Sin City / Город грехов

Краткое содержание главы: Сраный полицейский.

***

Чимин растерянно разинул рот, в замешательстве нахмурив брови. Все, что он может поделать, – моргать, тупо глядя на старшего. Чимину приходится порыться в памяти, чтобы убедиться, что это сказал не он. Это не его рот проболтался, это не он выдал единственную тайну, которая едва не убила его и Хосока. Нет, он совершенно точно ни в чем не сознавался. Голос, отдающийся в его голове, намного глубже собственного, а Юнги… Юнги не шарится по сторонам, ища что-нибудь, чем можно дать ему по голове, и не зовет Намджуна, который все еще ждет снаружи. Может быть, ему послышалось. Вот в чем дело. Он до сих пор в шоке, поэтому мозг выдает нереальные ситуации. – Ч-что? Юнги выскальзывает из его объятий и прислоняется спиной к стене ванной. – Я полицейский, Чимин, – он, нахмурившись, потирает брови, – а может, был раньше. Да, был – это правильное время. Впрочем, не важно. По крайней мере, сейчас. – О чем ты говоришь? Ладно. Это самая абсурдная вещь, которую ему приходилось слышать за время операции. –Я... я думаю, у меня все еще есть значок. Хотя, наверное, нет. Блядь, не знаю, Чимин, прошло уже восемь лет. Я уже ничего не помню… Вот бы он у меня и сейчас был. Все в этой операции казалось неправильным с самого начала, Чимин знал, но игнорировал это, потому что это никогда не имело особого значения. Они не могли знать всего, иначе Квон не нуждался бы в агенте под прикрытием. Он в любой момент мог получить дополнительную информацию для команды. В этом заключалась его работа. Но именно это... это просто смешно. Мин-сраный-Юнги… Младший сын Чо Чонсика, самого страшного мафиозного босса во всей стране, оказался ебаным полицейским? Мин Юнги, имеющий в распоряжении гребаного серийного убийцу и управляющего делами семьи, которого все боялись и называли монстром, – гребаный полицейский? Это не имеет никакого смысла. Ничего больше не имеет смысла. – Я все еще не понимаю, – бормочет Чимин, изучая лицо старшего, ища хоть какой-либо признак того, что он шутит, ожидая, что тот разразится смехом и воскликнет: «Попался!». Но ничего из этого не происходит, Юнги выглядит смертельно серьезным, будто его снова вырвет. Юнги делает глубокий вдох, чувствуя, как его кожа покрывается холодным потом. Бля. Вот теперь ему действительно нужны те таблетки, но они в квартире. – Меня приняли в полицейскую академию, когда мне было восемнадцать. В день, когда умерла моя мама, – объясняет он, вытирая рукавом пот со лба. Чимин смотрит на Юнги – тот едва держится на ногах. Ноги у него дрожат еще сильнее, чем его собственные, а руки трясутся. Он осторожно обхватывает старшего за запястье, указывая другой рукой на диван. – Давай-ка присядь, малыш. Кажется, ты вот-вот свалишься в обморок. Юнги позволяет себя тащить. – Извини. Чуть не умер ты, а хнычу я. Чимин садится, утягивая его за собой. – Все в порядке, малыш, я в порядке. А теперь скажи мне, что происходит, потому что я совершенно растерян. Юнги подтягивает ноги к груди и кладет подбородок на колени. – Я говорил тебе, что жил с мамой. Тогда мы были так бедны, и... и я просто хотел сделать маму счастливой и обеспечить жизнь, которую она заслуживала, поэтому я сдал экзамен в Академию, и меня приняли. Это было бесплатно, работа была гарантирована, так что почему бы и нет? Это лучше, чем армия. Но потом моя мама умерла. Он глубоко вздыхает. – Бля, Чимин, у тебя есть сигарета? Чимин достает из кармана сигарету и помещает ее между губами старшего, замечая, что тот не собирается расцеплять руки вокруг своих ног. Он дает прикурить и запихивает все обратно