Sin City / Город грехов

Краткое содержание главы: - Да ты, блядь, труп, - Сокджин отстраняется и указывает пальцем на кого-то сзади. - Тэхен. И Чимин знает, что теперь ему конец.

***

Чимин прижимается спиной к грубой бетонной стене, его дыхание скоро превращается в отчаянные вздохи, он понимает, что попал в ловушку. Изолятор - обычная комната меньше, чем камера 23, с тонким матрасом, парашей, раковиной и буквально ничем больше. Воспоминания обо всех тех временах, которые он провел в том темном маленьком шкафу, наполняют его разум, делая и без того маленькую комнату еще меньше. В груди тесно, а дыхание становится прерывистым. Он чувствует, как накатывает клаустрофобия, и чертовски хорошо знает, что никто не придет ему на помощь, если он сейчас начнет задыхаться. Он задохнется от страха, и никому до этого не будет дела. Как он, черт возьми, собирается выжить в этой дыре в течение двух сраных недель? Здесь совершенно нечего делать. Его одолеет скука, если, конечно, паника не сделает это первой. В любом случае ему конец. Он сворачивается калачиком и начинает плакать, вспомниная что-нибудь приятное. Первый раз, когда Сок-и хен учил его ездить на велосипеде. Их споры о том, что съесть сначала: мятный шоколад, молоко или хлопья. Или его выпускной в Академии и то, как горд был Сок-и хен. Он купил ему самую большую цветочную корзину и повел в дорогой ресторан. Он проводит первую ночь, постоянно отключаясь и просыпаясь от своих же криков. Еще и суток не прошло, а он уже сходит с ума. Тишина оглушает, а безысходность удушает, и он просто хочет кричать изо всех сил, но знает, что умрет, если к наказанию добавят еще день. Даже малейший звук становится невыносимым. Шум воды в трубах, звон цепей или постоянные стоны остальных заключенных в одиночке. В камере нет ни окна, ни часов, и он никак не может определить время. Он просто лежит на холодном полу и двигается только тогда, когда маленькое окошко открывается и туда ставят поднос с едой. Но даже тогда он просто ползет на четвереньках, не имея сил встать на ноги. Он проводит свои дни в основном с закрытыми глазами, чтобы избежать реальности. Так легче думать. Даже самые ужасные его воспоминания лучше, чем эта адская дыра, в которой его заперли. Тут нет телефона, нет книг, нет игр, нет ничего, чем можно скоротать время, и это пугает. Две недели в одиночке, где нечем заняться и некуда бежать. Он не может покурить, боже, он даже не может почувствовать тепло солнца, или подышать воздухом вне этой удушающей дыры, или увидеть небо. Он умрет. Он не сможет этого пережить. А что, если Квон откажется от стипендии после его смерти? Нет, нет-нет-нет, это не его вина. Он просто пытался помочь Мину. Мину... блядскому Мину... этот сраный предательский неблагодарный ублюдок. Ему ужасно хочется убить Мина. Он должен убить Мина. Он справедливо заслуживает медленной и мучительной смерти. Может быть, он сможет связать его и содрать с него кожу живьем, а потом пырнуть его 14 гребаных раз. По одному за каждый день, что он провел в этой дыре, потому что подонок этого заслуживает. Вскоре он обнаруживает, что фантазировать о том, как лучше убить Мина, оказывается лучшим способом отвлечься, и он задается целью стереть эту раздражающую ухмылку с его слишком очаровательного лица. Да... именно... вот что он собирается сделать. Но как он обойдет Ви, Сокджина и тех двух долбаных псов? Он может просто пойти за ним в душевую и закончить то, что тот мужчина не смог из-за него. Разве преступники не люди? Почему у них нет никаких прав? Это абсолютная пытка. Тюрьма – это не то место, где преступники исправляются, теперь он это понимает. Это место делает их безумными, жестокими, злыми. Он уверен, что человек, который выйдет за эту металлическую дверь, никогда не будет таким же, как тот, кого сюда бросили, и это пугает его. Он боится потерять самого себя, кто он и откуда пришел. Иногда он ходит по камере кругами и поет. Это песня Сок-и хена, которую он раньше пел для него, но он не может вспомнить слова, и ему действительно необходимо достать телефон и найти текст, потому что нахождение здесь больно разъедает сознание. Поэтому он пинает бетонную стену, чтобы отвлечься от боли в голове физической болью в пальцах ног. Вероятно, где-то через неделю металлическая дверь открывается. Страх овладевает его сердцем, потому что, как бы сильно он ни хотел