***
Чимину всегда не нравилось быть третьим лишним в отношениях. Нет ничего более неловкого, чем наблюдать, как парочка целуется прямо у тебя на глазах, и притворяться, что тебе это неинтересно - не в сексуальном плане, конечно, потому что он уже перерос пубертат. Но зато Чимин рад, что остался во дворе не один - по крайней мере, с этими двумя никто не посмеет пристать к нему снова. Он не знает, как долго с ними он будет в безопасности. Вчера Чимин нормально воспринял их отношения, это же тюрьма, что плохого в том, чтобы заниматься сексом с молодым и горячим парнем? Но сегодня это не так. Это же ебаный Тэхен, целующий ребенка. Тэхен или Ви, не имеет значения, если он печально известен тем, что убивает людей после того, как переспал с ними. А что, если Чонгук его следующая жертва? Что же отличает его от других? Жертвы, похороненные на несколько метров под землей в небольшом ящике, гниют и разлагаются. А Чонгук так молод и так хорош, чтобы умереть, слишком чист и невинен для такого человека, как Ви, и он просто хочет увести его далеко-далеко от этого монстра, но он не может, сейчас он сам заперт в этой дыре. Мир так безжалостен, закон так беззаконен, и справедливость так несправедлива, раз отправила невинного ребенка в такое опасное место только за то, что он связался не с той компанией. Его могли бы отправить в менее жестокое место или заменить заключение общественными работами. - Твой сокамерник очень меня раздражает, - шипит Тэхен во рту Чонгука и прерывает поцелуй, все еще держа руку на его заднице. И тут Чимин осознает, что он пристально смотрел на них или, скорее, на Тэхена все это время. - Да мне вообще пофиг, - Чимин лжет, нервно ища свою пачку сигарет. - Ты меня прожигал взглядом, - дрожащие руки Чонгука сжимают его рубашку, и Чимин знает, что это единственное, что мешает Ви ударить его прямо в лицо. - Ты же понимаешь, обычно люди смотрят на меня со страхом, когда узнают обо мне. Он отрывает руки младшего от себя и посылает ему убийственный взгляд, предупреждая, чтобы тот его больше не пытался остановить, а затем снова смотрит на Чимина, которому хочется исчезнуть под пронзительным взглядом, но он не подает виду. Он достает сигарету, зажигает ее и кладет в рот. Парень делает длинную затяжку и выпускает кольца дыма, никотин успокаивает его нервы. Может быть, он сможет разрулить ситуацию, не дрожа, как овца. - Это очень сильно портит настроение. То, с каким отвращением этот кусок дерьма на меня смотрит. - Я не такой, как ты. Чимин вздрагивает и делает шаг назад, ударяясь об забор, когда Ви бросается к нему. Он ждет удара, или даже бритвы, или ножа, который перережет ему горло. Он выронил сигарету изо рта и крепко зажмурился, когда Ви занес руку. Забор впивается ему в кожу, но он не отступает и просто надеется, что в заборе откроется дыра, достаточно широкая, чтобы убежать. Он определенно не ожидал услышать смешок. Чимин открывает глаза, озадаченный. Их лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга, так что он может видеть свое собственное испуганное лицо в шоколадных глазах. Еще он краем глаза замечает Чонгука, разрывающегося между желанием остановить своего дружка для ебли от причинения боли своему сокамернику и страхом разозлить его. Чимин знает, что в этом смехе нет ничего хорошего. Это издевательство, унижение, это больше похоже на насмешку. - Ты думаешь, что ты хороший? Что ты лучше меня, а? - Тэхен наклоняет голову набок, выгибая бровь дугой. На его лице появляется торжествующая ухмылка. Он упирается рукой на забор прямо над головой Чимина и наклоняется ближе, чтобы прошептать ему на ухо: - Ты знаешь. Я знаю. Ты не святой, - он замолкает, прислушиваясь к биению сердца испуганного парня, задыхающегося в жалкой попытке вдохнуть воздух. - Я узнаю убийцу с первого взгляда, сладкие щечки. Чимин собирает все свои силы, чтобы слегка оттолкнуть его, Тэхен делает несколько шагов назад, не прерывая зрительного контакта. Чимин знает, что трясется, и ему ничего не нужно, кроме как нагнуться, чтобы поднять сигарету, бесполезно тлеющую на земле, и вдохнуть никотин в свои легкие, но он этого не делает. То, что сказал Ви, задело его до глубины