает запоздалое, насквозь фальшивое приветствие. Всем своим видом изображала высокомерие, в надежде этим замаскировать тоскливую дыру в груди, возникшую при виде заблестевших капельками слез глаз. — Не может быть… Как же так… На шестом круге этих двух фраз жалость к матери испаряется. Вообще исчезает. Ей вдруг… надоело страдать. Надоело разрываться на части, выискивая хоть какие-то намеки на материнскую любовь. — Почему же не может, мама? Чему именно ты не можешь поверить? Тому, что я все-таки жива или тому, что именно твоя дочь оказалась тем самым монстром, о котором все говорят и которого ты так мечтаешь казнить на месте? Но сенатор так и не ответила, бормоча и неверяще шаря по ее лицу глазами. Так и сидела, прижав руки к сердцу, пока Кайло окончательно не позволяет себе разозлиться. — Захочешь узнать что поподробнее, не стесняйся, мама. Приходи, когда приведешь мысли в порядок. Я… много могу тебе рассказать. Только постарайся прийти до моей казни. А то мертвой я мало что скажу. Охрана! Охрана! От ее криков охранники вбежали сразу. Не раздумывая, загородили своими телами сенатора, выставив бластеры перед собой, будто она могла что-то сделать через эту силовую преграду и с литрами всяческой гадости в крови. Кайло только гадко ухмыляется. С этой же мерзкой улыбочкой кивает на гостью, что одним своим растерянным видом вводила в ступор охрану. Мол, уведите, а то еще удар хватит. За жизнь сенатора отвечать она не собиралась. Таращась в потолок, Кайло только и может, что думать о том, почему дети Зеллы до сих пор не появились и не освободили ее. Полагать о том, что ее бросили, не хотелось. Но и это нет-нет мелькало на краю сознания. О роли во всем этом фарсе принца Рейнара думать было… болезненно. Словно воткнутая в спину иголка оказалась целым копьем, смазанный ядом. Она предпочитала размышлять, станет ли сенатор делать хоть что-то для вновь найденной дочери или сделает вид, что для нее она так и останется монстром в клетке с химией вместо крови от количества медикаментов, влитых в нее за время плена. Эта женщина пришла ровно через сутки. Вошла с таким горделивым видом, что Кайло даже радуется ее способности носить подобные личины. И демонстративно отворачивается сразу же. Но едва с тихим шипением закрывается дверь, как раздается нервный вздох и голос сенатора. — Расскажи мне… — Что ты хочешь услышать? Кайло даже не поворачивается, так и сидит спиной к сенатору. Ей почти все равно. — Все… Все, что ты захочешь рассказать, Бенджамина. Ее старое имя резало уши. Словно камнями падало на плечи, придавливая к полу. Кайло невольно повторила тяжелый вздох. — Я помню ваши глаза. Злые, пустые. Твои и папы. Особенно последний взгляд от вас обоих перед тем как сесть в корабль и улететь прочь. Помнишь это…мама? Вы оставили меня у какого-то старика. Даже не объяснили, кто это вообще такой, почему у него. И за что. А я хорошо помню тот песок, который скрипел на зубах. Но ты можешь не отвечать. Лишь совсем недавно я узнала, что старик тот прятал у себя детей. Таких детей, как я. Прятал от ищеек Альянса. Совсем недавно я поняла, что ваш страх был не из-за меня, мама, но за меня. И лишь поэтому я тебе это все рассказываю. Хотя еще с полгодика назад я готова была лично вырезать тебе и папе сердца. Кайло не видела лица сенатора, но тишина за спиной была яркой, плотной и горькой. Каждое это выплюнутое Мама вываливалось змеиным шипящим клубком. — Вы оставили меня у него, надеясь на лучшее. Не оставляйте меня тут! Пожалуйста! Я больше не буду жечь технику, мама! Папа! — Только вот не знали, что ищейки Альянса уже пронюхали о нем. Ваш корабль еще даже не покинул атмосферу, как на него напали. Безопасники следили за вашими действиями очень давно. В той толпе были столько вооруженных людей. Ты бы только знала, как мне было страшно. Все вокруг что-то кричали, бегали. Кто-то