вырваться из этого ада, он знает, что еще слишком рано и это не может означать ничего хорошего. “К вам посетитель” - единственное объяснение, которое он получает. Его ведут через двор к зданию, в котором он никогда не был. А что, если они его убьют? Должен ли он сказать охранникам, что он полицейский, чтобы сохранить свою жизнь? Он слишком напуган, чтобы наслаждаться свежим воздухом или относительно долгой прогулкой, которой он так жаждал. Его толкают в комнату, которая показалась ему главным офисом из-за больших кожаных кресел и большого деревянного стола. Но человек в комнате заставляет его думать, что, возможно, ему это снится или мерещится. Было бы неудивительно. – Тэмин-хен? - Господи, ты выглядишь дерьмово, - говорит Тэмин. Чимин удивляется, почему он не подходит к нему, ведь неважно, сон это или нет, ему жизненно необходимо обнять его, выплакаться и сказать, как он напуган, как сильно он хочет выйти отсюда и что он больше не сможет этого вынести. - Ты мне так и не позвонил. Я волновался, поэтому пришел, и мне сказали, что ты в изоляторе. Чимин хмыкает. Разве Тэмин не скучал по нему? Но он все понимает. Он, скорее всего, здесь в качестве офицера при исполнении, а не старого заботливого друга. Он не может рисковать и позволить охране узнать, как они близки, из записей с камер. Но он хочет просто обняться, он хочет, чтобы кто-то сказал ему, что все будет хорошо. Неужели он просит слишком многого? Он ведь жертвует своей жизнью, своим рассудком. - Что ты натворил? Никогда не думал, что ты из разряда проблемных типов. - Это не моя вина, – огрызнулся Чимин, внезапно почувствовав непривычную ярость, пылающую в его груди. – Блядский Мин. Я убью эту подлую суку. Только представь, я спас его неблагодарную задницу лишь для того, чтобы он бросил меня в ту яму. Он сука, и я собираюсь убить его. Нахуй миссию. - Ты хочешь убить Мина? - тон Тэмина спокоен, и Чимин ненавидит это. Почему только он один страдает? - А мне предъявят обвинение? - Нет, не думаю, - Тэмин пожимает плечами и садится в одно из кожаных кресел. - Босс, вероятно, закроет дело как самооборону. Операцию остановят, и ты будешь свободен. - Чимин сглатывает и садится напротив него. Это очень заманчивая идея. Он может заработать деньги и на других работах, даже проституцией. - Ладно, есть что-нибудь, о чем стоит знать? Чимин выдыхает, надув губы, пока наблюдает за мужчиной. Он скучает по тому теплому заботливому Тэмину, всегда защищавшему его любой ценой. Тому, кто был готов принять за него пулю, и он знает, что не должен ожидать видеть его таким, пока является преступником. - Ничего особенного, но я думаю, что нападение на Мина связано с тем, как он был зол несколько дней назад. Не знаю, что происходит, - может, ему следует спросить самого Мина после того, как он вырвет его гребаные самодовольные глаза. - А ты знал, что он всех, даже надзирателей, держит на крючке? У него тут ебаная лаборатория, и никто не осмеливается доложить об этом. - Ебаная лаборатория? - Метамфетамин. Он даже не пытается скрывать это. Настолько он уверен в себе. - Мы не можем сейчас совершить рейд на лабораторию. Это подвергнет тебя опасности, - говорит Тэмин. - Что еще? - Я нашел Ви, - Чимин позволяет Тэмину переварить информацию. На его лице безразличие сменяется замешательством и неверием. - Ви? Тот самый Ви? Сеульская неуловимая тень? - Я видел татуировку. Это нельзя использовать против него, но ты должен заняться этим. Может, что-нибудь найдешь. - Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. Они оба молчат в течение нескольких секунд, и Чимин видит, как сильно Тэмин пытается сдержаться. Он понимает, что тот скучает по нему. - Чимин? - А? - Ты хочешь, чтобы я сделал что-нибудь с одиночкой? - Тэмин знает, как сильно Чимин боится тесных мест и темноты. Парень по жизни не очень разговорчив, но постоянно нуждается в общении. Он приставал к нему дома и на работе. Они оба привыкли к этому и были готовы на все, чтобы Чимину было хорошо и спокойно. Он помнит, как Чимина случайно заперли в маленькой комнатушке во время рейда, и когда он нашел парня, тому было очень плохо. Весь в поту и слезах, едва дышал. Ему потребовалось полчаса успокаивающих разговоров и объятий, чтобы вернуть мальчика к жизни. Стоит только подумать, что этот самый мальчик был заперт в изоляторе целую неделю, одинокий и напуганный, и некому было его утешить... боже, он хочет разорвать Квона в клочья. Наверное, это и его вина тоже. