***
Это самое странное утро в жизни Чимина. Он сидит за одним столом с членами мафии и ест завтрак, приготовленный Ким-гребаным-Сокджином. Он даже не знал, что Сокджин умеет готовить. Видимо, Юнги тоже хорош в готовке, потому что вместо обсуждения следующего убийства они делятся советами, как сделать мусэнчхэ. Впрочем, сегодня у них в меню то, что Намджун назвал «омлет для ленивых задниц». Тут есть все: лук, картофель, помидоры, грибы, шпинат, кимчи и маленькое яйцо, служащее основой, – но это вкусно. Чимин смотрит на Юнги, занятого размазыванием авокадо по тосту, который он потом накрыл куском омлета. Он не проявляет каких-либо признаков дискомфорта или паники, будто вчерашняя ночь была лишь выдумкой Чимина, будто его не избил собственный отец и будто он почти не запсиховал во время их ночной игры. – Чимин? Чимин просто хмыкает, чтобы отреагировать на Сокджина, потому что не может говорить из-за набитого рта. – Сегодня будет собрание. Ты идешь. – Я уже сказал тебе, что он не идет, – возражает Юнги. – Ему нужно хорошо отдохнуть сегодня вечером. – Он идет не на войну, Юнги. Все будет нормально. – А что будет сегодня вечером? – растерянно интересуется Чимин. – Семейный обед, – отвечает Юнги. – Какой семьи? – Моей. – Но перед этим ты посетишь одну встречу. Чимин, не мигая, смотрит на парней и кладет палочки на стол. – Кого-нибудь здесь интересует мое мнение? Прежде чем они успевают ответить, хотя Чимин сомневается, что они когда-либо ответили бы, с глухим стуком открывается, будто ее пнули, дверь. – Че ешь? Пискучий голос Чонгука опережает появление его самого на кухне. За Чонгуком следует измученный Тэхен. Оба садятся за стол. – На сковороде еще осталось немного, – говорит Сокджин, рассматривая младшего. – Тогда принеси мне, – сердито требует Чонгук. – Я тебе не мама, малыш. Возьми себе тарелку и наложи сам. – Я сейчас принесу, – прерывает Намджун Чонгука, пока тот не придумал что-нибудь еще более колкое в ответ. Тэхен жестом показывает Намджуну остаться и встает сам. – Все нормально. Я сам. – Почему ты все еще здесь? – набрасывается Чонгук на Тэхена. Чимин едва не давится едой. Сокджин протягивает руку и хлопает его по спине. Он никогда не слышал, чтобы Чонгук так разговаривал с серийным убийцей. – Разве ты не должен быть сейчас дома? Тэхен закатывает глаза. – Могу я хоть поесть до того, как меня выгонят? И да, это мой дом, если вы, ребята, не знали. Чонгук заметно дуется, кривя губы. Сокджин бросает вопросительный взгляд на Тэхена, но тот в ответ только пожимает плечами и достает из буфета две чистые тарелки. Чонгук вытаскивает из кармана пачку сигарет, открывает ее и зажимает одну сигарету передними зубами. Он закуривает и откидывается на спинку кресла. – Чонгук, я был бы тебе очень признателен, если бы ты не курил за столом, – тихо говорит Юнги с дружелюбной улыбкой. – Это не тюрьма, Мин, и ты больше не король. Смирись с этим. – Довольно, Чонгук, – бурчит Тэхен, ставя перед собой тарелку с едой и садясь слева от Чонгука. – Извини, хен. Юнги понимающе кивает, но Чимин ясно видит, что он озадачен агрессивностью мальчика. Кто-нибудь другой уже бы получил нож в рот за такое. – Почему ты извиняешься? – хмурится Чонгук, с силой ударяя палочками по столу. – Это у него замашки дурацкого босса. Чимин проглатывает последний кусок и оглядывает всех за столом, гадая, как долго остальные будут это терпеть. Он видит, как рука Сокджина сжимает стакан с апельсиновым соком, а у Юнги такой вид, будто он съел что-то горькое. Даже Тэхен выглядит раздраженным. Намджун – единственный, кто продолжает беззаботно жевать, будто видит Чонгука таким каждый день. Интересно, что произошло между этими двумя? Чонгук снова хватает свои палочки и тычет ими в омлет вместо того, чтобы есть, с нечитаемым выражением лица. Однако, судя по тому, как он ковыряется в омлете, блюдо не кажется ему привлекательным. Это странно, учитывая, что он никогда не отказывался даже от отвратительной тюремной еды. – Отстой, – он отодвигает тарелку и скрещивает руки на груди. – Я хочу тосты с нутеллой. – Бл… – Прекрати, Чонгук, – перебивает Сокджина Тэхен, повышая голос, чтобы заткнуть его, и бросая предупреждающий взгляд. Он знает, что вопрос уважения очень важен для старшего и что он не привык к грубому обращению, поэтому так остро реагирует, но он также знает, что если Тэхен позволит ему начать, то никто не сможет остановить его, пока Сокджин не превратит ребенка в плачущую соплю. – Серьезно, блин, в чем проблема? Ты бурчишь все утро. – В чем проблема? – Чонгук смотрит ему прямо в глаза, наигранно