***
Чонгук просыпается от головной боли и запаха гари и стонет от накатывающей волны тошноты. Боль терпимая, поэтому он просто прикрывает глаза и дышит через нос, чтобы прийти в себя. К счастью, шторы задернуты – во время похмелья он более чувствителен к свету. Хочется хорошенько проспаться, но запах усиливается с каждой секундой, и он начинает опасаться, не пытается ли Намджун снова сжечь дом. Чонгук находит забавным, как такой прекрасный, талантливый и гениальный человек может быть таким неуклюжим. В прошлый раз, когда Намджун пытался приготовить лапшу, кастрюля чуть не расплавилась, и им пришлось заменить духовку. Чонгук осторожно соскальзывает с кровати, двигаясь медленно, чтобы не вызвать тошноту. Он тащит свои тяжелые конечности в гостиную, продолжая делать глубокие и ровные вдохи. Парень ожидал увидеть горящий дом, или посуду, разбитую Намджуном, или самого Намджуна, поранившегося и нуждающегося в медицинской помощи, но точно не ожидал увидеть мужчину с серебристыми волосами, склонившегося над сковородой. Точнее, над подгоревшей сковородкой. Чонгуку даже не нужно смотреть на него, чтобы представить убийственное выражение на его лице. Разве Тэхен не должен быть в тюрьме? - Что ты здесь делаешь? – выпаливает он, прежде чем успевает остановить себя. Мужчина поворачивается так быстро, что Чонгук слышит хруст в шее, хотя Тэхен задержал на нем взгляд лишь на долю секунды, быстро переведя его обратно на сковородку: - Пригорает. - Я задал тебе вопрос, Тэхен. Какого хрена ты здесь делаешь? - Остальные ушли на встречу, и кому-то надо было остаться, чтобы полечить тебя, - Тэхена, кажется, не беспокоит недовольный тон Чонгука, или, возможно, он слишком сосредоточен на убийстве сковороды своими глазами. – Тебе было плохо вчера вечером. Вчера вечером? Ух… Бля. Вчера вечером. Вспоминая затуманенным мозгом прошлый вечер, Чонгук решает, что лучше бы он умер от передоза каких-нибудь таблеток и никогда больше не встречался с Тэхеном. Он помнит, как жалко он опять положился на него, он помнит, как его вырвало по крайней мере дважды, как он цеплялся за него все время, пока тот вызывал такси, потому что он не мог вести машину, держа его, и... черт... это все, что он помнит, и он молится всем богам, которых когда-либо знал, чтобы он не натворил чего похуже. А теперь Тэхен должен нянчиться с ним, потому что Чонгук - взрослый, не знающий своих пределов. А еще он помнит… Он помнит Югема. Черт возьми. - Я думаю, Намджун должен купить новую сковороду, - вздыхает Тэхен и бросает почерневшую сковородку в раковину. - А что именно ты пытался сделать? - спрашивает Чонгук, грызя большой палец. - Приготовить еду, - тихо отвечает Тэхен. Чонгук никогда не видел столько неуверенности в этом человеке. - Ты уверен, что не пытался сжечь меня заживо во сне? - Нет. Я пытался приготовить... блины. Иногда Чонгук фантазировал. Одним из его любимых занятий было завалиться на кровать и мечтать, позволяя разуму свободно парить в облаках. Одна из его фантазий заключалась в том, как утром он проснется после бурной ночи с Тэхеном и будет наслаждаться завтраком в постели. Завтраком, приготовленным Тэхеном. Он бы никогда не подумал, что Тэхен может быть вторым Намджуном. - Как тебе вообще удалось сжечь сковороду? Тэхен издает драматичный вздох, начиная убирать устроенный им же беспорядок. - Вам, ребята, нужно купить сковороду получше. Она готовит только на одной половине, - он ставит молоко и ваниль обратно в холодильник. – Два первых вышли комом, и я решил попытаться в третий раз, но сковорода подгорела. Чонгук еле сдерживает смешок, стараясь сохранить уголки рта в нейтральном положении: - Тэхен, - старший хмыкает в ответ, - ты должен перевернуть блин. - Что я должен сделать? - потрясенно уставился на него Тэхен. Неужели он не шутит? - Что? Ты думал, ты в Хогвартсе или что-то в этом роде? - он вопросительно поднимает брови. - Ты не умеешь готовить? - Никогда не приходилось, - бормочет Тэхен и сосредотачивается на уборке, но Чонгук замечает легкий румянец смущения на его лице. - Я всегда могу заказать еду. - Не скучаешь по домашней еде? - Юнги часто готовил. Он ненавидит быть один, поэтому обычно оставался с нами. Он хороший повар. Сокджин научил его, - последний предмет, наконец, убран. - Я должен что-нибудь заказать тебе. Что хочешь? Все еще плохо? Чонгук врет и мотает головой. - Думаю, я потяну хлопья. Он идет на кухню, чтобы сделать себе пиалу. Тэхен хватает другую пиалу и садится напротив, а Чонгук бросает на него осуждающий взгляд, видя, как мужчина наливает молоко перед хлопьями. Кто вообще так делает? От вида содержимого своей пиалы Чонгука скручивает. Шоколадные хлопья, дрейфующие в молоке, во время похмелья - определенно