***
Две недели. Юнги обещал. Прошло уже две недели, два дня и четырнадцать часов, а от Юнги по-прежнему нет никаких известий. Чимин начал доставать Сокджина, но тот лишь пожимал плечами. ‒ Еще несколько дней. Чимин не верит ему. Что-то не так. Это видно по тому, как Сокджин и Намджун замолкают, когда видят его, или как Сокджин снова начал переедать из-за стресса. Последние дни он мечется между домом Намджуна и своим собственным. Чимин узнал, что, хотя этот дом принадлежит Тэхену, все они используют его как своего рода базу или общежитие. Сокджин предложил ему полностью переехать туда же, но он отказался, потому что не придумал убедительную ложь для Хосока, объясняющую то, почему он будет жить с кучей богатеньких друзей. Не скажет же он будущему адвокату, что его соседи на самом деле бывшие зэки и высокопоставленные члены крупнейшей корейской мафии. Если у Чимина и были какие-то сомнения относительно нынешнего положения Юнги, то теперь, когда внезапно появился Тэхен, не осталось и тени от них. За последние две недели парень ни разу не заходил в квартиру, избегая Чонгука. Так что если Тэхен здесь, значит, что-то не так. Что-то не так с тем, как Тэхен убийственно глянул на него, а потом направился к Сокджину и Намджуну. Чимин чувствует пальцы Чонгука, сжимающие запястье, и поворачиватся, чтобы посмотреть на молодого человека ‒ в его глазах застыла безмолвная мольба: «пожалуйста, сделай что‒нибудь». Но Чимин слишком погружен в собственное беспокойство, чтобы думать о разговоре с Тэхеном насчет его разорванных отношений с Чонгуком. Они спорят. Тэхен кажется расстроенным, как в те моменты, когда Сокджин не позволял ему убивать. Он велит Чонгуку оставаться на месте, прежде чем подняться и пойти к остальным. Хватит с него. Он не ребенок, так что он сможет справиться с этим. Он должен знать правду. Сердце Чимина сжалось и упало, когда он толкнул дверь в спальню Намджуна, где они втроем оживленно спорили. ‒ Что происходит? ‒ он сам потрясен тем, как сильно дрожит его голос, как тревога пожирает его заживо. На самом деле он не хочет знать. Что бы это ни было, это не хорошо, и он не хочет знать. Но оставаться в неведении бесполезно, поэтому он резко втягивает воздух, прежде чем повторить свой вопрос гораздо более спокойным голосом. ‒ Тебя это не касается, ‒ отмахивается Сокджин. ‒ Просто иди и оставайся с Чонгуком, а то он заскучает. ‒ Он в порядке, ‒ Чимин скрещивает руки на груди, отвечая на пронзительный взгляд Сокджина. Он не позволит этому человеку запугать себя. – Поэтому скажи мне, что случилось? Когда ответа на вопрос не следует, он заходит внутрь и закрывает за собой дверь. Страх гложет его уже несколько дней. Такой страх, который требует гораздо большей дозы никотина в его крови, просто невозможной, но сейчас не до страха. Он должен знать. ‒ О...он мертв? ‒ Пока нет, ‒ отвечает Тэхен, и Чимин чувствует, что скрыто за этой парой слов. Он внимательно наблюдает за ними. Намджун опустил глаза, изучая невидимые линии на своих джинсах, Сокджин, кажется, на грани срыва, а Тэхен... в ярости. ‒ Что происходит? ‒ Кто-то должен заплатить за смерть Му, ‒ объясняет Намджун, не видя предупреждающих знаков, которые Сокджин посылает в его сторону. Сердце Чимина останавливается. ‒ Ч-что значит заплатить? ‒ Не знаю. Никто не знает, ‒ отвечает Сокджин, наконец-то решив все открыть Чимину. ‒ Это еще не решено. ‒ Но Юнги не у-убивал его, ‒ говорит Чимин почти шепетом. ‒ Я... я это сделал. ‒ Я знаю, но, черт, он взял вину на себя. Чимин зарывается лицом в ладони. ‒ Вот почему мы его не хотели убивать. ‒ Ты думал, что мы не сможем с ним справиться? Даже одного Чонгука бы хватило. ‒ Юнги обвиняется в убийстве члена семьи. Это… Он делает глубокий и медленный вдох через рот. Этого не может быть. Почему Юнги взял вину на себя? Он обещал, что вернется. Он обещал. Почему он никогда не сдерживает обещания? ‒ Где он сейчас? ‒ спрашивает Чимин, опуская руки и тяжело сглатывая. Сокджин пожимает плечами. ‒ Не знаю. Наверное, отправили в подвал. Именно туда господин Чо всегда посылает провинившихся членов семьи. Иногда в качестве наказания, иногда в качестве временной тюрьмы, пока он решает, что с ними сделать. ‒ А что происходит в подвале? ‒ Я был там однажды, ‒ Сокджин, сморщившись, ворошит волосы ‒ видимо, воспоминания у него не из приятных. ‒ Не самое веселое место. ‒ О‒он умрет? ‒ Не знаю. Этого… Этого не может быть. Тогда он пошел против мужчины вдвое крупнее именно чтобы избежать подобного исхода. Мин Юнги является ключевой фигурой операции. Приблизиться к нему, возвести на трон, а потом уничтожить всех к чертовой матери. Он слишком много потерял, этого не должно произойти. Вот почему Мин Юнги не может умереть. Мин Юнги не может умереть, потому что… Он даже не попрощался. Юнги ведь совсем недавно крепко обнимал его и нежно целовал. ‒ Мы не можем позволить ему умереть, ‒ говорит он, пытаясь найти ответы в глазах остальных, умоляя их сказать ему, что они работают над планом, что все будет хорошо. Но Сокджин просто беспомощно отводит глаза. Чимин неверяще усмехается. ‒ Как ты можешь так легко сдаваться? ‒ Мы всегда можем пробиться внутрь с боем, ‒ Тэхен беспечно пожимает плечами. ‒ Ты даже через ворота не пройдешь без пули, ‒ не соглашается Намджун. Уже поздно. Очень поздно. Он должен вернуться домой, потому что хен ждет его. Сок-и хен забеспокоится, и он