усмехаясь. – В чем проблема? – повторяет он, на этот раз повышая голос. – Ты моя проблема, Тэхен. – Ты опять сделал ему больно? – Чимин вскакивает со своего места, обвиняюще указывая пальцем на Тэхена. – Во-первых, положи нож, – говорит Тэхен, снова закатывая глаза. Чимин опускает взгляд и обнаруживает, что он в самом деле держит нож для масла немного недружелюбно. – Во-вторых, клянусь, я даже не трогал его. – В том-то и дело, Тэ-гребаный-хен. Ты даже не трогаешь меня! – кричит Чонгук, выскакивая из кухни. Все вздрагивают, когда громкий хлопок двери эхом разносится по всей квартире. Тэхен оглядывает сидящих за столом, ища на их лицах ответы. – Что только что произошло? Намджун первым разражается смехом. – Тэ, ты такой ужасный, – он начинает кашлять, давясь едой. Сокджин предлагает ему свой стакан сока, смеясь так же сильно. Тэхен хмурится, все еще не понимая, что происходит. – Нет, серьезно, что случилось? – Случилось то, что ты, чувак, отстой, – говорит Сокджин, переводя дыхание от смеха. – Ты ужасен, – восклицает Чимин, неодобрительно глядя на Тэхена. – Просто не могу поверить. – Ты худший парень на свете, – говорит Юнги, ухмыляясь от уха до уха. – То есть бурчит все утро он, а виноват я? – Парень уже вечность не расслаблялся, Тэ, – невнятно объясняет Намджун набитым хлебом ртом. – Другими словами, он хочет, чтобы ты его трахнул. Тэхен в полном замешательстве таращится на остальных. Почему он всегда во всем виноват? Сначала они обвиняют его в том, что он трахнул Чонгука, а потом обвиняют в том, что не трахнул. Это несправедливо. Он пытается, он чертовски старается быть идеальным парнем, чтобы создать хорошие воспоминания и показать Чонгуку, что он хочет все его, а не только тело, но этого оказывается недостаточно. Он всегда недостаточно хорош. Видимо, в силу издержек профессии он хорош только в сексе, но не в отношениях. – Я не пойду на встречу, – быстро бормочет Тэхен, убегая за Чонгуком и отвечая средним пальцем на намджуново «развлекайся». Мда. Тэхен входит в комнату и запирает за собой дверь. Чонгук с кислым лицом сидит на кровати. Тэхену хочется прогнать эту брюзгливость. – Грубо или нежно? – Чего? – Ответь. Несколько секунд Чонгук молча смотрит на него, даже не моргая. Вот он, тот дикий человек, которого он знал. Его хмурый взгляд смягчается в ухмылке, он откидывается назад, опираясь на локти. – Только обними меня потом. Когда старший снимает с себя ремень, направляясь к Чонгуку со знаменитым выражением развратной сучки на лице, он продолжает спокойно сидеть, потому что знает, что это лишь игра, и сводит свои запястья вместе, облегчая старшему работу. На жесткий взгляд Тэхена он отвечает мягкой улыбкой, давая ему понять, что все в порядке, что он действительно хочет этого. Тэхен хватает его за подол рубашки и тянет вверх, решив, что надо сначала снять одежду, потому что ткань будет прилипать к запястьям. Он, конечно, привык все ненужное просто резать, но не сейчас. Больше никаких ножей. Он обещал. Он кладет парня на живот и тянется к ящику за смазкой. Хорошо, что Чонгук живет в его старой комнате, потому что он знает, где все находится. Тэхен стягивает с него штаны и исподнее, а после капает немного смазки на пальцы. Чонгук зарывается лицом в простыни, когда Тэхен начинает растягивать его пальцами, чувствуя, как начинают накатывать первые волны возбуждения. Все его тело горит, грудь ритмично вздымается. Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. Дрочка в ванной принесла сплошное разочарование, потому что он слишком привык к большим теплым рукам Тэхена и его обжигающему дыханию, так что больше он даже не пытался. От прикосновений Тэхена по нервам будто проходит электричество, а предвкушение грядущей близости и огромного удовольствия заставляют задыхаться. Тэхен заменяет палец своим членом, и из горла вырывается нечто похожее на скулеж. Хотя становится больно, все поводы жаловаться исчезают, когда член старшего упирается в простату. Тэхен останавливается, решив дать ему время привыкнуть. Вместо этого он просто поднимает его связанные руки над головой и ложится сверху, целуя его разгоряченную кожу. Губы Чонгука раскрываются в экстазе, обнажая шею для старшего. Он издает громкий стон, когда чувствует, как зубы впиваются ему в плечо. – О ч-черт, Г-господин, мне нужно б-больше. Тэхен начинает тереться бедрами, прижимаясь поцелуем к мочке его уха, утопая в похотливых стонах и вздохах младшего. – Тебе нравится, милый? – Д-да, Господин, – бормочет Чонгук, пытаясь опереться на Тэхена и молча требуя большего. – Ты мне