* * *
Рыцарь стоял у княжеского трона, склонив одно колено. Мрамор на полу был холодным, таким же холодным, как и тон княгини, входящей в помещение. Он думал о подбадривающих словах своего друга ведьмака, вспоминал запах любимых каштановых волос с рыжинкой. Мильтон де Пейрак-Пейран улыбнулся, вспомнив их первую встречу с Бьянкой. Анарьетта должна понять. Обязана. Она простит. — Рыцарь Пейрак-Пейран, чем обязана столь ранним визитом? — она грациозно, словно дикая кошка, прошла по ковру, аккуратно опускаясь в кресло. — Ваша милость, я прошу об одной очень важной для меня вещи, — он запнулся, но взял себя в руки. — Я прошу об отставке и уходе из княжеской гвардии и рыцарского странствия. Я странствовал долго и наконец нашёл место своего Предназначения. — Я надеюсь, само Предназначение твоё сможет оправдать твой поступок? — она нахмурилась. — Гвардию покидают двумя способами: смертью на поле боя или эшафотом. — Я нашёл свою любовь и желаю с ней обвенчаться в скором времени, но счастливая совместная жизнь невозможна при учете рыцарсих обязательств, — он, вопреки этикетам и законам, поднялся с колена и посмотрел Анне-Генриетте прямо в зелёные глаза. — Поймите меня, ведь я не состою в заговоре и не желаю быть государственным изменником. Я просто хочу жить со своей любовью. — И кто же твоя избранница? — голос княгини дрогнул. Она не обратила внимания на нарушение правил, вглядываясь в рыцаря. — Её зовут Бьянка, и она самая прекрасная девушка на всем свете. Мы встретились в Карависте*, откуда она родом. — Тогда… Я позволяю тебе, Мильтон де Пейрак-Пейран, покинуть гвардию Туссента и освобождаю от рыцарских обетов. Только, сделай мне одолжение, прибудь в пятницу на праздник, мы сделаем тебя зайцем, чтобы отблагодарить за годы службы. — Спасибо, Ваша Милость. Я безумно счастлив, что вы меня поддержали. Я не прекращу следовать добродетелям и даже после смерти буду помнить ваши слова. Благодарю, — он поклонился и вышел из зала. В утреннем, еще совсем сонном Туссенте накрапывал лёгкий дождик. Привычное голубое небо пряталось за серым полотном туч и облаков. Ветер, едва различимый в шуме дождя, сбивал с пути мелкие капли. На улицах не были открыты базары и лавки — торговцы, как и хозяева ларьков, досматривали свой последний сон. Тишина, мягкая, но звенящая в ушах, обволакивала Боклер. — Смог? — ведьмак, ждавший его на выходе, напряженно вглядывался в рыцаря. — Смог! — Мильтон выдохнул и улыбнулся. — На самом деле, ты мог не приходить, я же просто ходил на аудиенцию, и ты бы сейчас радостно спал, а не стоял бы под дождем из-за меня, — скомканно объяснился он. — Ты мой друг, а для друзей нет времени и желания, для друзей есть только преданность, — процитировал Вессемира Геральт. — Тем более, не такой уж и сильный дождь. Куда пойдём теперь? — К сожалению, в разные стороны, — Пейрак-Пейран грустно улыбнулся. — Меня назначили зайцем на завтрашнем празднике, нужно подготовиться. — Зайцем? Это шутка такая или что? — Это светская забава. Рыцарей, за подвиги или службу, награждают орденом и зайцем. Меня переодевают и устраивают большой конкурс во дворцовых садах. По подсказкам и загадкам аристократы ищут зайца, при этом тот, кто его найдёт получает денежную сумму и вручает зайцу княжеский орден. — Для рыцарей это, наверно, большая честь? — фыркнул Геральт. — Наибольшая. Никто ещё не был зайцем дважды, кроме меня. Это будет рекорд и уважение ко мне на многие годы, — он улыбнулся шире. — Так что бывай, Волк. И спасибо. Они разошлись и, оседлав лошадей, помчались в разные стороны, но оба по одному направлению — к своей любви. Геральта ждала уже привычная дорога через северные ворота. Заведя Плотву в стойло, мужчина направился к усадьбе. Корво Бьянко давно была на ногах — ранний полив винограда и первый сбор этого года сыграли свою роль. Тут и там ходили люди в сарафанах и льняных рубахах, испачканных в ягодном соке. Угрюмое небо, все ещё серое от облачной пелены уже не проливало дождливые слёзы, лишь молча глядело вниз, на землю. Цири ещё спала, а вот Йеннифэр металась по комнате из