Глаза зверя

      Чон Чонгук был самым молодым командующим за три поколения фамилии Чон. К двадцати трем годам он получил под свою руку всю регулярную армию и флот, право выбирать себе помощников и назначать их на должности по своему усмотрению. Право объявлять начало военных действий и собирать ополчение от имени императора. Право помиловать и казнить любого солдата своей армии. Не мог он только одного — отказать своему беловолосому господину.       Впервые Чонгук увидел наследника, когда тому было всего семнадцать. Десятилетнего мальчишку, доставленного с очередной партией отобранной для дворца обслуги, поразил яркий искренний смех, который он услышал случайно. Про будущего императора ходили самые невероятные слухи, поговаривали даже, что он умеет разговаривать с животными и подчинять себе ветер. Тем ошеломительнее было наблюдать за беловолосым парнем с открытым красивым лицом, что забавно кривилось улыбкой, такой, когда улыбаешься в ответ и уже потом осознаешь это. Поразительно живой, пышущий жизнелюбием молодой господин с необычной внешностью навсегда запал глубоко в душу маленького безродного мальчишки. Уже потом этот мальчишка, сцепив зубы, упорно шел к своей цели, случалось, что и по головам и трупам менее удачливых соперников. Чонгук к своим десяти уже неплохо соображал для вчерашнего сына простого горожанина и быстро понял, что его единственный шанс — попасть в ближний круг будущего императора. Иначе его просто сожрут во дворце. Первый раз он убил человека в двенадцать лет, на ежегодных играх по случаю осеннего праздника урожая. Там его заметил Чон Хосок, единственный на тот момент представитель фамилии Чон, ищущий себе преемника. Удача ли была в тот день на стороне едва живого парнишки или Хосок разглядел в нем что-то от самого себя, сейчас уже не узнать. Важен был свершившийся факт — один из соратников наследника империи взял его под свое крыло. И долгие годы учил его всему, что знал сам.       Чонгук очень хорошо помнит тот первый раз, когда уже император обратил на него свое внимание. Молодой наследник взошел на трон в двадцать два после смерти отца от яда. Всегда находится кто-то, кто недоволен действующей властью, какая бы она ни была. Великий Тхеджо многое сделал для своей страны, построил сильное государство и думал, что у него в запасе есть еще хотя бы лет пятнадцать, чтобы передать в руки сына свое детище. Вместо этого Юнги был вынужден смотреть, как отец умирает в страшных муках, а потом железом и кровью держать в узде всех тех, кто говорил, что наследник слишком молод и не справится с тяжким бременем правления, лучше бы назначить нескольких советников в помощь, пока господин так юн и неопытен. Господин вздернул этих советников на воротах дворца, не желая марать меч в крови. И только удовлетворенно улыбался, когда семья Ким в очередной раз оправдала свою репутацию и поймала заговорщиков, сведших его отца в могилу. Это был первый триумф Ким Тэхена, их потом еще было очень много, но этот он будет помнить всегда. Потому что сам предложил императору публично казнить заговорщиков тем же ядом, а тот в ответ только молча кивнул головой и приказал привести к нему любого из семьи Чон. Чон Хосок и Чон Чонгук явились одновременно и не дрогнув лицом, выслушали приказ. А потом отправились исполнять.       Чонгук тогда смотрел поверх тяжелой золотой чаши, которую держал обеими руками. В которую его господин высыпал целую горсть порошка темно-красного цвета, щедро мешая с вином. И которую приказал поднести каждому из шестерых дворян, что стояли на коленях, жалкие и избитые, перед его троном. Чонгук очень хорошо помнит, как в глубине зрачков его господина плескалось безумие, приправленное удовлетворением от свершившейся мести. Тогда еще повелителю можно было смотреть в глаза, и совершенное в своей красоте лицо неизменно вызывало восхищение. Чонгук помнит ту хищную улыбку, перекосившую прекрасные черты. И помнит, как совершенно искренне улыбнулся в ответ.       Сейчас, в затемненной малой зале, примыкающей к личным покоям, император принимал у него доклад о состоянии флота и новой верфи для ремонта. Чонгук размеренно рассказывал, стараясь не поднимать на мужчину взгляд, кожей ощущая опасность. За долгие годы он уже выучил, что будет так, как захочет его повелитель.       