доверяешь? – Д-ах… доверяю свою жизнь. – Чего ты хочешь? – Я хочу больше. Через пару мгновений Тэхен начинает двигаться, чувствуя, как плотно натянут Чонгук на его член. Прошло уже много времени, и ему так хорошо, что он не продержится долго, – жаркое удовольствие прилило к низу живота. Он грубо хлопает бедром по заднице Чонгука – звук выходит слишком громким, поэтому потом придется терпеть язвительные замечания парней в течение следующих двух недель, но сейчас он не хочет думать об этом, уж точно не тогда, когда Чонгук превращается в стонущую лужу под ним. Он почти до синяков впивается хваткой в бедро парня, но, когда решает снизить темп, Чонгук возмущенно скулит «я в порядке», изо всех сил стараясь следовать его темпу. – Т-тэ? Услышав свое имя, Тэхен моментально перестает двигаться и наклоняется ближе к мальчику, не выходя из него, успокаивающе поглаживая рукой по волосам. – Что такое, Кролик? – Я... я хочу увидеть, как ты кончишь, – задыхается Чонгук, пытаясь поднять свое тяжелое тело связанными руками. Тэхен целует его сзади в шею, прежде чем выйти. Это утомляет физически, но он не собирается причинять ему боль, только не снова. Он помогает мальчику перевернуться на спину, прежде чем опять засунуть член в него и начать вдалбливаться, используя его локти в качестве опоры. Они на мгновение закрывают глаза, наслаждаясь уютом рядом друг с другом. Ресницы Чонгука мокры от слез удовольствия и боли, рот расслаблен, а Тэхен кайфует оттого, что Чонгук наслаждается этим так же сильно. Тэхен тянется вниз, чтобы подрочить младшему, когда замечает, что он и сам скоро кончит. Чонгук запрокидывает голову и стонет, похныкивая. – Г-господин, я с-сейчас кончу. Тэхен трахает его сильнее, продолжая дрочить ему, шепча младшему на ухо разные нежности, говоря ему, как он хорош, как сильно он его любит. Он с криком кончает, когда теплая сперма Чонгука выходит им обоим на грудь и живот, его бедра дрожат. Он не отстраняется и растирает бедра Чонгука круговыми движениями. – Бля, Кролик, я... Я люблю тебя, – выдыхает он, глядя на младшего, который расслабился, начиная отходить от оргазма. Тэхен улыбается, потягиваясь к мальчику за поцелуем, но уголки рта поникают, когда его взгляд падает на темную кривую линию на груди мальчика. Улыбка Тэхена тускнеет, и он резко отстраняется. Это сделал он. Он заставил его плакать. Он причинил ему боль… И вот снова это чувство – накопившаяся усталость, удушающий страх, тошнотворное чувство обиды… – Г-господин? – тихо зовет Чонгук, заметив внезапную перемену в настроении старшего. Нахмурив брови, он наблюдает, как Тэхен развязывает ремень дрожащими руками. – Тэхен? Тэ? Ремни с глухим стуком падают на деревянный пол, и Чонгук даже не успевает схватить его до того, как Тэхен выходит из комнаты, хлопнув дверью. Чонгук остается сидеть ошарашенным. Неуверенность вновь возвращается тяжестью на груди. Он сделал что-то не так? Тэ собирается порвать с ним? Неужели он недостаточно хорош? Может быть, надо было согласиться на ножи? Что если Тэ больше не хочет его? Множество красивых парней с идеальным телом и загорелой кожей готовы встать на колени ради него, пуская слюни от любых его прихотей. С наворачивающимися на глаза слезами он пытается встать на трясущиеся ноги. Куда же он пошел? Желание заплакать становится сильнее, но Чонгук крепко прикусывает язык. – Т-тэ? – снова зовет он с дрожащими губами. Но он не собирается плакать. Нет, он собирается найти Тэ и извиниться за все, что он сделал, как взрослый человек, вместо того, чтобы обвинять его в своих слезах. Чонгук оборачивает простыню вокруг своего обнаженного тела и медленно выходит. К счастью, остальные парни ушли. Он бы умер от смущения, если бы они увидели его таким. – Тэхен? Он слышит странный звук, доносящийся из одной из ванных комнат, – будто кто-то задыхается. Он игнорирует жгучую боль в нижней части тела и идет на голос, останавливаясь, когда находит Тэхена на полу возле ванны, пальцами дергающего себя за корни волос. Более того, кажется, ему сложно дышать, поскольку из горла выходит лишь болезненное хрипение. Он похож на человека, который готов сломаться, но не умеет плакать по-настоящему. Чонгук медленно опускается на колени, протягивая руку, чтобы расцепить пальцы Тэхена. Старший позволяет ему взять себя за руки. – Тэ? Я сделал что-то не так? – шепчет он. – П… прости. Тэхен просто пялится на него широко раскрытыми глазами. Бля… Он делает это снова. Он снова причиняет ему боль. Все, чего хотел Чонгук, – это чтобы он остался, а он ушел. Он хотел, чтобы его обняли, а он его бросил. Тэхен