***
— Эта сука расцарапала мне всю спину, — прорычал Драко, с силой хлопнув дверью ванной. — Ну и какого хрена ты ржёшь? — Я, конечно, могу обнять тебя и пожалеть, но, боюсь, в таком случае мы здесь задержимся, а тебя уже заждались внизу, — откинувшись на спинку кресла и подогнув под себя одну ногу, Блейз кивнул в сторону двери. — Ты вообще представляешь, насколько глубоко ты в заднице? — Я не представляю, на каком основании мои родители сейчас обсуждают с этим представителем семейки сумасшедших нашу свадьбу с этой су… Асто… — он надел рубашку и, морщась, начал застёгивать пуговицы. — С этой сукой. — Брось, свадьба — это всегда весело. А уж подготовка к ней… м-м-м, — друг мечтательно прикрыл глаза, начав загибать пальцы на левой руке. — Мальчишник, составление списка наименее раздражающих вас обоих гостей, выбор места для церемонии, дегустация десяти одинаковых на вкус тортов, подбор костюма жениха, чтобы ей не было стыдно за тебя перед своими подружками. — Что за чушь ты несёшь? — бегло взглянув на друга через отражение в зеркале, Драко затянул галстук. И ещё потуже. И ещё. Возможно, это его шанс покончить со всем этим здесь и сейчас. — «Блейзи, на моём платье будет изумрудная вставка, а твоя бабочка цвета свежей мяты. Ты чем думал, когда выбирал это убожество? Нужно срочно спасать ситуацию! Я сейчас же свяжусь с мадам Малкин, чтобы ты больше ничего не испортил своим дурновкусием», — тоном, уж слишком напоминающим голос Дафны, перекривлял Блейз. — Цвет свежей, блять, мяты, представляешь? Я тебе говорю, у них чокнутая семейка. А вот ещё… Друг всё продолжал и продолжал самозабвенно трындеть, а Драко молча пялился на своё отражение и пытался сопоставить всю ту информацию, которую ему удалось вспомнить за последние полчаса: огневиски, бубнящий над ухом Забини, сёстры Гринграсс, «спасибо за честность», ещё огневиски, много огневиски, что-то про «Пушки Педдл», речь отца, Дафна, шампанское, Минни, Астория, секс. Шампанское. «Сейчас Астория пытается сделать это по-хорошему, а потом… потом она начнёт действовать по-плохому». Шампа-а-анское. — Я убью её на хер, — процедил он, резко обернувшись к Блейзу, прекрасно при этом понимая, насколько дикие у него сейчас глаза. — Твою бывшую. Ей пиздец. И, вероятно, в его взгляде мелькнуло что-то очень, очень нехорошее; что-то, не слишком обнадёживающее для Дафны, потому что лицо Блейза вмиг посерьёзнело, и он, вскочив с кресла, подошёл к Драко и внимательно на него посмотрел. — Спокойно, — тихо и до тошноты вкрадчиво произнёс друг, вцепившись железной хваткой в его плечо, не позволяя ему сорваться с места в эту же секунду. — Хера с два, — он дёрнулся, пытаясь скинуть с себя ладонь друга, впрочем, безуспешно. — Эта сука подсунула мне амортенцию. — Скорее всего, так и есть, — согласился Блейз. — Мы с твоей матушкой тоже об этом подумали. И именно поэтому ты сейчас успокоишься. Твоя матушка сказала, что решит эту проблему. Ещё она сказала, что, если бы ты был хорошим мальчиком и прислушивался к её советам, этих проблем можно было бы избежать. Но ты ведь у нас такой упрямец, не так ли? Он в заднице. Он в самой что ни на есть заднице. Вдох-выдох.***
И он всё ещё в заднице. Только теперь «группа поддержки» в лице Блейза осталась в комнате, а сам Драко вынужден сидеть в гостиной с непринуждённым — «если ты выкинешь какой-нибудь фокус, твоя мать меня убьёт за то, что я не выполнил её просьбу; а мы этого не хотим, не так ли?» — видом, ловя на себе торжествующие взгляды отца и мистера Гринграсса и разочарованный — матери. И просто по какому-то хренову удачному стечению обстоятельств здесь не было ни Астории, ни Дафны, иначе в одну из них прилетело бы Круцио в тот же самый момент, когда Драко зашёл в гостиную. Нет, не в одну из них. В обеих. «Это полусухое. Оно лучше». Сука. Она будет первой в его списке. — Мистер Малфой, как вы знаете, мы с вашим отцом обговаривали заключение помолвки между вами и моей младшей дочерью ещё несколько лет назад, но в тот момент вы выказали своё непререкаемое несогласие, сославшись на то, что между вами и Асторией не может ничего быть, и сбежали из страны. И тогда я не стал настаивать, но теперь… — И теперь ничего не изменилось, — грубовато перебил Драко, отмахнувшись от ладони матери, попытавшейся его успокоить. — Я не понимаю, почему мы сейчас вообще это обсуждаем. С каких пор секс в нетрезвом виде и вообще секс стал поводом для свадьбы? И это я опускаю тот факт, что технически меня изнасиловали, подмешав… — Драко! — шикнула мать. Да, он должен был вести себя сдержанно и позволить матери всё решить. Да, он сорвался. Да, мать сейчас смотрела на него как на умалишённого кретина. И какого отец такой довольный? Он что, действительно наслаждается всей этой… «ситуацией»? Он вообще понимает, что именно произошло? — Вы обвиняете мою дочь? — покачав головой, Гринграсс хмыкнул. — Мистер Малфой, вы же понимаете, насколько абсурдно это звучит? «Абсурдно звучит». Спокойно. Нужно просто сделать глубокий вдох и… Абсурдно, блять, звучит. И, едва ли не крича, выпалил: — Мистер Гринграсс, включите голову и подумайте ею, а не… — Как вы смеете так со мной разговаривать? — Драко, прошу… — мать сильнее сжала его ладонь. — Мне по… — Сын! — отец вдруг треснул кулаком по подлокотнику дивана, и все резко заткнулись, ожидая, кто первым сделает следующий выпад. Светопреставление какое-то. — Так или иначе, меня это не интересует, — наконец скучающим тоном произнёс Гринграсс, окинув Драко нарочито безразличным взглядом. — Меня интересует благополучие и счастье моей дочери, и так уж вышло, что только вы способны обеспечить её всем этим. — Только я? — из груди вырвался смешок. — Неужели во всей Магической Британии вы не смогли найти более достойного жениха для неё? В жизни не поверю, что вы, мистер Гринграсс, не способны подобрать выгодные партии своим дочерям. Или вы считаете, что договорной брак с человеком, которому ваша дочь, мягко говоря, неприятна, будет счастливым? — «Неприятна?» — на мгновение Гринграсс скривил губы. — Последние сутки Астория не была вам неприятна. И… — он выставил руку перед собой, заметив, что Драко собрался «прокомментировать» его последнюю фразу. — Мистер Малфой, я не хочу слушать ваше мнение по этому вопросу. Вы сейчас же прекратите эту бесполезную возню и начнёте вести себя как взрослый человек, а не как вспыльчивый мальчишка. И как взрослый человек вы, юный мистер Малфой, должны научиться нести ответственность за свои поступки. В данный момент, нести ответственность за жизнь моей дочери. Боюсь, что после вашего… совместного времяпровождения ваш отказ от неё может стать фатальным. Как для неё, так и для вас. Что за бред? — Что ты имеешь в виду, Малькольм? — осторожно поинтересовалась мать. — Я уже говорил об этом Люциусу до твоего прихода, Нарцисса. У моей дочери есть некоторые… проблемы с твоим сыном. Астория… Она, как бы вам сказать… Она одержима. Ей не нужен какой-то «достойный жених». Ей нужен твой сын и только. В последний раз, когда твой сын отказался от неё и уехал из страны, Астория пыталась навредить себе, — не обратив внимания на тихое оханье матери — ты в это серьёзно поверила? — Гринграсс продолжил трепать языком: — Нашему эльфу удалось предотвратить непоправимое, но я как отец даже предположить боюсь, что может произойти в этот раз, когда у моей дочери появилась надежда на совместное будущее с твоим сыном. ПиздецПиздецПиздец. — Я не несу ответственность за ментальное состояние вашей дочери. — Теперь несёте, — бесстрастно парировал Гринграсс, сощурившись. — Итак, вы с Асторией поженитесь, иначе, в случае, если она вновь попытается навредить себе или если эта попытка увенчается успехом, вы рискуете получить огромный штраф или… сесть в Азкабан. У вас есть судимость, мистер Малфой. И я сделаю всё, чтобы вы понесли наказание. Настоящее наказание. И никто, поверьте мне, никто вам не поможет. Вы ведь не хотите оставить свою семью без средств к существованию или ещё хуже — без сына? Какого отец никак на это не реагирует? — То есть теперь вы угрожаете моей семье? — выпалил Драко, едва удержавшись от порыва вытащить из кармана палочку и метнуть чем-нибудь Непростительным в этого кретина. — Вам не кажется, что это не самый лучший вариант для выстраивания крепких семейных отношений? — Это не угроза, а обычная констатация факта, — пожав плечами, Гринграсс отпил чай из фарфоровой чашки и блаженно прикрыл глаза, смакуя. — Надеюсь, мы друг друга услышали. Ваш отец уже дал своё благословение на этот брак, поэтому… — Кхм, Малькольм, — улыбнувшись, мать тихо кашлянула, вновь привлекая к себе внимание. — Позволь мне тоже высказать своё мнение. — Разумеется, Нарцисса. — Что насчёт моего мнени… Мать бросила на Драко весьма красноречивый взгляд, говорящий ему: «Хоть сейчас ты можешь помолчать, идиота ты кусок?» Ладно. Ла-а-адно. Он посмотрит, как она собирается «решить проблему». Так ведь сказал Блейз? — Малькольм, безусловно, ситуация с твоей дочерью и моим сыном складывается крайне неоднозначная. Но… — она чинно сложила перед собой руки и уверенно взглянула в глаза Гринграссу. — Мы ведь все знаем поговорку «жениться на скорую руку, да на долгую муку», не так ли? — Так, — Гринграсс с недоверием покосился на отца, который всё также продолжал расслабленно сидеть и пить чай. — Замечательно. Малькольм, мне искренне жаль твою дочь. Бедная девочка так страдает, но… Я бы хотела высказать предложение относительно будущего брака наших детей. Мне кажется, нам не стоит так торопиться. Столь скорая свадьба после всего того, чему множество склочных людей во время приёма стали свидетелями… Нам ведь не нужны слухи? — заметив, что Гринграсс согласно кивнул, мать с улыбкой продолжила. — И, как мне всё-таки кажется, наши дети должны наладить контакт. У Малфоев есть определённые традиции, которые соблюдались веками. Традиции, которые должна уважать каждая будущая миссис Малфой, если она, разумеется, хочет быть достойной этой фамилии. И почему-то… — она снова улыбнулась, но как-то лукаво. — Почему-то мне кажется, что Астория очень хочет быть достойной. — Что ты предлагаешь? — немного раздражённо спросил Гринграсс, подняв бровь. — Нарци… Мать отмахнулась от открывшего было рот отца и продолжила: — Для начала я предлагаю устраивать совместные ужины в Мэноре. Ваша семья будет приходить к нам. Наши дети будут общаться, узнавать друг друга. Мы ведь все заинтересованы в том, чтобы этот