***
Первое, что бросается Чимину в глаза после пробуждения от грохота и шороха, – пустая половина кровати. Прошлой ночью Юнги заснул в его объятиях. На то, чтобы съесть половину сэндвича, ушла вся поездка. Парень был слишком измучен, чтобы держать глаза открытыми, не говоря уже о способности самостоятельно поесть, так что Чимину пришлось положить его голову на свое плечо и удерживать сэндвич, пока Юнги медленно прожевывал его. В иной ситуации он нашел бы это зрелище милым, но тогда он думал лишь о боли, которую приходится переносить старшему. Даже чтобы завести его в квартиру, понадобилась помощь Тэхена и Намджуна, потому что он не мог идти самостоятельно. И вот когда они положили Юнги на кровать, он наконец крепко обнял его и заснул, поэтому Чимин решил остаться на ночь с ним, послав короткое сообщение Хосоку. Чимин хмурится и заставляет себя разлепить глаза, когда в уши бьет поток ругательств. В сумраке где-то в другом углу комнаты виднеется спина Юнги, обыскивающего гигантскую настенную полку. Чимину цель его действий пока непонятна. Он садится и трет глаза костяшками пальцев, выжидая несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. – Юнги? Старший, похоже, ничего не замечает, поэтому Чимин встает и волочит свои тяжелые ноги прямиком к нему. Наверняка прошло не больше трех часов с тех пор, как они вернулись, - снаружи все еще темно. – Юнги? - крикнул он чуть громче и осторожно положил руку ему на плечо. - Малыш, что ты делаешь? - мышцы Юнги напряглись на пару мгновений, прежде чем расслабиться под его прикосновением. Чимин чувствует его нервозность. - Зачем ты встал с постели? Чимин смотрит ему в глаза, когда тот поворачивается к нему. – Я... я искал вот это, - он кажется запыхавшимся, как будто в легких закончился весь воздух. Чимин опускает глаза, но видит лишь кучу разноцветных свечей. Он уже очень давно не видел Юнги с этими штуками. Месяц, если быть точным. – Юнги, тебе нужно отдохнуть. Чимин наблюдает, как старший подходит к столу, небрежно смахивая с него все быстрым движением руки, и ставит туда свечи, в ужасе хватаясь за волосы, будто он столкнулся с самой большой проблемой в жизни. Чимин готов поклясться, что никогда не видел его таким нервным и напряженным. Даже его дыхание получается прерывистым, затрудненным, как при панической атаке. - Я не могу найти эти дурацкие спички. – У меня есть зажигалка, - предлагает Чимин, принявшись грызть нижнюю губу. – Нет-нет, никаких зажигалок. Черт возьми. Спичка... - шипит он и крепче сжимает руку, словно боль в голове - единственное, что может удержать его на ногах. - Мне нужна гребаная спичка, нужна... спичка. – Хорошо, малыш, хорошо, - тихо успокаивает Чимин, не глядя на трясующуюся фигуру Юнги. - Просто дыши, и я найду все, что тебе нужно. Ладно? – Она мне нужна, Чимин. Ты не понимаешь. Она... мне нужна. Найти коробок спичек совсем не сложно – Юнги хранит его с остальными свечами. Чимин хватает его и быстро возвращается к парню, обвивая его за запястье и помещая коробок в ладонь. - Вот, малыш. Это немного успокаивает мужчину, и он опускает руку, наконец оставляя в покое волосы, однако продолжает дрожать, прерывисто дыша. Чимин задается вопросом, что заставило Юнги так нервничать, однако он понимает, что сейчас Юнги крайне уязвим и использовать человека, отчаянно пытающегося зацепиться за что-нибудь, лишь бы не утонуть, неправильно и негуманно. Когда парень вытаскивает спичку из коробка, Чимин обхватывает его лицо ладонями и мягко заставляет встретиться с ним взглядом. – Малыш? Юнги не сопротивляется и тупо смотрит на него. Чимин никогда не видел его таким: отчаявшимся и, возможно, немного испуганным. – Поиграй со мной. – А? – Я же говорил тебе тогда в церкви, - объясняет Чимин, одной рукой расстегивая рубашку, - когда придет подходящее время, я хочу поиграть. Думаю, оно наступило сейчас. Он видит нерешительность на лице старшего, то, как тот открывает рот, но не произносит ни слова и поднимает руку, чтобы ухватиться за пуговицу. – Чими-ин, я не думаю, что это хорошая идея, - говорит он, но Чимин по глазам видит, что он тоже этого хочет. - Я... я никогда ни с кем этого не делал. Чимин улыбается и наклоняется, чтобы легко поцеловать его в холодные губы, - даже они дрожат. - Все будет хорошо. – Я не хочу причинять тебе боль. – Ты и не будешь, - успокаивает Чимин, продолжая расстегивать рубашку. - Если