знает, как младший может все исказить и обвинить во всем себя, а он не сказал ему, насколько он замечательный. – Боже... нет, Чонгук, малыш, нет, – выдыхает он, зарываясь дрожащими пальцами в волосы Чонгука и притягивая и прижимая его к себе, вдыхая его запах. – Черт, малыш, нет, ты умница, ты идеален. Прости. Мне очень жаль. Я не должен был уходить, черт, блядь, ты не сделал ничего плохого. Это… я винов–ах, – его голос срывается, он задыхается от рыданий, которые старается подавить. – Черт, мне так жаль… – Малыш, почему ты плачешь? – бормочет Чонгук, вырываясь из объятий, чтобы обхватить руками лицо старшего. – Скажи мне, что случилось? – тихо спрашивает он, поглаживая большим пальцем скулу Тэхена. – Тебе больно? –Я... я ... ты... ну то есть, посмотри на себя... – он хватает запястье младшего прямо над розовеющей на коже полоской, впиваясь глазами в проклятую букву на груди. У Чонгука уходит еще несколько секунд, чтобы окончательно понять, что происходит. Слабая улыбка трогает уголки его губ, когда он наклоняется вперед, чтобы нежно поцеловать Тэхена. – Малыш, я так тебя люблю, – шепчет он в губы, снова целуя его, мягко и успокаивающе, выражая то, что не высказать словами. Тэхен не отвечает на поцелуй и просто продолжает плакать, задыхаясь, пока извинения падают с его губ, словно водопад. Чонгук хватает его за руки и поднимает на ноги, а потом начинает раздевать. Его собственное прикрытие давно забыто на полу. – Ч-что ты т-делаешь? – спрашивает Тэхен в перерывах между вздохами, но не сопротивляется. Чонгук игнорирует вопрос и просто набирает ванну на двоих. Сначала он помогает залезть ему, а затем сам усаживается между его ног, прислонившись спиной к его груди. Приятно теплая вода снимает напряжение в мышцах. – Тэ? Малыш? Можешь поворошить мои волосы? Тэхен, кажется, не может подобрать слов, поскольку мозг слишком онемел, чтобы заставить губы двигаться. Вместо этого он кивает, хотя младший не может этого видеть, и начинает гладить его по волосам, накручивая локоны на пальцы и осторожно потягивая их. Другой рукой он обхватывает мальчика за талию, прижимая к себе. – Я никогда раньше не чувствовал себя так хорошо, Тэ, – тихо начинает Чонгук, зная, что Тэхен слушает. – Я чувствовал себя хорошо. Я чувствовал себя счастливым. Тэ, я чувствовал себя любимым, – он соединяет их пальцы на своем животе, когда слышит сопение. – Иногда я задаюсь вопросом, что я сделал в прошлой жизни, чтобы отыскать такого ангела, как ты, в этой. Наверное, спас мир, не меньше. Может быть, я был Хансом Бринкером*, – он улыбается, когда слышит смешок сквозь слезы. – Я никогда раньше не чувствовал себя таким свободным. Все будет хорошо – думает Чонгук. С ними все будет в порядке.***
Чимин, конечно, не лингвист, но он уверен, что смысл слова «встреча» подразумевает деловую или дружескую встречу в офисе или кафе и определенно не подразумевает связанного беспомощного человека на складе за ангаром. Он не знает этого человека, никогда не слышал его имени. Бан или что-то типа того – плевать. Все, что ему нужно знать, это то, что именно он взорвал метамфетаминовую лабораторию Юнги в Китае после того, как обчистил ее. Чимин подносит возможную причину рака к губам, затягиваясь и наблюдая за происходящим. – Спрашиваю тебя в последний раз, Бан. Где, блядь, мои наркотики? – спрашивает Юнги. В тайнике мужчины они обнаружили только пять килограммов. Метамфетамин на два миллиарда вон все еще не найден. Он с силой бьет кулаком мужчине в челюсть. Мужчина только хмыкает, молча дразня его. – Тому, кого ты, блядь, защищаешь, будет поебать, если я тебя выпотрошу, – Сокджин вздыхает, зажимая сигару в губах и оглядывая мужчину с головы до ног, пока тот выплевывает осколок окровавленного зуба. – Так почему бы тебе не назвать мне имя, и я заставлю его взять ответственность на себя. Чимин изучает мужчину: его руки ужасно дрожат – он напуган, просто в ужасе, но молчит. Дело будет тягомотным и раздражающим. Очевидно, Бан ничего не скажет. Он часто имел дело с подобными людьми – неважно, невиновными, преступниками или свидетелями, напуганными до смерти из-за угроз. Проговориться для них страшнее, чем пожизненное заключение, сломанные кости или даже смерть, поэтому в таких случаях надо сначала запугать, а потом предложить более выгодную сделку, которая могла бы перевесить риски. – Еще пять минут, Бан, и я перестану сдерживаться, – Юнги поднимает руку и массирует затылок, чтобы снять напряжение в мышцах. Отлично, скоро ему понадобятся таблетки, а он застрял в этом проклятом месте бог знает на