***
Чимин останавливается, когда большая автоматическая железная дверь закрывается с громким гудком. Теперь перед ним нет ничего, кроме пустыря. Ни серых каменных стен, ни решеток ‒ ничего. Видимо, это называется свободой. Как странно, что все меняется так быстро. Всего час назад стоять здесь считалось бы побегом, а за смартфон в кармане джинсов он бы загремел в одиночку. А сейчас он просто стоит, одетый в собственную одежду, а не в уродливый синий комбинезон, и дышит воздухом, не ограниченным четырьмя высокими стенами. Он часто представлял себе этот момент в течение нескольких месяцев и задавался вопросом, будет ли он кричать и плакать, как главный герой в «Олдбое», будет ли он прыгать от волнения, будет ли он рыдать и зарываться в объятия Сок-и хена или, возможно, найдет ближайшую станцию метро... но все, что он чувствует сейчас, ‒ это ничего... Он опустошен, может быть, даже потерян. Он не знает, что делать и куда идти. Он не позвонил Cок-и хену, так что старший не в курсе его досрочного освобождения... Он не может вернуться в участок, потому что сейчас он не коп, а Мин все еще в тюрьме, поэтому он действительно не знает, что делать... Все кажется таким чужим... Все эти месяцы он чувствовал себя будто на дне бассейна... Он не мог дышать, однако сейчас он ощущает то же самое, и кажется, что вокруг горла сжимаются цепи. ‒ Тебя подвезти? Знакомый голос. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Тэхена, уставившегося на него со вздернутыми бровями. Ну да, он же не единственный, кого сегодня выпустили. Сокджин стоит рядом с Тэхеном и весело болтает с человеком, которого Чимин видел только на фотографиях: Ким Намджун. Правая рука Мина с дурацкими розовыми волосами. Они не единственные. Еще по меньшей мере пятеро заключенных воссоединяются с семьей и друзьями, жуя тофу. ‒ Ну же, сладкие щечки. Нет времени на раздумья. Он неуверенно подходит к ним, и кажется, будто один из парней Намджуна что-то сказал ему, потому что все уставились на него, а затем Сокджин пробормотал «не обращай на него внимания. У него разбито сердце», занимая пассажирское место. Черный внедорожник с затонированными стеклами, как в триллерах. Тэхен затаскивает Чимина на заднее сиденье, предположив, что сам он не в состоянии и шагу ступить, и оказывается прав. Чимин просто перестал функционировать. Все это уже осточертело. Находясь в машине, он чувствует себя еще более странно, поэтому он опускает окно, позволяя ветру взъерошить его волосы. Тэхен жалобно просит закрыть его, потому что дует, но Чимин не слушается. Он скучал по этому. Чимин замечает, насколько тут все тихо. В тюрьме было очень шумно, постоянные крики и указания, звон цепей, хлопанье дверей и повороты ключа. А сейчас... сейчас слишком тихо, и это кажется странным. ‒ С ним все будет в порядке, ‒ решил нарушить молчание Тэхен, почувствовав его беспокойство. Чимину требуется несколько секунд, чтобы понять, что он говорит о Юнги. Хм… Да. Юнги… Его руки тянутся к губам, которые до сих пор покалывает... немного теплее, чем обычно... куда поцеловал его час назад. Прижимал его так крепко и близко... и чуть дольше, чем обычно. В его объятиях он чувствовал себя свободнее и безопаснее, чем за пределами тюрьмы. Юнги улыбался, когда они прощались, но Чимину хотелось плакать, потому что... черт... а если он больше не увидит его? Это не просто разрушит операцию... это разрушит и его. Потому что, как бы