не заслуживает того, чтобы провести еще одну ночь в том гребаном доме в полном одиночестве. Чимин смачивает губы ‒ они кажутся слишком холодными по сравнению с языком, но они все равно покалывают и горят. Он знает, что все это лишь в голове, но ощущается по-настоящему. Он до сих пор может почувствовать, как губы Юнги прижимаются к его губам, как он нежно посасывает их, прежде чем наклониться ближе. Чимин хочет почувствовать это снова. ‒ Тогда отведи меня туда, ‒ уверенно говорит Чимин, глядя прямо в глаза Сокджину. ‒ Позволь мне все исправить, ‒ он чувствует, как взгляд Сокджина прожигает насквозь. ‒ Позволь мне взять вину на себя. ‒ Он убьет тебя, ‒ говорит Сокджин, качая головой. Чимин не отводит взгляда: ‒ Я не планирую умирать. ‒ Если господин Чо может наказать и собственного сына, почему ты думаешь, что ему есть дело до твоих планов? ‒ спрашивает Сокджин, скрестив руки на груди. ‒ Я знавал гораздо более могущественных и сильных людей, которые думали, что смогут победить его, однако так и не вышли живыми. ‒ И если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и позволю человеку, которого люблю, страдать из-за моих поступков, то ты меня совсем не знаешь. ‒ Юнги убьет меня, если ты умрешь, ‒ произносит Сокджин, но Чимин чувствует, что он не против этой идеи. Честно говоря, Сокджин не колеблясь кинул бы его голодным волкам на съедение, чтобы спасти Юнги. Такой он человек. ‒ Было бы жаль пропустить это. Я отвезу тебя. ‒ Ты же шутишь? ‒ хмурясь, возражает Намджун. ‒ Это самоубийство. Ты не можешь его отпустить. ‒ А еще я не могу позволить Юнги умереть, ‒ сурово заявляет Сокджин, бросая вызов младшему своим пронзительным взглядом. Намджун просто сжимает губы в тонкую линию и смотрит на Тэхена, но тот только пожимает плечами. Намджун вздыхает. ‒ Чимин, сможет ли твой призрак прийти во сне Юнги и сказать ему, что я не имею никакого отношения к этому безумию? Очевидно, они в него очень верят. ‒ Когда поедем? ‒ спрашивает Чимин. ‒ Сейчас, ‒ говорит Сокджин, зовя жестом руки за собой. Хорошо. Сейчас лучше всего. У него не будет времени на раздумья. Они выходят за Сокджином из комнаты. Чимин на мгновение задумывается, не позвонить ли Квону, но решает не делать этого. Он знает, что Квон не разрешит так рисковать даже ради операции. ‒ Тэ? Мягкий голос останавливает их, когда они собираются уходить. Чонгук стоит всего в нескольких метрах от них, уткнувшись взглядом в пол и заламывая пальцы. ‒ Что такое, Чонгук? ‒ нетерпеливо спрашивает Тэхен. ‒ У нас много дел. Чонгук поднимает голову. Чимин видит, как его ранит равнодушный голос Тэхена. ‒ Мы можем поговорить? Тэхен прочищает горло, прежде чем заговорить. Чимин замечает, что у Тэхена начинают дрожать руки и он засовывает их в карманы. ‒ Прости, у меня нет времени. ‒ Я думаю, мы сможем справиться без тебя, ‒ предлагает Чимин, глядя на обоих по очереди. Как бы ему ни хотелось увести Чонгука подальше от всего этого, он никак не может выкинуть из головы те отчаянные крики. ‒ Вряд ли ты пригодишься там. ‒ Извините, какого хрена? ‒ Он прав, ‒ соглашается Сокджин. ‒ Будет лучше, если вы с Намджуном останетесь здесь. Ты ничем не поможешь, и если мы толпой туда завалимся, то можем показаться угрозой. ‒ Если ты уйдешь, я буду плакать, ‒ спокойно говорит Чонгук. Тэхен молчит несколько секунд, прежде чем обвиняюще ткнуть пальцем в сторону мальчика: ‒ Это эмоциональный шантаж. ‒ Ладно, значит, договорились, ‒ Сокджин хлопает в ладоши, не дожидаясь согласия Тэхена. ‒ Вы двое остаетесь здесь. ‒ Но… ‒ Я позову тебя на похороны. Чимин позволяет Сокджину увести его за руку. Он знает, почему старший попросил Намджуна остаться. Кто-то должен быть там на случай, если Тэхен бросит сломленного мальчика. Иногда он задается вопросом, что за человек Сокджин на самом деле. Иногда он превращается в бесчувственного сукиного сына, которому наплевать на всех и вся. Он готов наступить на любого, кто попытается его остановить. А иногда он становится заботливым старшим братом. Чимин следует за Сокджином к его машине, стараясь не показывать, как сильно его взбудоражил вид синего Ламборгини. Он даже не может определить модель, потому что она из другого мира. Как бы усердно он ни работал, даже после того, как получит деньги за эту миссию, он никогда не сможет позволить себе столь роскошный автомобиль. Интересно, каково жить, не беспокоясь о квартплате или о цене за газ, не выбирая между обедом и поездкой на метро. В этом мире хорошие люди не могут хорошо жить. Это несправедливо и жестоко. Сокджин молчит на протяжении всей долгой дороги. Чимин не пытается завязать разговор. Хотя старший перестал подозревать его после случая с Му, он не может не быть осторожным рядом с ним. Он знает, что временное доверие не продлится вечно. Этот человек слишком умен для манипуляций. Одно неверное движение, одно лишнее слово ‒ и Сокджин похоронит его заживо. Чем дольше затягивается эта операция, тем в большей опасности он оказывается, и он знает, что должен найти способ закончить ее в ближайшее время, но он понятия не имеет, с чего начать. Он просто плывет по течению, принимая импульсивные решения. Пора уже разработать план. Машина останавливается перед большими металлическими воротами в охраняемом районе посреди леса. Сокджин не стал глушить мотор и просто вышел, а Чимин последовал за ним. Ворота уже открыты, и Чимину приходится