***
20 сентября 2004 года Понедельник Мама была права. Нужно было просто идти спать. Это же так просто. Видишь на часах два часа ночи — идёшь спать. Так просто. Как Алохомора. Но не-е-ет. Нет, Гермионе обязательно нужно было испытать судьбу и проверить, ответит Малфой на поцелуй или пошлёт её куда подальше. Он же не просто так позвал её «прогуляться», когда никаких объективных причин для этого не было? Нужно было просто убедиться в своих ощущениях. Просто проверить. Драко ответил. Проверила? Довольна? Да. И ещё тысячу раз «да». Ну и дура… Что? Зачем? Почему? О чём думала? Чего добилась? А главное — что теперь со всем этим делать? Ответа ни на один из этих вопросов у Гермионы не было. А что было? Лишь мелкая дрожь по всему телу и искусанные губы от воспоминания этого восхитительного ощущения, когда она поцеловала Малфоя. Когда, забыв о совести и морали, переступила черту и узнала вкус его губ. Когда он, чёрт возьми, ответил. И, Господипрости, но её никто и никогда так не целовал. Задыхаясь. Умирая. Оживая. И ещё раз. И ещё. Чувствуя. Нуждаясь. Мерлин… так отчаянно нуждаясь. Нуждаясь в ней. Впервые за очень, очень долгое время Гермиона почувствовала себя нужной. Желанной. Живой. Потому что, казалось, Драко Малфой и был самой жизнью. А ещё… Ещё были мысли. Бесконечный поток мыслей, от которых трудно дышать. От которых невозможно избавиться. Ненормальная. Пролежать остаток ночи без сна, глядя невидящими от слёз глазами в потолок, и думать. Думать о том, как она упадёт на колени перед Рональдом и срывающимся голосом будет просить прощение за то, что она всё испортила. Просто всё. Просить прощение за то, что она чёртова эгоистка. За то, что рушит свою семью. За то, что влезает в чужую. И, когда Рональд грубо оттолкнёт её и назовёт шлюхой, Гермиона отправится вымаливать прощение у Астории Гринграсс. Потому что должна. А потом… Потом она вернётся к Драко и вцепится в него обеими руками, потому что ей снова нужно почувствовать это. Потому что хотелось ещё. Отчаянно и дико. Но вместе с этим эгоистично-глупым желанием был ещё и здравый смысл, который говорил, что у неё нет и никогда не было никакого права думать о Драко как о… мужчине. В том самом примитивном смысле. Откровенно говоря, у неё не было права даже называть его по имени. Просто Малфой. Просто никакого чёртового права. Ну и что теперь делать? Вести себя так, словно ничего не произошло, у неё явно не получится. Поговорить с Малфоем и объяснить ситуацию? О да, Гермиона могла представить, как глупо и неубедительно будет выглядеть, когда она подойдёт к Малфою с пылающими щеками и… И что? Годрик… Малфой же ей ответил. Не наслал на неё какое-нибудь мерзкое проклятие. Не рассмеялся ей в лицо. Не попытался оттолкнуть, а напротив — прижал к себе. Ничего не сказал, когда разум заставил её позорно отступить. Хотел ли он этого так же как она? Вероятно, да — других причин Гермиона не видела. Да, можно было списать подобную реакцию на шок или ступор, но ни черта. Малфой отвечал ей до тех самых пор, пока она сама не положила конец их тесному… общению. А это значило, что Гермиона была права в своих догадках насчёт Малфоя и этих его интонаций. Жаль, что это всё лишь усложняло. Заставляло чувствовать себя ещё более гадкой и подлой, чем от мыслей о предательстве Рональда, которому Гермиона однажды поклялась в верности. Измена, адюльтер — рано или поздно она сможет с этим смириться и жить дальше, терзая себя за предательство бессонными ночами. Это её проступок. Её ответственность. И это будет с ней до конца её дней. Гермиона простит себя за это. Или нет. А вот за что она себя простить вряд ли сможет — это посягательство на чужого жениха, у которого есть беременная невеста. Было бы гораздо проще, если бы ещё пару дней назад Гермиона не улыбалась, глядя в глаза этой самой невесте. Было бы проще, если бы Гермиона не знала, что Астория Гринграсс беременна. А так… Должно быть, это худший поступок в её жизни. Хуже «ЯБЕДЫ» на лице Мариэтты Эджком, хуже заточения живого человека в банке, хуже жульничества с Конфундусом на отборочных Рональда, хуже… Можно ли упасть ещё ниже? Даже интересно, как себя сейчас чувствовал Малфой? Ему-то, конечно, чуть проще — не он был инициатором. Но умаляло ли это его вину? Она не могла ответить на этот вопрос. Всё не так просто. Драко Малфой никогда не был образцом морали, но некоторые вещи говорили Гермионе о том, что семья для него — не пустой звук. Его воспитала Нарцисса, которая была готова искать любые обходные пути ради его благополучия. Его воспитал Люциус, который, по словам Гарри, пытался вытащить жену и сына из Азкабана ценой собственной свободы. Пойдёт ли такой человек на измену беременной невесте? А на измену вообще? Ещё в школьные годы, когда Малфоя связывали отношения с Паркинсон, он не выглядел особо заинтересованным в других девушках, что время от времени где-то намёками, где-то в открытую пытались привлечь его внимание. Даже в самой Паркинсон он, казалось, был заинтересован не больше, чем во всем остальном. Нет, Гермиона вовсе не приглядывалась, но… Картинка пока не складывалась. Да и это явно не то, о чём бы ей сейчас следовало бы задумываться. Поступок Малфоя на его совести, а её… Ладно, она и не из таких щекотливых ситуаций выпутывалась. И