***
— Мы счастливы видеть… чудесную ночь… наши дорогие друзья, которые всегда поддерживали нашу семью и помогали нам… в новом году… любовь… бла… бла… бла. — Твой отец сам всё это придумал? — шепнул ему на ухо Блейз. — Процветание, любовь… Так трогательно. Пожелания крепкого здоровья и богатого урожая, надеюсь, будут? — Мама вчера полдня потратила на этот эпос, — Драко поморщился. — И если бы отец сейчас всё это сам говорил, а не читал по бумажке, всё было бы… — Мальчики, а я как раз вас ищу! — за спиной послышался радостный голос Дафны. — …каждый из вас обретёт своё счастье в новом году! Лицо Блейза озарила улыбка: — Да-а-аф, ты принесла нам шампанское! «Десять!» — Ну, как же без бокала шампанского в полночь? — игриво подмигнув Блейзу, она вручила ему бокал, затем протянула ещё один Драко, продолжая широко улыбаться. «Девять!» — У меня есть. — Это полусухое. Оно лучше. «Восемь!» — Аргументный аргумент, Даф. «Семь!» Драко даже не успел возразить, когда Дафна выхватила из его рук бокал и поставила тот на поднос к проходящему мимо эльфу. «Шесть!» — Сама не пьёшь? — полюбопытствовал Драко, всё-таки приняв полный бокал из её рук. — Я бы с радостью, но от пузырьков в животе не очень. Да и отёки по утрам не моё. «Пять!» — Теперь я понимаю, почему Блейз с тобой развёлся, — сухо улыбнувшись, он взболтнул перламутровую жидкость в бокале. «Четыре!» — Это я подала на развод! «Три!» До носа донёсся приглушённый приторно-сладкий запах. Так… сладко. «Два!» — Как скажешь, — протянул Драко, сглотнув вязкую слюну. — Пошёл ты, Малфой! «Один!» — Детки, хотя бы сейчас вы можете не… — голос Блейза растворился в… «С новым годом!» Дафна притягивает к себе Блейза для поцелуя. Кивнув родителям, Драко подносит бокал к губам, делает большой глоток, и вдруг… Он не в Мэноре. Он в «Сладком королевстве». Сладко. Так сладко. Нет, он в лесу после дождя. Петрикор. И кофе. Сладости. Петрикор. Кофе. Ещё глоток. До самого дна. — Хозяин! Хозяин Драко! Не пейте… Он опускает голову и видит Минни, в глазах которой плещется какой-то первобытный животный страх, а маленькие дрожащие ладони нервно тянут его за рукав пиджака. Сладости. Петрикор. Кофе. — Беда, Хозяин, беда! Сладости. Петрикор. Кофе. Здесь пахнет самой жизнью. И сексом. Сладости. Петрикор. Кофе. Секс. — Драко! Должно быть, это самый прекрасный голос из всех, что он слышал. Мягкий, обволакивающий. Каждый звук, произнесённый этим голосом, идеален. Отмахнувшись от Минни, он поднимает голову и оборачивается. Сердце заходится бешеным стуком, и Драко не может стереть с лица кретинскую улыбку. Сладости. Петрикор. Кофе. Секс. Тёмные волосы мягкими волнами обрамляют лицо, ниспадая красивыми локонами на покатые плечи. Глаза — озёра. И каждый изгиб стройного тела в платье безупречного тёмно-красного цвета идеален. Перед ним не Астория Гринграсс. Перед ним ангел.***
17 октября 2004 года Воскресенье Это была тяжёлая ночь. Ночь, полная размышлений, самокопаний и самоуничижений. Ночь, полная воспоминаний о дыхании Драко на её коже, его касаниях, его губах и о том, как его ладонь накрывала её руку, поглаживая, успокаивая. Ночь, полная понимания и осознания, что ей нужно ещё. Потому что одно лишь воспоминание о том, чем закончился вчерашний вечер, вызывало плеяду мурашек по коже, заставляло сердце биться так быстро, что в какой-то момент Гермионе действительно показалось: вот-вот, и этот глупый орган обессилит и замрёт. А утром были боль и стыд. Стыд за то, что вчера Драко, кажется, слишком обнаглел, когда сжимал её задницу. Боль из-за того, что после этих объятий, у неё на ягодице остались синяки в форме подушечек его пальцев. Вконец обнаглевших пальцев. Снова стыд за то, что ей это, кажется, даже нравится. И Гермиона не уверена, что это нормальная реакция. Возможно, с ней что-то не так. Нет, она почти уверена, что с ней что-то не так. Как минимум уже пару месяцев. Снова боль в момент, когда после завтрака, на который Гермиона решила не идти, в дверь её комнаты постучали, и она, кривясь от болезненных ощущений, смогла сесть на кровати. А когда ей кое-как удалось слезть оттуда, потребовалось несколько бесконечно долгих секунд, чтобы убрать с лица мученическое выражение и всё-таки открыть дверь. Открыть и пожалеть, потому что за ней был вовсе не тот человек, которого она хотела увидеть. С другой стороны, если бы Малфой решил заглянуть к ней с утра пораньше, было бы ещё хуже. Возможно, хуже для её задни… — Тебе следует посетить мадам Помфри, — тихий голос Луны вернул Гермиону обратно в кабинет маггловедения. — Она даст тебе мазь от синяков. И снова стыд. В такие моменты Гермиона искренне жалела, что не является окклюментом. Стольких неловких ситуаций в общении с Луной можно было бы избежать. — Луна, — подавив в себе желание застонать от бессильного раздражения, она обернулась к подруге, с интересом рассматривавшей кассету с каким-то фильмом. — Я же просила тебя… — Ты хотела показать мне, как работает эта вещица, и задумалась на несколько минут. — Луна кивнула в сторону проектора, у которого стояла Гермиона. — Я просто помогла тебе прийти в себя. — Кхм-м, да, действительно, — на секунду прикрыв глаза, она вздохнула, собираясь духом. — Итак, ты поняла, как ставить кассету? Или мне показать ещё раз? — Ты всё доступно объяснила. — Отлично. Смотри, с проектором ещё проще. Опускаешь экран и нажимаешь вот эту кнопку. Собственно, всё. Если что-то подзабудешь, попроси кого-нибудь из студентов. Я им объясняла принцип работы. Главное, чтобы шторы были везде задёрнуты, иначе никто ничего не увидит. — Кажется, ничего сложного, — Луна мягко улыбнулась, склонив голову набок. — Думаю, я справлюсь. — Я тоже так думаю. Тем более, это всего лишь на три дня, пока я буду «развлекать» мистера Монро. Ты же помнишь, да? Я подпишу для тебя все кассеты, которые нужно показать. Понедельник — у третьего курса, среда — у пятого… — И четверг — у шестого, я помню. Луна откровенно снисходительно улыбнулась, и до Гермионы только сейчас дошло, что она разговаривала с подругой, словно та была несмышлёным ребёнком. Стало стыдно. — Извини… — Всё в порядке, — Луна поставила кассету обратно на полку и присела за парту. — Так что тебе сказал Гарри утром? Ты ведь об этом думала, так? Ну, перед тем как я тебя