31 октября 2004 года
Воскресенье
«Семейка Аддамс».
Грейнджер действительно позвала его в кабинет маггловедения, чтобы посмотреть сраный фильм. Не то чтобы Драко так уж сильно рассчитывал на то, что, едва они окажутся здесь, она тут же бросится в его объятия, но…
Сраная «Семейка Аддамс».
«Этот фильм вышел примерно в то же время, когда я поступила в Хогвартс, и моя бабушка до сих пор уверена, что все волшебники выглядят и ведут себя как персонажи отсюда. Я ей, конечно, говорила, что это не так, но она весьма упряма, когда дело касается магии».
«Почему?»
«Ну, скажем так, у моей бабушки отношение к волшебникам примерно такое же, как у твоего отца — к магглам. Она даже запрещает мне пользоваться магией, когда я гощу у них. Мол, зачем нам какая-то магия, когда существует такое количество современной техники. Или зачем мне ставить на их дом защитные заклинания, если у неё в шкафу всегда наготове есть винчестер. Винчестер — это…»
«Грейнджер, мы, кажется, собирались смотреть фильм».
«Да-а, точно. Просто я становлюсь слишком болтлива, когда нервни… Кхм, фильм».
Знай Драко её и её периодические заскоки чуть меньше, возможно, уже на этом моменте он бы похерил всё какой-нибудь кретинской фразой. Но, если он что и понял за то время, что они с Грейнджер
общаются, так это то, что, когда всё, казалось бы, лежит на поверхности, нужно несколько раз подумать головой.
Слишком тонкая грань, переступив которую, рискуешь ощутить на своей щеке не нежное прикосновение мягкой ладони, а что-то менее приятное. Это в лучшем случае. В худшем — Грейнджер просто отправит Драко по знакомому ему маршруту.
А он не херов кретин, чтобы так опрометчиво совершить ту же ошибку, что и в прошлый раз.
«Аккуратненько» — тактика, которая всегда с ней срабатывала.
И поэтому…
фильм.
Да, на протяжении всего просмотра этого кретинского фильма — хотя в нынешней ситуации любой фильм показался бы ему кретинским, потому что они явно не за этим сюда пришли, — Грейнджер смиренно, пусть и немного скованно сидела у него на коленях, попивая прямо из горла красное полусладкое, заначка с которым
внезапно обнаружилась в одном из ящиков учительского стола.
Да, возможно, если бы Драко не «помогал» время от времени ей с дегустацией, то к окончанию просмотра
кое-кто из состояния «чуть пьяненькой и охотливой до разговоров» дошёл бы до состояния полного нестояния.
А все шансы на это были, потому что он видел, как с каждым глотком вина её взгляд всё больше теряет всякую осознанность. Видел, как с каждой минутой, приближающей их к окончанию фильма, на её лице всё отчётливее угадывалась накатывающая на неё волна — ну и что он опять не так сделал? — паники.
Так что, когда сраный фильм наконец закончился, Драко даже не удивился тому, что Грейнджер почти сразу торопливо и крайне неуклюже слезла с его колен и, забрав с собой допитую бутылку вина, вылезла из-за парты.
— Есть ещё вторая часть. Хочешь… Хочешь посмотреть?
Тебя. Я хочу тебя.
Но вместо этого, стараясь, чтобы собственный голос не выдал его раздражения, он лениво протянул:
— Конечно, почему бы нам не посмотреть
ещё один фильм.
Рассеянно кивнув ему в ответ, Грейнджер бросила пустую бутылку в урну под учительским столом и отошла от первой парты к стеллажу с кассетами в противоположной стороне кабинета. Почти сразу за его спиной послышалось копошение с проектором, а через несколько секунд экран перед ним погас, тут же погрузив кабинет в густой приятный глазу полумрак, разбавленный лишь холодным лунным светом, тускло проникающим сквозь тонкую щель между шторами.
Драко прикрыл глаза, позволив им немного отдохнуть, морально готовясь к тому, что вскоре слепящий яркий свет снова начнёт его раздражать, но прошло пару минут, а в кабинете по-прежнему царил полумрак. Грейнджер за его спиной подозрительно затихла.
