***
Юнги стоит, прислонившись спиной к бетонной стене в темном коридоре одиночного блока. Просто ждет, прикрыв глаза. Он изо всех сил старается не слышать крики, доносящиеся из камеры. Волна гневных ругательств, угроз и ора. Это может показаться криком сумасшедшего, но Юнги знает правду. Это крик раненого животного, пронзающий сердце, как огромный осколок стекла. Юнги помнит момент, когда Тэхен впервые согласился присоединиться к его команде в качестве убийцы, словно это было вчера. Это была не первая их встреча. Выдалась холодная ночь. Проливной дождь, гром и молния заглушали подавленные всхлипы маленького мальчика. Юнги прижался лицом к широкой груди Сокджина, плача и сжимая дрожащими руками его рубашку, будучи не в силах смотреть на мертвое тело, находившееся всего в метре от него, у которого из дыры во лбу хлестала кровь. Они были только вдвоем, поэтому он мог плакать, он мог быть слабым. Он не знал, кто этот человек, Сокджин просто привел Юнги в дешевый загородный мотель и сказал убить его после того, как избил его до синяков. Видимо, он украл у них. Что украл? Юнги не знал. Сокджин хотел его смерти, а он должен был повиноваться. Поэтому ему пришлось нажать на спусковой крючок, хотя это резало его изнутри, будто протыкало сердце бесчисленными иглами, и он непроизвольно заплакал, потому что было чертовски больно. Он кричал точно так же, как сейчас кричит Тэхен. Это был не гнев. Это была мука. Тэхен со своими растрепанными серебристыми волосами в черной кожанке вошел в номер мотеля, как те крутые засранцы из дурацких аниме про школу, уставившись на мертвое тело и не обращая внимания на заряженный пистолет Сокджина, направленный на него. - Вообще-то у меня тут свидание, - он не выглядел грустным, просто раздраженным. Юнги догадался, что это было одно из тех свиданий, на которые ходил Тэхен. Юнги знал, кто он такой, ведь именно так они и познакомились. - У тебя есть три секунды, чтобы убедить меня опустить ствол, - голос Сокджина был ровным, выдержанным, и Юнги в который раз поразился тому, насколько нормальной ситуация казалась старшему. Юнги не хотел, чтобы Тэхен погиб. Он не представлял угрозы. Почему? Он просто знал. Поэтому он вытер заплаканное лицо рукавом, обвивая пальцами запястье Сокджина и направляя пистолет в пол. - Все в порядке. Я его знаю, - от криков он практически охрип. Ну, теперь он хотя бы не плакал. - Почему ты здесь, Тэхен? - У меня было с ним свидание. - Свидание в смысле… - Ты плачешь, - Тэхен не стал ходить вокруг да около. Он казался более заинтересованным в нем, нежели в своем уже мертвом партнере. – Из-за чего? - Не твое дело, малыш. Отвали. Юнги захотелось рассмеяться. Малыш? О, если бы Сокджин знал, кто этот человек, которого он только что назвал малышом. - Ты плачешь, потому что убил его, - Тэхен выглядел пораженным, неверие проступило на его лице. - Ты не любишь убивать… Сокджин зашипел, но Юнги, не стыдясь, подтвердил его слова. Он ненавидел убивать, ненавидел кошмары, которые преследовали его по ночам, ненавидел чувство вины, пожирающее его заживо, и ненавидел то, что не может выбраться из этого гребаного безжалостного мира... по меньшей мере сейчас. Как же он устал плакать. - Тогда позволь мне делать это за тебя. Юнги до сих пор не знал, почему Тэхен предложил это. - Мы, парни из Тэгу, должны заботиться друг о друге, - сказал он однажды. Юнги не понимал. Это был первый раз, когда Юнги не согласился с Сокджином. Старший не хотел впускать незнакомца в круг своих доверенных людей. Но Тэхен будет работать на него, а не на Сокджина, поэтому он вытер слезы, поднял плечи и посмотрел ему прямо в глаза. - Я хочу его в команду, - его голос больше не дрожал. Теперь он понимает, о чем говорил Тэхен. Он не знает почему, но он хочет помочь ему, позаботиться о нем. Тэхен был не просто убийцей, хотя, конечно, и обладал специфическим мышлением. Он был ярким и забавным в обычной жизни. На воле Юнги любил тусоваться с ним. Тэхен был счастливым парнишкой, и он понравился ему с первой встречи, так что теперь, слыша его болезненные крики, Юнги пришлось впиться зубами в свой язык, чтобы проглотить слезы. Тэхен всегда был рядом с ним. Он убивал для него и учил его убивать так, чтобы не развалиться на части. Чувство вины никогда не покидало его, но, по крайней мере, внешне он казался безжалостным. Когда Юнги вынудили сесть вместо брата, Тэхен без всяких колебаний закурил травку прямо посреди полицейского участка, выпустил дым в лицо начальнику отделения и врезал ему. Сокджин сказал, что это была самая смешная херня в его жизни. Даже полицейские не могли удержаться от смеха, когда арестовывали его. Юнги жалеет, что не видел это собственными глазами. Теперь он должен быть рядом с парнем, которого он научился любить как брата. Потребовалось много времени, чтобы крики стихли. Может, прошло всего пять минут, а может, и больше, но минуты ощущались как часы. Юнги жестом приказывает охраннику отпереть камеру. Он бессознательно ежится, когда замечает потерянного Тэхена. Его руки и лодыжки скованы цепью, обернутой вокруг живота, чтобы ограничить его движения. Цепи издают гулкий звон из-за трясущегося тела Тэхена. Юнги не знает, то ли это от гнева, то ли от попыток сдержать слезы. Твердый металл врезается в кожу