отвлекла. Гермиона скривила губы: — Ему жаль, что он «ляпнул лишнего». И я не то чтобы злюсь на него. Скорее, наоборот. Мне кажется, я должна была это услышать. Понятное дело, что не в такой обстановке, но… Ты понимаешь. — А что с Драко? — А что с ним? — нервно сглотнув, Гермиона прикусила губу. Ну да. Делай вид, что ничего особенного она не видела. Очень разумно. Так держать, Грейнджер! — Вы пришли вчера к чему-либо? — «Мы»? — Вы, — кивнула Луна, и теперь Гермиона чувствовала несмышлёным ребёнком уже себя. — Ну… Не знаю, к чему там пришёл Драко, но я пришла к выводу, что мои размышления относительно развода не такие уж и беспочвенные. И… В общем, я хочу проконсультироваться со специалистом по бракоразводным процессам. Хочу узнать, как много времени всё это займёт, список необходимых документов и так далее, чтобы понимать, когда мне всем этим заниматься. — Это из-за Драко? — Моя влюблённость не стала решающим пунктом, если ты об этом. — Ты сказала это. Чувствуя, как немеют кончики пальцев, Гермиона сделала глубокий вдох и, стараясь не морщиться от боли, присела на край преподавательского стола. Выдохнула. — Я… Я сказала это. Но это всё равно ничего не значит. Конкретно сейчас меня больше волнует ситуация с Рональдом. Я… Я не знаю, как… — зажмурившись, она спрятала лицо в ладонях. — Годрик Милостивый… — Не знаешь, как сказать ему об этом? — подсказала Луна. — Или не знаешь, как он отреагирует? Или как отреагируют ваши родственники? — Первое. И второе. И, пожалуй, третье. Хотя насчёт моих родственников у меня есть определённые догадки… Да и реакцию Молли я представляю, — Гермиона невольно рассмеялась, и в этом смешке проскользнула паника. Разумеется, Луна это моментально почувствовала. Встала и подошла к ней. Приобняла её за плечи и положила подбородок ей на плечо. Это что, поддерживающие объятия? Так дружат девчонки? Нет, у Гермионы были подруги — ну, скорее, приятельницы, — но вот так не было никогда. Ей всегда было сложно делиться с кем-то своими переживаниями. Даже с Джинни, хоть та и пыталась выйти с ней на более доверительный уровень общения, Гермионе и правда было тяжело перебороть себя и начать откровенничать с кем-то, кроме… бабули. А теперь, похоже, ещё и с Луной — да перед ней душу всю хотелось вывернуть. Так странно. И так… спокойно. — Тебя больше волнует реакция окружающих? Боишься разочаровать кого-то? Или ты думаешь, что неидеальный брак идеальной Гермионы Грейнджер касается кого-то, кроме тебя и Рона? Если её ещё хоть раз назовут «идеальной Гермионой Грейнджер», она без зазрения совести даст этому человеку в нос. — Иногда мне кажется, что это даже Рональда не касается, — хмыкнула Гермиона. — В смысле, мы же живём с ним как соседи уже… ну, долго. Как-то мы очень сильно поругались, и он ляпнул: «Ты живёшь своей жизнью, а я — своей». А ведь я просто предложила помочь ему с устройством в Министерство, когда меня повысили и у меня появилась возможность порекомендовать его на должность в Отдел магических игр и спорта. И он выдал мне такое. Конечно, мы потом помирились, но он не разговаривал со мной три недели. Сейчас мне вообще кажется, что он будто бы одолжение мне делает тем, что продолжает жить со мной. Как будто я… — она явственно слышала в собственном голосе истеричные нотки. — Ты вообще можешь себе представить, что он думал… — Так, успокойся. Поздно. Словно пружина, которую Гермиона старательно скручивала всё это время, высвободилась. Слова слетали с губ сами. Почти бездумно. Она сама до конца не осознавала, что действительно начала говорить об этом. — Он, блин, думал, что я не девственница, когда мы… Это же… Это же мерзко! Как он вообще мог спокойно переспать со мной, будучи уверенным, что я была с Виктором? Или… Фу, тем более с Кормаком Маклаггеном! Как можно было сделать это, будучи уверенным, что я… маленькая потаскушка, раздвигающая ноги перед первым попавшимся парнем с симпатичным личиком? Как можно было потом обсуждать это с Гарри? Джорджем? Мерлин, даже Анджелина и Джинни в курсе! А я… Я ни с кем не говорила об этом, потому что это только наше с ним, чёрт возьми, дело! Мистер Харрис не в счёт. Он вроде как доктор. Нет, абсолютно точно доктор. — Гермиона… — Почему он не спросил у меня?! Просто не открыл свой чёртов рот и не спросил: «Гермиона, я настолько не уверен в себе, что думаю, что ты… кхм, шлюха. Скажи мне, девушка, которую я знаю с одиннадцати лет, моя лучшая подруга, ты — шлюха?» Я просто не понимаю, как можно так относиться к человеку, которого ты любишь? Он ведь мог обсудить это со мной. Но не сделал этого. Почему он просто не поговорил? — Папа мне всегда говорил, что мужчинам сложно делиться своими чувствами и переживаниями. Особенно, если это касается дел амурных. — Но с Гарри-то он поговорил. — Ему было восемнадцать. Мальчишки. Гермиона устало вздохнула: — Мальчишки. Так и есть. И Рональд, он неплохой. И мне правда жаль, что у нас с ним всё сложилось именно так, но… Вместе с тем я понимаю, что, если мы не расстанемся сейчас, из этого болота ни один из нас не выберется. Оно будет затягивать и затягивать нас всё глубже, пока мы не превратимся в одну из тех пар, которая вместо пожелания доброго утра желает друг другу мучительной смерти. И, откровенно говоря, мне кажется, развод пойдёт на пользу нам обоим. Возможно, это станет той самой встряской для него. Возможно, он захочет… хотя бы что-то изменить в своей жизни. И, Мерлин, мне так его жаль. И я ведь даже не смогу сказать, что мы оба виноваты. Рональд хоть и вёл себя как… как Рональд, но всё-таки помнил, что мы всё ещё женаты. А вот я начала забывать. Я первая это начала. Начала в тот самый момент, когда прельстилась сладкими речами Забини и решила поцеловать Драко в преподавательской гостиной. И тогда я думала не только о том, что это измена, но и о том, что это… ну, конец. Чувствую себя последней мразью, когда думаю о том, что мне придётся поговорить с ним обо всём этом. Мерлин, Луна, мне так его жаль. «…умение уходить от ненужных людей — одно из самых важных умений в жизни человека. Счастливый человек должен уметь быть мразью». Должен уметь, но почему это слишком сложно? — У папы в редакции работает мужчина, мистер Ковальски, — выпрямившись, Луна отстранилась, отошла к окну и взяла с подоконника две