души. Наверное, Чонгук рассказал Ви о преступлении, о том, что он убил человека, будучи в нетрезвом виде. Да, именно так. Это он и имел в виду. Потому что он хороший. Он хороший человек. Тэхен уходит, и Чонгук, наконец, подходит, переплетая их пальцы и обхватывая его лицо другой рукой: - Ты в порядке, хен? Чимин кивает и слегка поворачивает лицо, чтобы увернуться от прикосновения, поэтому рука Чонгука опускается, но другой он продолжает держать руку Чимина. Чимин чувствует, что вся тюрьма смотрит на них. Драка с Ви? Никто не хотел пропустить эту сцену. Он готов поспорить, они заплатили бы, чтобы посмотреть, как небезызвестный Ви выполняет свою работу на его теле прямо на их глазах. Одной мысли о том, что он мог умереть, умоляя и крича от боли, было достаточно, чтобы по спине пробежала дрожь. Он не может унять свой гнев, он не хочет пасть жертвой его пронзительного взгляда... или, может быть... он просто не может терпеть напоминания об истине.***
Чимину было шесть, и он был счастлив. Счастлив, потому что Соки-хен был с ним. Он купил ему шоколадное мороженое и повел на детскую площадку. Толкал качели и не ныл о том, что у него уже болят руки, помог ему спуститься с горки и даже позволил ему выиграть в прятки. Когда он устал и попросил Хосока отвезти его домой, тот купил ему еще одно мороженое, на этот раз с клубничным вкусом, и уселся рядом с ним. Так они просидели еще час, и Чимин был счастлив. Ему не разрешали есть два мороженых в день, поэтому он думал, что Сок-и был хорошим хеном. Он рисовал на земле, и хен не ругал его за то, что он пачкает свои руки во время еды. Он был счастлив. - Что ты рисуешь? - Тебя, - восторженно сказал Чимин, нахмурившись и надув губы, чтобы лучше сосредоточиться. Он хотел, чтобы его хен гордился им. - Но это же круг. Я не настолько толстый, - поддразнил его Хосок, все еще улыбаясь. - Это не круг, хен. Это солнце, - он нарисовал последний луч и добавил улыбку в середину. Он указал на свое улыбающееся солнце: - Потому что ты мое солнце. И видит бог, это правда. Каждое утро он открывал глаза, чтобы посмотреть на своего хена. Он был теплым, уютным, прекрасным и ярким, и его улыбка была такой красивой и сияющей, и он любил ее больше всего на свете. - Ой, это так мило, сладкий, - проворковал Хосок и поднял руку, чтобы нежно погладить Чимина по щеке. - Ты делаешь хена счастливым. - Хен? - позвал он, остановившись в нерешительности. Он не хотел портить этот момент. Он был счастлив. Сок-и хен был счастлив. Он мог просто притвориться, что ничего не случилось, как всегда, но сегодня было слишком хорошо, и он был слишком счастлив, и это заставляло его чувствовать себя странно и плохо. - С мамой все в порядке? - он заметил, как дрогнули губы хена, словно он пытался удержать улыбку, чтобы снова солгать ему. Чимин был уверен, что слышал женский крик, когда они выходили из дома. Он хотел повернуться, чтобы посмотреть, но Сок-и хен закрыл ему уши и вывел его. - Конечно, милый. С ней все в порядке. - Но она же кричала. - Потому что она была счастлива. Она играла с папой. Чимин знал, что это ложь. Ему уже не пять лет. Он мог отличить этот крик. Он не был ни радостным, ни возбужденным, как крики детей на детской площадке. Он был темным и наполненным болью, как его собственный крик, когда он случайно наступил на осколок стекла и поранил ноги. Но Чимин кивнул и улыбнулся, ему очень понравилась улыбка на лице хена. Хен хотел ложью сделать его счастливым, и он поверит в нее, если это то, чего он хочет. Соки-хен был счастлив. Он был счастлив. Все остальное не имело значения.***
