***
В тени большой колонны, на крепком деревянном настиле, почти бесшумно беседуют двое. Они стоят так, чтобы видеть малый плац и две фигурки на нем, но не слышат, о чем там говорят. Тэхен беспокойно наблюдает, как Чимин недовольно хмурится, на собственном теле пытаясь показать повелителю, где именно его движения были неточными. Мальчик на удивление хорошо справляется. Ким рассчитывал, что при самом лучшем раскладе он будет просто еще одним способом манипуляции повелителем и возможностью защититься. Но мальчик, похоже, твердо знал, что делал. Тэхен в первый раз за почти десять лет доверился кому-то, и пока не жалел об этом. Ключевое слово пока. — Откуда он вообще взялся? — в обязанности Хосока входит обеспечивать безопасность императора, а значит, он всегда должен быть его незримой тенью. Почти всегда, ведь он тоже человек. Ендже передал ему перстень с ночи и отчитался, что никаких происшествий не было. Хосок готовился поутру звать дворцового лекаря для мальчишки — как Чонгук тот бы не отделался, учитывая милую мордашку — но вместо этого танцор занимается чем-то непонятным рано утром вместе с его господином. — Помнишь казнь семьи Пак? — Чон кивнул, не отрывая глаз от двоих неподалеку. — Этот мальчик — последний из заговорщиков, чьи наемники организовали нападение на дворец, заставили нас умыться кровью, по счастливой случайности не добили Намджуна и изуродовали императора. Я тогда ездил с ним. Он лично убил каждого из тех, кто посмел, включая женщин и всю прислугу, я все еще помню ручейки крови, стекавшие с главного крыльца их дома. Оставил только младшего, приказав мне забрать его и найти применение. Хосок ошарашенно уставился на Тэхена, хотел что-то сказать, но захлебнулся воздухом. Потом тихо, очень-очень медленно произнес: — То есть ты хочешь сказать, что напротив господина, которого я должен оберегать, стоит человек, наблюдавший смерть всей своей семьи? и знающий убийцу в лицо? Ким, ты сумасшедший! — он почти сделал шаг, но Тэхен схватил его за рукав. — Послушай, — сбивчиво начал он. — Просто выслушай. Постарайся поверить мне. Этот мальчик — он не хочет мстить, понимаешь? Он хочет изменить императора, хочет, чтобы больше никто не страдал от его жестокости. Он тогда увидел что-то, что я пропустил в ту ночь, увидел и знает, но не рассказывает. Он хочет стать еще одним советником, близким к повелителю, чтобы помочь своей стране. — Тэхен, ты себя слышишь? — Хосок встряхивает его, больно впившись пальцами в плечи. — Ему едва шестнадцать, он покалеченный, больной на голову ребенок, и ты ему веришь? Как он вообще собрался все это провернуть? Мы росли вместе, Чонгука он подпустил просто невероятно близко, Намджун осмеливается с ним спорить, но никто — слышишь, никто и никогда — не мог заставить его изменить свое решение. Почему у этого мальчика получится? — Потому что он не боится, — Тэхен криво улыбается. — Не боится и верит в то, что может все изменить. Все мы все равно действуем с оглядкой. На себя, на тех, кто рядом, на тех, кто дорог. Чимину нечего терять, все самое страшное с ним уже случилось. Поэтому я верю, что у него может получиться. — Ты просто хочешь вывести Чонгука из-под удара, — Хосок зло, беспомощно улыбается и не смотрит в глаза, когда говорит это. — У моих действий всегда несколько причин, — Тэхен даже не отрицает. — Согласись, если получится, если выгорит… — А Намджун? — Сокджин обещал помочь. Хосок молчит, отвернувшись. Молчит долго, обдумывая все сказанное. Его повелитель много сделал для своей страны, даже больше, чем его отец. И залил ее кровью, незаметно раз за разом переступая ту тонкую грань, что разделяет вынужденную жестокость и насилие. О нем идет слава беспощадного, кровавого убийцы, страна стонет под гнетом страха под его рукой. Вот только никто не замечает, что за восемь лет правления второго императора династии Мин уменьшилось количество разбойников и насильников в городах и на трактах. Крестьяне могли безбоязненно арендовать земли у своего вассала, зная, что получат по осени честную цену на ярмарке, и их господин не отберет все тяжело заработанное. Дворяне попритихли и не притесняли простой люд, благодаря системе регулярных военных частей, призванных следить за порядком от имени императора в каждой провинции. Не все было идеально, но люди могли жить, не боясь наступления завтрашнего дня. Только это никого не волновало, вездесущие кликуши и сплетники охотно разносили по городам и весям слухи о зверствах, творимых Белым Львом. — Ладно, — наконец тяжело роняет он. — Посмотрим, что из этого выйдет. Но если он ранит повелителя, я убью и его, и тебя. Тэхен молча кивает. Сохранность собственной жизни уже давно мало его волнует. А где-то в глубине дворца, в его кровати, умиротворенно спит Чонгук.***