сколько, потому что этот кусок дерьма отказывается говорить. – Скажи мне, где остальная часть моих наркотиков. – Я... я не знаю, – бормочет мужчина почти шепотом. Раздается звук пощечины, достаточно сильной, чтобы у мужчины выступили слезы. Юнги смотрит на щеку Бана, на которой появился порез от его перстня. – Хорошо, тогда скажи мне, чья это была идея. Ты слишком туп, чтобы самостоятельно организовать такую масштабную операцию. Кто тебе приказал? Тишина. Еще один удар, теперь костяшками пальцев по голове. Веревки – единственное, что еще удерживает его на месте. – Назови мне сраное имя! – кричит он, прижимая кулак к сомкнутым губам и делая глубокие вдохи через нос. Бля. – Послушай, ты не хочешь быть здесь, я не хочу быть здесь. Я уверен, что есть миллион мест, где мы предпочли бы сейчас находиться. Так почему бы тебе не облегчить нам обоим жизнь, а? – вздыхает он и смотрит на часы – ему уже пора собираться на семейный ужин, а не ломать костяшки пальцев. – Не заставляй меня беспокоить моего друга и заставлять его прийти сюда и вырезать из тебя правду. Он сейчас со своим парнем, и он разозлится, если ему придется покинуть его из-за того, что ты оказался тупым дерьмом. – Я не знаю, – повторяет Бан. – Ладно, черт возьми, думаю, мне придется присутствовать на ужине с окровавленными руками, – говорит Юнги, слегка кивая. Он оборачивается и смотрит на молодого человека, стоящего у входа. – Намджун, пожалуйста, позвони Ви… – Ч-что? – заикается мужчина. – И принеси мне бейсбольную биту из машины, чтобы мы не скучали в ожидании, – продолжает Юнги, оглядываясь на испуганного мужчину. Вот бы и его имя могло вгонять жертв в ужас, как имя известного серийного убийцы. – Конечно, босс. Самое смешное заключается в том, что еще до тюрьмы все знали, что Мин нанял Ви, но никто не знал, как он выглядит. А те, кто знали, уже не могли рассказать этого. И разумеется, молодой миллиардер Ким Тэхен, с которым Мин постоянно тусуется, с его дурацкими манерами и красивым лицом – это просто деловой партнер и приятель по гулянкам. – Бля, как же раздражает, – кряхтит Чимин, помещая обгоревшую до фильтра сигарету между пальцами. Это последняя, и других у него нет. Никотина в крови недостаточно. – Я все, – он небрежно бросает окурок, изучая картину перед глазами. – Знаешь, что меня бесит? – Чимин смотрит прямо на мужчину. – Что есть кто–то, кого ты боишься больше, чем Мина. – Что за хуйню ты несешь? Ну наконец что-то, кроме «я не знаю». – Скажи мне, Бан, это была твоя мать? Или жена? Кому они угрожали? – спрашивает Чимин, медленно подходя ближе и чувствуя на себе тяжелый взгляд Юнги. – У тебя есть дети, Бан? Сокджин даже не смотрит на него. Он прислонился к стене, и Чимин замечает ухмылку в уголках его губ. – Не смей, блядь, говорить о них, кусок дерьма. Чимин улыбается так, что его щеки надуваются, а глаза превращаются в полумесяцы. О, неужели задел за живое? – Они обещали переломать им кости? – невинно спрашивает он, наблюдая, как мужчина начинает ерзать на стуле, а его лицо наливаться краской. – Или перерезать им глотки? Может быть, продать их в бордель, как шлюх? Чимин не нуждается в ответе, чтобы понять, где правильный ответ. Страх и отчаяние на лице человека напротив заставили бы Чимина отступить, если бы Бан не был очередным подонком, разрушающим семьи наркотиками. По пути он хватает упаковку метамфетамина – пакет, наполненный поблескивающими кристалликами. Чистый кристаллический метамфетамин. Он заносит ногу и пинает мужчину в грудь так сильно, что стул опрокидывается. Бан вскрикивает от неожиданности и стонет, ударяясь головой о цементный пол. Он пытается высвободиться из пут, но веревки слишком туго натянуты и больно впиваются в кожу. Чимин слышит, как Юнги хмыкает от потрясения, но не останавливается. Это все равно лучше чертовой металлической биты, превращающей голову в кровавое месиво. Он упирается коленом в живот мужчины, когда тот садится на корточки, немного наклоняя голову. – Я научу тебя, кого тебе следует бояться. – Кто ты такой, черт возьми? – кричит Бан, хватая ртом воздух под тяжестью тела Чимина. – Отвали! – Кто тебе приказал? – Иди на хуй. Чимин только выгибает бровь и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Юнги, молча спрашивая его, должен ли он остановиться, но старший просто слегка кивает, жестом показывая ему продолжать, поэтому Чимин снова обращается к мужчине, разрывая ртом пакет мета и высыпая кристаллик себе на ладонь. – Открой рот, – приказывает он. Глаза Бана расширяются от ужаса, он в ужасе трясет головой. – Открой свой блядский