***
Чимин входит в столовую с зажатой в зубах сигаретой. Краем глаза он замечает раздраженный взгляд Юнги. Юнги не будет отчитывать его в присутствии других заключенных, да и в целом Чимину, честно говоря, наплевать. Эта потенциально ведущая к раку штука в его зубах - единственное, что удерживает его сейчас на ногах, и никто не лишит его никотиновой магии. Сигарета отдает канализационным душком, но это лучшее, что можно было достать без Чонгука, тырящего у Тэхена качественное курево, и он не собирается делать из Юнги личного наркодилера. Все равно после первой пачки он уже привык к дерьмовому запаху. Чимин выгибает бровь, когда замечает, что Тэхен сидит отдельно ото всех, занимая целый стол в полном одиночестве, потому что смельчаков, согласившихся сесть с раздраженным серийным убийцей, копающимся в еде ножом-бабочкой, не нашлось. Он хватает свой поднос и садится рядом с Тэхеном. Да, раздраженный серийный убийца лучше одиночества или обеспокоенного Юнги, засыпающего вопросами о его состоянии. - Занято, - говорит Тэхен, не удостоив его даже взглядом. - Здесь никого нет, - Чимин хмурится, наблюдая, как Тэхен вырезает свой знак на бедной морковке. - Ну, я просто притворюсь, что здесь кто-то есть, потому что альтернатива чертовски угнетает (прим.авт.: ох уж моя любовь к «Дневникам вампира»). Он поднимает взгляд на парня, когда тот обходит стол и садится напротив него. - Ты ужасно выглядишь и дерьмово пахнешь. - Спасибо, - Чимин глубоко вздыхает, прежде чем выпустить облако дыма. Прошлой ночью он не мог сомкнуть глаз из-за того кровавого мальчика, влезшего в его кошмары... или, возможно, это кошмары последовали за ребенком. Бодрствовать страшно, но, по крайней мере, запах крови и пугающий хор не достают. Поэтому он провел ночь перед маленьким зарешеченным окошком за сигаретами, позволяя сквозняку заморозить его ноющий разум. Оставаться наедине с собственным сердцебиением, затухшим мозгом и неровным дыханием было невыносимо. Когда он соглашался работать под прикрытием, то очень многого боялся: смерти, боли, жестокого сокамерника, - но никогда не думал об одиночестве, гребаной клаустрофобии или о том, что он окажется наедине со своими мыслями в темной комнате без возможности отвлечься. Тюрьма - бессердечное место. Пустая камера со скрипучей кроватью и собственным разумом, от которого никуда не деться. Как бы он ни старался, сколько бы ни курил, он не может убежать от своего мозга, который кричит и вопит «убийца» и заставляет в отчаянии хвататься за волосы. Вот чего он никогда не предвидел, так это того, что тюрьме плевать, виновен ты или нет. Ты просто распадаешься на кусочки. - Ты ничего не ешь. Чимин набирает полный рот дыма, прежде чем медленно выдохнуть его: - Я не голоден. Он не понимает, почему Тэхен вообще беспокоится об этом после того, как чуть не перерезал ему горло. Под исчезающим синяком на шее все еще виднеется слабая красная отметина. Тэхен отмахивается рукой, когда Чимин дразняще пускает дым в его сторону: - Я убью тебя сам, если босс не сделает этого. Чимин только пожимает плечами, понимая, что это пустая угроза. Он не может понять, откуда у него хватило смелости дразнить долбаного Ви. Может быть, он все-таки сошел с ума. - Тэхен? - Что? - На днях охранники попросили меня подготовить вторую койку для новичка. Чонгук оставил большую часть своих вещей, - Чимин замечает, как напрягается тело Тэхена при упоминании ребенка. - Я нашел кое-что, что, видимо, принадлежит тебе, - он достает из кармана скомканную бумажку и пытается разгладить ее на столе. - Я нашел это на кровати. Чимин наблюдает, как Тэхен тупо смотрит на бумагу, даже не моргая, с застывшим лицом. Это портрет Тэхена, слишком проработанный, слишком похожий и слишком странный. Но Чимин не может смотреть на портрет без тревоги. Как будто Чонгук нарисовал портрет мертвеца, а не своего парня. Человек на картине был