Дорогая рисовая бумага сброшена на пол, свитки рассыпались неряшливым облаком, перевернутая чернильница откатилась почти к самым дверям, стол от мощного удара отлетает к стене, а Джин ревет от ярости. Намджун напротив него — хитрая бестия, уворачивается и дразнит, не дается в руки и торопливо утирает кровь, стекающую из носа тыльной стороной ладони. — Я сказал, еще раз! — Джин жаждет реванша, жаждет доказать этому высокомерному выродку, что мужество мужчины заключено далеко не в том, носит ли он оружие. Намджун предвкушающе улыбается и вскидывает кулак, целя в челюсть. Он совершенно не ожидает, что обманчиво утонченный Джин легко поймает его руку, мгновенно заламывая за спину, заставляя выгнуться и подняться на носочки, чтобы избежать перелома. Джин с удовлетворенным хэканьем доворачивает руку, вырывая у Намджуна болезненный вскрик. Второй рукой он подхватывает своего давнего противника вокруг шеи, так, чтобы подбородок оказался в сгибе локтя, тут же отпускает чужое запястье и принимается душить, фиксируя захват второй рукой. Намджун хрипит и беспомощно царапает ногтями узорную рубашку Джина, пытаясь оттянуть его и получить хоть немного воздуха. Джин чуть ослабляет хватку и обманчиво ласково нашептывает Намджуну в покрасневшее от прилившей крови ухо: — Если ты еще раз посмеешь утверждать, что я хоть в чем-то слабее, я свяжу и отымею тебя прямо на этом столе! И не обещаю, что тебе понравится, — Джин разжимает руки, и Намджун оседает кулем на пол у его ног, судорожно, хрипяще заглатывая воздух и держась за шею. — Я помню тебя невинным нескладным мальчишкой с испуганными глазами, не забывай об этом, — Джин бегло оправляет свою одежду, пока Намджун приходит в себя. Его руки замирают, когда он слышит: — Так отымей, я не против, — Намджун дышит еще тяжело, натужно, но его взгляд все так же сверкает вызовом. Сокджин медлит всего ничего, несколько жалких секунд. Смотрит на мужчину у своих ног, мерзкая ухмылка наползает на его губы, он одним движением распахивает полы рубашки, чуть ослабляет завязки штанов. Подходит к Намджуну ближе, чуть наклоняется, запускает пальцы в его волосы, рывком заставляя поднять голову и зло целует, грубо проникая языком в его рот и кусая полные губы. С удовлетворением слышит вскрик, легко зализывает ранки на губе, которые оставил минутой раньше. Под нажимом его руки Намджун перекатывается, встает на колени, и вот уже его губ касается член Сокджина — багровый, с крупной головкой и влажно поблескивающий. Джин толкается в его рот, крепче сжимая пальцы в волосах, направляя и не давая своевольничать. Намджун покорно раскрывает губы, кладет ладони на крепкие бедра перед собой, поглаживает и ласкает, стараясь подавить стон удовольствия. Джин позволяет ему перехватить инициативу, цепляется за его плечи, чтобы удержать равновесие. Намджуна не назвать умелым, но его движения наполнены старательностью и желанием доставить удовольствие, и от этого комната перед глазами Джина расплывается. Мужчина перед ним ритмично двигает головой, вбирает в рот все больше и больше, почти не помогая себе руками, а Сокджин только закусывает губы, чтобы не стонать в голос. Намджун некрасиво закашливается и оседает на пол, когда Джин неосознанно толкается бедрами ему навстречу. Младший растерянно вытирает рот, поднимает потерянный, смущенный взгляд. А у Сокджина желание обладать этим мальчишкой перевешивает здравый смысл. Он рывком вздергивает Намджуна на ноги, торопливо укладывает на стол. Тот даже не сопротивляется, позволяет содрать с себя одежду. Джин лихорадочно путается пальцами в узелках, не выдерживает, рвет ткань наживую. Намджун ощущает на своем теле жадные, горячие прикосновения, грудь и живот холодит свежий утренний воздух, а Джин уже ведет губами по его