***
16 октября 2004 года Суббота Способ Поттера по общению с особо упёртыми женщинами оказался вполне себе рабочим, потому что в тот момент, когда Грейнджер начала возмущённо сотрясать воздух фразами: «Что значит, «четверное свидание»? И что значит, «решено»?», «Мне некогда заниматься такой ерундой, у меня работа вообще-то», «Мы не можем оставить школу на целый вечер, когда на одного из преподавателей совершили нападение. Я не могу. Вы что-нибудь слышали об ответственности?» — Драко потребовалось короткое, но твёрдое: «Ты идёшь», — и она, растерянно приоткрыв рот, молча кивнула. Она, чёрт возьми, подчинилась. Охренительное ощущение. Ох-ре-ни-тель-но-е. Единственное, что омрачало этот поистине триумфальный для него момент — перекошенное от неподдельного ужаса лицо Уизлетты. Впервые в жизни Драко пожалел, что он, подобно кретину Колину Криви, не таскал с собой повсюду колдокамеру. Всего лишь одна раздражающая ослепляющая вспышка, и Блейз смог бы пополнить свою коллекцию колдографий Уизлетты — всё ещё не укладывалось в голове, что такая действительно существует, — ещё одной, лучшей. Той самой, смотря на которую, друг бы думал: «У меня на это стоит с шестого курса?» Возможно, Блейз никогда бы не простил Драко за это. И, возможно, только лишь возможно, Блейз случайно выбрал для «четверного» — определённо, нет такого слова — свидания заведение, добраться до которого быстрее всего можно было через квартиру Грейнджер. Ну, технически, через камин в её квартире — потом десять минут нужно было идти на своих двоих до этого караоке-блять-бара, но… Квартира Грейнджер, а там — Вислый. Вислый. Вислый, который едва не подавился — «Рональд, я же просила тебя не есть томатный суп на диване!» — когда вслед за Грейнджер из камина вышел сам Драко, а потом и все остальные. Вислый, который… «Рональд, мы идём в караоке на четверное свидание. Пойдёшь с нами?» «Не-е-е…» «Но…» «Повеселись там, детка!» …патологический кретин, ничуть не изменившийся в лице, когда Грейнджер — брось, он того не стоит, — буквально по слогам произнесла это треклятое слово «свидание». Вислому было неинтересно, что там вещает его жена. Неинтересно, что там ему начал рассказывать Поттер по поводу своего отстранения от дел Аврората. Кому это вообще надо, не так ли? Гораздо интереснее было сверлить стоявшего позади Грейнджер Драко мутными водянистыми глазёнками. Да что ты вообще в нём нашла? А Драко смотрел на этого обитателя дивана с нескрываемой издёвкой. Издёвкой, которую Вислый, судя по всему, принимал за ту кретинскую школьную вражду, зиждившуюся между ними с незапамятных времен. Ты удивишься, Вислый, но сейчас всё гораздо интереснее. Разумеется, не вслух, а лишь про себя. Драко слишком много ждал от сегодняшнего вечера — пусть он и не мог сам для себя сформулировать, чего именно, — чтобы испортить его начало одной кретинской фразой. Поэтому его первый личный успех на сегодня — он сумел покинуть квартиру Грейнджер, не сказав Вислому ни слова. Хотя столько всего вертелось на языке… Прямо подмывало сказать что-то вроде: «Грейнджер, а нам сегодня обязательно зажиматься именно у этой стены? Тут твои свадебные колдографии с Вислым. Это не настраивает на романтический лад». Возможно, это было бы последнее, что Драко произнёс в своей жизни. — Итак, раз уж мы наконец собрались в неформальной обстановке, пользуясь случаем, хочу спросить. Дамы, где находится точка Джи? Возможно, это последнее, что произнёс Блейз. Но нет. Несколько секунд за их столиком висела неловкая тишина, а затем Уизлетта звонко расхохоталась, откинувшись на спинку диванчика, и начала тараторить что-то, чересчур эмоционально жестикулируя руками. Что-то, потому что у Драко не было желания вслушиваться и тем более поддерживать ту ахинею, которую присутствующие по какой-то причине считали интересной темой для обсуждения. Кроме Лавгуд, которая лишь снисходительно улыбалась, покручивая в пальцах миниатюрный зонтик из коктейля. И кроме Грейнджер. Разумеется, кроме неё. Грейнджер, которая сегодня снова была в тех самых охренительных брюках, так тесно обтягивающих её круглую — он точно ёбнулся — задницу. Эти брюки его