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы избежать этой миссии, что забыл отговорить Квона от выбора Чимина. Они могли бы послать любого другого из отдела. Почему Чимин? Умный, но неуверенный и уязвимый новичок. Возможно, отправить новичка с неустойчивой психикой в секретную миссию было худшим решением в его жизни. Черт, он должен был остановить операцию. - Нет, - Чимин отказывается с фальшивой улыбкой. С той, которой он впервые улыбнулся в 5 лет. Он не хочет возвращаться в тот ад, боже. – Те отбросы зададутся вопросом, почему меня выпустили раньше. Так или иначе они узнают это, а я не хочу, чтобы меня называли мальчиком, имеющим связи с полицейским. Тэмин понимающе кивает и встает. - Береги себя, брат. Чимин может поклясться, что путь обратно в одиночку так же мучителен, как и путь к виселице. Он знает, что ноги его почти не держат, и он готов на коленях умолять пощадить его. Он не может провести хотя бы секунду в этой адской дыре, но у него нет выбора. Он заключенный, и его жизнь находятся в руках этих так называемых служителей закона. Он прижимается лицом к матрасу, когда охранник закрывает металлическую дверь. Снова заперт в темной душной комнате. На уголках его глаз выступают слезы. Черт возьми, ему нужно перестать плакать каждую долбаную секунду. Почему он такой жалкий? В следующий раз, когда дверь открывается, у него даже нет сил разлепить глаза, он слишком истощен и измучен, чтобы двигаться. - На выход, - рявкает охранник. Неужели прошло уже две недели? Боясь, что охранник может передумать и запереть его еще на неделю, он переворачивается на живот и приподнимается на четвереньки. Охранник смеется над его жалкой попыткой, это издевательство и унижение, но Чимину наплевать. Он не собирается связываться с ними снова. Он опирается на стену, чтобы подняться на дрожащие ноги, и вываливается наружу. - Я не могу дождаться, когда ты вернешься сюда, сладкий. Слушать, как ты плачешь, было весело. Чимин переводит взгляд на свои ноги и не отвечает. Он знает, что тот провоцирует его, чтобы заставить нарушить правило и чтобы наказать его снова, в этом вся суть. Он следует за другим охранником в столовую. Замечательно, он должен ждать окончания обеда, прежде чем ему разрешат принять душ. Как только он входит в зал, он чувствует, что чужие глаза сверлят в нем дыры. Конечно, они будут смотреть - он выглядит, как дерьмо, с жирными спутанными волосами, грязной одеждой и лицом, которое будто переехал грузовик. Он видит Чонгука далеко в другом конце зала, машущего ему, и он мог бы пойти к нему ради теплоты и уюта. Он уверен, что Чонгук не будет возражать, несмотря на то, что он воняет, как мусор. Или же он может выбрать противоположную сторону зала, где сидят крутые детишки, и исполнить свою мечту. Боже. Мин будет отлично смотреться с малиновой краской на его идеальной бледной коже. Поэтому он поворачивается и тихо идет в их сторону. Его взгляд так сосредоточен на этих кошачьих глазах, которые смотрят прямо на него, что он охает, когда две сильные руки толкают его в грудь - удар оказался достаточно сильным, чтобы выбить воздух из его легких, но он не отступает, не вздрагивает, когда высокая фигура Сокджина нависает над ним. - Тебе здесь не место, детка, - рычит он, и Чимин еще две недели назад пробормотал бы извинения, но теперь он просто раздражен тем, что его путь заблокирован. Он смотрит в ответ, изливая на него безысходность, гнев, злобу и боль последних двух недель. - Отвали, - выплевывает он и слышит, как кто-то ахает в коридоре. Никто не смеет неуважительно относиться к пугающей правой руке Мина, особенно такой неизвестный новичок, как он. - Я не к тебе пришел. Я к этому бледному ублюдку. Он знает, что перешел черту, оскорбив Мина на глазах у всей тюрьмы. Чонгук однажды сказал ему, чтобы он даже не говорил о Мине, и все же он здесь, оскорбляет его у всех на виду. - Ты не получишь того, что хочешь, - Сокджин шипит, и теперь Чимин знает, почему все его боятся. Он похож на монстра с ядом и злобой, капающими из его глаз и рта, но красивого, конечно. То, как он держит себя со своими широкими плечами и высокой фигурой, заставляет любого понять, кто выйдет победителем, еще до начала боя. - Что? – усмехается Чимин и вытягивает шею поближе к мужчине. - У великого