парня на ногах, и Юнги догадывается, что с запястьями все должно быть еще хуже, хотя он и не видит их, потому что они завернуты за спину. - Скажи им, чтобы сняли с меня цепи прямо сейчас. Иначе... - его рычание становится резким, грубым. Юнги вновь поражен полным отсутствием самоконтроля у молодого человека. - Иначе что, брат? - тихо говорит Юнги. Он не сердится. У него даже челюсть больше не болит, потому что Тэхену гораздо больнее. Да и удары Тэхена не могли сравниться с ударами Намджуна. - Ты понимаешь, что именно из-за этого ты сейчас в таком положении? - Клянусь жизнью, Мин, когда я освобожусь от этих цепей, я приду за тобой и… - Я знаю, что ты делаешь, - Юнги прерывает его, не веря угрозам младшего. На самом деле Тэхен чувствует себя в безопасности, как и в день их знакомства, несмотря на дикий безумный образ, который он демонстрирует. Юнги может прочитать правду по его глазам: он рассчитал каждый свой шаг. - На самом деле ты не злился на Чимина. И ты знал, как я веду себя, когда речь заходит о нем. - Да плевать мне на твои чувства, просто вытащи меня отсюда. - Ты хотел, чтобы я причинил тебе боль, - обвиняет Тэхена Юнги, скрестив руки на груди. Он наблюдает, как при этих словах зрачки молодого человека задрожали, а стиснутая челюсть напряглась. - Хуйня. - Но ты забыл, как я веду себя, когда речь заходит о тебе. - Какого хрена тебе надо, Мин? - огрызается он, прекрасно понимая, что игнорирование этого человека ни к чему не приведет. - Я хочу, чтобы ты понял: то, что случилось с Чонгуком, - не твоя вина. Тэхен усмехается и закатывает глаза. - Ты думаешь, я расстроен из-за Чонгука? - Да, - Юнги невозмутим. - Иди нахуй. Юнги знает, что все это только для того, чтобы досадить ему. Годы почти совместной жизни превратили Тэхена в открытую книгу. - Давай, можешь проклинать меня, сколько угодно, - он достает из нагрудного кармана пачку сигарет и подносит одну сигарету к губам, а затем осторожно подходит к младшему и протягивает ему. Тэхен несколько секунд медлит, а затем осторожно прикусывает сигаретку, враждебно прищурив глаза. Своей золотой зажигалкой Юнги сначала дает огонек Тэхену, а затем закуривает сам. Эта зажигалка - подарок Тэхена. У Сокджина и Намджуна тоже есть. - Я знаю, что ты его любишь, - говорит Юнги, делая длинную затяжку и выпуская дым между губами. – И я знаю, что ты никогда не хотел причинить ему боль. То, что произошло – чистое недопонимание и отсутствие диалога. Ты должен перестать винить себя, Тэхен. Причиняя себе вред, ты ничего не исправишь. - Юнги зажимает сигарету между пальцами и смотрит, как дым рассеивается перед лицом Тэхена. – Но тебе не следовало избавляться от ребенка вот так. Ты разбил ему сердце. - Он использовал меня, хен, - говорит Тэхен с сигаретой в зубах, прислонившись головой к бетонной стене. - Надо было спросить, почему. - А какая еще может быть причина, кроме как «ты всего лишь сраный щит»? – его слова немного невнятны из-за сигареты во рту. - Послушай, я знаю, что у тебя бывали сложные времена, но ничто – я серьезно - ничто не сравнится с болью от изнасилования и надругательства. То, что она делает с разумом и телом, невыразимо. Она высекает страх так глубоко, что он никогда не пройдет. А потом появился ты из ниоткуда и пообещал ему новую жизнь. Еще один шанс, который он не хотел потерять, потому что, боже, Тэхен, ты был таким милым. Ты был его рыцарем. - Это не меняет того, что я щит, который он использовал. Если он не хотел меня, то должен был сказать, я бы все равно его защищал. - Но он-то этого не знал. - Я говорил ему, что люблю его, - возражает Тэхен. Юнги замечает, что металлические наручники сильнее впиваются в его кожу. - Не знаю, как бы сказать помягче, так что прости, если это прозвучит грубо, но... Тэхен, ты маньяк, который убивает своих жертв после того, как переспит с ними. Чего ты ожидал? Последовавшее за этим молчание тянется слишком долго, и это не нравится Юнги. Тэхен больше не борется с оковами, вместо этого он просто смотрит на него, моргая каждые несколько секунд. Юнги не может прочесть его. - Бля, - Тэхен, наконец, нарушает молчание. Это скорее короткий стон, нежели ругательство. Он издает сухой смешок, измученно и грустно выгибая брови. - Он не простит меня. - Тебе надо поговорить с ним. - Я убил его друга. Тут больше не о чем говорить. - Это я перерезал горло тому ублюдку, Тэхен, - не соглашается Юнги. - И ты знаешь, что я не убиваю невинных. Он поймет. Даже если нет... ну, по крайней мере, ты попытался. - Это не так-то просто. - Тогда сделай это проще. - Ты не понимаешь, - Тэхен выплевывает наполовину истлевшую сигарету, переводя взгляд на свои ушибленные ноги. Юнги не помнит, чтобы Тэхен когда-нибудь избегал его взгляда. - Что случилось, Тэхен? - спрашивает Юнги. - Я не смогу помочь тебе, если ты не скажешь мне, в чем реальная проблема. Юнги видел внутреннюю борьбу на его лице, желание наконец-то высказаться. Тэхен не из тех, кто делится своими мыслями, он скрывает свои истинные чувства либо за насилием, либо за улыбкой. Он почти никогда не позволял себе жаловаться на страх или боль. Он не холодный или закрытый, он всегда показывает свою любовь друзьям, никогда не скрывает своего восторга от понравившихся ему вещей, даже если они глупы и