тут разберётся. Мысленно Гермиона благодарила Вселенную и Судьбу за великий «талант» Гарри и Рональда вляпываться в неприятности с первого курса и свой — сохранять при этом «лицо». Ну, или пытаться сохранять… И плевать, что утром вместо «лица» в отражении было невыспавшееся нечто с синяками под глазами и посеревшей после столь насыщенных выходных кожей. Что первой мыслью было осознание, что никакая косметика не поможет и без магии сегодня не обойтись. Что с таким «лицом» ей, возможно, и не придётся объясняться с Малфоем, потому что он просто не рискнёт к ней подойти. Ну, Гермиона бы не рискнула. Радовало одно: Малфой не пришёл на утреннюю планёрку. Впрочем, Забини тоже. И Невилл. И Гарри. И даже Джинни. И, наверное, Гермионе стоило бы задуматься о своём подходе к руководству школой. Но не сегодня, разумеется. Сегодня ей нужно успеть привести мысли в порядок, прежде чем… До слуха донёсся визгливый ломающийся мальчишечий голос, настойчиво повторяющий её имя. Ну что там ещё? — Профессор? Профессор Грейнджер-Уизли! Вдох-выдох. — Да, мистер Романо? У вас какие-то вопросы по докладу мисс Фридман? Возможно, дополнения? — Да, у меня есть дополнение, — утвердительно кивнул когтевранец. — Мелани сказала, что во время этого процесса казнили двадцать магглов. При этом ни одной настоящей ведьмы под суд не отдали. С трудом вспомнив, о чём вообще шла речь перед тем, как её мысли в очередной раз зациклились на Малфое, Гермиона встала из-за преподавательского стола и окинула взглядом аудиторию: — Верно. И ещё около двухсот магглов попали под арест. — Но зачем? На прошлом занятии вы говорили об Инквизиции в Европе, и там вполне очевидны причины возникновения гонений на как бы «ведьм», но Салем… — студент развёл руками. — У меня складывается ощущение, что им просто было скучно! — И будете правы, но лишь отчасти, — с улыбкой кивнула Гермиона. — Процесс над салемскими «ведьмами» — один из самых наиболее известных случаев массовой истерии в истории Америки. Вы спрашиваете о причинах, мистер Романо. Что ж, давайте возьмём за отправную точку их общественный уклад и традиции. Кем они были? В полной тишине раздалось одинокое: — Занудами! Терпение — добродетель, Гермиона. — Пуританами, мистер Брок, они были пуританами, — она с трудом удержалась оттого, чтобы не закатить глаза. — Исходя из этого, мы можем назвать первую причину: сговор желающих развлечься и обратить на себя внимание детей, для которых это была просто игра, понимаете? Однако это переросло в массовую истерию. Хотели они того или нет, но город сошёл с ума. И здесь нужно отметить вот что: в качестве «ведьм» часто выставляли людей неугодных и признания из них выбивали уж под совсем выдуманными предлогами. Так было и в Европе, но, как вы сами помните, совсем в других масштабах. В Салеме же всё ограничивалось одним небольшим городком и деревушкой, где все друг друга знали. Порой, хватало глупой обиды на неприятеля или зависти к богатому урожаю соседа. Люди бывают жестоки, особенно когда их дела идут хуже некуда и они в отчаянии. Ещё вопросы? В воздух взмыло несколько рук, и Гермиона не поняла, в какой именно момент она согласилась пообсуждать со студентами орудия средневековых пыток — то, как с их помощью, сходя с ума от боли, люди были готовы оклеветать себя, свою семью и вообще любого, на кого указал палач. Старательно отгоняла от себя мысль, что ей не следовало давать столь кровавую тему из маггловской истории на растерзание третьему курсу: горящие от любопытства детские глаза «кричали» об этом. Ей пришлось закончить занятие до того, как юные пытливые умы начнут просить наглядно показать принцип работы Нюрнбергской девы. А они бы попросили. Без сомнения. Когда студенты радостно покинули кабинет маггловедения на десять минут раньше положенного, Гермиона вдруг остро ощутила, насколько ей некомфортно находиться наедине со своими мыслями, где в конечном итоге всё сводилось к одному и тому же — Драко Малфой. Его губы. Его руки. Его касания. Его… Нужно на что-то отвлечься. И пока она искала на своём столе ежедневник, чтобы вспомнить, какие ещё дела у неё запланированы на сегодня, раздалось несколько коротких, нарочито ленивых стуков о дверной косяк. Гермионе не нужно было поднимать взгляд, чтобы понять, кто именно решил почтить её своим присутствием. Нет, она, конечно, догадывалась, что Малфой спросит её о случившемся, но не настолько же рано! Он же за этим тут, да? Вот как с ним сейчас разговаривать? У неё даже плана не было. Идей ровно ноль. Просто ноль. Только грохочущее в груди сердце, звук которого, должно быть, слышно на весь кабинет. И собственные горящие щёки, с потрохами выдающие её… всё. Ну спасибо, блин, большое. — А нам говорила, что нельзя отпускать детишек пораньше, — Малфой будто бы досадливо поцокал языком. — И вот, пожалуйста, полюбуйтесь на неё. Вдох-выдох. Всё ещё ноль. Соберись, идиотка! Тебе давно не пятнадцать. — Ты что-то хотел? — о, Гермиона очень надеялась, что её голос звучал спокойно. — Да так… — не сводя с неё глаз, пожал плечами он, — есть пара вопросов, которые я хочу тебе задать. — Да-а-а? И какие же? Угадай. Бегло окинув взглядом кабинет, Малфой закрыл — код «красный», Гермиона! — дверь, прошёл внутрь и вальяжно облокотился на край передней