Sin City / Город грехов

Чимин слышит музыку и клиросное пение. Он никогда не был в настоящей церкви. Глубокий звук пугает, но Чимин идет вперед, не обращая внимания на мурашки, пробегающие по спине. Напротив церкви, прямо перед большой картиной Питера Брейгеля «Падение мятежных ангелов», в три ряда стоят восемнадцать детей не старше десяти лет, все в белых комжах. Их пение такое громкое, пугающее и глухое, что кажется, будто доносится из самой глубокой темной бездны, которую можно представить. Только через несколько секунд он замечает, что это не тюремная церковь. Как он оказался здесь? В комнате вдруг становится холоднее. Что-то здесь не так. Его взгляд падает на мальчика, стоящего в центре первого ряда. Его зрачки расширены до предела. Ледяные глаза без души, заставляющие Чимина дрожать от страха. Ему не нравится этот ребенок. Чимин переводит взгляд на руки мальчика. Алые. Они такие алые. Кровь стекает с них, обагряя пол. От сильного металлического запаха подташнивает, хочется поскорее уйти отсюда. Чимин пытается сделать шаг назад, когда ребенок ступает вперед, но не может - тело его не слушается. Он чувствует себя обездвиженным, голым, замерзшим, когда ребенок подходит ближе. Хор становится все громче и громче с приближением мальчика. Все громче и громче. Мальчик всего в двух шагах от него. Хор почти кричит. Чимин вздыхает, когда мальчик стоит всего в нескольких сантиметрах от него. Он слишком близко. Слишком близко, и Чимину это не нравится. Он замечает, что в глазах ребенка совсем пропали белки. Малыш поднимает руку, и Чимин всхлипывает от ощущения тепла на лбу - мальчик проводит ладонью по его лицу, размазывая по нему кровь. Чимин хочет позвать на помощь, пока он еще не умер от неподдельного ужаса. Это слишком, все это слишком. Хор слишком громкий, запах крови слишком сильный, и ребенок... губы ребенка размыкаются, выпуская странный шипящий звук. Чимин не может разобрать слов. Это не корейский. И вдруг ему уже не холодно. Слишком жарко. Настолько жарко, что одежда плавится на коже. Мальчик замолкает, сужая глаза и толкая Чимина ладонями в грудь, отчего тот издает крик и падает. Он падает и падает вниз… Глубже… Темнее… Неописуемое чувство полной обреченности и отчаяния… Здесь слишком темно… Его глаза резко открываются, и как ни странно, он действительно просыпается от толчка. Ему требуется несколько секунд, чтобы осознать, что в камере не жарко, но его тело все равно липкое от пота, стекающего со лба, а подушка мокрая от слез, льющихся водопадом по пылающему лицу. Голоса стихли, но до сих пор слишком темно. Ему это не нравится. Он отрывает руки от простыни, которую крепко ими сжимал, рассматривая ее в тусклом свете фонарей во дворе тюрьмы. Она все еще багровая. Он все еще ощущает ее тошнотворную липкость, ощущает вонь от нее в носу и во рту. Горло сдавливает, он не может дышать. Он и не хочет дышать. Он просто хочет уйти. Здесь слишком темно, стены слишком близко, и он боится, что тот маленький мальчик появится снова. Его окровавленные руки и демонические черные глаза не выходят из головы. Чимин пытается встать с кровати, но его ноги путаются в одеяле, и он со стоном падает на грубый пол. Не обращая внимания на боль в локте, принявшем удар на себя, он спешит к металлической двери, стучит в нее и зовет надзирателя. Через несколько секунд дверь открывается и появляется надзиратель, на всякий случай держащий руку на дубинке на поясе. - Что случилось? - спрашивает он, раздраженно кривя рот. Он выглядит устрашающе и сурово, но Чимин не позволяет запугать себя этой ужасающей аурой. - Мне... мне н-нужно выйти, пожалуйста, - он запинается и делает глубокий вдох, будто пытаясь вдохнуть весь воздух мира. - Нужна срочная помощь? Он кивает, одной рукой крепко обхватывая себя, а другой указывая надзирателю: - Я...