просты. Он просто никогда не делится своими эмоциями. Тэхен считает это самоконтролем... Юнги считает это нездоровой привычкой. - Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной. Все нормально. Тэхен делает глубокий вдох, все еще отводя взгляд. - Понимаешь... оно начиналось не с этого… - Не с чего? - Не с изнасилования. - Это не было… - Только не говори мне, что это не являлось таковым, - перебивает его Тэхен, поднимая голову, чтобы посмотреть на Юнги. - Я знаю, каким... каким манипулятором я могу быть. Я знаю себя. Я всегда заманивал своих жертв так. Никто ни разу мне не отказал, потому что я знаю правила этой игры. Я никогда не спрашивал Чонгука, чего он хочет... то есть чего он хотел... Нет, ну я спрашивал, но... но не так... в смысле... черт... я не знаю. Может быть, я никогда его не слушал. - Перестань винить себя. Тэхен не отвечает. Он не может внезапно пресечь это ужасное чувство только потому, что кто-то попросил его об этом. - И я знаю... я знаю, что пошел бы дальше и дальше, и однажды... блядь, Юнги, я знаю, что однажды я сделал бы что-то... что-то, о чем я пожалел бы. Если бы Чимин не остановил меня… - Тэхен, это неправда. Я знаю, как сильно ты его любишь, я знаю, что ты никогда намеренно не причинишь вреда Чонгуку. - Ты сам это сказал, - Тэхен издает горький смешок, прежде чем повторить последнее слово Юнги. - Намеренно. - Не надо. - Тебе не нужно ничего приукрашивать, хен, - он делает паузу, подыскивая нужное слово. - Я знаю, что болен. Лицо Юнги вытягивается. - Поверь мне, ты бы не сделал этого. - Я... чудовище... и совершал подлые поступки. И меня вполне устраивает быть им. Я выбрал этот путь, когда лишил жизни своего отца, но... Но Чонгук заслуживает лучшего, и я боюсь... ты же знаешь, меня нелегко запугать. Я так чертовски боюсь, что однажды я... - он замолкает, не находя в себе мужества закончить свою цепочку мыслей. Юнги молча наблюдает за ним. На лице парня застыло выражение абсолютного презрения. И впервые это презрение не к кому-то, а к себе самому. - Ты этого не сделаешь, - строго говорит Юнги без тени сомнения или колебания. - Откуда ты знаешь? - Потому что я знаю тебя. Я знаю, какой ты сильный, и ты никому не позволишь причинить боль человеку, которого любишь. Даже если этот кто-то - ты сам. Если бы у меня были хоть какие-то сомнения... поверь мне, я бы изо всех сил старался спасти его от тебя. Но никто, слышишь, никто не заставляет его улыбаться так, как ты. Поэтому мне нужно, чтобы ты перестал глупить, вышел отсюда, нашел его, и вы бы поговорили как два взрослых человека, придя к взвешенному решению, - Юнги, как может, ободряюще улыбается ему. - Хотя я-то знаю, что вы оба совсем не взрослые. Глаза Тэхена сузились, выражение лица стало непроницаемым, голова слегка наклонилась: - Ты прав. Я идиот. Теперь отпустишь меня? Юнги искренне хохочет, поднося сигарету ко рту и делая еще одну затяжку. - Ты меня не обдуришь. Тэхен стонет и снова закатывает глаза, изображая крайнее мучение. - Но я попрошу надеть тебе наручники спереди. - Сколько еще ждать? - Адвокат работает над твоим делом. Ты уезжаешь с Сокджином. - Ты не можешь остаться здесь без меня. - Ты прав, но я опасаюсь, что ты снова накосячишь. Сокджин сказал, что какой-то коп возобновил производство по твоему делу несколько месяцев назад, и меня беспокоит, что я до сих пор ничего на него не накопал. Это ненормально, ты это понимаешь. Сейчас у нас есть труп с твоим фирменным знаком, и все знают, кто ты. Сколько еще заключенные будут молчать? Следующий труп не получится отнести к подражателю. Я не могу рисковать потерять тебя. - Но… - Мы в любом случае выйдем в ближайшее время. Пара недель ничего не изменят. - Еще пара недель, и ты умрешь. - Мы всегда можем устроить второй раунд, детка, - ухмыляется Юнги, небрежно бросая сигарету на пол. - Мы оба знаем, кто проиграет. - Только в твоих фантазиях. Юнги качает головой, проводя рукой по своим светлым волосам. Они уже не такие мягкие, как раньше. Нужно купить кондиционер. - Веди себя прилично, тогда цепи снимут, - говорит он, направляясь к выходу из камеры. Ему нужно зайти еще кое-куда. - Да пошел ты. Чем дальше он отходит от Тэхена, тем меньше желания притворно улыбаться.***
Чимин в сотый раз изучает тыльную сторону своей ладони, испуская очередной вздох и отодвигаясь назад, чтобы прислониться спиной к стене у койки Юнги, скучающе покачивая ногами. Юнги сидит у изголовья кровати, подтянув колени к груди, и что-то пишет и читает, совершенно не обращая на него внимания. Время ползет так медленно. Он смотрел на часы всего пять минут назад, а кажется, будто прошел час. Тупо вот так сидеть, уставившись на облезшую цементную стену, ужасно скучно. Чимин гадает, как долго Юнги может работать без перерыва. Такое чувство, будто он никогда не устает. Чимин был бы и рад заняться чем-нибудь, но у него тут нет компании, кроме Юнги. Даже Сокджин, который не двигался со своего места на верхней койке бог знает сколько, не удостоил его взглядом. Чимин пытался развлечься, изучая бумаги Юнги, но это были просто цифры и банковские операции... скучные вещи, в которых он не разбирается, поэтому он решил спокойно посидеть и попытаться отвлечь Юнги, однако и в этом он не преуспел. Вот бы сейчас уткнуться в телефон