что-то случится, я остановлю. Тебе не о чем беспокоиться. Я хочу помочь тебе почувствовать себя лучше. Юнги замирает, размышляя, а Чимин ощущает странное покалывание в груди. Никто никогда не думал о его чувствах. Старший сам на грани срыва, но все, что его волнует - это безопасность Чимина. Такого же, как он, больше не будет. – Давай, малыш, помоги мне. Кивка и глаз-полумесяцев достаточно для того, чтобы растопить Юнги. Чимин стоит неподвижно и позволяет мужчине раздеть себя, снова оказываясь обнаженным перед полностью одетым старшим. По крайней мере, в темноте не заметно, как сильно он покраснел. Когда Юнги уговаривает его лечь спиной на голый пол, из горла внезапно вырывается шипение – поверхность холодит его горячую кожу. Юнги извиняется и объясняет, что это для их безопасности, чтобы ничего не загорелось, если случайно упадет свеча. Юнги невероятно заботливый, нежный, мягкий, и сердце замирает даже от самого легкого прикосновения. Интересно, как бы сложилась их судьба, если бы они встретились при других обстоятельствах: дождливой ночью, когда кто-то из них протянул бы зонтик промокшему незнакомцу? Ранним утром в кафе, где он влюбился бы в маленького бариста. Или если бы он преследовал преступника и случайно столкнулся с Юнги, опрокинув на его рубашку кофе, который тот держал в руке. Они могли бы быть счастливы. Он наблюдает, как Юнги зажимает спичку указательным и большим пальцами, чиркая ею по коробку с характерным звуком, за которым следует приятный запах двуокиси серы. Старший поджигает синюю свечу, отдающую лавандовым ароматом, заглушающим остальные запахи. Юнги бросает обгоревшую спичку и поднимает руки Чимина над головой, нежно целуя его в кончик носа. – Не двигайся, малыш. Чимин кивает, не отрывая взгляда от лужицы воска, собирающейся под крошечным пламенем. Юнги высоко заносит свечу, слегка ее наклоняя. Чимин выгибается и раскрывает губы в беззвучном вздохе еще до того, как замечает боль. – Ты в порядке? - голос Юнги полон беспокойства, и даже без взгляда на него можно представить его блестящие широко раскрытые глаза и надутые губы. – Я... я чувствую себя... - Чимин делает паузу и глубоко вздыхает. Боль длится недолго, меньше секунды, - потрясающе. Юнги улыбается и наклоняет свечу уже более дерзко. Жгучая боль разливается по груди. На этот раз Чимин не двигается, а просто закрывает глаза и сосредотачивается на ощущении. Это чудесное жжение, больше похожее на то, будто кто-то натирает огрубевшую кожу. Он шипит, когда горячая жидкость начинает пощипывать внизу живота, после чего Юнги проходится вязкой полоской вверх по груди, останавливаясь выше левого соска. – Не двигайся. Не хочу, чтобы ты пострадал, - предупреждает Юнги, и Чимин открывает глаза, обнаруживая возвышающуюся на своей груди голубую свечу, поддерживаемую затвердевшим воском. Снова чирканье и двуокись серы, сопровождаемая ароматом вишни. Юнги позволяет прогореть свече пару секунд, прежде чем повторить предыдущие действия. Капли линиями расстилаются по его животу и груди, соединяясь с синим рисунком под соском. Следующая свеча черная, и, несмотря на жжение, Чимин заметно расслабляется от густого янтарного* аромата. Он успокаивает, согревает. Несколько капель на грудь. Еще больше на прессе. Боль чудесно щиплет кожу. От вида спокойного Юнги уголки губ Чимина слабо приподнимаются – хмурый взгляд исчез, его не трясет, и теперь его хочется лишь поцеловать в эти пухлые губы. – Ю-юнги, – зовет он, когда старший размещает свечу около других. Эту он ставит на нижнем ребре. Юнги хмыкает в ответ, поднимая еще одну красную свечу. – Поцелуй меня. Сосредоточенное лицо Юнги расплывается в искренней улыбке, оголяющей десны и зубы, которую Чимин любит и обожает, а затем старший захватывает его рот в целомудренном поцелуе, от которого Чимин чувствует новый прилив тепла по всему телу, более горячего, нежели тепло от воска. – Я так люблю тебя, – шепчет Юнги ему в рот, прерывая поцелуй и продолжая то, что он делал. Чимин не знает, как это вышло. Юнги должен был быть... задачей? Делом? Чудовищем? Сейчас и не вспомнить своих ожиданий перед операцией. По правде говоря, он никогда не слышал о Мин Юнги до того, как Квон рассказал ему о нем. Он слышал о Киме и пару раз о Чо. Он толком не помнит этих случаев, потому что все быстро разрешалось и о них все забывали. К тому же то были не его дела. Он лишь слышал эти имена в