кружки почти остывшего чая. — Его дочь — правозащитница. Хочешь, я напишу ей и организую вам встречу в Хогсмиде? — поинтересовалась она, вручив кружку Гермионе. — Было бы просто прекрасно, — сделав глоток, Гермиона неуверенно кивнула. — И спасибо, что выслушала весь этот… бред. — И вовсе это не бред, — подруга широко улыбнулась. — Наоборот, мне очень понравилось. Я никогда раньше не занималась этим. Не сплетничала о мальчиках. Хочешь, я расскажу тебе про Забини, чтобы ты не чувствовала себя так стыдливо? Ты тоже можешь что-нибудь ещё рассказать. Если захочешь, конечно. — Не думаю, что… — Ну, давай же! Хотя бы на полчаса забудь, что ты выше глупых сплетен, — глаза Луны горели от предвкушения. — У тебя в голове очень много мозгошмыгов, и я обязательно помогу тебе с этим, но прежде, почему бы не отвлечься на глупые разговоры о мальчиках? Странновато. Глупо. Нелепо. Ну да ладно. — Ну и что там с Забини? Едва ли не подпрыгнув от радости, Луна несколькими большими глотками допила свой любимый чай с тимьяном, отлевитировала пустую кружку обратно на подоконник и, элегантно приподняв юбку, присела на край передней парты, положив ногу на ногу и сцепив руки в замок на коленях. С минуту поулыбалась каким-то своим мыслям, а потом подняла глаза на Гермиону и выпалила как на духу: — Мне кажется, Забини хочет заняться со мной любовью. У Гермионы чай носом пошёл. И Луна — спасибо, блин, большое! — тут же протянула ей сухую салфетку. — Ох, — наконец выдохнула она, когда сумела привести себя в порядок. — Это… Это он сам тебе сказал? Или ты… — Я это вчера «услышала», — без толики смущения ответила Луна. — И мне нужно знать всё. Расскажи мне всё, что должна знать девушка. — Я не то чтобы специалист. — Хоть что-то. Мне очень интересно. С папой я не могу на такие темы поговорить, но ты-то другое дело. Поколебавшись секунду-другую, Гермиона выдохнула: — Ну, существует главное правило, которое обязана знать каждая девушка: никогда не верь тому, что парень говорит тебе во время… кхм, секса. И перед ним тоже. На самом деле, после тоже не советую особо доверять. — Правда? Это очень интересно. Я запомню. — Да-а-а, я пронесла эту «мудрость» сквозь года. Бабушка сказала мне это за рождественским завтраком, когда мне было двенадцать, — поймав на себе удивлённый взгляд, Гермиона криво усмехнулась. — Моя бабушка, она очень своеобразная женщина. В тот момент она решила, что раз у меня появились друзья-мальчики, она обязана предупредить меня о таких вещах, — на секунду она запнулась, нервно пожевала губу, задумавшись над очень важным, по её мнению, вопросом, стараясь подобрать слова поделикатнее, и осторожно спросила. — А ты… ты уверена, что Забини… Ну, ты уверена, что хочешь этого? Вы с ним хотя бы… — нет, она явно не умеет подбирать слова в таких разговорах, — ну, целовались? — Нет, мы просто общаемся, — Луна покачала головой. — Но Блейз мне очень нравится. Мне с ним интересно общаться. Он научил меня играть в блэк-джек и обещал как-нибудь сводить меня в маггловское казино. Ты знала, что один из его отчимов был сквибом? Богатый старый итальянец и владелец казино. Он и привил Блейзу всю эту любовь к маггловским развлечениям. Блейз его обожал и был очень подавлен, когда того не стало. — Я не знала. Это… Это печально. — Думаешь, у нас с Блейзом может что-то получиться? Кроме дружбы. Потому что я бы очень хотела. Только об этом и думаю последнее время! Это так глупо, но вместе с тем так волнительно. Дух захватывает. — Ну, вы оба такие… общительные и открытые для всего нового. — Я рада, что ты так думаешь. — Разве я могу думать иначе? Вы очень… милые, правда. Повисла пауза. Залившаяся румянцем Луна вперила взгляд в свои туфли и тихо вздохнула. А Гермиона до сих пор не могла поверить, что они и правда говорят об этом. Этот безумный, безумный мир. — Твоя очередь. Сегодня ты сказала это, — Луна опёрлась подбородком на ладони, с любопытством вглядываясь в стремительно бледнеющее лицо Гермионы. — Что ты чувствуешь? Расскажи мне. Мерлинова борода, как это глупо. — Я не уверена, что хочу говорить об этом. — Но мы ведь договорились, что в ближайшие полчаса мы отбрасываем в сторону свои предрассудки и говорим о мальчиках. Кажется, всё было не совсем так, и ей было разрешено не откровенничать, если она не захочет. — Ну хорошо, так и быть… Правда, я даже не знаю, как описать это, — аккуратно перебирая в голове подходящие слова, начала Гермиона. — Это очень, очень странное ощущение. Мне нравится, когда он касается меня. Более того, я хочу, чтобы он трогал меня. Вот именно трогал. И мне самой тоже хочется… ну, ты понимаешь. — Трогать? — Да. Даже когда я просто представляю, как делаю это, у меня внутри начинает всё дрожать. И мне хочется… нюхать его волосы, кожу. Нюхать, понимаешь? Я никогда не ощущала именно такого. Ну, чтобы настолько… сильно хотелось прикоснуться к кому-то. Иногда я просто сижу, занимаюсь своими делами, веду уроки, а мысленно вообще не там. Картинка в голове возникает, и я сама не замечаю, как погружаюсь в неё полностью. Эта картинка настолько реальная, что когда я прихожу в себя, то понимаю, что… ну… — Что? — Неважно. Что моё бельё промокло, а я по-прежнему сижу в классе и вроде как веду занятие. — Оу. — Прекрати лезть ко мне в голову, когда я с тобой разговариваю. — Твои мысли громче слов, — Луна издала короткий смешок, и у Гермионы внутри всё буквально закипело от негодования и идиотизма происходящего. — И что ты собираешься делать? — Ничего, — процедила она. — Ничего я не собираюсь делать. Как минимум потому, что у него есть беременная невеста. А я знаю, что мужчины часто пугаются ответственности и склонны к необдуманным решениям в столь сложный период. Только повод дай. — Тебе это тоже бабушка сказала? — Нет, это сказал журнал «Космополитен». Только не спрашивай, ладно? — Значит, тебя больше беспокоит его моральная сторона вопроса? Очень интересно. Обхохотаться можно, как интересно. — Собственно, я не знаю, чего он от меня хочет. А пока я этого не пойму, я точно ничего не буду делать. И плевать, что вчера она предпочла об этом забыть. Просто минутная слабость. — Почему бы тебе не спросить у него? — И как ты себе это представляешь? — из груди вырвался нервный смешок. — Я подхожу к нему и спрашиваю: «Драко, меня крайне волнует то, что происходит между нами в разных тёмных углах школы. Не мог бы ты ответить мне, чего ты от меня хочешь? А то я себя так накручиваю постоянно. Тебе ведь нельзя. У тебя невеста беременная, и я себя чувствую крайне виноватой, когда осознаю, что меня останавливает только это. Что? Мой муж? Как говорит моя бабушка: муж объелся груш». Так? — Например. — Это не так работает. — А как? — Ну, не так. В ответ Луна лишь снова терпеливо покивала. Так, словно Гермиона не понимала очевидных вещей, вроде существования мозгошмыгов и нарглов. Возможно, так оно и было. Правда… Правда, значения это уже никакого не имело, ведь в голову ворвалась мысль — очень простая и короткая, но потрясающая в своей гениальности. Бабуля — вот кто ей нужен. В последнее время Гермиона так часто о ней вспоминала, что уже просто невозможно было игнорировать потребность в её мудром, пусть и часто грубоватом, совете. Письмо? Исключено. Совершенно не та тема, которую хотелось бы обсуждать в письменной форме. Позвонить? Нет, этого мало. Этого недостаточно. Что, если… Какова вероятность, что ей позволят покинуть школу, скажем, на неделю? Разумеется, после успешного завершения проверки. У Гермионы ведь не было полноценного, не затрагивающего праздники отпуска больше года. Пойдёт ли ей навстречу Попечительский совет? А министр? Ей нужна всего одна неделя на «подумать и взвесить». Одна. Впрочем, к чёрту. Она не будет просить отпуск. Она его потребует. Сегодня же напишет Попечительскому совету, а завтра с утра — перед приходом Инспектора — наведается в Министерство и подаст запрос на портключ. И пусть ей только попробуют отказать. Пусть только попробуют встать между Гермионой Грейнджер и её бабулей.***
18 октября 2004 года Понедельник Юстас Монро — тот самый инспектор, которого Попечительский совет посчитал наиболее компетентным человеком для оценки работы нового директора и преподавательского состава, оказался обычным напыщенным кретином с не менее кретинской не сходящей с оплывшего лица улыбкой, прикрытой мерзкими усиками и бородой мерзкого рыжего цвета. И не то чтобы Драко присматривался, но, кажется, мистер хряк с самого завтрака не соизволил вытащить застрявший в бороде кусочек бекона. Блейз назвал это «запасливостью». А Драко в общем-то было плевать, как это называется. Гораздо больше его волновало то, что этот мерзкий обрюзгший кретин с мерзкими маленькими глазёнками так и норовил приблизиться к Грейнджер больше, чем позволяют приличия. Нет, его даже не волновало. Его бесило. До скрежета зубов. И сейчас, когда они с Блейзом столкнулись у входа в Большой зал с хмурившейся с самого утра Грейнджер, за спиной у которой маячили Филч на пару с инспектором, Драко заметил, как этот бурдюк снова тянет к ней свои пальцы-сардельки, пытаясь… Какая разница, что ему нужно? Какого хера он вообще пытается дотронуться до Грейнджер? Ни у кого в этом грёбаном замке нет никакого грёбаного права её трогать. Ни у кого, кроме… — Ах, профессор Малфой! — окликнул его запыхавшийся от быстрой ходьбы клокочущий голос Монро. — Мы с директором как раз вас вспоминали. — О, да неужели? Чем моя скромная персона обязана таким вниманием? — стараясь сохранить на лице выражение отстранённой заинтересованности, Драко сжал челюсти и остановился в паре шагов от двери. Шедший впереди него Блейз тоже замер, обернувшись и протянув руку инспектору: — Мистер Монро, как первый день? Уже успели выявить всех нарушителей порядка? Возможно, Драко только послышалось, как Грейнджер что-то недовольно пробурчала себе под нос. Возможно, ему не стоило прямо сейчас так на неё пялиться. — Ну что вы, профессор Забини! — хохотнул Монро, воодушевлённо пожав руку Блейзу. — Мистер Филч прекрасно справляется со своей работой. Сразу видно — профессионал. — Рад слышать, — расплывшись в своей фирменной дебильной улыбке, заискивающим тоном сказал Блейз, косясь на Грейнджер. — Благодаря нашему прекрасному директору… Кажется, друг воспринял слишком всерьёз слова Грейнджер о том, что нужно показать себя во всей красе перед мистером хряком. Судя по тому, как она закатила глаза из-за этих попыток лизоблюдства, Драко был прав в своих догадках. — Кхм, я думаю, что нам нужно спешить. Ужин вот-вот начнётся, — неудачная попытка Грейнджер вклиниться в обмен любезностями. И пока Драко думал о том, насколько нагло будет с его стороны просто молча положить руку ей на поясницу и подтолкнуть в сторону Большого зала, дабы ни ей, ни ему не пришлось выслушивать очередной поток сознания Блейза, который, очевидно, нашёл своего лучшего слушателя в лице мистера хряка, Грейнджер схватила Драко за рукав рубашки и с нажимом толкнула входную дверь. — Мы с Монро придём к тебе на урок в четверг. Он хотел прийти сегодня, но я его отговорила, чтобы ты смог подготовиться, — на ходу прошептала она, быстро обернувшись на оставшихся позади Блейза и инспектора. — Что у тебя запланировано для шестого курса? — Амортенция и антидот к ней. — Оу. — Я тоже не в восторге, но детишки так проси… — ЛЮБО-О-ОВЬ! Что за?.. Отпустив его рукав, Грейнджер тут же замерла и быстро, очень быстро изменившись в лице, выпрямила спину. Искоса взглянув на Драко, одёрнула мантию и сделала шаг в сторону. И эта её манера краснеть… Прелестно. — ЛЮБОВЬ! СУКИ! За их спинами раздался короткий офигевший смешок Блейза и оханье мистера хряка. Драко бросил беглый взгляд на преподавательский стол, за которым в полном одиночестве сидела лишь Трелони, тревожно косившаяся в центр зала. — Что здесь происходит?! — Мистер Монро, я всё улажу! — рявкнула Грейнджер, уставившись в центр Большого зала, где в этот самый момент… …Демьен Монтгомери — сын главы Отдела магического правопорядка — в розовом парике и белой балетной пачке, с покрасневшей от стыда рожей и идиотскими крыльями за спиной скакал по залу, разбрасывая вокруг себя что-то, смутно напоминавшее фантики от конфет. Что-то, смутно напоминавшее… — Это что, презервативы? — Годрик Милостивый, Блейз, помолчи! — шикнула Грейнджер, сжимая ладони в кулаки. — ЛЮБО-О-ОВЬ! Тряхнув головой, она начала пробираться вперёд, аккуратно расталкивая веселящихся зевак. Впрочем, заметив директора школы, уже заметно притихшая толпа сама расступилась, пропуская Грейнджер без возражений. Недолго