бороться с желанием потрогать вьюнки на металлических прутьях. Первое, что бросается ему в глаза, ‒ это то, насколько все вокруг желто. Двор усеян лядвенцами ‒ желтыми цветочками с пухлыми и мягкими лепестками. В центре стоит мраморный фонтан, на вершине которого восседает черный каменный ворон ‒ символ Немезиды. Он сделал мысленную заметку спросить Юнги, какой же все-таки у него смысл. Особняк великолепен, но не такой величественный, как он себе представлял. Он больше похож на огромные дома из старых фильмов, вроде дома Ретта Батлера. У предков господина Чо определенно был вкус. Не будь Чимин сейчас на нервах, он бы задохнулся от трепета перед хрустальной люстрой, персидским ковром и изысканной росписью на стенах. Чем дальше они углубляются в дом, тем сильнее бьется его сердце, и когда Сокджин осторожно стучит в причудливую деревянную дверь с вырезанным на ней вороном, оно совсем останавливается. Низкий голос приглашает их войти, и Чимин смотрит на Сокджина с отчаянием, сомневаясь. ‒ Я больше не могу сопровождать тебя, Чимин, ‒ Сокджин отступает и жестом показывает ему, чтобы он вошел внутрь, а он подождет его снаружи. Чимин резко втягивает воздух, хватаясь за ручку, ощущая, как пульс стучит в висках. ‒ Чимин, – младший останавливается, мыча в ответ, ‒ не умирай. Чимин кивает, прежде чем открыть дверь. Запах табака ‒ это первое, что он чувствует в комнате. Кедр и фундук. По крайней мере, у этого человека вкус лучше, чем у его сына. Он закрывает дверь, слегка вздрагивая, когда щелчок нарушает тишину. ‒ Пак Чимин, верно? ‒ говорит человек за столом. Чимин склоняет голову, но не слишком сильно. ‒ Приятно наконец познакомиться с Вами, господин Чо, ‒ под тяжелым взглядом мужчины Чимин проходит дальше, присаживаясь без приглашения. Чо Чонсику пятьдесят лет, его глаза поразительно похожи и непохожи одновременно на глаза Юнги: красивые и кошачьи, но мертвые, темные и пустые. Он сложил руки на столе, изучая его пронзительным взглядом, напоминающим взгляд Сокджина. ‒ Мне кажется, вы хотите мне что-то сказать, господин Пак. Чимин чувствует непреодолимое желание погрызть ногти, однако он лишь расправляет плечи, глядя прямо в каменные глаза напротив. ‒ Это я убил Му, ‒ он удивлен тем, как сильно звучит его голос. ‒ Я не жалею о том, что сделал, и мне не надо, чтобы кто-то другой брал на себя ответственность за мои поступки. Чо выгибает бровь и наклоняет голову набок. Он ничего не говорит, вообще никак не реагирует, просто продолжает смотреть на него, и Чимин гадает, сколько еще он сможет выдерживать этот пронзительный взгляд. Чо похож на постаревшую версию Сокджина, и теперь он видит, что Сокджин действительно обучался у лучшего – у главы Немезиды. Только когда вкус крови заполняет его рот, Чимин осознает, что кусает внутреннюю сторону своих щек. Ситуация начинает действовать на нервы, и он больше не может это выносить. ‒ Я не знаю, в какие игры разума Вы со мной играете, но мне это не нужно, ‒ Чимин нарушает оглушительную тишину. ‒ Я здесь, чтобы забрать Юнги домой, я хочу вернуть его. Мужчина откидывается на спинку стула, все еще заинтересованно изучая его. ‒ С чего ты взял, что сможешь добраться до дома? Внезапно становится душно, Чимину приходится сделать вдох полной грудью. Он чувствует, как напрягаются его мышцы, а желудок сжимается в узел. ‒ Я могу закурить? Чо жестом показывает на металлическую коробочку на столе, и Чимин наклоняется вперед, чтобы взять сигарету незнакомой марки. Он кладет черную сигарету между губ, прежде чем зажечь ее своей зажигалкой. ‒ Наслышан о тебе, ‒ начинает старший, зажимая в пальцах свою сигару. – Заядлый курильщик, миленький неудачник, который перешел дорогу большой шишке и угодил в тюрьму. Соблазнил моего сына и приручил мою правую руку, ‒ он затягивается сигаретой. ‒ Человек, который убивает и называет это справедливостью. ‒ Я не горжусь убийством, но я горжусь тем, что могу сам постоять за себя. ‒ Я знал, что ты бесстрашный, но... я удивлен. Чимина самого впечатляет, что его руки не дрожат, несмотря на тошнотворное беспокойство. Он оглядывает комнату, смотрит на огромный семейный портрет, потом снова переводит взгляд на Чо. ‒ Я не знаю, к чему Вы клоните, ‒ он замечает, что в комнате нет фотографии Юнги. ‒ Я не понимаю, о чем ты думал, когда пришел сюда и потребовал вернуть своего ебыря. Чимин приоткрывает губы, но так ничего и не говорит, слишком потрясенный тем, как мужчина назвал собственного сына. ‒ Я не думал, ‒ наконец признается он. – Просто пришел. Он знает, что мужчина изучает каждое его движение, каждую морщинку, каждый вздох, поэтому изо всех сил старается сохранять спокойствие, скрывая, как он на самом деле нервничает, как сильно ему хочется просто убежать домой и позволить Хосоку обнимать его всю ночь и рассказывать ему о своем дне в колледже. ‒ Мухюль был членом моей семьи, достойным кандидатом на роль моего наследника. Моя сестра серьезно опечалена смертью своего старшего сына и очень хочет отомстить, ‒ спокойно объясняет Чо. ‒ Я не хочу тебя убивать, это разбило бы сердце Юнги, однако правило жизнь за жизнь всегда было нашим девизом. Чимин подносит сигарету ко рту, чтобы сделать еще одну затяжку, ‒ никотин успокаивает нервы, помогает скрыть страх. ‒ Но я не могу решать сам. Это семейное дело, так что решать должна семья. Жаль, что плотные красные шторы, напоминающие металлические решетки