Император молча слушал, сидя на циновке в ворохе мягких подушек. Он откинулся назад, упираясь руками о постель позади, чуть наклонив голову, изучающе смотрел на темноволосого командующего, что касался лбом скрещенных на полу рук согласно дворцовому этикету. Взгляд бездумно блуждал по плечам, обтянутым одеждой, вниз по идеально ровной спине, цеплялся за широкий, в два оборота, дорогой пояс и терялся где-то на полу. Чонгук все так же не поднимая головы, продолжал говорить, но император вдруг перебил его:       — Достаточно. Что ты сам думаешь о состоянии порта?       — Я думаю, что наших сил хватает, чтобы держать оборону от соседей, но и только, — Чонгук выпрямил спину, сложил руки на коленях. — Нужно строить еще, хорошо бы нанять еще мастеров, чтобы обучили ваших подданных тонкостям корабельного дела. Если мой повелитель позволит… — он правда думал об этом. Чон Чонгук действительно переживал за благополучие государства, которое поклялся защищать. Император опять перебил его:       — Я позволю. Твои слова разумны и не лишены смысла. Приготовь мне расчеты по затратам на твоих мастеров, — шелк белых волос плавно перетек за спину, когда мужчина склонил голову набок, слегка прикусив губу в задумчивости. — Это все?       — Да, мой господин. Я приготовлю все за пару дней, мне нужно немного времени. Я могу идти? — Чонгук уже поднялся и собирался покинуть зал, но Юнги вдруг остановил его вопросом:       — Ты знаешь, что Тэхен приготовил мне в подарок новую игрушку? Его скоро должны привести, — голос императора стал ниже, тембр сменился, в нем явственно звучали отголоски громовых раскатов. Или рева горной реки, перекатывающейся на смертельно опасных порогах. Или рычание дикого зверя за секунду до прыжка. Или предвкушение.       Чонгук ненавидел свое лицо. Несмотря на развитое тело и изнуряющие тренировки, несмотря на возраст и ежедневные заботы, когда даже на сон не всегда хватало времени, в очередной раз смотрясь в отполированное зеркало, Чонгук видел там наивное, милое личико. А легкая улыбка делала его и вовсе похожим на подростка, как раз в том возрасте, когда детская угловатость гадкого утенка начинает сменяться настоящей юношеской грацией и изяществом. Иногда Чонгук хотел получить шрам, совсем как у его господина, лишь бы не переживать это в очередной раз. Но уродство означало бы прощание с той жизнью, к которой он привык. Оставалось только одно — сцепить зубы и терпеть. Как всегда. Хосок говорил ему как-то, что рано или поздно его внешность изменится, и он перестанет страдать от этого. Кажется, это было три года назад.       — Да, мой господин, — его голос даже не дрогнул. Тело заживет, для воина боль постоянная спутница. Пусть и такая позорная. — Тэхен всегда умел вам угодить.       — Подай мне масло и раздевайся, — за столько лет Чонгук уже выучил, что дорогие масла для масссажа и кожи повелитель хранил у дальней стены, на низком столике, куда обычно ставят закуски и легкое вино. Две маленьких бутылочки всегда стояли там. Одно, эфирное, для благовоний, другое, в стекле — для тела. Чонгук взял холодную бутылочку, опустился на колени справа от императора, с поклоном вложил требуемое в твердую ладонь. Не поднимая взгляда, начал развязывать пояс, стремясь покончить с этим как можно быстрее.       — Медленнее, — приказ бьет по ушам, заставляя пальцы онеметь. Пояс падает на пол, вслед за ним одна за другой падают куртка и нижняя рубашка, скользя по смуглой коже. Чонгук остается в одних штанах, берется за завязки. Император подается к нему, опережая движение. Быстро подцепляет тесемки одним из когтей-колец, что всегда носит на трех из пяти пальцев левой руки — большом, указательном и среднем.Тянет ткань лезвием вниз, просто разрезая мешающую одежду. Так интереснее. Чонгук видит жуткую полуулыбку, быстро опускает взгляд на обнаженную грудь императора. Его чогори почти не прикрывает тело, тонкий черный шелк льется водопадом с широких плеч, подчеркивая белизну волос и кожи. Чонгук слышит очередной приказ:       — На колени, спиной ко мне. И не двигаться, — послушно разворачивается, снова встает на колени, руки сами сцепляются в замок за спиной. Опускает голову еще ниже, почти касаясь подбородком груди. Чувствует движение воздуха голой кожей, предугадывает касание холодного железа к своей челюсти. Закрывает глаза и расслабляется, позволяя императору поднять его голову и запрокинуть лицо вверх. Чонгук чувствует пальцы, ложащиеся на щеки и принуждающие раскрыть рот. Чувствует горячий бархат чужого члена, тяжестью оседающий в глотке. Чувствует хватку сильной руки в своих волосах. Чувствует капли крови, щекочущие, ползущие по коже из пореза на шее. Чувствует это все и ненавидит себя. Потому что ему это нравится.       