в карман. Юнги глубоко затягивается и выдыхает дым через нос, молясь, чтобы никотин немного успокоил его нервы. Он делает еще одну затяжку, а затем зажимает сигарету пальцами. – И он… тот офицер, мой старший коллега, пришел ко мне в день ее похорон с огромной папкой и сказал, что знает, кто убийца. Помнишь, я говорил тебе, что кто-то перерезал горло маме? Да, так вот, он мне все рассказал, – он снова подносит сигарету к губам, глядя на сведенные брови младшего. – Бля, Чимин, это был мой отец. Тот офицер сказал мне. Это звучало резонно, понимаешь? Он всегда хотел нашей смерти, даже пытался убить меня, когда я был всего лишь кучкой бездушных клеток. – Черт, Юнги. Это ужасно. Мне жаль, – бормочет Чимин. – Он попросил меня внедриться в банду. Свергнуть империю, отомстить за маму, спасти мир, – он делает еще одну затяжку и выпускает дым из легких, пока говорит. – Плевать я хотел на этот мир. Просто нужно было отомстить тому, кто разрушил мою жизнь. Ебаный полицейский. – Это был... кошмар. Я не знал, на что подписываюсь. Я думал, что проникну в этот дом, поживу там несколько месяцев, а потом свалю с запасом информации, чтобы уничтожить всю банду. Никто не говорил мне, что я стану таким же чудовищем, как они, машиной для убийства, гребаным преступником, который разрушает жизни и семьи. Черт, Чимин, я не хотел никого убивать. И если бы я выполнил свою работу, то вся эта организация не существовала бы и тот офицер был бы жив. Шиндон сказал, что у него есть ребенок. Бля, его же ждут, наверное. Чимин смотрит на Хосока, спящего на койке, а потом переводит взгляд на Юнги. Это уже не шутка. Это реальность. Он все это время охотился за гребаным копом. – Что произошло, Юнги? – Я начинал как наркокурьер, но получать данные было очень сложно, и я устал от дерьмового обращения. Я знал, что должен был высоко подняться, чтобы заполучить секретную информацию, поэтому... поэтому я уничтожил целый клан только для того, чтобы получить монополию на наркотики и, следовательно, свою должность главы нескольких банд, однако отец узнал о миссии. Чимин удивленно поднял бровь. Чо Чонсик знал, что его сын агент, и оставил его в живых? – Очевидно, они взломали правительственную базу данных. Я понял это, когда он вызвал меня в свой кабинет, – там я увидел мое личное дело, раскиданное по всему столу. Думал, что умру. Черт, я испугался до усрачки, – он стучит сигаретой по полу, прежде чем снова поднести ее к губам. Никотин совсем не похож на ксанакс, но, по крайней мере, руки больше не дрожат. – Он даже не рассердился, Чимин. Просто был разочарован. И знаешь, что он сказал? «Я был неправ, когда пытался убить тебя и твою мать много лет назад, и я сожалею об этом». Он сказал, что не он убил ее, что он знал, где мы жили, поэтому у него не было причин ждать восемнадцать лет. – Тогда кто убил твою маму? – Не важно, – Юнги со вздохом выпускает дым. – Ее убийца мертв. Заказчик? Ну… он слишком высоко, я не могу дотянуться. Чимин облизывает пересохшие губы. Он не знает, солгал ли тот офицер или нет, но одна эта ошибка привела молодого человека к жизни, которую он никогда не хотел. И это просто... несправедливо. – И твой отец просто оставил тебя в покое? – спрашивает он, наблюдая за облаком дыма, за которым на несколько секунд скрывается лицо старшего. – Нет, он положил пистолет на стол, сказал мне застрелить его и забрать все жесткие диски, архивы и папки из его кабинета и отнести в полицию, чтобы закончить операцию, – Юнги не может удержаться от сдавленного смешка при виде шока и неверия на лице младшего. – Или я мог остаться, сменить его, а потом отомстить настоящему