брак оказался прочным? Также как заинтересованы в счастье и благополучии наших детей. Что, если Астория вдруг решит, что не хочет связывать свою жизнь с моим сыном? Что, если ей покажется, что мой сын ей не подходит? Ведь именно за этим обычно и устраивают подобные встречи, не так ли? А если по истечении, скажем, полугода Астория всё также будет хотеть связать свою жизнь с моим сыном, она может переехать к нам. Мы выделим ей отдельную комнату. И в случае, если всё сложится благополучно, наши дети сыграют свадьбу через год-полтора. Разумеется, за это время мы также сможем составить устраивающий нас всех брачный договор. — И речи быть не может! — вспыхнул Гринграсс. — Я ещё могу согласиться на эти твои «ужины», но брачный договор… Немыслимо! Ты же понимаешь, что брачный договор составляют в тех случаях, когда заранее готовятся к разводу. — У наших семей теперь есть общее дело, поэтому брачный договор необходим. Кроме того, традиции, Малькольм, — с нажимом перебила мать. — Я прошла тот же путь. У нас с Люциусом также составлен брачный договор, так что я не вижу никаких веских причин не составлять его. Если ты сомневаешься, что Астория согласится, я сама с ней поговорю. Уверена, девочка прислушается ко мне, если хочет заслужить моё расположение как свекрови. Мне придётся многому её на… Это что, «решение проблемы»? Проглотив рвущееся из груди рычание, Драко прикрыл глаза. Досчитал до десяти, отчаянно надеясь, что, когда он вновь откроет глаза, это утро, а лучше — последние двое суток… Нет. Последний год окажется обычным ночным кошмаром. До охерения реалистичным, но кошмаром. Может, он проснётся и обнаружит себя где-то посреди леса, сидящим на раскладном стуле у потухшего из-за проливного дождя костра. Может, вдруг окажется, что он всё ещё где-то в Швеции. Вдыхает чистейший горный воздух, наполненный запахом хвои и сырой земли. Петрикор. И он один. Подальше от кретинов, которым он вечно что-то должен. Открыл глаза. Реальность осталась такой же, какой и была. Паршивой. — Не скажу, что я в восторге от этой идеи, но готов признать, что в твоих словах есть смысл, — с плохо скрываемым раздражением в глазах Гринграсс повернулся к отцу. — Что скажешь? Отец чуть криво улыбнулся краем рта, окинув мать и Драко ледяным взглядом: — Безусловно, наша семья уважает традиции. Возможно, это и правда пойдёт на пользу нашим детям. В любом случае, наши договорённости остаются в силе. Не могу не отметить, насколько я рад, что у наших с тобой планов, Малькольм, есть все шансы на воплощение в жизнь. — По другому и быть не могло, — кивнул Гринграсс, поднявшись со своего места. — Мне пора. Нужно сообщить семье последние новости. И, разумеется, обрадовать дочь, — он прошёл к камину и, остановившись у него, не оборачиваясь, бросил: — Я рад, что нам удалось прийти к соглашению. Всего хорошего, юный мистер Малфой. Кивнув напоследок отцу и матери, Гринграсс исчез в зелёном пламени. Отец тут же изменился в лице и, отставив в сторону чашку, прошипел: — Что ты здесь устроила? Какие ещё «ужины»? Какие, ради Салазара, «традиции»? На что мать невозмутимо ответила: — Я не позволю какой-то девице вносить хаос в нашу размеренную жизнь. И тебе тоже не позволю. Ты вообще понимаешь, что произошло? — Эта девица выйдет замуж за нашего сына, хочешь ты того или нет. Ты слышала, что сказал Малькольм. — Я слышала пустые угрозы в адрес нашей семьи. А ещё я видела, что ты, дорогой мой, никак на это не отреагировал. С каких пор Малфои позволяют кому-то помыкать собой? — Эти угрозы… Они не пустые. И тебе ли не знать, в каком мы сейчас положении. А наше положение таково, что… — И по чьей вине, Люциус?! — не дав отцу договорить, рявкнула мать, раздражённо всплеснув руками. — Почему наш сын должен… — Потому что я так решил. Потому я всё ещё глава этой семьи. Потому что это долг нашего сына как наследника. Потому что брак с Гринграссами — это решение большинства проблем нашей семьи. И нам очень повезло, что столь уважаемая в Магическом мире семья готова закрыть глаза на наше крайне незавидное положение и наше прошлое. Кроме того, они наши партнёры. Мы с Малькольмом… Нет, я планировал этот брак с того самого момента, как вас с Драко выпустили из Азкабана. — Я тоже много чего планировала, — фыркнула мать, бросив Драко сердитый — ты это серьёзно? — взгляд, на что он лишь закатил глаза. — И теперь понимаю, что мне следовало быть настойчивее и не поддаваться на твои, Драко, глупые отговорки и нежелание слушать мать. Вот теперь-то ты доволен? Я тебе говорила, чтобы… Пиздец. У него даже не находилось подходящих слов, чтобы как-то ответить на весь этот поток пи… бреда. Чтобы сказать хоть что-то в своё… оправдание? Как будто ему снова десять, и он стал свидетелем идиотской родительской ссоры из серии: как правильнее воспитывать наследника Малфоев. А при учёте того, что сейчас родители сидят здесь и обсуждают это, и отец, и мать в какой-то момент изрядно облажались. Вероятно, в самый нужный момент. Сидят и отчитывают его, как провинившегося мальчишку. — А я тебе говорил, чтобы ты не смела даже думать о таких вещах в этом доме! Хотела женить моего сына на грязнокровке, пока я был в Азкабане. Уму непостижимо! Просто, блять, нет слов. Одни эмоции. — Моё мнение хоть что-то значит в этом доме? — прозвучало настолько жалко, что Драко стало тошно от самого себя. — Разумеется, значит, сын, — кивнул отец с сухой улыбкой, но от Драко всё равно не ускользнула та снисходительная жалость, которая явственно читалась в блеклых, выцветших и безжизненных после Азкабана глазах. — Я не собираюсь жениться на этой чокнутой. Вы вообще понимаете, что она со мной сделала? Она ведь… Она «что»?.. Изнасиловала его? Насколько жалко это будет звучать на заседании Визенгамота, когда он откроет рот и произнесёт это? Насколько раздражающим будет гогот старейшин? Насколько громким — презрительное фырканье отца? «Мистер Малфой, вы утверждаете, что эта юная мисс надругалась над вами?» «Она подмешала мне амортенцию в бокал шампанского. Я это точно знаю». «И какие ваши доказательства?» «Ну, кофе. Петрикор. Сла…» «Петри… что?» «Это запах леса после дождя, херов ты невежда!» «Мистер Малфой, суд должен заниматься более важными вещами, а не этими вашими глупостями. Прошу вас, не позорьтесь и покиньте зал, чтобы мы смогли обсудить крайне важное для Магического сообщества дело по угнетению прав домовых эльфов. Миранда, позовите мисс Грейнджер». Сраные эльфы. — …сутки в постели. Малькольм сказал, что девушка была невинна. Берегла себя для тебя, — досадливо заметил отец, покачав головой. Ах, да. Они всё ещё говорят об этом. — Была или не была, это всё равно ничего не меняет. Она сумасшедшая, — тихо прочистив горло, возразил Драко, но как-то неубедительно; настолько неубедительно, что отец в ответ на эту реплику закатил глаза. Вот настолько неубедительно. — Раз она сумасшедшая, зачем ты совал в неё свой член? — полюбопытствовал отец, не скрывая издёвки над ним и показательно игнорируя возмущённое оханье матери. — Разве ты не помнишь главное правило в жизни мужчины? «Никогда! Никогда! Не суй свой член в сумасшедшую. До добра не доведёт!» Я ведь говорил тебе об этом, сын, — а вот теперь отец откровенно глумился над ним. — Люциус! — И когда ты мне об этом говорил? — процедил Драко, стараясь выровнять дыхание. Спокойствие. Держать себя в руках. Не усугублять ситуацию. Отец пропустил мимо ушей оклик матери, которая, судя по интонации, уже была готова едва ли не вспыхнуть от гнева и недоверия. Оставил без внимания немой вопрос в глазах Драко, мол, ты это серьёзно? Всё это, очевидно, не имело для него никакого значения, потому что он всё также невозмутимо продолжил: — Точно, точно! Я вспомнил, что хотел тебе это сказать, но момент был неподходящий, — будничным тоном сказал отец, пожав плечами. — Тогда твоя тётка пытала грязнокровку на нашем полу, и эта мысль пришла мне в голову. — Люциус, скажи, что я ослышалась, и ты только что не назвал меня или… мою семью сумасшедшими. — Ты серьёзно думал об этом, когда на наших глазах пытали человека? По-твоему, это самый подходящий момент для подобных… мыслей? — Не человека. Грязнокровку. — Люциус! — в который раз прикрикнула мать, украдкой бросив на Драко какой-то умоляющий и вместе с тем извиняющийся взгляд, словно до неё только что дошло, что отец действительно не в себе. С самого первого дня, когда отца освободили из Азкабана, мать говорила Драко, что они как члены семьи должны быть терпимы к нему, к его новым привычкам и возможным странностям. Несколько лет в вонючей камере под надзором кретинов из Аврората дались отцу тяжело. Морально. Физически. Больше морально, конечно. И Драко прекрасно мог понять его, даже пожалеть, что ли? Но то, что в последнее время с некоторой периодичностью исторгал из своего рта отец, не выдерживало никакой критики. Просто бред выжившего из ума человека. Слишком сломленного, чтобы быть опорой для семьи. Слишком эгоистичного, чтобы признать это. — Сын, ты предпочёл бы, чтобы я сказал это, когда грязнокровка умоляла тебя убить её? — сделав глоток чая, отец поморщился. — Ты своё лицо видел? На секунду мне даже показалось, что ты вот-вот подорвёшься к ней в каком-нибудь альтруистическом порыве. — Ты это, блять, серьёзно? — Драко! — Я в курсе, да, — сконфуженно скривился он. — Спасибо, что напомнила. Да, он не должен сквернословить в присутствии матери. Да, сейчас ему на это плевать. Да, очевидно, в его семье проблемы с головой не только у тётушки Беллы. Да, возможно, всей его семье стоило провести остаток жизни в Азкабане в разных камерах, дабы не лицезреть друг друга. — Кхм, так или иначе, свадьба состоится, — голос отца вырвал Драко из мыслей. — И я хочу, чтобы вы подумали над теми возможностями, которые откроются перед нами. Нарцисса, мы ведь оба хотим счастья нашему сыну, и я не сомневаюсь, что эта девица, как ты её называешь, может стать достойной женой и матерью наших будущих внуков. — А я очень сомневаюсь, что эта… Астория, — выплюнула мать, — достойна хоть чего-то, связанного с нашей семьёй. И поверь мне, Люциус, я сделаю всё, что… Отец стремительно встал из-за стола и выставил руку перед собой, прервав назревающую тираду матери. Внимательно посмотрел на Драко, немного нервозно сжав в иссохшей ладони рукоять трости. — И ты, сын, тоже об этом подумай. Браки по расчёту — самые прочные браки. Важно лишь, чтобы расчёт был верным. А я, поверь мне, всё рассчитал. Эта девица тебя любит, ну, или думает, что любит. Это не так важно. Тебе лишь нужно позволять ей это делать, пока нам это выгодно. Это твой долг перед семьёй, Драко. И это моё последнее слово. — Я не закончила, Люциус! Но отец уже не слушал, не смотрел ни на кого в комнате. Сделал нетвёрдый шаг к выходу, опёршись на трость, и бросил напоследок, словно подводя итог: — Свадьба состоится. Завтра, через месяц, через год или два. Мы не можем упустить столь выгодную партию. А ты, Драко, уже потом сам найдёшь себе не сумасшедшую, когда обстоятельства будут позволять расторгнуть брак. Если захочешь, конечно. — Потрясающе, отец. Приятно слышать, что ты так обеспокоен моим благополучием. А в ответ — молчание. Ещё с минуту шаги отца эхом разносились по коридору, ведущему в библиотеку, и, когда они утихли, Драко, не сдержавшись, выпалил, обрушив на и без того взвинченную мать идиотскую, совершенно неуместную сейчас обиду: — И «это» ты называешь «решением проблемы»? Блейз сказал, что ты… Но мать даже бровью не повела. Посмотрела на него прямым уверенным взглядом и отчеканила: — Я сказала, что решу эту проблему. И я её решу. — И как ты это сделаешь? Ты слышала отца и этого кретина Гринграсса. Я в полной за… — Не волнуйся, сынок. Мамочка всё уладит. Свадьба не состоится, а если и состоится, то я сделаю всё, чтобы ваш «брак» с этой… девицей не продлился и месяца. «Мамочка всё уладит». А жизнь становится всё интереснее и интереснее.***