думая, Драко проскользнул в образовавшийся коридорчик вслед за ней, отдалённо слыша, как за ним идут посмеивающийся Блейз и всё ещё охающий мистер хряк. Грейнджер остановилась в паре шагов от Монтгомери, который ещё не заметил внимание новых зрителей к своей персоне: был слишком увлечён швырянием «фантиков» в толпу студентов. В голосе — истерика. Почти хрип. Вот-вот, и он разрыдается. — ЛЮБО-О-ОВЬ! СУКИ! ЛЮБО-О-ОВЬ! Очередная порция «фантиков» прилетела уже в сторону директора. Кажется, один из них застрял у неё в волосах. И когда парень обернулся и увидел, кому на сей раз достались его «дары», он застыл как вкопанный с разинутым ртом и маской неподдельного ужаса на бледном прыщавом лице. — Мистер Монтгомери, Хэллоуин только через две недели. Вы слишком рано достали свой костюм Купидона, — отчеканила Грейнджер тоном, от которого — Драко ни на секунду в этом не сомневался, — у каждого из присутствующих на мгновение сердце ушло в пятки. — Минус пятьдесят очков Слизерину. — Эй! — возмущённо воскликнул Блейз. — Давай без этого! Я с ним сам поговорю. Я же его декан в конце-то концов. Грейнджер резко обернулась через плечо и, одарив Блейза уничтожающим взглядом, прошипела: — Мистер Филч, сопроводите мистера Монтгомери в мой кабинет, — в ярости сжав кулаки, она развернулась на каблуках, чтобы уйти, но… — У тебя тут… — Драко вытащил из копны каштановых кудрей застрявший «фантик», — это. Он никогда не видел, чтобы Грейнджер ТАК краснела. Это было почти умилительно. — О Боже, — поражённо приоткрыв рот, выдохнула она и быстрым шагом направилась вслед за Монтгомери и Филчем, по пути столкнувшись с вошедшими в зал Лонгботтомом, Поттером и Фабре. И пока Драко смотрел, как мистер хряк пытается нагнать Грейнджер, огибая студентов и вновь пришедших преподавателей, Забини прыснул в кулак и забрал «фантик» из его рук. Заметив его недоумённый взгляд, друг отмахнулся: — Тебе они всё равно в ближайшее время не понадобятся. Драко вскинул бровь: — Правда? — Астория уже беременна, так что для вас они бесполезны, — Блейз подмигнул, скалясь во все тридцать два. — А вот у меня есть несколько вариантов для применения этих «даров Купидона» по назначению. — Ты отвратителен.***
19 октября 2004 года Вторник — Тут же работы на несколько часов! Профессор Забини сказал, что… — Мистер Монтгомери, котлы сами себя не почистят, — с издёвкой протянул Драко, не отрываясь от чтения «Ежедневного пророка». Квота на магглорождённых работников? Бруствер точно свихнулся. — Разумеется, профессор Малфой, — процедил Монтгомери, и, низко опустив голову и бормоча под нос что-то, похожее на «мой отец узнает об этом», направился исполнять наказание, на которое Блейз полвечера уговаривал Грейнджер, лишь бы факультет не лишился половины заработанных очков. Декан года, не иначе. — Это того стоило, мистер Монтгомери? — Что? — По-вашему, одно нежное объятие с мистером Филчем хуже, чем тот перформанс, который вы устроили в Большом зале на потеху толпе? — спросил Драко, исподлобья наблюдая за драящим грязный котёл мальчишкой. — Это просто глупый спор, — процедил тот сквозь зубы, начав ещё более яростно тереть внутреннюю поверхность котла. — Уверен, ваш отец будет гордиться вами.***
20 октября 2004 года Среда — Слушай, я ничего не хочу сказать, но… — Так и не говори, — не прекращая помешивать уже почти готовый антидот, Драко обернулся к Блейзу через плечо. — Ты мне вроде как помогать пришёл, а не… — Ничего не хочу сказать, — не отрываясь от измельчения веточки лаванды, уже с бóльшим напором продолжил друг, — но, если я ещё раз увижу, как вы с Кудряшкой пялитесь друг на друга в школьных коридорах, как два кретина, я начну задавать вопросы. Возможно. «И вовсе не как два кретина», — хотел сказать Драко, но вместо этого: — Если ты ещё раз при мне назовёшь её Кудряшкой, я прокачу твою челюсть по полу. — Не по… — нахмурившись, Блейз отложил в сторону нож. — Или я начну называть твою девственную феечку «Полоумной», — хмыкнул Драко. — Как тебе такое? — Я точно начну задавать вопросы. — Блейз… — предупреждение. На самом деле, Драко и сам не знал, почему так отреагировал, но, кажется, Блейз его услышал. Пожав плечами, поднял кверху ладони, капитулируя, и потянулся к ступке, чтобы начать толочь лунный камень для амортенции. Драко накрыл крышкой котёл с готовым антидотом и вернулся обратно за стол к Блейзу, где тот продолжал без особого энтузиазма готовить ингредиент, задумчиво смотря в пространство перед собой, время от времени хмурясь и водя подбородком из стороны в сторону. Наконец, когда Драко принялся отмерять необходимое для зелья количество медовой воды, друг с всё тем же отстранённым выражением лица спросил: — Что, чужая трава зеленее? — Пошёл на хер.***
— Чувствую запах Космополитена, свежей выпечки и… — Уизлетты? — язвительно спросил Драко, отмахнувшись от спиралевидного пара, исходившего из котла и назойливо проникавшего в носоглотку. — И сла-а-адких по-це-лу-ев под Луно-о-ой, — пропел Блейз, глубоко вдыхая. — А ты чего такой напряжённый? Что-то не так с зельем? Скрипнув зубами, Драко накрыл котёл крышкой и процедил: — Оно идеально. — Тогда чего ты такой недовольный? — Я в порядке. Ни хера подобного. Он уже несколько минут дышал через рот. Но это всё равно не помогало: запах словно прилип к кончику языка. Сладкий. Такой приторно-сладкий. — У тебя там что, запах несбывшихся надежд? — хлопнув Драко по спине, Блейз в голос рассмеялся. Драко раздражённо закатил глаза. — Петрикор и кофе… с ликёром… сливочным. — Как ты понял, что «с ликёром» и именно «сливочным»? — Просто понял. Сраный запах сраного «божественного кофе», которым его поила Грейнджер на собеседовании. А ещё — ваниль. У Грейнджер духи с этим ароматом. Драко определённо точно видел на прикроватной тумбочке в её спальне флакончик с изображением веточки и цветка ванили. А ещё — шоколад, плитка которого всегда лежит у неё в кармане — Грейнджер достаёт её за ужином, когда пьёт кофе. А ещё — что-то мятное. Как её волосы. Скорее всего, это её шампунь. Он в этом почти уверен. Почти, потому что Драко ещё не настолько отчаялся, чтобы проникнуть в её ванную и убедиться в этом наверняка. Но он уже близко. А ещё — ему точно пиздец.***
21 октября 2004 года Четверг«Уважаемая миссис Грейнджер-Уизли!