убийце. Чимину не нужно спрашивать, какой вариант выбрал Юнги. Старший отвернулся от команды, потому что хотел отомстить за маму. Месть выше справедливости, и Чимин ничуть не удивлен. Все эти кровь и убийства, ненависть и манипуляции, чувство вины и смерть – все это не могло заставить Юнги смириться с тем, что он зря прошел через ад. Он должен был отомстить за свою маму, и если это означало превращение в чудовище, то так тому и быть. – И все же мой отец не мог простить мне информацию, которую я слил, и тот факт, что я сомневался в нем, – продолжает Юнги. – Еще одна причина отправить в тюрьму меня, а не моего брата. Чтобы одновременно наказать меня и спасти своего любимого сына. Вся эта информация слишком сложна для понимания, и Чимин не может найти подходящих слов, чтобы как-нибудь отреагировать, поэтому он спокойно ждет, пока старший продолжит, но Юнги просто затягивается, а потом выдыхает серое облако с печальным вздохом. – Получается, ты перебежчик? – Не знаю, – пожимает плечами Юнги, пытаясь найти правильный ответ. – Я знаю, что хочу отомстить, но потом? Никогда об этом не думал. И давай будем честны. Мой отец никогда бы не позволил мне убить его. Это была проверка. Ебаный полицейский. Неважно, сколько раз он повторяет одно и то же предложение снова и снова. Оно звучит неправильно. Он знает, что агентам под прикрытием может сойти с рук дерьмо, но где черта? Как далеко они могут зайти? Если осталось время для искупления, значит ли это, что Юнги можно спасти? Надежда заставляет его внутренне улыбнуться. Может быть, после всего этого им не придется прощаться. – А ты… Юнги, ты собираешься вернуться? – скрывая проблески надежды в голосе, Чимин смотрит на него умоляющими глазами. Старший молчит, даже не глядя на него. – Я не люблю убивать, – Юнги бурчит настолько тихо, что Чимин едва может это расслышать. Он может поклясться, что никогда не слышал такого отчаяния в его голосе. Он замечает, как дрожат губы Юнги, будто он борется с комком в горле. Он задается вопросом, не тот ли это человек, о котором Тэхен рассказывал ему, потому что теперь он понимает, почему тот почувствовал желание защитить его, пачкая свои собственные руки за него. Просто в его лице есть что-то такое, что заставляет людей хотеть отдать ему весь мир: чистое отчаяние. Блядь. Ему вообще не следовало работать под прикрытием. Какой идиот пошлет необученного новичка на работу под прикрытием в самой известной мафии за всю историю Сеула? – Юнги? – зовет он, а Юнги только мычит в ответ. – Кто был тем офицером? – Квон, – шепчет Юнги, – Квон Сану. Глаза Чимина сужаются при упоминании этого имени. Во второй раз за последние двадцать минут он сомневается в собственных ушах, однако на этот раз это не замешательство, а накинутый на голову мешок, жарящий тело, словно лесной пожар, и только когда Юнги зовет его по имени, он замечает, что находится на полпути к двери. Чимин оборачивается и смотрит на старшего, пытаясь оправдать свою внезапную вспышку гнева. Тем не менее, когда Юнги бормочет извинения, Чимин осознает, что он в безопасности. Юнги сейчас сосредоточен на том, что винит себя, поэтому не замечает внезапную перемену в его поведении при упоминании имени офицера. – Все в порядке, малыш, – мягко говорит он, заставляя себя слегка улыбнуться. – Мне просто нужно подышать свежим воздухом. Сегодня… произошло слишком много всего. Оставайся с хеном. Я скоро вернусь, – дает указание Чимин, прежде чем захлопнуть дверь. Намджун дремлет на пластиковой кушетке в коридоре, и Чимину в глубине душе хотелось бы, чтобы он упал лицом вниз и ушиб свой хорошенький маленький носик. Как