лишен каких-либо эмоций. Просто пустая оболочка. Тэхен складывает портрет, запихивая его в нагрудный карман. Насадив на нож кусок еды, он указывает им на горло Чимина: - Я не жалею о том, что сделал. Ты это заслужил, - Чимину приходится прикусить губу, чтобы удержаться от саркастического замечания. - Но ты пытался защитить Чонгука, так что я не сержусь. - Мудак, - бормочет Чимин и скрещивает руки на груди, чувствуя подступающую головную боль. - Я вижу, грубить ты так и не научился, - фыркает Тэхен. – Как маленький. Чимин краснеет еще сильнее, чувствуя зуд во всем теле. - Иди нахуй, - на этот раз он не заикнулся, однако все равно получилось похоже на скулеж, отчего светловолосый парень засмеялся громче. Тэхен едва не поперхнулся собственной слюной, когда заметил пристальный взгляд Юнги с другого конца комнаты. Вероятно, он не сводил с них глаз с того момента, как Чимин подсел к нему, опасаясь неуравновешенного характера своего личного киллера. Тэхен подмигивает мужчине, произнося одними губами: «очаровательный». Чимин не смеется вместе с Тэхеном. Тэхену всегда было весело тусоваться с ним, особенно в присутствии Чонгука. Этот человек, несмотря на ауру убийцы, продолжал смеяться и шутить. Но этот... этот смех звучит так странно, даже безумно, и Чимину приходится нервно затянуться, когда он замечает темные огоньки в его больших глазах.***
[Флешбэк] Двенадцатилетний Тэхен привык просыпаться среди ночи от прерывистого всхлипывания и обнаруживать, что мама сидит рядом с ним, гладит его голову и тихо плачет. Он уже не маленький. Он знал, что это значит. Его отец привел домой другую женщину. Но он не привык к ссорам, потому что обычно мама отмалчивалась. Она скорее будет плакать, пока не уснет, чем спорить с мужем. Он разочарованно вздохнул и спустился с кровати. Любопытство выбило весь сон. - Он пугает. - Он ребенок. Он никогда не слышал, чтобы мать повышала голос. Она сидела на верхней ступеньке лестницы, перила закрывали вид на нее. Может, они говорили о нем? - И все же он меня пугает. Наверное, ему следовало бы обидеться на то, что его собственный отец назвал его пугающим, но ему было все равно. - Тогда перестань покупать ему кошек и спроси, что ему нравится. - Если ему не нравятся кошки, то он должен сказать мне, а не потрошить их живьем. - Может, ему не нравишься ты. Не могу винить его. Ах. Значит, дело было в кошке. У нее не было клички. У двух предыдущих тоже не было - Тэхен не потрудился назвать их или узнать их официальное имя. Ему было плевать. Главное, чтобы были серебристого окраса. Он не мог понять, почему его родители ссорятся из-за этого. Это ведь ерунда. Они всегда могли купить ему новую. Это был глупый спор.***
Чимин не знает, проснулся он или нет. Нет ни жуткого ребенка, ни хора, но тошнотворная металлическая вонь все еще ощущается. Светодиодные лампы мерцают, страх скручивается в груди. Юнги ждет его в церкви, но он не может найти в себе мужества сделать еще один шаг. Он знает, откуда исходит этот запах. Всегда запертая дверь теперь полуоткрыта, и он небрежно встает и волочит ноги по полу в том направлении. Он чувствует легкую панику, которая нарастет или затухает в зависимости от его решения. Чимин не может игнорировать жалкое слабое хрипение, нарушающее священную тишину. Он толкает дверь, грудь сжимается от беспокойства. Там в луже собственной крови лежит мальчик примерно его возраста. - Охрана, - кричит Чимин, прежде чем броситься к мальчику. Он плотно прижимает ладони к смертельной ране, но как бы сильно он ни давил, кровь все равно вытекает сквозь пальцы. Так много крови, темной и тошнотворной. - Бля, - он тихо ругается, когда узнает этого человека. Это тощий парень из автобуса, который определенно не заслуживал умереть здесь. Мальчик смотрит на него умоляющими глазами, прося сделать что-нибудь, спасти его, унять боль, а Чимин улыбается и говорит ему, что