убивали. Боковым зрением он заметил, как у Грейнджер — возможно, его немного напрягало, что он подмечает буквально всё, что с ней происходит, — слегка порозовели щёки. Она неуклюже поёрзала на скользкой кожаной обивке дивана и вжалась в спинку. Её настолько смутил очередной поток идиотии от Забини? Она ещё не привыкла к этому? Дурочка. И всё-таки иногда Грейнджер бывает необъяснимо очаровательна. Стоп. Стоп. Стоп. Стоп. Мину-у-уточку. Дурочка? Очаровательна? Что за сопливый… — Бред, — словно прочитав его мысли, пробормотала Грейнджер, растерянно качая головой. — Что именно «бред»? — чуть наклонившись к ней, поинтересовался Драко. Она вздрогнула и повернула к нему голову. Тихо вздохнула и зашептала, чтобы мог слышать только он: — То, о чём они говорят. В смысле… кхм, ты не слушаешь? — Я предпочитаю не вслушиваться в бред, — так же тихо сказал он, слегка кивнув в сторону скалящегося во все тридцать два Блейза. — О чём речь? — Речь о… о множественных… м-м… оргазмах, — сбивчиво ответила она, краснея ещё больше. — Не сказал бы, что удивлён поднятой темой. А почему «бред»? — Я в них… не верю. В смысле, во множественные… кхм, ты понимаешь. Очаровательно. — И почему же? — протянул Драко, пожалуй, слишком едко. — Я агностик, — буркнула она себе под нос и отвернулась, вперив взгляд в стоящий перед ней коктейль. — Как интересно. Этот вечер обещал быть очень, очень увлекательным.***
Они находились здесь уже почти час, но никто так и не изъявил желания опозориться в караоке перед толпой магглов. Даже Блейз. А ведь именно он особо рьяно выступал за субботние дружеские посиделки в маггловском караоке-баре. Не то чтобы Гермиона сильно расстраивалась по этому поводу. Скорее, она думала о том, что сейчас с большим удовольствием послушала бы «Yesterday» в чьём-нибудь отвратительном исполнении, нежели потратила ещё хотя бы минуту своей жизни на… — …мне кажется, самое мерзкое, что может сказать мужчина во время секса — «детка, твоя киска такая узенькая». Джинни. — Сказать во время самого секса или в момент, когда только отправил «разведчиков»? Забини. — «Разведчиков»? — уточнил Невилл, отставив в сторону пустой стакан. — Это когда пальцами только, — для наглядности Забини поднял вверх два пальца и ухмыльнулся. — Я называю это «отправить разведчиков». Мысль о том, что сейчас по их столику прокатится перекати-поле, казалась Гермионе не такой уж безумной. На фоне какой-то грузный маггл как раз старательно вытягивал строчки из околовестернского «От заката до рассвета».«…Далёкая тёмная и одино-о-окая часть моего сердца хочет её и ждёт заката-а-а…»
Гермиона же ждала, когда присутствующие решат поговорить о чём-то, кроме секса. Хотя бы о квиддиче. Хотя бы о… О. Чём. Угодно. Она что, так много просит? — «Папочка», — пьяно хмыкнула Ханна. — Когда во время секса мужчина просит называть его «папочкой». О, а ещё, когда он каждую минуту спрашивает: «Ты уже всё? А то я почти». Это самое мерзкое, — она икнула, когда заметила на себе удивлённые взгляды присутствующих. — Что? Про это спрашивал Забини, ведь так? Годрик милостивый! — Милая… — покрасневший, как омар, Невилл ласково, но настойчиво забрал из рук Ханны, кажется, уже третий бокал Дайкири. — Не-е-ет, пупсик, верни, — захныкала она, неуверенной хваткой вцепившись в его локоть. — Ты же знаешь, что я не против, когда ты… Слишком. Много. Информации. Гермиона вдруг ощутила, как вместе с покрасневшими щеками Невилла начинает гореть и её кожа. Жгучий стыд. За перебравшую Ханну, выдавшую посторонним интимные подробности их с Невиллом жизни. За Невилла, который своим поведением лишь усугубил ситуацию. За саму себя, не способную адекватно реагировать на подобные разговоры. Вдох-выдох. В момент, когда Гермиона собиралась делать очередной глубокий вдох, Малфой незаметно для окружающих погладил её запястье большим пальцем, наклонился и прошептал, касаясь тёплым дыханием её уха: — Не знал, что наш пупсик такой фантазёр. Она сглотнула образовавшийся ком в горле. Спокойствие. Выдохнула: — Угу.***
За последние полтора часа Драко выяснил для себя две вещи.«Если ты хочешь быть моим любовником, ты должен стать одним из моих друзей.