только Чимин выходит из здания, он достает из кармана телефон и набирает номер, который выучил наизусть. Ему приходится делать глубокие и медленные вдохи, чтобы успокоить нервы, иначе он взорвется еще до того, как Квон ответит. Он замечает взгляды прохожих, полные жалости и страха. Смесь крови, пота и слез, должно быть, смотрелась отвратительно. – Говори. Голос Квона, как повелось с начала операции, звучит холодно и ровно, но на этот раз Чимин не возражает. Наоборот, ему нужно, чтобы мужчина казался отстраненным и он мог бы выплеснуть все без тени вины. – Нам нужно поговорить. Лично. Прямо сейчас, – требует он, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. – Это слишком опасно. – Мне плевать. Или ты соглашаешься, или я стучу в твою дверь. – Если это важно, расскажи по телефону, если нет, то не надо было звонить. Упрямый старый осел. – Тэмин мертв, – ровным голосом констатирует Чимин. Квон в трубке молчит, но Чимин знает, что он все еще там, потому что слышит его дыхание. – Оперативная база. Встретимся через час. Наконец-то, блядь. Чимин ловит такси и дает водителю адрес. Он не может оторвать глаз от фотографии на экране блокировки: спящий или, скорее, отключившийся на диване Хосок. Изначально на снимке был изображен и Тэмин, но его пришлось вырезать. Тогда была зимняя ночь, Тэмин не смог вернуться домой из-за сильного снегопада после того, как подвез Чимина, поэтому он остался у них и всю ночь пил с Хосоком. Все закончилось тем, что они оба отрубились на диване, и Чимин сфотографировал их, чтобы шантажировать Тэмина: деньги на обед в течение месяца или это расползется по всему отделу. Сейчас условия кажутся бессмысленными – Тэмин всегда платил, когда они обедали вместе. Он делал это под предлогом «Я твой хен и старший коллега», но Чимин знал, что это потому, что Тэмин понимал, что Чимин готов умереть с голоду, лишь бы скопить деньги на лечение матери. Он ненавидел получать помощь из жалости, однако что еще он мог сделать? Он не мог продолжать гоняться за преступниками на пустой желудок. Он на мгновение задумывается, чем сейчас занимается жена Тэмина, но тут же отгоняет эту мысль. Если он позволит себе думать и чувствовать, то запаникует, а это нехорошо. Ему сейчас нужен полный контроль над собой. Когда автомобиль наконец останавливается перед домом самого обыкновенного вида, Чимин расплачивается с водителем кредиткой и выходит. Черный «хендэ» Квона припаркован снаружи, что, на взгляд Чимина, выглядит безрассудно для человека, который не позволяет ему сделать даже простой телефонный звонок, однако все в этой встрече уже кричит об опасности, так что машина не имеет большого значения. Как только он входит в дом и его взгляд падает на лицо мужчины, он чувствует прилив гнева, и до того, как он успевает себя остановить, его кулак соприкасается с челюстью офицера. Квон со стоном падает на грубый пол, а Чимин растирает свою ноющую руку. Это восхитительная боль, и он не прочь повторить. – Теперь ты ведешь себя как настоящий гангстер, – усмехается Квон, хватаясь рукой за челюсть, на которой уже образовался отвратительный синяк. – Отсиди сначала, а потом поговорим, сукин ты сын, – сплевывает Чимин, разминая пальцы. Вот бля. Надо научиться правильно бить. Возможно, Намджун сможет помочь. – В чем дело, малыш? – опираясь на край стола, Квон перетаскивает свое тяжелое тело на стул. – Используй язык, как цивилизованный офицер, вместо того чтобы махаться кулаками, как сраный бандюган. – Офицер Ли мертв, – Чимин не сводит с него глаз и ждет какой-нибудь реакции: вздоха, дрожи, слезинки, – чего угодно, но Квон молчит, а выражение