коже, силой разводя его колени в стороны и оставляя болезненный засос в самом низу живота, под трогательно выпирающей тазовой косточкой. — Надеюсь, он не пройдет еще очень долго, — голос Джина низкий, хриплый, а настойчивые пальцы больно впиваются в бедро. — Хочу, чтобы ты смотрел на них и вспоминал меня. Каждый мой поцелуй, каждое движение моего члена в тебе. Намджун чувствует руку старшего на собственном возбуждении, тот надрачивает ему грубо, размашисто, получается немного сухо, Джин не медля, подносит ладонь ко рту, сплевывает в нее и продолжает, ощущая дрожащее под собой тело, впиваясь в шею жестоким поцелуем. Намджун поднимает руки и хватается за край стола, оплетая ногами бока Сокджина, запрокидывает голову и кончает, не выдержав темпа. Джин продолжает целовать младшего, долгой тягучей лаской, позволяя себе немного нежности, прежде чем выдрать мальчишку, как он того заслуживает. Завлекает расслабленного Намджуна в очередной поцелуй, проводит ладонями по его бокам, груди, животу, невесомо собирая с кожи сперму, чуть растирая ее между пальцами. Подхватывает младшего под колено одной рукой, двумя пальцами второй раскрывая сжавшийся вход. Массирует, кружит, ласково нашептывает на ухо какие-то глупости, пока Намджун не расслабляется, позволяя творить с его телом подобные непристойности. Намджун пытается сопротивляться, отползти от вторгающихся в его дырку пальцев, но Джин не дает даже двинуться, плотно прижимая его к столу. Джун бессильно стонет, отвернув голову, когда старший разводит пальцы внутри шире, саднящее чувство наполненности неприятно и нежеланно, он уже жалеет о своих словах. Джин не дает опомниться, убирает руки, ловко переворачивает на живот. Намджун глухо бьется лбом о стол, подставляет локоть, заводит вторую руку назад и пытается оттолкнуть Джина, несвязно чем-то угрожая. Тот перехватывает ослабевшее запястье, прижимает его к пояснице Намджуна, пару раз проводит мокрой ладонью по собственному члену и не медля больше, подставляет головку к дырке младшего, плавно качнув бедрами. Намджун вскрикивает, ладонь, упирающаяся в стол, сжимается, кончики пальцев бессильно скребут по дереву. Джин усмехается и вытаскивает свой член обратно. Прижимается ближе, укладывая пульсирующую от желания плоть между упругих половинок чужой задницы, накрывает Намджуна своим телом и шепчет: — Ты же хочешь этого, — Джин обхватывает кольцом пальцев вновь отвердевший член младшего, раздвигает коленом его ноги шире. — Ты уже опять такой мокрый. Ты представляешь, как я скольжу внутри тебя, да? как плотно ты сжимаешь меня, как чувство наполненности разрывает изнутри, как хочется еще? Как ты это представляешь? Медленно, плавно, но до упора? Или мне двигаться грубо, заставляя тебя кричать? Ты хочешь сорвать голос, умоляя меня сделать тебе хорошо? Мне так много всего приходит в голову, знаешь? — Джин уже почти издевается. Намджун не поворачивает головы, его голос надломленный, тихий, когда он просит: — Возьми меня. — Что? — Сокджин сжимает в ладони его яйца, слегка перекатывая. — Возьми меня, — Намджун как будто отдает приказ, укладываясь щекой на стол. — Как пожелаешь, — Джин толкается в расслабившееся тело, Намджун громко, протяжно стонет и сам двигается навстречу. Совсем слегка, но этого достаточно, чтобы Джин сорвался на быстрый, жестокий темп, вбиваясь в его задницу по самые яйца, с пошлыми, звонкими шлепками кожи о кожу. В их первый раз было так же - Намджуна надо сломать, подавить, заставить признать свои желания, тогда он отдается так, как будто завтра умрет. Сокджину до звездочек в глазах кружит голову такой младший - сдавшийся, умоляющий, разбитый. Намджун под ним почти рыдает, пока ладонь Джина двигается на его члене в такт толчкам глубоко в его теле. Намджун податливый, распластанный под ним, едва прикрытый так и не снятой рубашкой, сам насаживается на его член и умоляет быть жестче. Намджун давно течет по его венам, как опиум, но удовольствие от него несравнимо сильнее. Сокджин закрывает глаза, полностью отпускает себя и с наслаждением слушает, как стонет Намджун, кончая, пока заливает его своей спермой. — Кстати, — тяжело дыша и не открывая глаз, Джин ставит руки на стол по бокам от младшего, так и лежащего на животе. — Тэхен просил с тобой поговорить.