отделе. Но о Мине никогда не слышал. Так что же он знал, кроме того, что сказал ему Квон? Чимин наблюдает за тенями, танцующими на стенах, а затем скользит взглядом вниз по телу. Пять длинных толстых свечей продолжают капать теплом на его кожу. Он знает, что Юнги нравится эта игра именно из-за разноцветие красок, он успокаивается, когда использует его тело в качестве чистого холста, превращая его в картину, благодаря чему Чимин чувствует себя эксклюзивным творением, это волшебно. Но вот самого Чимина привлекает огонь, который всегда воспламенял в нем нечто странное… Огонь прекрасен... такой сильный и яркий, что ни одна тень не осмелится приблизиться к нему... величественно горит и манит своим теплом. Завораживает всех своей изысканной и эстетической красотой, но никто никогда не сможет приблизиться к нему из-за его разрушительной и неукротимой природы. Стоит подойти слишком близко, и он тотчас переменится в настроении, начав огрызаться и кусаться. – У тебя встал… Чимин смотрит вниз. Он даже не заметил, слишком увлекшись болью, пламенем и чудесной влагой, растекшейся на теле. Тихое «ох» – это все, что он может сказать. Это не серьезное возбуждение, просто небольшой интерес, вызванный болью. – Позволь мне... – говорит Юнги, прежде чем обхватить ртом его член. Чимину приходится прикусить губу и впиться ногтями в ладони, чтобы не выгнуться от прикосновения, потому что, блин, это приятно, но свечи все еще горят, а воск капает на кожу. Мерцающие огоньки напоминают ему, что неосторожного движения достаточно, чтобы разрушить всю картину. Юнги проводит языком и заглатывает глубже, пока головка не упирается в горло. Вот теперь у Чимина действительно встал, тихие стоны удовольствия слетают с его губ, пока он пытается вернуть контроль над телом. Он может лишь закрыть глаза и откинуть голову назад, тяжело дыша, пока его ноги продолжают ерзать. Чудовище, демон, шинигами, дуллахан, бессердечный сукин сын, который разрушил множество жизней и разбил семьи, сумасшедший психопат, окрасивший улицы в алый… Чимин все это слышал… Но… – Ч-черт, Юнги, я... я сейчас кончу, - всхлипывает он, чувствуя знакомое тепло под пупком. Юнги немедленно отстраняется, обхватывая член Чимина рукой, скользя ей вверх и вниз по стволу. Всего несколько секунд, и горячая, густая сперма струится по животу, присоединяясь к мраморному шедевру Юнги. Юнги зарывается другой рукой в потные волосы своего возлюбленного. – Как ты, любовь моя? Губы Чимина медленно размыкаются, но он молчит, не в силах отыскать подходящих слов, чтобы описать свои чувства. Это странно успокаивающее ощущение, как будто он парит в облаках, не сонный, но... как бы сказать... будто под кайфом? Юнги ложится на бок и кладет руку Чимину под голову. Тот поворачивается, чтобы посмотреть на него. Все, что он видит, – это человека, который слишком сильно его любит. Парень, который прыгнет в огонь, лишь бы он улыбнулся. Юнги смотрит на тающий воск, а Чимин смотрит на Юнги. Между ними воцаряется уютное молчание, которым он был готов наслаждаться вечно. Чимин знает, что хорошее не длится долго. Воск треснет, волшебство испарится, и все, что им останется – это разбитое сердце и боль. Он не знает, что будет с ним, когда взойдет солнце. Дадут ли ему выбор? Закончится ли это тем, что ему приставят пистолет ко лбу или кинут в тюрьму дорогих ему людей? Кто нажмет на спусковой крючок: Юнги или Сокджин? Или, может быть, Ви... Будет ли больно или они проявят милосердие и быстро покончат с этим? Чимин не знает. Но разве важно, что именно произойдет? Потому что сейчас ему наплевать на собственную жизнь. Хуже всего то, что... что бы ни случилось... Юнги в любом случае будет плакать.***
Сокджин сидит в кабинете Чо с зажатой между пальцев сигаретой, наблюдая за стариком, держащим свою сигару сомкнутыми губами, занятого чтением документов. По его мнению, досье крайне скудное: там нет практически ничего, чего он бы сам не знал о Чимине. Жизни до аварии будто не существовало. Хотя известна школа, в которую парень ходил, но информатор передал, что учителя даже не помнят его. Видимо, он был одним из тех нелюдимых товарищей, что сидят на задних партах, кутаясь в скрывающий лицо капюшон и наслаждаясь музыкой в наушниках, совершенно не парясь об отсутствии друзей и общения. Чо затягивается и смотрит на Сокджина. – Похоже, ты знаешь даже меньше, чем я. – Он словно призрак. – Где