Сделай так, чтобы это длилось всегда, дружба никогда не кончается-я-я!»
Ладно, три вещи. Во-первых, он ненавидит караоке. И безголосых магглов, поющих в этом самом караоке. И песни, которые они поют. Он ненавидит всё это. Во-вторых, Вислому плевать на Грейнджер. Почему — вопрос уже вторичный. Ну, для Драко вторичный. Ему достаточно было увидеть, как «чета Грейнджер-Уизли» общается в домашней обстановке, чтобы сделать для себя некоторые выводы. Возможно, эти выводы радовали его несколько больше, чем следовало. Возможно, эти выводы намекали ему на то, что нужно брать ситуацию в свои руки. И последнее: у Грейнджер включается режим пугливой первокурсницы, когда за их столиком заходит разговор о сексе. Впрочем, ни о чём другом последний час разговор и не заходил. Возможно, секс — личный боггарт Гермионы Грейнджер. Возможно, Драко всё же не стоит брать ситуацию в свои руки, чтобы ничего не похерить. Возможно, Драко стоит больше думать о том, насколько всё паршиво в его собственных недоотношениях с Асторией, и меньше — об отношениях Грейнджер и Вислого. И, похоже, Драко начинает понимать, по какой именно причине они с Грейнджер ёбнулись. Ну, у него есть определённые догадки по этому поводу. И, пожалуй, ему нужно быть убедительней, когда он говорит самому себе не прикасаться к Грейнджер при всех, но руки всё равно так и норовят… Ему нужно быть убедительнее. Но когда Блейз начинает задавать вопросы о любимых позах из Камасутры и вообще — позах, и Грейнджер вжимается в диван ещё сильнее, Драко всё равно не может удержаться и касается её ладони, успокаивающе поглаживая костяшки. Она улыбается и выглядит… благодарной?«Если ты хочешь быть моим любовником, ты должен научиться дава-а-ать.
Брать слишком легко, но такова жи-и-изнь».
Драко ненавидит караоке.***
Жена Лонгботтома обожает, когда её грубо берут сзади, потому ей нравилось, когда во время секса её шлёпают, как непослушную девчонку. Сам же Лонгботтом рискует провалиться сквозь землю от стыда из-за словесного недержания своей поддатой жёнушки. Уизлетта согласна с женой Лонгботтома. Поттер, как ни странно, тоже. И Драко решил не уточнять, кто именно в их семейке подвергается регулярной порке. Лавгуд по-прежнему отмалчивается, продолжая увлечённо наблюдать за поющей на сцене девицей, воющей писклявым голосочком о том, что её сердце будет продолжать путь. Кажется, Блейза это немного напрягает. Не девица, а Лавгуд, разумеется. Впрочем, эта до омерзения слезливая песня напрягает Драко больше. Ещё немного, и его барабанные перепонки не выдержат, а сердце остановится и не запустится вновь. Не захочет возвращаться в этот бренный мир.«И ты здесь, в моём се-е-ердце,
И моё сердце-е-е будет продолжа-а-ать ПУ-У-УТЬ».
Грейнджер предпочитает позу «Не твоё собачье дело, Забини». И, в общем-то, Драко с ней согласен.***
Сцену заливал яркий неоновый свет, а шорты на этой брюнетке были слишком короткими. И голос был слишком… визгливым. Это отвратительно. Зачем мучить посетителей этими пьяными попытками вытянуть ноты? Кто вообще решил, что позориться в караоке — это интересное времяпровождение субботним вечером?«Ты токсичен. Я растворяюсь в тебе-е-е,
В раю-ю-ю со вкусо-о-ом яда-а-а».
