Глаза зверя

      Чимин дрожит всем телом, стараясь прижаться еще ближе к императору. Он почти не видит, куда его несут, чувствует сильные руки на своем теле, слышит, как хлопает дверь, закрываясь.       Они снова в императорской спальне. Мальчик невольно косится на ту самую дверь, но в этот раз она заложена засовом и плотно закрыта. Его осторожно кладут на постель, укрывают одеялом. Слышно, как Юнги уходит в купальню, там льется вода, потом он возвращается, подходит к столику у стены, открывает вино, слышно, как с шелестом наполняются бокалы. Чимин приподнимается на постели, машинально прикрываясь одеялом, хотя он все еще одет, и видит идущего к нему императора. Тот успел снять с себя парадный ханбок и переодеться в штаны для сна, в ушах нет массивных золотых серег, лента больше не удерживает волосы, белая кожа будто светится в темноте. Свеч никто не зажег, и глаза быстро привыкли.       Юнги ставит вино на пол, садится рядом, прямо поверх всех одеял. Прихлебывая из кубка, холодно спрашивает:       — Кто разрешал тебе появляться на совете?       Чимин потерянно опускает голову, теребя ворот рубашки. Он знал, что не должен был этого делать. Он боялся, что император вспылит и наделает глупостей, Тэхен успел ему рассказать, кто такой Мингю. Он хотел просто понаблюдать и не вмешиваться, но когда император вытащил кинжал, испугался. Мингю был Чимину безразличен, а Юнги бы мог страдать потом и мучиться чувством вины за убийство одного из самых близких ему людей. Он просто хотел уберечь своего господина.       — Зачем ты это сделал? — в голосе императора нет злости, ему правда интересно. Ни одна из его игрушек раньше не задерживалась на столь долгий срок, Юнги даже удивлялся сам себе. Мальчишка был ласков и нежен, безгранично доверял ему и просто поражал иногда готовностью выполнить любую прихоть. Император начинал привязываться к мальчишке, ловил себя на том, что ему не хватает взгляда внимательных карих глаз и тепла чужого тела в постели. Этот ребенок не мог спать, не обнимая что-то или кого-то во сне. Проснувшись как-то поутру с ним, император первый раз за долгие годы растерялся и не знал, как поступить, потому что мальчишка доверчиво сопел на его груди, крепко обхватив руками его ребра. Это должно было ощущаться неудобным и жарким, но было уютным. С того утра Чимин переселился в спальню повелителя. — Я не слышу ответа.       Чимин поднимает на него полные слез глаза, его нижняя губа прикушена почти до крови, она выглядит покрасневшей и припухшей. Юнги тянет руку, большим пальцем чуть надавливает на его губы сверху вниз, заставляя разжать зубы. Говорит насмешливо:       — Отвечай, Тэхен рассказал мне, что ты иногда мяукаешь теперь, — он отпивает еще вина, ждет.       Чимин смотрит в бездонные уставшие глаза императора. Он теряется в них. тонет, захлебывается воздухом и произносит единым выдохом:       — Я волновался за моего господина.       Юнги не услышал, мальчик сказал слишком тихо. Поэтому приказывает:       — Раздевайся, — Чимин несколькими движениями освобождается от одежды, не задумавшись ни на миг — Иди сюда, — он указывает на свои колени, и танцор послушно опускается на них. — Повтори.       — Я волновался за моего господина, — тихо и медленно — связки после стольких лет повинуются откровенно плохо, и говорить приходится очень осторожно, тщательно следя за голосом. Чимин очень хочет объяснить, почему он оказался в тронном зале, но это слишком длинная речь для его неокрепшего горла, поэтому он просто вкладывает все невысказанное во взгляд, которым блуждает по лицу императора.       — Ты тоже считаешь меня зверем, как он? — мальчик податлив, и это кружит голову. Хочется наконец взять его, чтобы услышать его стоны в тишине ночи, чтобы вспомнить, насколько Чимин ему доверяет.       Чимин отрицательно мотает головой, смотря прямо на него. Его взгляд спускается с глаз на губы императора, влажные и наверняка сладкие от вина, и он невольно облизывает свои собственные — настолько хочется поцеловать. Юнги замечает это, мягко усмехается, ставит пустой кубок куда-то за пределы постели, притягивает мальчишку за шею и целует сам.       Поцелуй отличается от всех предыдущих, что у них были. В нем нет напора, нет похоти, нет животного желания присвоить, подчинить себе. Император целует бережно, почти осторожно, неспешно раскрывая полные губы мальчика и легко касаясь их языком. Рот Чимина приоткрывается сам, без участия хозяина, и император тут же пользуется этим. Он обхватывает его нижнюю губу своими, втягивает в рот, посасывает, ловит первый легкий стон, слетевший с губ вместе с дыханием.Скользит глубже, обводит зубы, дразнящими касаниями завлекает чужой язык во влажную игру. Чимин отвечает на поцелуй сквозь туман в голове, император так ласков, что мозг отключается почти полностью, оставляя вместо себя жаркое, лихорадящее тело желание. Чимин ловит себя на том, что кончиком языка обводит контур губ императора, а тот — невероятно — позволяет ему это. Чимин смелеет окончательно и садится на бедра Юнги, почти седлая его. Почти — потому что уселся гораздо ниже, чем надо, и император с низким рыком подтягивает его на нужное место. Чужие пальцы больно впиваются в ягодицы, но это так хорошо, что Чимин не обращает внимания и вновь приникает к губам Юнги, продолжая играться, шалея от вседозволенности.       