его лица не меняется. – Его продал кто-то из отдела. Его и другого полицейского, которого ты внедрил в качестве водителя. Они оба мертвы. – Тело будет? – голос Квона лишен всяких эмоций. Он выглядит собранным и... спокойным. В отличие от Чимина, который уже задыхается от ярости. – Не думаю. Ты же знаешь эту семью. Знаешь, что они никогда не оставляют после себя тела. Ты их хорошо знаешь. Пиздецки хорошо, – он упирается ладонями в стол и подается вперед, щуря глаза и слегка наклоняя голову. – Учитывая, что именно ты послал офицера Мина в Немезиду. Вот оно. Реакция, которую он ждал. Вспышка паники в глазах и подергивание губ. Чимин слышит, как шестеренки в его мозгу вращаются на полной скорости. – Какого черта ты мне ничего не сказал? Квон опирается локтями на стол, сложив руки вместе. Еще один признак того, что он придумывает объяснение в своей голове. – Это что-нибудь изменило бы? – старший беспечно пожимает плечами. – Он преступник. – И все же ты должен был мне сказать. – Зачем? Чимин открывает рот, пытаясь найти ответ, но на ум ничего не приходит. Он закрывает рот и смотрит на свои руки, прежде чем снова взглянуть на Квона. – Разве имеет значение, кем он был? Он перебежчик, преступник, – продолжает Квон. – И из-за него погибли два хороших офицера. Так скажите мне, офицер Пак, не все ли равно, кем Мин был раньше? – Если все равно, почему тогда не сказал? – осторожно спрашивает Чимин. – Говорить с будущим агентом под прикрытием о предателях – не самый мудрый шаг. Это бы посеяло неуверенность в тебе, – объясняет Квон. – Мин предал нас. Это единственное, что имеет значение. Чимин сглатывает и закрывает глаза. Может быть, Квон и прав. Пускай у Юнги и есть значок, он все еще предатель, который поставил собственные интересы выше интересов страны. –Тогда почему ты солгал ему о матери? – он открывает глаза и изучает лицо мужчины. – А я и не лгал, – взгляд Квона не меняется. Он не отводит взгляд. Голос не дрожит. – Но он же... Я имею в виду… Мы можем поговорить с ним, а? Расскажи ему все. Переубеди его. Прошло не так уж много времени. Мы еще можем спасти его. – Я пытался, сынок. Поверь мне, я пытался. Он позволил манипулировать собой. Все эти деньги, власть, влияние, семья и остальное дерьмо – единственное, чего Мин когда-либо хотел. Он слишком близок к вершине, всего лишь в шаге от того, чтобы стать королем. И он не готов отпустить все это, поэтому позволил себе поверить в кучу лжи о нашем отделе. Месть была лишь предлогом, чтобы избежать чувства вины. – Значит, его отец действительно… – Чимин замолкает, не в силах закончить фразу. – Да, – кивком подтверждает Квон. Чимин зарывается пальцами в волосы. – Вот же бля… – Послушай, Чимин, – начинает Квон более мягким тоном, тем же отеческим, который помнит Чимин, и от этого у него перехватывает дыхание. – Я знаю, ты расстроен сейчас, но... ты не можешь набрасываться на своего начальника вот так. Понимаешь? – Вот же бля, – повторяет Чимин, прижимая ладони к пересохшим глазам. Чужая рука на плече усаживает его на деревянный стул. – Ну же, сынок. Присядь. Мне очень жаль офицера Ли. Я знаю, что вы были близки. Чимин хотел бы снова почувствовать ярость, оцепенение, гнев, – что угодно, кроме печали, медленно нарастающей в его груди и сжимающей сердце в тугую металлическую клетку. – Блядь. Я... это сделал я, – страдальческий крик вырывается сквозь стиснутые зубы. – Я... я тот, кто в-выстрелил. Он смотрел на меня и... и я просто... – Ш-ш-ш, все в порядке. Все в порядке. Просто дыши, хорошо? – дает указания Квон своим мягким тоном. Рука на плече Чимина разминает напряженные мышцы. – Уверен, у