ты его откопал? – Это не я, все случайно вышло. Он спас Юнги, когда один из людей Мухеля попытался напасть на него. Ну и потом Ваш сын повел себя по-мудацки... ну, у мальчика весьма вспыльчивый характер… Чо хихикает. – Это точно. Признаюсь, я был очень удивлен. – Тогда-то Юнги и проникся к нему симпатией. Не могу винить его за это. Парнишка милый. Ну и понеслось… Чо хмыкает, снова уставившись на фотографию Чимина. Все кусочки настолько естественно состыковались друг с другом... точно так же, как когда Юнги пришел к нему... естественно. – Ты знал, что мальчишка наставил ствол на Чжэньли Хуана? – Что он сделал? – И он знает, как убивать. Скольких он уже убил? Троих? – он глубоко вдыхает дым. – Я помню, в каком ужасном состоянии ты был, когда впервые убил человека, Сокджин, и мне пришлось годами тренировать тебя, чтобы научить справляться с этим. Даже Юнги, моя родная кровь, до сих пор не смирился, а этот ребенок естественно выпрыгивает из ниоткуда. Он мне не нравится. Сокджин пожимает плечами, хитро улыбаясь. – Ви тоже естественно появился из ниоткуда, но он Вам нравится. - Он мне не нравится. Он психопат, – возражает Чо, постукивая сигарой по пепельнице. – У моего сына довольно странный вкус в выборе спутника жизни. - Ничего странного, ему нравятся хорошенькие мальчики. Чо вздыхает. Он всегда верил в свободу выбора и все такое дерьмо, но когда его собственная кровь и возможный наследник становится геем... ну, ему не может это понравиться. – Неважно, – бормочет он, закрывая папку. – Господин Чо, могу я задать вам один вопрос? – Сокджин продолжает разговор через несколько секунд, следя глазами за струйкой дыма, вьющейся над головой мужчины. Чо кивает ему. – Почему Вы попросили Мухеля напасть на Чимина? Я знаю, что Вы разозлились на Юнги за то, что он предал Ваше доверие, но... Но Вам не следовало... в смысле я не пытаюсь Вас отчитать, но Чимин еще ребенок. Чо кладет сигару в пепельницу и наклоняется вперед, положив руки на стол. – Ты думаешь, я сделал это, чтобы наказать Юнги? – Почему же еще? – Это не имеет никакого отношения к моему сыну. Я бы все равно это сделал, – тихо объясняет Чо. – Я заключил кое с кем соглашение. Думаю, что этот малыш связался не с теми людьми. – С кем? – Точно не знаю. Некоторые вещи лучше оставить, как они есть.***
Чимин просыпается со странным ощущением и морщит нос от щекотки. Он скулит и пытается вырваться, но тут что-то теплое и мягкое продолжает прижиматься к губам. Он резко открывает глаза. Все, что он может разглядеть, – это два черных счастливо светящихся шара. – Доброе утро, – шепчет ему в губы Юнги, снова целует его, а потом чмокает в нос и в лоб. Лучший способ проснуться. – Доброе утро, – приветствует он в ответ, смакуя любовь и ласку. Чимин оглядывает комнату. Под его голое тело подстелено одеяло, а под голову – мягкая подушка, но он все еще лежит на полу. Удивительно, как он не проснулся от дискомфорта. Состояние, в котором он провел ночь, было далеко не идеальным: обнаженный, весь в воске и сперме, да еще и на грубом полу, давление которого одеяло почти не смягчало. Тем не менее, никогда еще он не спал так хорошо. Ни кошмаров, ни печали, ни бессонницы, - ничего. Убаюкивающий островок тьмы. – Извини, я хотел перенести тебя на кровать, но... но я не смог поднять тебя. Чимин одаривает его сладкой улыбкой, пока старается принять сидячее положение. После вчерашнего жестокого избиения чудом является хотя бы то, что он в состоянии двигаться, так что об остальном и речи идти не может. – Как ты? – Думаю, нам обоим не помешает наведаться в спа. Чимин медленно расправляет плечи, пытаясь размять затекшие мышцы. В целом терпимо – ему не впервой спать на жестком полу. Сколько раз он часами лежал на холодном полу кухни или гостиной после диких издевательств отца… Хотелось бы расспросить Юнги и о травмах другого рода, тех, что довели его вчера ночью до истерики, но сейчас он улыбается, поэтому Чимин решает не портить ему настроение. На самом деле, прошлой ночью его тоже чуть не охватила паника, потому что никогда не видел Юнги настолько напуганным... настолько уязвимым и человечным. Потому что… - Чимин, прости меня. Внезапное извинение выдергивает младшего из его мыслей, и он в замешательстве таращится на старшего. Отсутствие вины на его лице делает ситуацию еще более странной. Он улыбается... нет, ухмыляется... какого хрена он ухмыляется