тюрьмы, закрывают окно и держат беспомощным, словно в клетке. На этот раз он позволяет тишине затянуться, лениво покуривая сигарету и наблюдая за собеседником. Он видит, что тот не привык к такому. ‒ Ты даже не собираешься просить пощады? – тишину прерывает сам Чо, вызывая тем самым слабую улыбку на лице Чимина. ‒ Я просто нахожу забавным, что Вы рассуждаете о правилах, девизах и семье, но не следуете ни одному из них, ‒ Чимин выдыхает облако дыма. ‒ Может, Вы никогда не считали Юнги частью семьи. ‒ Что ты имеешь в виду? ‒ Не тронь того, кто принадлежит твоему брату, ‒ Чимин наблюдает, как глаза его собеседника расширяются. ‒ И я не вижу никого, кому было бы не плевать, что Ваш ебаный племянник изнасиловал меня, ‒ последнюю фразу он прошипел с горящим от воспоминаний о том дне горлом. Да и что терять человеку, стоящему на виселице? Старший и глазом не повел от внезапной перемены в его поведении. ‒ Соберите семейный совет. Судите меня. Накажите меня, пытайте, снимите с меня кожу и убейте. Я не буду Вас останавливать. Я не могу остановить Вас. У меня нет такой силы, но, ради бога, не держите меня за идиота. Просто скажите, что хотите, чтобы я исчез из поля зрения, и не несите чушь про семью и правила, ‒ он делает паузу на несколько секунд, чтобы дать возможность Чо ответить. ‒ И во время суда Вам придется объяснить семье, почему Вы приказали тому ублюдку прикоснуться к человеку его брата, главы нескольких банд, и почему Вы позволяете себе принижать его. Вы хотите нарушить собственные правила? Чо держит тлеющую сигару во рту и тянется к проводному телефону на столе. ‒ Приведи Юнги в мой кабинет. Чимину приходится сильнее прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы проглотить торжествующую улыбку. ‒ Я слышал о твоем маленьком трюке с Чжэньли Хуаном, ‒ говорит старший, кладя трубку. – Когда он позвонил мне, он был в ярости. Сказал, что ты угрожал ему пистолетом. Чимин кивает. ‒ Мне не нравится, когда меня недооценивают. ‒ Он просил меня наказать тебя. ‒ Каков был Ваш ответ? ‒ Я сказал ему, что нажал бы на спусковой крючок. На этот раз Чимин не может контролировать уголки своего рта, и губы расползаются в улыбке. Может, он не так уж плох в своей работе, может, у него получится. Все, что ему нужно, ‒ это немного уверенности, и он сможет закончить это. Услышав, что дверь открывается, он вскакивает на ноги. Его улыбка увядает, когда он видит, что Юнги не может даже ходить самостоятельно: он опустил голову, позволяя незнакомцу затащить его. ‒ Ю-юнги? ‒ Юнги слегка приподнимает голову, но из-под растрепанных волос лица не видно. Чимину необходимо посмотреть в его глаза, чтобы понять, что он в порядке. ‒ Что Вы с ним сделали? ‒ Никто и пальцем не прикоснулся к нему, ‒ объясняет Чо, поднимаясь со стула, чтобы подойти к Чимину. ‒ Он просто устал. Думаю, он не спал последние 72 часа. Чимин был просто смешон, раз думал, что у него самый дерьмовый отец. По крайней мере, его отец стал сумасшедшим ублюдком из‒за дурацкого спирта, разъевшего его мозг, но отец Юнги был сумасшедшим ублюдком и без спирта. Чо помещает сигару между большим и указательным пальцами, прежде чем протянуть другую руку для рукопожатия. ‒ У тебя есть яйца, мальчик. Чимин крепко пожимает ему руку. ‒ Благодарю Вас, господин Чо. В следующее мгновение он чувствует что-то вроде боли, как будто его кожу обжигает пламя. Надрывный крик, вырывающийся из его горла, заставляет Юнги попытаться двигаться самостоятельно, но ноги отказывают ему, и он падает на твердый пол с тяжелым стуком. Чимин не может оторвать глаз от сигары, прижатой к тыльной стороне его ладони. Несмотря на все усилия, ему никак не удается ослабить хватку старшего. Чо отпускает его руку, однако сразу же пинает в голень. Чимин падает, прижимая руку к груди. Боль терпима, но к горлу подступает страх. Его тело хочет либо быстро убежать, спасая свою жизнь, либо найти оружие, но вместо этого он продолжает наблюдать за каждым движением Чо с широко раскрытыми глазами. Мужчина небрежно отбрасывает сигару и поднимает голову Юнги за челку. ‒ Твой до хрена умный парень думает, что может жестко играть и я буду ему отсасывать, ‒ он неодобрительно приподнимает бровь и оглядывается на Чимина, держащегося за пораненную руку, которого колбасит на полу. Вот они... все невысказанные эмоции: страх, тревога, слабость. Рот Юнги открывается и закрывается несколько раз, прежде чем он, наконец, начинает говорить, морщась от сухости во рту: ‒ П‒пожалуйста. М... мне очень жаль. Чо выпускает холодный смешок. ‒ Что Вы там говорили об ответственности за свои действия, господин Пак? ‒ он отпускает Юнги и встает перед Чимином. ‒ Почему ты позволяешь моему сыну извиняться за тебя? ‒ он поднимает руку и со всей силы ударяет его по лицу. Чимин стонет от боли и заваливается на бок, оглушенный ударом. – Извинись. Чимин просто держится за голову и мычит. Это еще больнее ожога ‒ так много гордости, так мало власти. Чо прищелкивает языком: ‒ Ты должен знать свое место, малыш. Ты не можешь бегать, если не умеешь ходить. Таким людям, как ты, лучше ползать, так хоть безопаснее будет. ‒ П-папа, прости меня. Это м-моя вина. В любом случае это я объявил ему войну. Все это моя вина, только... только не причиняй ему вреда. Чимин видит, как трудно Юнги оставаться в сознании и тем более говорить, но он пытается спасти его. ‒ Извинись, ‒ приказывает