стороны в сторону, сбрасывая в сумки пергаменты, свитки, исписанные мелким крючковатым почерком чародейки, и толстые томики с золоченым корешками. По-утреннему растёппанная и не причёсанная, без капли косметики на лице, она вызывала у ведьмака смешанное чувство благоговения и собственности. Он стоял на пороге комнаты и не издавая ни звука, затаив дыхание, любовался ее чёрными локонами, походкой, даже в спешке грациозной и аккуратной, её фигурой и глазами, в свете становившимися совершенно фиалковыми. — Куда-то собираешься? — хрипло спросил ведьмак, облокотившись на стену. Она резко обернулась. Смольные кудри взметнулись, а на лице чародейки появилась тёплая улыбка. — Доброе утро, Геральт. — Йеннифэр подошла и, обняв его обеими руками, уложила голову ему на грудь, вслушиваясь в замедленные мутацией удары сердца. — Фрингилья вызвала меня на границу, сказала, что заметила подозрительные колебания магического поля. Завтра Мидинваэрне, оно может разрушится, и в Туссент грянет лавина холода. — Тебе обязательно ехать? — он сжал её в обьятиях, зарываясь носом в волосы и вдыхая её запах. — Обязательно, — она вздохнула. — Это всего два дня, тебе не стоит волноваться. — Два дня без тебя это вечность, — тихо сказал ведьмак. — Тем более, после того, что ты говорила, я не хочу тебя отпускать, Йен, не хочу. — Я не хочу ехать, но ведь это моя работа, — она взглянула ему в глаза. — Отпусти, пожалуйста. Мужчина медленно расцепил руки, освобождая чародейку. Словно побитый щенок, он грустно смотрел на её окончательные сборы и глубоко вздохнул при появлении портала. — Я люблю тебя, — её слова словно осыпались на его губах. Йеннифэр поцеловала его нежно, как целуют при прощании. Он, закрыв глаза, в последний раз обнял её и опустил руки. Когда Геральт открыл глаза, в комнате уже никого не было. Пришедшее с полуднем солнце засеребрило края облаков. В воздухе потеплело. Миллионы росинок на травах и деревьях засветились, переливаясь в жёлтых лучах. Изумрудный, пропахший вином Туссент ожил, ожил мгновенно и бесповоротно. Зашумел толпой Боклер, зарокотали от тяжёлых телег дороги, протяжно распевались птицы, пробуя постичь новые октавы, слышалось фырканье лошадей и напряжённое переступание с копыта на копыто. Всё двигалось, всё менялось, всё шло вперёд. — Геральт? — раздался тихий голосок с лестницы. — Она уехала? Ведьмак вышел из комнаты, со скрипом закрывая дверь за спиной. — Да, Цири, она уехала. Девочка заторопилась вниз, перепрыгивая через ступеньку. — Но ты же знаешь, она же скоро вернется! Она… А-а! — одна из ступеней лестницы прогнулась под девчачьей ногой и, сломавшись пополам, рухнула вниз. Цири в свободном падении полетела в том же направлении, барахтаясь в воздухе, словно птенец, который все не может взлететь. Она зажмурилась и изо всех сил вжалась в комочек. Геральт отреагировал мгновенно, стрелой встревая между ребенком и дощатым полом. Он мягко поймал княжну, успокаивающе её обнимая. — Она всегда возвращается, — испуганно закончила девочка, прижавшись к ведьмаку. — Ты меня поймал! — Больше так не делай, — хмуро ответил Белый Волк, помогая ей установить равновесие. — Как не делать? — спросила Цири, вставая на пол. — Не летай, — он вдруг улыбнулся девочке. — Иначе доведешь меня до инфаркта, а такого у ведьмаков ещё не наблюдалось. — А что такое инфаркт? — спросила девочка. — Не знаю, — честно ответил он, засмеявшись. Цири вдруг обернулась в сторону кухни, почувствовав запах свежих оладий. Переведя взгляд на Геральта и обратно, она хитро прищурилась и нарочито громко воскликнула. — Па-ап! А я не за-автракала! — Намёк ясен, — он усмехнулся ей и пошёл на кухню, чтобы попросить подать завтрак. Вдвоём они никогда не ели в тишине. Зачастую ведьмак рассказывал пепельноволосой княжне истории про монстров или своих друзей, каждый раз вспоминая смешные диалоги или философские их окончания. Цири же, напрочь забывая про еду, либо заливисто хохотала, либо сидела молча, глубоко задумываясь. Так было и сейчас. Пока стыли нетронутые и забытые всеми оладьи, за столом велась оживлённая