Знакомая яркая улыбка - это все, что нужно Чимину, чтобы пробежать через комнату для свиданий на полной скорости: «Хен». Хосок вскакивает на ноги при виде своего любимого братика. Чимин просто стоит и позволяет ему обхватить свое лицо ладонями, а затем хен берет его за руки, осматривая каждый сантиметр его тела в поисках каких-либо признаков травмы. Милые щечки брата стали немного меньше, а темные круги под глазами стали немного больше, но в остальном он выглядит прекрасно, так что Хосок смог облегченно вздохнуть и обнять его. Объятия длятся дольше, чем обычно, и Чимин утыкается лицом в грудь и делает глубокий вдох. Хен пахнет так же хорошо и безопасно, как и всегда. Хосок, наконец, отстраняется, и они оба садятся, все еще крепко держась за руки, глядя друг другу в глаза и улыбаясь. - Как ты держишься, малыш? - спрашивает Хосок, и Чимин хотел бы, чтобы он мог сейчас расплакаться, как ребенок, и рассказать Хосоку, как ему страшно, как сильно он скучает по нему и маме, их ночным объятиям и его дурацкому кофе. Как сильно он жаждет ходить по улицам как свободный человек. Но он не может, потому что все было его выбором, и Хосок не заслуживает того, чтобы его беспокоили таким детским поведением. Он взрослый человек и должен вести себя соответствующе. Поэтому он улыбается ему еще шире и говорит, что все в порядке. - Ты должен сказать мне, если тебе что-нибудь понадобится. Хорошо? Деньги, еда, все, что угодно. - Тебе действительно не стоит беспокоиться обо мне. Люди здесь хорошие и мой сокамерник просто восхитительный. Так что я в порядке, - Чимин делает очень долгий и глубокий вдох. Он профессионал в деле лжи Хосоку. Он так много раз делал это, что теперь у него получается естественно. – Лучше расскажи мне о своих экзаменах. - М-меня приняли в юридический колледж, - Чимин чувствует нерешительность в его голосе, вину в его глазах, как будто иметь хорошую жизнь - это грех, пока его младший брат заперт в тюрьме. - Они предложили мне стипендию. - Хен, это просто фантастика, - весело говорит Чимин. Он уверен, что к концу встречи его челюсть будет болеть от того, насколько он фальшиво улыбается. - Я так горжусь тобой. Значит, Квон выполнил свое обещание. - Я обещаю тебе, милый, как только начну учиться, я подружусь со старшими, чтобы вытащить тебя отсюда, - объявляет Хосок серьезным тоном, больше не улыбаясь. И Чимин может сказать, насколько он серьезен, по тому, какими широкими и круглыми стали его глаза. - Как? - спрашивает Чимин, не сдержавшись. - У тебя был дерьмовый адвокат, потому что не вытащил тебя отсюда, - говорит Хосок, сердито упираясь в свое сидение. - Ты не заслуживаешь быть здесь. Ты хороший. - Разве я хороший? - Конечно, малыш, почему ты вообще спрашиваешь? - он придвигается ближе, обхватывая лицо Чимина руками и смотря прямо в глаза. - Не позволяй случайностям определять, кто ты, Чимин. Ты хороший, милый и заботливый, и я очень горжусь тобой. - Ты правда так считаешь? - Я действительно так думаю. Чимин хочет сказать ему, чтобы хен похвалил его еще больше и помог справиться с этой гложущей тоской, но ничего не говорит и улыбается. Он хороший. Он счастлив. И если Хосок хочет, чтобы он поверил в эту ложь, то он поверит. Потому что это единственный способ сделать Хосока счастливым. Он знает, что Хосок страдает. Разбуженный звонком, извещающим, что его младший брат под арестом. Раздавленный тем, что не смог спасти брата от тюрьмы. Хосок никогда не плакал, по крайней мере, не в его присутствии. Но в день суда, когда присяжные вынесли вердикт, он плакал, он рыдал так сильно, что Чимин тоже заплакал. Тогда Хосок обнял его очень крепко и попросил прощения за то, что подвел его, что не защитил его. Хосок не знал правды, он должен был рассердиться или наругать его, но он этого не сделал. Он обнял его и обвинил себя, как и в прошлый раз, и это было самым обидным для Чимина. Хосок занимает оставшееся время рассказами о продолжениях дорам, которые Чимин пропустил, и новостями о знаменитостях, которыми Чимин никогда не интересовался, но притворялся ради своего хена. Он чувствует себя намного легче и счастливее, когда выходит из комнаты. Хосок может наконец жить своей мечтой, и он счастлив. Все остальное не имеет значения, верно? Он думает о тюрьме, он не хочет возвращаться в свою камеру, потому что знает, что Чонгук и Тэхен, вероятно, пользуются его отсутствием. О комнате отдыха с телевизором не может быть и речи, потому что нет никакого удовольствия в просмотре дурацких дорам без Хосока, кричащего, как тюлень, прямо ему в ухо. Теплый душ кажется хорошей идеей, поэтому он сворачивает в незнакомый зал. Это место просторнее, но тусклее, и он задается вопросом, насколько сильно он возненавидит гадкий тюремный душ. Он проклинает себя, когда