худшая идея. Возможно, надо было попросить Тэхена заказать хэджангук. - Почему не ешь? - спрашивает Тэхен с набитым ртом. Чонгук замечает, что это первый раз, когда он видит, как Тэхен ест, потому что он никогда не ел в тюремной столовой. Сложно признать, однако то, как он с наслаждением жует, широко раскрыв глаза, представляет собой милое зрелище. Чонгук запихивает полную ложку в рот, несмотря на тошноту, чтобы не смущать Тэхена. Молчание между ними всегда было уютным, Чонгуку обычно было достаточно его присутствия, но сейчас он чувствует себя неловко. Он не знает, что чувствует Тэхен, однако сам Чонгук еще не привык сидеть так близко с этим человеком и болтать, как нормальные знакомые. - Прости меня за вчерашнее, - бормочет Чонгук, не поднимая глаз. - Я не тот, перед кем ты должен извиняться, - Чонгук хмурится, на полном ходу прокручивая в шестеренки в голове и пытаясь вспомнить, сделал ли он что-нибудь глупое с кем-то еще. - Я думаю, ты должен извиниться перед собой. Что за чушь? - Закидываться экстази и напиваться в стельку каждую ночь? - Тэхен продолжает, и Чонгук ощущает, как старший смотрит на него. Он даже может представить себе его неодобрительный взгляд, и это его злит. Как он смеет судить его? - Ну, то, на что я трачу свое время, тебя не касается. Тэхен тяжело сглатывает и облизывает губы, изо всех сил стараясь придумать аргумент, но ему нечего сказать. Потому что Чонгук прав. Кто он такой, чтобы вмешиваться в его жизнь? Он даже больше не его гребаный парень, потому что он сам бросил его. Еда во рту кажется пресной, и Тэхен чувствует непреодолимое желание сунуть руку в карман и вытащить сигару. Чонгук поднимает глаза, внезапно обнаруживая, что отсутствие ответа еще больше раздражает его. С каких это пор он сдается? Он наблюдает, как мужчина осторожно крутит сигару, поджигая ее ножку. - Мне не нравится, что ты куришь на кухне. Тэхен игнорирует его и продолжает поджигать сигару, пока кончик не начинает тлеть. Чонгук раздраженно фыркает и проводит рукой по своим растрепанным волосам. Как только Тэхену наконец удается заставить кончик гореть, он хватает ложку и пытается утопить кусочки хлопьев вместо того, чтобы съесть их, но ему это не удается, потому что они продолжают всплывать на поверхность. Голова Чонгука кружится и стучит, а лоб пульсирует. Подступает более сильная волна тошноты, добираясь до горла, так что он чувствует содержимое желудка на корне языка. Запах дыма усугубляет его страдания, и на этот раз он не может сдержаться, поэтому вскакивает со своего места, не обращая внимания на окликающего его Тэхена, убегая в ванную. Зависнув на унитазом, он плачет, продолжая блевать. Это самое худшее чувство на свете. С этих пор он не будет употреблять экстази и алкоголь вместе. Он пытается сосредоточиться на руке, успокаивающе массирующей плечи. - Теперь получше? - спрашивает Тэхен, когда приступ заканчивается. Проверяя температуру мальчика тыльной стороной ладони то на щеке, то на лбу, он помогает ему добраться до раковины, чтобы почистить зубы. Чонгук продолжает шмыгать носом и тихо плакать, чистя зубы. С его бледного лица капают желчь, пот и слезы. Тэхен смачивает полотенце холодной водой и осторожно очищает кожу. Другой рукой он придерживает затылок, рисуя расслабляющие круги на голове. - Извини, что я закурил, - по его глазам Чонгук видит, как ужасно ощущает себя Тэхен, и хочет сказать ему, что дело не в дыме, однако он слишком слаб, чтобы выдавить хоть слово. Тэхен помогает ему вернуться в постель, не торопя его, несмотря на слишком медленные шаги. - Я закажу хэджангук и спрошу, есть ли у Намджуна лекарства. Надо еще что-нибудь? Чонгук качает головой и вытирает слезящиеся глаза тыльной стороной ладони. На самом деле все, чего сейчас хочет Чонгук, – это чтобы Тэхен лежал с ним в постели и обнимал его, и не только потому, что ему плохо, но и потому, что находиться одному в комнате и цепляться лишь за одеяло было ужасно одиноко. Чонгук осиротел в раннем детстве, поэтому не знал, что значит иметь родителей. Он не знает, кто они, и у него нет никаких фотографий. Единственное, что он знает, это то, что его бросили возле больницы, когда ему едва исполнилась неделя. Воспитатели и учителя не могли быть рядом с ними все время, как бы они ни старались, поэтому лучшим утешением для него стал плюшевый мишка. Всю свою жизнь он жаждал любви и внимания, ожидая, что кто-то будет принадлежать только ему, что этот кто-то сделает все, чтобы он был счастлив. Тэхен был самым близким к этому человеком, но он все испортил. Теперь он опять совсем один. Он не знает, как долго пялится в пустоту. Он не может спать из-за неприятной тошноты и пульсирующей головной боли, так что ему остается