непобедимого Мин Юнги есть нянька? - Да ты, блядь, труп, - Сокджин отстраняется и указывает пальцем на кого-то сзади. - Тэхен. И Чимин знает, что теперь ему конец, но он не сдастся без боя. Если Тэхен посмеет хоть пальцем его тронуть, он обязательно превратит этого психа в подстилку. Краем глаза он замечает, как поражены остальные заключенные, удивляясь тому, что вместо того, чтобы умолять на коленях, он все еще смотрит Сокджину в глаза. Честно говоря, он сам тоже удивлен, но заприте человека в той яме на две сраные недели, и вы получите взамен сумасшедшего. - Хватит, - голос у Мина гораздо мягче, чем ожидал Чимин. – Пропусти. Чимин видит нерешительность в глазах Сокджина, вероятно, он не понимает, почему его босс позволяет этому грубому пацану пройти, и сомневается, безопасно ли дать ему подойти близко к боссу, но он отступает, не оспаривая приказ. Чимин еще раз удивляется тому, сколько же власти у Мина. В тот момент, когда его взгляд упал на Мина, он почувствовал, как кровь начала закипать в его жилах. Мин стоит, прислонившись к столу боком, скрестив ноги, и открыто играет с ножом-бабочкой. - Признаю, у тебя есть яйца, детка, - К черту манеры. Даже если его защищают его псы, он должен быть хотя бы немного напряжен. Чимин может метнуть в него кинжал в любой момент, и нет никакой гарантии, что он промажет мимо этой толстой привлекающей внимание вены на горле. - Скажи мне, зачем ты здесь. Бесстыжий сукин сын. - Я еще не решил. Может быть, я здесь, чтобы избить тебя, или заставить истекать кровью до смерти, или душить тебя снова и снова, чтобы ты понял, какие удушение и безысходность я чувствовал в той гребаной дыре. Чимин сплевывает, голос повышается с каждым словом, все его тело дрожит от гнева. Он хочет стереть этот самоуверенный взгляд с его лица и эту наглую ухмылку, блядь, ухмылку, которая говорит, что он всегда будет выигрывать, независимо от того, как вы пытаетесь, как сильно вы атакуете. Мин садится, упершись локтями в колени и сжимая руки в кулаки. - Тогда скажи мне, малыш, - говорит Мин, прижимая свои пухлые губы к кулаку, не слишком сильно, но достаточно, чтобы на нем остались розоватые следы. - Как я могу убедить тебя не убивать меня? Чимин задыхается и смотрит на мужчину широко распахнутыми глазами. Это не то, чего он ожидал, когда ломился к их столику. И Чимин, наконец, замечает маленькую вспышку чувства вины. Значит, он знает. Он смачивает пересохшие губы кончиком языка и вдыхает воздух, задерживая его на несколько секунд, прежде чем выдохнуть через нос. Он не знает, что сказать. Он не собирается рассказывать про то нападение - есть причина, по которой Мин держал это в секрете; он также не может убить его, он бы не страдал две недели, если бы хотел остановить операцию, и избиение тоже не вариант. Ви, не колеблясь, вырежет печально известную букву на его коже, когда он осмелится сделать одно неправильное движение, если Сокджин до этого не успеет сломать ему шею. А чего он ожидал, когда вломился к ним? Он должен был просто пойти к Куки. - Ты... я... думаю, - он смущенно потирает затылок, - я думаю, ты должен мне сигарету. Выражение лица Мина не меняется, но Чимин видит замешательство в его глазах. Он знает, что этот человек не привык к тому, чтобы люди смотрели ему в глаза, не говоря уже об оскорблениях в лицо, или требовали чего-то, и он точно уверен, что люди не говорят ему о долгах. Мин откидывается назад и достает из кармана знакомую пачку, насмешливо поднимая ее вверх. - И это все, чего ты хочешь? - он вынимает сигарету и бросает ее на пол. – Ну давай. Забери должок. Чимин проклинает себя за то, что на секунду задумался о том, что в Мине есть что-то хорошее. Чувство вины? Этот ублюдок, вероятно, даже не знает, как это слово пишется. Он краснеет, когда слышит смех во всем зале. Мин мог бы перерезать ему горло прямо там, и никому не было бы до этого дела, точно так же, как и до того заключенного, которого больше никогда не видели. Но сила заключается не в убийстве, настоящая сила исходит от сокрушения гордости людей, это показывает им их настоящее место. Он поднимает руку и указывает пальцем на Мина, дрожа от гнева: - Ты и я. Мы еще не закончили, - он разворачивается. – Я иду в душ. Он объявляет об этом громко, чтобы Мин слышал. Им все еще нельзя выходить из зала, но почему-то Чимин знает, что Мин не позволит надзирателям остановить его.