я не могу д-дышать, и т-там к-кровь. Надзиратель нахмурился, уставившись на руки Чимина, а затем заглянул внутрь, изогнув губы в отвращении. - Ты думаешь, это смешно, кусок дерьма? Съебывай обратно в камеру. Нет. Нет. Он не может вернуться туда снова. Только не сейчас. Он не может, он умрет. Чимин нервно делает шаг вперед: - Нет, нет, не надо… Все происходит за один миг: сначала Чимин слышит злое рычание, а затем ослепляющая боль пронзает его тело. Его ушибленный локоть во второй раз ударяется о жесткий пол. - Этот ублюдок пытался напасть на меня, - он слышит, как кричит надзиратель, прежде чем кто-то грубо хватает его, ставя на ноги и крепко закручивая запястья за спиной, одной рукой больно впиваясь в пульсирующее плечо. - Я не хотел, - Чимин пытается спорить. Он не хотел нападать на этого человека, он просто пытался убежать от... блядь. От чего он вообще бежит? - Я ... я не мог дышать. - О-ой, мой мальчик не мог дышать? – наигранно волнуется охранник, снова хватаясь за дубинку. Он не бьет его, вместо этого прижимая дубинку к горлу достаточно сильно, чтобы перекрыть дыхание. - Нужна помощь? Глаза Чимина расширяются, рот открывается, он задыхается от напряжения. Он не может дышать, и напряжение не спадает, отчаянно сигналя мозгу сиреной. Чистый ужас захватывает его грудь, а боль пронзает голову. Он начинает напрасно брыкаться против болезненной хватки, удерживающей его за волосы на месте. Он пытается позвать на помощь, но голосовые связки отказывают. Ему ничего не остается, как смотреть на мужчину умоляющими глазами. Когда мужчина давит сильнее, Чимин, наконец, не выдерживает, слезы вырываются из уголков его глаз, потому что ему кажется, что это никогда не прекратится. Он пытается умолять, но выходит только какое-то бульканье. Чимин не знает, как долго это продолжается, у него начинает кружиться голова, в глазах появляются черные точки, и тут до него доходит. Это никогда не прекратится. Его могут просто убить и назвать это несчастным случаем. В конце концов, если кто и знаком с несчастными случаями, так это Чимин. Для них он никто. Никто не станет докапываться до правды о смерти какого-то отброса. Ночным сменщикам плевать на Мина. Они боятся только Сокджина, а сейчас им, похоже, и на него наплевать. Конечно, Квон бы расследовал смерть офицера под прикрытием, но эти охранники понятия не имеют, кто он на самом деле. И в чем смысл правды, если он уже будет мертв? Как только он чувствует, что теряет сознание, охранник усиливает давление, и Чимин извивается, отчаянно пытаясь набрать воздуха в легкие. Это больно, но ему это нужно. Единственное, что удерживает его на ногах, - это хватка надзирателей. - Брось этого подонка в яму, где ему самое место. Если бы Чимин не был слишком занят попытками отдышаться, он, вероятно, пригрозил бы им именем Сокджина или Юнги. Смирение - это не гарантия безопасности, это чистый идиотизм. Если бы это не сработало, то он упал бы на колени и стал молить о пощаде. Только не яма. Только не сейчас. Он в своей-то камере едва мог дышать. В одиночке он точно умрет. А кровь... ему нужно ее оттереть. Когда Чимин скрючивается в углу камеры, он спрашивает себя, как он снова оказался здесь. Стены давят, железный запах опускается на камеру. Здесь тихо. Слишком тихо. Удушающе тихо. И все же в его голове продолжает стучать тот громкий хор. Здесь слишком темно. Чимин знает, что камера заперта и никто не может войти, но он не может избавиться от ощущения, что в тени что-то прячется, готовый проткнуть его кожу окровавленными пальцами. Он сходит с ума. Чимин вжимается головой в колени и закрывает оба уха ладонями, защищаясь от смыкающихся вокруг него стен. Хотя это обжигает, он заставляет себя делать глубокие вдохи. И еще, и еще. Он пытается отвлечь свой вопящий мозг мыслью о том охраннике, о том, как он заберет жетон у этого мудилы. Вскоре сознание затуманивается, он чувствует себя так, словно пиявка высасывает из него всю способность бодрствовать. Неважно, из-за недостатка воздуха или обычной усталости, но он погружается в одолевшую его темноту.