рот, тупое дерьмо, не заставляй меня повторять, – рычит Чимин и сжимает челюсть мужчины рукой до боли. У Бана не остается выбора, кроме как открыть рот под давлением. – Последний шанс. Бан всхлипывает, но отвечает на его взгляд, несмотря на страх. Чимин чувствует, как быстро бьется под его тяжестью сердце мужчины, как сильно дрожит все его тело. – Прекрасно, – шепчет Чимин и засовывает горсть мета в открытый рот мужчины, не обращая внимания на его панические крики и всхлипы. Он задается вопросом, не слишком ли мало он отсыпал, но, судя по его реакции, этого, вероятно, достаточно. – Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем все это растворится у тебя во рту? – Чимин прижимает ладонь ко рту мужчины, чтобы тот не смог выплюнуть. – Вот это время ты и должен говорить, потому что если ты умрешь подо мной, Бан, я позабочусь, чтобы твоя семья узнала, кто такой настоящий Ви. Твои дети, твоя жена, твоя мать и даже сука, которую ты где-то прячешь. Карие глаза будут последним, что они увидят. Бан начинает метаться, бормоча поток бессвязных слов, которые, Чимин уверен, должны были быть угрозами и оскорблениями. Юнги, наконец, садится рядом с ними и резко хватает мужчину за волосы, сильно оттягивая их, чтобы удержать голову ровно. Мужчина уже начал плакать, его глаза покраснели от страха и боли. – Обещаю тебе, чувак, если скажешь, я отправлю твоих детей туда, где их никто не найдет, – предлагает он. – Престижная частная школа в Америке или бордель? Выбирай. Юнги видит, что мужчина пытается заговорить, умоляюще глядя на него. Он направляет вторую руку в сторону Сокджина. Старший понимает его просьбу и тянется к пистолету за поясом. Он кладет его на ладонь Юнги и возвращается туда, где стоял, чтобы понаблюдать за парой, которую он находит весьма занимательной. Он много раз видел Юнги в действии, будучи тем, кто завел его в лабиринты этого мира, но о Чимине он слышал только от Чо, да и то не в деталях. Что бы ни случилось той ночью в баре, оно осталось в его стенах. Однако Намджун сказал ему на следующий день: «напомни мне никогда не связываться с ним». – Ты готов говорить? – Бан кивает, морщась от боли в голове. Юнги поднимает пистолет и прижимает дуло между бровями. – Не смей выплевывать, – он жестом приказывает Чимину отступить, и тот поднимается на ноги, опираясь рукой ему на живот и беспечно пожимая плечами, когда тот кричит от боли. – Говори, прежде чем я засуну остаток в твою бесполезную задницу. – П-пожалуйста, – слова звучат невнятно, так как он не может использовать свой язык. Его рот открыт, пока он изо всех сил пытается удержать наркотик снаружи и не позволить ему коснуться слюны. Юнги видит, как острые края кристаллов больно режут его рот, образуя смесь крови и слюны, растворяющих метамфетамин. – Он у-убьет и-их. Моих детей, жену, пожалуйста, господин Мин. П-пожалуйста. – Сделка касается только твоих детей. Соглашайся, или мне придется смириться с потерей еще пяти килограммов. Бан издает сдавленный звук, зажмурив глаза. – Я... я не знаю, где твои наркотики, о-он все забрал. Юнги видит, как дергаются его конечности, зажатые веревками, а кожа покрывается холодным потом. – Кто он? – Ч-чо Шиндон, господин Мин. Это Ваш брат, – выкрикивает Бан вместе с уродливыми рыданиями, вырывающимися из груди. – П-пожалуйста, г-господин, м-моя семья… – Блядь, – ругается Юнги и смотрит на Сокджина, который все еще спокойно курит вторую сигару, в отчаянии разводя руками. – Я даже не удивлен. – Тебе повезло, что это всего лишь одна лаборатория, Юнги, – небрежно говорит Сокджин, туша сигару об стену. – Он не успокоится, пока не получит твою голову. – Я убью этого ублюдка. – Да, в прошлый раз ведь получилось просто замечательно, – говорит он, беря Юнги за руку. – Ты хочешь, чтобы я это сделал? Чимин смотрит на Бана, которому удалось выплюнуть мет. Он не знает, сколько мужчина успел проглотить и как это повлияет на него, но это уже не имеет значения, особенно когда Юнги целится ему в голову из пистолета. Он скоро умрет. Быстрая смерть от пули намного лучше, чем передоз. Он даже не вздрагивает, когда пуля с оглушительным ревом вылетает из пистолета и попадает прямо в череп Бана. Он поднимает глаза и смотрит на Юнги, не моргая. Когда он в последний раз видел такое выражение на лице Юнги? Когда он в последний раз видел Мина? Это выражение, похожее на чистый лист бумаги, пустые глаза... убийцы? – Извини, было так трудно убедить того сопляка дать телеф... Подожди, что случилось? Юнги разворачивается на пятках и смотрит на растерянное лицо Намджуна, положившего металлическую биту на свое правое плечо. Он возвращает пистолет Сокджину. – Можешь оставить биту себе. – А как же Тэхен? – Скажи ему, что больше нет необходимости. Намджун раздраженно цокает языком. – Значит, этот мальчишка проклял меня просто так? Сокджин похлопывает его по спине, прежде чем последовать за Юнги из склада.***