во время извинений? – За что? – Надо было использовать масло для... ну... – он указывает на торс Чимина, и младший опускает глаза, чтобы рассмотреть мозаику из синего, красного и черного. Толстый слой воска покрывает его грудь и живот. Рисунок получился красивым... словно с картины… может, стоит попросить Юнги в следующий раз сфотографировать свое творение, потому что... потому что он не сможет жить с мыслью, что никогда больше это не увидит. Ему понадобится нечто большее, чем просто воспоминания. Он поднимает голову, чтобы снова посмотреть на Юнги, гадая, из-за чего он давится смехом. Наконец до него доходит. – Юнги, скажи мне, что ты знаешь, как это чистить. Улыбка Юнги становится еще шире. – Извини. – Ты шутишь? – Придется тебе так и ходить всю жизнь. – Это не смешно, Юнги, - хмурится Чимин, слегка шевеля руками, чтобы ухватиться за края подушки. - И что мне теперь делать? – Может быть, Тэхен сумеет их отскрести ножом. Он произносит это со столь серьезным лицом, что даже непонятно, шутка ли это. Нет, он определенно шутит, потому что он ни за что не позволит Тэхену прикоснуться к нему ножом. В качестве помощи или чего еще, но он ни капельки не доверяет этому парню. – Надеюсь, ты шутишь. – Или я могу попросить Намджуна. Он что-нибудь придумает. - Нет! – почти кричит Чимин, занося подушку над головой и обрушивая ее на Юнги. – Погугли, идиот, просто гугли! – вскакивает он, продолжая бить мужчину подушкой. Через пару мгновений вся его сердитость раскалывается о ласковый смех Юнги, и на ее место приходит расслабленная улыбка. Юнги использует эту возможность, чтобы вырвать подушку из его рук, отбросить ее в сторону и схватить мальчика за запястье. Чимин позволяет мужчине толкнуть его на пол, а затем нависает над ним, заводя его запястье за голову. – Малыш, больно. Чимин пожимает плечами. – Так тебе и надо! – Черт, малыш. Я так скучал по тебе.***
Когда Чонгук отпускает руку Тэхена, несясь к белому ограждению под крики старшего «осторожней!», через непроизвольно открытые губы прорывается пораженный писк. Он немного расстроился, когда Тэхен сказал, что собирается устроить им свидание, и повез за город, минуя башню Намсан и роскошные рестораны в Каннаме. Но это... черт, это безумие какое-то. Чонгук никогда не видел лошадей вживую. Он руками впивается в деревянную изгородь, а глазами в саму Принцессу. Ее золотисто-каштановый покров сиял под лучами солнца, а длинная белоснежная грива и хвост, развивающиеся, словно рябь на воде, красиво танцевали от легкого весеннего ветерка. – Я не знал, что у тебя есть пони, – выпаливает Чонгук, оглядываясь на Тэхена. – Это лошадь. Хафлингер, - поправляет Тэхен, когда он догоняет его, приобнимая за плечи и прижимая к себе. – Принцесса, - зовет он достаточно громко, чтобы животное услышало. Разинув рот, Чонгук наблюдает, как лошадь мчится к Тэхену. - Ее зовут Принцесса? - Да, потому что она... - Тэхен замолкает, когда лошадь, наконец, подходит к ним, и заливается смехом. Принцесса губами облизывает его рот, а затем ластится к руке. Честно говоря, Тэхен немного беспокоился, что она может не вспомнить его, так как они уже давно не виделись из-за всей этой истории с тюрьмой. Но по тому, как она тыкается носом в его руки и лицо, он понимает, что она помнит. – Я тоже скучал по тебе, моя девочка, - она не из тех, кто лезет в личное пространство, всегда соблюдая дистанцию, но Тэхен может сказать, что она скучала по нему так же сильно. Он отпускает лошадь, чтобы перепрыгнуть через забор. – Давай, Кролик, иди сюда, - он слегка наклоняется, лаская гриву и спину лошади. - Она очень милая, но настоящая принцесса. Всей душой ненавидит наступать в грязь или подчиняться кому-то. – Кажется, она проказница, – говорит Чонгук, перескакивая через забор, но держась на безопасном расстоянии на случай, если животное сочтет его опасным и решит укусить за голову или, что еще хуже, сломать ему ребро. – Это точно, - соглашается Тэхен, и Чонгук замечает, что его волосы сливаются с белоснежной гривой лошади. – Вот почему я думаю, что вы двое можете поладить. У вас много общего. - Я не такой! - протестующе хмыкает мальчик. Тэхен продолжает: – И она любит мармеладных червячков и конфеты, прямо как ты. Можешь погладить ее, если хочешь. Ей нравится заводить новых друзей. Чонгук медленно подходит ближе, поднимая руку, но не касаясь лошади, все еще опасаясь ее. У него никогда