***

[Флешбэк] Открыв глаза, Юнги не ожидал увидеть Сокджина, сидящего напротив и читающего книгу. - С-сокджин-хен, - в горле пересохло, а лицо пронзило болью. Старший лишь лениво приподнял бровь, делая вид, что смотрит на свои наручные часы. - Ты уже опаздываешь с доставкой, - небрежно сказал он, откладывая книгу в сторону и поднимаясь на ноги. - Вставай. Ты же не хочешь опоздать? - Хен, я… - Вылезай из постели прямо сейчас, черт, - строгий тон Сокджина заставил мальчика вздрогнуть и выпучить глаза от внезапной перемены в его поведении. Сокджин обычно очень мил, поэтому подобная жестокость к нему в его очевидно плачевном состоянии легко довела Юнги до слез. - Не заставляй меня повторять, Юнги. Младший медленно поднялся с кровати, шипя и корчась от боли, слегка наклонившись вперед и схватившись за ушибленный бок. - Клянусь, если я получу еще один звонок от твоего босса с жалобой на тебя… - Мне было больно, - возразил Юнги. - И что? Губы Юнги приоткрылись, но он не произнес ни слова. Почему Сокджин был таким злым? - Одевайся. Я отвезу тебя, - добавил Сокджин, и Юнги почувствовал, как страх скручивает живот. Если бы он мог вернуться, он бы попытался избежать этого избиения. - Чего ты ждешь? - Я... я н-не пойду туда… Сокджин глубоко вздохнул, и Юнги увидел, как что-то мелькнуло в его глазах на миллисекунду, прежде чем они снова стали холодными. – Теми клиентами теперь занимается Намджун. Тебе назначат других. - Я не хочу этого делать, - пробормотал Юнги, опустив глаза. - Мне не нравится эта работа. - Твой отец приказал тебе найти работу, Юнги. - Да, это правда. Но он никогда не говорил, что она должна быть связана с наркотиками. Это даже не наши наркотики. Мы просто доставляем товар других банд. С таким же успехом я могу работать в любом другом месте. В Маке, например. Сокджин закатил глаза. - Если ты хотел получить официальное трудоустройство, Юнги, тебе не следовало обращаться к боссу мафии. - Я... я просто не хочу, чтобы это повторилось, - прошептал мальчик. Ему не нужно было вдаваться в подробности, Сокджин наверняка знал обо всем. Намджун предупредил его, что у этого человека есть глаза, уши и люди повсюду, а некоторые говорят, что он гораздо могущественнее, чем кажется. - Не повторится, - сказал он ровным голосом, как будто речь шла не о самом большом страхе восемнадцатилетнего подростка. - Если ты перестанешь быть жалким. - Что ты хочешь, чтобы я сдела-агрх, - выдохнул Юнги, когда его голова откинулась назад от пощечины. Схватившись за пульсирующую щеку, он повернул лицо и посмотрел на мужчину глазами, полными чувства предательства. - Чт... - закричал он от боли, когда Сокджин ударил его наотмашь, отправив на пол. Сжавшись, он дрожащими руками он прикрыл лицо. Сокджин не сердился, но это пугало еще больше. Нет ничего страшнее собранного и серьезного человека. - Вставай, - приказал Сокджин, однако Юнги слегка покачал головой. - Вставай на свои гребаные ноги, парень. - Хен, пожалуйста. - Вставай, - зарычал он в ответ на отказ Юнги. – Сейчас же, - Юнги медленно поднял свое тяжелое тело, все еще потупившись в землю. - Опусти руки, - потребовал Сокджин, безжалостно ударяя мальчика еще раз, когда тот послушался. Юнги даже не попытался прикрыться руками. После очередной пощечины мальчик разрыдался. - Ты в самом деле собираешься просто стоять и позволять мне обращаться с тобой, как с куском дерьма? - вздохнул он. - Жалкий. - Я... я не жалкий, - даже для его собственных ушей слабый голосок звучал жалко. Сокджин усмехнулся. - Ты жалок, Юнги, - он выпустил смешок, изучая мальчика, и снова занес