парты перед преподавательским столом. Ещё несколько бесконечно долгих секунд он испытывающе всматривался в её лицо, пока она, трусиха, уговаривала себя от того, чтобы в срочном порядке не предпринять попытку бегства. — Как прошла планёрка? — внезапно совершенно спокойным тоном спросил Малфой. — Что? — опешила на мгновение Гермиона. — Планёрка? И, наверное, удивление на её лице было слишком красноречивым, потому что в следующий момент Малфой ухмыльнулся краем губ и в язвительной манере ответил: — Да, директор. Видите ли, я, к своему величайшему сожалению, проспал. Поздно лёг, сами понимаете… Вот и пришёл поинтересоваться, пропустил ли я что-нибудь важное или, быть может, интересное? Он откровенно издевался над ней, вне всякого сомнения. Или провоцировал. Или и то, и другое сразу. И Гермиона пока не могла понять, чего именно он добивался. Волевым усилием она заставила себя не отвести взгляд и почти не натянуто улыбнулась. — Нет, профессор, ничего важного вы не пропустили. Лишь то, что со следующего месяца я урежу количество планёрок. Её вынудили. Флитвик сегодня по секрету сказал ей, что некоторые профессора были крайне недовольны столь ранним подъёмом каждый день. Лентяи. Когда Гермиона работала в Министерстве, она проводила совещания для своего Отдела каждый будний день, и никто не жаловался. И всё работало как часы. В Хогвартсе же свои устои, которые ей только предстояло изменить. — Прекрасно, прекрасно, — протянул Малфой. — Тогда второй вопрос. — Да? — Ты говорила, что, если мы хотим внести изменения в программу, нужно сначала обсудить это с тобой. Так вот, я планирую переставить некоторые темы у четвёртого и пятого курса. Там… Она ждала новую порцию сарказма, но вместо этого Малфой почему-то говорил… ну, нормально. Это такая попытка усыпить её бдительность? Если так, то с поставленной задачей он справился, потому что… звук его голоса словно обволакивал. Вводил в транс. Проникал под кожу. В неё саму. Раздавался волнующим нутро эхом в и без того взвинченной голове. Наверное, Гермиона могла бы слушать Малфоя часами. Это катастрофа. Хватит. Перестань, пожалуйста. Уйди. Просто уйди. — Делай, — наконец перебила она его. — Что, даже не посмотришь мои исправления? Я принёс их с собой, между прочим. Он залез во внутренний карман своей мантии и протянул ей сложенный вдвое пергамент, и Гермиона осторожно, так, чтобы не соприкоснуться с Малфоем пальцами, взяла тот и, бегло взглянув на содержимое, вернула. Демонстративно равнодушно пожала плечами и произнесла: — Делай, как тебе удобно. Даже если бы у него там были похабные рисунки вместо плана занятий, Гермиона бы всё равно одобрила. Она одобрит любую чушь, если Малфой после этого уйдёт, не задавая каверзных вопросов. Очень «профессионально» с её стороны, особенно учитывая, что отвечать на каверзные вопросы она училась годами. Бабуля точно убила бы Гермиону, узнай она, что её, по обыкновению, ответственная внучка так халатно выполняет свои обязанности. — Даже так? — серые глаза хитро блеснули. — Даже так. Было в этом его взгляде что-то завораживающее. Притягательное. Ей это не нравилось. Или нравилось. Гермиона сама ещё до конца не понимала своих ощущений, потому что… Потому что дура. Да. И всё-таки ей было интересно, чего он добивался. Стоял тут весь из себя такой, излучающий тонны сарказма и издёвки. Такой Малфой. Такой весь из себя. А она чувствовала себя полнейшей идиоткой. Из той категории неисправимых идиоток, которых Гермиона всегда презирала. А теперь и правда: «полюбуйтесь на неё». — Грейнджер, ты ещё с нами? Стараясь, чтобы ни один мускул на лице не дёрнулся, Гермиона подняла глаза и почти с достоинством встретила его насмешливый взгляд. Почти. — Ты что-то ещё хотел? — В общем-то, это всё, — он было развернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился и посмотрел на неё вполоборота. — Ах, да! Чуть не забыл. Какого хера произошло ночью? Ну перед тем, как ты умчалась в свою норку. Этот вопрос. Для пущего эффекта Малфой ещё и шлёпнул себя ладонью по лбу. Словно этот вопрос вот буквально вертелся у него на языке, но он никак не мог вспомнить, зачем сюда пришёл. Видимо, чтобы окончательно довести её. Или вывести на эмоции. Или унизить. Или ещё что. Гермиона не исключала ни одного из этих вариантов. И поскольку идей у неё по-прежнему было ноль, она только и смогла, что опешить и выдохнуть судорожное… — Что-о?.. — Не люблю повторяться, но, так и быть, ради тебя сделаю исключение. — О, не утруждай себя… — Какого. Хера. Произошло. — Не понимаю, о чём ты. — Грейнджер. Он ведь не отстанет, да? Нужно что-то ответить. Что-то адекватное. Что-то такое, к чему Малфой не смог бы придраться и наконец оставил бы её в покое, чтобы она и дальше продолжила заниматься рабочими обязанностями и самобичеванием. Что-то… — Это… Это была случайность. Ей захотелось ударить себя за эту чушь. Малфоя — тоже. Но по другой причине. — Случайно упала на мои губы? А он умел задавать вопросы. И что теперь? Назови его мнительным болваном и уйти с гордо поднятой головой! Где твоя хвалёная гриффиндорская храбрость, когда она так нужна, а? Где? Где-е-е? — Я была пьяна, — даже она понимала, что звучала жалко. — Нет, не была, — его губы тронула садистская ухмылка. — Ещё будут