стрелял прямо по остальным детям. Слышишь, мама? Когда на меня брызнула чья-то кровь, я побежала прочь. Мне повезло, я сразу напоролась на какой-то корабль. Сумела его запустить, папины уроки не прошли даром. Ну и пара пинков мощью и искреннее желание свалить оттуда побыстрее. И это было чудом, что вы все еще висели на орбите. Невероятное чудо, что я вышла прямо на вас. Неприкрытые всхлипы за спиной когтями разрывали душу. — Я даже пыталась связаться с вами. Пожалуйста, ответьте на вызов! Пожалуйста! Ну пожалуйста! — Хотела рассказать об ужасе, творившемся внизу. Сообщить о старике, которого убили первым и втоптали вместе с одеждой в песок. Я всего лишь хотела, чтобы вы просто снова обняли меня, как когда-то в самом детстве. Но вместо ответа… вы дали залп. Нет! Это же я! Мама! Нет! — О, нет-нет, не нужно объяснений. Я прекрасно понимаю, что вы испугались маркировки службы безопасности Альянса на корабле. Я бы хотела объяснить, что я чувствовала на тот момент… Но увы, я почти не помню ничего, кроме обиды. Корабль разваливался на глазах. И вот я в спасательной капсуле. Нет! Не надо! Не надо! Это же я! Пожалуйста! — Я бы хотела рассказать, что же было после того, как вы выстрелили и в капсулу. Но я и этого не помню. Надеюсь, кокон мощи защитил меня, ведь именно он окутывал разбитую капсулу. Я упала на планету. Очнулась в том же песке, где-то посреди пустыни. На мне ни царапинки. Но и ни воды, ни крошки хоть какой-то еды. Но у меня была обида. Жгучая обида. Она через полчаса стала ненавистью, мама. И именно эта ненависть помогала мне, слышишь? Почему я? Почему?! — Ну, а с другой стороны… Эта ненависть к вам давала мне силы… Хотя, если бы вы посчитали нужным объяснить мне, что делаете это все для моей же защиты, скольких страданий можно было бы избежать. Но вы молчали, и я думала что ваша злость направлена на меня и только на меня. Через пару дней я набрела на поселение. Мне дали воды… и попытались изнасиловать. Меня, девятилетнего ребенка. Слышишь, мама? Двое человеческих мужчин схватили меня, но на них напали еще двое, решивших отбить лакомую добычу. А я просто сбежала обратно в пустыню. Там, по крайней мере, насиловать никто не собирался. Но я потом вернулась в это поселение. Ночью. И не раз. Да, мама, увы, твоя дочь научилась воровать. Инстинктивно скрывала себя своей мощью, воровала еду и воду. И убегала обратно в пустыню как можно дальше. Ненависть потом совсем угасла и я каждую ночь смотрела в небо. Я ждала, что вы вот-вот спуститесь и найдете меня. Месяцами смотрела. Но вас не было. Кайло вдруг думает, что ее барабанные перепонки лопнули. Тишина за спиной оглушала не хуже рева стартовых двигателей какого-нибудь крейсера. Словно сзади никого нет вообще. Но оборачиваться проверять не стала. Ей было почти все равно, слушает ли ее мать или давно сбежала, раздавленная невыносимой правдой. Но слов, тех самых правильных слов, что они может быть, все-таки потом искали, она так и не дождалась. — Ну, а потом небо засверкало и начали падать истребители. Того зеллонианца я нашла в одном из упавших корабликов. Его истребитель уже догорел и просто дымился. Того зеллонианца спасла искореженная броня и чудо, огонь его не тронул. После этот истребитель стал нашим домом. Другого дома ведь у нас не было. Он иногда что-то скрежетал, пытался сцапать меня. Даже откусить руку пытался. Крови натекло, думала — умру. Но больше просто лежал в беспамятстве. Его я так и не смогла вытащить из-под обломков. Так и поила его водой через стиснутые зубы. Всю воду ему отдавала. Он после спрашивал, почему, зачем я его пыталась выходить. Ведь я знала, кто он такой, знала, что он попытается сожрать меня, едва у него хватит сил встать. Сожрет, чтобы выжить. Но на тот момент для меня он был такой же одинокий, брошенный своими же, позабытый посреди песков. Зеллонианец очнулся