страдать, ожидая возвращения Тэхена с лекарствами. Он почти рыдает, когда в комнату входит Тэхен с подносом. Чонгук приподнимается и шепчет «спасибо», когда старший ставит поднос ему на колени. - Сначала суп, потом таблетки. Ладно? – объясняет Тэхен. Чонгук кивает и дрожащими пальцами поднимает ложку. - Позови, если снова станет плохо. Он уходит... бля. Он снова уходит. Чонгук ненавидит быть один, когда ему плохо. - Т-тэ-хен? – Чонгук хрипит так, будто ему режут горло наждачкой. - Да? – отвечает Тэхен с того места, где он стоит, обхватив пальцами дверную ручку. Он терпеливо ждет его. Чонгук резко втягивает воздух: - Прости, что не сказал тебе правду. Он наблюдает, как ожесточается лицо Тэхена. - Я... я боялся потерять тебя. - Чонгук, тебе сейчас слишком плохо для такого разговора. Мальчик шмыгает носом, чувствуя, как его глаза снова наполняются слезами. - Но я хочу, чтобы ты знал, что мне очень жаль. - Тогда ты должен знать, что я могу быть злобным ублюдком-социопатом, Чонгук. Однако я бы никогда не позволил никому причинить тебе боль, даже если бы ты отверг меня. В разговорах с бывшими есть три правила. Не разговаривайте с бывшими, когда пьяны, больны или уже перевалило за полночь. Возможно, следовало бы смириться и придерживаться этих правил, но Чонгук не может остановиться, потому что боится, что второго шанса не будет. - Это... это не просто слова, - бормочет он, ковыряясь в супе вместо того, чтобы съесть его. - Я... я действительно... не хотел тебя потерять. Тэхен тихо вздыхает и несколько секунд потирает виски. - Ты хоть представляешь, что заставил меня сделать? Во что ты меня превратил? Чонгуку интересно, как все успело пойти наперекосяк всего за секунду. Почему Тэхен не может понять, что единственное, чего хотел Чонгук, - это сделать его счастливым? Это причиняло ему боль... да... но дать Тэхену то, в чем он нуждался, то, чего он хотел, вполне удовлетворяло его. Почему он не может понять, что иметь его рядом и быть любимым стоит всей той боли, через которую ему пришлось пройти? - Если бы я сказал «нет», отказался, ты бы бросил меня, Тэ. Тэхен некоторое время молчит, смотря на него с нечитаемым выражением лица, прежде чем наконец нарушить молчание. - Нет, - Тэхен говорит самым мягким тоном, который Чонгук когда-либо слышал, пока его зрачки подрагивают от внутренней боли. - Я бы любил тебя больше.***
Чимин выбрасывает наполовину сгоревшую сигарету из окна машины и делает глубокий вдох, в который раз оглядывая здание. Снаружи это просто модный бар, украшенный огромными красными неоновыми лампами. - Чимин, ты уверен, что сможешь это сделать? Чимин слышит, как Сокджин повторяет тот же вопрос, который он задавал в течение последнего часа. Тихий тревожный вздох вырывается из его горла вместо правильного ответа. Намджун смотрит на свои наручные часы и скучающе закатывает глаза. - Я могу пойти один. - Все хорошо, - бурчит Чимин так, будто пытаясь успокоить себя. Он может это сделать. – Пойдем. Он вылезает из машины и идет ко входу, без труда минуя вышибал. Внутри - слабо освещенная комната с темными деревянными стенами и ковром, отдающим красным. Одного взгляда на толпу хватает, чтобы понять, что это место не для всех. Тут нет никого без сшитого на заказ костюма и дорогих часов или вечернего платья и дизайнерской сумки. Официант ведет их в узкий коридор, который наверняка не существует для внешнего мира. Бордель, спрятанный внутри бара для VIP-клиентов. Его стены хранят так много секретов, что Чимин задается вопросом, сколько знаменитостей пойдет ко дну, когда их команда накроет это место. Им велят подождать снаружи одной из комнат, и Чимин слышит, как Намджун ругается себе под нос. Кажется, других вариантов нет. Это они пришли предлагать сделку, поэтому им приходится играть по правилам этого человека. Прошлой ночью, после того как Хосок лег спать, Чимин провел собственное расследование по человеку, с которым они должны были встретиться. В кои-то веки он смог поговорить со своим шефом, не опасаясь того, что его спалят, используя интернет и базу данных отдела, что явилось благословением. Тем не менее, никакая информация не могла подготовить его к предстоящей встрече: заключение гребаной наркосделки в подпольном борделе. Чимин чувствует, как пульс стучит у него в висках. Ему хочется погрызть ногти или большой палец, но у него есть образ, которого надо придерживаться, и если он даст слабину, его поимеют. Он не может опозорить ни себя, ни Юнги. Сокджин доверил ему эту сделку, так что он должен добиться успеха, несмотря ни на что. Он знает, что это проверка. Старший любит оценивать способности по действиям. Прошло уже пятнадцать минут. Чимин чувствует, как нервозность постепенно сменяется