все будет хорошо, что помощь придет. Он говорит всякий бред, чтобы успокоить страх и боль мальчика, но он знает. Он знает, что ничего не будет хорошо, - за годы работы в полиции он повидал множество мужчин и женщин с подобными ранениями. Ничего не будет хорошо, потому что сердце парня убивает его, выкачивая кровь с ужасающей скоростью. - Какого хрена? Голова Чимина резко поворачивается к двум охранникам, потрясенно уставившимися на происходящее перед ними. - Пожалуйста, помогите ему, - в его голосе слышится отчаяние. - Это ты сделал? - Чимин качает головой. - Ладно, ладно, продолжай прижимать, пока я приведу на помощь. Один из надзирателей уходит, а другой пытается прикрыть другие раны. Этого недостаточно. Им нужен врач. Настоящая кровь не похожа на ту, что в фильмах, так же как настоящая смерть не похожа на ту, что в фильмах. Невозможно объяснить, каково это - смотреть, как жизнь уходит у тебя на глазах, и никакой опыт не помог ему привыкнуть к тому, как жизнь покидает тело. Когда мальчик обмякает, Чимин тоже обмякает, глядя на крюкообразную букву, вырезанную на лбу мальчика, капая туда слезами, которые он не замечает. Даже сквозь кровавое месиво он узнает знакомую букву. Это нечестно. Он был слишком молод. Чимин поднимает руки, наблюдая, как они трясутся. Он смотрит на свои ладони, покрытые кровью. - Ты знаешь, кто это сделал? Он тупо смотрит на охранника, слегка шевеля губами, но голосовые связки отказывают ему. - Мне нужен ответ, заключенный. - Отъебись от него. Чимин слышит рычание, а затем теплые руки обнимают его лицо, успокаивая внезапно ударивший озноб. На него смотрят пара кошачьих глаз, наполненных нежностью, которая заставляет сделать глубокий вдох. Его найдут. Он здесь. Чимин не сопротивляется, когда Юнги ставит его на ноги, и позволяет ему тащить себя... честно говоря, ему все равно. Пока он с ним, все будет хорошо. Сознание отказывается воспринимать реальность, как будто весь мир утонул в тумане. Мальчик мертв. Он не мог спасти его. Он был всего лишь испуганным ребенком. Его глаза... блядь, он никогда их не забудет. Еще один кошмар… - Малыш, ничего, если я сниму с тебя одежду? Чимин несколько раз моргает. Несколько секунд он смотрит на Юнги, а потом опускает взгляд на себя. Он весь в крови. В его крови. У него перехватывает дыхание, и ему приходится сжать в кулаке рубашку старшего, чтобы устоять на ногах. Несмотря на окровавленную руку, Юнги не отталкивает его. Он просто проводит пальцами по мокрым от пота волосам младшего и вздыхает. - Давай приведем тебя в порядок, м? Чимин кивает. У него не хватает сил, чтобы отпустить рубашку старшего, потому что ему нужно держаться за что-то, за кого-то, за него, чтобы не сойти с ума. Он стоит неподвижно и пытается сосредоточиться на мягких кистях Юнги, который раздевает его до нижнего белья. Если бы его разум не был так затуманен, он, вероятно, смутился бы из-за наготы. Когда первые капли воды упали на его замерзшую кожу, он закрыл глаза и позволил теплу впитаться в кожу. Юнги начинает смывать кровь с кожи, мягко касаясь его будто не руками, а перышками. Вокруг все мутнеет, и сейчас он замечает только пальцы Юнги на своих плечах, его большой палец, растирающий его мышцы. Все это расплывчатая иллюзия. Может ли этот момент длиться вечно? Пальцы Юнги пробегают по его шее, зарываясь в волосы Чимина, большие пальцы размещаются по обе стороны головы, массируя виски круговыми движениями, отчего голова начинает слегка покачиваться. Чимин приоткрывает глаз, наблюдая, как вода потоком стекает по его телу. Мама и Сок-и хен предупреждали его о наркотиках, сумасшедших на улицах и слишком дружелюбных незнакомцах, предлагающих леденцы и пушистых котят, но никогда не предупреждали о человеке с черными глазами. Он не может отвести от них взгляд, он никогда раньше не видел таких черных глаз. Не бездушные и не безжизненные – это два черных