— Грейнджер, разве я токсичный? — губы Малфоя уже в который раз за вечер оказались в паре дюймов от её уха. Грейнджер. В который раз её кожа покрылась мурашками. В который раз его дыхание касалось её щёки. В который раз её сердце заходилось в бешеном ритме. И его голос сегодня почему-то звучал особенно низко и глубоко. Гермиона ещё никогда не слышала, чтобы его голос звучал именно так. Пробирающе. Малфой издевается над ней? Она ведь не железная. Она… против воли провела кончиком языка по нижней губе и, кажется, услышала, как он чуть не поперхнулся. Немного повернула голову к нему. — Что? — Уизлетта сказала, что песня, которую воет та девица, про меня, — не отрывая от Гермионы полного ничем не прикрытой издёвки взгляда, он кивнул в сторону сцены. — Думаешь, она права?«Я делаю глоток из своей дьявольской чаши-и-и,
И медленно-о-о яд начина-а-ает разливаться по телу».
— Это просто очередная глупая песня Бритни Спирс, — Гермиона закатила глаза, но выглядела явно неубедительно, потому что ощущала, что прямо сейчас, в этот самый момент, улыбается, как последняя идиотка. — И… ты вовсе не токсичный. — Ты только Блейзу не говори, что песни Бритни Спирс — глупые. — Наш маленький грязный секрет. — Хорошая девочка. Гермиону оглушил этот тон.***
«Есть дом в Новом Орлеане, известный как Восходя-я-ящее Солнце-е-е.
Он погуби-и-ил многих несча-а-астных парне-е-ей. И Бог знает, что я-я один из них».
— …И на месяц наших отношений она дарит мне трусы с бананами, представляете? Я имею в виду, что дарить своему мужчине трусы — это как-то… Ну, я не знаю. В принципе, дарить трусы — это кретинизм. Но трусы, блять, с бананами? Что она хотела этим сказать? — взгляд Забини рассеянно блуждал по лицам присутствующих в поисках ответа, и, когда этого самого ответа он так и не дождался, он отпил коктейль из бокала и, разочарованно покачав головой, продолжил. — Например, мужчина дарит своей женщине нижнее бельё, когда хочет увидеть её в нём. А женщины? Система та же? Если да, то скажите мне, кто захочет увидеть своего мужчину в трусах с бананами перед сексом? Трусы с бананами наводят на мысль об интимной близости примерно так же, как и… — Забини, ты сексоголик? — слова сами сорвались с губ, и на секунду Гермиона опешила, поняв, что озвучила этот нелепый вертевшийся на языке вопрос вслух. Постаралась проигнорировать тихий смешок над ухом. Кажется, Малфой сидел слишком близко. Непозволительно близко. Настолько близко, что их бёдра соприкасались. Кажется, если она прямо сейчас закинет ноги ему колени, никто не обратит на это никакого внимания. Но Гермиона никогда бы так не сделала, хоть мысль об этом уже какое-то время упрямо сидела в её голове. Пожалуй, она не зря сегодня отказалась от идеи надеть платье. Пожалуй, она не будет брать третью Пина Коладу. Забини перевёл на неё замутнённый четырьмя коктейлями Космополитен взгляд, прищурился и подался вперёд, опершись локтями на стол: — Сексо… кто? Теперь заинтересованные взгляды присутствующих были прикованы уже к ней. Гермиона тихо прочистила горло и, показательно равнодушно пожав плечами, ответила: — Сексоголик. Это… Это человек, помешанный на… сексе.«Не тратить свою жизнь в грехе и страданиях в до-о-оме Восходя-я-ящего Солнца-а-а».
Забини притворно ахнул и, приложив ладонь к щеке, разочарованно, крайне разочарованно и обиженно покачал головой: — Кудряшка, ты намекаешь на то, что я помешан на сексе? На сексе? Я? Ну просто «Мистер Скромность-2004». — Я не намекаю. Я тебе это прямо говорю, — нервно постукивая пальцами по столешнице, сказала она с интонацией, которой обычно отчитывала опоздавших студентов. Крайне недовольной интонацией. — И прекрати называть меня «Кудряшка». Между прочим… — Кудряшка, да ты ханжа! Гермиона уронила челюсть в ответ на это заявление. Краем глаза заметила, что Малфой открыл рот, явно намереваясь встрять в её«Он погуби-и-ил многих несча-а-астных парне-е-ей. И Бог знает, что я-я один из ни-и-их».