тебя не было иного выбора. Ты хороший человек, Чимин. Я знаю тебя. – Они с-собирались и-изнасиловать его. Я... я не хотел, чтобы хен... прошел через то же... что и я, – несмотря на прижатые к глазам ладони, слезы все равно катятся по его щекам. Как же он, блядь, устал плакать. – Я н-не могу забыть его глаза. Блядь, блядь, блядь, – Чимин всхлипывает, сползает со стула и садится на пол, свернувшись калачиком и прижав глаза к коленям. – А что я скажу его жене? Его ребенку? – Ничего. Ты ничего не скажешь, Чимин. Им не нужно знать. Никто не должен знать. – Н-но… – Ты не убивал его, Чимин. Ты спас его от мучений и страданий, – Квон сидит перед ним, наблюдая за всхлипывающим мальчиком. – Его убила Немезида. Не ты. И точка, – он хватает мальчика за голову и мягко заставляет его посмотреть на него. – Понял? Чимин медленно кивает, отметив про себя, что ситуация повторяется. Квон снова обнимает его, вытирает слезы и говорит, что он молодец, что с ним все будет хорошо. Он льнет к прикосновению мужчины, стараясь дышать медленно и глубоко. Больше нет ни вздохов, ни рыданий, только тихие и ровные потоки слез. – Скажи мне, что я могу сделать, Чимин. Я знаю тебя. Я знаю, что ты не можешь проигнорировать то, что произошло. Я знаю, что ты не можешь продолжать в таком состоянии, – говорит Квон понимающим голосом. – Возвращайся и сосредоточься на поисках улик, о которых я тебя просил, и я сделаю все, что тебе нужно. Чимин смотрит на мужчину блестящими глазами с подрагивающей нижней губой. Что он вообще здесь делает? Поверить в то, что убийца выше закона? Наброситься на единственного живого человека, который все еще на его стороне, вместо того чтобы мстить? Однако он чувствует себя опустошенным, угнетающая печаль все еще кровоточит. Чувство утраты и горя, он знает, пройдут не скоро. – Здесь есть бар. Это там я заключал сделку с Чжэньли Хуаном. Это бордель. – Что-нибудь еще? Чимин облизывает сухие губы и вытирает глаза рукавом, шмыгая носом. – Я знаю, вы собираете информацию о торговле Шиндона оружием. Есть контейнер, полный McMillan TAC-50, – он замолкает в нерешительности, но теплая улыбка Квона побуждает его продолжать. – В четверг Мин проведет крупную сделку по продаже кокаина. Частная пристань в Похане. – Считай, уже сделано. Дорога обратно в больницу запомнилась отрывочно. Таксист попытался завязать разговор – сердобольный старик, беспокоящийся о мальчике, покрытом кровью – но Чимин лишь крепко сжал губы, боясь, что снова разрыдается, если откроет рот. Он даже не помнит, заплатил ли он этому человеку. Все, что он знает, – это то, что он стоит в дверном проеме, наблюдая за спящим Юнги. Интересно, думает он, а что, если бы Юнги не позволил отцу одурачить себя? Возможно, Чимин бы даже не знал о Немезиде, а Юнги был бы самым красивым офицером в офисе, о котором Чимин всем бы прожужжал уши. Он мог бы говорить о своей влюбленности с братом всю ночь напролет, а утром выслушивать поддразнивания Тэмина. Может быть, Юнги бы навестил его и провел праздники с семьей Чимина. Тогда они оба могли бы подтрунивать над умением Хосока готовить кофе. Чимин понимает, что влюбился бы в Юнги даже в альтернативной реальности. А почему бы и нет? Он берет еще одно одеяло и накрывает им свернувшегося клубочком старшего, прижимаясь губами ко лбу. Юнги морщит нос, но не просыпается. Чимин очень хочет разбудить его и хорошенько поцеловать. – Ты действительно любишь его, не так ли? Внезапный голос заставляет его вздрогнуть и сделать шаг назад, выпрямляя спину. Он был слишком поглощен Юнги, чтобы заметить, что Хосок проснулся. – Хен? – бросившись к нему, Чимин дотрагивается