руку. - Ты даже не знаешь, как защитить себя, не говоря уже о других... - он замолчал, кончиком языка облизнув губы. - Неудивительно, что твоя мать умерла. Юнги даже не понимал, что злится, пока не почувствовал жгучую боль в руке. Он тупо посмотрел на Сокджина, который, лежа на полу, потирал свою голову, а потом перевел взгляд на поднятый кулак. – Ох бля, - выругался он, прижимая руку к телу и прерывисто дыша от сильной боли. Гнев и боль жгли его изнутри, и он пнул кровать, пытаясь не закричать. - Херово. Нам действительно нужно поработать над твоим умением бить, Юнги. Я думаю, ты сломал палец, - Сокджин ухмыльнулся, пока, опираясь на край кровати, поднимался на ноги. Юнги сердито посмотрел на него. Как смеет этот идиот смеяться? Ему очень хотелось ударить его еще раз, причинить ему как можно больше боли, потому что, черт возьми, то, что он сказал, ранило больше, чем любые физические удары. Это было очень больно. Но он знал, что напасть на человека, который в любой момент может выхватить пистолет, - не самая умная идея. Он пришел сюда не умирать. - Никогда не смей!... Сокджин с трудом сдержал улыбку. Голос парня больше не дрожал, и если бы глаза могли убивать, он бы уже лежал под землей. Теперь перед ним был не испуганный котенок, а дикий тигр. - Полегче, тигр. Извини, - он поднял обе руки, признавая поражение. - Ты просил меня научить тебя, и я научил. Юнги недоверчиво посмотрел на него. Как он посмел использовать его мать против него? Как он мог надавить на самую больную рану? - А теперь переодевайся и следуй за мной, - попросил Сокджин более мягким тоном. Юнги повиновался. Все пиздецки болело, но теперь он понял, что Сокджин пытался сделать, хотя это был хреновый метод. Ему захотелось отомстить за такое. Как будто он сам не мучился каждый гребаный день за то, что подвел свою мать. Как будто он не бросился в адское пекло, чтобы загладить свою вину. До притона они ехали молча, потому что Юнги поник больше, чем Сокджин ожидал. Он знал, что его слова ранят ребенка, но не думал, что настолько глубоко. Он не подозревал, что вонзает нож в уже кровоточащую рану. Когда машина остановилась, Юнги потянулся, чтобы открыть дверцу. Этот притон мало чем отличался от предыдущего, просто располагался в более цивилизованном районе. - Юнги? - парень только промычал в ответ, не удостоив его взглядом, потому что он все еще злился. – Не забывай использовать свою руку. Не показывай боли, даже если она убивает тебя. И когда ты войдешь внутрь, держи свой подбородок высоко и смотри им прямо в глаза, как будто они нападают на тебя. Будь уверенным. Юнги кивнул, и Сокджин непроизвольно обхватил ладонью лицо мальчика, медленно проводя большим пальцем по синякам. - Может, ты и выполняешь сейчас работу слуги, Юнги, но ты не слуга. Ты принц. В тебе течет голубая кровь, а они всего лишь кучка подлых головорезов. И однажды ты будешь править ими всеми, - Юнги вопросительно посмотрел на него, не понимая, о чем он говорит. – Ты член королевской семьи, а они крестьяне. Веди себя подобающе, и пусть мир узнает, что его место у твоих ног. - А что, если они захотят чего-то большего, чем деньги? - спросил Юнги слегка дрогнувшим голосом. Сокджин улыбнулся: - У тебя есть вторая рука. Юнги пожал плечами и подвинулся к выходу из машины, но голос Сокджина снова остановил его. Его имя настолько мягко и заботливо слетало с уст Сокджина, что Юнги пришлось проглотить внезапный комок в горле. - Я буду снаружи. Юнги знал, что в этих словах было нечто большее. Это было обещание «я буду с тобой», и он не смог сдержать улыбку, выступившую на лице.