и проваляться весь день в кровати, зависая на youtube. Чимин смотрит в окно, мечтая о том, как здорово было бы оказаться где угодно, только не здесь. С его места виден только кусочек голубого неба. Ему всегда не нравились окна, эти хитрые и коварные штуки, позволяющие увидеть недосягаемое и далекое. Это самая страшная пытка на свете: смотреть на то, чего ты желаешь, но не можешь получить. - Почему бы тебе не пойти в библиотеку? Наверняка там есть, что почитать. Видимо, Чимин настолько жалобно вздохнул, что Юнги наконец обратил на него внимание. Хотя это не совсем подходящее слово, потому что мужчина не удосужился взглянуть на него. - Если ты не прекратишь работать, я ударю первого попавшегося надзирателя, и меня отправят в одиночку. Уверен, Тэхен будет рад поболтать. - Ага, развлекись там, - безразлично парирует Юнги. Он хмурится, разглядывая что-то на бумаге, которую держит в руке, и проводит языком по внутренней стороне щеки. Чимин хмыкает, обдумывая свой следующий шаг. Он не привык, чтобы его игнорировали. Дома с ним был Сок-и хен, а на работе Тэмин-хен. Они всегда все делали вместе, так что ему никогда не было скучно. - Юнги? Когда его снова игнорируют, Чимин кладет подбородок на колени Юнги, вытаскивает бумаги из рук старшего и убирает так, чтобы тот не мог дотянуться. Он обхватывает руками лодыжки Юнги и смотрит на него снизу вверх. - Чимин, я работаю, - бурчит Юнги, все еще нахмуренный. Чимин пожимает плечами. - Ничего не знаю. Мне скучно. Юнги пытается высвободиться из его хватки, но Чимин зажимает его крепче и... черт... он дуется. Юнги вздыхает: - Чимин, пожалуйста, отпусти меня. Это важное дело. Чимин прищуривается: - Важнее, чем я? - Конечно нет, - выражение его лица смягчается. – Просто много всего свалилось, поэтому, пожалуйста… Чимин мотает головой, издавая милые скулящие звуки, и длинные черные локоны колышутся при каждом движении. Юнги не может не смотреть на него. Он никогда не видел Чимина таким милым. Обычно он был... грустным... и отстраненным. Он бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится такая приставучая сторона мальчика. - Ты обещал мне, Юнги. Обещал, что защитишь меня, но скука убивает меня, а ты ничего не делаешь, - накуксившись, обвиняет Чимин Юнги. Его пальцы поднимаются ко лбу старшего, обводя его брови, пока он откидывает волосы. – Врун. Юнги расплывается в улыбке, все-таки проиграв битву со своим парнем. – Ну и что мне сделать? - Просто поцелуй меня, - отвечает Чимин. - А потом поцелуй еще раз. Руки Юнги бессознательно касаются мальчика, больше не в силах сопротивляться. Он обхватывает маленькое по сравнению с его руками лицо, прижимая их губы друг к другу. Чувство от поцелуя с Чимином особенное, не сравнимое ни с чем в мире. Поцелуй с ним милый, простой и, можно сказать, целомудренный. Юнги углубляет поцелуй, не замечая «фу» и «бля, я ж прямо здесь», которыми плюется Сокджин. Когда они целуются, в мире не остается никого, кроме их двоих. От этого Юнги чувствует себя счастливым. Иногда ему это кажется странным, потому что Чимин - это счастье, которого, как он думал, у него никогда не будет. Страшно, что весь мир может вращаться вокруг одного человека. Юнги знает, что поцелуй не образцовый, но для них он самый лучший, - это способ показать восхищение и любовь. И он готов целовать Чимина каждую минуту, каждый час, каждый день. - Что за... - огрызается Чимин, прерывая поцелуй, держась за затылок и настороженно оглядываясь вокруг. Юнги приходится прикусить губу, чтобы не рассмеяться. - Так тебе и надо, - восклицает Сокджин, наполовину свесившись с койки. Чимин уставился на синюю папку, которую Сокджин метнул в его голову пару секунд назад, все еще потирая место, куда попал ее край. Он не удивится, если узнает, что тот намеревался его убить. - Да что с тобой такое, блин? На этот раз Сокджин швыряет папку ему в лицо, но Чимин ловит ее прежде, чем она попадет ему в нос. - Почему бы тебе не прочитать это и не сделать что-нибудь полезное, если тебе настолько скучно? Юнги уверен, что никогда не слышал, чтобы Сокджин звучал так измученно. - И что это такое? - спрашивает Чимин, признавая поражение. Иногда его бесит, что Юнги не вмешивается в его споры с Тэхеном или Сокджином. - Информация о человеке, с которым вы собираетесь встретиться? Юнги закатывает глаза. - Сокджин, мы же отказались от этой идеи, - возражает он, пытаясь добраться до своих бумаг. - Это ты отказался, - поправляет его Сокджин, подвигаясь, чтобы опять усесться на койке. Чимин отрывает взгляд от того места, где секунду назад висел Сокджин, чтобы изучить папку в своих руках. – Чимин - взрослый человек. Он в состоянии принимать решения самостоятельно. Чимин открывает папку – ничего особенного. Просто куча фотографий и записка. Чимин берет одну из фотографий, хмурясь. - Кто это? - на самом деле ему не нужен ответ, потому что он знает. Трудно не знать этого человека, когда работаешь над международным наркобизнесом. - Чжэньли Хуан, - отвечает Сокджин. - Я это и так вижу, - нахально парирует Чимин. - Мы ищем рынок сбыта для нашего нового продукта в Гонконге, и он ключевая фигура в этом деле, - объясняет Сокджин. – И ты должен будешь убедить его. - Почему я? - Потому что Юнги не сможет встретиться с ним - он приезжает