Чонгук чувствует, как мужчина с серебристыми волосами прижимает его к себе, как его теплое дыхание мягко обдувает его волосы. После того, как Намджун нарушил их расслабляющее время ванны, они перебрались в кровать, где Чонгук наслаждался объятиями Тэхена. – Тэ, ты как? Тэхен мычит и прижимает Чонгука ближе. Младшему кажется, что скоро эти объятия сломают ему кости. – Хорошо, – отвечает Тэхен. – Извини за то, что произошло раньше, малыш. Не знаю, что на меня нашло. – Тебе не из-за чего переживать, Тэ, – возражает Чонгук и поднимает взгляд, обнаруживая, что губы Тэхена уже близко к его губам. – Тебе... тебе понравилось? – Конечно, малыш. Почему ты вообще спрашиваешь? – И как ты себя чувствовал? Чонгук улыбается ему. – Любимым. Тэхен отвечает улыбкой, но младший видит боль на его лице. Он слышал об этом раньше. Еще в средней школе дети скучивались кружком и рассказывали о так называемых взрослых вещах, о которых они где-то слышали: как появляются дети или какими гадостями занимаются родители, которых они случайно застукали, так что к старшей школе он знал чуть ли не больше положенного для своего возраста. Поэтому он знает, что у Тэхена не стоит без жестких игр. – Ты же знаешь, что случившееся в тюрьме – не твоя вина, да? – тихо спрашивает Чонгук, меняясь в лице, когда Тэхен не отвечает. – Никто в этом не виноват. Это случилось, и нет смысла плакать над пролитым молоком. Важно, такого больше не повторится, Тэ. Важно то, что прямо сейчас, в твоих объятиях, я чувствую себя любимым, защищенным и счастливым. Тэхен вздыхает и закрывает глаза. – Я вырезал на тебе свое имя, Кролик. Это же пиздец. Чонгук слегка хихикает, крепче прижимаясь к старшему. – Нет, детка, это очень горячо. – Я все еще чувствую себя говном. Чонгук жалеет, что снова втянул Тэхена в разговор, когда он явно не был готов. Он недооценил, как сильно то, что старший причинил ему боль, ранит его самого. Для него случившееся было не более чем чистым недопониманием. Он бы хотел, чтобы другие тоже видели это. – Ты можешь загладить вину передо мной, – Тэхен медленно открывает глаза и смотрит на него, ожидая продолжения. – Подари мне одну из своих лошадей. – Нет, – резкий отказ озадачивает младшего, моментально поникшего от ответа. Тэхен ухмыляется и смыкает их носы. – Это скаковые лошади, Чонгук, тебе будет больно. Но я куплю тебе одну, – он наблюдает, как глаза Чонгука светлеют, губы приоткрываются в беззвучном вздохе. – Фризская лошадь с густой курчавой гривой и хвостом. Они такие же красивые и элегантные, как ты. – Перестань сравнивать меня с лошадьми, – протестует Чонгук, надув губы и сморщив нос. – Я кролик. Тэхен целует младшего в сморщенный носик, любуясь тем, как его лицо растекается в милой лужице. – Да, ты мой кролик. – Значит, фризская лошадь? – бормочет он, наклоняясь, чтобы положить голову на грудь Тэхену. – Мне нравится.***
Чимин не знает, как должен выглядеть семейный ужин, потому что из-за отца-алкоголика и больной подавленной матери никогда не выдавалось возможности поесть всей семьей. Всегда были только Хосок и он. Но сейчас точно происходило что-то не то, что-то неправильное, удушающее. Большой стол со струящимся ядом. Это один из тех ужинов, где нужно держать локти подальше от стола, сидеть с ровной спиной и жевать с закрытым ртом, а на колени положить дурацкую салфетку. Он подносит ко рту маленький кусочек мяса, насаженный на вилку с клеймом ворона. Бифштекс сочный и прекрасно сдобренный специями – именно так, как он любит – но под взглядом пожилой дамы, сидящей напротив него, даже кусок настолько вкусного мяса в горло не лезет. Юнги представил его семье, однако, несмотря на улыбки, которыми они его встретили, он понял, что ему тут не рады. Сейчас в комнате нет ни одного человека, который не хотел бы ткнуть его ножом в глаз. В конце концов, именно он убил члена их семьи, и такое не прощается за один вечер. Не то чтобы Чимин нуждался в прощении – нет, он не жалеет о том, что сделал, он просто не понимает, какой гений додумался пригласить сюда семью Мухеля. Хотя ладно, возможно, есть один человек, который не хочет его смерти и всем доволен. Это младший брат Мухеля, Шихен, получивший шанс стать кандидатом. Отлично, он убил одного только для того, чтобы