раздражением. Он терпеть не может ждать. Он ненавидит людей, заставляющих ждать. Но если Намджун не собирается жаловаться, значит, и он должен держать язык за зубами. Он просто хочет закончить это и вернуться домой к Сок-и хену, потому что уже скучает по нему. Горький привкус его дерьмового кофе все еще держится на языке, и он понимает, что пристрастился к нему. Это что-то особенное, то, что можно найти только в одном месте: дома. Он чувствует вкус дома, и это дает ему ощущение безопасности. Проходит еще около пятидесяти минут, прежде чем их впускают внутрь. Чжэньли Хуан выглядит совершенно обычно, его лицо легко забыть, даже когда смотрите на него. Рядом с ним сидят две проститутки, а еще одна хихикает у него на коленях. Его глаза встречаются с одной из них, и она с понимающей ухмылкой пускает дым сигареты между тонкими пальцами в его сторону. Девушка закидывает одну ногу на другую, оголяя их как можно больше. Она выглядит вызывающе, и Чимину уже дурно от всего этого. Нельзя жаловаться. Да и кто вообще послушает его? Над ним смеется даже проститутка. - Засранец, ты должен был сказать мне, что он миленький. Чимин слышит, как Чжэньли огрызается на своего телохранителя. Он достаточно хорошо знает кантонский, чтобы понимать такие фразы. А еще его тошнит от того, как он на него пялится. Телохранитель движением руки велит девушкам удалиться. На столе царит беспорядок из бокалов и пустых бутылок из-под водки и вина. По столу разбросано белое порошкообразное вещество - кокаин. Отлично. Этот ублюдок еще и под кайфом. Но особенно бросается в глаза пистолет, валяющийся рядом с пачкой розовых капсул. Хорошо знакомый глок очень распространен в вооруженных силах, но редко встречается среди гражданских. Интересно, это его или тут еще кто-то есть? - Надеюсь, Вам пришлось по душе наше радушие, господин, - говорит Намджун на беглом кантонском, подталкивая Чимина сесть рядом с ним. Есть по меньшей мере миллиард мест, где Чимину хотелось находиться больше, чем здесь. Он уже сейчас ощущал себя неуютно в присутствии этого человека, но отступать поздно. - Почему этот ублюдок послал свою сучку? - К сожалению, босс не смог приехать. Господин Пак - его партнер, так что Вы можете поговорить с ним. - Я не думаю, что такая красивая сучка, как он, может делать что-то, кроме как хорошенько трахаться. - Господин Хуан, уверяю Вас, Господин Пак вполне способен вести дела. Молчать никогда не было так трудно. Вся тревога исчезла, враждебность и ярость сжигают изнутри, его тошнит. Он чувствует непреодолимое желание вдарить ему кулаком. К черту сделку. - Ты его тоже трахал, малыш? Чимин в крайней степени возмущен тем, как Намджун все еще уважительно разговаривает с этим человеком, как он позволяет ему оскорблять Чимина только потому, что они думают, что он не понимает. Он проглатывает свой гнев и поворачивается к Намджуну, притворяясь, что не понял их разговора. - Мы можем начать? - он должен принять холодный душ сегодня вечером, чтобы успокоить свою пылающую ярость, иначе он взорвется. А еще можно пообниматься с Сок-и хеном. Намджун кивает и пытается убедить его перейти к делу. Чжэньли наклоняется вперед, опершись локтем на стол и сжав пальцы под подбородком, похотливо глядя на Чимина. - Что у тебя есть для меня, красавчик? Чимин отвечает ему жестким взглядом, даже не моргая. Лицо мужчины слишком близко, он чувствует его дыхание на своей коже. От него несет перегаром. - Он немой, - Чжэньли несколько секунд смотрит на Намджуна, а потом снова устремляет взгляд на Чимина, облизывая губы кончиком языка. - Я не могу поверить, что у человека могут быть такие пухлые губы, он чертовски грешен. - Я могу перевести, господин Хуан. В мире есть три типа преступников. Первый - элиты с честью и принципами. Это те, кто носит дорогие костюмы и читает по утрам английские газеты, те, кто способен придать убийству благородный вид, и, несмотря на их преступления, вы просто не можете не уважать их. Вторые - обычные. Те, кто совершает преступления только потому, что жизнь привела их на этот путь. Может, они и не благородны, но живут и ведут себя так, как подобает людям. Они просто лучше способны задвигать чувство вины и выполнять свою работу. Вы не почувствуете опасности от них, если не будете с ними связываться. Третьи - головорезы. Подлые сукины дети без всякой морали. Они как чертовы звери, жующие всех и вся без разбора. Неважно, каков их социальный статус, кто они и как одеваются, их презирают. Чимину не требуется и минуты, чтобы понять, что Чжэньли Хуан принадлежит к третьей категории. Работая копом, он имел дело со многими людьми, похожими на него, с этакими крутыми яйцами, которые прячутся за своим грубым языком и поджимают хвост, когда