сильно он ни отрицал это, он влюбился в Юнги и уже скучал по нему. Это неправильно... это очень неправильно, но... но, возможно, он ошибается. Квон знал... это необходимо для операции... старший всегда понимал лучше. ‒ Нам не следовало оставлять его одного, ‒ шепчет Чимин, продолжая рассматривать улицу. Он задается вопросом, знают ли люди на тротуаре или в других машинах, что в этом автомобиле сидят бывшие заключенные. ‒ С ним ничего не случится, ‒ успокаивает Сокджин. ‒ Но... но что он будет делать без защиты Тэхена? Когда он слышит хихиканье Тэхена, ему приходится взглянуть на него, чтобы убедиться, что ему не показалось. ‒ Чимин думает, что босс ‒ принцесса на горошине, ‒ объявляет Сокджин, заливаясь хохотом. Чимин куксится: ‒ Да я не говорю, что босс сахарный, просто в драках Тэхен же более сведущ. ‒ Я оскорблен, ‒ цокает Намджун с водительского места, и от Чимина не укрывается то, как Сокджин игриво шлепает того по руке. ‒ Чимин? – Тэхен, дразняще улыбаясь, зовет его по имени, привлекая внимание. ‒ Юнги в одиночку расправился с семерыми ради тебя. Этот рекорд никому не побить. ‒ Да, но… ‒ Ты знаешь, как мы с Юнги познакомились? ‒ Чимин качает головой. – При первой нашей встрече Юнги вытащил мой собственный нож быстрее меня. ‒ Как? – Чимин не может вообразить, чтобы серийного убийцу одолел кто‒либо в одиночку. ‒ Я почти уверен, что он не хочет знать, ‒ фырканье Намджуна только распаляет любопытство Чимина. ‒ Я выбираю своих жертв из неверных мужей. Убиваю их после того, как сплю с ними. Юнги случайно надел кольцо, когда пытался приударить за мной. ‒ Что он пытался? – немного визгливо выпалил Чимин. Разве Юнги не говорил, что он девственник?... или нет?.. Кажется, Юнги никогда не говорил ничего подобного, да и по опыту прошлой ночи понятно, что он не новичок. ‒ А как еще я мог бы узнать, что он не будет снизу? ‒ Вы... вы переспали? Тэхен находит забавным выражение лица Чимина с отвисшей челюстью. Он похож на потерявшегося щенка. ‒ Да. А потом я попытался убить его, но он приставил мой нож к моему горлу. Я не смог его одолеть, он оказался намного быстрее и сильнее. ‒ У него был хороший учитель, ‒ заявляет Намджун тоном, напоминающим Чимину рекламу, которую крутят в перерывах между интересными фильмами. ‒ Почему он не убил тебя? ‒ Я рассказал ему, кто я такой. Он объяснил, что вышло недоразумение и что это фамильный перстень. ‒ И вы так подружились? ‒ Почему бы и нет? – пожимает плечами Тэхен. ‒ Он отличный любовник. ‒ Ради бога, Тэхен, заткнись, ‒ стонет Сокджин с переднего сиденья и наверняка закатывает глаза. Намджун все еще смеется. Он не нравится Чимину. ‒ Он, должно быть, много тебе платит, раз ты продолжаешь на него работать, ‒ говорит Чимин, замечая про себя, как это звучит мелочно и немного... ревниво? ‒ Нет, ‒ Тэхен медленно качает головой. ‒ Он мне вообще не платит. ‒ В смысле? ‒ Я уже богат, так что мои услуги дорого стоят, сладкие щечки. Твой парень не в состоянии купить меня. Чимин даже уже не пытается скрывать, что он дуется. Да что за херь он несет? Тэхен молчит несколько секунд, а потом взрывается озорным смехом, слишком счастливо сияя квадратной улыбкой, от которой Чимину хочется зарядить ему в лицо. ‒ Не волнуйся. Это было всего один раз. Он не в моем вкусе, ‒ объясняет Тэхен, боясь, что мальчик может разреветься, если он будет дальше его дразнить. ‒ Мне не нужны деньги, Чимин. Я решил убивать за него, потому