21 октября 2004 года Четверг Мерзкий. Гадкий. Отвратительный. Мнительный. Заносчивый. Громко — пожалуй, слишком громко — хлопнув дверью; так, что картина на стене немного съехала набок, Гермиона быстрым размашистым шагом прошла вглубь комнаты, к окну. Облокотилась на подоконник, упершись локтями в деревянную поверхность и прислонившись лбом к стеклу, охлаждая всё ещё горящую от злости кожу. От стыда. От… возбуждения. От… Вдох. «Секса, Грейнджер». — Мудак, — на выдохе. Ком в горле не позволял глубоко вздохнуть, а в глазах и носу предательски пощипывало от глупой потребности расплакаться. И Гермиону не покидало ощущение, что каждое место, где Малфой касался её, всё ещё горело. Это действовало на нервы, не позволяло мыслить трезво и более-менее ясно. Вообще — мыслить. Необъяснимая беспомощность вперемешку с глупой, бессмысленной обидой. Да, слова Малфоя задели её гораздо сильнее, чем следовало. Да, она обиделась. Да, это глупо. Также глупо, как отрицать очевидные вещи. Вроде тех, что в его словах вроде как была доля истины. А Гермиона вроде как слишком гордая, чтобы признать это. Ну или ей только кажется, что она слишком гордая. Стал бы гордый человек из жалости терпеть к себе столь пренебрежительное отношение со стороны мужа в течение полутора лет? Стал бы уважающий себя человек врать самому себе, убеждая, что подобное отношение — лишь следствие навалившихся проблем? Стал бы уважающий себя и свой выбор человек идти на поводу у глупой физиологии и гормонов? Стал бы уважающий себя человек так упрямо отрицать то, что давно уже лежит на поверхности? Спорно. «Не строй такое лицо, будто сама не хочешь. Хочешь, я знаю». Глупо. Это. Отрицать. Это то же самое, что назвать Нюрнбергскую деву аюрведическим массажем. Немножко неправда. Немножко лукавство. И очень, очень глупо. «Твоё упрямство тебя погубит». Нет, бабуля, не сейчас. Она резко оттолкнулась от подоконника, развернулась и начала судорожно блуждать по комнате глазами, почти ничего не видящими из-за застилающих их слёз. Ярким пятном, словно маяк в ночном мраке, на столе выделялось скомканное письмо от Астории Гринграсс. Ну конечно. Ну, разумеется. Нужно написать ответ. Ответ, который пришёл в голову как-то сам собой. И вовсе не потому, что сейчас она была полностью выбита из колеи. Вовсе не потому, что она злилась на саму себя из-за того, что, откровенно говоря, прямо сейчас ей хотелось бы вернуться в кабинет зельеварения и… Что «и»?.. И, очевидно, испытать удачу. Идиотка. Раздражающий барабанные перепонки звук резко елозящего по полу стула. Села. На ощупь нашла в ящике перо и чернила. Дрожащими руками разгладила лист пергамента и обмакнула кончик пера в чернила. Вывела первую букву, вторую… А дальше — по наитию.«Уважаемая Астория!
Я вняла вашей просьбе и освобожу профессора Малфоя от обязанностей по ведению Дуэльного клуба, чтобы он мог проводить выходные вместе с вами.
Желаю вам двоим счастливой семейной жизни.
С Наилучшими пожеланиями, Гермиона Грейнджер» Вроде неплохо. Возможно, в последней строчке и можно заподозрить некую затаённую… обиду. Возможно, от этой строчки смердело пассивной агрессией, но Гермиона всё равно аккуратно запечатала пергамент в конверт и отправилась в совятню. Не нужно ей чужого «счастья». Она и своим сыта по горло.***
Наладить контакт. Облажаться. Повторить. Ничего нового. Ничего удивительного. Как ничего удивительного и в том, что Грейнджер не появилась на обеде. Это вполне свойственно ей — трусливой лживой… Вообще-то, Драко и сам там не появился, а о Грейнджер ненавязчиво — ладно, просто спросил об этом в лоб, — узнал у Блейза, но сейчас-то он пришёл, чтобы перед ней изви… Ладно, он хотя бы просто пришёл, а она так и не явилась. Засела в своей конуре, трусливо поджав хвост. Что, Грейнджер, решила уморить себя голодом и работой, лишь бы не видеть мою рожу? — Её не будет на уфине, — вдруг с набитым ртом пробубнил Блейз. — Мофешь прекфатить пялиться на входную дверь. — Я не пялюсь, — Драко опустил взгляд в тарелку и сильнее сжал в руке вилку, накалывая на неё запечённые овощи. — А я тогда Царь горы… горбатой, — понимающе кивнул друг, дожевав и проглотив несчастный кусочек говядины. — Так вот, Кудря… упс, пардоньте, Гермиона вместе с Луной в Хогсмиде. По делам, насколько я понял. — И какие дела могут быть в Хогсмиде в четверг вечером? — спросил он несколько резче, чем следовало. И громче, судя по подозрительно глянувшей в их сторону Уизлетте. Очевидно, и правда громче, чем следовало, потому что Блейз тут же перешёл на шёпот: — Расслабься. Уверен, что там более невинные «дела», нежели те, что были у вас с Грейнджер пару недель назад. О, ради Салазара! Скоро уже весь сраный Хогвартс будет в курсе их с Грейнджер… Недоинтрижки? Передружбы? Недоотношений? Преобжиманий? Недотраха? — Лавгуд? — процедил Драко, чувствуя, как начинает гореть шея от одного лишь воспоминания о том, чем именно почти закончилась та важная «деловая встреча». Чувствуя, как с ещё большей силой возросла потребность всё исправить. — Ага. — Когда? — Вчера, когда ты пообещал прокатить мою челюсть по полу, помнишь? — Блейз отпил сок из бокала и, бегло оценив зрительский потенциал, тем же шёпотом продолжил: — Но несколько тревожных вопросов у меня возникло ещё в субботу. То, как вы пялились друг на друга. Твоя рука на её пояснице. Ты, наверное, думал, что никто не заметил, но мои-то глаза заточены на подобную хрень. Так что вчера я решил прощупать почву и спросил у Луны напрямую, не знает ли она чисто случайно, что за херня происходит между нашими общими несвободными приятелями. — И что она тебе сказала? — Мало чего, если честно. Но ты не думай, что ей Грейнджер всё растрепала. Просто Луна всегда знает чуть больше, чем все остальные. А теперь… и я знаю, — оглядевшись по сторонам, Блейз отправил в рот очередной кусок мяса, быстро прожевал и продолжил: — И знаешь, что я тебе скажу? — И что же ты мне скажешь? — Вы ёбнулись? Да. Тысячу раз «да». И всё равно это лучшее, что происходило с ним за последние несколько лет. Лучшее, потому что… Потому что это ни на что не похоже. — Я не собираюсь обсуждать с тобой свою… — он запнулся, заметив, как в Большой зал влетел почтовый филин его семьи. — Интрижку? — подсказал друг, и от Драко не ускользнуло то, с каким вниманием друг наблюдает за его реакцией. — Влюблённость? — Пошёл на хер, — огрызнулся он, прекрасно понимая, насколько по-кретински сейчас звучал. Блейз только хмыкнул в ответ. И почему-то резко пропал аппетит. Допив мерзостный остывший кофе, Драко отодвинул от себя тарелку и принялся наблюдать за летящей к нему птицей. Быстрее. Пусть чёртов филин просто отдаст ему сраную почту, и он сможет уйти отсюда. Наконец птица сбросила перед ним два конверта и, не дожидаясь каких-либо угощений, взмахнула крыльями, окатив Драко лёгкой воздушной волной, растрепавшей его волосы, направилась в сторону выхода. — Весточка из дома? — Заткнись. Два конверта. Неподписанный: от матери, скорее всего. Второй — пропитанный ароматом парфюма Астории с раздражающим рецепторы запахом роз. Раздражающим с недавних пор. Примерно с тех самых, как Драко услышал, что Грейнджер не любит розы. Он безнадёжен. Встал со своего места. Краем глаза увидел, что Блейз поднялся вслед за ним. Очевидно, разговор ещё не окончен. Просто чудесно. — Эй, Малфой! — окликнул его Поттер. Тебя только не хватало для полного счастья. Скрипнув зубами, Драко остановился рядом с Поттером, процедил: — Чего тебе? — Это насчёт Дуэльного клуба, — полушёпотом пояснил тот. — Мы тут подумали, что тебе не стоит им заниматься. Тебе сейчас лучше не рисковать собой, у тебя ведь невеста беременная, а мы так и не выяснили, кто наложил на меня Империо. Что, если в следующий раз… «Не стоит этим заниматься. Беременная невеста. Не рисковать собой. Мы подумали». Блеск. — Кажется, на прошлой неделе всё прошло нормально, и никто не опасался за мою безопасность, — сощурившись, заметил Драко. — И вообще, «мы» — это кто? — Мы с Невиллом. Он подошёл ко мне сегодня и предложил свою кандидатуру вместо тебя. У тебя ведь… — Невеста беременная, я в курсе, — прошипел он. — Спасибо за заботу, Поттер. Что бы я делал без вас с Лонгботтомом. Поттер хотел, вероятно, ляпнуть что-то ещё, но Драко уже был в нескольких шагах от него. И Блейз всё также семенил рядом. Молча, и на том спасибо. Коридор. Сраные перемещающиеся лестницы. Бубнящие над головой портреты. Ещё один коридор. Рыцарь-кретин, охраняющий вход в гостиную преподавателей. Лестница. Коридор. Комната. — Какого ты за мной тащишься? — Ты слишком взвинчен, — Блейз выудил из прикроватной тумбочки последнюю — нужно пополнить запасы, — бутылку огневиски и два стакана. — Тебе нужно расслабиться. Знал бы Забини, что нужно Драко на самом деле… Но расслабиться тоже не помешает. Пока Блейз откупоривал бутылку и разливал пойло по стаканам, Драко открыл письмо от матери. Пробежался взглядом по тексту. Охренел. Вчитался ещё раз. Внимательнее.«Сынок!