появился другой. По крайней мере, этот не такой уродливый, как его брат. – Я все еще не понимаю, почему он здесь. Бля, ну наконец. Конечно, неловкий ужин не мог закончиться без драмы. Чимин замечает, с какой обидой смотрит на Чо мать Мухеля. Он тянется к бокалу с вином и нервно делает глоток. – Он партнер Юнги, помогающий ему в делах, так что нужно узнать его получше и поприветствовать в семье, – спокойно объясняет Чо, продолжая резать свой стейк. – Он убил моего сына. При этих словах в комнате воцаряется тишина, и Чимин прикусывает край бокала, наблюдая за разворачивающейся сценой через стекло. Должен ли он игнорировать происходящее или защищаться? Он бросает на Юнги косой взгляд, а тот отвечает извиняющейся улыбкой. – Возможно, твоему сыну следовало бы научиться не прикасаться к вещам, которые ему не принадлежат, – Чо кладет нож и вилку и с вызовом поднимает бровь на женщину. – Матушка, Вы слышали, что Чимин помог Юнги выйти на рынок Гонконга? – говорит Шиндон с самой фальшивой улыбкой, которую Чимин когда-либо видел. – Нам повезло, что он есть в нашей семье. Женщина, известная Чимину как мачеха Юнги, хмыкает. – Вот же лиса, – шепчет ему Юнги. Еще один человек, которому Чимин не должен был переходить дорогу. – Он заставил человека, который взорвал мою лабораторию, говорить, – мягко замечает Юнги, но Чимин чувствует легкую дрожь в его голосе – признак ярости. – Он действительно хорош. Я бы не стал с ним связываться. – Правда? – спрашивает Шиндон. Чимин потрясен тем, как ему удается сохранять невозмутимое выражение лица, глядя ему в глаза. – Я... – Чимин замолкает, все еще держа бокал влажными пальцами. – Я просто ускорил события, потому что торопился. У меня кончилось курево. Шиндон показывает на него пальцем, прищелкивая языком. – Вот такое мне нравится. Чимин не знает, как реагировать, и ощущает себя беспомощным. Он обводит взглядом сидящих за столом, гадая, как долго придется оставаться здесь с ними. Рассерженная женщина, готовая воткнуть ему вилку в шею, и ее сын, которому едва исполнилось восемнадцать, постоянно ухмыляющийся, как идиот. Двуличный помощник босса, выдающий себя за заботливого старшего брата, который мечтает разорвать их на части, пока пожимает руки, и его мать, которую Чонгук бы сравнил со злой мачехой. И, наконец, босс мафии, который ведет себя так, будто это не он избил его и не заставил встать на колени всего пару дней назад. – Итак, Чимин, расскажи мне о себе, – Чо берет свой бокал вина и пристально смотрит на него. – Чем ты занимался до тюрьмы? Чимин чувствует руку Юнги на своем бедре, чуть выше колена. Он ставит пустой бокал и смотрит в глаза старику, изо всех сил стараясь выглядеть вежливым. – Я работал в кафе, господин. – Ты служил? – Нет, господин. Я собирался, но произошел несчастный случай и... в общем, я оказался в тюрьме. – Пока ты работаешь на нас, тебе не нужно беспокоиться о повестке, – заверяет Чо, делая глоток. – А сейчас? Уже нашел работу? Моя работа – твоя семья. – Нет, господин. – А Юнги тебе платит? – Нет, господин. – А откуда же у тебя деньги? – Мой брат помогает мне, господин. Он всю жизнь обеспечивал нашу семью. Чо кивает, а потом переводит взгляд на младшего сына. – Ты должен заплатить ему, Юнги. Я знаю, что он твой партнер, но он не благотворительная организация. Парень не может вечно сидеть на шее у своего брата. Чимину приходится сильно прикусить язык, чтобы скрыть улыбку. Ладно, может быть, он не так уж сильно ненавидит этого Чо. – Есть ли что-нибудь, что я должен знать о тебе, Чимин? Что-то важное? Чимин удерживает его взгляд несколько секунд, размышляя, что имеется в виду под этими словами. Он знает, что они в курсе его настоящей профессии, иначе он бы уже был залит цементом или лежал на дне реки Хан, а не присутствовал на семейном собрании, поедая самый вкусный стейк в своей жизни. Так что, возможно, это просто естественный интерес, как у Сокджина. Разумно быть настороже, если управляешь самым большим в стране преступным синдикатом. – Нет, господин, – отвечает он, мотая головой. – До Юнги моя жизнь была скучной. Чо хмыкает, минуту обдумывая его ответ, прежде чем снова хмыкнуть. – Ладно, малыш, – он поднимает бокал с вином. – Чимин? – Да, господин? – Добро пожаловать в семью. *Прим.пер.: Ханс Бринкер – один из самых известных голландцев во всем мире. Он получил известность за то, что заткнул пальцем отверстие, образовавшееся в дамбе, что спасло страну от катастрофического наводнения. Пареньку на тот момент было всего восемь лет. Ему пришлось прождать помощь всю ночь, продрогнув до костей.