***

Чимин не удивлен тому, что дверь изолятора открывается. Эти несколько часов показались ему днями, и он моментально вскакивает на ноги, не собираясь оставаться тут больше ни на секунду. Эта темная, холодная, пустая камера пугала его больше, чем кошмары. Она слишком похожа на шкаф, в котором он раньше прятался, - оба помещения напоминали идеально продуманный адский куб ужаса. Он рассматривает свою руку в мерцающих огнях коридора. Алого больше нет. Сейчас поведение прошлой ночью кажется глупым. Ему неловко за свою детскую выходку. Это чересчур для полицейского под прикрытием. Какой же он дурак. В тот момент, когда Чимин входит в столовую, он чувствует, как все взгляды устремляются на него. Это как дежавю. Единственная разница в том, что Чонгука нигде нет. Блядь. Если бы ребенок все еще был рядом, ничего не случилось бы, потому что его ночные объятия успокаивали так же, как и объятия Сок-и хена. Он смотрит в противоположный конец зала, где сидят крутые парни, - два кошачьих глаза снова наблюдают за ним, но теперь они полны эмоций, беспокойства и переживаний. Он может пойти туда за теплом и успокоением, однако если он приблизится к этому человеку, все его защитные стены рухнут, поэтому он поворачивается и отправляется за своей порцией завтрака. Прошло лишь несколько часов, и как он мог выполнить свою чертову миссию, если он не мог вынести несколько часов одиночества и глупых кошмаров? А за этими стенами в сто раз хуже. Внешний мир не подчиняется Юнги. Ему предстоит столкнуться с целым кланом мафиози. Бледные тонкие пальцы обвивают его запястье, прежде чем он успевает взять поднос с завтраком. - Малыш, ты в порядке? - спрашивает Юнги своим самым мягким тоном, как будто разговаривает с хрупким ребенком. Другой рукой он обхватывает его лицо, нежно проводя большим пальцем по щеке. Он не может отвести глаз от багрового синяка на горле мальчика. Он собирается убить каждого из них. - Черт возьми, малыш, мне так жаль. Юнги почувствовал такое облегчение, что Чимин удивляется, как он еще не разрыдался. Он хочет прижаться к нему и потребовать, чтобы его обняли. Чимин чувствует себя бабочкой, мечтающей о защитном коконе, но они не одни, они окружены хищниками, ожидающими промаха или проявления слабости. - Они пялятся, - говорить больно, но он должен что-то сделать, прежде чем сорвется. - Да пошли они. - Не надо, - шепчет он. - Не здесь. Губы Юнги приоткрываются, пока он пытается найти слова, чтобы убедить Чимина, что все в порядке, но молодой человек мягко поворачивает его запястье, размыкая хватку, и Юнги хочет сказать Чимину, что он не должен заставлять себя держаться, не должен лгать себе и жить в этой лжи. Он хочет, чтобы он мог, не боясь, выражать свою боль, страхи и уязвимость. Потому что нормально бояться, нормально плакать, нормально быть слабым и нормально чувствовать... Юнги знает, что эти правила не применимы к нему, Сокджин помог это понять много лет назад, но это потому, что он принц. Его задача - жить так, чтобы Чимину не приходилось лгать, и расправляться со всеми, кто когда-либо осмелится воспользоваться тем, что его малыш - человек. Он хочет, чтобы Чимин понял, что это нормально. Но он знает, что ему страшно, после всего, что он пережил, вообще чудо, что он все еще стоит на ногах. Даже Юнги не смог. Чимин уходит, чтобы сесть за пустой стол, сжимая пальцами с побелевшими костяшками поднос, пытаясь не позволить слезам выдать чувства. Ему хочется уткнуться в твердую грудь старшего, погрузиться в его тепло, почувствовать, как исчезают все душевные и физические страдания и тревоги. Вот бы сейчас забыться в его руках, защищающих его от тирании