***
- Черт, холодно, - бормочет Тэхен, хватает одеяло Юнги и натягивает на себя, не обращая внимания на его тихое бурчание и недовольство. - Из-за тебя у него будет гайморит, - ругается Джин, не заставляя, однако, вернуть одеяло. - Это его проблемы, что он выбрал эту камеру, - Тэхен пожимает плечами. Его совсем не волнует то, как Юнги шипит и беспомощно сворачивается калачиком. - Это потому, что кое-кто очень не любит тепло, - Юнги враждебно смотрит на своего сокамерника, - и принимает холодный душ посреди гребаной зимы. Сокджин делает вид, что ничего не слышит, и ищет в карманах сигарку. - Ты всегда можешь переехать в мою камеру, - предлагает Тэхен, наивно раскрыв глаза и выглядя невинно, но Юнги не упускает затаенной в них ухмылки. Он вспоминает ту единственную ночь, когда его заставили разделить камеру с Тэхеном, потому что Джин находился в сексуальном напряжении и нуждался в некотором раскрепощении. Тогда он проснулся посреди ночи от прикосновения чего-то холодного к его голой руке - острого края ножа-бабочки. Его удивило, как он не проснулся, когда разрезали рубашку. - Я не собирался резать. Просто хотел проверить, насколько у тебя тонкая кожа. Она выглядит тонкой, как лист бумаги. Юнги резко отдернул руку и получил смешок вместо ответа. Ему пришлось позвать надзирателя, и он переночевал в кабинете начальника тюрьмы. Ви не понял, почему он расстроился, и это его безумно бесило. - Я лучше замерзну до смерти, - возразил Юнги, приподнимая руку, чтобы украсть сигару Джина. - В любом случае в следующий раз мы встречаемся в моей камере. - Тебя не спрашивали, - Сокджин кипит от злости. - Я могу привязать тебя здесь, чтобы ты замерз до смерти. Сделаю одолжение человечеству. - О, детка, я же твой могильщик. Я не могу умереть. - Бля, вы двое можете сосредоточиться? – рявкает Юнги, делает длинную затяжку, позволяя теплу сигары осесть в груди, и выдыхает. Сокджин бурчит себе под нос несколько бессвязных слов, которые, по мнению Юнги, представляют собой поток оскорблений, а Тэхен достает свой нож-бабочку поиграться: одним движением запястья он обнажает лезвие, а затем ладонью нажимает на рукоять, и нож складывается. - Нам нужно решить, как избавиться от Му. Я не могу думать о выборах с этим ублюдком в моей заднице. - Разумеется, верхним не нравится, когда кто-то над… - Тэхен, прошу... пожалуйста, - стонет Юнги, медленно потирая висок свободной рукой, рисуя на нем большим и средним пальцами маленькие круги. - Ладно, о чем я. Намджун звонил сегодня утром. У этого говнюка, Шиндона, есть весь Инчон с мелкими бандами, - он делает еще одну затяжку и продолжает, задерживая дым в себе. – Так что мы не можем позволить Му забрать лаборатории. Без них я труп. Намджун также сказал, что они нашли человека, который пытался попортить наш кокаин. Они поймали его до того, как он успел что-нибудь сделать, но это не значит, что Шиндон или Му не попытаются снова. Мне нужно больше сторонников, больше людей. - У тебя уже есть Каннам-гу и Кансо-гу. Юнсан тоже скоро будет твоим. - Элита с ее принципами. Они сражаются честно, - объясняет Юнги, ерзая на кровати и потирая руку, пытаясь согреться. – Мы в разгаре долбаной криминальной войны. Это передел власти, и мы знаем, кто победит в битве чести и позора. - Я поговорю с Намджуном насчет мелких банд, - говорит Сокджин. - Выборы состоятся через полгода. Тебе нужно победить, Юнги-я. Принц без короны - это мертвый принц. Он поворачивает голову и смотрит на Тэхена, все еще занятого ножом, обеспокоенно, но не враждебно. - Ты должен следить за своим языком, Тэ. Я слышал, что полицейский поднял твое дело. Я не смог узнать, кто это, но, пожалуйста, будь осторожен. Нам нужно, чтобы ты вышел до выборов, а не мотал максимальный срок за серийные убийства. - Я никуда не уйду, - объявляет Тэхен, глядя им прямо в глаза мертвым взглядом. - Чего? - Я не оставлю Чонгука без защиты. Эти гребаные животные разорвут его на части. Сокджин открывает рот в попытке возразить, напомнить ему об их задаче и объяснить, как его глупая слепая любовь повлияет на них всех, но Юнги поднимает руку, в которой держит сигару, останавливая его, прежде чем тот начнет. - Сегодня речь не об этом. Цели Тэхена изменились в тот момент, когда его взгляд впервые упал на этого мальчика – Юнги это знает, и он не планирует злить такого опасного человека, как Ви. Да, Тэхен готов убить за него, но он без раздумий убьет и его самого ради мальчика. Честно говоря, его нельзя винить. Он тоже не хочет, чтобы этот ребенок снова страдал от боли. Юнги представляет, что произойдет с Чонгуком без их защиты, и это будет еще более жестоко, чем раньше, а он ничем не заслужил такую боль и страдания.***