примерно через месяц. Он не пытался напасть. Просто сидел и ждал, когда я проснусь. Снова что-то скрипел и шипел, но с рук ел прилежно. Как домашний питомец. А еще через неделю смог сам выбраться из-под обломков и добраться до сигнальных маяков. На его сигнал о помощи дети Зеллы прилетели в тот же вечер. Я думала, что все — это конец. Смотрела на его уходящую спину и все ждала, когда же они налетят всем скопом и съедят меня. Зеллонианец вернулся через пару минут. Завернул в одеяло и понес в прибывший корабль. Там, на До-Тэ, я еще долго пряталась по углам, думала, откармливают, чтобы потом банально съесть. Там уже зеллонианец кормил меня с рук. Совал в рот еду и кивал на медальон на моей шее, который сам же и повесил. Отъелась, а жрать меня никто и не хотел вроде бы. Потом дали в руки коробочку и при мне ее включили. И я их услышала. Это было… как музыка, мама. Чистейшая гармония, слышишь? Дети Зеллы не говорили. Они пели. В одно прекрасное утро я очнулась не в кровати, а привязанная к больничной кушетке. Зеллонианец насильно открыл мне рот… и заставил глотать его кровь. Потом он сказал, что если уж он испробовал моей крови, то и мне положено это сделать. Его кровь меня чуть не убила. Но я выжила, я справилась. Недолго я подыхала, недели три на грани висела. Но потом… ты даже не представляешь, мама, что значит нежиться под ласковыми лучами Зеллы. Та, что вычищала из меня все самое поганое, самое гнилое. Это ее любовь выворачивала наизнанку, вытряхивая все плохое, позволяя понять истинную чистоту. Зелла была даром. Зелла давала мне понять, что я тоже смогу жить в гармонии с собой. Надо лишь стать истинной зеллонианкой. Потом пришли сны. Красивые, яркие. Такие четкие. Они давали мне знание, мама. Знания, что делать. Эти сны… они подстегивали, подбивали сделать хоть что-то. В этих снах я поняла что нужно делать. Зеллонианец забравший меня, был поначалу простым пилотом. Он доверился мне. Мои сны продвинули его выше. Уже через год он стал целым командором. А потом мои сны показали мне, что нужно сделать, чтобы он мог стать… императором. И он снова доверился, слышишь? Еще каких-то четыре года, и простой пилот стал императором. И не просто правителем, совершившим захват власти, а лучшим монархом. Он стал мне отцом, его жена стала мне настоящей матерью. От монолога горло застыло скрипучей пустыней, но Кайло пересиливает себя. И говорит дальше, не слушая молчание сзади. — Император полностью доверился мне. И он действительно стал лучшим монархом из всех, которых знали дети Зеллы. Однажды… однажды он признался мне, что света Зеллы уже не хватает. Слишком много энергии рассеивалось в пустоту. И тогда мне приснился новый сон. Проект Кокона был завершен совсем недавно, сенатор. Хотя вы об этом и сами прекрасно знаете. Этот Кокон не просто закрыл в себе полгалактики. Он не давал сиянию Зеллы уходить впустую. Но вы ведь успели себе напридумывать многое. Признаю, у Кокона было множество других функций. Одно то, что теперь он не дает больше пройти к Зелле посторонним, принесло столько преимуществ. Ваш сенат был прав отчасти. Кокон теперь непробиваемый энергощит и дети Зеллы могут дышать спокойно, зная, что без разрешения никто даже близко не подойдет к ним. Кайло молчит очень долго, пока шорохи сзади не зазвучали громовым грохотом. Тяжелые шаги заставили ее обернуться. Сжатая в комок сенатор сидела в кресле, закрыв лицо ладонями. Но поступь была не ее. Все это время в дальнем от нее углу стоял он. Он, пустивший всю ее жизнь под откос. И снова ты… Он явно услышал каждое слово, и сейчас просто стоял, немигающе глядя на нее. Но Кайло даже не дергается, только слегка пожимает плечами, мол, услышал и ладно. Злейший враг узнал самое потаенное, но, как оказалось на деле, ей стало по–настоящему все равно. — Боже, мне так жаль… Доченька! Тишайший шепот воткнулся иглами в