Я обращаюсь к вам не как к директору школы и начальнику моего жениха, а как женщина к женщине. Драко всё реже появляется дома, всё реже навещает меня, ссылаясь на дела и проблемы в Хогвартсе. Как женщина, не как директор, скажите мне, какие дела могут быть важнее, чем любящая беременная невеста? Я прошу вас отпускать Драко домой хотя бы по выходным. У вас ведь тоже бывают выходные, и я уверена, что вы проводите их со своим супругом. Так почему мой жених не может? Почему он должен работать по субботам в Дуэльном клубе, где на нём прилюдно используют непростительные?
Я очень надеюсь, что вы войдёте в моё положение и поймёте, насколько сильно я переживаю за Драко, и больше не позволите ему подвергать себя такой опасности.
С Наилучшими пожеланиями, Астория Гринграсс» Снова укол чувства вины. И ощущается он ещё больнее. Глубже. Задевая каждое нервное окончание. Сжимая горло от спазма. От глупого чувства жалости к Астории Гринграсс. К самой себе. У неё нет никакого права. Нет права. И вот что она должна на это ответить? «Дорогая Астория! Я ни в коем случае не претендую на…» Или… «У меня нет намерения влезать в вашу семью, но я также не могу отвечать за действия вашего жениха в те моменты, когда…» Или… «Ваш жених волен выбирать, где и с кем проводить свои выходные…» Или… Гермионе придётся очень серьёзно подумать над ответом.***
Сраное зелье сраной амортенции провоняло весь кабинет. Петрикор. «Божественный кофе». Грейнджер. Драко не покидало ощущение, что каменные стены его кабинета — каждая трещинка в них — пропитались грейнджеровским запахом, поэтому даже в те моменты, когда он пытался не думать о Грейнджер, он, блять, всё равно о ней думал. Всё вокруг пахло ею, настырно проникая в нос, лёгкие, под кожу, в каждую клеточку тела. В него самого. Это было практически физически больно — видеть её, сидящую за последней партой в компании мистера хряка, и не иметь возможности подойти и усадить её на сраную парту, будучи вынужденным вести сраный урок у сраного шестого курса с самой сраной темой, которая только есть в сраной школьной программе сраного Хогвартса. Почти физически больно. Потому что ему нужно было провести сраный урок, а перед глазами самым что ни на есть издевательским способом плясала картинка с воспоминанием о том, что в субботу он мог бы получить всё и сразу, потому что — и он точно это знал, — ей нравилось то, что он с ней делает. Ей нравилось. Ей нравилось, как он собственнически стискивает её задницу. Нравилось. Нравилось настолько, что она тёрлась об него, как кошка, издавая самые охерительные звуки на свете. Нравилось тогда. Сейчас же Грейнджер смотрела куда угодно, только не на него. Что-то записывала в свою тетрадку и, поверхностно — что, что-то не так, Грейнджер? — дыша через рот, краем глаза следила за ходом урока, изредка кивая на какие-то тихие ремарки мистера хряка. А Драко это выводило. До лёгкого онемения в плотно сжатых губах. До скрежета в челюстях. Его выводило, что она не смотрит на него. Посмотрипосмотрипосмотри на меня. Мне нужно. С самого начала урока Драко понял, что следующие полтора часа станут настоящим испытанием для его выдержки, потому что стоило ему заметить, как в кабинет зашла Грейнджер, первой возникшей мыслью было подойти и… Петрикор. «Божественный кофе». Грейнджер. — …отличается особым перламутровым блеском и спиралевидным паром. И пахнет для каждого по-своему. Петрикор. «Божественный кофе». Грейнджер. Вдох-выдох. И теперь ему стало ещё хуже. — Прекрасное владение материалом, мисс Ховард. — Так это не всё! — воодушевлённо закивала студентка, проигнорировав фырканье однокурсников. — Действует зелье всего один день, поэтому… Ещё час. Спокойно. Он просто отойдёт к котлу с антидотом и простоит около него до конца урока, потому что там запах приглушён какой-то вонью. Отличный план. Надёжный. — Прекрасно. — …мать Тома Реддла использовала это зелье… одержимость… сбежал… Тёмный Лорд… война… Лили Поттер… сила любви… Успокаивая вновь сбившееся дыхание, Драко коротко выдохнул: — Спасибо за столь подробный экскурс в биографию Тёмного Лорда, мисс Ховард. — Просто всё началось с амортенции, и я подумала… Мой отец пишет книгу о Волде… — Спасибо, мисс Ховард. Десять очков Слизерину.***
Он планировал уничтожить это сраное зелье, как только студенты покинут кабинет, но у мистера хряка были свои планы. Не успел урок закончиться, а Драко произнести: «Все свободны», — как Монро с нетипичной для него прытью уже подлетел к накрытому крышкой котлу с амортенцией. — Я та-а-ак рад, что послушал профессора Грейнджер-Уизли и пришёл именно сего-о-одня, — Монро с торжествующей улыбкой обернулся в сторону Грейнджер, которая стояла чуть поодаль с видом главного страдальца Хогвартса. Сегодня Драко бы поспорил, кто из них является главным страдальцем. — Я никогда не любил зельеварение. Все эти зловонные пары, лягушачьи лапки и орущие корни мандрагоры… Мерзость, — он демонстративно поморщился, помахав ладонью перед носом. — Но сегодняшняя тема такая увлекательная. У студентов так горели глаза! — Чудесно, — протянул Драко. — Я бы хотел… — так и не сказав, чего именно он хотел, Монро снял — закрой этот сраный котёл! — крышку и с блаженной улыбкой вдохнул пар. — Так я и думал. Уже двадцать пять лет ничего не меняется. А что это значит, профессор Малфой? — Сгораю от интереса. — Это значит, что я не ошибся с выбором жены. — Потрясающе. — Профессор Грейнджер-Уизли, ну чего вы там стоите? — Монро поманил её ладонью. — Идите сюда. Вдохните. Так пахнет любовь! Да, вдохни, Грейнджер. Так пахнет катастрофа. — Я как-нибудь обойдусь, — отмахнулась Грейнджер, не прекращая пялиться на закрытую дверь, наверняка мечтая оказаться за её пределами. Возможно, за пределами замка. — У вас