Довожу до твоего сведения, что сегодня утром Астория отправила письмо в Хогвартс. Судя по тому, что выяснила Минни, ответ на это письмо прислала Гермиона Грейнджер. Полагаю, Астория писала Гермионе что-то насчёт тебя. И, скажу больше, ответ, который прислала Гермиона, очень понравился твоей невесте. Минни удалось рассмотреть пожелание счастливой семейной жизни. И, поскольку мне остаётся лишь догадываться о том, в каких отношениях ты состоишь с Гермионой, хотя ваши «деловые встречи» уже говорят мне о многом, я убедительно прошу тебя держать ситуацию под контролем и помнить обо всех наших планах.
М» Астория. Сука. Вскрыл конверт от Гринграсс.«Драко!
Мои родители придут в Мэнор на ужин в эту субботу. Необходимо обсудить подготовку к свадьбе и ещё кое-какие моменты по брачному договору. Надеюсь, ты сможешь найти для нас время в своём плотном графике.
Бесконечно люблю, Твоя невеста АсторияP. S. Помни, я всегда жду тебя и поддержу в любой ситуации. Я буду рядом, что бы ни случилось».
— Сука, да вся херня из-за тебя всегда и происходит! Скомканный пергамент полетел в Блейза, который так и застыл с протянутым ему стаканом огневиски. Драко выхватил из рук друга пойло и одним махом осушил стакан. Выдохнул. Постарался не думать о том, насколько у него сейчас, должно быть, осатанелый вид. Вдох-выдох. Ему нужно успокоиться, иначе сейчас он сорвётся и отправится в домой, чтобы… попросить Асторию не лезть в его личную жизнь? И она такая: «Да, милый, разумеется. Последние несколько лет я делала всё с точностью, да наоборот, но раз уж сейчас тебе это действительно нужно…» Пожалуй, это было бы слишком идеально. А его сраная жизнь — прямой антипод этому слову. Спасибо Астории Гринграсс. И отцу. И вдруг сквозь пелену ярости мелькнула мысль. И ещё одна. Сраный поток мыслей. Эта сука утром написала Грейнджер. Написала что-то про него. Грейнджер ответила Астории. Ответила до или после того, как он облажался? Мог ли тот её вопрос быть навеян письмом этой дуры? Если включить банальную не кретинскую логику и сопоставить дважды два… Добавить к этому внезапную «заботу» о его персоне со стороны Лонгботтома, который ни в жизни бы не стал заниматься чем-то подобным и которого скорее всего кто-то надоумил предложить свою кандидатуру, чтобы Драко мог… Стоп. Кто-то. Твою мать, Грейнджер, ты серьёзно на это повелась? — Я не совсем понял насчёт «планов», — нахмурившись, Блейз поднял взгляд от письма матери. — Вы что, всё ещё собираетесь… — Да, — он вырвал из рук друга оба письма и, скомкав их, бросил в сторону. — Какого ты вообще читаешь мою почту? Но Блейз проигнорировал вопрос, вглядываясь в него как никогда внимательно и даже… как-то ошалело? — Подожди-и-и, — недоверчиво протянул друг. — То есть тот факт, что Астория беременна, никак не повлиял на ваш план? Это… Это же… А что будет с ребёнком? — Он останется со мной. — Но Астория… — Она сумасшедшая. А я не хочу, чтобы воспитанием моего ребёнка занималась сумасшедшая. — Это как-то… подло, — Блейз несколькими большими глотками допил огневиски и тут же потянулся к бутылке, чтобы вновь наполнить их стаканы. — Я всё понимаю, но… — Меня мало волнует твоё мнение по этому вопросу. И уж тем более — твои псевдородственные чувства к бедняжке Тори. Блейз поджал губы, но промолчал. Секунду-другую смаковал огневиски, отчуждённо рассматривая жидкость в стакане. Допил. Поставил стакан на тумбочку. Ухмыльнулся, чуть покосившись в окно. — Знаешь, все шутки… Они сейчас не были озвучены, но они очевидны. — Что смешного? — Да так… Просто весьма иронично, что поиски не сумасшедшей мамочки для твоего ребёнка привели тебя к Грейнджер. Она в курсе, кстати? А что Вислый думает по этому поводу? — Ты ничего не знаешь и не понимаешь. И не то чтобы сам Драко всё понимал до конца. Скорее, он в процессе. Грейнджер. Его ребёнок. Вместе это как-то не вязалось. Хотя… — То, что мне непонятно, — я могу понимать как угодно, слышал такое высказывание? Драко раздражённо закатил глаза: — Меня твоя философия жизни уже заебала. — Возможно, если бы ты чаще прислушивался к моей «философии», твоя жизнь была бы чуть проще.***
22 октября 2004 года Пятница С самого начала грёбаной утренней планёрки Грейнджер ни разу не посмотрела на него. И сейчас, в отличие от схожей ситуации в сентябре, это откровенно показушное пренебрежение действовало на нервы с особой, ни с чем несравнимой силой. И это если не считать гарцующую в голове уже почти сутки упрямую давящую мысль, что он, блять, должен всё исправить. Исправить, потому что… Она должна смотреть на него. Должна разговаривать с ним. Должна улыбаться ему. Должна хотеть его. Должна делать всё это. Просто должна. И Драко не мог понять, в какой именно момент это стало не просто идиотской хотелкой, навязчивой идеей, а именно потребностью. Неотъемлемой частью его жизни. Всего за… два месяца? Три? Грейнджер, это же просто пиздец. Ты ведь осознаёшь весь масштаб этого пиздеца? — …не осознаёте, что своими словами подставляете не только меня как директора и вашего непосредственного начальника, но и министра? Зачем вы… — Зачем я высказала своё личное профессиональное мнение инспектору относительно вашей деятельности на посту директора школы? — Грейсон беззастенчиво оглядела Грейнджер с ног до головы и фыркнула. — Профессор Грейнджер-Уизли, я выросла в Америке и привыкла высказывать своё мнение, не опасаясь того, что кто-то может… — То есть в Америке отсутствует такое понятие, как «трудовая этика»? Профессор Грейсон, меня не слишком волнует то, что вы думаете обо мне и моей работе, но своими действиями вы вставляете палки в колёса вашим коллегам. Чего вы хотели добиться, когда сказали, что профессор Забини… — Да, я назвала его «баловнем судьбы», — бросив короткий взгляд в сторону заметно офигевшего Блейза, Грейсон продолжила: — И, опять-таки, это моё личное мнение. — Своё личное мнение вы можете высказывать за пределами школы! — встряла Уизлетта. — Вы вообще понимаете, что будет, если школа не пройдёт проверку? — Джинни, прекрати, — шикнула Грейнджер. — Я сама разберусь. Но Уизлетта предпочла закрыть глаза и уши на просьбу своей подружки и снова включила свой командирский, вымуштрованный несколькими годами профессиональной игры в квиддич голос: — Нет! Чтоб вы все знали… — Джинни! — прозвучало почти криком; затем Грейнджер выдохнула и уже спокойнее, уверенно глядя на озадаченных коллег, но не на Драко — разумеется, блять, не на него, — продолжила: — Итак, я надеюсь, вы услышали все замечания по этим дням и учтёте их на следующей неделе, когда мистер Монро ещё раз посетит ваши занятия, чтобы подвести итоги и предоставить отчёт Попечительскому совету. В случае, если наша… кхм, работа их не устроит, я добровольно покину пост директора. Если же каждый из вас приложит все усилия, чтобы доказать Попечительскому совету, что Хогвартс по-прежнему является достойным местом для обучения юных волшебников Великобритании, мы продолжим нашу плодотворную работу в прежнем режиме и… Да, Забини, не смотри на меня так, таков был мой уговор с членами Попечительского совета, чтобы… — Я сейчас не понял. Тебя могут снять с должности? И Драко почти с упоением наблюдал, как упрямо сжались её резко очерченные — такие мягкие, такие охеренные — губы, когда Грейнджер наконец посмотрела на него. — Мне кажется, я доступным языком излагаю свои мысли, профессор Малфой. — Грейнджер. — Все… кхм, — она опустила взгляд в свои записи. — Все свободны. Кроме Джинни и Гарри. Блейз дёрнул его за рукав мантии, настойчиво потянув за собой к выходу. Без особой охоты, но Драко молча последовал за другом, хоть изнутри его едва ли не разрывало желание остаться в учительской и устроить Грейнджер разбор полётов, потому что… Какого, собственно, хрена? Но вместе с тем он прекрасно понимал, что Уизлетта и Поттер будут нежелательными свидетелями этого разговора, рискующего перерасти в… Вариантов было слишком много. — У голубков размолвка? — подал голос Блейз, когда они остались в коридоре одни — коллеги ушли далеко вперед. — Ох, беда-а-а. — Не твоё дело! — одёрнул того Драко, почему-то сорвавшись на полукрик. Внутри него будто закипел котёл. Он взвинчен. Сама мысль о том, что ему нужно пойти и унизиться перед Грейнджер — а никак иначе Драко это назвать не мог, — претила ему. Отзывалась неприятным щекочущим ощущением в груди: смесью ужаса и отвращения к самому себе. И при всём этом он должен был сказать ей что-то такое, что… Он жалок. — Знаешь, что бы я сделал? Я бы вооружился коробкой каких-нибудь конфет, пришёл к ней и сказал: «Гермиона, я хочу чтобы твоя улыбка открыла для меня врата рая». — Чего? — Драко замер, не совсем понимая, как реагировать на эту чушь, и внимательно всмотрелся в беззаботное до тошноты лицо друга. — Откуда ты это взял и зачем сказал? И какая ещё коробка «каких-нибудь» конфет, если Драко точно знал, что Грейнджер предпочитает горький шоколад. Он даже знал, какой именно она любит: в голубой обёртке, который можно купить только в «Сладком королевстве». С кокосом и орехами. Очень полезная информация. — По мнению моего покинувшего наш бренный суетливый мир отчима, это идеальная фраза для того, чтобы загладить вину перед обиженной женщиной, — кивнув в сторону висящего портрета какой-то волшебницы, Блейз пожал плечами. — Я почти уверен, что Джованни взял эту мудрость из какого-нибудь фильма или книги, что не делает эту фразу менее эффективной. На моей практике это срабатывало несколько раз. Бред. Снова бред. Забини снова несёт бред. Драко даже комментировать это никак не хотелось. Не хотелось даже шевелиться. Только восемь утра, а из него уже будто все соки выжали. Вот настолько его доконали все эти кретинские душевные метания. Всё ещё улавливая на себе взгляд Блейза, он устало прикрыл глаза и запрокинул голову назад. Отстранённо поинтересовался: — И сколько же? — Два. — Два? — Ну, лично у меня в двух случаях из семи. Забини. Салазар бы его побрал.***