этого мира. Это все, чего он хотел. - Не сейчас, - шепчет он сам себе. Только не сейчас. Позже в тот же день, когда Чимин сидит рядом с Юнги в общей камере с Сокджином, пока тот разговаривает с ошеломленным охранником, он замечает, что что-то не так. Он уже не в первый раз ощущает, насколько неорганизованно все выглядит. - Как ты мог допустить такую глупую ошибку? - очевидно, вчерашний надзиратель был из блока А, и как он оказался здесь - загадка, которую они не смогли разгадать. Чимин никогда не видел Сокджина таким разъяренным. – И что насчет двух других? Они ему помогали. - Их уже перевели, - смущенно отвечает охранник. Чимин не может его винить. Он бы сам не хотел оказаться под огнем гнева Сокджина, который, кажется, может прожечь кожу насквозь. - Этого недостаточно. - Чего Вы хотите? Чтобы я убил их? - Это было бы неплохо. - Если Вы будете продолжать вот так громоздить трупы, появятся вопросы. - Позволь мне позаботиться об этом, - говорит Юнги, лаская запястья Чимина, на которых остались следы от ногтей. Охрана уже не в первый раз подводит его. Он должен заглянуть к начальнику тюрьмы. - Думаете, можете убивать кого угодно, и карма не накажет Вас? В прошлый раз-то она сработала хорошо, - явно раздраженно рявкает охранник. Чимин знает, что он чувствует. Хорошо это или плохо, но если ты офицер, тебя бесит, когда преступники угрожают жизни твоих коллег. - Когда убиваешь такого могущественного человека, как Му, сталкиваешься с последствиями. Он может быть мертв, но его люди и его семья - нет, и неудивительно, что они направляют свою месть на Вашу принцессу. Краем глаза Чимин замечает какое-то движение – это Тэхен прижимает испуганного надзирателя к бетонной стене. Сильные пальцы крепко вцепляются в горло, пока он рычит опасно глубоким голосом: - Как ты его только что назвал? Мужчина едва касается носками земли, лицо краснеет так быстро, что Чимин начинает опасаться за его жизнь. Он наблюдает, как тот отчаянно царапает запястье напавшего, пытаясь ослабить хватку, закрывая и открывая рот в тщетной попытке набрать воздуха в легкие. Вены уже выскакивают из кожи под давлением, и Чимин задается вопросом, не так ли он выглядел прошлой ночью, когда надзиратель душил его дубинкой, бессознательно поднимая руку, чтобы потереть фиолетовый синяк на горле. - Тэхен, достаточно, - приказывает Юнги. Ранение или убийство охранников только добавит им проблем. - Ты думаешь, это карма - сука? Подожди, пока ты меня не разозлишь, - Тэхен шипит ему на ухо, выталкивая из камеры, со своей знаменитой ухмылкой. - О, подожди... ты же только что меня разозлил. На твоем месте я бы теперь прикрывал спину. Сокджин вздыхает, грубо потирая лицо, но Юнги не может сдержать улыбку, оттягивающую уголки его рта, при виде кровоточащих следов от ногтей на горле убегающего охранника. Тэхен поворачивается, чтобы посмотреть на маленького парнишку, свернувшегося калачиком в объятиях Юнги, и слышит его слабое «спасибо». Он пожимает плечами: - Мне просто не нравится, когда мужчин превращают в женщин или отзываются о них плохо только потому, что те снизу. - Кто тебе сказал, что я снизу? – возражает Чимин. - О, сладкие щечки, Юнги не позволит себя поиметь. Поверь мне, я знаю. - Тэхен? - мягко окликает его Юнги, прищуриваясь. Он ощущает, как кожа Чимина теплеет. - Да, босс? - Отвали. Тэхен фыркает, плечи его трясутся, а улыбка Юнги становится еще шире. На этот Тэхен смеется по-настоящему. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он в последний раз слышал смех своего друга, и хотя его глаза не смеются, щеки не надуваются и рот не кривится в квадратной улыбке, сейчас это лучше, чем ничего.