нефрита, лучащихся светом. Чимин хочет затеряться в них. Он медленно поднимает руку, чтобы погладить мужчину по щеке, и тот наклоняется, нежно целуя его. Он чувствует, как губы Юнги растягиваются в улыбке, и затягивает его еще глубже в поцелуй. Затем прерывает поцелуй и смотрит на Юнги взглядом еще более горячим, чем вода из душа. - Я... я хочу тебя, Юнги, - выдыхает Чимин. Юнги улыбается, поглаживая место, куда несколько секунд поцеловал его: - Малыш, ты расстроен. - Я хочу тебя, пожалуйста. - Ты страдаешь, - он заменяет пальцы легким чмоканьем. - Я не хочу пользоваться этим. - Ты не пользуешься, я сам предлагаю. - Малыш… - Ты не хочешь меня? - Конечно хочу, просто... - Тогда помоги мне забыться, Юнги. Пожалуйста. - Малыш... - он замолкает, резко втягивая воздух. - Это ради меня. И ради тебя. Потому что как только мы перейдем черту, как только мы станем настолько близки, я начну любить тебя так сильно, что никогда не буду прежним. Я упаду так глубоко, что не смогу выбраться обратно. Поэтому мне нужно, чтобы ты чувствовал то же самое. Мне нужно, чтобы ты хотел удержать меня так же сильно, как я хочу удержать тебя. Он выключает душ и хватает полотенце. Чимин хмурится при виде сухого полотенца и свежевыглаженной формы. Кто-то заходил? Он наклоняет голову так, чтобы Юнги мог высушить его волосы, и сжимает губы в тонкую линию, чтобы сдержать мольбу, накатившую на кончик языка. - Можешь называть меня старомодным, но я считаю, что секс - это святое. Я хочу, чтобы мы занимались любовью, а не использовали его, чтобы просто развлечься. Чимин кивает, потому что перестает доверять своему голосу. Он ни черта не чувствует, но слезы наворачиваются на глаза, и он прислоняется лбом к плечу Юнги, чтобы не расплакаться. - О черт, Чимин, прости меня. Я что-то не так сказал? - Нет, - шепчет Чимин. Горло болит от внезапного комка. - Ты все правильно сказал. - Тогда в чем дело? - Просто... - он останавливает себя. «Я думаю, что люблю тебя». Это будет несправедливо по отношению к Юнги. - Тогда давай так, малыш, я останусь в твоей камере, и мы сможем обниматься всю ночь, а? - Ты поцелуешь меня? - его голос дрожит. - Буду целовать всю ночь. Чимин хмыкает в знак согласия, обхватывая старшего и утыкаясь носом в изгиб его шеи. Почему Юнги такой хороший? Это несправедливо.***
[Флешбэк] Третий закон Ньютона гласит: на каждое действие всегда есть равное и противоположное противодействие. Юнги понял это на собственном горьком опыте, когда пнул Намджуна под локоть. Он целился в спину, но в неверно рассчитанном сложном повороте попал в выпирающую кость мужчины, и тот зашипел от боли, а на глаза навернулись слезы. Ему не разрешалось пользоваться на ринге защитным снаряжением. «Ты еще не бывал в настоящей драке, малыш. Лучше привыкай к этому сейчас», - сказал Сокджин, когда они начали тренировки. Никакой передышки не наступило, потому что Намджун схватил его за голову, сжимая так сильно, что он почувствовал пульсирующую кровь в ушах, которую пришлось выстучать оттуда. Это была нечестная игра. Намджун был высоким и подтянутым, с многолетним боевым опытом. Дерзкий и жестокий на ринге, он никогда не боялся бросаться телом вперед, умело принимая удар и отвечая на него десятком ударов. - Ты не сможешь победить, если не перестанешь бояться боли, - предупредил Намджун. Чепуха. Это же боль. Конечно, он будет бояться ее. Никто не любит боль. Юнги вынул из кармана капу - единственное, что ему позволили использовать, поскольку Сокджин верил, что «внешность - это все». Он схватил бутылку с водой, которую протянул ему Сокджин, откупорил ее и залпом опустошил. - Пятьдесят отжиманий, - небрежно сказал Намджун, выхватывая бутылку из его скользких пальцев. «Да пошел ты» так и вертелось на языке, но он лишь бросил недовольный взгляд и опустил свое тело, вытянув ноги, перенеся вес на руки и пальцы ног. На ринге командовал Намджун. Его