мужчина, тяжело наступая ногой на плечо Юнги, продолжая смотреть на испуганного Чимина. После очередного удара в бок Юнги, Чимин чуть ли не кричит, забывая о собственной боли. ‒ Прекратите! ‒ Извинись, ‒ требование сопровождается более резким ударом в живот Юнги. ‒ Хорошо, хорошо, извините, ‒ Чимин заикается, надеясь, что теперь этот человек перестанет трогать Юнги. Но Чо лишь ударяет сына в скулу, отчего на его лице уже зацветает синяк. ‒ Это все, на что ты способен? ‒ Извините... извините меня. Прошу. Извините, ‒ он задыхается, а на глазах выступают слезы. ‒ Мне очень жаль. Мужчина не останавливается, несмотря на то, что Чимин продолжает повторять одно и то же. Юнги смотрит с болью, Чимину тоже больно, но он ничего не может сделать. Это его вина. Во всем виноват он сам. ‒ На колени. Извинись как следует. Чимин ненавидит себя за то, что сдается так легко, но Юнги больно, и если Чо не остановится, то он разревется. Сжав пальцы в кулак, Чимин встает на колени и опускает голову, уставившись на ботинки Чо. ‒ Мне очень жаль. Пожалуйста, господин, прошу, простите меня. Извините. Мне ужасно жаль. Чимин снова ощущает себя маленьким, бессильным, беспомощным, будто он опять прячется в шкафу, слушая рыдания брата, или будто отец опять пришел домой и изнасиловал его, а он вынужден терпеть любые чудовищные издевательства, или будто он опять сидит в одиночке вторую неделю, моля о смерти, или будто он опять с Му… Бля. ‒ Значит, мой сын объявил ему войну, а ты убил. Так получается? ‒ спрашивает Чо, потирая костяшки пальцев другой руки. Чимин медленно кивает. – Убийственная пара, созданная на небесах. ‒ Простите меня. ‒ Не извиняйся за то, что убил его. Вы правы, господин Пак, я не должен был нарушать свои собственные правила, ‒ Чимин осмеливается поднять глаза, а на его лице отражается мимолетная ложная надежда, что все наконец закончилось. ‒ Это было неправильно с моей стороны, и я прошу прощения за это. Жаль, что Му пришлось заплатить за мое решение, но разве семья не нужна, чтобы прикрывать друг другу задницы? Однако его смерть не была напрасной. Я обменял вас всех на огромную сделку ради лучшего будущего для Немезиды. Ладно, я причинил тебе боль, ты убил моего племянника, я думаю, мы квиты, ‒ Чо замолкает на несколько секунд, изучая двух парней у своих ног. ‒ Но ты ведь на коленях не за убийство? Тебя наказывают за неуважение ко мне, за то, что ты думаешь, что можешь играть со мной прямо в моем кабинете. Чимин поднимает руку и прижимает костяшки пальцев к глазам, желая остановить зарождающиеся слезы. Он не собирается плакать перед этим человеком. Он не собирается падать еще ниже. ‒ Отныне я буду следовать собственным правилам. А знаете ли вы, господин Пак, какое третье правило в этом доме? ‒ Н‒нет, господин. ‒ Шлюха, домашнее животное, подружка, жена, партнер или что бы ты ни приволок в этот дом, ‒ ты должен взять на себя ответственность за все это. Вот почему ты будешь сидеть там, где сидишь, как хороший мальчик, и смотреть, как Юнги расплачивается за ошибку своей игрушки. Чимину остается лишь свернуться калачиком и прислониться спиной к деревянному столу, наблюдая за беспрерывными ударами, обрушивающимися на тело Юнги. Руки, ноги, спина, везде... и ему приходится дергать себя за волосы, чтобы сдержать крики, кусать себя за щеку, чтобы проглотить слезы. А Юнги больно... очень больно, однако он смотрит ему в глаза и шепчет «Все хорошо, малыш, все хорошо». Чимин знает, что он идиот. В тюрьме, под защитой Юнги, он забыл, как грозен и жесток реальный мир за пределами камеры. Он почти забыл, что люди за пределами тюрьмы ‒ это не простые бандиты и мелкие отвратительные преступники, а мафия, занимающаяся организованной преступностью. Смотреть на это больно, больнее, чем быть избитым самому, но Чимин заставляет свои глаза смотреть, потому что он должен помнить, что произойдет, если он оступится, он должен понимать, что в следующий раз это закончится не ожогом или переломами, а пулей в черепе. Он должен осознавать, что в этой жизни иногда приходится опускаться на колени, чтобы сохранить голову, и если он хочет сделать что-то хорошее для страны, для людей, которые страдают от рук этой мафии, он должен отбросить собственную гордость. Наконец, все кончено, и дрожащее тело Юнги оставляют в покое. Чимин благодарит за это несмотря на желание разорвать всем тут глотки. ‒ Сокджин все еще снаружи? – спрашивает Чо охранника, запыхавшись от нетрадиционных упражнений. ‒ Скажи ему, пусть отвезет их домой. Чимин практически ползет к Юнги, когда двое мужчин выходят из комнаты, и медленно проводит рукой по потным волосам. ‒ Ю-юнги? Ответа нет. Только прерывистое хныканье. Он не знает, что делать, потому что слишком боится прикоснуться к нему и причинить еще больший вред. ‒ Помоги мне поднять его. Чимин чуть не плачет, когда слышит знакомый голос Сокджина, и хватает старшего за запястье. ‒ Он... он не отвечает. ‒ С ним все будет в порядке. Помоги мне отвезти его домой. ‒ Мы не можем сдвинуть его с места, ‒ Чимин протестующе качает головой. ‒ Неизвестно, сломал ли он что-нибудь. ‒ Поверь мне, с костями у него все в порядке, ‒ успокаивает Сокджин, обнимая Юнги за шею и пытаясь поднять его. Чимин берет его за другую руку. ‒ Нас всех учили бить туда, где больнее всего, не причиняя слишком большого вреда. Чимин не знает, должен ли он чувствовать облегчение от этого. ‒ Что случилось? ‒ спрашивает Сокджин, слегка задыхаясь под тяжестью тела Юнги. ‒ Э... это была моя вина, ‒ шепчет Чимин. ‒ Я... я спровоцировал, и он набросился на Юнги, чтобы проучить меня. Старший вздыхает, когда им удается вытащить Юнги из здания. ‒ Что бы ты ни сделал, это заставило его наказать Юнги всего лишь быстрым избиением. Ты поступил правильно. Всяко лучше сраного подвала. Чимин хочет спросить его, что происходит в подвале, но вид перед ним заставляет его непроизвольно ахнуть и остановиться. Сокджин ругается себе под нос и бурчит с самой фальшивой улыбкой, которую Чимин когда‒либо видел: ‒ Это Шиндон. Старший брат Юнги. Никогда не связывайся с ним, если меня нет рядом. Но Чимину наплевать на еще одного ебучего члена семьи Юнги, особенно когда рядом с ним идет слишком знакомое лицо. Симпатичный офицер, которого он не ожидал здесь встретить. Тэмин даже не удостоил его взглядом, занятый знакомством с Сокджином. ‒ Ооо, мой маленький братик. Кто это сделал? – сюсюкает Шиндон, и этого Чимину достаточно, чтобы возненавидеть этого человека. Сокджин только пожимает плечами, отказываясь отвечать. – Бедняжка, ‒ он смотрит на Чимина с широкой улыбкой. ‒ Позаботься о нем ради меня, ладно? Чимин кивает головой. ‒ Конечно, господин. ‒ Брось, Чимин, я чувствую себя старым, ‒ он протягивает руку, чтобы взъерошить волосы Чимина, и вкус железа становится сильнее во рту младшего. ‒ Зови меня хен. ‒ Конечно, хен. Шиндон снова сосредотачивает свое внимание на Сокджине. ‒ Не мог бы ты вернуться сюда сегодня вечером? Нам нужно обсудить новый контейнер из Таиланда. ‒ Я могу отвезти их домой, если вы заняты, господин, ‒ резко вмешивается Тэмин, и Чимин съеживается от вежливости в его тоне. На самом деле Тэмин был известным бунтарем в отделе, не обращавшим внимания на звания и болтающим языком так, как ему заблагорассудится. ‒ Я все равно собирался уезжать. ‒ Было бы замечательно, ‒ Чимин заговорил прежде, чем Сокджин успел возразить, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Сокджин колеблется, оглядывая Тэмина с головы до ног, оценивая и не говоря ни слова. ‒ Он полицейский, Сокджин. Ему можно доверять, ‒ Шиндон прыскает от собственной шутки. Как иронично.***
‒ Прости, ‒ Чонгук не знает, за что он извиняется. Его извинения и раньше не работали, но вот он снова произносит эти слова, как только они входят в его комнату. ‒ Чонгук, если ты из‒за… ‒ Нет, послушай меня, ‒ перебивает Чонгук, делая глубокий вдох. ‒ Нам нужно поговорить. Мне нужно с тобой поговорить. И ты должен меня выслушать. Послушай меня хоть раз, Тэхен. Всего раз, ‒ Чонгуку от страха кажется, будто его лицо накрыли подушкой и начали душить. ‒ Прости, что я врал тебе. Он до чертиков боится быть отвергнутым опять. Если Тэхен снова уйдет, он умрет. ‒ Извинения приняты. Теперь я могу уйти? ‒ Тэхен скрещивает руки на груди и щурится. ‒ Ты можешь хоть на секунду перестать придуриваться и выслушать меня? ‒ огрызается Чонгук. Он замечает тень шока на лице Тэхена – хотя Тэхен знаком с колючим состоянием Чонгука и видел его много раз, оно никогда не было направлено в его сторону. ‒ Меня изнасиловали, Тэхен. Изнасиловали. Я знаю, что ты не понимаешь, каково это, так что позволь мне рассказать тебе. Это заставляет тебя хотеть умереть. И вот появился ты и пообещал мне дивный новый мир. Я не хотел потерять его. Поэтому я врал. Мне жаль, что я не верил в твою любовь, потому что... потому что я... Тэхен, я не мог... не мог поверить, что такой мужчина, как ты, может хотеть меня не только из-за… ‒ Секса, ‒ заканчивает фразу Тэхен. Чонгук видит явную боль на его лице, но он больше не собирается лгать, даже если правда режет, словно лезвие. ‒ Я же говорил, что люблю тебя. ‒ А я тебе не верил. Потому что... ‒ он глубоко вздыхает. ‒ Ты герой, а я... я просто... я ‒ это я, ‒ слова затухают до шепота. От этого у Тэхена сжимается сердце, а ногти до боли вжимаются в ладони. ‒ Почему же ты хочешь меня? ‒ Ты сам это сказал, ‒ тихо говорит Тэхен. ‒ Потому что ты ‒ это ты. Восхитительный человек с прекрасной душой. Как я могу не хотеть тебя? ‒ Чонгук поджимает губы. Одна-единственная слеза скатывается по щеке. ‒ А я всего лишь серийный убийца. Почему его мальчик так недооценивает себя? ‒ Я... я просто хотел сделать тебя счастливым, ‒ Чонгук шмыгает носом, вытирая щеки тыльной стороной ладони, когда по его лицу стекает еще одна слеза. ‒ Я думал, что если сделаю то, что ты хочешь, то ты будешь счастлив. ‒ Как может насилие над тобой сделать меня счастливым? Это больно, Чонгук. Очень. ‒ Это не было насилием. Ты никогда не заставлял меня, я делал это, потому что хотел. Я никогда... ладно, не скажу, что никогда не чувствовал себя плохо, но я никогда не чувствовал, что меня насилуют. Тэхен зарывается пальцами в волосы, раздраженно вздыхает и садится на кровать. Почему Чонгук не может понять, что это неправильно? ‒ Просто... ‒ продолжает Чонгук едва слышным шепотом. ‒ Скажи мне... ты все еще любишь меня? ‒ молчание затягивается. Тэхен не пытается нарушить его и сидит, потупив взгляд, внезапно обнаружив что-то интересное на носках. ‒ Посмотри на меня, Тэ, ‒ просит Чонгук с откровенным отчаянием в голосе. Ему не нравится это молчание, ему не нравится, что Тэхен избегает его. Он встает перед ним, обхватывая его лицо и заставляя Тэхена подняться. Тот не сопротивляется, по-прежнему уткнувшись взглядом