отговорки? Или мне стоит проведать Вислого и спросить у него, почему его жёнушка засовывает свой язык мне в рот? Что, Грейнджер, Вислого всё-таки не просто так назвали Вислым? Его слова, сочащиеся ядом, острым лезвием прошлись по её и без того затронутому достоинству. Не слова — пощёчина. Лицо и шея горели. Сердце стучало как ненормальное. И воздух. Так мало воздуха. — Замолчи! — прохрипела она срывающимся от нарастающей паники голосом. — Не замолчу, пока не ответишь. — Это так важно? Так важно знать причину? — Допустим. — Ладно! — Я жду. Она больше не дрожала — злилась. На себя за глупое поведение. На Малфоя, который всё-таки смог вывести её на эмоции. Который хотел вывести её на эмоции. Который хотел знать, какого чёрта всё-таки произошло в гостиной. Какой ответ его устроит? Что ему сейчас сказать? Соврать? Ответить честно? Что? Просто «что»? — Мне нужно было кое-что проверить. — И что же? — сощурившись, протянул Малфой. — Проверить, понравится ли мне целовать другого мужчину. — И как? Это было прекрасно. — Не понравилось, — быстро и холодно ответила она. — Это просто эксперимент, — и, забивая последний гвоздь в хрупкую крышку гроба их «нормальных» взаимоотношений, как можно более безразлично добавила: — Эксперимент, очевидно, неудачный. Несколько секунд Малфой молча всматривался в её лицо: всё тот же пристальный изучающий взгляд, но что-то изменилось. — «Неудачный эксперимент»? Кажется, он чуть не подавился смешком. Не поверил, конечно же. Однако это не значило, что Гермионе стоило отказываться от собственных слов. До конца гнуть свою линию, а иначе — полный провал по всем фронтам. Непозволительный провал. Рональд. Астория Гринграсс. Беременная Астория Гринграсс. — Именно, — подтвердила Гермиона, не прерывая зрительный контакт. Малфой очень — очень! — нехорошо хмыкнул, а после… Всё происходит настолько стремительно, что Гермиона не успевает среагировать: Малфой в два шага преодолевает расстояние между ними и, схватив её за запястье, прижимает к себе. Ни о каком вербальном возмущении не может идти и речи: её рот уже закрыт поцелуем. Жадным. Требовательным. Вырваться невозможно. Хотя её жалкие трепыхания даже попыткой бегства смешно называть. И когда Малфой проникает языком в её рот, она сдаётся: подаётся ему навстречу, почти не ощущая под дрожащими ногами опоры. Пока пальцы Гермионы сминают мягкую ткань его рубашки, он напористо вжимает её своим телом в край стола. Гермиона практически не дышит. Не думает. Не существует. Нет никакой Астории Гринграсс. Нет никакого Рональда Уизли. Нет морали. Нет совести. Всё это сейчас очень далеко. В отличие от Драко Малфоя, губы которого так потрясающе вкусны. Лишь бы успеть впитать в себя этот вкус до того, как всё прекратится. И этот потрясающий запах. Теперь Гермиона абсолютно уверена, что это не какой-то там шампунь или парфюм — так восхитительно и возбуждающе пах он сам. Оторвавшись от её губ, Малфой прокладывает горячую влажную дорожку из поцелуев по её щеке, по скуле, и вниз — к шее… к ключице. И снова — к её пересохшим от частого дыхания губам. Годрик… как же хорошо. Низ живота будто кто-то щекочет изнутри — те самые знаменитые «бабочки»? Наверное, да. Никак иначе Гермиона не может себе объяснить растущее в ней… желание. Всё, как в её снах. И ей хочется воплотить их в реальность. Прямо сейчас. Но тут на задворках сознания раздалось пронзительное дребезжание — второй урок закончился. Из-за закрытой двери тут же послышались гул и топот студентов, спешащих в Большой зал на обед. И это отрезвило их обоих. Малфой с влажным звуком разорвал поцелуй и, не дав ей прийти в себя, наклонился к её уху. Опалил кожу горячим дыханием и зло прошипел, выплёвывая каждое слово: — Трусливая. Лживая. Сука. Пнул напоследок стоявший на его пути стул и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Гермиона же, точно разом потеряв все силы, тяжело опустилась на стул. Облизнула губы. Годрик… На кончике языка всё ещё ощущался вкус малфоевских губ. Вдох-выдох. Что ж, кажется, её «ситуация» с Малфоем усугубилась. Доводы разума даже не попытались посетить её голову, когда он поцеловал её. Она была движима эмоциями. Она изменила Рональду. Теперь уже дважды. Ей нет оправдания. По правде говоря, она начала изменять ему в тот момент, ещё когда впервые впустила Драко Малфоя в свои сны. А это значило, что… «Трусливая. Лживая. Сука». Заперев заклинанием дверь кабинета, Гермиона рывком открыла верхний ящик стола, вытащила оттуда пачку красного «Мальборо» и подкурила. Затянулась. Прикрыла глаза. Ей нужно всё хорошо обдумать. Своё поведение. Свой брак. Свою жизнь. Пожалуй, бокал вина ей тоже не помешал бы, тем более что в нижнем ящике — стояли четыре бутылки красного полусладкого, которые Гермиона ещё со времён работы в Министерстве предпочитала иметь про запас на «плохой день». Сегодняшний ну очень плохой день, считай, только начался, а у неё были обязанности, которые… Вообще-то, никуда от неё не денутся. Гермиона откупорила бутылку и сделала несколько маленьких глотков. Жаль, плитки шоколада под рукой не было или каких-нибудь конфет. Вместо них — очередная затяжка. От вкуса Малфоя на языке и губах не осталось ни следа — лишь никотиновая горечь с примесью кислого вина. Не так уж и плохо, если забыть, как низко она пала в своих же глазах.***