не было домашних животных – они были запрещены в приюте. Удивленный вскрик слетает с губ, когда лошадь сама склоняется к его руке. – Такая же нетерпеливая, - смеется Тэхен. – Раззадоривает тебя. Я же говорил, что она озорная. – Как давно она у тебя? – Четыре года. Ее предыдущий владелец уехал из страны. На самом деле в первый год она находилась в подавленном состоянии, но позже научилась любить меня. Кажется, тогда пришлось провести несколько ночей в конюшне, чтобы заставить ее открыться, - объясняет он, проверяя седло. - После смерти Светоча я перестал туда заходить… – Кто такой Светоч? – Мой первый конь. Нам пришлось усыпить его, потому что он сломал ногу, - повествует Тэхен с грустной улыбкой, положив голову на Принцессу на несколько секунд, прежде чем снова выпрямиться. – Принцесса и я... мы оба скучали по дорогим нам людям. Может быть, именно поэтому наша связь так сильна. Мы - утешение друг для друга. – Она единственная лошадь у тебя? – Не-а. В конюшне еще четыре. Два мустанга, чистокровная верховая и американский квортерхорс. – У тебя что, есть золотой тайник? Чонгук не может удержаться от смеха, когда Тэхен расплывается в своей фирменной квадратной улыбке. – Нет, малыш, я тренирую лошадей для скачек. – Так ты типа как тренер для лошадей? – Неа. Я просто владею этим местом и организую скачки. – В каком смысле? – В том, что я управляю крупнейшей букмекерской конторой. – Разве это не незаконно? Тэхен в изумлении смотрит на него пару мгновений. – Малыш, ты действительно говоришь о незаконных ставках с серийным убийцей? Чонгук лишь невинно пожимает плечами. Очень легко забыть, что люди, с которыми он общается, на самом деле банда преступников. – Хочешь попробовать? - спрашивает Тэхен. – Попробовать что? - он делает шаг назад, когда лошадь выгибает шею и поворачивает голову, наконец, устав от внимания. Чонгук готов поклясться, что видел, как она закатила глаза. – Прокатиться верхом, конечно. Чонгук колеблется, прикусывая нижнюю губу. – Я ... я никогда раньше не ездил верхом. – Это несложно. Просто сядь на нее, а потом разберешься с остальным, - объясняет Тэхен. – Иди сюда. Чонгук действительно не знает, как оказался на спине Принцессы. Но он знает, что тут слишком высоко и что его пальцы уже болят от того, как сильно он сжимает поводья. - Ооой, Кролик боится? - поддразнивает Тэхен, проверяя, надежно ли ноги Чонгука закреплены в стременах. - В следующий раз устроим банджи-джампинг и посмотрим, кто тут боится. - Разумеется. Давай прыгнем на следующем свидании, - соглашается Тэхен, все еще улыбаясь. Чонгук уверен, что никогда не видел, чтобы он столь долго улыбался. - Но боюсь, дальнейшие пятьдесят лет я буду очень занят. Ну, поскакали! Чонгук гадает, шутит ли он или действительно боится высоты. Сама мысль о том, что Тэхен чего-то боится, звучит абсурдно. Однако раньше он думал, что Тэ готовит, словно итальянский шеф-повар, и все закончилось тем, что парень поджарил сковороду вместо блинов. - Тэ... - удивленно вскрикивает он, когда Тэхен садится на лошадь позади него, прикрывая своими ладонями его маленькие руки. - Ты готов, Кролик? - шепчет Тэхен ему на ухо. - Э... думаю, да. - Ты мне доверяешь? - Да, - на этот раз он отвечает без задержки, медленно отпуская поводья, чтобы Тэхен мог взять полный контроль. Это не страх. Это не ложь. Он действительно доверяет старшему свою жизнь. Он прижимается спиной к широкой груди Тэхена, а тот обхватывает его рукой, притягивая к себе. - Тогда сиди смирно. Его руки непроизвольно тянутся к руке Тэхена, когда лошадь пускается рысью. Не позволяя ему привыкнуть, Тэхен увеличивает скорость, погоняя Принцессу ногами. Не успел он опомниться, как лошадь помчалась галопом. - Тэ, слишком быстро, - кричит он, но старший только смеется, крепче обхватывая его торс и давая понять, что все под контролем. Чонгуку хотелось бы расслабиться и насладиться первой поездкой в своей жизни, однако Тэхен направляет их прямо к изгороди, не думая останавливаться и поворачивать, и Чонгук начинает сомневаться, действительно ли старший знает, как управлять лошадью. - Тэ, остановись... Тэ? Тэхен? Пожалуйста, остановись! Мы врежемся! – орет Чонгук, закрывая руками глаза, и ежится от мысли, что они сейчас разобьются и все кончится сломанной шеей. Однако они не врезались. Ему кажется, будто он парит где-то над землей. - Малыш, открой глаза. Он чувствует теплое дыхание