тоже? — Что? — она безразлично мазнула взглядом по довольному до тошноты лицу Монро. — Всё также пахнет вашим супругом? — Конечно, — на автомате согласилась она, прикусив губу. Дрянь. Маленькая лживая дрянь. Из его груди вырвался сдавленный смешок, и Грейнджер — да неужели?! — перевела на него взгляд. Осторожный такой. Трусливый. Выводящий его из себя ещё больше. — Как это… романтично. И тишина-а-а. Пока лицо Грейнджер под его крайне многозначительным издевательским взглядом заливалось густым жгучим румянцем, молчание так затянулось, что в какой-то момент Драко начал различать каждый вздох, который издавал стоящий рядом мистер хряк. Не то чтобы инспектор до этого отличался тихим размеренным дыханием, но конкретно сейчас его сопение раздавалось по кабинету настолько отчётливо и громко, что… — Кхм, — тихо кашлянула Грейнджер, опустив взгляд и приложив ладонь к горящей щеке. — Думаю, на этом мы закончим. Хера с два. — Разумеется! Обед ведь вот-вот начнётся! — лязгнув крышкой по котлу, Монро развернулся и зашагал в сторону двери. — Отличный урок, профессор Малфой! На следующей неделе я снова к вам загляну. — Ага, жду не дождусь, — сощурившись, кивнул Драко, доставая из кармана брюк волшебную палочку и наблюдая за тем, как Грейнджер пропускает мистера хряка вперёд и собирается сбежать. — Профессор Грейнджер-Уизли, можно вас на пару слов? Словно ей стало неприятно — вижу, что стало, маленькая лживая… — от той интонации, с которой Драко произнёс её фамилию, делая особый акцент на самой «важной» её части, Грейнджер скривила губы, замерев вполоборота у выхода. Не оборачиваясь, выдавила из себя: — Конечно, профессор Малфой. Мистер Монро, увидимся на уроке у профессора Поттера после обеда. Инспектор удивлённо приподнял бровь, будто хотел что-то спросить, но лишь пожал плечами и, недолго помявшись в проходе и напоследок ещё раз кивнув Драко, скрылся за дверью. Даже когда в коридоре перестали раздаваться его тяжёлые шаги, Грейнджер всё так же напряжённо стояла напротив открытой двери спиной к Драко, по-прежнему так и не соизволив… Так, успокойся. Взмахом палочки Драко заставил дверь закрыться в паре дюймов от её носа. Пока она, недоверчиво хмурясь, медленно разворачивалась к нему, Драко успел наложить запирающее. И вот оно — всплеск паники вперемешку с удивлением в едва ли не почерневших глазах. — Кхм, в чём дело? — чуть приподняв бровь, она сложила руки на груди. Почему ты врёшь? Чем пахнет твоя сраная амортенция? Прекрати отрицать очевидные вещи. И хотя все эти слова едва ли не рвали его изнутри, произнёс он совсем другое, произнёс почти вяло: — Ну, что там сказал инспектор насчёт меня? — заметив облегчение, мелькнувшее в её глазах, Драко ухмыльнулся. — Я видел, как этот хря… Монро что-то тебе говорил в конце урока. И ты не выглядела особо радостной при этом. Не то чтобы Драко присматривался… Ладно, он весь урок на неё пялился. И прекрасно видел, что Грейнджер это заметила и, будто бы назло, игнорировала его. Назло. Ему. Назло. На чистом инстинкте он сделал шаг вперёд, ощущая, как в ушах бьётся частый пульс. Ещё один шаг. — У мистера Монро был лишь один комментарий. — Какой комментарий? — протянул он сквозь зубы, сделав ещё шаг в её сторону. — Два слова: «пассивная агрессия», — Грейнджер нервно сглотнула, когда сообразила, что Драко подходит всё ближе, и начала пятиться — дурочка, какая же ты дурочка, — назад к стене, неосознанно загоняя саму себя в ловушку. Или осознанно? Шаг. Ещё один. — Та-а-ак, продолжай. — Агрессия, Драко. — Пассивная. — Агрессия. Он остановился в шаге от неё, не оставив ей пространства для манёвра. Чуть склонив голову набок, ухмыльнулся, всматриваясь в уже не красное, а побледневшее лицо, сухие от рваного дыхания губы и чёрные, с едва различимой радужкой из-за расширенных зрачков, глаза. — Но пассивная. Закатив глаза, Грейнджер дёрнулась, чтобы уйти, но Драко резко развернул её, прижав к стене. Впечатав ладонь в холодную каменную поверхность в дюйме от её головы. Попалась. — Пре-кра-ти, — по слогам произнесла Грейнджер, положив руку ему на грудь, пытаясь… оттолкнуть? Как интересно. Схватив её пальцами за подбородок, чуть приподняв, вынуждая смотреть ему в глаза, тихо, почти сочувственно сказал: — Нет, это ты прекрати. — Прекратить «что»? — Вра-а-ать, Грейнджер, вра-а-ать, — почти ласково, почти упиваясь скоростью, с которой эмоции на её лице сменяют друг друга. — Почему ты сегодня так бессовестно соврала? — Я не… — Так бессовестно… Почему, Грейнджер? Мне казалось… — Потому что… Потому что я трусливая лживая… — проведя кончиком языка по нижней губе, выдохнула она, — сука. Он смотрел на её влажные губы, ощущал её дыхание на своей коже. Её взгляд был слишком красноречив. Он её выдавал. Грейнджер возбуждена. И Драко откровенно повело. Снова. Как тогда, у двери её спальни. К паху уже горячими толчками хлынула кровь. Сраная тянущая истома. И эти сраные брюки слишком тесные. Ему нужно. В неё. Сейчас. Нужно ощутить себя в ней каждым дюймом. Нужно ощутить её на себе. Нужно прижать к стене и усадить на член. Она ведь хочет. Он это видит. Грейнджер успевает лишь коротко охнуть, когда он, не церемонясь, запускает руку в её волосы. Обхватывает ладонью затылок. Склоняется ближе к ней, заполняя собой последние крохи личного пространства, что у неё остались. Прижимается к ней всем телом, заставляя её почувствовать, как она на него влияет. И накрывает её губы своими, требовательно проникая языком в её рот, не встречая сопротивления. Напротив. Обвив руками его шею, Грейнджер теснее прижимает его к себе. Выдыхает ему в рот и углубляет поцелуй. Так глубоко. Так влажно. Так сладко. И, кажется, Драко слышит, как в этот момент они оба приглушённо стонут. МояМояМояМоя. Ему так нужно. Её рот. Её