Подозрительно.
— Что-то не так?
Тяжело вздохнув, Грейнджер не сразу, но ответила:
— Ты так и не угадал, какой на мне сегодня костюм.
Так, ладно, это уже звучит интереснее, чем ещё один фильм.
— А мы всё ещё продолжаем эту игру?
— Да, и, пока мы не закончим с ней, просмотр фильма откладывается на… неопределённый срок.
Определённо, интереснее.
Драко обернулся к ней, закинув руку на спинку скамьи. В полумраке кабинета она в своей длинной чёрной мантии почти сливалась с окружающей обстановкой, но от его внимания всё равно не ускользнула какая-то новая ненормальная решимость, пылающая в потемневших глазах.
Салазар, если это то, о чём он думает, то…
охблятьебать.
—
Даже так? — прищурившись, Драко неотрывно следил за тем, как она делает несколько коротких шагов к нему.
— Даже так, — со смущённой улыбкой кивнула Грейнджер, заметив, как он на неё смотрит.
Неуверенный стук каблуков отдавался глухим эхом от стен кабинета.
Шаг. Ещё один.
— Ну, ты у нас не Макгонагалл, не Снейп, не дементор и даже не летучая мышь, — нарочито сухо перечисляет он, продолжая наблюдать за тем, как она приближается всё ближе к первой парте и наконец присаживается рядом с ним на скамью, так, что сейчас их разделяет лишь плотная ткань одежд. — Я бы мог предположить, что ты перешла тёмную сторону, но, боюсь, что слишком хорошо тебя знаю.
— Совсем никаких догадок?
Интонации её голоса едва уловимо меняются, становясь тягучими дразнящими и так не по-грейнджеровски томными. И вместо того, чтобы сейчас же прекратить эту её игру в «угадайку», повалить её на скамью и услышать, как она
этим тоном выдыхает его имя, он решает подыграть ей.
Раз уж Грейнджер так хочется, то кто он такой, чтобы отказывать?
И поэтому…
—
Теряюсь в них.
— Хочешь подсказку? — спрашивает она тем же дразнящим тоном, выбивающим из него остатки и без того шаткого самообладания.
— Хочу.
И Грейнджер тут же —
о, да неужели? — скользит бедром по его ноге и, несмело обняв за шею, забирается к нему на колени. В лунном свете со своими пылающими щеками, растрёпанными волосами и отчаянными почерневшими глазами она манит ещё сильнее, чем прежде.
Восхитительна какой-то совершенно новой дикой красотой.
Здесь. В его руках.
Грейнджер.
Смотрит на него из-под длинных густых ресниц и нерешительно, словно боится, что он сейчас её остановит, расстёгивает пуговицы на мантии, позволяя плотной ткани соскользнуть с тела, открывая вид на изящные женственные изгибы — такого идеального, даже лучше, чем он себе представлял, — тела, прикрытого совершенно ненужным сейчас кружевным бельём.
Пока его взгляд хаотично блуждает по её телу, рассматривая тонкие ключицы, высокую упругую грудь, прикрытую полупрозрачным кружевом, сквозь которое виднеются маленькие соски с аккуратными ореолами, и узкую талию, опоясанную кружевным пояском, держащим чулки, ладони инстинктивно оказываются у неё на ягодицах, собственнически сжимая, разминая, подтягивая её к себе ещё ближе, выбивая из её груди рваный выдох.
— Это… Это подсказка, — и, словно пытаясь добить его окончательно, она неловко ёрзает, отводя взгляд и двигая бёдрами сильнее, гораздо сильнее, чем необходимо. — Есть идеи?
— На хер идут твои подсказки.
И, прежде чем Грейнджер успевает хоть что-то сказать, Драко ловит поцелуем её верхнюю губу, а затем и нижнюю, упиваясь знакомым опьяняющим вкусом, смешанным с пряной сладостью недавно выпитого вина. Уже чувствуя болезненную тесноту в неудобных брюках, он углубляет поцелуй, проникая языком в мягкий рот.