Если бы мать узнала о том, что сегодня произошло, рассмеялась бы ему в лицо. Драко не помнил, как провёл у второкурсников третий урок, который, слава Мерлину, стоял у него сегодня последним в расписании. Не помнил, что ответил Поттеру, когда тот ворвался к нему в кабинет сразу после ухода студентов и попытался поговорить с ним о блядском Дуэльном клубе. Не помнил, как добрёл до своей спальни и камнем рухнул на кровать. Не помнил, как осушил полбутылки огневиски и вырубился — срать на подготовку сраных зелий к сраным завтрашним урокам. Он помнил только свои ощущения в момент, когда набросился на Грейнджер. Помнил её горячую кожу и бешеную пульсацию в собственном паху. Вот она перед ним — готовенькая. Бери и трахай. В одну секунду для него всё сложилось в цельную картинку: Грейнджер тоже это чувствует. Все эти кретинские разговоры между ними. Эти её жалкие попытки отвести взгляд. Так очевидно. Вот буквально на поверхности. И что ему дальше делать с этим «открытием», Драко не знал. Знал лишь то, что, кажется, выдал себя с головой, когда услышал это её лживое «мне не понравилось». Эта сука спровоцировала его. Смотрела на него своими огромными испуганными глазищами и врала. Нагло врала. Неумело. Раздражающе. А Драко повёлся. Повёлся, потому что… Потому что хотел повестись. Очень хотел. Он был бы полным кретином, если бы отрицал это. А какой, собственно, смысл отрицать очевидное? Если бы Грейнджер позволила, он взял бы её прямо там, на преподавательском столе. Или на парте. А может, у стены. Где угодно. Вдалбливался бы в неё, упиваясь её вскриками и стонами. Но… Было так много блядских «но», которые должны были его заставить почувствовать себя не просто моральным уродом, а последним подонком. Мразью. Но почему-то этого чувства не было, зато — были её горящие глаза, растрёпанные волосы и гордо вздёрнутый подбородок. И осознание. Внезапное такое осознание, что он в полной заднице. И это был не просто пиздец. Это был пиздец эпических масштабов. Потому что это он и Грейнджер. Потому что они оба, кажется, ёбнулись.***
Его разбудил скрипучий звук открывшейся двери, а затем по лицу начал бить свет из коридора. На контрасте с мраком, царившим в спальне, можно было предположить, что время шло к вечеру. Сквозь марево сна Драко различил в проходе знакомый силуэт. Блейз. Разумеется. Скептически осмотрев полупустую бутылку огневиски на прикроватной тумбочке и прикрыв дверь, друг включил свет и по-хозяйски расположился на кресле. Какой же мудак, ей-Мерлин. Щурясь, Драко кое-как приподнялся на локтях и прохрипел: — Какого ты тут забыл? — О, профессор, да я смотрю, вы тут время зря не теряли! Не голос — песня! — Меня твои шутки уже зае… — А кто шутит-то? Я?! Я — сама серьёзность, — скалясь во все тридцать два, продолжил издеваться Блейз. Даже напрягать голосовые связки ради ответа на это не хотелось. Просто плевать. Пока Блейз о чём-то самозабвенно трындел, Драко не без труда нащупал в нижнем ящике тумбочки чистый стакан и вытащил из кармана измятой после сна мантии палочку. Спасительное Агуаменти. Несколько больших глотков. Приятная прохладная влага в пересохшем горле. И Блейз, с ехидной улыбкой исподтишка наблюдающий за всем этим. — Так ты по делу? — поинтересовался Драко, опустошив стакан и прочистив горло. — Или просто соскучился? — По делу… По двум, если точнее. — Валяй. — Кудряшка просила передать, что с тобой хочет поговорить Поттер. А второе… «Попросила передать». Блеск. — Зачем? — Что-то насчёт Дуэльного клуба. Мне как-то пофиг, я не вникал особо. Сраный Дуэльный клуб. Сраная работа. — Понимаю. Ладно, что там второе? — Как я тебе? — Блейз вскочил с кресла и, стряхнув с плеч несуществующие пылинки, намекающе добавил: — У меня что-то вроде свидания сегодня. — Прелестно, — Драко потёр глаза и откинулся обратно на подушку. — И кто у нас «счастливица»? — Наша странная блондиночка! — в глазах друга блеснул азарт охотника. — А Лавгуд знает об этом? — О чём? — О том, что это «что-то вроде свидания»? — Луна знает, что этот ужин — «моя благодарность» за то, что она для меня сделала. А там… — Блейз будто бы даже неловко взлохматил волосы, — как пойдёт. Чокнутая девчонка Лавгуд и «благодарный» Забини. Лавгуд и Забини. Похоже, не у одного Драко сегодняшний день выдался… необычным. — Что же такого сделала Луна, раз ты решил отблагодарить её? — Ну, я же заснул прямо у неё на диване, а вы все, ладно Поттер с Рыжулей, но ты и даже Кудряшка… бросили меня там! А эта фея мало того, что не выставила моё пьяное тело на улицу, так ещё и укрыла меня одеялом, а утром вообще спасла, когда я умирал от похмелья. Дала мне какую-то настойку по их семейному рецепту, накормила завтраком и только после того, как убедилась, что я бодр и свеж, отправила в замок. Можешь себе представить? Не девушка — фея! Фе-е-ея! Так что теперь я обязан хотя бы накормить её ужином, — приложив руку к груди, торжественно произнёс друг. — Как трогательно. — Ой, да пошёл ты в задницу со своим сарказмом! — Я уже там. — Да неужели? — Даже не представляешь, — Лицо Блейза вмиг приобрело серьёзное выражение, и он с беспокойством посмотрел на него, на что Драко лишь закатил глаза. — Забей. Иди к своей подружке. — Она сама за мной зайдёт. — Сюда? Разумеется. Для полного «счастья» только Лавгуд здесь не хватало. — Ага. Она у Грейнджер пока. Какие-то девчачьи разговоры из серии «исчезни, Забини! Бла-бла-бла». Ну ты знаешь. — Прелестно. — И всё же что-то с тобой не так, — с подозрительным прищуром покачал головой Блейз. — Поделишься? — Нет. Когда окончательно ёбнусь — обязательно.***