что он выглядел несчастным. Юнги ненавидит убивать. Это... «Юнги ненавидит убивать» звучит слишком странно. Даже более странно, чем то, что Тэхен и Юнги один раз переспали. Мин Юнги, босс нескольких банд, человек, которого все называют монстром, человек, который жестоко расправился с, мать их, семью мужиками, угрожавшими Чимину, ненавидит убивать? Такого Чимин вообразить не может. ‒ Юнги ‒ потрясающий боец и еще лучший бизнесмен, но не убийца. Пока Тэхен говорит, Чимин впервые задается вопросом, кто же является его целью. Мин? Или Юнги? Мин ‒ это просто маска? Ложь? Но он убивает людей, он позволяет серийному убийце разгуливать на свободе. Он занимается торговлей наркотиками и вообще замешан в куче дерьма: от азартных игр и проституции до торговли оружием и киберпреступлений. Даже если он не участвует в делах непосредственно, это не меняет того факта, что он заправляет всем этим. Разве он мог бы врать столько лет, живя столь порочной жизнью? ‒ Я же говорил тебе, Чимин. Я узнаю убийцу с одного взгляда. Чимин помнит тот день, будто это было вчера. То, как Ви прожигал его взглядом и называл убийцей, не зная о его прошлом, считая его парнишкой, лишь случайно загремевшим в тюрьму. И теперь этот же самый человек говорит, что Мин, у которого на руках гораздо больше крови, чем у Чимина, не убийца. Чимин не знает, как к этому относиться. Был ли Тэхен в тот момент просто расстроен или действительно так думал? Чимин сглатывает и делает глубокий вдох через нос. ‒ Тогда почему ты назвал меня так, Тэхен? – тихо интересуется он. Тэхен смотрит на него секунду, изучая его лицо и замечая, как его пальцы сжимают ткань рубашки. ‒ Если бы он мог вернуться в прошлое, он никогда бы не убил тех людей снова. Чимину не нужны дальнейшие объяснения. Он знает, что скрывается за этими словами. Если бы Чимин оказался в прошлом, он снова бы без раздумий их убил. Чувство вины не означает, что он сожалеет. Он должен был убить их. Значит ли это, что он хуже Мина? Мин убивает ради денег и власти, а Чимин убивает ради… Справедливости? Или мести? Чимин опять отворачивается и смотрит в окно. Тэхен тоже убивает… Он размышляет о том, где же все-таки грань между добром и злом... потому что сейчас она выглядит ужасающе тонкой, и Чимин не знает, на чьей он стороне. Или, может быть, он идет ровно по ней, и ему больно, потому что она режет и колет его. Нельзя вечно ходить по тонкому канату, и Чимин гадает, на чью сторону он упадет. ‒ Твоя остановка, Чимин. Голос Намджуна выдергивает его из потока мыслей, и он не удивляется, когда обнаруживает свой дом в окне. Конечно, они заранее узнали его адрес. Еще одна ужасная ошибка со стороны отдела. Зачем указывать его настоящий адрес, да еще и в таком опасном месте? Использовать настоящее имя уже было огромным риском, но это... это просто глупо. ‒ Сегодня отдохни со своим братом. Завтра я заеду за тобой. У нас много работы. Чимин кивает и осматривает улицу, прежде чем выйти из машины, даже не потрудившись попрощаться. Он просто хочет, чтобы они уехали как можно скорее. Последнее, что ему нужно, это чтобы сосед назвал его офицером прямо перед тремя кровопийцами. Пока он приближается к двери, он напоминает себе попросить Сок-и хена переехать из этого района куда-нибудь, где их никто не знает. В какое-нибудь безопасное место. Чимин ждет, пока машина не скроется за поворотом, а затем подходит ко входу, делая глубокие и медленные вдохи