до его лба. – Как ты себя чувствуешь? – Как будто меня чуть не убил психопат? – Черт, хен, прости меня, – Чимин поднимает руку Хосока и прижимает ее ко лбу. – Мне ужасно жаль. – Все в порядке, милый, твой хен в порядке, – он мягко высвобождает руку, чтобы притянуть мальчика ближе к себе, и подвигается на койке. – Иди сюда. – Со мной все хорошо, хен, – отказывается Чимин, мягко качая головой, хотя на самом деле он готов убить за то, чтобы почувствовать объятия брата. – Я подтирал за тобой, малыш, немного пота и крови – это ерунда, – шутит он, подтягивая его еще упрямее. – Да ладно тебе. Я не хочу спать один. На этот раз Чимин без возражений ложится рядом с Хосоком и зарывается лицом в изгиб его шеи. – Я... я думал, что потерял и тебя, хен, – бормочет он, и глаза снова наполняются слезами. Он чувствует непреодолимое желание закричать от усталости, он задолбался постоянно плакать. Все это слишком, он даже не знает, что чувствует. В груди у него словно американские горки эмоций. В одну секунду он чувствует печаль, в следующую – кипящую ярость, за которой следуют страх и грусть, разочарование и тоска, а потом глухое оцепенение. Он хотел бы лишь отпустить эмоции и просто плакать. Сесть на пол и плакать, как в пятилетнем возрасте, пока Сок-и хен пытается все уладить. – Ты любишь его, – шепчет Хосок, проводя пальцами по волосам младшего. Чимин только хмыкает в знак согласия. Нет смысла отрицать, когда всем по его глазам видно, как глубоко он увяз. – Ты знаешь, что не должен был этого делать? В конце концов тебе будет больно. На этих словах его нижняя губа снова начинает дрожать, поэтому он прижимается к Сок-и хену еще сильнее. Рука в его волосах – единственное, что удерживает его от того, чтобы снова сломаться. Он понимает, что Хосок знает правду. Не нужно быть гением, чтобы заметить, что что-то всегда было не так, особенно когда веришь, что брат – ангел, не способный ударить невинного и сбежать. – Что бы ты ни делал, что бы ты ни делал до сих пор, Чимин, что бы ты ни собирался делать теперь, – продолжает Хосок мягким, но строгим тоном, желая, чтобы Чимин посмотрел ему в глаза и почувствовал его искренность, – это нужно было сделать. Это надо сделать. Ты молодец, милый. Хен очень гордится тобой, – он смотрит на блондина на диване: если бы его не было в комнате, им было бы легче разговаривать. Он знает, что Чимин едва сдерживается и готов расплакаться, но не может. – Я уверен, что мама гордилась бы тобой, если бы все еще была с нами. Онемевший. Холодный. Печальный. Его сердце снова бешено колотится. Как может Хосок называть его хорошим, когда он выстрелил в человека, в друга, прямо у него на глазах? Неважно, хотел ли этого Тэмин, неважно, было ли это из милосердия, он все равно сделал это. Он выстрелил. Какой хороший человек способен убить своего друга? Впервые он не верит Хосоку. Если бы его мама все еще была здесь, она бы его возненавидела. Точно так же, как она возненавидела его за убийство отца. Точно так же, как она отвернулась от него, когда услышала об аварии. Чимин уверен, что если бы они поменялись местами, Тэмин не смог бы застрелить его, потому что хороший человек никогда не сможет убить другого человека. Я узнаю убийцу с первого взгляда. Тэхен знал это с самого начала. Он знал это лучше самого Чимина. Юнги бы никогда не убил тех людей снова. Ему больно? Да. Он сожалеет? Нет. Может быть, Чонгук и ему начнет давать прозвища. Он бы убил тех людей снова. Чимин вновь задается вопросом: где граница между добром и злом? Он ходит по острому лезвию, и на этот раз что-то глубоко внутри намекает, на какую сторону он упадет.