в Сеул через день после твоего выхода. - Нет, я имею в виду... почему я? Почему не ты? Или... не знаю... кто-то действительно сведующий? - Я не работаю на Юнги, я работаю на его отца. Что бы я ни делал, все припишут старику, а Юнги нужно укрепить доверие к собственной кандидатуре перед выборами. Ты его парень, это лучший вариант. - Я попрошу Намджуна сопровождать тебя, - предлагает Юнги, поддерживая подбородок большим и указательным пальцами и внимательно изучая лицо Чимина. - Но ты не обязан этого делать, если не хочешь. Я всегда могу послать Намджуна одного. Наконец-то. Блядь, наконец-то игра началась. Чимин с трудом сдерживает улыбку, которая готова расплыться на все лицо. Участие в их делах означает, что он сможет пробраться глубже, встретиться с большим количеством людей, получить больше информации и найти серьезные улики против мафии. Получить ордер на арест, разрушить империю и вернуться домой к Сок-и хену с высоко поднятой головой. Внезапно невозможное перестает казаться невозможным. Может быть... может быть, он сумеет это провернуть. Только через несколько секунд он замечает озадаченное выражение на лице Юнги, и это не «я беспокоюсь о тебе», а «твои глаза выдают слишком много», поэтому Чимин отводит взгляд, неловко вздыхая из-за боязни, что Юнги может начать сомневаться в решении, просто посмотрев ему в глаза. Интуиция или как еще называют эту хрень… Интересно, у Юнги это есть? Может ли он читать людей словно открытую книгу? Рациональная часть мозга говорит, что, если бы Юнги его раскрыл, он бы тут не сидел, но Чимин ничего не может поделать со своей паранойей. - Я х-хочу помочь, - выдавливает он в конце концов. - Чимин, если ты… - Все нормально, я в порядке, - улыбаясь, уверяет Чимин. – Я правда хочу помочь.***
[Флешбэк] Шестнадцатилетний Тэхен проснулся в пустой комнате. Он нахмурился и сел, потирая глаза тыльной стороной ладони, чтобы они быстрее привыкли к темноте. Он был уверен, что мать заходила к нему в комнату прошлой ночью. Она всегда спала у него в комнате в такие ночи... ночи, когда его отец приводил домой очередную сучку. Он давно перестал сдерживаться и даже не стыдился собственного сына. - Я мужчина, у меня есть потребности. Она не может удовлетворить их полностью, - вот как оправдывался он, когда Тэхен обвинял его в плохом обращении с матерью. Вскоре он оставил попытки исправить отца. Его невозможно было переубедить. Все, что ему нужно было сделать, - это дождаться совершеннолетия, взять маму за руку и свалить из этой дыры. Какой смысл во всех этих деньгах и славе, если его мать не была счастлива? Они могли бы жить вместе в маленькой квартирке, он мог бы работать, чтобы обеспечить их обоих, и помог бы ей найти хорошего мужчину. Кого-то, кто сделает ее счастливой и будет покупать ей цветы. Она любила розы. Тэхен встал с кровати и вышел из комнаты. С лестницы он мог заметить свет в гостиной, звон бокалов и фальшивое хихиканье. Все указывало на то, что отец и эта сука пили с прошлой ночи. Он пошел в спальню родителей, надеясь найти там маму. Он не собирался спрашивать отца, потому что ненавидел женщин, которых отец приводил. Они все одинаковые. Типичные силиконовые монстры с тонной макияжа, короткими юбками и убийственно высокими каблуками, они тискали его отца за лицо и разговаривали детским голоском, как будто им три годика. Они вызывали у него отвращение, но все же не такое сильное, как отец. Он постучал в дверь. Ответа не последовало. Он схватился за ручку двери и толкнул ее, чтобы открыть, хотя ему не позволялось входить в их комнату без разрешения. Он увидел. Но лучше бы не видел. Не было ни секунды в его жизни, когда бы он не пожалел о том, что увидел это. Не видел маму, лежащую на простынях, которые были не голубыми, как обычно, а красными. Слишком красными. Ее длинные серебристые волосы разлетелись на подушке. Тэхен не кричал, не плакал и не звал на помощь, потому что знал, что уже слишком поздно. Она была... безжизненна. Ее темно-шоколадные глаза были открыты, но в них застыла печаль. Как они могли быть одновременно печальными и пустыми? Он медленно приблизился к ней, глядя на ее окровавленное запястье. Глубокий порез больше не кровоточил. Вероятно, она умерла несколько часов назад. Когда он спал. Когда его отец развлекался с другой женщиной. И он на мгновение задумался: когда он в последний раз целовал свою маму, когда он в последний раз говорил «я люблю тебя»? - Мам? - тихо позвал он. Но она не ответила. Она просто лежала, не удостоив его даже взглядом. Она исчезла. Он взял ее другую руку, холодную и бледную, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев, закрыв глаза. Почему она ушла, не попрощавшись? - Тебе следовало дождаться меня, - прошептал он ей в руку. Такая холодная. Тэхен не винил ее. Это была не ее вина. Она хотела успокоиться, перестать страдать. Кто он такой, чтобы судить? Теперь она покинула этот порочный мир. Теперь с ней ничего не случится. Тэхен хотел, чтобы она открыла глаза хотя бы разок. Он не станет просить ее остаться. Это не ему решать... но он бы сказал ей, как сильно ее любит, сказал бы, что будет скучать по ней. Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, не отпуская ее руки. Он остановился и глубоко вдохнул – на ней еще оставался аромат духов: сосна и роза. Она не шевельнулась. Она не улыбнулась из-за того, что сын показывал свою любовь. Она не позвала его по имени своим мелодичным голосом. И вот тогда он почувствовал, как что-то надломилось в его груди, и его слезы полились на ее лицо. Ей следовало попрощаться. Ей не следовало оставлять его так рано.***