и протягивая руку, чтобы нажать на звонок. От знакомого гула по спине пробегает дрожь, и он резко втягивает воздух. Вскоре дверь открывается, и он улыбается, глядя на удивленное лицо старшего брата. ‒ Привет, хен. Ни уродливой синей робы, ни решеток, ни цепей, ни служебных собак... только Хосок и он. Несмотря на то, что Хосок часто навещал его в эти месяцы, он ощущает себя по-другому... Особенно... свободно. ‒ Ч-чимин? – проговаривает Хосок, будто не веря своим глазам. ‒ Я не знал, что ты… Чимин не дает ему закончить фразу, бросаясь всем телом на старшего. Он ждал слишком долго и не сможет вынести даже секунды разлуки. Он обвивается руками вокруг хена, растворяясь в нем. Когда Хосок обнимает его в ответ, одной рукой похлопывая по спине, а второй поглаживая волосы, Чимина начинает трясти. Хосок всегда был его защитой, его убежищем, его пристанищем. Он всегда был рядом с ним. Когда он был напуган, разбит и сломлен, Хосок поднимал и собирал его сломанные части вместе. Вот и сейчас, посреди этого кошмара, тепло и объятия Сок-и хена ‒ все, что ему нужно, чтобы отпустить себя и стать Чимином. Не офицером Паком, не заключенным 76238, не отбывшим наказание Пак Чимином... Он может побыть просто... просто Чимином. Рыдание вырывается из его горла, высвобождая напряжение и страхи, которые он был вынужден подавлять. Чимин не отпускает его даже тогда, когда Хосок подводит его к дивану, и обнимает брата еще крепче и ближе, когда усаживается на диван, утыкаясь Хосоку в живот... Потому что хен – это дом, и он не хочет покидать его снова. В его объятиях он может притворяться, что все хорошо, что завтра он не должен вернуться в ад, что он не задыхается от боли. ‒ Хен? ‒ Да, милый? Он такой мягкий... такой заботливый... такой любящий. «Мне страшно», ‒ вот, что хочется сказать. Но это его сражение, а не Хосока.***
Тэхен, зажав незажженную сигарету во рту, в сотый раз посмотрел на часы, прежде чем вздохнуть, тупо уставившись в окно. Он не понимает, для чего понадобился Намджуну, если просто зависает на заднем сиденье, пока двое других занимаются своими делами. Они уже в третий оставляют его в машине, а сами отправляются на встречи с поставщиками. Было бы здорово угнать ее, но это не стоит того, чтобы слушать жалобы и нытье Намджуна три следующих месяца – иногда он бывал очень мелочным. Проверка новостей, накопившихся за время его заключения, заняла всего час. Ничего нового, кроме военных хунт, грызущихся за власть элит, правительств, высасывающих кровь простых людей, и глобального потепления. Ему чертовски скучно, и если они решат сделать еще одну остановку, он просто возьмется за нож. За это время он бы уже успел съесть самый вкусный двойной гамбургер, пойти в свой клуб и утопиться в текиле. Он уже ощущает ее жжение в горле, на языке чувствуется землистый, полусладкий вкус. Тэхен наклоняется вперед, упираясь лбом в спинку водительского сиденья, и раздраженно стонет, затем откидывает голову назад и снова ударяется ею об сиденье. Как раз в тот момент, когда он почти что решился угнать машину и поехать домой, обе двери открылись одновременно. Ну наконец. Тэхен выпрямляется и бросает в них свирепый взгляд. ‒ Бля, отвези меня домой. ‒ Не волнуйся. Это была последняя встреча, ‒ заверяет Сокджин. Он даже не извинился за то, что потратил впустую так много его драгоценного времени. Он уже скучает по Юнги. Он бы сам вызвал для него такси или как минимум