Ощущая, как её маленький горячий язычок так не по-грейнджеровски нетерпеливо и требовательно сталкивается с его собственным. Ощущая, что…
На них слишком много одежды.
Позвонок за позвонком, как по клавишам, Драко проводит пальцами по её спине, слегка надавливая, на ощупь находя сцепленные крючки бюстгальтера и по какой-то херовой удаче расстёгивая их с первого раза. Тут же стаскивает бретельки вниз по плечам, высвобождая грудь от ненужной тряпки, обхватывает ладонями и грубо сжимает, пропуская напряжённые соски между пальцев.
И это лучшее ощущение за последние несколько лет.
Потому что сейчас они здесь вдвоём. Наконец-то вдвоём. Дышат одним и тем же воздухом. И если кому-то пришлось заживо сгореть в Адском пламени, чтобы они с Грейнджер пришли к
этому, то, как бы мерзко это ни было признавать…
Оно явно того стоило.
Грейнджер резко выдыхает ему в рот, разрывая поцелуй, и вжимается лицом ему в шею, невесомо касаясь губами бьющейся жилки. А тонкие пальцы лихорадочно мечутся по его груди, безнадёжно, Мерлин, так безнадёжно комкая ему рубашку и душу.
— Я не хочу пожалеть об этом, — сбивчиво шепчет она, задевая губами мочку его уха. — Я не хочу, чтобы ты пожалел об этом. Чтобы мы…
— Я понял, понял.
— Просто это та черта, перейдя которую… — шепчет, а сама резким движением выдёргивает полы его рубашки из брюк и уже тянется, чтобы стянуть с него пиджак.
Нетерпеливо. Рывками.
И как бы сейчас ни было велико желание поддразнить её тем, что «черту» они перешли примерно в тот момент, когда она — да, пожалуй, именно тогда, — угостила его «божественным кофе» в своём кабинете, Драко просто молча помогает ей снять пиджак и позволяет Грейнджер быстро сорвать галстук.
И снова увлекает её в долгий поцелуй, скользя ладонями вниз по её спине, потом ниже, на ягодицы, грубо сжимая их и наконец проникая под тонкое кружево белья. Проводит кончиками пальцев по влажным складкам —
Мерлин, мокрая, такая мокрая, — и слегка надавливает на набухший клитор.
— Скажи, что ты моя, — вырывается у него импульсивно, и, к собственному ужасу, он не испытывает ни малейшего отвращения от умоляющих ноток в голосе.
Возможно, потом Драко пожалеет об этом, но сейчас… Сейчас ему нужно это услышать. Нужно настолько, что он готов умолять Грейнджер сказать это. Просто, чтобы она сказала это вслух.
Ему нужно.
— Да… — на выдохе произносит она, торопливо, всё теми же рывками расстегивая пуговицы его рубашки, оглаживая мягкими ладонями грудь и очерчивая подушечками пальцев края рассекающего его кожу шрама от
Сектумсепры.
—
Скажи это.
Ему так нужно это услышать.
Он просто сдохнет, если она не произнесёт это прямо сейчас.
Такая мокрая. Моя. Грейнджер. Моя.
Но она —
скажискажискажиэто — молчит и лишь оттягивает его рубашку вниз до сгиба локтей, полностью открывая себе доступ к шее. Проводит горячим язычком по ключице. Легонько кусает за мочку уха и выдыхает, подаваясь бёдрами навстречу его руке. Навстречу его скользящим в неё пальцам.
— Твоя. Я твоя.
Тихо. Еле слышно. Оглушающе.
Ему хочется увидеть её лицо, когда она говорит это. Всмотреться в потемневшие от желания глаза, проследить за шевелением припухших губ, чтобы до конца убедиться в том, что она не врёт. Что Грейнджер хочет его так же сильно, как и он её последние несколько месяцев. Что она позволит ему усадить себя на сраную парту и вытрахать из себя всю душу.
Ему так нужно.