замечает одного из двух заключенных, приближающихся к нему. Он глубоко вздыхает и сжимает кулаки. Почему именно Мин? Может, ему стоит вернуться в свою камеру и просто утонуть в никотине. Внезапно идея оказаться в одной комнате с двумя мужчинами, занимающимися сексом, не кажется такой плохой. Именно тогда что-то бросается ему в глаза, несомненное, но прекрасное отражение дневного света на полированной поверхности. Он видит кончик чего-то острого, торчащего из рукава другого мужчины, остановившегося на полпути. Может быть, это и есть решение. Он может просто вернуться в свою камеру, притвориться, что ничего не видел, и позволить мужчине сделать свое дело. Отсутствие Мина означает отсутствие операции. Квон остановит миссию, и он снова будет свободным человеком, вернется в участок, чтобы сажать реальных преступников за решетку, он даже сможет найти хорошего адвоката, чтобы вытащить Чонгука из этой ямы. Но что, если они отменят стипендию для Хосока? Что он собирается делать с оплатой больничных счетов матери? Это и есть причина, по которой он согласился на это. Чимин ускоряет шаг, так как мужчина находится совсем близко к Мину. Этот мужчина намного выше и крупнее него, и он заранее знает, что это проигранная битва, но, возможно, он сможет задержать его достаточно, чтобы пришли охранники или чтобы Мин вмешался. - Эй! - кричит он и без колебаний бьет мужчину кулаком. Мужчина отшатывается назад, и нож выпадает из его руки. Чимин использует этот шанс, чтобы ударить его снова. На этот раз он повалил его на землю, но, прежде чем успел сделать что-нибудь еще, мужчина ударил его ногой в голень, отчего Чимин больно упал. Он кричит, когда соприкасается с твердым полом. Мужчина сидит на его животе, нанося удары везде, где только может, и Чимину остается лишь пытаться защитить свое лицо. Мужчина слишком тяжел, и он не может оттолкнуть его, и ему так больно, что он не может заставить себя пошевелить руками, чтобы попытаться ударить его в ответ. Почему, черт возьми, Мин ничего не делает? Он попал в эту передрягу из-за этого ублюдка. - Что, блядь, происходит? Чимин стонет от облегчения, когда тяжесть с его живота уходит. Он хочет огрызнуться на охранников за то, что они пришли так поздно, но держит рот на замке и изо всех сил пытается встать на ноги - к счастью, один из охранников оказывается достаточно любезным, чтобы помочь ему. - Что за хрень тут случилась? - Не у меня спрашивайте, - рычит мужчина. Три охранника прижимают его к земле, потому что он продолжает сопротивляться. – Этот пиздюк напал первым. - Только потому, что ты хотел зарезать этого парня, - возражает Чимин и указывает на Мина, который стоял всего в метре от него, спокойно наблюдая за ними. Охранник, держащий его за руку, поворачивается и смотрит на Мина. - Это правда, господин Мин? - спрашивает он уважительно, и Чимин бы удивился этому, если бы не был слишком занят попытками не заплакать от боли во всем теле. Мин приподнимает бровь при этих словах: - Я не вижу никакого ножа. - Что? - Сейчас же его в яму. - Нет, нет, нет, - кричит Чимин. На самом деле ножа нигде не видно, и он бы поверил, что это была галлюцинация, если бы не нахальная улыбка на лице Мина или вид явного ужаса и замешательства на лице мужчины. - Это не я. О-он лжет. Там был нож... - Тебе хватило наглости обвинить босса во лжи, - шипит один из охранников. – Давай-ка на две недели. - Нет, нет, пожалуйста, пожалуйста, - умоляет Чимин и плачет, но все глухи к его мольбам. Никто не собирается его слушать. Слово Мина - закон, и никто не хочет идти против него. Он пытается сопротивляться, но охранники больше и сильнее, они практически волочат его по земле. Он паникует, когда они заходят в темный незнакомый коридор с кучей металлических дверей по обе стороны. – Пожалуйста… Его резко бросают в одну из камер, не заботясь о его уже покрытом синяками теле или о том, как ему больно падать на колени, разбивая их об пол. Он поворачивается и отчаянно колотит кулаком в закрытую дверь, умоляя выпустить его. Никто не слышит его криков, никому нет дела до его слез. “Увеличу срок в три раза, если услышу еще один звук” - единственное, что он получает в ответ.