«Мне очень жаль, это недоразумение». «Дорогая, недоразумение — это когда Рамзес уничтожил Сирию. Вы — катастрофа!»
Нет, катастрофа — это то, что Малфой пришёл к ней на урок. Вальяжно расселся на заднем ряду и, самодовольно ухмыльнувшись её немому вопросу, а какого, собственно, чёрта он сюда заявился, деловито уставился на экран в ожидании, когда начнётся фильм. А она даже выгнать его не смогла, потому что кабинет уже был набит семикурсниками, слишком воодушевлёнными тем, что и на этой неделе вместо нормального занятия Гермиона будет показывать им маггловские фильмы ужасов. Не то чтобы «Мумия» была прям эталонным фильмом ужасов, но… К тематике грядущего Хэллоуина подходит. Кажется… Но это меньшая из зол, что её сейчас волновала. Большая — сидела в противоположной стороне кабинета с совершенно нечитаемым выражением лица. Гермиона ещё раз бегло взглянула на Малфоя и вернулась к чтению «Пророка».«19 октября 2004 года распоряжением министра магии Кингсли Бруствера в Отдел магического правопорядка был внесён законопроект о квотах на трудоустройство магглорождённых… 21 октября 2004 года утверждён большинством голосов. Закон предусматривает преодоление неравенства по отношению к магглорождённым волшебникам и волшебницам в сфере занятости и оплаты труда…»
И откуда это взялось? Нахмурившись, она ещё раз пробежалась глазами по тексту, пытаясь воспроизвести в памяти их с министром обсуждения законопроектов за последний год. И… нет, ничего. Никаких квот. Откуда он их взял? Он что, не понимает, какая реакция будет у общественности на прямое ущемление прав большинства? И как это вообще одобрили? Монтгомери просто позволил этому случиться?«Министр характеризует новый закон как «позитивную дискриминацию».
Ущемлять права чистокровных и полукровок — это «позитивная дискриминация»? Секундочку. Гермиона вновь перечитала положение закона. Тихонечко фыркнула. На мгновение ей показалось, что у неё нервно дёрнулся глаз. И вовсе не потому, что, кроме всего прочего, она чувствовала на себе тяжёлый изучающий взгляд Малфоя. Что ему нужно? Ещё немного поиздеваться над ней? Или он решил высказать ей своё неудовольствие относительно того, что его отстранили от ведения Дуэльного клуба?«Вы, наверное, гадаете, что такое место как я делает в такой девушке, как эта?»
Ну, почти. Короткие глухие смешки пробежались по рядам и тут же стихли под её взглядом. У неё что, настолько раздражённый вид? Расслабься. Вдох-выдох.«Министр уверен, что новый закон поможет компенсировать былую дискриминацию магглорождённых…»
То есть этот закон Бруствера устраивал? Абсолютно непроработанный, нерелевантный для Магического сообщества, свалившийся откуда-то с неба, как снежный ком на голову, закон, диктующий, кому именно нужно отдавать предпочтение при выборе кандидата на ту или иную должность, несмотря на уровень квалификации. В процентном соотношении. Закон, который может лишить работы тысячи полукровок и тех немногих чистокровных, которые остались на свободе после войны. Даже больше — Бруствер напрямую его пролоббировал. И он должен был осознавать, какая реакция за этим последует. И всё равно сделал это. А её законопроект, который они неоднократно обсуждали и вместе разрабатывали несколько месяцев и который действительно мог помочь решить множество важных, а главное — актуальных в послевоенное время проблем, он поддержать отказался. Всё-таки с Бруствером что-то не так. Оборотное ли, а может, просто череда неудачных решений. В любом случае ничего хорошего ждать не приходилось. Это был лишь вопрос времени, когда спорные решения найдут ответную реакцию.«После всего увиденного мне срочно требуется глоток веры».
А Гермионе — вина.***
Титры ознаменовали конец урока и начало её личной пытки в лице перспективы общения с Малфоем, который, разумеется, не покинул кабинет вместе со студентами, а остался сидеть за последней партой всё с тем же непонятным выражением на лице, с которым он смотрел на неё в те мгновения, когда, вероятно, думал, что Гермиона этого не замечает. А может, и знал, что она видела, но всё равно продолжал делать это. Даже сейчас, когда прошла уже примерно минута с того момента, как они остались одни в кабинете, и Гермиона в напряжённом ожидании откровенно таращилась на него, Малфой по-прежнему молчал… нагнетая атмосферу? Впрочем, это было вполне в его манере. И всё же… Какого чёрта ему нужно? — Знаешь, эта героиня, Иви, напомнила мне тебя. Книги, непреодолимая тяга искать приключения на свою задницу и два кретина рядом. Один с комплексом героя. Другой — просто кретин. И сама она — упрямая, никого не слушает и не хочет слышать. А ведь ей понятным языком сказали: «Не читай вслух сраную Книгу мёртвых». Вы, женщины, иногда такие упрямицы. Но больше всего мне запомнилась одна сцена в начале, — задумчиво постучав указательным пальцем по подбородку, Малфой прищурился, глядя ей в глаза, и улыбнулся, но как-то хитро и… неожиданно плутовато. — Та сцена, где эта библиотекарша боролась за того обросшего кретина, когда его хотели повесить. Она делала это с такой страстью. Я бы сказал, что ощутил некое дежавю. Да, Малфой в своем репертуаре. Гермиона неосознанно оттолкнулась от преподавательского стола и сделала несколько шагов в сторону парты, за которой сидел Малфой, чтобы… Чтобы стереть с его лица эту его издевательскую ухмылочку. Чтобы сбить с него эту спесь. Чтобы… Спокойно. Это обычная провокация. Она не поведётся. Замерла в паре шагов от него. — Зачем ты пришёл? — сложив руки на груди, Гермиона чуть вздёрнула подбородок, стараясь выглядеть уверенно, хотя в действительности это была всего лишь её глупая попытка скрыть мелкую дрожь в руках. — «Зачем ты пришёл»? — перекривлял он, закатив глаза. — Ты постоянно об этом спрашиваешь, не замечала? Конкретно сейчас я пришёл, потому что во время нашей… дружеской встречи ты пригласила меня посмотреть эти твои маггловские фильмы. И вот — я здесь. Определённо, провокация. — Это всё? Если да, то сеанс окончен. — Сядь, Грейнджер, — произнёс Малфой своим дурацким полуприказным тоном, хлопнув рядом с собой ладонью, как бы приглашая. — Нет. В ответ — тяжёлый вздох. И уже спокойнее, даже мягче: — Пожалуйста, Грейнджер. Я пришёл с миром и… — он залез во внутренний карман мантии и выудил оттуда большую плитку шоколада. — Этим. Малфой принёс её любимый шоколад. Горький с кокосовым кремом и… Не смей улыбаться, как идиотка, словно тебя можно подкупить плиткой шоколада. Но всё равно почувствовала, как предательски дрогнули уголки губ, стремясь выдать её внутренний восторг и накатившую волну совершенно иррациональной эйфории. — Та-а-ак, продолжай, — протянула Гермиона, напустив на себя невозмутимый вид и… всё-таки присев рядом с ним, но так, чтобы между ними сохранялась дистанция. Ширина её ладони — достаточная дистанция? — Собственно, я хотел тебя поздравить. Малфой ведь не мог знать о её вчерашней встрече с Роксаной Ковальски в Хогсмиде? Определённо, не мог. Да и не нужно ему это знать. Никому не нужно, по правде говоря. Это касается только её и Рональда, который хоть ещё и не знал, что его это касается, но скоро узнает. Ей только нужно выбрать подходящее время. И ещё раз — или не раз — всё хорошенечко обдумать. Наведаться в Австралию (благо, это случится уже совсем скоро) и поговорить с бабулей по душам… Запястье вдруг обдало холодком. Нахмурившись, Гермиона мимолётно взглянула на амулет — может, ей показалось, или руны стали бледнее? — вновь посмотрела на Малфоя и осторожно уточнила, затаив дыхание: — С чем поздравить? — Этот закон о квотах, — он удивлённо моргнул и кивнул в сторону её стола, на котором по-прежнему лежал раскрытый на статье о новом законе свежий выпуск «Пророка». — Разве это не один из тех гениальных проектов, что ты разрабатывала для Министерства? Гермиона была почти готова задохнуться от возмущения, что Малфой и правда подумал, будто она могла предложить такую глупую, совершенно несправедливую инициативу, но быстро себя одёрнула, ведь со стороны это действительно выглядело логично… для него. Если подумать, для чистокровного волшебника новый закон — откровенный плевок