в пол. ‒ Я сказал, посмотри на меня, ‒ Тэхен корчится словно от боли, и Чонгук хочет поцелуем убрать это выражение с его лица. ‒ Пожалуйста, посмотри мне в глаза и скажи, что я тебе не нужен, и я клянусь богом, что перестану приставать к тебе. Тэхен поднимает глаза, плотно сжимая губы. Чонгук делает глубокий вдох. Он чувствует, как его сердце рикошетом отскакивает от грудной клетки, погрязая в тревоге. Глаза Тэхена, мерцающие оттенком сиены*, как всегда, будто произведение искусства. Чонгук боится, что не сможет снова увидеть эти звезды, если Тэхен произнесет хоть слово. Даже мысль об отказе заставляет его ощущать острую боль в груди, и он непроизвольно давится в слезах, хотя знает, что это грязная игра. Выражение лица Тэхена тут же сменяется на такую трепетную заботу, какую еще никто никогда не проявлял к нему. Это видно по тому, как глаза увеличиваются в пару раз, а губы слегка приоткрываются. ‒ Почему ты плачешь? Чонгук отпускает его лицо, чтобы вытереть слезы на своем. Это бесполезно, потому что новые моментально заменяют их. ‒ П‒потому что... больно, ‒ шмыгает он носом. ‒ Что болит, Чонгук? Черт возьми, перестань называть меня по имени. ‒ Я скучаю по тебе. Это всего лишь несколько простых слов. Тэхен машинально вытирает рукой лицо младшего ‒ ему не нравится, когда он плачет. ‒ Я скучаю по тебе, ‒ снова шепчет Чонгук. ‒ Я хочу тебя, ‒ добавляет он наклоняясь к ладони, обхватывающей его лицо, наслаждаясь мягкостью большого пальца Тэхена, ласкающего его щеку. ‒ Мне нужно, чтобы ты любил меня, Тэ. Не из-за защиты или чего-то в этом роде. Потому что... потому что я люблю тебя. Кажется, Тэхен впервые слышит, как Чонгук произносит эти слова. ‒ Я люблю тебя, ‒ повторяет Чонгук, протягивая руку и кладя ладонь на руку Тэхена. Он боится, что Тэхен может отступить и уйти. ‒ Не надо, ‒ шепчет Тэхен, но не пытается оттолкнуть руку или прервать их зрительный контакт. ‒ Почему? Дело не в Чонгуке. Дело только в нем. Впервые в жизни он настолько напуган. ‒ Я снова сделаю тебе больно. Чонгук медленно мотает головой: ‒ Ты любишь меня. В этих трех словах кроется гораздо большее: ты не сделаешь этого, я тебе доверяю, я все еще хочу тебя… Тэхен встает и кладет вторую руку на щеку Чонгука. Он смотрит на мокрые ресницы, слипающиеся при каждом моргании. ‒ А если я сделаю тебе больно, Чонгук? ‒ Давай не будем беспокоиться о том, чего не случится. ‒ Н‒но что, если… ‒ Тогда сгорим до тла, ‒ перебивает Чонгук, горько усмехаясь. ‒ Черт, Тэ, я скучал по тебе. Тэхен наклоняется ближе, чтобы прижаться губами к его влажным глазам и забрать его слезы. Возможно, ему следует перестать убегать от своих страхов. ‒ Кролик? Чонгук мычит в ответ. ‒ Я люблю тебя.***
Чимин отводит взгляд от полубессознательного Юнги и вопросительно смотрит на Тэмина через зеркало, когда тот останавливает машину. ‒ Думаю, надо принести ему что-нибудь поесть. Он вот-вот потеряет сознание, ‒ глухо предлагает Тэмин. Чимин изучает его несколько секунд, читая намерения по глазам. Несмотря на каменное лицо, Чимин знает, что он имеет в виду. ‒ Хорошо. Как только он собирается выйти из машины, дрожащие пальцы обхватывают его запястье. ‒ Н-не уходи, ‒ слова Юнги звучат невнятно. Он не жалуется, но Чимин знает, что ему очень больно. ‒ Малыш, это быстро, ‒ Чимин тянется, чтобы распутать хватку. Юнги слишком слаб, чтобы сопротивляться ему. Сердце екает от отчаянного стона старшего. ‒ Я просто… х-хочу домой. ‒ Господин, я не могу допустить, чтобы Вы умерли у меня на руках. Так что либо больница, либо еда. Юнги хмурится. На этот раз он цепляется за рубашку Чимина немного по-мальчишески бурчит. Чимин на мгновение задумывается, что могло сделать такого человека, как Юнги, столь прилипчивым. ‒ До дома еще час. Ты же понимаешь, что я желаю тебе только лучшего? Лицо Юнги вытягивается так неожиданно, что Чимин уже готовится к рыданиям, но старший резко вздыхает и еще крепче сжимает уже закрытые глаза, не собираясь сдаваться. ‒ Ладно. Дай ему мою карту. Но ты останешься со мной. ‒ Малыш, у тебя нет кошелька, а у меня только бумажник Сокджина, и я не собираюсь отдавать его кредитную карточку гребаному копу, ‒ строго говорит Чимин. ‒ Обещаю, что скоро вернусь, ‒ он нежно чмокает его в щеку и мягко заставляет отпустить рубашку, чувствуя себя неуютно под тяжелым взглядом Тэмина. Чимин выходит из машины прежде, чем Юнги находит другой способ остановить его. Он чувствует себя виноватым за то, что оставил его одного в таком хрупком и измученном виде, но у него нет выбора. Идя рядом с Тэмином, он изо всех сил сдерживается, чтобы не кинуться на старшего, не взять его за руку и не потребовать привычных объятий. Юнги может заметить. ‒ Как это получилось? ‒ спрашивает он, когда они встают в очередь. ‒ Ты и Шиндон. ‒ Просто. Он идиот, ‒ отвечает Тэмин, бросая быстрый взгляд на машину. ‒ Я позвонил ему по личному номеру и сказал, кто я и что я спасу его драгоценные контейнеры от полицейских рейдов за определенную плату. Сначала он сказал мне отвалить, но когда шеф урвал его партию АК‒47, он сам позвонил мне и удвоил плату. ‒ Иногда я ненавижу тебя за то, что ты слишком хорошо справляешься со своей работой, ‒ бормочет Чимин. По правде говоря, он и подумать не мог, что Тэмин зайдет настолько далеко, легко подобравшись к любимому сыну Чо. ‒ Пятьдесят миллионов вон за два слова: сегодня вечером, ‒ говорит Тэмин. ‒ Блин. Я