позволил подождать в более интересном месте, например, в пабе, где он мог бы присмотреть себе цель. Поездка не займет много времени, так как его квартира находится в Йоксам-доне, недалеко от их здания в Каннаме, откуда сейчас вышли Сокджин и Намджун. В отличие от остальных притонов, это достаточно заметное сооружение. На самом деле это клиника, где вип-клиентам предоставляют дополнительные услуги. Знаменитости, политики и другие известные личности приходят сюда за пропофолом. Когда автомобиль останавливается на стоянке у дома, Тэхен небрежно выплевывает сигарету, прежде чем взяться за ручку дверцы. ‒ Тэхен? ‒ Что? ‒ огрызается Тэхен, которому уже просто хочется выйти из машины и нет сил выслушивать дерьмо Намджуна. Нахуй планы, главное – завалиться домой и отрубиться в родной кроватке. ‒ Есть одна вещь, которую ты должен знать. ‒ Ты спалил мою квартиру? ‒ Что? Нет! Несмотря на оскорбленный тон мужчины, они оба знают, что Тэхен имеет полное право подозревать его, так как это происходило по крайней мере два раза. Намджун считает, что ему повезло, потому что парень до сих пор не выгнал его. ‒ Тогда что? ‒ С нами… может пожить еще один человек? Тэхен выгибает бровь, и Сокджин закатывает глаза, заканчивая то, что пытался сказать Намджун. ‒ Чонгук живет с Намджуном. Тэхен ничего не говорит, просто пялится на них, не моргая, чувствуя, как его лицо подрагивает. ‒ У него нет дома, нет семьи, и я не мог бросить его, поэтому попросил Намджуна позаботиться о ребенке. Я хотел купить ему дом, но ему бы пришлось жить там в одиночестве, а я этого не хочу. ‒ Мда… ‒ это все, что сумел выдавить Тэхен. Он теряется в словах и не знает, как реагировать. ‒ Теперь, раз я вышел, я могу забрать его к себе, или ты можешь вернуться в свою семейную резиденцию. Тебе решать. ‒ Я не хочу туда возвращаться, ‒ его ответ прозвучал резче, чем он хотел. ‒ Извини, просто... ну, ты понимаешь. ‒ Я понимаю, ‒ Сокджин одаривает его извиняющейся улыбкой. Зря он упомянул семейную резиденцию, зная, как сильно Тэхен старается забыть об этом месте. ‒ Я могу… ‒ Нет, ‒ отказывается Тэхен еще до того, как старший успевает закончить фразу. ‒ Ты живешь в доме Чо. Я не хочу, чтобы он приближался к этой семье. По правде говоря, дело не только в семье Чо. Ему не нравится мысль о том, что Чонгук может находиться где-то рядом с Сокджином без его присмотра. Он не может позволить им испортить Чонгука так же, как они испортили Юнги... как они испортили Чимина. ‒ Я найду, где переночевать. Тэхен, не дожидаясь ответа, вылезает из машины и оглядывает стоянку, чтобы вспомнить, где он припарковал свою машину в прошлый раз. Он хмурится, когда замечает знакомое лицо... вроде знакомое. Чонгук, который теперь не его Кролик, смотрит прямо на него с другого конца стоянки. Даже издалека он замечает обильный макияж. Брюки из искусственной кожи облегают каждый изгиб его ног, а черная футболка с v‒образным вырезом даже не пытается ничего скрыть. Волосы, которые теперь длиннее, чем он помнит, красиво вьются, спадая на лоб. Чокер завершает образ. Чонгук не здоровается с ними, а лишь посылает недовольный взгляд в сторону Намджуна, прежде чем подойти к ожидающему его автомобилю. ‒ Куда, черт возьми, он собрался? – прищурившись, спрашивает Тэхен, глядя, как отъезжает машина. Намджун пожимает плечами: ‒ Потусить в клубе. ‒ В таком виде? ‒ Я никогда не считал тебя консерватором, Тэхен, ‒ говорит Сокджин. ‒ Не могу