Император думает, что мальчишка дерзкий, упрямый и нетерпеливый. Потому что ерзает на нем, мокро целует и прижимается своим горячим телом все ближе, напрашиваясь на новые ласки. Юнги никому не позволял быть сверху, всегда брал сам, так и тогда, как хотелось, поэтому он приказывает, оторвавшись от чужих зацелованных губ:       — На спину. Быстро.       Чимин послушно откидывается на подушки, подавая склянку. Император только хмыкает, подтягивая его за колени ближе к себе и наклоняясь, чтобы поцеловать внутреннюю сторону его бедер. Он не спешит, лаская кончиками пальцев, ведя ими вверх от колена, затем бережно касается губами и втягивает в рот, стремясь оставить след на нежной золотистой коже. С удовлетворением слышит высокое хныканье — мальчик такой отзывчивый, такой сладкий. Желание сделать его своим, присвоить заставляет сердце биться чаще и прикрывать глаза в предвкушении.       Император не торопится, он откровенно наслаждается стонами Чимина и тем, как он выглядит сейчас — лежащий на спине, с широко разведенными ногами, тяжело дышащий, стонущий. Такой прекрасный.       Звон стекла отдается от стен, Юнги греет масло в ладонях, любуясь вздрагивающим подтянутым животом мальчишки. Лица Чимина почти не видно, потому что он повернул голову так, что на виду осталось только очаровательно покрасневшее ушко, острая линия подбородка и закушенная нижняя губа. Юнги не колеблясь разводит аппетитные ягодицы, касается пальцами между, растирая. Чимин выгибается в пояснице и хнычет снова, и этот звук заставляет член Юнги дернуться. Делает его еще тверже.       Пальцы Юнги кружат вокруг входа мальчика, больше дразня, чем подготавливая. Чимин сам подается бедрами навстречу, стараясь получить больше.       — Такой нетерпеливый, — голос Юнги низкий, рокочущий, возникает как будто в голове танцора. Он хочет императора настолько сильно, что может только шептать «пожалуйста» и ждать, что с его телом сделают дальше.       — Ты так хочешь меня, — свободной рукой Юнги касается живота Чимина, ласкает его. — Тогда давай сам, — и Чимин насаживается на его пальцы, слегка вздрогнув от боли.       Мальчик то ли стонет, то ли всхлипывает. Так громко.       — Попроси, чтобы я тебя взял, — приказывает Юнги, пристально смотря ему в глаза.       — Пожалуйста, — Чимин всхлипывает еще и еще, обхватывая ногами талию императора, нависшего над ним. — Я хочу этого…мне нужно…пожалуйста, господин… — слов почти неслышно, это даже не шепот, это шелест листьев на ветру. Юнги улыбается удовлетворенно и толкается в него, почти не чувствуя сопротивления мыщц.       — Ты хотел меня? — император шепчет, прикусывая нежную кожу на чужой шее, чувствуя, как крупно вздрагивает тело под ним. — Думал обо мне?       Мальчик протяжно стонет и выгибается навстречу первым толчкам в его тело. Юнги двигается медленно, глубоко, выходя почти полностью и погружаясь обратно до шлепка кожи о кожу. Чимин хватается за него, его пальцы впиваются в спину императора, оставляя царапины, тот шипит и перехватывает чужие руки за запястья, поднимая их над головой мальчика. Упирается руками по бокам от его головы, переплетает пальцы с чужими, сжимает сильнее и целует Чимина снова — страстно, кусая, заставляя подчиниться. Отдаться полностью, до последней мысли в голове, до несвязных криков сорванным от наслаждения голосом. У мальчишки, кажется, искры под плотно зажмуренными веками или это оттого, что Юнги нашел что-то внутри него, что заставляет просто выть от переполняющего удовольствия, от члена, скользящего в нем и вынуждающего забыть последний стыд.       Он стонет еще, на этот раз разочарованно и почти зло, когда чувствует пустоту вместо желанной заполненности. И слышит новый приказ:       — На колени, лицом вниз.       Он выполняет торопливо, ощущает, как его ноги разводят шире, почти падает на постель и понимает, что под бедра подложено скомканное одеяло. Колени разведены так широко, что сейчас он, доступный и раскрытый, почти лежит на животе перед императором, а тот уже снова толкается в него. Чимин вскрикивает от новых ощущений, движения Юнги внутри него глубже, он набирает темп, сжимает ладонями его тонкую талию. Мальчик всхлипывает опять, не в силах сдерживаться, касается щекой постели и почти теряет сознание. Все, что он может — протяжно, умоляюще выстанывать имя своего повелителя на одной ноте.       Император наклоняется вперед, поднимает танцора вверх, прижимая к себе. Обнимает поперек живота одной рукой, второй нежно обхватывая горло. Шепчет опять, задевая губами чужую щеку:       — Когда я тебя выпорол, хотел взять именно так. Ты мне веришь?       Чимин только кивает, ощущая слезы, текущие по щекам.       — Хорошо.       Движения Юнги становятся мощнее, размашистее, мальчик кажется хрупким и слабым в его сильных руках. Чимин пытается сделать очередной вдох и понимает, что не может — на его шею давят чужие сильные пальцы, перекрывая воздух. Он рефлекторно пытается вздохнуть, хватается за чужую руку, его тело напрягается, но тут Юнги немного меняет амплитуду движений, и Чимин захлебывается остатками воздуха в легких, кончая через несколько секунд. Юнги продолжает трахать его, вздрагивающего от пережитого оргазма, осторожно уронив лицом вперед на постель. Чимин чувствует, как пульсирует внутри чужая сперма, толчками заполняя его, как руки императора сжимают его бедра, натягивая его еще глубже на себя, и хрипло смеется.       Тэхен был прав, девственность — никому не нужная чушь.