К моменту, когда Лавгуд робко постучала в дверь, Драко уже знал, куда именно Блейз собрался вести свою «фею» на «как бы свидание». Не то чтобы Драко это было интересно, но друг был слишком воодушевлён предстоящим рандеву, чтобы портить ему настрой своими едкими комментариями. О, а ведь их было так много! «А как же Рыжуля? Нет, в смысле… А как же Рыжуля? Ну эта, которая Рыжуля. Ну ты понял. Рыжуля которая. Ры-жу-ля. М-м?» И, пожалуй, это было бы чересчур, поэтому Драко просто молча слушал, изредка кивая ради приличия, мол, да-да, мне очень интересно, продолжай. Так же молча потом кивнул и Лавгуд, которая неловко переминалась с ноги на ногу, не решаясь пройти в комнату. И даже… даже не стал комментировать её нелепый бант в волосах и идиотское голубое платье с узором на юбке в виде нюхлера, резвящегося в горе золота. Воистину, он мог собой гордиться. — Здравствуй, Драко, — почти пропела Лавгуд. — Ага, привет. — Что-то отмечаешь? — с улыбкой спросила она, кивнув в сторону початой бутылки огневиски. Эта точно уже была в курсе последних новостей. — Ты от него ничего не добьёшься, — Блейз обернулся к своей «фее». — Лучше расскажи, что там Грейнджер? Открыла? Что сказала? — Гермиона пока не хочет открывать подарки, но, прежде чем ты начнёшь возмущаться, я скажу, что убедила её посмотреть хотя бы твой. Вопрос по меньшей мере на тысячу галлеонов: станет ли Грейнджер теперь, после всего произошедшего, вообще открывать подарок Драко, не говоря уже о том, чтобы использовать по прямому назначению? — И-и-и? — друг в предвкушении затаил дыхание. — Сказала, что весьма, эм-м… тронута твоей заботой о её личной жизни, — щёки Лавгуд налились краской. — А эти картинки… — Движутся, ага! — воодушевлённо закивал Блейз. — Обалденно же, да? — О, да! — с явной неохотой согласилась она. — Гермиона почти то же самое сказала. — А если точнее? — Сказала, что ты обалдел. — Это она скромничает, — хмыкнул Блейз. — Я почти заинтригован, — лениво протянул Драко. — Что ты ей подарил? — То, что должно быть у каждой счастливой пары! Я вам с Асторией на Рождество такую же книжку подарил. — Только не говори, что это… — Камасутра, ага! И почему-то внезапно — до дрожи в руках — захотелось придушить Блейза, потому что от одной лишь мысли, что Грейнджер будет пользоваться этим «подарком» вместе с Вислым, внутри Драко начинало подниматься странное премерзкое чувство, от которого сжимались челюсти, а в венах будто закипала кровь, раскаляя и без того разгорячённый мозг. От одной. Лишь. Мысли. Твою мать, Грейнджер, твою же мать.***
22 сентября 2004 года Среда Он никогда не любил осень. Терпеть не мог всю эту серость за стенами замка и промозглый ветер, продувающий до костей. Хронический холод под кожей по утрам. И грязь. Грязь вперемешку с опавшими листьями, липнувшую к ботинкам бесконечными слоями. Примерно так же Драко чувствовал и себя. Только у него вместо грязи была Гермиона Грейнджер. Слой за слоем. Мысль за мыслью. Снова и снова. И раздражение, бурлящее под кожей. На Грейнджер. За то, что снова начала игнорировать его и убегать, едва завидев на своём пути. Она вообще на него не смотрела. На самого себя. За то, что подыгрывал ей в этом идиотизме. На Асторию. За то, что она по-прежнему оставалась его невестой и носила его ребёнка. За то, что просила на выходных заглянуть домой на ужин. Скучает, видите ли… На Блейза, который после как бы «свидания» с Лавгуд не переставал трепаться о своей «фее». Который жаловался на какие-то проблемы в «Пророке». Который за завтраком зачем-то пересказывал Драко последние новости, хотя его никто не просил этого делать. На Поттера и всех остальных коллег, которые… просто бесили. На студентов, задающих дебильные вопросы, когда им понятным языком объяснили, что грёбаное зелье грёбаной удачи не спасёт, если ты по жизни — кретин, не понимающий принципа работы этого зелья. Кстати, о кретинах. — Занятие окончено. На следующей неделе на практике узнаем, хорошо ли вы запомнили порядок добавления ингредиентов для приготовления костероста. Кто не запомнит, станет первым подопытным для друзей. И, пожалуй, Драко даже испытал подобие извращённого удовлетворения, наблюдая за тем, как студенты со смесью страха и ненависти в глазах покидали кабинет зельеварения. Так вот, как себя чувствовал Снейп? Потрясающе. Я просто поаплодирую вашему педагогическому мастерству, профессор Малфой.***