поверить, что ты отпустил его вот так, Намджун. ‒ А чего ты от меня ждешь? Что я запру его? Я не его брат, Тэхен. Он может делать все, что ему вздумается. И что плохого в клубах? ‒ Думаешь, я не знаю, что за грязь происходит в клубах, когда я сам владею несколькими? ‒ рявкает Тэхен, двигаясь, чтобы выдернуть ключи от машины из руки Намджуна, не спрашивая разрешения. – Какой клуб? ‒ Тэхен… ‒ Я спросил: какой клуб? Сокджин быстро вклинивается между ними, чувствуя внезапное изменение поведения Тэхена, замечая опасный блеск в его глазах. ‒ Эй, чувак, успокойся. Я отвезу тебя, ‒ предлагает он, а Тэхен успевает заметить, как Сокджин отталкивает Намджуна еще дальше, будто он когда-нибудь посмеет тронуть кого-то из них. Он усмехается, прежде чем вернуться в машину.***
[Флешбэк] ‒ Я больше не хочу быть курьером, ‒ признался Юнги, наклонившись, чтобы затянуться от сигареты Намджуна, задержав дым в груди, прежде чем выпустить его со вздохом. ‒ Я так устал от этого, ‒ его бесило, что Сокджин даже не потрудился оторвать взгляд от телефона. Очевидно, ксанакса было недостаточно, чтобы подавить раздражение, потому что ему хотелось разбить эту хрупкую штуку в руках старшего. ‒ Я не понимаю, почему мы вообще работаем на другую банду. ‒ Если работаешь на своей территории, это не считается работой на другие банды, ‒ он продолжал печатать на своем дурацком телефоне. ‒ Да мы даже толком бабла не получаем. Большинство клиентов предпочитают покупать у изготовителей, потому что это дешевле, ‒ на этот раз Сокджин его и вовсе проигнорировал. ‒ Мы должны сами делать наркоту. Руки Сокджина на секунду замерли, прежде чем снова принялись за печатание. ‒ У Духани на это монополия, Юнги. Из-за этого может начаться война. Юнги мычит, наклонив голову и продолжая смотреть на Сокджина, все еще чувствуя жжение сигареты в горле. ‒ Война может начаться только тогда, когда есть враг. Сокджин вскинул голову, с интересом отвечая на взгляд Юнги: ‒ Что ты имеешь в виду? ‒ Я имею в виду, что не бывает войны с несуществующим врагом. ‒ Не думаю, что твой отец одобрит такой риск. ‒ Это ведь не его война? ‒ Ты понимаешь, что это значит? ‒ Юнги кивнул головой в ответ, резко втянув воздух. ‒ Ты сможешь с этим справиться? Сможет ли он? Разве не поэтому он принял предложение Тэхена? Чтобы он помог ему справиться? ‒ Да. Он справится с этим.… Он сможет.***
От танцев Чонгука бросило в жар. Клуб переполнен, потные тела трутся об него отнюдь не невинно. Его совершенно не волнует то, как он себя чувствует. Ему нравится, как экстаз смягчает углы реальности, дает опору. Кажется, что он парит в облаках, и ему больше не страшно. Но сегодня этого мало, надо что-то еще, чтобы стереть лицо, которое он видел, лицо, которое безэмоционально пялилось на него. Как будто он был чужим, как будто он не был им… Нет. Он не позволит ему испортить себе вечер. Чонгук направляется прямо к барной стойке. ‒ Что-нибудь покрепче, ‒ говорит он бармену. Если это поможет вернуть веселье, если он снова сможет отрываться, наплевав на весь мир, то не важно, что это будет за пойло. Он глотает желтую жидкость, морщась, когда ее горечь попадает ему на язык. ‒ Господи, как ты вообще пьешь это дерьмо? Чонгук закатывает глаза, когда слышит знакомый голос. Все планы насмарку. ‒ Что ты здесь делаешь, Сокджин? ‒ Для тебя хен, сопляк, ‒ перекрикивая громкую музыку, орет Сокджин, садясь рядом с ним. Чонгук закатывает глаза: ‒ Бумер. Сокджин игнорирует оскорбление, и Чонгук задается вопросом, знает ли он вообще значение этого слова. Старикан. ‒ Я собирался проваляться на диване весь вечер, но твой сумасшедший бывший затащил меня сюда следить за тобой. Чонгук стонет, положив голову на стойку. ‒ Намджун говорил мне, что каждый вечер ты возвращаешься нажравшимся в хлам, ‒ добавляет Сокджин. ‒ Намджуну нужно научиться держать рот на замке, ‒ рявкает Чонгук, подзывая бармена за новой порцией выпивки. Он мысленно делает пометку убить Намджуна позже. Стукач. Стукач, пускай и с красивыми бедрами. ‒ Я понимаю, ты хочешь вкусить радости свободной жизни, но… ‒ Отвали, Сокджин-а, ‒ Чонгук никогда не боялся его. Еще до встречи с Тэхеном Сокджин со своими людьми были единственными, кто не трогали его, и подсознательно он чувствовал, что они никогда не причинят ему вреда, независимо от того, что он сделает. Так что сегодня он воспользуется этим в полной мере. Он пришел в клуб повеселиться и забыться, а не слушать поучения старика. Сокджин бурчит себе под нос. Он понятия не имеет, как обращаться с этим ребенком. Может быть, следовало взять с собой Намджуна или Чимина. ‒ Мы можем хотя бы поговорить о Югеме? Чонгук даже не вздрогнул при этом имени, продолжая, сморщившись от горькоты, потягивать свой напиток. Да о чем тут говорить вообще? В конце концов, Югем все еще мертв, потому что Тэхе… нет. Он не хочет вспоминать это имя, не хочет, чтобы мысли об этом человеке испортили ему вечер. Он допьет этот напиток, а потом будет танцевать всю ночь напролет, пока не отвалятся ноги, а потом водитель отвезет его домой, как всегда. ‒ Все те изнасилования и издевательства, которые тебе пришлось пережить, ‒ продолжает Сокджин, изучая лицо мальчика. Чонгук делает вид, что ему все равно, но все же слегка наклоняется к нему. ‒ Югем был тем, кто их заказал. Рука Чонгука замерла, стаканчик текилы завис над его слегка приоткрытыми губами. ‒ Вот почему Тэхен хотел его смерти. Вот почему Юнги убил его: ради него, ради тебя. Юнги не любит убивать людей без причины. Юнги вообще не любит убивать людей, но он это сделал. Чонгук делает движение, чтобы прикоснуться губами к стеклу. Он до сих пор все помнит. Его вечно ноющие колени и горло, мучительный страх, который никогда не покидал его, боль и синяки по всему телу, унижение, которое он испытывал. Но дело в том, что Чонгук помнит защищающие руки Югема, то, как с ним было безопасно, то, как он ухаживал за его ранами и извинялся за то, что не уберег его. Он ставит стакан на стол, протягивая руку, чтобы потереть пульсирующие виски. Черт возьми, музыка вдруг стала слишком громкой. Чушь собачья, ‒ голос, который вырывается из его рта, кажется ему самому чужим. Пустым. ‒ Он причинил тебе боль, Чонгук. А ты знаешь, Тэхен не дает людям, которые причиняют тебе боль, второго шанса. Чонгук усмехается и поворачивается к Сокджину, скривив губы в отвращении. ‒ Сначала вы убиваете его, а теперь пытаетесь разрушить воспоминания о нем. Вы просто мудаки. ‒ Как ты думаешь, почему нападения прекратились после его смерти? ‒ У него не было причин причинять мне боль. Он был моим другом. ‒ Ты знаешь, за что его посадили? ‒ Чонгук только пожал плечами. Разве это имеет значение? Все они были заключенными. ‒ Он изнасиловал девушку своего брата после того, как убил его. Ему удалось избежать обвинения в убийстве, но у меня есть свой источник. Младший тупо рассматривал