И хотя сейчас он полностью окутан её запахом, — лёгкими оттенками ванили, мяты, вина и
её, — Драко почему-то всё ещё не может осознать происходящее. Всё кажется слишком обманчиво идеальным. Обманчиво идеальным именно для
него. Слишком фантастичным. Даже лучше, чем он когда-либо себе представлял.
От неё пахнет развратом. Так сладко. Так обманчиво идеально.
Кажется, сейчас, вот прямо сейчас он откроет глаза и поймёт, что всё это лишь до охерения реалистичный сон. Но нет.
Грейнджер здесь.
Покачивает бёдрами в такт движению его руки, приподнимаясь и опускаясь, с каждым разом насаживаясь на пальцы ещё глубже. И будто бы раскрепощается всё больше с каждой секундой. Оглушает своими рваными вздохами, перерастающими в задушенные стоны, прокатывающиеся по его коже плеядой мурашек. Возбуждающие до одури.
Разрывающие к херам тишину кабинета.
Но, когда Драко сгибает внутри неё пальцы, с её губ срывается сдавленный всхлип, и Грейнджер безвольно падает ему на грудь. Тяжело — так оглушающе — дышит и…
Это что, скулёж?
Ей больно?
Пальцы едва успевают выскользнуть из неё, как он слышит не менее оглушающее раздражённое шипение:
— Верни
их на место.
— Грейнджер?..
Он пытается приподнять её подбородок, чтобы заглянуть ей глаза, но она упрямится. Прячет лицо, уткнувшись ему в грудь, и бормочет, опаляя кожу горячим дыханием:
— Драко, пожалуйста…
Пожалуйста.
Снова вводит в неё два пальца, сразу скользя большим на клитор, слегка надавливая, массируя. И это ощущение, как с каждым его размеренным движением её тело дрожит, а дыхание учащается всё сильнее, совершенно. Эти развратные звуки, с которыми его пальцы выскальзывают из неё, выбивая из неё новый всхлип прямо ему в грудь, совершенны.
От потребности быть в ней мир плывёт.
И снова
этот звук, выворачивающий всё его нутро. Не то всхлип, не то вскрик, не то скулёж. Совершенный звук.
Драко мог бы слушать его каждый день. Каждый день своей сраной жизни.
— Что… — всё ещё дрожащая Грейнджер поднимает затуманенный взгляд и прижимается лбом к его лбу. — Что теперь?
Что теперь?
Ну, они могли бы просидеть в таком положении всю жизнь. Пожалуй, Драко не против такой перспективы. Лишь бы она оставалась в его руках. Дрожащая. С прилипшими ко лбу и щекам растрёпанными волосами и дикими горящими в холодном свете глазами.
Сама мысль, что завтра её здесь уже не будет, выбивала почву из-под ног. За последние пару месяцев он
слишком привык к тому, что может видеть её каждый день. И сейчас просто не мог представить, как снова останется один. Без Грейнджер. Без возможности слышать эти волшебные звуки. Без возможности перекатывать на языке её охерительный сносящий крышу вкус.
Упиваться им, как сумасшедший.
Грейнджер Грейнджер Грейнджер Грейнджер…
Драко снова ловит ртом её приоткрытые пересохшие от частого дыхания губы. Впивается требовательным глубоким поцелуем и чувствует, как она отвечает. Жадно.
С каким-то новым напором цепляется за его плечи, тянет на себя, обжигает своей обнажённой грудью, щекочет его кожу напряжёнными сосками.
Совершенно.
Желай меня. Люби меня. Нуждайся во мне. Ты моя. Ты так мне нужна.
Отстранившись, он проводит языком по её шее. Смакует солоноватый вкус её кожи.
Сладкая. Ты такая сладкая. Ты так мне нужна.
Выдыхает:
— Два варианта: мы можем начать смотреть ещё один фильм, или…
— Или?..
— Или я могу положить тебя на эту парту и оттрахать. Что выберешь?
А руки уже сами нетерпеливо скользят вниз по её спине, цепляясь за кружевной поясок на талии, потом ниже, к выпуклым ягодицам. Сжимают их, выбивая из её груди короткий выдох и…
— Думаю… Думаю, второй вариант предпочтительнее.