- Когда я впервые услышал, что меня посадят, я офигел, - говорит Чимин, лежа на широкой груди Юнги. Его теплое дыхание щекочет горло Юнги, когда Чимин говорит. - Я плакал, потому что не хотел приезжать сюда. Но сейчас мне хочется плакать, потому что я не хочу уезжать. - Малыш, - воркует Юнги, продолжая нежно гладить парня по волосам словно перышко, накручивая пряди на палец, прежде чем позволить им упасть обратно. - Это ненадолго. Я выйду раньше, чем ты узнаешь. - Когда? – шепчет Чимин и легко чмокает горло Юнги. - Две недели максимум. - Я изменю тебе, если ты опоздаешь. Юнги хихикает. Чимин чувствует легкое покалывание в груди от этого милого звука. - Тогда мне лучше найти тебя пораньше. - Почему ты не можешь выйти со мной? - Я уже говорил тебе. У меня не такое простое дело, как у всех вас, да и надо решить кое-какие вопросы. - Например? - Например, убить каждого ублюдка, который когда-либо осмелился причинить вред моим людям. Губы Чимина приоткрываются, но он ничего не говорит. Он знает, что под «людьми» он имеет в виду его. Он знает, что он имеет в виду людей, которые тогда были с Му, и хотя мысль о новых смертях и насилии должна была бы ужаснуть его, он не может не чувствовать расцветающее в сердце тепло. Чимин прижимает ладони к груди старшего и поднимает его голову. Юнги смотрит ему в глаза. Его хорошенькие глазки напоминают ему те сладкие шоколадки, что он воровал в старших классах. Такие глубокие. Очень глубокие. Как-то мама сказала: глаза – зеркало души. Потому что глаза не могут лгать. Глаза выдают то, что не могут произнести губы. И оно все еще там. Загадочная знакомая чертовщинка. То, что он всегда видел и не замечал. Потому что это Чимин, а Чимин поразительно красивый, поразительно милый. Юнги хочет его. И это пугает, потому что Чимин такой теплый, что хочется прижаться ближе. - Ты отправил меня в яму, и я влюбился в тебя. Звучит как глупый фанфик. Это он и есть. Потому что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. На самом деле Юнги знает, что интуиция никогда не подводила его, и Сокджин однажды предупредил его: «твоя интуиция знает, что происходит, прислушайся к этой мерзавке». В последний раз, когда он не послушал ее, все закончилось пистолетом, прижатым ко лбу, и разбитым сердцем. Но Чимин такой теплый. Как пламя свечей. Как огонь. Как солнце. Чимин - единственное, что напоминает свет в его жизни. Его тепло вызывает привыкание, Юнги жаждет большего. Точно так же, как он пытался почувствовать пламя свечей, он хочет почувствовать тепло Чимина, он хочет быть ближе к нему. И это пугает, потому что история знает не мало людей, которые пытались подобраться слишком близко к Солнцу. Икар. Юнги чувствует себя Икаром. Однако он не собирается останавливаться. С Чимином он может чувствовать любовь, которая, как говорят, больше не существует. Любовь, которая никогда не умирает, которая длится дольше, чем жизнь. Любовь для храбрых, любовь, полная страсти и опасности, любовь, от которой начинаешь зависеть больше и больше. Такую любовь он встречал только в книжках. И вот он здесь. Сливается с человеком, пылающим, как Солнце. - Юнги, - Юнги мычит в ответ, уголки его губ слегка приподнимаются. - Юнги? Бля. Мне нравится, как ты произносишь мое имя. - Да, любовь моя? Чимин смачивает губы и протягивает руку к лицу Юнги, нежно поглаживая большим пальцем его щеку. Такой мягкий. Он помнит, как Квон впервые представил Мина команде: бессердечный босс мафии, безжалостный, неумолимый. Он помнит, как Чонгук описывал Мина: чудовище. Чимин решил уничтожить этого человека не только из-за денег, но и потому, что это было правильно. Потому что он хотел сделать что-то хорошее для страны. Ему было страшно, но он мог это сделать. Теперь, несколько месяцев спустя, этот человек перестал быть Мином и стал Юнги. Человек, который глубоко любит и уважает его. Человек, который верит, что любовь священна. Человек, который убивал ради него и страдал за это. Он не чудовище, о котором говорил Чонгук, он не безжалостный босс мафии, о котором говорят в полиции, он просто человек, который любит его, а Чимин собирается использовать это против него. Чимин знает, что однажды предаст его и разобьет ему сердце. Блядь. Это несправедливо. Но жизнь никогда не была справедливой. Но, честно говоря, даже если это больно, он понимает, что делает благое дело. Это правильный поступок. - Я хочу тебя, Юнги. - Любовь моя… Это несправедливо по отношению к Юнги. Он знает. Но это надо сделать. - Мне нужно знать, что ты придешь за мной, Юнги. Мой выход отсюда – это не конец, потому что я хочу большего. Я хочу приблизиться к тебе, хочу полюбить тебя настолько сильно, что никогда не смогу прекратить. Я хочу упасть так глубоко, что никогда не смогу выбраться. И мне нужно знать, что ты хочешь быть со мной, Юнги, - он наклоняется ближе, чтобы их носы соприкоснулись. Он возвращает Юнги его же слова. Чимин никогда не считал себя манипулятором, и