мышцы ныли и сопротивлялись при каждом отжимании, умоляя о пощаде, но он продолжал. Если он попросит Намджуна, то только усугубит свои страдания, получив еще больше отжиманий или блоки под ноги. Намджун был беспощадным тренером. Он потерял счет полученным синякам, однако Намджун обрабатывал их каждый вечер. И хотя их количество не уменьшалось, он никогда не переходил черту. Намджун ударял, чтобы причинить боль, а не травмировать по-настоящему. Как бы садистски и болезненно это ни звучало, Юнги понимал намерения Намджуна. Если он хочет выжить в этом мире, ему нужно быть готовым к встрече с людьми гораздо более опытными и опасными, чем школьные хулиганы. К тому времени, как он закончил, он был весь в поту, глаза горели от соли, попавшей на ресницы. - Намджун, если бы глаза могли убивать, клянусь... - поддразнил Сокджин, наслаждаясь выражением ярости на лице мальчика. Он стал сдержаннее, его лицо, взгляд и осанка компенсировали недостаток роста и мягкие черты. - Даже не мечтай, - усмехнулся Намджун, жестом приказав Юнги убрать капу. – Если ты снова провалишься, и я заставлю тебя сначала отжаться сотню раз, а затем убраться здесь, и мне плевать, что тебе придется не спать всю ночь. Оба пристально смотрели друг на друга, сохраняя бдительность и оценивая каждое движение. - Давай, тигр, - Сокджин присвистнул. Юнги всегда удивляло, что Сокджин продолжал болеть за него, несмотря на то, что он проигрывал каждый чертов раунд. Намджун ударил первым, попав ему в бок. Юнги застали врасплох силой удара. Намджуну, судя по всему, очень нужен был уборщик. А Юнги ненавидел уборку, он и так уже достаточно наубирался, когда жил с мамой... с мамой, которая умерла. Его глаза сузились, и он постарался увернуться, используя свое маленькое тело как преимущество. Меньшее тело означало меньшую цель, но он все еще не мог сравниться с опытом и мастерством Намджуна, поэтому, когда четыре непрерывных удара попали ему в грудь, он приготовился расплакаться, уже начав хватать ртом воздух. Однако Намджун не дал прийти в себя и снова схватил его за голову, крепко сжав ее, чтобы заставить Юнги сдаться. Юнги ненавидел уборку. Он не мог отключиться. И он был уверен, что заплачет, если сделает хотя бы два отжимания, не говоря уже о сотне. Нет, он не собирался делать ни того, ни другого. Не мог. Его тело отреагировало раньше разума, из последних сил ударяя согнутым коленом мужчину в пах. Волна проклятий, смешанных со странным смехом, похожим на звук дворников, пронеслась по воздуху, и Юнги снова смог дышать. Он отодвинулся, глядя на Намджуна, который свернулся калачиком на земле, держась за место удара. - Ублюдок, я заставлю тебя отдарить весь район, - выдохнул он, все еще крючась от боли. Юнги не мог удержаться от смеха. Он это сделал. Он наконец победил Намджуна. - Ах ты маленький засранец. Ну-ка иди сюда, - Сокджин, уже перелезший через веревки, пару раз ударил Намджуна в поясницу, а затем шлепнул по шее. - Ой, за что? - Он старше тебя, Намджун. Прояви хоть немного уважения. - Старше моей задницы. - Он выиграл, Намджун. Перестань ныть и признай свое поражение. - Он жульничал, - недовольно зыркнул на него Намджун. - Когда ты сражаешься в реальном мире, никакие правила не действуют, - сказал Юнги с самодовольной ухмылкой, пожимая плечами и наслаждаясь выражением боли в его глазах. Фырканье Сокджина только еще больше разожгло гнев парня. - Я убью его, - невозмутимо произнес Намджун с дикими глазами. - Иди прими душ, Юнги, и надень что-нибудь красивое, - предложил Сокджин, продолжая массировать спину Намджуна. - Эту победу надо отпраздновать. - И тебя тоже убью, - объявил Намджун своим самым фальшиво-приторным голосом. - Ты просто завидуешь. - Я ненавижу вас обоих. - Как будто ты способен на это. - Иди нахуй. Юнги только ухмыльнулся, наблюдая, как эти двое бранились, даже не пытаясь прекратить физический контакт.