23 сентября 2004 года Четверг Вечерний Лондон встретил её промозглым осенним ветром и проливным дождём. Ровный строй чёрных зонтиков, спешащие домой после очередного рабочего дня магглы и толпы туристов в дурацких дождевиках с очень «важной» надписью, сообщающей каждому встречному, что Лондон — столица Великобритании, если кто-то до этого был не в курсе. В центре города всё было как обычно: серо, людно и шумно. Гермиона отстранённо наблюдала за суетой за окном, пока миссис Малфой с головой погрузилась в меню явно непривычного для неё маггловского кафе. Причину, по которой миссис Малфой захотела встретиться именно здесь, она пообещала назвать чуть позже, поэтому Гермионе оставалось только ждать, когда та определится с выбором блюда и наконец уделит ей внимание. Впрочем, сама Гермиона была не против отсрочить разговор. Желательно на никогда. Потому что было неловко. Крайне неловко находиться в одном помещении с женщиной, сын которой… С сыном которой… Было неловко. — Тебя, должно быть, удивило место, которое я выбрала для встречи, — наконец заговорила миссис Малфой, когда официант отправился передавать их заказ на кухню. — Полагаю, на это были свои причины, — улыбнулась Гермиона. — У меня только один вопрос: почему именно это заведение? Оно не самое респектабельное в этом районе. В паре минут отсюда есть чудесный ресторан. Моя бабушка его обожает. — Выбором места занимался мой домовой эльф, — миссис Малфой подалась немного вперёд и заговорщическим тоном прошептала. — Минни выяснила, что за последние десять лет в этом ресторане не было зафиксировано ни одного случая отравления, и поэтому с чистой совестью отпустила меня отужинать вне дома. Не доверяет никому, кроме себя. — Вы так тепло отзываетесь о своём эльфе, миссис Малфой. — Минни со мной ещё со времён моего далёкого девичества. Эльфа преданнее не найти, но, — миссис Малфой выпрямила спину и чинно сложила руки перед собой на столе, — мы здесь не за тем, чтобы обсуждать моих эльфов. — Разумеется, — кивнула Гермиона. — Но… миссис Малфой, прежде чем мы перейдём к делу, я бы хотела перед вами извиниться. — За что? — Думаю, вы знаете, за что. Ваши приглашения… Я всегда отказывалась. — О, Гермиона. Разве я могу на это обижаться? У тебя наверняка были серьёзные причины для отказа. — Да, но… Хорошо, о чём вы хотели поговорить? — В эту субботу, пока мы с тобой были на свадьбе у мистера Поттера, к Люциусу приходили гости. Сам он толком ничего не рассказывает, но Минни удалось кое-что подслушать. Не подумай, что я специально просила следить за ним. Я лишь хочу, чтобы ничто не нарушало спокойствие в моём доме. Моя семья и так слишком сильно… — Миссис Малфой, я ничего такого не думаю и даже больше скажу: я вас прекрасно понимаю. Не нужно передо мной оправдываться. Волноваться о своей семье — естественно. Криво улыбнувшись, миссис Малфой ещё какое-то время молча смотрела на Гермиону, а потом неуверенно кивнула и продолжила: — Эти люди приходили к Люциусу с некой просьбой, — от тона, которым миссис Малфой произнесла последнее слово, Гермионе почему-то стало не по себе. — Просьбой какого плана? — осторожно уточнила она. — Насколько я поняла, они хотели, чтобы Люциус оказал им посильную помощь в неком деле. Минни не уверена, но, кажется, эти люди хотели, чтобы Люциус убедил Драко помочь им. Прозвучали такие слова, как «Пожиратели», «Хогвартс», «скандал», «свой человек» и «Кингсли Бруствер». — А что же… — по спине отчего-то пробежал холодок, — что же мистер Малфой? — Я понимаю всю твою степень «доверия» к моей семье, — миссис Малфой улыбнулась краем губ, но глаза её оставались холодны. — Люциус отказал им несмотря на то, что ему угрожали. Всем нам угрожали. Мне. Драко. И, Гермиона, дорогая, угрожали моему ещё даже не родившемуся внуку, можешь себе представить? — Это отвратительно, — не раздумывая, согласилась она. — Но… можно задать один вопрос? Почему вы решили рассказать об этом мне, а не Аврорату? Они могут помочь. У них есть все возможности и полномочия. — Потому что… — губы миссис Малфой вдруг задрожали. — Потому что они сказали Люциусу, что, если об их визите станет известно хоть кому-то, от пустых угроз они перейдут к действиям. — Тем более вам нужна помощь Аврората. Уверена, Гарри… — Я не доверяю Аврорату, Гермиона. Я доверяю тебе. Надо ли задаваться вопросом о причинах столь безоговорочного доверия со стороны миссис Малфой, когда речь шла о безопасности её семьи? Пожалуй, нет. — Я… Я всё понимаю, миссис Малфой, но в то же время я надеюсь, что вы осознаёте, что в одиночку я ничего не смогу сделать. Я буду вынуждена поделиться информацией с Гарри. А ещё она будет вынуждена вникнуть в то, что сейчас происходило за пределами Хогвартса — самое время. С момента назначения на должность Гермиона, в отличие от Гарри, основательно выпала из реальной жизни, где по-прежнему существовали люди (хотя можно ли их назвать «людьми»?), которые устроили пожар в «Трёх мётлах», а теперь нацелились на Хогвартс и министра. — Как я и сказала, я доверяю тебе, Гермиона, и приму любое твоё решение по этому вопросу. — Спасибо, я… я постараюсь оправдать ваше доверие. — Я лишь хочу, чтобы ты была готова к тому, что в Хогвартсе может произойти что-то ужасное. Они хотели втянуть в это моего сына. И кто знает, как на нём отразится отказ Люциуса в сотрудничестве. Возможно, у них уже есть свой человек в школе. Веришь ты мне или нет, но я всей душой переживаю за благополучие каждого, кто находится в стенах замка. Никто, в том числе и я, не хочет повторения того страшного дня. Пока Гермиона какое-то время переваривала информацию, пытаясь сложить услышанное в единую картину, к их столику подошёл официант и начал расставлять перед ними еду и напитки. Сопоставляя факты, мозг лихорадочно обдумывал каждое услышанное