получаю меньше за то, что целый год ношусь по городу, ‒ он неодобрительно прищелкивает языком. ‒ Так что между тобой и Мином? Чимин пожимает плечами, теребя в руке черную карту. ‒ Думаю, он любит меня, ‒ Чимин делает все, чтобы вывернуть разговор на Юнги, потому что никто не должен знать, насколько глубоко он сам увяз в этом дерьме. ‒ Есть интересная информация? ‒ Просто скажи шефу, что сделка с Чжэньли Хуаном прошла хорошо и что отец Юнги – мудак, ‒ Тэмин едва не фыркает при этих словах. ‒ А еще тот серийный убийца, которого я упоминал на днях, вышел, так что тебе лучше не спускать с него глаз. У вас есть что-нибудь на него? ‒ Ни хера, ‒ стонет он. ‒ Продолжайте копать. Я знаю, что он все еще убивает. Не так давно он безжалостно убил молодого парнишку. Он умер на мне, хен, ‒ Чимин делает глубокий вдох и медленно выдыхает. ‒ Черт... я до сих пор вижу его глаза во сне. ‒ Позволь мне разобраться с Ви, ладно? Сосредоточься на Мине и его тайнике с записями камер. ‒ Его чем? ‒ Шеф сказал, что у Мина есть записи, которые могут пригодиться для операции. Он хочет, чтобы ты их нашел. Чимин хмурится, пытаясь отыскать в своем мозгу хоть что-нибудь, связанное с этим. ‒ По-моему, у него их нет, ‒ он поворачивает голову, чтобы посмотреть на машину, но не может разглядеть Юнги из-за тонированного стекла. – Обычно все хранится у Сокджина... почти все. Юнги только приказывает. Хотя... Сокджин тоже. Я до сих пор не знаю, как они работают. ‒ Шеф был уверен. Должно что-то быть. Наконец, добравшись до кассы, Чимин заказывает десять разных сэндвичей и напитков, не зная, что любит Юнги. Он никогда не видел, чтобы он ел. Оплачивая заказ черной картой Сокджина, он задумывается, что произойдет, если он опустошит счет, возьмет Сок-и хена за под руку и убежит. ‒ Я не знаю, что делаю, ‒ признается Чимин, глядя на Тэмина и вспоминая времена, когда он мог легко вцепиться в старшего и скулить до тех пор, пока тот не бросит свою работу, чтобы помочь ему с делом или взяться за трудный допрос вместо него. ‒ Все хорошо, потому что я знаю, что ты поступаешь правильно. Лежа на кровати, а не на тюремном матрасе, и обхватив руками Тэхена, Чонгук чувствует себя как никогда счастливым. Он прижимает голову к груди старшего, сплетает их ноги и слушает биение его сердца. Они дышат в унисон. Тэхен прижимает его к себе, проводит пальцами по его волосам и дергает их, как любит Чонгук. Они так и сидят в темноте комнаты, вспоминая, каково это ‒ быть вместе, в тепле, в уюте. ‒ Прости, ‒ шепчет Тэхен, наконец нарушая тишину, уткнувшись носом в макушку младшего. ‒ За что? ‒ тихо спрашивает Чонгук. ‒ За то, что причинил тебе боль. ‒ Ты не должен извиняться. Не то чтобы я это прям ненавидел, ‒ Чонгук немного приподнимается, чтобы посмотреть на лицо старшего. В темноте трудно разобрать выражение его лица. ‒ Я был... я был скорее расстроен, потому что думал... думал, что я тебе не нравлюсь и что то, что мы делали, не было основано на любви. ‒ Расскажи мне об всем, что тебе не нравилось, ‒ умудряется докопаться Тэхен. Он знает, что это еще больше ранит его сердце, но он должен знать. ‒ Я же говорю, я просто подумал, что… ‒ Если мы хотим, чтобы наши отношения работали, нам нужно лучше узнать друг друга, ‒ не дает договорить Тэхен, серьезно глядя ему в глаза. ‒ Мне нужно знать, где проходит черта, ‒ Чонгук колеблется, покусывая нижнюю губу. ‒ Возможно, ты не знаешь, но мне необязательно быть психопатом, чтобы мой член нормально функционировал. Так что будь честен со мной, Куки. ‒ Я... я не люблю кровь и… ‒ Все в порядке, милый. Не торопись. ‒ И я не люблю нож и... и я знаю, что это я просил тебя, но... но, пожалуйста, никогда не оставляй меня, несмотря ни на что, ‒ он вздрагивает, непроизвольно сжимая руку старшего. Тэхен слегка приподнимает голову, чтобы поцеловать его в кончик носа: ‒ Обещаю. ‒ И мне понравилось, когда ... когда ты связал мне руки, ‒ бормочет Чонгук и прячет лицо в изгибе шеи старшего, внезапно ощущая, что его щеки начинают гореть. Смех Тэхена очарователен, хочется записать его и слушать снова и снова. ‒ Я не возражаю, если ты будешь немного... немного груб. ‒ Я никогда не считал тебя застенчивым человеком, ‒ улыбается Тэхен, поддразнивая, сморщив нос и уткнувшись им в мягкие волосы. ‒ Ну да, ‒ тянет Чонгук, все еще пряча лицо. ‒ Так наручники или веревка? ‒ ухмылка Тэхена становится шире, когда он чувствует, как на шее теплеют щеки Чонгука. ‒ Как насчет лент? А еще есть замечательные кольца… Чонгук чуть ли не подпрыгивает, хлопая старшего по груди, чтобы тот замолчал. ‒ Я думал, что ты можешь обойтись без психопатских штук. ‒ Цепи? ‒ Хватит, ‒ Чонгук скулит, но не может сдержать улыбки от горящего взгляда Тэхена. ‒ Зажимы для сосков? ‒ Я откушу тебе член, если ты не заткнешься. ‒ Ты не можешь, он тебе слишком нравится. ‒ Напомни мне еще раз, почему я люблю тебя? – дуется Чонгук. ‒ Потому что я сказочный и красивый. И Чонгук знает, что он никогда не сможет сопротивляться счастливому Тэхену. ‒ Это правда, ‒ говорит он, прежде чем сомкнуть их губы в пламенном и страстном поцелуе, не находя другого способа заткнуть ему рот. Блядь. На самом деле, не имеет значения, кто такой Тэхен и что он делает, он просто хочет, чтобы это никогда не кончалось, потому что он до безумия влюблен. Прим.пер.: сиена ‒ природный железоокисный жёлто-коричневый пигмент, разновидность охры.