Глаза зверя

      Мерный бой больших барабанов почти неслышен. Тяжелый, ломаный ритм заставляет сердце биться с ним в унисон, подчиняя себе, вводя в подобие транса. Музыканты скрыты за ширмой, они не могут видеть, что происходит в зале и обречены играть, пока им не подадут знак остановиться. Играть одну и ту же мелодию, навевающую ассоциацию то ли с армией на марше, то ли один из ритуалов, что проводят в иноземных храмах.       Фигура танцора в центре зала освещается только свечами по периметру дорогого ковра. Текучий шелк одеяний создает причудливые силуэты, небрежно подчеркивая линии тела. В изящных пальцах зажат огромный веер, алая волна на его крае приковывает к себе внимание. Танцор необыкновенно ловко обращается с тяжелым даже на вид предметом, одним движением складывая или разворачивая его под нужным углом.       Танец не прекращается ни на секунду, мальчик настолько гибок, что похож на змею. Мягкая поступь совсем незаметна под длинным подолом, он будто плывет над ковром, улыбаясь совсем чуть-чуть, самым краешком рта. В его глазах — обещание, игривость, похоть и страсть одновременно, маски меняются так легко, что непонятно, где истинная. Очередной разворот — и прогиб, такой, что танцор легко касается ладонями пола и отрывает ноги, переворачиваясь в воздухе. Тут же разворачивается лицом к императору, прикрываясь веером, медленно вышагивает по кругу, позволяя одежде подчеркнуть плоский живот и линию крутых бедер. Легко взмахивает руками, кружась вокруг своей оси, запрокинув голову к темному потолку. Веер трепещет в его руках, отражая ритм барабанов.       Император очарован. Новая игрушка не совершенство, она лучше. Руки Белого Льва сжимаются, уже ощущая под собой желанное тело, но хватают лишь воздух. Хочется, одуряюще, до наполнившей рот слюны хочется этого мальчика.       Танцор тем временем подбирается ближе, грациозно припадает к самому полу, ложится на спину. Поджимает под себя ноги, сгибая в коленях, поднимает веер над головой, тяжело, загнанно дышит, прогибаясь в спине. Из полуоткрытых губ не доносится ни звука, но император все равно слышит стон, полный наслаждения. Мальчик переворачивается набок, изящно прикрывает лицо, игриво поглядывая поверх красного шелка. Император подается вперед с намерением дернуть танцора на себя, уже касается коленями ворса ковра. И не успевает блокировать быстрый, невероятно быстрый выпад веером в собственную шею.       Застывает, осознавая. Чимин же легким пируэтом уходит к центру зала, ни на миг не прекращая движений, рукава летят следом, будто крылья, барабаны бьют резче, гипнотизируя. Император усилием воли смиряет всколыхнувшуюся волну ярости, давит сиюминутное желание протянуть руку за мечом и пришпилить наглеца к одной из деревянных колонн, на которых держится потолок. Он крепче сжимает руки на коленях, предполагая, что это не последний сюрприз.       Сейчас танцор сменил темп и ритм, движения стали резче, удары сложенного веера поражают воздух за секунду до удара в барабан. Его лицо тоже неуловимо изменилось, стало дерзким, вызывающим. Это уже не танец, больше всего это напоминает императору о его ежедневных тренировках с мечом, где каждый удар убийственно точен и поражает воображаемую цель. Чимин приближается, кружит вокруг него, мелькание веера мешает сосредоточиться, отвлекает. Юнги не может оторвать взгляд от сильных, ловких пальцев, чуть подсвеченной золотистой кожи, нежной даже на вид, упрямо закушенной нижней губы, горделивого разворота плеч. Ловит себя на том, что невольно приоткрыл рот и облизывает губы. Очередной разворот — и мальчик застывает, коснувшись руками пола и опустив голову, а на ковер перед ним медленно падает разрезанная лента, которой был перевязан лоб императора.       Водопад белых волос, не удерживаемых больше ничем, волной скатывается по плечам, застилает лицо. Юнги быстро убирает прядки со лба, пораженный ловкостью новой игрушки. Негромко зовет:       — Тэхен! — в голосе гремит сталь и…интерес?       Двери гулко распахиваются, входит Сокджин. Кланяется, не разгибаясь говорит:       — Простите, мой повелитель, Тэхен исполняет ваше поручение. Что случилось?       — Ничего, иди.       Сокджин молча выходит, осторожно прикрывает дверь, на миг прикрывает глаза, держа лицо бесстрастным. Тэхен смертник, определенно.       — Ты хотел меня убить? — движения императора обманчиво мягкие, крадущиеся, его зовут Белым Львом не за привычку носить кольца. Он подходит ближе к Чимину, который так и не поднимает головы, продолжая сидеть. — Посмотри на меня.       Мальчик отчаянно мотает головой, смотря в пол.       — Я сказал, посмотри на меня! Сейчас же! — император резко наклоняется, хватает Чимина за горло, запрокидывая его голову вверх. Губы танцора беззвучно шепчут что-то, глаза плотно зажмурены. Он хочет было ухватиться за руку императора, но на полпути замирает, испугавшись своих действий.       — Твой император приказывает тебе, — Юнги цедит слова медленно, разьяренно. — Неподчинение хуже измены, ты же ничего не замышляешь против короны? — пальцы давят сильнее, почти перекрывая мальчику воздух.       