слово. Кто эти люди? Каковы их мотивы? Прав ли был Забини, когда говорил, что всё произошедшее взаимосвязано? При чём тут Хогвартс? А министр и гипотетический ребёнок Волдеморта? В конце концов, на кой чёрт им опять потребовался Драко Малфой? Чем он мог им помочь? Как навредить школе? И почему Гермиона так разозлилась из-за того, что его снова хотели втянуть в какие-то тёмные делишки? Вопросов было больше, чем ответов. Впрочем, а когда было иначе? Дождавшись, когда они с миссис Малфой снова останутся одни, Гермиона осмотрелась по сторонам и задала самый важный, по её мнению, вопрос: — Минни знает этих людей? — Насчёт одного я уверена — Малькольм Гринграсс. Люциус даже не скрывал этого. А второго зовут Руфус, был ещё и третий, но Минни не смогла рассмотреть его и имя не расслышала. Это всё, что мне известно. — Погодите, Малькольм Гринграсс — это ведь… отец невесты вашего сына? Я ничего не путаю? — Звучит дико, понимаю, — хмыкнула миссис Малфой. — Малькольм никогда не был причастен к делам Тёмного Лорда. По крайней мере, напрямую. Однако, ему также могли угрожать. В этом деле нельзя ничего сказать наверняка. — Миссис Малфой, а вы можете попытаться узнать у вашего супруга больше информации? Понимаю, вы не хотите его беспокоить, но чем больше информации у нас будет, тем больше вероятность, что Хогвартс будет готов к форс-мажору. — Я попробую, но ничего не могу обещать. Люциус, он… — миссис Малфой запнулась, вероятно раздумывая, стоит ли посвящать Гермиону в семейные проблемы. — Ему тяжело дались годы в Азкабане. Его эмоциональное состояние оставляет желать лучшего. Мы пытаемся не нервировать его лишний раз. — Да, ваш сын что-то такое говорил. — Драко говорил тебе про отца? — на долю секунды брови миссис Малфой удивлённо выгнулись, но она быстро придала своему лицу привычное выражение и с улыбкой взяла Гермиону за руку. — Это был глупый вопрос. Думаю, вы с Драко уже давно нашли общий язык, раз ты помогаешь ему с проклятием. И, Гермиона, я очень признательна тебе за это. — К-конечно, нашли… — сбивчиво проговорила она, явственно ощутив, как к щекам приливает кровь. — Мы же взрослые люди. В смысле, мы в состоянии не начать оскорблять друг друга, находясь в одной комнате дольше пяти минут. Годрик… просто замолчи и не позорься. — Замечательно, замечательно, — как-то лукаво улыбнулась миссис Малфой, с интересом рассматривая запястье Гермионы. — Знакомая вещица. — Что? — Гермиона проследила за её взглядом. — Браслет? Не обращая внимания на её вспыхнувшие щёки, миссис Малфой обвела пальцем контур серебряной цепочки и, ловко сняв ту с запястья Гермионы, начала задумчиво и даже несколько озадаченно вертеть браслет в руках. Должно быть, вчера у Гермионы было такое же недоумевающее лицо, когда она решилась распаковать маленькую коробочку с подарком Малфоя. А потом — смущённое, когда не смогла устоять перед соблазном примерить украшение. Вроде ничего особенно в нём не было: серебряная цепочка с тремя старинными на вид монетками. Без изысков, но… с душой, что ли? — Драко рассказал, как работает этот амулет? — вдруг осведомилась миссис Малфой. Амулет? — Это же обычное украшение, или я ошибаюсь? — Гермиона нахмурилась. — О нет, дорогая! Это амулет. Драко привёз его из путешествия по Скандинавии года три назад, если не больше. Очень редкая вещица, но бесполезная, если ею правильно не пользоваться. Поверить не могу, что Драко не объяснил тебе принцип работы… — Наверное, заработался. Сейчас у нас всех очень большая нагрузка, и… Кхм, и как же работает этот амулет? — Он показывает своему владельцу его истинные желания и начинает обжигать кожу, когда владелец слишком отвлекается и «забывает» о том, что ему действительно нужно. Одна капля твоей крови — и на этих монетах проявятся руны. Они покажут, что тебе нужно в данный момент жизни. Когда желания меняются, меняются и сами руны. Амулет буквально «настроен» на тебя. Гермиона, позволь мне помочь, раз уж мой сын не соизволил. — Не думаю, что… Не вслушиваясь её в невнятные возражения, миссис Малфой быстрым движением сняла со своего платья брошь и уколола той подушечку указательного пальца Гермионы, которой только и оставалось, что, нервно оглядываясь по сторонам, наблюдать за тем, как капелька её собственной крови упала на одну из монеток. Как вместо узоров на каждой из трёх — по очереди проявлись чётко выведенные руны. — Уруз. Кеназ-перевёрнутый. Лагуз. — Жаждешь перемен в личной жизни, Гермиона? — Не знаю. — Что ж, теперь знаешь, — с лёгкой улыбкой протянула миссис Малфой, вернув браслет обратно на руку Гермионы. — А значит, не побоюсь этого слова, обречена на успех, ведь теперь ты не сможешь его снять, пока твои желания не изменятся. — В каком смысле «не смогу снять»? — она нервно дёрнула браслет, но цепочка, словно маленькая змейка, лишь плотнее обвила запястье. — Потрясающе, не правда ли? — полным какой-то детской непосредственности тоном произнесла миссис Малфой, наблюдая за безуспешными попытками Гермионы стянуть с себя амулет. — Мой сын всегда умел выбирать подарки. — Угу. — Однажды на Рождество Драко подарил нам с Люциусом… Прекрасно. Теперь каждый, кто к ней подойдёт, сможет это увидеть. Просто потрясающе. Ещё и обжигать будет. Восторг бешеный. Прямо распирает от счастья.