сочный, такой нужный рот, в который хочется врываться снова и снова. Мягкие податливые губы. Отвечающие, вбирающие, покусывающие его нижнюю губу. Её маленький розовый язычок, танцующий по его нёбу. Ему нужно всё это. Ему нужно ощущать, как её дрожащие руки судорожно цепляются за его плечи, вжимая его всем весом в неё, хрупкую, выгибающуюся навстречу, прижимающуюся к нему грудью, податливую, Мерлин, такую податливую, пока его губы скользят по её шее, кусая, посасывая нежную кожу, чтобы оставить отметины. Чтобы Грейнджер знала — она его. Чтобы она знала — он эгоист. Он собственник. Он не собирается ни с кем ею делиться. Ему так нужно. Ещё ближе, чтобы вклиниться ногой между её колен, пока ладонь скользит вниз по её шее к ключице, от ключицы к груди, грубо — почувствуй меня, Грейнджер, — сжимая, разминая её, чувствуя, как Грейнджер выгибается дугой, словно умоляя. Жадно глотая воздух приоткрытым ртом, Грейнджер начинает возиться с его галстуком, пока он целует её в изгиб шеи, прихватывая зубами тонкую кожу. И он слышит стон, длинный задушенный стон, долбящий по ушам, проникающий куда-то в подкорку мозга, оседая там, отпечатываясь в памяти. — Драко, пожалуйста. МояМояМояМоя. Он ведёт рукой вниз, сжимая узкую талию, и снова вниз, вдоль бёдра, проникая под слой тонкой мантии. И, возможно, Драко наглеет. Нет, он определённо точно наглеет. Но ей нравится. Он слышит это в её сбившемся дыхании. Чувствует, как тяжело вздымается её грудь. Видит ничем не прикрытое желание в расширенных зрачках. Приподнимает подол платья. Вверх по внутренней стороне бёдра, слегка царапая кожу короткими ногтями. Она такая мягкая. Такая горячая. От неё так сладко пахнет. Целуя её приоткрытый рот, Драко сжимает её левую — такую круглую, такую идеальную для него — ягодицу, касаясь кончиками пальцев — ты, блять, смерти моей хочешь, Грейнджер? — ткани мокрого белья. Мокрая. Уже такая мокрая. Для него. — Ебатьблять, Грейнджер, ты даже не представляешь, что я хочу с тобой сделать, — почти рычит ей в шею, отодвигая ткань в сторону, касаясь подушечками пальцев влажных складок, чуть раздвигая их, чтобы проникнуть внутрь. Чтобы ощутить, насколько сильно она его хочет. Горячо. Влажно. Для него. — Что… — Грейнджер сдавленно выдыхает, глядя на него широко распахнутыми глазами. — Что ты хочешь?.. Драко вдруг почувствовал, как её тело, ещё мгновение назад мягкое податливое и просящее, напряглось, а в следующий момент Грейнджер и вовсе резко отпихнула его от себя, словно он сделал что-то не так. Или сказал? Ну и что он сделал не так? Она ведь… Она… Что? — Чего ты от меня хочешь? Чего, блять? — Что? — только и смог выдохнуть он. — Чего. Ты. От меня. Хочешь? В голову лезли лишь какие-то бредни сумасшедшего. Он хотел слишком многого. Ему хотелось всех этих идиотских разговоров. Хотелось, чтобы она смеялась над его рассказами о самых нелепых случаях из его жизни. Ему хотелось рассказывать. Хотелось видеть искренний интерес в карих глазах. Хотелось слушать её идиотские истории про друзей-кретинов. Хотелось спорить. Спорить лишь затем, чтобы потом выколачивать из неё всю дурь ртом и членом. На полу. У стены. На столе. Чтобы она выходила из душа в его полотенце и оставалась спать в его комнате. Чтобы её настольная книга лежала на его прикроватной тумбочке. Чтобы она читала ему эти свои мегавыебонские нотации. Чтобы они перестали вести себя как два первокурсника. Нет, не хотел. Нуждался. Но, кроме всего этого, Драко нуждался в сохранении хотя бы толики уважения к самому себе, и поэтому, продолжая стоять перед ней полным куском идиота в помятой рубашке, с выпирающим под брюками членом и развязанным галстуком, сказал: — Секса. — Секса? И в этой интонации, в этом смешке слышалось слишком много всего. Недоверие. Возмущение. Смятение. Раздражение. Подступающая к горлу истерика. Всё это. — Секса, Грейнджер, — сделав шаг назад, он устало — сдерживаясь от кретинского порыва облизать пальцы, чтобы ощутить не только её запах, но и вкус её тела, — провёл ладонью по лицу. — Ну, знаешь, когда мальчику нравится девочка, а девочке — мальчик, они могут заняться сексом. Не строй такое лицо, будто сама не хочешь. Хочешь, я знаю. Хочешь и течёшь, как… — Я не какая-то течная сука, мнительный ты… Почему женщины не слышат главного? Почему они слышат только то, что хотят слышать? Почему он вообще должен объяснять Гермионе, блять, Грейнджер очевидные, лежащие на поверхности вещи. Нужно лишь вытащить из ушей всё то дерьмо, которым они заполнены, и услышать. Услышь меня, Грейнджер. — Ну и кому ты опять врёшь? Мне, себе или Мерлину? — Заткни свой грязный рот! Ему даже голос повышать не хотелось. Если ей так хочется поорать, то кто он такой, чтобы запрещать ей это, так? Пусть кричит, пусть хоть голос себе сорвёт, лишь бы перестала врать. Нагло и неумело. — Так кому, Грейнджер? — он выгнул бровь. — Замолчи! — почти задыхаясь от своего херова праведного гнева, рявкнула Грейнджер. — Мне, себе или… — Замолчи. Свой. Рот. А он всё так же спокойно, глядя прямо в её чернющие уже от злости глаза, произнёс: — Браво. Аплодирую этому полёту мысли. Кожу охватило огнём прежде, чем Драко услышал звук пощёчины. Ударила. Она его ударила. И не то чтобы он разозлился: затраханный мозг отказывался воспринимать это как что-то раздражающее. Просто эпидемия глупости имени их двоих, сконцентрированная в одном из тёмных углов подземелий этого сраного замка. — Алохомора! Хлопок двери. И Драко остался один в этом сраном кабинете. И здесь всё так же пахло Грейнджер. И почтисексом. Почти, потому что она хотела услышать от него что-то. Почти, потому что он облажался. Но он всё исправит. В конце концов, мать всегда ему говорила, что женщины склонны прощать мужчин, которые им нравятся.