свое отражение в глазах Сокджина. От собственного вида с бледным и опустошенным лицом, которое не мог скрыть даже густой макияж, внезапный холод вдарил в мозг. ‒ Югем хотел сделать тебя зависимым от него. Ему нравилось собирать сломанные куклы. Печаль? Боль? Гнев? Отвращение? Замешательство? Чонгук не чувствует ни того, ни другого. Ничего. Он спотыкается и чуть не падает со стула. ‒ Мгм... ‒ губы Чонгука приоткрываются, но он не может выдавить и слова. ‒ Чонгук, ты в порядке? ‒ Пойду потанцую, ‒ он растягивает слова, указывая на танцпол. Чонгук шагает быстро, несмотря на головокружение, и присоединяется к телам, танцующим под радужными огнями, позволяя музыке направлять его, словно куклу. Он извивается, крутится и разрешает какому‒то парню шлепнуть его по заднице во время танца, не заморачиваясь, насколько опасно низко опустилась рука незнакомца. Откровенно говоря, он знает, что Сокджин – кто угодно, но не лжец, и как бы отчаянно он ни хотел верить, что Тэхен не был плохим парнем, он не может принять, что Югем оказался ему не другом, потому что... потому что тогда это было бы слишком... грустно. Он слышит, как незнакомец шепчет, однако ничего разобрать не может, да и какая разница? Он соглашается со всем, что тот говорит, кивает головой и позволяет ему вытащить себя, обхватив рукой за талию. Он не может сосредоточиться, и его разум слишком затуманен, и, возможно, следует остановить его. А, возможно, он должен позволить незнакомцу отвести его туда, куда он хочет, и забыться вместе с ним, потому что сраные наркотики уже не помогают. Чонгук вздрагивает, когда прохладный ночной ветерок покусывает лицо. ‒ У меня или у тебя, куколка? Куколка. Ему нравилось собирать сломанные куклы. Теперь пойти с незнакомцем не кажется хорошей идеей. Чонгук пытается вырваться из его хватки, но парень только крепче сжимает его. Ему не нравится, как он его держит. Он не чувствует себя в безопасности... не чувствует себя так, как с Тэхеном. Чонгук пытается остановить его, но из‒за заплетающегося языка получается только скулить, слабо выворачиваясь из рук. Он уже хотел заплакать, как вспомнил, что его плач возбуждал мужчин еще больше. Может, ему стоит позвать на помощь? Да... да… Точно. Сокджин, вероятно, все еще здесь, поэтому он поможет. Если бы он мог пошевелить ртом... да что с ним такое? Чонгук слышит ругань. Кто это? Он не может понять, откуда доносятся голоса, потому что в глазах все плывет. Боль пронзает его руки и колени еще до того, как он осознает, что грохнулся на асфальт. Он плачет, потому что ему больно. Разве он не должен чувствовать онемение? Почему все так болит? Или это страх? Потом кто‒то поднимает его, прижимая к груди, и Чонгук заплакал бы в панике, если бы не знал, чьи это руки. Даже сквозь туман в голове он знает, кто это. Чонгук ненавидит себя за то, что обхватил руками шею мужчины, уткнувшись лицом в изгиб шеи. Он ненавидит себя за то, что ощущает себя в безопасности... как дома... он ненавидит себя за то, что жаждет большего, потому что... потому что тогда это значит, что Сокджин был прав... потому что... да какая разница? Тэхен больше не хочет его видеть. Чонгук чувствует, что теряет сознание, и не собирается сопротивляться, потому что это проигранная битва. Возможно, сегодня ночью он сможет отпустить все переживания и просто вцепиться в Тэхена, потому что, блин, с ним ему реально хорошо. А завтра он сможет ненавидеть его снова.