кто-то повысит на них голос. Трусы, которые умеют побеждать только тех, кто слабее. - Или он может встать на колени и показать мне, на что способны эти губы, пока настоящие мужчины занимаются бизнесом. Мужчина кладет палец под подбородок Чимина, слегка приподнимая его лицо. - Что ты сделаешь для меня, если я соглашусь на сделку, принцесса? Чимин на секунду напрягается, когда мужчина говорит по-корейски, но потом вспоминает, что его мать - кореянка. Рука Намджуна сжала его колено под столом, чтобы удержать его на земле, или, может быть, просто чтобы предупредить его не делать глупостей. Глупо, как в… Он заставляет себя вежливо улыбнуться. - Что могу для Вас сделать, господин Хуан? Мужчина раздвигает ноги. - Мы можем начать с того, что ты сядешь там, где тебе и положено быть, - его большой палец оттягивает нижнюю губу вниз. - Покажи мне, как ты жаждешь этой сделки. Ему требуется вся сила воли, чтобы не толкнуть мужчину и не плюнуть в него. Он ненавидит это. Он ненавидит, как все смотрят на него и считают, что они имеют право использовать его для собственного удовольствия, будто смысл его жизни – удовлетворять их. - Я уже состою в крепких отношениях, господин Хуан. Так что давайте займемся более профессиональными делами, - его мышцы болят от того, как сильно он пытается удержать свою фальшивую улыбку. - Крепких? Только потому, что этот ублюдок трахает тебя, ты думаешь, что ты какой-то принц или что? - Господин Хуан? – окликает его Намджун. Его голос звучит неуверенно, и Чимин напоминает себе выбить из него все дерьмо, как только они закончат. - Будь он здесь, он бы сам предложил мне тебя, - продолжает Чжэньли, пока его рука опускается вниз, чтобы обхватить его за горло. Он не давит, но угроза все равно ощущается. - В конце концов, ты всего лишь его хорошенькая шлюшка. - Господин Хуан, пожалуйста, уберите от меня руки, - говорит Чимин, уже не улыбаясь. - Или что, сука? - мужчина вызывающе выгибает бровь. - Или я тебя заставлю. Его насмешка только еще больше разжигает гнев Чимина. - Что еще может делать такая сучка, как ты, кроме как стонать? Мин трахает тебя, поэтому ты думаешь, что оказался на вершине пищевой цепочки? Скоро он устанет и вышвырнет тебя на улицу, где тебе, блядь, самое место, - он медленно сжимает пальцами горло, ровно настолько, чтобы Чимин почувствовал давление. - Так покажи мне, что ты того стоишь, и я спасу тебя от улицы. Ну вот. С него достаточно. - Я пиздец как устал от твоего дерьма. Убери от меня свои грязные руки, блядь, - рычит Чимин ему в лицо. Если кто-то не ведет себя как цивилизованный человек, то он будет относиться к нему соответственно. Если Намджун готов сосать и дальше, то он должен был прийти один. Ему наплевать на предостерегающее шипение Намджуна и его попытки удержать его за бедро. Сокджин поручил ему эту миссию, так что он сделает все по-своему. Чимин двигается прежде, чем его успевают остановить, вырываясь из крепкой хватки мужчины вокруг его горла вместо того, чтобы отступить. Хватая лежащий на столе пистолет, свободной рукой Чимин сам вцепляется ему в горло. Чжэньли паникует, отпуская его шею, чтобы схватить за запястье, пытаясь оторвать его руки. Он замирает, когда Чимин размещает ствол между его глаз. - И что ты сделаешь? Застрелишь меня? Он пытается действовать решительно, но Чимин видит его насквозь - он просто блефует. Чимин пожимает плечами и слегка наклоняет голову. - Все зависит от твоего поведения. - Чимин, почему бы тебе не опустить пистолет? - Намджун пытается вмешаться. - Давай поговорим. - Я и тебя пристрелю, Намджун, если ты не заткнешься. - Как ты смеешь? Кем ты себя возомнил? - шипит Чжэньли. Чимин наклоняется ближе. - Я просто скажу это один раз, так что лучше слушай, ты, ебаный говнюк. Я парень Юнги, а не его сучка. Так что прямо сейчас я владею этим ссаным городом, этим ссаным клубом. Я убил своего отца, я убил долбаного кузена Мина, и я убью тебя так, что никто и глазом не моргнет, - Чжэньли крепче сжимает руку, стараясь впиться ногтем в кожу мужчины. – Тут следует спросить, кем себя возомнил ты. - Как ты смеешь! - Ты приезжаешь в мою страну, мой город, мой клуб, и я достаточно добр, чтобы обеспечить тебя едой, кровом и любыми сраными услугами, какими только пожелаешь, а ты смеешь не уважать меня, - он делает глубокий вдох, пытаясь хоть немного остудить голову. - Я убью тебя нахуй, сука, - сплевывает мужчина. Большой палец Чимина двигается, чтобы снять предохранитель, и он ухмыляется, когда видит, что Чжэньли вздрагивает. Он опускает пистолет, останавливаясь над губами. - Открой рот, - требует он. Чжэньли сжимает челюсти, посылая ему свирепый взгляд. Чимин чувствует, что теряет терпение. Все должно было уже закончиться. Он