Чимин шагает к телефонам в левой части двора. Ему настоятельно рекомендовали не использовать их для сообщений, но он не собирается звонить в участок или кому-либо, связанному с операцией. Ему все равно не о чем доложить, и он сомневается, что сможет добиться хоть каких-то успехов с небольшим количеством имеющейся информации. Нет, он позвонит своей маме, с которой не встречался ни разу после ареста. Она не приехала на суд, не навещала его и не отвечала на звонки, и Чимин решил уважать ее желания - он мог бы все объяснить и извиниться позже, ведь было еще много времени. Но теперь он не может забыть про нее, только не после визита Хосока, когда он сказал, что мама отказалась от лечения, утверждая, что не нуждается в грязных деньгах. Чимин берет трубку и набирает ее номер, прислонившись лбом к забору и ожидая ответа. Через несколько секунд он слышит знакомое женское «Алло», и Чимину приходится прикрыть глаза и глубоко вдохнуть, чтобы взять себя в руки. - Мам? - его голос дрожит так же, как и руки, и он знает, что не может заплакать или устроить истерику посреди двора, пока тюрьма наблюдает за ним, но... блядь... он так сильно скучает по ней. - А это еще кто? - Мама, это же я – Чимин, твой сын. - У меня только один сын, и его зовут не Чимин. Ох. Вот это было больно. - Мама, прошу, пожалуйста, не вешай трубку. Просто послушай. Хорошо? Пожалуйста. Наступает долгое молчание, свободной рукой Чимин вцепился в забор, потому что сейчас это единственное, что его удерживает. - Только быстро, - ее тон холоден, но слабая улыбка все равно выступила на лице Чимина. - Мама, согласись на лечение. Почему ты отказываешься? - Мне не нужны твои деньги. - Это не мои деньги, мама. Это от благодетеля, и мне нужно, чтобы ты жила. Если не ради меня, то ради Хосок-и хена. Он этого не заслуживает, - прошипел Чимин последнюю фразу в трубку, ударившись головой о забор. - Мне не нужны деньги убийцы, - отвечает женщина, и Чимин чувствует боль в ее голосе. - Отдай их семье человека, которого ты убил. - Им уже заплатили, и это был несчастный случай. - То, что ты убежал с места аварии, не может быть случайностью, - Чимин вздрагивает, когда она кричит в трубку, ее голос срывается, и он понимает, что она плачет. Гребаный Квон, идиот, почему они просто не обратились к Хосоку, чтобы сделать все эти так называемые благотворительные пожертвования анонимно? Зачем упоминать его имя? Он внутренне орет, снова ударяясь головой об забор. - Чимин, ты не можешь убивать людей и убегать. Есть правила, есть закон, не думай, что выше этого. Ты думаешь, ты другой? Что ты хороший, потому что у тебя есть свои причины? Потому что ты считаешь, что это тебя оправдывает? Нет, Чимин. Оправдывает или нет, ты убийца и доказал, что никогда не сможешь измениться, - Чимин не знает, когда слезы начали скатываться по щекам, но он знает, что они говорят о разных случаях. Он не возмущается, когда звонок прекращается, и не кладет трубку обратно. Он набирает другой номер, тот, на который ему было сказано никогда не звонить, особенно по этому телефону, и не тогда, когда окружающие без колебаний свернут ему шею, если узнают, кто он. - Надеюсь, это очень важно, - голос Квона эхом отдается в трубке. Холодный и злой. - Она отказывается от лечения, - заявляет Чимин, переходя прямо к делу. - И что? - Квон звучит безразлично. - И что? - Чимин усмехается и чувствует, что по щекам скатывается еще больше слез. На этот раз слезы гнева и страха. Страх потерять маму, гнев на Квона за то, что он ведет себя как последний отморозок после того, как