беседа о вивернах, драконах или сколопендроморфах. Может быть, ведьмак вспоминал храбрую Мильву или открытую и веселую Ангулему, припоминал Кагыра или события многолетней давности. Но главное, именно в такие моменты Белый Волк по-настоящему улыбался. Весь этот день он решил посвятить именно маленькой девочке, его дочери, той, которая при любых обстоятельствах вселяла в него жизнь и заставляла поступать вопреки взрослой строгости и неповоротливости. Он, без страха избаловать девочку, выполнял каждый её каприз, улыбаясь её любопытству и непосредственности. Ведьмак смеялся, видя, как смеется Цири. Он любил её по-отцовски нежно и слепо. Вечером, когда они сидели бок о бок, греясь горячим чаем, Геральт рассказывал ей всё самое сокровенное, ничего не утаивая и не скрывая, а княжна внимала молча, не задавая вопросов. Она слушала его и осознавала, как сильно дорожит этими моментами.* * *
Тёмная, жаркая ночь вновь сменилась влажным утром, мелкими каплями оседающим на всём вокруг. Ветер стих, как стихал вечером шум голосов и копыт. Солнце, неожиданно выглянувшее, пятнами покрывало поверхность земли. Тонкие лучи, проходившие сквозь зелёные деревья, казались лестницами, ведущими в небо. Их можно было поймать в ладонь и, глядя высоко вверх, улыбнуться солнцу. С самого утра в воздухе серебрилась магия. Каждый вздох наполнял организм живительной силой, воодушевлял, вселял безграничную уверенность во всем. Это были день и ночь Midinvaerne, наполненные волшебством и тайной. Боклерский дворец, обычно белый, словно единорог среди разноцветного поля домиков и усадьб, сейчас был в тени и казался мрачным готическим пятном. В башнях, протыкающих мягкую вату облаков, гулял северный ветер, а в подвалах, зарытых глубоко в земле, было трудно дышать от скопившейся влаги. Большой двор, заванчивающийся огромным балконом, свисающим над пропастью города, существовал как отдельный мир, мир-утопия или мир-идиллия. В кустах репетировали свои серенады соловьи и зорянки, по елям сновали белки с рыжими пушистыми шубками и очаровательными хвостами. Отовсюду играла музыка лютни или арфы, пели девичьи голоса, танцевали придворные дамы, разувешанные золотом. На балконе, взявшись за перила, стояла высокая женщина с рыжеватыми волосами в дорогом платье, напряжённо вглядываясь в глубь дворцовых садов. — Ваша милость, у нас есть основания полагать, что сегодняшняя охота за зайцем может быть по-настоящему опасна для этого зайца, — говорил Дамьен де ла Тур, капитан княжеской гвардии. — Никто и никогда не убивает в день Midinvaerne, Дамьен! — дребезжащий от нетерпения голос правительницы сорвался. — Только не высшие вампиры, для них это слово значит не больше, чем слово «кролик», — встрял ведьмак. — За Мильтоном может начаться настоящая охота, которая закончится его смертью, ведь капитан обеспечил безопасность всех, кроме него. — Это всё ложь! Никто не убивает в этот день! Я не стану огорчать свою знать и лишать её праздника только потому, что вам взбрело в голову, что зайца убьют, — отрезала Анарьетта. — То есть вам важнее веселье толстых и умеющих только и делать, что кидать вам под ноги золото и целовать ваши туфли, идиотов, чем жизнь преданного и храброго рыцаря? — провокационно заявил Геральт. — Закрой свой рот, ведьмак, иначе закончишь на виселице! — крикнула она. — Мне важна любая жизнь, но прежде всего — уважение в глазах народа. Я не отменю праздник. — Но, Ваша милость! — Дамьен расстерянно взглянул на неё. — Я сказала нет! Убирайтесь с глаз моих долой! Он встретился взглядом с Белым Волком и, кивнув ему, начал спускаться вниз по лестнице, ведущей в дворцовые сады. Геральт осуждающе взглянул на Анну-Генриетту и пошёл за ним следом. Они молча преодолели несколько лестничных пролетов, но более Геральт не сдержался. — Я говорил, что она не поймет! Мы только зря теряем время. Ты расставь побольше стражи в районе садов, я пойду искать Мильтона. — Ладно. — Дамьен де ла Тур сдержанно выругался и помчался в другую сторону. Начинало вечереть, и уже поджимали сроки. Геральт чувствовал опасность, чувствовал