должен был быть дома. - Открой свой сраный рот, кусок дерьма, - на этот раз он рычит на кантонском. Самодовольная усмешка появляется на его лице от вида шокированного мужчины. Чимин молниеносно засовывает пистолет между его губ, когда тот медленно раздвигает их. - Ты можешь обмануть весь мир и уверить всех, что ты здесь отдыхаешь, но только не меня. Ты в бегах, потому что разозлил кого-то покрупнее и позлее, - Чимин знает, что использовать информацию, которую знает только Квон и его отдел, - это риск. Однако если он сможет заключить сделку, не вставая на колени, тогда он сделает все для этого. - Сейчас я могу вышвырнуть тебя обратно в ту дыру, откуда ты пришел, и позволить кому-нибудь другому убить тебя, или ты согласишься на сделку, и я помогу тебе вернуть твои районы. Чжэньли, кажется, бормочет ругательства со стволом во рту, поэтому Чимин проталкивает пистолет еще дальше, удивляясь отсутствию рвотного рефлекса. - Или я могу просто нажать на спусковой крючок и избавить себя всех от лишних хлопот, - прищелкивает он языком. - Давай. Выбирай. Мой палец устал, он может соскользнуть. 10 секунд. Потребовалось всего 10 мучительных секунд яростных гляделок, чтобы мужчина кивнул головой, явно отчаявшись. Уголки губ Чимина растягиваются в ухмылке, когда он вытаскивает пистолет. Он отпускает мужчину и откидывается на спинку стула, смахивая два лежащих журнала со стола большим пальцем. - Так на чем мы остановились? - спрашивает он, снова надевая свою вежливую улыбку. Наконец через полчаса все заканчивается, но Намджун все еще не может отвести глаз от Чимина. В нем есть что-то слегка странное. Он уже знаком с братом мальчика, так что, видимо, смелость – их отличительная черта. Он знал, на что способен парень, но не думал, что на это... То, как он вел себя в той комнате, совсем не укладывалось в описание милого неудачника, данное Сокджином. То, как он уверенно схватил пистолет и приставил его ко лбу живого человека, потрясло его больше всего. Убийство людей неумышленно или по неосторожности вовсе не походит на это. В первый раз, когда Сокджин научил его убивать из пистолета, он запаниковал и выстрелил трясущимися руками жертве в легкое вместо ноги. Но Чимин держал пистолет так легко, разбирал его так профессионально, словно это его призвание. Намджун останавливается, когда видит, что Сокджин все еще ждет их. Он думал, Сокджин пошлет за ними машину с шофером. - Как все прошло? Чимин лишь бросает на старшего злой взгляд и садится в машину, явно на взводе. Намджун тяжело вздыхает, проводит пальцами по волосам и смотрит на озадаченное лицо Сокджина. - Не принимай это на свой счет. Хуан оказался мудаком. - Мне плевать, кем он оказался, - Сокджин посылает злобный взгляд в сторону Чимина, хотя тот этого не видит. - Я хочу знать, как прошла сделка. - Отлично. Превосходно, - немного восторженно отвечает Намджун. - Лучше и быть не могло. - Тогда почему у тебя такой вид, будто ты увидел привидение? - Просто... - он замолкает, подыскивая нужные слова. Он знает, как важен Чимин для Юнги. Еще он знает, как скептично относится к нему Сокджин, так что пока не стоит сеять семена сомнения без доказательств. Может быть, Чимин просто... хорош. Или, может быть, он стал таким из-за всех пережитых страданий. Иногда люди становятся такими без особых причин. Чимин, наверное, просто... Чимин. Человек, который устал от того, что по нему топчутся все кому не лень. – Просто он очень способный.***
[Флешбэк] Юнги не мог оторвать глаз от кричащего красным заголовка новостей, занимавшего большую часть экрана телевизора. - Мощный пожар охватил небоскреб в Сонгпа. - Гражданское здание сгорело дотла. - Погибло двадцать три человека, в том числе 10 женщин и двое детей. Дети. В этом здании были дети. Здание, которое он приказал уничтожить. Это сделал он. Это он убил их. - Т-ты сказал мне, что это безопасно, - он услышал собственный голос, крепче сжав подушку в руках. - Мне очень жаль. Ладно? Мне очень жаль. Как мог Сокджин произнести это так легко? Он прижал подушку к груди. Сейчас это было единственное, что удерживало его от того, чтобы вырвать волосы с корнем и заорать во все горло, заорать до крови, чтобы умереть... умереть, чтобы перестало быть больно. Чертовски больно. - Они не должны были находиться внутри. Это был несчастный случай, - объяснил Намджун, осторожно глядя на него. Он тоже чувствовал себя ужасно, но Юнги и вовсе выглядел так, будто сейчас умрет. Он раскачивался назад и вперед, широко раскрыв глаза, хрипя и прерывисто дыша. Он беспомощно посмотрел на Тэхена и Сокджина, взглядом умоляя их сделать что-нибудь. Он очень боялся, что со сломленным мальчиком случится что-то плохое, если они ничего не предпримут. Несчастный