бросил его в эту дыру. - Я терплю ваше дерьмо, шеф, ради моей мамы. Если она не получает лечение, то… - Тогда что, Чимин? - спрашивает Квон. Чимин представляет, как Квон ухмыляется, наигранно подняв брови. – Наша сторона должна была выплатить деньги. Мы выполнили свою часть сделки. Остальное – не наша проблема. - Тогда я сделаю это и вашей проблемой, шеф, - рявкает Чимин, изо всех сил стараясь говорить тише. - Если ее не будут лечить, я все брошу, - он с шумом вставляет трубку на место и резко выдыхает, шипя. - Не вздумай. Твердая рука хватает его за плечо и удерживает его на месте лицом к забору, когда он пытается развернуться. - Не оборачивайся, - Чимин знает владельца этого спокойного и монотонного, но все же угнетающего голоса. - Босс? – сдавленно говорит он. Как долго Юнги там пробыл? Как много успел услышать? Рука движется к шее, мягко нажимая на его напряженные мышцы. Это прикосновение такое уверенное и успокаивающее, что Чимин чувствует, как отдается этому прикосновению, закрывая глаза. - Не позволяй им увидеть твою слабость, - Юнги шепчет ему на ухо. Они так близко, и Чимин ощущает его дыхание на шее и ухе, но не чувствует дискомфорта. - Спокойно, малыш. Чимин вытирает слезы рукавом. Странно, как он хочет большего, хочет, чтобы эти длинные и умелые пальцы бродили по его мышцам и массировали его плечи, голову, талию... все. - Не считаешь странным стоять так близко? - Я часто так делаю, это не странно, - говорит Юнги, и внезапно прикосновение исчезает. Чимин жалеет, что спросил, но не просит сделать так опять. Он не хочет показаться нетерпеливым или непочтительным. - Так лучше? - Чимин кивает и поворачивается к нему лицом, и от этого лучше не становится, потому что теперь он ощущает, как теплое дыхание щекочет губы. – Разумеется, чтобы запугать. Чимин не понимает, почему Юнги решил объясниться. - Босс? - Что? Чимин ничего не говорит и вместо этого достает сигарету, зажимая ее в зубах, прежде чем зажечь. Юнги терпеливо наблюдает за ним, и Чимин замечает, как в его глазах мелькает что-то странное, но не может понять, что. Он вдыхает и хмурится от жара в груди, а затем отводит лицо, чтобы выдохнуть. Он не собирается показывать неуважение к Мину, дымя ему в лицо. - Спасибо, - наконец произносит он, и Юнги улыбается. Это что-то новенькое, совсем непохожее на смешок, который он слышал в церкви. Его губы раздвигаются, широкой улыбкой обнажая десны и верхние зубы. Юнги стоит спиной к тюрьме, так что он единственный, кто может видеть это зрелище - улыбка только для него. Она настолько обворожительная и простая, что Чимину хотелось бы видеть ее чаще.***
(Флешбэк) Чонгук, скрючившись, сидел в щели между кроватью и стеной. Прошло уже несколько дней после того, что случилось с Югемом. Никто его не слушал, никому не было дела до правды. Они просто замяли дело как обычный инцидент, поставили его имя рядом с именами ублюдков, пытавшихся изнасиловать Чонгука, и утверждали, что они убили друг друга в ходе драки. Вот и все. Как будто он не видел собственными глазами, как Мин хладнокровно перерезал горло его лучшему другу. Он хотел отомстить, он хотел, чтобы убийца был наказан, но Мин был неприкасаем, и ему не к кому было обратиться. Чонгук не мог добиться справедливости для единственного человека, пытавшегося защитить его в этой адской дыре точно так же, как он не смог защитить себя от тех могущественных мразей и оказался здесь. Действительно забавно... как несправедлива была система правосудия. Никто не приставал к нему с того дня, никто не оскорблял его, но он не был счастлив - возможно, они сжалились над ним, увидев, как Мин сломал его. Он не знал причины, и ему было все равно. Мин убил не просто Югема, он убил его единственный смысл жизни. Он не был влюблен в него, он был другом, но если лишить человека единственного света в жизни, он потеряет желание жить. - Привет, милый, - Чонгук поднял голову, услышав знакомый глубокий голос, и обнаружил склонившегося над ним Ви. Чонгук не ответил, а просто уставился на него с пустым выражением лица. Ви наклонился, чтобы рассмотреть глаза мальчика - они были опухшими, но