— Да! — в один голос воскликнули Ханна и Джинни. Да они издеваются.***
— …у меня уже буквально болел член, представляете? А она никак не кончала. И я тоже не мог. Почти. Два. Часа. А ведь я к тому моменту успел рассказать Даф почти все известные мне анекдоты. Даже про то, как ходил на концерт «Ведуний» на пятом курсе, рассказал. А она вообще ни в какую! Я понимаю, что это был наш первый раз и не всё должно было пройти идеально, но она ещё и о прикроватную тумбочку головой приложилась. — Бедняжка, — ахнула Ханна. — Да, — печально покачал головой Забини. — В тот момент я принял для себя решение и позвал Драко. Возможно, Гермионе только показалось, как рука Малфоя метнулась в сторону его же лица. И не то чтобы ей это было действительно интересно, но… — В каком смысле, «позвал Драко»? — В прямом. Я так устал, и мне резко захотелось покурить, а поскольку я знал, что Тео и Драко сидят в соседней комнате, то не придумал ничего лучше, чем просто заорать: «Драко-о-о!». Думал, он поймёт, что мне нужно перекурить после такого марафона. Правда, он так и не пришёл… — Потому что я не кретин, Блейз. — Или потому что кое-кто плохой друг! — Мы тогда даже не общались. — А ведь это могло стать началом большой дружбы, — Забини постучал указательным пальцем по виску, смотря на Малфоя охмелевшим взглядом, — подумай об этом.***
— Мне нечего рассказать. Я никогда не занималась любовью, — невинно улыбнувшись, Лавгуд продолжила потягивать коктейль из трубочки, глядя на всех из-под опущенных ресниц. — Только если «разведчики» считаются… Но они ведь не считаются, так? Жена Лонгботтома игриво пихнула покрасневшего муженька в бок, а Блейз поперхнулся своим Космополитеном и закашлялся. Вид у него был такой, словно над ним в этот самый момент висела сотня дементоров. Драко пришлось несколько раз ощутимо пнуть друга ногой под столом, чтобы тот прекратил пялиться на Лавгуд с такой жалостью и безнадёгой в глазах. Забини кретин.***
— В каком смысле: «У нас нет этой песни»?! Она вышла несколько лет назад! Это же «Gangsta's Paradise»! Легенда! — Мистер Забини, присядьте за свой столик. Уверена, мы сейчас что-нибудь придумаем, — заученные фразы бедной официантки звучали крайне неубедительно. — Возможно, есть и другие песни, которые вы захотите исполнить? Блейз скривился, но послушно сел обратно за столик. — Ладно, у меня есть другой вариант. Песня, которую Патрик Суэйзи пел для «Грязных танцев». — «She's like a wind»? К сожалению, тоже нет, — девушка отрицательно покачала головой. — У нас сломался диск с этой песней на прошлой неделе. На него случайно наступил наш бармен… Что-то ещё? — А Сэм Браун «Stop» есть? — На том же диске. — Так, я понял, — Блейз потёр глаза, откинувшись на спинку дивана. — Это из-за того, что я устроил в прошлый раз? Я же всё возместил! — Мистер Забини, нет! — Если нет, то мне как обычно. — Конечно, мистер, — девушка облегчённо вздохнула. — Я подойду к вам в половину одиннадцатого. Едва официантка покинула их столик, Блейз отпил коктейль из бокала и устремил своё внимание на Грейнджер: — Итак, твоя очередь, Кудряшка. — Я не участвую в этом, — сложив руки на груди, она сощурила глаза. — Только ты, Драко и Поттеры остались, ну, — продолжал канючить Блейз. — Я же сказала… — О-о, зря ты, Герм, там такая забавная история на самом деле! Мне Рон рассказывал. Поттер. — Про то, что она меньше чем через час после их первого раза побежала выступать на суде Малфоя, и Рон, как обычно, почувствовал себя униженным и оскорблённым? — хихикнула Уизлетта. — Или про что? Мне Джордж говорил. Или Анджелина… Ты об этом? «Побежала выступать на суде Малфоя»? Как интересно. Послушаем. Из Грейнджер словно всю кровь разом