Нравятся еле слышные, полные наслаждения стоны его императора. Нравится после украдкой разглядывать синяки и царапины на своем теле. Нравится чувство полной принадлежности. Нравится ровно до тех пор, пока он не начинает ненавидеть себя в очередной раз за то, что получал от этого удовольствие.       Громкий разочарованный стон, который он издает, когда Юнги буквально сдергивает его рот с собственного возбуждения, отражается от стен, ударяется в двери. Стража, безусловно, знает, что здесь происходит. Значит, совсем скоро будет знать и Тэхен. Чонгук сейчас не хочет об этом думать. Прямо сейчас он хочет ощутить в себе член императора, почувствовать хватку знакомых пальцев на теле, вспомнить, как восхитительно сжимается его тело в предвкушении оргазма. Каким может быть его господин только для него.       Юнги зачарованно наблюдает за Чонгуком, осторожно перебирая его волосы, спускаясь к шее щекочущими прикосновениями. Перед ним на коленях совсем мальчишка, с припухшими влажными губами, приоткрытыми в ожидании того, что ему захотят дать, с капельками пота, сбегающими по нежной коже, тесно прижимающийся щекой к его бедру. Его глаза закрыты, вздохи невесомы, а тело полностью расслаблено. Он выглядит настолько невинно, что хочется его осквернить, растоптать, заставить плакать и умолять. О чем? Да неважно, лишь бы этот ангел страдал.       Император отталкивает его голову от себя, бросает сухо «лицом вниз». Чонгук послушно становится на локти, чувствует руку на пояснице, что принуждает его прогнуться ниже, коснуться грудью подушек. Коже на внутренней стороне бедер достаются касания холодных колец, Юнги разводит его ноги шире, раскрывая его еще больше. Масло быстро перенимает жар его тела, он чувствует жесткие пальцы, растирающие кожу у самого его входа. Пожалуй, Чонгук бы безошибочно назвал, на каких из них есть мозоли от меча и шеста, хотя руки его повелителя всегда скрыты под одеждой. Никакого проникновения, никакой подготовки. Как и всегда.       — Давай же, — на его талии смыкаются ладони, лишая последней возможности двигаться. Он чувствует горячее, невыносимое скользкое прикосновение крупной головки чужого члена к анусу. Непроизвольно роняет голову, медленно выдыхая, стараясь не сжиматься и не шевелиться. Закусывает губу, стараясь удержать крик боли, усилием воли расслабляет непослушные мышцы. Каждый раз как в первый, каждый раз дрожь прошивает от поясницы вверх до самого горла, каждый раз его ладони судорожно комкают постель, каждый раз настолько ошеломительный, что он готов кончить просто от этих ощущений. Но ему не дают даже вдохнуть, тут же начиная толкаться в его тело в ритме, приносящем удовольствие только одному из двоих. Чонгуку больно, очень больно и очень хорошо. Он тихо выдыхает «еще» и сам подается назад, на таранящий его задницу член его повелителя. Последнее, что он помнит — это россыпь звезд под веками, когда кольца вонзаются в его бедро.

***

      Император осторожно укладывает потерявшего сознание мальчика рядом с собой. Тянется за чогори, накидывает на плечи. Оборачивается, проверяя не очнулся ли Чонгук. Тот лежит на боку, прижимаясь лицом к постели, его бедра и живот испачканы в сперме, она смешивается с кровью, что сочится из царапин на левом боку и пачкает постель.Он все еще не пришел в себя. Каждый раз вот так. Невероятно близко. Никого больше император не подпускал к себе настолько.       Белый Лев подходит к дверям, стучит в них. Створки распахиваются, за ними бледный Тэхен, который произносит:       — Все готово, мой господин.       — Хорошо. Веди, — император замечает, что Ким косится ему за спину. Зло вскидывает бровь. — Тэхен, я сказал, веди.       Тэхен вздрагивает, склоняет голову и просит следовать за ним. Нейтрально спрашивает:       — Мой господин решил не портить главный сюрприз вечера?       — Я не хочу ломать твой подарок так быстро, это скучно, — император усмехается. — Иди найди Хосока, я не хочу видеть Чонгука в моей спальне.       Они останавливаюся у очередных дверей. Это малый зал для приемов, Двери здесь просто обязаны быть, но Тэхену кажется сейчас, что весь этаж, дворец, да и вся его жизнь — это череда дурацких дверей, только за одной из которых счастье. Юнги же уже давно это знает.       Глава тайной службы трижды стучит по массивной створке. С тихим шелестом двери раскрываются, поглощая собой императора и захлопываясь за его спиной. Тэхен смаргивает злые слезы и идет искать Чон Хосока, будь он трижды проклят.