в лицо. Она тихо прочистила горло: — Нет, мои гениальные проекты не предполагали ущемление прав большинства в угоду меньшинству, пусть я и отношусь к последним. И, представь себе, я не в восторге от того, что прочла в газете. У меня есть вопросы буквально по каждому слову Бруствера, — кажется, её опять понесло. — И, если я правильно поняла, эта инициатива целиком и полностью личная, уж прости за тавтологию, инициатива Бруствера. А он не в вакууме существует. Он не может делать то, что он хочет, не считаясь с остальными. И это лишь вопрос времени, когда люди начнут задаваться вопросами относительно новой политики Министерства, при которой министр то и дело превышает свои полномочия. Сначала он лезет в Хогвартс и Аврорат, потом мешает непосредственной работе Попечительского совета, теперь это. А при учёте того, что у нас есть сомнения в его… вообще, в нём, я бы учла эту деталь, когда мы в следующий раз соберёмся для обсуждения… — Я понял, понял. Можешь не продолжать. Наш министр ёбнулся. — Грубо говоря, да, — коротко кивнула Гермиона. — И теперь я собираюсь… — Грейнджер, может, мы поговорим о чём-то другом? — прозвучало как-то скучающе, даже несколько раздражённо; так, словно её небольшая тирада успела утомить его. — Вся эта тема с Бруствером, безусловно, безмерно захватывающая, но у нас с тобой есть, как мне кажется, более важные проблемы. «У нас с тобой?» А сейчас это тоже провокация? — Например? — она чуть приподняла бровь, будто не понимала, к чему он клонит, хотя ответ и лежал на поверхности. — Например, твоё неумение контактировать с людьми, — ответил Малфой с какой-то наигранной издёвкой, тут же добавив: — Со мной, в частности. В попытке найти более-менее достойный ответ на это его нелепейшее, совершенно абсурднейшее — просто признай, что он прав, — «заявление» в голове уже кружил целый водоворот мыслей. А с губ всё равно сорвалось какое-то невнятное бормотание: — Янесовсемпонимаючтоты… — Когда ты получила письмо от Астории? — Что? — растерянно взглянув на него, спросила она прежде, чем подумала. Прежде, чем до неё дошло, о чём именно он говорит. Письмо от его невесты. Точно-точно. Так он пришёл из-за этого? Из-за самого письма или из-за её ответа на это дурацкое письмо? Он на неё злится? За её ответ? Или за… Почему-то её не покидало ощущение, что это только начало самого неловкого разговора в её жизни. И почему-то где-то в душе теплилась надежда, что вот сейчас они поговорят и… Что-то изменится? Между ними. Разумеется, лишь в случае, если Малфой скажет ей то, что она хочет услышать. А Гермиона хотела услышать… хоть что-то, что дало бы ей ответы на вопросы, которых было слишком много. И то, что она хотела это услышать, не отменяло лёгкой волны удушливой паники, подкатившей к горлу. Потому что ответ мог испортить всё то, что они выстраивали эти пару месяцев, а мог… Гермиона не знала, какой ответ её устроил бы больше. — Когда. Ты. Получила. Сраное. Письмо? И, ощущая на себе тяжёлый выжидающий взгляд, едва ли не орущий ей: «Не испытывай моё терпение. Не ври мне», Гермиона промямлила: — Ну, я… вчера утром. После завтрака. Малфой поднял глаза к потолку. Хмыкнул. — Ты бы не выжила на Слизерине, — он провёл рукой по лицу, снова посмотрел на неё, но уже без прежнего раздражения. — Знаешь, я бы никогда в жизни не подумал, что «умнейшая ведьма столетия» так плохо разбирается в людях. Хотя мне стоило догадаться, учитывая то количество друзей, что у тебя было в школе. И то, что это были за друзья. Твои навыки общения удручают, Грейнджер. — О, конечно, а твой выбор друзей… — Я всё думал, что за херня вчера произошла, — Малфой с нажимом перебил её едва успевший начаться поток возмущений. — Нет, я не спорю, что облажался, но ты ведь тоже должна понимать, что тот момент был не самым удачным для подобного рода вопросов. А потом я ещё узнаю про то, что мои дорогие коллеги очень обеспокоены моим благополучием. И я почти был тронут такой заботой, но затем внезапно вспомнил, что Лонгботтом — последний человек в этом замке, который стал бы так беспокоиться о спокойствии моей невесты. А вот «ходячее сочувствие» в твоём лице — вполне. — Малфой, послушай… — каким-то жалким лепетом произнесла она и умолкла, запнувшись, когда поняла, что на самом деле не знает, что именно хочет сказать. — М-м, Малфой. Что насчёт Драко? — он скользнул взглядом по её лицу, по её стремительно краснеющим щекам и снова закатил глаза, словно уже не удивлялся такой реакции. Прочистил горло. — Скажи мне, Грейнджер, как ты думаешь, станет ли моё отстранение от сраного Дуэльного клуба веской причиной, чтобы посещать Мэнор чаще? Неужели ты думаешь, что именно он был главной причиной того, что я не отправлялся туда на выходные? — Я не знаю. — Даю подсказку. Возможно, только лишь возможно, я не утверждаю, но всё дело может быть в том, что я хочу по мере возможности находиться как можно дальше от Мэнора. И до настоящего момента у меня прекрасно это получалось. А ты, Грейнджер, взяла и предоставила полный карт-бланш этой… Астории, чтобы она и дальше могла… — уголок его рта раздражённо дёрнулся. — Впрочем, неважно. Знаешь, что меня больше всего бесит в этой ситуации? Ты не смогла открыть рот и спросить у меня, что делать с этим сраным письмом. И мне действительно сложно понять, почему я должен говорить тебе всё это. Почему ты так упорно продолжаешь мне врать. И почему я должен, как херов кретин, объяснять тебе очевидное. Тебе, Грейнджер. Последние слова прозвучали едва ли не криком, так вымученно, так обречённо, что Гермиона только и смогла, что стыдливо потупить взгляд, уставившись на сложенные на коленях руки, мысленно одёрнув себя от внезапного порыва протянуть к нему ладонь и погладить по щеке. Как-то успокоить. Как-то дать понять, что она осознаёт, насколько тяжело ему было сказать ей всё это. А сказал он много. Наверное, даже слишком много. Особенно после того, как она его ударила. Мерлин Всемогущий, она ведь его вчера ударила. А он всё равно пришёл к ней. Можно ли считать это почти признанием? И хотя глубоко внутри неё расцветало какое-то новое, не сравнимое ни с чем ощущение лёгкой, почти окрыляющей эйфории, Гермиона не смогла заставить себя промолчать и, осознавая, что сейчас она ступала по очень тонкому льду, всё равно сказала: — Твоя невеста… — ну, попыталась сказать, потому что тут же захлопнула рот под неодобрительным взглядом Малфоя. — Давай мы с тобой условимся, что на данном этапе мы не будем спрашивать друг друга о причинах, которые привели нас ко вчерашнему почтисексу и сегодняшнему разговору. Пока что об Астории ты должна знать лишь то, что она не тот человек, которого ты должна жалеть. Не тот, Грейнджер. — В таком случае, почему… — Кажется, мы условились, что… «Мы условились». Не смогла сдержать себя и фыркнула. Потому что всё, что он сегодня ей сказал… Это так не вписывалось в её картину мира. Так выбивалось из того, что она ожидала услышать. Потому что Малфой говорил о них, словно они — это действительно, ну, «они». И он принёс её любимый шоколад. И это не самое важное. Важно то, что Драко Малфой пришёл к ней, чтобы выяснить отношения. Отношения. Фантастичнее вымысла. И она могла бы сейчас рассмеяться. Расхохотаться до боли в прессе, в скулах. До подступивших слёз к глазам. Но Малфой смотрел на неё как никогда серьёзно. Хоть и не без доли издёвки. В своей манере. Зудяще раздражающей всё её естество. И крайне, крайне любопытной. И Гермиона опять, опять ляпнула прежде, чем подумала: — И что теперь? Я должна кинуться к тебе в объятия? Или что? Возможно, это было бы идеальным подведением итогов их странного разговора. Но они из другой оперы. Малфой взглянул на неё, как на полную идиотку, коей она сейчас и была, и снова закатил свои глупые глаза. Пожалуй, у неё действительно есть определённые проблемы с навыками общения с людьми. Если подумать, не считая Гарри и Рональда, в школьные годы её «переваривало» всего несколько однокурсников и пара преподавателей. Да и сейчас у неё было не то чтобы много друзей. — Для начала, ты можешь показать мне один из этих твоих фильмов. Ты говорила мне про какого-то «Властелина колец». Что скажешь? То есть он думает, что может вот так заявиться, свалить всё это ей на голову, заставить её чувствовать себя совершенно сбитой с толку, а потом они просто посмотрят «один из этих её фильмов»? Ага. Сейчас. Разбежался. — Нет, — возразила она, поджав губы, слыша со стороны в собственной интонации какие-то капризные, по-детски упрямые нотки вместо твёрдости и уверенности, которых хотела добиться. — Почему? — Потому что… я хочу, чтобы сначала ты ответил на мой вопрос. И потому что, пока Малфой пребывал в таком откровенном настроении, Гермиона была просто обязана спросить это. — Какой вопрос? — осторожно уточнил он, сощурившись. — Тот вопрос. Чего ты от меня хочешь, Драко? Он резко отвернулся, уставившись перед собой. Краем глаза она заметила, как у него раздражённо напряглась линия челюсти. И Гермиона уже пожалела о своём вопросе и ждала, что Малфой сейчас бросит какую-нибудь гадость и уйдёт, но… — Я в тебе заинтересован. — В сексе? — Не только в нём, — процедил Малфой, всё также не глядя на неё. Наверное, сейчас был не лучший момент уточнять, в чём ещё он заинтересован. — Понятно. — А теперь, может, мы закончим этот пиздецки неловкий для нас обоих разговор, и ты включишь сраный фильм? Гермиона закусила губу, пытаясь скрыть проступающую улыбку: — Хорошо.***