выкачали. Бледная как полотно. Она ошарашенно похлопала ресницами. Приоткрыла рот. Закрыла. Растерянно повела челюстью и наконец выдохнула: — Что-о-о? Но это тихое «что» просто растворилось в воздухе. Смешалось с грохочущей в помещении музыкой. Прошло мимо ушей Поттера, по венам которого будто текли не несколько порций крепкого маггловского пойла, а сыворотка правды. Поттер был слишком пьян, чтобы промолчать, хотя глаза его лучшей, блять, подруги кричали ему: «Заткнись!». — Не-е-ет, ещё кое-что. Хотя про суд Малфоя тоже забавно получилось. Ну, не забавно, но я до сих пор помню, как Рон плакался, мол, если Гермиона каждый раз будет бросать его одного в постели из-за того, что кого-то снова притесняют в Магическом мире, до второго раза у них дело не дойдёт. Грейнджер с совершенно нечитаемым выражением лица процедила: — Что ещё тебе сказал Рональд? Поттер почесал затылок, поправил очки и выдал: — Он не ожидал, что ты… того. Ну, ты поняла. — Нет, я не поняла, — сквозь стиснутые зубы прорычала она, крепко сжимая в руке уже почти пустой бокал. — Чего. Именно. Рональд. Не ожидал? — Гермиона, эй, — ладонь Лавгуд на её руке осталась проигнорирована. — Он думал, что ты уже не девственница. Ну, Крам… — Мне было пятнадцать! — И Маклагген… — не растерялся Поттер. Грейнджер устало прикрыла глаза. — Достаточно, Гарри. — Ты что, обиделась? Это же обычные разговоры между парня… — она выставила перед собой руку, и Поттер, прерванный на полуслове, окончательно заткнулся. — Гарри, я услышала достаточно. Драко не мог не заметить, как она принялась яростно потирать запястье с амулетом.***
«Растущая влажно-о-ость, барометры наоборот падаю-ю-ют…»
Забини поёт эту дурацкую песню уже пятый раз, потому что… «Пока этот чёртов экран не покажет мне, что я спел на сто баллов и что я — ВЕЛИКОЛЕПЕН, никто никуда не пойдёт!» И поэтому…«…Где-то примерно в пол-одиннадцатого-о-о впервы-ы-ые за всю историю-ю с неба будут падать мужчины-ы-ы…»
Она не выдержит. Она этого точно не выдержит. Тут и к Трелони ходить не нужно. Она уже не выдерживала. Это всё слишком. Луна слишком восторженно хлопала, весело и задорно подпевая Забини. Ханна слишком пошло ёрзала на коленях у Невилла, двигаясь в такт музыке. Джинни слишком громко смеялась, глядя на сцену, где Забини уже полчаса развлекал толпу пьяных посетителей, а Гарри… Гарри слишком много выпил, слишком много сказал и продолжал что-то сбивчиво объяснять Малфою насчёт — как же вовремя начались разговоры не о сексе! — квиддича. Малфой слишком ненавязчиво держал ладонь под рубашкой на её пояснице, выводя указательным пальцем на её коже какие-то узоры. Если тактильные ощущения ей не изменяли, выводил он что-то похожее на «убей меня, пожалуйста».«…Чтобы каждая нормальная женщина смогла найти своего самого лучшего мужика-а-а!»
Ещё некоторое время Гермиона гипнотизировала взглядом стоящую в центре столика солонку, наслаждаясь ощущениями от тёплой ладони на своей пояснице. Ей… комфортно?«Смотри не промокни, девочка!
Я знаю, ты хочешь этого!»
Прямо сейчас Гермиона хотела сломать нос Рональду за его длинный язык. И чтобы ладонь Малфоя поднялась чуть выше. Или опустилась чуть ниже.«Слышишь?! Девочка-а-а!»
Она подняла голову на сцену. Забини в ярком свете прожектора, а в его глазах пляшут черти. Проследив за его взглядом, Гермиона поняла, что он заметил положение руки своего лучшего — почти женатого — друга. Смесь ужаса и извращённого веселья. И ужаса там больше. И, Мерлин, Гермиона прекрасно осознавала, что этот ужас — самая адекватная реакция из всего того, что Забини выдал за сегодняшний вечер. Даже пьяный, еле ворочающий языком Забини понимает это. А Гермионе почему-то всё равно.«Аллилуйя!»