все такими же большими, слишком большими для его лица, однако вовсе не портили его. Они придавали ему невинный вид, который мог бы заставить любого человека почувствовать желание защитить парня. Он поднял руку и обхватил лицо Чонгука, большим пальцем нежно поглаживая щеку и вытирая слезы. - Мне так жаль… - Неправда, - пробормотал Чонгук - даже он сам не знал, откуда у него взялось столько храбрости. Но он точно видел в глазах Ви, что ему не было жаль. - Мне плевать, что он мертв, ты прав, - признался Тэхен. Он не казался разгневанным или раздраженным, он был спокоен. - Но мне не плевать, что тебе больно. Только не плачь. Мне не нравится, когда ты плачешь. Чонгук понимал, что не должен чувствовать что-то теплое в своей груди от слов, исходящих от человека, убившего много невинных людей, или что он не должен радоваться тому, что этот человек убил как минимум четверых в тот день. То, что они были грязными уродами, не должно оправдывать убийство. Но он не мог не чувствовать себя в безопасности в присутствии Ви или не пытаться случайно прикоснуться к нему, чтобы успокоиться. - Чонгук? - Да? - Будь со мной. Чонгук глубоко вздохнул и убрал свое лицо от руки Ви. Он понял подтекст этих слов... будь со мной? Будь моей игрушкой, и я буду защищать тебя взамен. Будь моей сучкой, и никто больше никогда не посмеет к тебе прикоснуться. Удовлетвори меня, и я убью любого, кто посмеет снова причинить тебе боль, точно так же, как я убил тех людей. Но действительно ли это плохо? По крайней мере, Ви не был волосатой вонючей задницей. Выбор был не особо большим: либо тебя трахнет один красивый парень, либо вся тюрьма. Ему и раздумывать не надо - он не хотел снова оказаться на коленях в той грязной душевой или быть пущенным по кругу… - Ладно, - ответил он и снова наклонился, ожидая прикосновения старшего. - Давай будем вместе, - он опустился на колени, чтобы быть поближе к парню, смело сжимая их губы вместе. Тэхен немедленно ответил на поцелуй, беря инициативу на себя. Тэхен углубил поцелуй, посасывая губы и проталкивая язык дальше в рот, и Чонгук растаял в поцелуе. Даже если это было не по любви, ему было приятно, и он не жалел о своем решении. Тэхен прервал поцелуй, оба жадно хватали ртом воздух, их щеки пылали, а Чонгуку хотелось еще больше этих губ, таких пухлых и мягких, с еще сохранявшимся на них привкусом дыма. Но его взгляд остановился на маленьком бугорке в синих штанах - он обхватил запястья старшего и усадил его на кровать, а затем подполз, встав на колени между его ног. Тэхен схватил его за руку, когда он начал снимать штаны. - Чонгук, ты не должен… Чонгук с улыбкой покачал головой: - Позволь мне... - Тэхен не стал сопротивляться, когда Чонгук стянул с него штаны, чтобы освободить стояк от плотной ткани. - Чонгук... если ты... - Все нормально, - перебил Чонгук. - Я хочу. Он провел по члену несколько раз, прежде чем прижать губы и нежно пососать головку. Тэхен тяжело дышит и закрывает глаза, откидывая голову назад. - Т-ты можешь глубже? - тихо спросил Тэхен. Чонгук зажмурился и безропотно взял глубже, втянув щеки и проводя языком под членом. Пальцы Тэхена ворошили его волосы, мягко гладя по голове; Тэхен не проталкивал его ниже, как те животные, заставляя давиться и задыхаться. Нет, Тэхен позволил ему придерживаться своего темпа, так что он попытался прикрыть руками места, до которых не дотягивался его рот, стараясь сделать ему хорошо, чтобы вернуть долг. Он отстранился, ощутив горький вкус спермы на языке, сглатывая, несмотря на то, что это заставляло его чувствовать себя грязным. Тэхен тяжело дышал, его кожа была покрыта слоем пота. Он посмотрел вниз на мальчика, стоявшего на коленях: слюна и сперма покрывали его губы. Он выглядел грязно, прекрасно-грязно. Тэхен взял мальчика за подбородок, притянул его лицо вперед и наклонился, чтобы поцеловать его красные и испорченные губы, но Чонгук возразил, насупившись: - Я грязный. - И мне это нравится, - прошептал Тэхен, прежде чем прильнуть к его губам. Если его мальчик готов опуститься ради него, то он без раздумий расцелует эти губы, принесшие ему неземное удовольствие.