Этот фильм длился вечность. Годрик Милостивый, почему тогда в пабе её пьяный мозг предложил посмотреть фильм, который длится три часа? Как Малфой согласился, зная, сколько времени это займёт? Хотя, возможно, она не уточняла этот момент. Но, Годрик… Три часа. И все время Гермиона сидела как на иголках, борясь с желанием остановить фильм и завалить Малфоя вопросами… Слишком много их было. И Гермиона могла почти гордиться собой. Она сдержалась. Молча сидела рядом, исподлобья наблюдая за Малфоем, который вообще-то каждые пять минут закатывал глаза из-за происходящего на экране. Ну и что с этим фильмом не так? Ей казалось, ему должно понравиться. Когда наконец пошли титры, Гермиона, неловко улыбнувшись, поинтересовалась: — Ну как тебе? — Я впечатлён. — Правда? — Разумеется, ты съела целую плитку шоколада за первые три минуты фильма. Я впечатлён, — Малфой насмешливо приподнял брови, наблюдая за тем, как её лицо вытянулось от возмущения и смущения. Но больше от возмущения, конечно. — Я о фильме вообще-то спрашивала! — Ах, это. Не знаю, чем ты хотела меня поразить, Грейнджер, но мы только что потратили три часа на лицезрение приключений мини-версии Поттера, Дамблдора-оборванца, близнецов Уизли, твоей гномьей версии и моим отцом в лучшие годы. А самого здравомыслящего персонажа в конце ещё и убили. Да и концовка какая-то оборванная. Что с этим кольцом в итоге? Поттер опять всех спас, или что? Несколько секунд Гермиона сидела с отвисшей челюстью, затем взяла себя в руки, насколько это вообще было возможно, и недоверчиво протянула: — «Моей гномьей версии»? — Да, я считаю, что у вас с этим гномом… Как там его? — Гимли, — услужливо напомнила она, чуть приподняв подбородок. — Точно, Гимли. У вас много общего. Волосы, упрямство, беспощадная гордость и, опять-таки, манера общения с той эльфийской версией моего отца. И по-хорошему ей бы обидеться на эти слова, возмутиться, но в его тоне не было ни намёка на откровенную издёвку, лишь лёгкая тень полуулыбки на нагловатом лице. На лице, куда Гермиона уже несколько секунд смотрела немигающим взглядом, потому что на время забыла, почему они вообще сейчас здесь сидят и говорят о глупом фильме вместо того, чтобы… Она могла бы сесть к нему на колени, обхватить его лицо ладонями, очертить пальцами линию носа, губ, подбородка и поцеловать. А он мог бы сделать то, что вчера вытворял своими пальцами у неё под бельём. На мгновение она почти забыла, как дышать, смутившись собственных мыслей. Отвела взгляд, будто они сейчас могли случайно начать транслироваться прямо в голову Малфоя. С трудом, но у неё получилось овладеть собой. Коротко выдохнула. Пробормотала: — С… Леголасом. — Да, с ним. — А почему… Почему именно твой отец? Почему не ты? Малфой недоумённо свёл брови, словно Гермиона спросила какой-то бред, хотя последние несколько минут бред нёс именно он. В серых глазах мелькнула какая-то новая, ещё незнакомая ей эмоция. Его губы медленно растянулись в плутоватой улыбке. Такой открытой… Такой… — Думаешь, мне бы пошли длинные волосы? Я никогда об этом не задумывался, если честно. Но, если ты хочешь, так и быть, Леголасом буду я. Нет, Гермиона хотела, чтобы Драко всегда улыбался ей именно так. Потому что… В этой улыбке будто бы были ответы на все её вопросы, которых не стало меньше. Напротив. Какая же она дура. Соберись. — Кхм, а почему тебе вообще так нужно ассоциировать персонажей фильма с кем-то из реальной жизни? — заметив его озадаченный вид, она тут же добавила: — Я имею в виду, что и с прошлым фильмом ты поступил так же. — Блейз говорил, что так интереснее смотреть. Когда на месте кретинов с экрана представляешь кретинов, которые тебя окружают. Это как игра. Например, сегодня мы выяснили, что в тебе есть все задатки гнома-библиотекаря. Не то чтобы я раньше об этом не догадывался, но… — Малфой споткнулся о её явно отчётливо проскользнувшее во взгляде предупреждение, тихо хмыкнул, примирительно поднял ладони. — Ты всё равно мне так и не ответила, что там в итоге с этим кольцом? Потому что, если тот патлатый и Дамблдор-оборванец умерли за зря, то… — Чтобы узнать это, тебе придётся посмотреть ещё два фильма. — Ты издеваешься? Картинно закатив глаза, Гермиона встала из-за парты и прошла к проектору. — Я же тебе говорила, что там три фильма. — Ла-а-адно, давай свои ещё два фильма. — В другой раз, — нервно пожевав губу, она выключила проектор. — Это на полдня, а у меня нет на это времени. Мы же не хотим пропустить ужин? К тому же сегодня мне кровь из носу нужно присутствовать на танцах, ибо мистер Монро изволил лично посетить их. А ещё ей нужно обмозговать всё произошедшее. Прокрутить всё в голове ещё раз. И немного успокоиться. — Что насчёт воскресенья? Это как приглашение? Как свидание? Как… — Д-да, думаю, в воскресенье мы можем здесь встретиться. Возможно, они могли бы встречаться здесь чаще. Это могло бы стать их личным ритуалом. Она могла бы показать ему всю коллекцию фильмов, что здесь есть. Они могли бы обсуждать их за чашкой кофе. Она могла бы узнать о нём больше. Она хотела бы… многого. — Отлично, Грейнджер, — выйдя из-за парты, Малфой подошёл к выходу, обернулся и, прищурившись, прошёлся взглядом по её телу, ничуть не стесняясь — не то чтобы она была против, — задерживаясь на самых стратегически важных местах. — Да, кстати, давно хотел тебе сказать. Дать совет. Дружеский. — Какой совет? — На твоём месте я бы избавился от этих брюк. Гермиона опустила глаза вниз. Подняла. Недоумённо выгнула бровь. — А что с ними? — У тебя в них просто огромная задница. И бёдра. Я бы их сжёг. Брюки. А консультант в магазине одежды сказал, что в этих брюках Гермиона выглядит, как богиня. — Что-о-о? — только и смогла выдавить из себя она, встретив насмешливый взгляд. Он опять это делал. Опять издевался. — Драко, ты… — Сожги их, Грейнджер. И спешно вышел из кабинета, тихо посмеиваясь, оставив её, как полную идиотку, глупо хлопать ресницами.***
24 октября 2004 года Воскресенье Пять минут позора, и жизнь начала налаживаться. Насколько это вообще возможно. Всё ещё казалось каким-то нереальным, что он сейчас действительно сидел с Грейнджер здесь, в кабинете маггловедения, и смотрел идиотский — ладно, возможно, что-то в этом и было, — фильм про мини-Поттера. Всё ещё не укладывалось в голове, что, кажется, в пятницу между ними что-то изменилось, потому что в тот момент, когда Драко, стиснув зубы, всё-таки смог проглотить чувство собственного достоинства, он всё равно ни на что не надеялся и ничего не ждал от этого разговора. Хотя нет, Драко ожидал услышать от Грейнджер что-то вроде: «Я упрямая сука, и я не хочу слушать все эти твои ФАКТЫ… эту ИДИОТИЮ». Потому что это Грейнджер. Которая спорила. Почти всегда с ним спорила. Словно, если она этого не сделает, для неё это будет смерти подобно. Смотрела на него, слегка приоткрыв свой сочный, мгновенно приковывающий внимание рот. Смущалась, как первокурсница. Искушала своими пылающими глазами и щеками. Заводила с пол-оборота. И так же быстро осаждала. Будто играла. Но опять-таки, это Грейнджер. Она не играла. Это просто она. И Драко всё ещё не смог нащупать ту тончайшую грань, разделяющую пугливую первокурсницу Грейнджер и Грейнджер, которая почти что умоляет залезть ей под юбку. Так что, вместо того, чтобы прямо сейчас усадить её на парту и сорвать с неё — какая послушная девочка, — платье, он сидел в нескольких дюймах от неё, чувствуя в носоглотке её охерительный запах, ощущая тепло её тела, ловя на себе её любопытные взгляды, словно спрашивающие: «Ну что, видишь? Не всё маггловское такое глупое, как ты думал». А глупое оно или нет — неважно. Драко всё равно скажет, что оно действительно не так плохо, хоть с экрана ему в уши и будет изливаться поток чуши. Если это убедит Грейнджер в том, что ему от неё нужен не только секс, он скажет и, возможно, сделает что угодно, потому что у него нет возможности облажаться ещё раз. В жизни не чувствовал себя таким кретином. Точно не в таких масштабах. Хотя было в этом что-то такое, что ему… даже нравилось? Это было как глоток свежего воздуха. Как первый полёт на метле. Как ни с чем не сравнимый душевный покой, которого он так давно не ощущал. И всё это было сосредоточено здесь. В одном конкретном человеке.«Мы словно в легенде очутились, мистер Фродо, в одной из тех, что берёт за душу. В ней столько страхов и опасностей, порой даже не хочется узнавать конец, потому что не верится, что всё кончится хорошо. Как может всё стать по-прежнему, когда всё так плохо?! Но в конце всё проходит. Даже самый непроглядный мрак рассеивается! Грядёт новый день!..»