случай… Как легко им было смириться с этим. Внутри были дети, черт возьми. Они должны были убедиться, что ни один гражданский не пострадает, но в итоге они убили детей. И они говорили ему, что все в порядке. - Ты хотел, чтобы наши конкуренты исчезли, Юнги. Мы оба знаем, что это нужно было сделать, - спокойно заговорил Сокджин. Слишком спокойно. Это должно было случиться… Да. Но какой ценой? Ему хотелось закричать, но он не мог... он просто не мог... он не мог ничего сделать, кроме как таращиться на экран, наблюдая фотографии двадцати трех человек, которых больше не было в живых. Они улыбались. Все они улыбались на фотографиях. - Мы не боги. Мы не можем предвидеть случайности. Жертвы будут всегда, это не в последний раз. Это случается на нашей работе. Так что тебе лучше взять себя в руки, Юнги. Раскаяние не вернет их обратно. - Съебись нахуй. Сокджину пришлось дважды проверить, действительно ли это Тэхен. Серийный убийца смотрел на него, нахмурив брови в напряжении. - Извини? - Я сказал, съебись нахуй. Ты не помогаешь. Если бы Намджун не схватил его за руку, он бы уже бросился на него. Потому что как он смеет так с ним разговаривать? - Что ты хочешь, чтобы я сделал? Обнял его? Нянчился с ним? Отвез его в гребаную церковь и сказал ему отмаливать грехи? - Нет, - Тэхен оставался невозмутим. - Но ты должен понять, что если мы трое уже пали ниже некуда, то это не значит, что он должен быть таким же. - Позволь нам уладить это, хен, - мягко предложил Намджун, чтобы Сокджин понял намек. Сейчас ему тут не рады. Он выдернул свою руку из хватки и сурово оглядел всех, прежде чем прошагать прочь из комнаты. Тэхен снова перевел взгляд на Юнги, который, казалось, не обращал внимания на спор. Он никогда не позволит ему убивать. Больше никогда.***
В следующий раз Чонгук снова открывает глаза из-за дыма. Но не от того тревожного дыма, указывающего на то, что члены мафии - дерьмовые повара, а от приятного, очень мягкого и легкого. Он протирает рукой глаза и чувствует себя намного лучше. К счастью, тошнота и головная боль исчезли – должно быть, таблетки подействовали... таблетки, которые принес Тэхен... Тэхен… Тэ… Тэ был здесь. С ним был Тэ. Он резко садится и с надеждой оглядывает комнату. - Тэ? - Куки? Мягкий голос с оттенком пусанского сатури. Это не Тэхен. Он поворачивает голову на голос и видит Чимина, расположившегося в кресле в углу комнаты и держащего сигарету между указательным и средним пальцами. Так вот почему он чувствовал запах дыма. По крайней мере, на этот раз никто не пытается сжечь их заживо. - Я... я не знал, что тебя выпустили. - Меня освободили в тот же день, что и Сокджина. Чонгук кивает головой, не находя нужных слов, чтобы завязать разговор. Они расстались на плохой ноте. Они не поссорились, но и не попрощались. Он просто ушел, проигнорировав Чимина, поэтому он не знает, как вести себя с ним. - Почему ты здесь? - Кто-то должен был присматривать за тобой. Кто-то. Если Чимин здесь единственный… - А где Тэхен? - Он ушел вместе с другими час назад. Сказал что-то о поставщике или что-то в этом роде, - Чимин пожимает плечами. - С кем бы они ни встречались, я рад, что это не я. Тэхен выглядел опасно. Поставщик. Чонгуку не нужно думать дважды, чтобы понять, что кто вот-вот потеряет голову. - Когда он вернется? – он знает и без ответа Чимина. - Он ведь не вернется, верно? Чимин подносит горящую сигарету к губам и смотрит на мальчика. Он кажется таким отчаянным, таким... таким напуганным. Очень грустным. Чимин не может понять, почему он хочет его вернуть. - Он причинил тебе боль, Чонгук. Как ты вообще можешь смотреть на него? Этот простой вопрос ощущается как нож на кровоточащей ране. Жгучая ярость сворачивается в его груди, извергаясь подобно вулкану. - Заткнись и перестань считать его монстром. Внезапный срыв Чонгука застает Чимина врасплох. Он вздрагивает, выпуская сигарету из рук. Она приземляется на деревянный паркет, однако он не поднимает ее, сосредоточившись на неожиданной вспышке гнева молодого человека. Он видел Чонгука сердитым, печальным, счастливым, испуганным, но это... это чистая ярость, не характерная для подобной невинной души. - Чонгук, он насиловал тебя. - Вовсе нет. - Я видел порезы и синяки. - Ну и что? Чимин ничего не может сделать, кроме как издать приглушенный смешок: его губы приоткрываются, но голоса не слышно. - Я разрешил ему. Откуда ему было знать? Он не телепат. Как он мог узнать? - Чонгук готов расплакаться, глаза уже начинает жечь. - Как ты посмел все испортить? Почему ты забрал его у меня? Этот груз давно уже лежал на сердце, словно бомба замедленного действия, один щелчок - и она взорвалась. Если бы Чимин все не испортил, его бы любили, о нем бы заботились. Теперь