В следующее мгновенье Чимин открывает глаза — и в них ни капли страха, только боль. Боль и жажда вздохнуть. Юнги зло отбрасывает танцора от себя, тот валится навзничь, хрипя и дыша жадно, глубоко, хватается за грудь и почти рвет на себе одежду. Веер оказывается в руках императора.       — Интересно, — чуткие пальцы ловко ощупывают предмет, легко находят скрытые пружинки, нажимают на одну. Выскакивает тонкое лезвие, небольшое, меньше пальца в длину, плоское и бритвенно-острое. Император вдруг неприято улыбается, кидая безделушку хозяину:       — Сможешь оцарапать меня — будешь жить. Поднимайся.       Чимин не глядя нащупывает веер, автоматически прячет острие и тянется к поясу. Дергает, нетерпеливо встряхивает плечами, оставаясь только в одних свободных штанах, обнаженным до пояса. Юнги встает напротив, уверенно поднимает руки, прикрывая лицо. Его взгляд холоден и жесток, как и сам император.       Мальчик вскидывает руку — барабаны так и звучат, не замолкая ни на секунду, ведь никто не отдал приказ остановиться — веер с громким хлопком разворачивается над его головой. Он кружится, переступает на месте, гибкие запястья и алый шелк отделки будто плетут свой, совершенно особенный узор. Император напротив него неподвижен и сосредоточен, похож в этот момент на кобру перед прыжком.       Чимин знает, что у него только один шанс, один удар. Он тренировался как одержимый долгие годы, убедил всех вокруг, что онемел от горя, выдержал адское наставничество от самого Ким Тэхена. Он добивался от своего тела идеальной гибкости и силы, каждый миг помнил о своей цели, засыпал и просыпался с одними и теми же словами, рефреном звучащими в голове. Сейчас или никогда. Он давно уже мертв, бояться нечего.       Легкий скользящий подшаг за спину императору, тот рефлекторно разворачивается, не выпуская противника из поля зрения. Чимин сознательно подставил спину, но всего на миг. Быстрый, молниеносный разворот вокруг своей оси, левая рука летит Юнги в лицо, слышен хруст костей, но танцор даже не кричит — нет времени. Вместо этого, пока секунда растягивается медовой конфетой, он делает быстрый выпад вперед правой рукой, одновременно разворачиваясь и выщелкивая лезвие.       Барабаны ударили от силы три раза, пока Чимин в очередной раз мысленно прощался с жизнью перед своим повелителем. На скуле императора, чуть пониже виска, наливался краснотой еле заметный порез.       Юнги, держа мальчика за вывернутое запястье, поднял руку к лицу, чтобы убедиться, что ему не показалось. Хмыкнул довольно, одобрительно прищурился. Дернул трясущегося от шока танцора на себя, впечатывая покорное тело в собственную грудь, чувствуя чужой судорожный вдох обнаженной кожей. Привлек еще ближе, сжимая в объятиях, буквально не давая двинуться. И поцеловал мягкие пухлые губы, ощущая соленый привкус слез. Чимин обмяк в его руках, слабо цепляясь за его талию, несмело двигая губами в ответ. Едва-едва, не открывая рта и страшась даже подумать о большем.       Императору было плевать на чувства мальчика. Рыкнув, он грубо схватил его за шею, прикусывая губы, заставил углубить поцелуй. Откровенно наслаждался податливостью, безвольностью тела в его руках. Развернул мальчишку спиной к себе, обхватил поперек живота, прижимая руки к бокам, выхватывая веер из ослабевших пальцев. Невесомо провел по поджавшемуся животу, с наслаждением услышав сдавленный всхлип. Бросил перед собой, шепча почти беззвучно:       — Молодец. Ты меня приятно удивил. Я хочу, чтобы ты научил меня так же обращаться с веерами, — Юнги все так же обнимал мальчика одной рукой, второй лаская нежную кожу. Легко обрисовывая кубики пресса, слегка царапая бока, пощипывая соски. Чимин только задушенно скулил и совсем не держался на ногах, навалившись на императора и откинув голову ему на плечо. — Ты же научишь своего повелителя всему, что умеешь? Если хорошо постараешься, возможно, я тебя даже трахну.Хотя трахну я тебя в любом случае, хочешь ты того или нет. Хотя ты хочешь, я вижу, — рука Белого Льва скользнула под одежду мальчика, сжимая его возбуждение и принося очередную порцию боли. — Тебе понравится, я обещаю, — хрипло шепчет Юнги, впиваясь болезненным поцелуем в шею танцора, засасывая и облизывая, пуская в ход зубы.       Чимин стонет, рвано выдыхая и закусывая губы. Он проклинает тот день, когда его отец решил свергнуть императора с трона, когда его жизнь разделилась на до и после. Когда гостиная его дома была залита кровью его семьи, а он радовался их смерти. Почти всех, за исключением матери. Только она и была к нему добра.       Император находит своим ртом его губы и целует снова. Целует влажно, мокро, Чимин чувствует, как по подбородку стекают капельки слюны, щекоча кожу. Язык императора настойчив, он проникает глубоко в его рот, исследует каждый его уголок, вылизывает небо, дразнит, мучает. Чимин стонет опять и плавится от ощущения чужой силы. Чужой власти над собственным телом.       Император отрывается от него, и Чимин захлебывается вдохом. Его просто поцеловали, а он уже готов кончить. Неважно, просто неважно.       — Иди спать, первое занятие завтра в шесть, на малом плацу. Не опаздывай.