Тэхена на своем ухе, поэтому повинуется. Его веки трепещут... губы приоткрываются в беззвучном вздохе. Они далеко от конюшни, где-то глубоко в зелени. Все вокруг зеленое. Он и представить себе не мог, что такое место может существовать в Корее. Ветер озорно играет с его волосами, а лес гудит вокруг него, пока они несутся во весь опор вперед. Ему еще страшно, но теперь появилось чувство свободы, будто он может уйти настолько далеко, насколько захочет, и никто не может остановить его. Такого он никогда раньше не испытывал. В приюте ему не разрешали свободно гулять, а затем, прежде чем он смог познать мир, его посадили в тюрьму, заперли за высокими бездушными каменными стенами… И вот он, наконец, здесь… Летает… Тэхен тянет за повод, заставляя лошадь замедлить ход, прежде чем остановиться. Он отпускает недоуздок и обхватывает обеими руками Чонгука, крепко обнимая мальчика и покрывая его шею легкими поцелуями. Чонгук наклоняет голову в сторону, обнажая шею для своего возлюбленного. - Как ты себя чувствуешь, милый? - шепчет он ему на ухо. - Я... - Чонгук облизывает губы и поворачивается, чтобы посмотреть старшему в глаза, в эти чертовы шоколадные глаза. Уголки его губ изгибаются в мягкой улыбке, - я чувствую себя потрясающе, Тэ. Он прижимается губами к мятным губам Тэхена, нежно целуя и пробуя их на вкус. - Хочешь вернуться? - спрашивает Тэхен, прерывая поцелуй. - Мы можем остаться? Тэхен просто спрыгивает с лошади вместо ответа, протягивая руки к хихикающему мальчику, и Чонгук бросается к нему, крепко обхватывая его руками и ногами и захватывая его губы в голодном поцелуе, который доказывает реальность происходящего. Теперь Чонгук понимает, как глупо было с его стороны сомневаться в этом человеке, позволить страху и смущению затуманить его рассудок и разрушить лучшие дни его жизни, лишив его всего того, что он мог бы сделать, если бы поверил Тэ, воспоминаний, которые он мог бы создать, если бы только доверял своему сердцу. Но еще не поздно. Никогда не поздно. У него есть целая жизнь, чтобы создать новые, сладкие и незабываемые моменты, которые окажутся куда более захватывающими, чем любая сказка. Он отстранился с громким вздохом, хватая ртом воздух. - Я так сильно люблю тебя, Тэ, что ты даже не представляешь. Старший запрокидывает голову и смеется так громко и так сладко – это звук чистой радости и счастья. От смеха он теряет равновесие, падая и увлекая за собой Чонгука. - Ой... извини... - почему-то он не может перестать хихикать, - ты в порядке? Чонгук тоже не может удержаться от смеха, выкатываясь из рук Тэхена, чтобы спиной лечь на землю, покрытую листьями и цветами. – Чудесно, – его ответ заставляет старшего засмеяться еще громче, и Чонгук поворачивает голову, чтобы посмотреть на мужчину. Дело не только в самом звучании смеха. Смех искрится и в его глазах, благодаря чему лицо превратилось в воплощение веселья и радости. Он хочет слушать его смех вечно. Он отрывает взгляд от старшего, чтобы посмотреть на небо, которое почти исчезло, спрятавшись за густой зеленой листвой. Все, что он может видеть, – это разбросанные кусочки синего. Воздух насыщен ароматом влажного мха, дождя, мокрых стволов деревьев и цветов. Все просто пахнет... жизнью. Он готов остаться здесь навсегда, валяться на усыпанной иголками тропинке, пока пальцы Тэхена нежно играют с его волосами, как он любит. - Тэ? – старший мычит в ответ. - Я думаю... я счастлив. Он снова смотрит на Тэхена: серебро, зелень и золото создают прекрасную гармонию. - Ты прекрасен, - завороженно шепчет он. - Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, - говорит Тэхен с самодовольной ухмылкой. Чонгук игнорирует его самовлюбленные замечания. Сегодня старшему позволено все. - Я не знал, что такое место может существовать. - На самом деле сюда никто не приходит, - Тэхен наклоняется ближе, касаясь губами лба младшего. – Говорят, тут обитают медведи и волки, - он откидывает голову назад, дразня мальчка улыбкой. – Страшно? - Вовсе нет, я могу просто убежать, пока они будут поедать тебя. - Почему ты думаешь, что меня съедят первым? - Потому что я сам брошу тебя, чтобы выиграть время, - теперь пришло его время нацепить самодовольную ухмылку. Тэхен драматично вздыхает, кладя руку на грудь. - Ты такой бессердечный. - Это жизнь, малыш, смирись с этим. Они остаются в таком положении, наслаждаясь уютной тишиной, повисшей в