Экран показывает, что Забини весьма неплох. Уставшие от смеха посетители аплодируют, утирая слёзы. — Какие девяносто баллов?! Девушка, мне нужна ещё одна попытка! Шестая попытка. Гермионе нужно на воздух. Срочно. Она наощупь нашла свою сумочку и, стараясь не привлекать к себе внимания, вылезла из-за стола. Минуя раздевалку с верхней одеждой, она почти что вылетела на улицу. Ей нужно на воздух. За последние несколько часов спокойно дышать стало слишком сложно. Слёзы, которые она сдерживала уже час, душили. Тихие шаги за спиной. И ей не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто именно вышел вслед за ней. К сожалению, она знает эту походку наизусть. Вдох-выдох.***
На улице привычный для середины октября промозглый сырой ветер, пробирающий до костей, холодящий кожу, но Грейнджер будто бы плевать. Она так и выбежала, не захватив пальто, в котором пришла. Лихорадочно роется в своей сумке, вытаскивает из неё пачку сигарет и подкуривает. Швыряет сумку на скамейку. Не оборачиваясь, протягивает пачку и ему. Горький дым заполняет лёгкие. — Зачем ты пришёл? — В общем-то, по той же причине, что и ты. — Ты тоже вышел, чтобы порыдать в одиночестве? — Грейнджер наконец оборачивается, и он может увидеть неровные влажные дорожки на её щеках. И теперь ему хочется по чему-нибудь ударить. Срочно. — Если я ещё раз услышу, как Блейз, глядя мне в глаза, завывает «ложись в постель и жди», то сожгу это проклятое место во славу Тёмного Лорда. И, поверь, никто даже не осудит меня за это. Грейнджер лишь улыбается краешком рта, делая новую затяжку: — Понятно. Она выглядит беспомощной, смущенной и униженной. И как же это отличается от того, как она выглядит обычно. А в его голове кружатся какие-то совершенно нелепые идиотские фразы и слова никогда неуместного утешения. Какого хера ты плачешь из-за этого? Хочешь, я сломаю нос Поттеру? Твой муж кретин. Но Драко никогда не был силён в утешительных речах. В принципе, в речах. Сейчас он чувствует кретином себя. И это его обычное состояние в присутствии Грейнджер. Он идиот. И поэтому… — Тебя настолько расстроили слова Поттера? Или ты только сегодня узнала, что Вислый кретин? — он делает последнюю затяжку и бросает окурок в ближайшее мусорное ведро. — Просто… Ну, то есть… Вот же блин, — она прикрывает глаза, выдыхая дым, собираясь с мыслями. Смотрит на него. — Просто я всегда считала, что личная жизнь… Она должна быть… ты понимаешь. — Невероятной и личной? — Хотя бы просто «личной», — фыркнув, Грейнджер тушит окурок. — Для тебя что-то изменилось из-за того, что кто-то узнал о подробностях твоей интимной жизни? Потому что мне кажется, что всем плевать. Никто не начнёт смотреть на тебя иначе, если тебя это волнует. Тебя ведь это волнует? — Меня волнует не только это. — Что ещё тебя волнует? Молчит. — Грейнджер, мы же вроде как общаемся, — он в самом деле говорит всё это? — Налаживаем контакт. Так объясни мне, почему ты не хочешь идти на ко… — Поцелуй меня, пожалуйста. Охуеть. Ей не нужно просить его дважды. Сейчас Драко готов сделать что угодно, лишь бы она продолжила на него так смотреть. Почти умоляюще. В голове уже ни одной связной мысли. Он идиот. Он безнадёжен. Он бы рухнул перед ней на колени, если бы она попросила. Потому что она так на него смотрит. Он обхватывает ладонями её мокрое от слёз лицо и наклоняется для поцелуя. Поглаживая подушечками больших пальцев её щёки, он аккуратно, почти невесомо касается её губ. Отчаянно сдерживая себя, чтобы не наброситься на неё, чтобы не начать сминать мягкую плоть губ, чтобы хоть в этот раз всё произошло… правильно? Просто чтобы ничего не испортить. Ощущение её так близко пьянит похлеще любого огневиски многолетней выдержки. Каждое мимолётное лёгкое прикосновение к её губам выбивает к херам из