— Как будто пьяного Забини слушаю. Чуть покосившись на него, Грейнджер тяжело и, кажется, немного раздражённо вздохнула.***
«Вы помните Шир, мистер Фродо? Скоро придёт весна. Расцветут все сады. И птицы будут вить гнёзда в орешнике. И наши будут сеять ячмень на низинных полях. И есть первую землянику со сливками. Вы помните вкус земляники?»
— Как он меня зае… — Помолчи, пожалуйста.«Нет, Сэм. Я не помню ни вкуса еды, ни журчания воды, ни шелеста травы. Я ногой во тьме… И нет ничего. Ничто не отделяет меня от огненного ока. Оно всё время… Перед глазами!»
«Так избавимся от него. Раз и навсегда! Держитесь, мистер Фродо. Я не могу нести кольцо за вас, но я могу нести вас!»
— По-твоему, это не разговор двух кретинов? Снова тяжёлый вздох над ухом. — Почему ты всех называешь кретинами? — Может, всё дело в том, что люди в большинстве своём кретины? — Драко откинулся на спинку сиденья и, слегка прищурившись, посмотрел на неё, готовую взорваться в любой момент. — Если интересно, я могу прочитать тебе целую лекцию об иерархии кретинов, которые нас окружают. Поверь, их больше, чем кажется. — Во-первых, это не так, — не прекращая пялиться на двух кретинов на экране, прошипела Грейнджер. — А во-вторых, даже если это так, то это всё равно не повод… — Брось, я слышал, как ты вчера отчитывала Блейза после квиддича. И, возможно, мне только послышалось, или там из твоих уст прозвучало что-то похожее на: «безрассудный кретин»? Она резко повернула голову к нему. Удивлённо приоткрыла рот. — Он принёс школьникам огневиски в раздевалку! При том, что на игре присутствовал Инспектор! — В его оправдание скажу, что он был слишком воодушевлён победой свого факультета. К тому же он сделал это после игры. А вы с Уизлеттой на него так накинулись, словно он этот огневиски деткам в глотки прямо на стадионе заливал. — Ах, бедняжечка бедняжная. — А твоё наказание для него? Грейнджер, это же кошмар. Я бы сказал: «тихий ужас». Даже не знаю, что бы я делал, если бы ты заставила меня заниматься подготовкой к Хэллоуину. Грейнджер недовольно поджала губы и, демонстративно отвернувшись к экрану, сложила руки на груди, как бы говоря ему, что больше не намерена участвовать в этом разговоре. Ну уж нет. Он лучше ещё немного пообсуждает с ней кретинское поведение Забини или любую другую чушь, чем просидит, пялясь в экран, рядом с ней, такой тёплой, такой искушающей своим обтягивающим — вряд ли он сможет убедить её сжечь и эту тряпку тоже, — каждый изгиб её тела платьем и не попробует… Он же не сопливый школьник, в конце концов. Он вполне может позволить себе… Аккуратненько так. Ненавязчиво. Наладить контакт. — Но я согласен с тобой насчёт того, что Блейз поступил, как кретин. Ему вообще свойственны дебильные поступки. И, поверь, это не самый дебильный. Драко не хватит пальцев обеих рук, чтобы сосчитать выходки на порядок дебильнее, чем то, что вчера вытворил Забини почти под носом у мистера хряка. Как же им повезло, что инспектору достаточно услышать слово «обед», и он первый, едва ли не спотыкаясь, умчится со стадиона. И как же Драко повезло, что Грейнджер соизволила отвлечься от увлекательнейшего действа на экране и снова повернулась к нему, подавшись немного ближе. В глазах промелькнуло что-то, похожее на интерес. Отлично. Смотри на меня. — В таком случае, почему ты продолжаешь с ним общаться? Особенно при учёте твоего отношения к окружающим. Ну, знаешь… Всё люди кретины. И слова мистера Монро о пассивной агрессии обретают смысл. — Ты предпочитаешь активную агрессию? — Я предпочитаю… — она запнулась, зардевшись, — предпочитаю, когда отвечают на вопросы, которые я задаю. И раз уж ты не хочешь спокойно досмотреть фильм, то… Кажется, он зашёл на опасную территорию. Аккуратненько. — Это сложно объяснить. Про нашу дружбу с Блейзом. — Ты можешь попробовать, — она пожала плечами, будто ей и правда это было интересно, но не дала ему вставить и слова. — На самом деле, я вообще не поняла, как вы начали общаться. Он ведь никогда не стелился перед тобой, как Крэбб и Гойл. Я бы даже сказала, что… Ну, Гарри говорил, что, когда он… Ну, подслушивал ваш с Забини и Паркинсон разговор в купе, тогда, на шестом курсе, Забини… — заметив, что он раздражённо закатил глаза, Грейнджер стыдливо отвела взгляд. — Забини… Ну, общался с тобой без явного интереса, даже злился, словно ему было неприятно находиться с тобой в одном помещении. И тогда я подумала ещё, что вот, наконец, хоть один нормальный слизеринец. Не поддался твоему дурному влиянию. — Это так мило, Грейнджер. Надеюсь, ты не сильно расстроилась, когда «нормальный слизеринец» не оправдал твои ожидания, — не без удовольствия поймал на себе её извиняющийся — смотрисмотрисмотринаменя — взгляд. — Но ты права. Мы с Блейзом начали общаться лишь к концу шестого курса, когда он заимел отношения с Дафной. И поначалу это было действительно вынужденное общение. — Вынужденное? — Да, наши… девушки общались. И не то чтобы Драко хоть когда-то воспринимал Пэнси как «свою девушку». И, наверное, это было не самой удачной идеей — упоминать ещё одну свою бывшую, когда его главной задачей являлось не похерить… отношения с Грейнджер? Но, к его удивлению… — Ну, обычно так и бывает. — Неужели? — Ага, — она снова запнулась, нервно пожевала губу и посмотрела на него, чуть склонив голову набок. — Знаешь, иногда мне кажется, что, когда он говорит, он бредит. Ну, Забини. Но потом я призадумываюсь и понимаю, что очень часто в его словах есть смысл. И в последнее время я убеждаюсь в этом всё больше. — Почему же? — У него всегда всё так просто. Вот я и думаю, может, и мне стоит начать относиться проще к некоторым вещам? — К каким, например? — Вроде тех, что, когда приходит время принять какое-нибудь решение, нужно меньше размышлять. Не искать подводные камни. Не обдумывать все за и против. Действовать по наитию, и тогда всё будет так, как должно. Например, моя бабушка говорит, что когда она не может принять решение, то задаёт себе вопрос: «А что сделал бы Иисус на её месте?». И тогда, по её словам, решение приходит само собой. И вот я в последнее время думаю о том, что в сложных ситуациях буду задавать себе вопрос: «А что сделал бы Забини на моём месте?». Что бы сделала Грейнджер, если бы узнала, что именно из-за Блейза Вислого выперли из команды? Пожалуй, не стоит это проверять. — Это странно. Слышать от тебя такое. — Я задумалась об этом после твоей фразы о том, что иногда нужно уметь быть мразью. Как интересно. — Определённо, я дурно на тебя влияю. — А может, и наоборот. И в который раз уставилась в экран. Нет, смотри на меня. — Грейнджер, можно задать вопрос? — Конечно. — Тогда, в гостиной, ты поцеловала меня, потому что решила, что так поступил бы Забини? Короткий смешок вырвался из её груди. — Ну да, ведь вы с Забини такие хорошие друзья. Так что я подумала: «Почему бы и нет?» Действительно, почему бы и нет?.. — Хочешь, я покажу тебе, чего бы я никогда не сделал с Забини? Грейнджер неуверенно кивнула, безмолвно дав согласие, безмолвно позволив взять себя за руку и усадить на колени. Вздрогнула, когда одна его ладонь легла на её колено, а другая — приобняла за талию, прижимая ближе к себе. Вздрогнула, но не запротестовала. Но всё равно сидела, поджав губы, напряжённая и натянутая, как струна. — Ну так… Рука сильнее стиснула её талию. Не скрывая улыбки, Драко прервал её: — Тише, Грейнджер, я пытаюсь смотреть фильм. — Х-хорошо, — она неловко поёрзала, устраиваясь поудобнее. Поудобнее. У него на коленях. Пока Грейнджер потерянно смотрела на экран, Драко, мысленно воздав всевозможные молитвы Мерлину и Салазару о том, чтобы именно сейчас его член оставался в состоянии полного — и нет, это совершенно нормально просить о таком, когда у тебя на коленях сидит женщина, на которую у тебя постоянно стоит и у которой определённо есть пунктик насчёт секса, — умиротворения, смотрел на неё саму, отметив про себя, что уже через минуту она расслабилась и привыкла к его прикосновению. Обмякла в его руках. Сдалась. Начало положено. Ещё через минуту её ладонь неуверенно легла ему на затылок. Зарылась пальцами в волосы, когда он подался назад, навстречу её прикосновениям. Нежным. Пока ещё несмелым. Изучающим. Таким необходимым. Она здесь, в его руках. И это было самым непередаваемым ощущением, что Драко когда-либо испытывал за всю свою сраную жизнь. Почти эйфория. Непринуждённо, естественно и так… правильно? Так, как должно быть. То, как тяжело вздымалась её грудь. То, как приоткрылись её губы и заблестели глаза, когда он сильнее сжал её бедро. То, как её волосы назойливо лезли ему в нос. То, как она уже смелее поглаживала большим пальцем его затылок, слегка надавливая, будто массируя. Успокаивая. И, кажется, это самое интимное, что происходило между ними. Без вульгарщины и тривиальной пошлости. Просто и естественно. Что, Малфой, потянуло на лирику? Очевидно, да. И, кажется… — Кажется, мама была права. Её рука замерла. Грейнджер отвернулась от экрана к нему и недоумённо приподняла бровь: — Что? Я облажался. Я так облажался. Ты себе даже не представляешь. Прочистил горло. До охерения фальшиво ухмыльнулся. Сжал ладонь сильнее на её талии, словно Грейнджер могла сейчас куда-то испариться. — Нет, ничего. Просто задумался, — и пока она не успела начать — а она могла, Драко не сомневался, — задавать вопросы, сменил тему. — Кстати, я так и не понял, почему они сразу не могли прилететь туда на орлах. Я понимаю, что иначе сюжет бы не случился, но всё же? — Я потом… потом тебе объясню. Вот и всё. Он ёбнулся. Окончательно и бесповоротно.