вот до чего он докатился. Использует его наивность против него же. - Я хочу, чтобы ты любил меня, Юнги. Чимин видит задумчивость на его лице, нерешительность, внутреннюю борьбу. Он ненавидит себя за то, что втягивает Юнги в собственную ложь. Но это для большего блага. Поэтому он наклоняется ближе, искушающе касаясь губ старшего, и высовывает язык, чтобы пробежаться по розовым губам Юнги. Он чувствует, как его грудь вздымается под его телом. Чимин нежно целует мочку уха Юнги, и проводит губами по его шее, оставляя раскрепощенные поцелуи по всей его разгоряченной коже, горячие, страстные, требовательные. Тихий стон Юнги доказывает, что он сделал правильный ход. - У меня нет презерватива, Чимин, - Юнги заикается, и Чимин медленно проводит зубами по его шее. – Ч-чимин? - Все нормально. Давай соберем полный букет зппп. - А-а… что насчет… с-смазки? - У Чонгука она... э-э... есть, - пытается договорить Чимин, слишком занятый возбуждением Юнги, когда старший хватает его за запястья и легко переворачивает. Чимин выдыхает, ударяясь спиной о матрас, а Юнги нависает над ним с озорной улыбкой. - Я хочу тебя, Чимин. Я хочу быть с тобой вечно, - Юнги дышит на его кожу, и Чимин знает, что должен остановить его, пока не стало слишком поздно. Но не хочет. - Я так сильно люблю тебя, малыш. Бля. Ему нравится, как мягко звучит его голос, как нежно он ласкает пальцами щеку и губы. От мягкого и медленного поцелуя Чимина будто уносит в другой мир, и, несмотря на блеск похоти в глазах Юнги, он чувствует себя в безопасности, поэтому, приближаясь к нему, обхватывает руками за шею и поднимает бедро, чтобы потереться о пах Юнги, и получает в ответ томный вздох, от которого по позвоночнику расходятся мурашки. - Давай-ка освободим тебя, любовь моя. Чимин протестующе скулит, когда Юнги прерывает поцелуй, но прикусывает язык, когда руки старшего тянутся расстегнуть молнию на его форме, опуская ее и снимая вместе с исподним. Слишком рано, слишком быстро, у Чимина кровь приливает к лицу от взгляда Юнги на его обнаженную фигуру. Раздается тихий смешок Юнги, который он пытается приглушить рукой. Старший начинает целовать его снизу вверх, медленно, страстно, обжигающе, рисуя пальцами успокаивающие круги на лице Чимина. - Черт, любовь моя, ты такой красивый. Чимин ахает, когда Юнги достигает его бедер, подбираясь к полутвердому члену, но пока недостаточно близко. Он вытягивает руки, чтобы схватиться за подушку и удержаться на месте. Когда Юнги целует пространство чуть ниже его пупка, Чимин, наконец, выпускает стон, покачивая бедрами и усиливая трение. - Юнги-и… - Ш-ш-ш, любовь моя, я тут, малыш, я тут, - шепчет Юнги, посасывая один сосок и обводя рукой второй, отчего они наливаются пунцовым, красиво цветущим на загорелой коже Чимина. Каждое прикосновение заряжает его мозг током, и теперь это все не кажется неправильным, сейчас он даже не в силах подумать о миссии. Единственное, что имеет значение, - это прикосновения и губы Юнги. Он опьянен. Запах Юнги, прикосновения Юнги, голос Юнги, поцелуи Юнги, глаза Юнги… Они словно наркотики. Захватывающие, сладкие, теплые и манящие. Чимин вздрагивает, когда Юнги запускает руку ему под бедро и кусает грудь, прежде чем перейти к шее. Он чувствует горячее дыхание на своем горле, стонет и скулит, от все более влажных и жестких поцелуев. Он уже под кайфом, а они даже не начали. Он удивляется, как прикосновение губ Юнги перехватывает дыхание и туманит рассудок. И вот наконец... наконец Юнги целует его в губы. Их губы плотно прилегают друг к другу, как будто они созданы друг для друга. Он раздвигает губы, и их языки сплетаются в поцелуе. Он знает, что это одновременно и спасение, и мучение. Он будет жить ради этого. Он умрет без этого. Однажды он будет вынужден остановить это, и тогда он умрет. Но не сегодня, поэтому он отгоняет эти мысли и теряется в том, как Юнги стонет ему в рот. - Где смазка? – выдыхает Юнги. - Под подушкой, - Чимин отвечает, нахмурившись, потому что уже скучает по губам Юнги. - Малыш, почему у тебя под подушкой смазка? - Я надеялся, что смогу соблазнить тебя сегодня вечером, - невинно говорит Чимин. Юнги смеется – ему так нравится румянец на щеках Чимина. Юнги берет смазку, и Чимин раздвигает бедра, позволяя старшему сесть между ними. Он вздрагивает, когда палец Юнги обводит его вход. Чимин закрывает глаза и пытается сосредоточиться на ощущении пальцев Юнги, открывающих его, и губ, парящих над каждым кусочком его кожи, целующих и посасывающих его живот, оставляющих на нем следы. Он задыхается и извивается каждый раз, когда длинные пальцы Юнги приближаются к его чувствительной точке. Чимин знает, что причина, по которой Квон выбрал его для этой операции, заключается в том, что он верил, что Чимин сможет соблазнить Юнги, подобраться к нему поближе и получить достаточно информации для уничтожения мафии. Эти мысли никогда не озвучивались, однако это была неписаная задача, о которой все знали. Чимин никогда не думал, что действительно сделает это, и никогда не думал, что ему это понравится. Он не мог подумать, что ему это понравится. И вот он стонет, задыхается и хочет большего не только потому, что это приятно, но и потому, что это Юнги. Дело не только в гормонах. Это Юнги. - Не останавливайся, - скулит