воздухе, потому что им не нужны слова для общения. Для того, чтобы сказать о любви, им достаточно нежного взгляда и умиротворенного выражения лица. - Давай поговорим, - Тэхен, наконец, нарушает молчание. - О чем? - О тебе. - Что ты хочешь знать? - О твоей мечте. Где ты видишь себя через 10 лет? - С тобой, - без колебаний отрезает Чонгук, улыбаясь в ответ на улыбку Тэхена. - Это да. Но как насчет твоей мечты, того, чем ты бы хотел заниматься? Чонгук молчит. Правда заключается в том, что он не может ответить на этот вопрос. Выросший без родителей или какой-либо поддержки, он никогда не осмеливался мечтать о великом. Все, о чем он мечтал, - это иметь крышу над головой, пищу,способную забить желудок, и, возможно, веселиться время от времени. - Тебе надо поступить в колледж, - предлагает Тэхен. - Там совсем другой мир, Чонгук. Он хмурится, когда замечает равнодушное выражение лица младшего. Что-то в его взгляде не нравится Тэхену... Ребенок никогда не мечтал по-настоящему. - Ты... ты никогда не думал об этом? - Не-а, - отвечает Чонгук, мягко качая головой. - Почему? - Мне никогда не нравилось мечтать о невозможном. - Но почему нет? Ты можешь подготовиться к экзаменам. Чонгук смеется, на этот раз немного горько. - Потому что, Тэ. Хочешь верь, хочешь нет, но существует мир, наполненный людьми, которым приходится отказываться от своих мечтаний лишь из-за того, что они родились не в той семье или не в том месте, - объясняет он. - До того, как я познакомился с тобой, я был одиноким нищим ребенком, ночевавшим в саунах или где-нибудь еще, где можно было найти подработку. Конечно, нам разрешали оставаться в приюте за работу там, однако мне там не понравилось. Там душно. Я предпочел бы провести зимнюю ночь в парке на грубой железной лавке, смотря на небо, чем остаться в том месте еще на один день. - А ты... ты когда-нибудь хотел найти их? - осторожно спрашивает Тэхен. - Своих родителей? Чонгук качает головой. - Никогда. Они бросили меня. Тэхен делает глубокий вдох и тяжело вздыхает. - А я хотел бы встретиться с ними... с моими родителями. - Что с ними случилось? Тэхен не любил вспоминать прошлое. Главная причина, по которой он с таким трудом переступал порог этого особняка, - это стремление забыть все, что когда-либо происходило... холод... кровь... грусть... каждый раз, когда он думает о родителях, он чувствует особую печаль, от которой сердце ноет часами. Но прямо сейчас, когда длинные пальцы Чонгука переплелись с его собственными, ему не грустно. С ним все будет хорошо. Он делает глубокий вдох. - Мама покончила с собой. Она была несчастна, и я ее не виню. Жаль только, что она не позволила мне сделать ее счастливой. - А отец? - спрашивает Чонгук, успокаивающе сжимая его руку, когда Тэхен запинается. - Я убил его, - ровным тоном отвечает тот. - За то, что расстраивал маму. Чонгук не знает, как реагировать, поэтому он просто придвигается, чтобы прижаться к старшему и заключить его в объятия. - Я убил его и все же скучаю по нему. Несмотря на то, что он был мудаком, он был моим отцом, - сипит Тэхен почти шепотом. - Но я не жалею об этом. Он больше никому не причинит вреда. - Так вот почему ты... ты убиваешь этих... ну… - Я убиваю тех, кто изменяет своим партнерам. Я спасаю женщин от измен. Это разобьет им сердце, зато они будут жить. Они смогут найти кого-нибудь получше. - Ты мстишь за них? - V значит вендетта. Чонгук знает, что это должно напугать его: этот образ мыслей, эти ярость, ненависть и безумие, - однако он все больше и больше жаждет этого парня. Ему наплевать на то, что он делает, потому что в этих глазах, в том, как он гладит его волосы и целует его губы, есть что-то такое, что делает его самым счастливым человеком на свете. Для него он не Ви, он Тэхен. Ким Тэхен с квадратной улыбкой, глубоким голосом и большими руками, Тэхен, который никогда не боится опуститься, просто чтобы заглянуть ему в глаза. - Ты убьешь меня, если я когда-нибудь изменю? – вопрос, засевший в его голове со дня их встречи, непроизвольно сорвался с его губ. - Ты изменишь мне, Чонгук, только если я первый причиню тебе боль. Чонгук плевать хотел на весь мир, потому что Тэхен любит его, и это все, что имеет значение. Он заслуживает быть любимым. *Прим.пер.: парфюмерная нота с условным названием «янтарь» имеет теплый смолисто-сладкий аромат и может состоять из разных веществ: смолы, ванили, миндаля, табака.