он один, и это его вина. Во всем виноват он. Внезапно все становится невыносимым, сердце колотится, мозг горит. Чонгук чувствует, что его снова может стошнить, поэтому он сворачивается, дергает себя за волосы у корня и закрывает глаза. - Я ненавижу тебя. Я, блядь, ненавижу тебя, - он почти всхлипывает, слишком злой, чтобы придумать что-нибудь побольнее или пообиднее. - Жаль, что Му не закончил свою работу. Есть что-то в этом крике, в слезах, которые скатываются по его щекам. Чимин знает, что ярость - это не что иное, как щит от боли и горя. Он знает, что Чонгук не специально. Он знает. Но все равно больно. Плач Чонгука становится все громче, превращаясь в печальные рыдания человека, лишенного всякой надежды, и Чимин не может найти в себе силы разозлиться на него. Смотреть, как Чонгук плачет, еще больнее, чем его слова. - Ладно, Кук-и, не плачь, - Чимин чувствует себя беспомощным, наблюдая, как Чонгук раскачивается назад и вперед. - Пожалуйста. Прости... только не плачь, - теперь он понимает, почему Тэхен ненавидит, когда мальчик плачет. Это зрелище любому разобьет сердце. - Н-нам было хорошо. У нас в-все было хорошо. Зачем... я р-ранил его. Чимин больше этого не вынесет. Он подходит к мальчику и хватает его за запястья, оттягивая их от головы. Удивительно, но Чонгук позволяет ему, и когда он опускается на колени рядом с ним, мальчик просто обхватывает его руками, прижимаясь лицом к груди. - Мне очень жаль, - шепчет он, нежно гладя младшего по волосам. Чимин размышляет, не слишком ли остро отреагировал. Возможно, он не должен был набрасываться на Тэхена, не поговорив сначала с Чонгуком. На самом деле он верил, что серийный убийца действительно любит Чонгука. Он был готов принять пулю, чтобы защитить мальчика. Он помнил, как Тэхена ранили, когда он пытался спасти его от одичавших зэков, он слышал, как Тэхен плакал. Чимин не знает, как долго они оставались в таком состоянии, но когда рыдания Чонгука превращаются в тихое сопение, он, наконец, чувствует, что снова может дышать. Чонгук медленно расцепляет объятия и выпрямляется. Чимин вытирает его слезы ладонями, наклоняя голову, чтобы лучше разглядеть его лицо. - Тебе лучше? Чонгук качает головой. - О-он ушел, - он икнул, сморщив лицо, так что Чимин испугался, что он снова заплачет, поэтому опять притянул его к себе, нежно успокаивая. - Ш-ш-ш, Кук-и, малыш, все будет хорошо. Вы двое должны просто поговорить, а? - О-он меня больше не любит. - Чонгук, ты один из самых красивых мужчин, которых я видел. Ты милый и забавный, а еще безумно драгоценный, и если Тэхен не может любить тебя без своих грязных кинков, то он просто идиот и эгоистичный ублюдок, - вздыхает Чимин. - В тебе есть все, что нужно любому мужчине. - Тогда почему он не хочет меня? Он снова начинает задыхаться, хватая ртом воздух. Чимину и самому хочется плакать. Чимин знает, что бы он ни говорил, Чонгук его не слышит. Он хочет только Тэхена и Тэхена, и впервые он сожалеет, что недооценивал их любовь. Он волочится, чтобы лечь на кровать, притягивая к себе Чонгука. Они обнимаются, как в старые добрые времена. Теперь его очередь утешать младшего. Они остаются в таком состоянии еще долго, достаточно долго, чтобы Чонгук перестал плакать, а остальные вернулись. Тэхен с ними не вернулся. Он слышит, как они разговаривают и ходят по дому, и радуется, что их не беспокоят. Наконец, Чонгук заговорил охрипшим от рыданий голосом: - Я люблю его, - в этих трех простых словах было столько смысла, Чимин никогда не слышал, чтобы Чонгук настолько прямо говорил о своих чувствах к Тэхену. - Черт возьми, я так по нему скучаю. - Почему ты его любишь? - спрашивает Чимин, протягивая руку, чтобы снова погладить его по волосам. - Он великолепен. Чимин хихикает. - Ага. - И мне нравится, как он обнимает меня, заставляет чувствовать себя в безопасности, любимым. И у него большие руки, такие большие, что закрывают все мое лицо, когда он обхватывает его и целует меня. И его голос... такой глубокий и успокаивающий. Я могу слушать его весь день, - Чимин чувствует, что Чонгук улыбается. Должно быть, он ему действительно нравится. - Его улыбка прекрасная, неповторимая. И он всегда давал мне много еды, - Чонгук делает паузу на несколько секунд и глубоко вдыхает, чтобы собраться с мыслями. - Я... я думаю, он любил меня. Чимин слышит звон разбитого стекла, а затем громкий голос Сокджина эхом разносится по всей квартире. - Теперь твоя очередь, Чим. Почему тебе нравится Шинигами? Шинигами. Уж не помешан ли Чонгук на мифологии? У него всегда есть новые прозвища, чтобы обозвать Юнги. Это довольно мило. - Знаешь, что говорят о мальчиках Тэгу? – улыбается Чимин. - Глубокий голос, милая улыбка и большие руки. - Знаю.