него последние остатки самообладания. Запах её кожи. Её волос. Она здесь. Она позволила. Она попросила. Она могла бы принадлежать ему. Не Уизелу. А ему — Драко. Могла бы. Принадлежать. Ему. И это осознание влетело в голову подобно бладжеру. И мысль — шальная, безумная, навязчивая, окрыляющая — вдруг проникла в сознание. Засела в нём основательно где-то очень, очень глубоко. Мысль о том, что Драко мог бы сейчас аппарировать вместе с ней в Мэнор. В гостевое крыло, в которое никто не заходит. Не спрашивая разрешения. Просто забрать её отсюда. Они бы могли остаться там на все выходные. Он бы целовал её прикрытые дрожащие веки и мягкие губы, пока его член скользил бы в ней. Медленно. Мучительно-медленно, пока Грейнджер не взмолилась бы о том, чтобы он наконец прекратил над ней издеваться и просто начал втрахивать её в матрас. Быстро. Глубоко. На грани с болью. Чтобы вместо криков она выдыхала его имя, жадно глотая воздух приоткрытыми губами. Но в таком случае он бы всё испортил. А сейчас он не имеет права всё испортить. Поэтому Драко лишь прижимает её к себе ближе. Ему нужно ещё. Просто чувствовать её в своих руках. Тёплую. Мягкую. Нужную. Нужную. Грейнджер осторожно отстраняется, прервав поцелуй. Уткнувшись носом ему в щёку, шепчет: — Мне так нравится, как ты пахнешь, Драко. Ему пиздец. Теперь она смотрит прямо на него. Прямо в него. Выдыхает. Ещё одна кажущаяся бесконечной секунда, и Грейнджер закрывает глаза, привстаёт на носочки и сама углубляет поцелуй, неуверенно проскользнув горячим твёрдым язычком ему в рот. Сталкиваясь с его языком. Так глубоко. Так приятно. Её губы сладкие от коктейля, который она пила в баре. Горькие — после выкуренной сигареты. Охерительно вкусные. Проходит минута, десять или чёрт знает, сколько времени, когда Грейнджер снова отстраняется, продолжая лихорадочно и порывисто дышать ему в рот. Её вкус все ещё ощущается на языке. Её запах глубоко проник в носоглотку. В самые лёгкие. И, кажется, Драко вовсе не против, чтобы это ощущение поселилось в нем навсегда. Ему нужно. Вдох-выдох. Он снова прижимает Грейнджер крепче к себе. Позволяет ей сделать последний рваный вдох и снова накрывает её губы своими. Сразу глубоко. Требовательно. Ему нужно, чтобы она позволяла. Ему нужно. И он не может удержаться. Руки уже лежат на её заднице, грубо сминая её — круглую, упругую, крышесносящую — в ладонях. Возможно, этим Драко только что всё испортил, и сейчас Грейнджер оттолкнёт его, но она лишь приглушённо стонет ему в рот и слегка прогибается в пояснице, теснее прижимаясь к нему грудью, несмело обвивая руками его шею. Ещё ближе. Ей нравится. Он прикусывает её нижнюю губу, оттягивая, всасывая охерительно мягкую плоть. Припухшую. Такую блядски припухшую. Такую податливую. Ему нужно, чтобы Грейнджер почувствовала, как она влияет на него. В паху всё так сводит, что ему уже почти больно. Если Грейнджер не перестанет так тереться об него, Драко точно не выдержит и прижмёт её к ближайшей стене этого вонючего маггловского бара на этой вонючей кишащей магглами тёмной улочке. Прижмёт и стянет с неё эти чёртовы брюки. Развернёт лицом к стене и начнёт вдалбливаться в её горячее податливое тело. Снова. И снова. Ему нужно. Держи. Себя. В руках. Грейнджер снова еле слышно стонет, когда его ладонь сильнее сжимает её ягодицу. Если она сейчас же не перестанет издавать эти восхитительно-охренительные звуки, Драко точно… — Блейзу засчитали сто баллов. Он великолепен. Сейчас все выйдут на улицу, — голос Лавгуд за спиной. — Я принесла ваши пальто. Грейнджер почти отскакивает от него. Смотрит в сторону входа в бар. Фокусирует взгляд на Лавгуд. Снова глядит на Драко. Облизывает припухшие губы. Смущённо улыбается, касаясь его руки. — Да, Луна, спасибо. Полагаю, на сегодня мы закончили.