самое сердце, вместо затаенной радости вызывая ярчайшую злость. — Уходите. — Бенджамина… — Прочь! Пошли вон! Оба! Прочь! Ненавижу! От ее криков сенатор заозиралась… и некрасиво икнула, снизу вверх таращась на профиль застывшего рядом с креслом Рейнара. Но Кайло не позволила себе заплакать. Никто из них не был достоин увидеть и слезинки. Он уже видел мои слезы… Чем же еще он может потешить свое самолюбие? — Прочь, — надрывно зашептала она, оседая прямо на пол и не видя ковыляющей сгорбленной фигуры сенатора и сжатых кулаков крииден. Замутненная медикаментами голова прояснялась волнами, некими наплывами, старающимися выгнать тошноту и химический привкус во рту. Но от укола выкатившегося из потайной ниши дроида сознание снова покрылось пылью. Кайло не понимает, какое время суток сейчас вообще, когда ее ведут по светлым коридорам. Несмотря на напрочь забитую ядовитой химией кровь, на скованные силовыми наручниками руки и стянутый кляпом рот, ее охраняет целый взвод. Уже сидя на высоком стуле перед россыпью седовласых человеческих голов, она понимает, почему дети Зеллы до сих пор не проявили себя. Прессы не было. Дети Зеллы попросту не знали, что с ней. Судя по всему, чертов Рейнар тоже будет молчать. Только охрана, она и целое стадо кивающих друг другу сенаторов, возомнивших себе, что могут решать ее судьбу. Мутный разум с трудом выхватывал из общей мешанины тел и голов очертания лиц, но в память врезался очень четкий силуэт сенатора Соло, сидевшей очень далеко и смотревшей застывшими глазами на свои руки. Люди говорили и говорили. Гомон никак не затихал, и Кайло изо всех сил желала просто заткнуть этот текучий шум, дабы просто посидеть в тишине. Слов она не разбирала. Ей вроде бы даже задавали какие-то вопросы, но их она тоже пропускала мимо ушей. Она могла думать лишь о сенаторе, искренне жалея ту, что вроде бы обрела потерянную дочь, но сама же и привела ее в руки Сената. Люди говорили много, шумели очень громко. Махали друг на друга руками, швырялись коммуникаторами о столы и издалека тыкали в нее пальцами. Наступившая резкая тишина чуть взбодрила ее. Чуть осмысленнее глянула на кривые лица, попыталась прислушаться к эху витающего в воздухе вопроса. — Вы слышите нас? Что? — Повторите… вопрос. — В виду выявленных новых обстоятельств, Сенат предлагает вам сделку. — Какую же? — Учитывая ваше родство с госпожой Соло, мы приняли решение предложить вам обоюдную сделку. Вы признаетесь в том, что все это время действовали по указаниям Императора Зейну. Само собой разумеется, нам будет важна любая информация об Империи Зеллы. В обмен на это Сенат сохранит вам жизнь. — И остаток своих дней я проведу в плену, так? — Вы должны понимать, что мы не можем позволить вам… — Конечно понимаю… Как и понимаю то, почему здесь нет ни одного представителя прессы. Ни одного фотографа, ни одного человека, способного сообщить Императору Зейну о вашем закрытом заседании. Я бы посмотрела на ваши лица, когда дети Зеллы узнают о вашем произволе. — Беджамина Соло, это не столь сейчас важно, как… — Я гранд-маршал Кайло Реэн! Шестое Дитя Императора Зейну! И я не признаю вашего права судить меня, подданную Империи Зелла! Она спрыгнула со своего места, бросаясь вперед через туман в сознании. Почти чувствует, как ее держит за плечи охрана, не давая вырваться, но и не давая упасть, пока она это выкрикивает, срывая голос и скалясь разными зубами. Ее выволокли из зала и она уже не услышала дальнейших обсуждений. Сенатор Соло явилась к ней лично спустя много тягучих минут. С потухшими глазами, еще недавно сверкавших праведным гневом. Голос проплывал мимо ушей, но часть Кайло успевает ухватить. Казнить ее пока не будут, но запрут в дыре, где о ней никто и не узнает. У Альянса множество способов развязать ей язык. Она будет жить, пока Альянс не вырвет из ее мозга все секреты детей Зеллы.