Чимин, когда Юнги вытаскивает свои пальцы, открывая глаза как раз в то время, как Юнги стягивает штаны, чтобы освободить стояк. Старший опускает поцелуй на его губы, чтобы успокоить, прежде чем приставить свой член ко входу. - Все хорошо? Согласие? Чимин не привык к такому. Никто никогда не спрашивал его об этом, никто никогда не интересовался его состоянием. Даже партнеры забывались в вожделении. Не то чтобы Чимин их не хотел. Нет, ему было нормально, но это... это что-то новое. Он кивает и делает глубокий вдох, когда Юнги медленно входит в него. Он прикусывает губы, внизу все горит, однако он жаждет большего. Юнги останавливается и снова начинает целовать его: грудь, живот, ребра, челюсть, губы... везде, облизывая, посасывая, шепча ему на ухо, как сильно он его любит. Чимин чувствует себя таким любимым, что хочется плакать. Потому что блядь. Он должен был остановить это. Чимин стонет громче, когда Юнги начинает двигаться, вздыхая с каждым толчком. Это танец тел, искусство любви. - Ты хорошо себя чувствуешь, малыш? Никто никогда не задавал этот вопрос во время секса. «Тебе больно?», «Нормально, если я ускорюсь?» - да. Но «ты хорошо себя чувствуешь?» - нет. Никто никогда не спрашивал, нравится ли ему. Может быть, на следующее утро, но никогда во время акта. Поэтому, когда Юнги снова целует его, что-то тяжелое обваливается на грудь и слезы начинают стекать по лицу. Юнги останавливается, обхватывая ладонями его лицо, с полными беспокойства и тревоги глазами. - Ох, малыш, прости. Я сделал тебе больно? Чимин отрицательно качает головой. - Пожалуйста, Юнги. Пожалуйста, не останавливайся, - умоляет он, сжимая ткань рубашки Юнги и обхватывая ногами его торс, чтобы удержать его на месте. - Тогда почему ты плачешь, любовь моя? Черт возьми, он такой жалкий. Плакать во время секса? Он не знает, что это: вина, счастье или страсть. Он чувствует так много, это так одурманивает, и он просто не хочет, чтобы это заканчивалось, поэтому Чимин соединяет их губы. - Потому что я люблю тебя, - его голос срывается. - Ох, малыш, - тянет Юнги, целует его в ответ и снова начинает двигаться. - Я тоже тебя люблю. Я тебя так люблю, - одной рукой он проводит по волосам Чимина, а другой обхватывает его член, мягко потирая головку большим пальцем. Чимин тихо плачет, а Юнги бормочет ему всякие нежности между поцелуями. Юнги чувствует, что они уже близко, поэтому он ускоряет темп, не забывая про член Чимина. Младший ощущает приближение оргазма, мышцы приятно сжимаются и горят жарче огня. Рот Чимина открывается в безмолвном стоне, волна энергии заполняет организм. - Пожалуйста, не останавливайся, - он прерывает поцелуй, зарываясь лицом в шею старшего, когда замечает, что Юнги хочет выйти. Он усиливает хватку, замечая, что Юнги еще напряжен. Сейчас он слишком чувствителен, поэтому начинает плакать от боли, однако дожидается оргазма старшего, потому что это меньшее, что он может сделать для него. Где-то через минуту Юнги тоже кончил, застонав от пульсирующего жара, распространяющегося по всему телу. Юнги выходит, но они оба продолжают прижиматься друг у другу, тяжело дыша. Они потные, грязные, но Юнги нравится. Нравится прижимать Чимина к себе, осыпая его нежными поцелуями. Они остаются в таком положении еще некоторое время. Грудь поднимается и опускается, сердце колотится. - Чимин? - тихо зовет Юнги, сжимая мальчика в объятиях. – Любовь моя? Чимин мычит с закрытыми глазами, сейчас он не готов к разговору. Он чувствует себя опустошенным, уставшим, голова затуманивается будто от алкоголя. Но это не алкоголь. Это Юнги. - Ты уверен, что ты в порядке? Я не сделал тебе больно? - Нет. Ты заставил меня чувствовать себя прекрасно, Юнги, - невнятно бормочет Чимин. И это не лесть. Это правда. Никто никогда не заставлял его чувствовать себя так. Он стонет, когда Юнги пытается распутать их конечности. - Малыш, мы не можем принять душ прямо сейчас, так что надо хотя бы оттереть сперму. - Мммм, - Чимин качает головой и хмурится. - Не уходи. Юнги удается выбраться из постели. Он улыбается в ответ на недовольный взгляд Чимина. - Это займет всего минуту, - говорит он, прежде чем прижаться губами к потному лбу младшего. Чимин пытается сосредоточиться на звуке воды, чтобы не заснуть и не позволить Юнги уйти, потому что хочет прообниматься с ним всю ночь. Он приоткрывает веки, почувствовав сначала мороз, а потом снова жар на животе, - Юнги моет его как ребенка. - Юнги, я сам, - он стонет, все еще не открывая глаз, потому что это физически невозможно. Как будто его веки весят больше, чем должны. - Малыш, ты даже не можешь открыть глаза. - Мне неловко. Юнги хихикает, водя тряпкой между его бедер: - Малыш, мы только что трахались. Чего еще стесняться. Ладно… разумное замечание. Его осторожные и мягкие движения напоминают прикосновения матери... не то чтобы он знал, каким оно бывает, но всегда можно использовать воображение. Когда Юнги, наконец, присоединяется к нему на кровати, мальчик почти отключается. Юнги прижимает его к себе, слушая каждый его вздох и нежно вороша волосы. Когда Чимин наклоняется к нему, он слегка улыбается. Чимин больше не выглядит напряженным, он выглядит беззаботно расслабленным. Улыбка Юнги становится шире. Юнги действительно любит его.