что-то неизбежное, дышащее ему в спину. Он тряхнул головой, стараясь отогнать мрачные мысли. Рыцарь должен готовиться к охоте заранее, соответственно, он просто обязан находиться сейчас во дворце. Ведьмак молился всем богам, чтобы успеть. — Эй! Волк! — окликнули его со стороны. Мильтон де Пейрак-Пейран собственной персоной стоял за его спиной, одетый в странный белый костюм. — Ты должен отказаться от охоты! Это опасно! — без предисловий начал ведьмак. — Но… Волк, я не могу, я пригласил Бьянку и собираюсь сделать ей предложение, когда она меня найдет. — Мильтон, послушай! Тебя могут убить! — внимал его голосу разума Геральт, отчаянно схватив его за плечи. — Погоди, ты уже знаешь, где будешь прятаться? И Бьянка знает? — Нет, но мы договорились, что как только Анарьетта выдаст мне ленту с координатами, то она подскажет моей Бьянке, где меня искать, — рыцарь улыбнулся. — Это очень мило с её стороны, и ради твоих замашек, друг, я не стану терять такой шанс. — Но, — начал Белый Волк. — Никаких но. Не лишай меня моего счастья, Геральт. А мне пора идти за лентой. Он развернулся и неизвестным образом укрылся от ведьмачьих глаз. Буквально исчез из его рук, растаял, словно льдинка в пустыне Корат. Геральт растерянно огляделся. НЕхорошее предчувствие сжало его замедленное сердце холодными пальцами. Вдруг где-то над его головой протрубил рог. Охота началась. Охваченные азартом, беспринципные и ленивые аристократы неспеша отправились в поисках подсказок, заливаясь смехом на картонных, одинаково вежливых лицах. Все они были до отвращения похожи как фарфоровой внешностью, так и темной грязной душой. Для них это было весёлое времяпровождение, обещающее получение денег и княжеской милости, но не более. Мимо него промчался вихрь каштановых волос, в свете заходящего солнца казавшихся рыжеватыми. Эта девушка была ни на кого не похожа, она отличалась простой и естественной красотой. Её платье благородного изумрудного цвета не подходило под наскучившие ведьмаку шаблоны. Она шла твёрдо и уверенно, и только взглянув на неё, Геральт понял, кто это такая. — Бьянка! Она обернулась на крик, недоумённо оглядев его с ног до головы, и выгнула бровь. — Ответь мне, где Мильтон! — зарычал мужчина, схватив ее чуть повыше локтя и разворачивая на себя. — Где он?! Что-то звериное и устрашающее было в его взгляде и голосе, и тогда обычно непокорная и своевольная девушка опустила глаза и тихо ответила. — М-мне сказали идти по второй дороге к западу, а потом свернуть влево, и там я его найду в хижине у озера. — Спасибо, — бросил он и побежал. Нет, он бежал не как обычный человек. Он мчался словно гепард, заметивший антилопу. Он не видел преград на пути, словно перелетая через поваленные деревья и скамейки. Он бежал нечеловечески быстро. Тем временем на улице уже совсем стемнело и тоненький месяц показался меж облаков. Запылали фонари, подвешенные к толстым веткам деревьев. Все окутал полумрак, отвлекающий и манящий. Он пел о спокойствии, о любви и власти. Но ведьмак не поддался. Он бежал. — Геральт! — раздался голос у него за спиной. — Цири? Я же просил тебя сидеть дома и не высовываться! — зло крикнул мужчина. — Знаю! — она отчаянно заламывала руки. — Я ужасненько виновата, но его не будет там, куда ты бежишь! Он в другой стороне, у озера, которое справа! Я видела! Беги! — Пообещай мне, что останешься здесь, — попросил он. И ведьмак ей поверил. Дождавшись ее кивка, он развернулся и побежал в другую сторону, ни на миг не задумываясь о подставе Бьянки или княгини. Так же, как и за минуту до этого, он бежал. Бежал отчаянно, словно в последний раз. Он вышиб дверь хижины, но в ней было пусто. Геральт засомневался и судорожно стал осматривать помещение, но все говорило о том, что Мильтон здесь и правда был. На маленьком столике в углу комнаты лежало золотое колечко с бриллиантом, то самое, которое рыцарь показывал ему несколько дней назад. А под кольцом лежал исписанный листок, помятый и немного грязный. Легко можно было узнать его почерк: угловатый и с острым наклоном. Геральт вчитался в записки. «