Драко и сам не понимает, каким чудом ему удаётся вылезти из-за парты, продолжая поддерживать вцепившуюся в его плечи Грейнджер за задницу. Каким чудом в полумраке кабинета ему удаётся не рухнуть вместе с ней на пол, а усадить её на край этой самой парты.
И каким-то чудом Грейнджер продолжает —
смотрисмотрисмотринаменя — смотреть на него всё теми же замутнённо-дикими глазами.
Желай меня. Люби меня. Ты моя. Моя. Моя.
Скинув с себя рубашку, он наклоняется, опёршись ладонями о столешницу по обе стороны от неё, и скользит языком ей в рот. Чувствует, как дрожащие пальчики начинают нетерпеливо возиться с пряжкой его брюк. Слышит глухой рваный звук расстёгивающейся ширинки. Сбитое к херам дыхание. Своё. Её.
Их.
И чувствует —
охтыжблятьебатьспасибо — её ладонь на своём члене. Чувствует, как подушечки пальцев осторожно очерчивают каждую венку, распределяя смазку по пульсирующей плоти. Чувствует, что вот-вот кончит лишь оттого, что она касается его.
Касается его именно
так.
Он разрывает поцелуй и нависает над ней сильнее, заставляя лечь на парту.
Сейчас Грейнджер полностью раскрыта перед ним. Волосы разметались по столешнице. Грудь тяжело вздымается. Глаза горят. И как же восхитительно она кусает свои припухшие, так блядски припухшие губы.
Совершенна.
Ему нужно в неё. Нужно почувствовать её на себе. Сейчас.
Сжимая её бёдра, Драко подтягивает её к самому краю парты и коротким нетерпеливым жестом пытается снять с неё трусики, но…
Сраный поясок со сраными застёжками, держащими сраные чулки.
Поэтому он просто рвёт тонкое кружево и слышит недовольное неразборчивое бормотание. Кажется, он только что испортил ей новый дорогущий комплект белья.
Извини, Грейнджер, но ты знала, к кому шла.
Подхватив Грейнджер под колено, Драко разводит её ноги шире и подставляет головку члена ко входу во влагалище, тут же двигая бёдрами вперёд. Одним рывком вталкивая себя в неё до упора, выбивая из её груди низкое и сбивчивое «Чёрт».
Да, Грейнджер. Чёрт.
Медленно, мучительно медленно выходит, чтобы сразу же грубо и до конца толкнуться в неё снова. Чтобы снова услышать задушенный всхлип.
Ощущать себя внутри неё — ни с чем не сравнимо. Даже лучше, чем он когда-либо мог себе представить. Совершенно. Видеть её широко распахнутые глаза и закушенные губы — совершенно. Чувствовать, как воздух в холодных стенах кабинета сгущается от её, его,
их запаха, — совершенно.
— Грейнджер, посмотри на меня, — шепчет он, толкаясь в неё. — Скажи, что ты моя.
Она поднимает на него невидящий взгляд. Всхлипывает:
— Да, да…
— Скажи это.
— Твоя. Я твоя, Драко.
Желай меня. Люби меня. Будь моей.
Каждый инстинкт внутри него набатом орёт, чтобы он сейчас же закинул ноги Грейнджер к себе на плечи и просто начал вбиваться в неё так сильно и быстро, как только сможет.
Но вместо этого он движется медленно, желая впитать это ощущение каждой клеточкой тела, едва не выходя из неё полностью, почти сразу погружаясь вновь.
Долгое влажное скольжение по тугим стенкам влагалища. Приятное до одури.
Мучительно медленно. Он вылавливает из тишины короткие рваные вздохи каждый раз, когда входит в неё. И почти готов сорваться, когда она начинает двигаться в такт, стукаясь своими бёдрами об его.
Взгляд не сходит с её раскрасневшегося лица и сухих приоткрытых губ, неотрывно следя за реакцией, когда она приподнимается на локтях и опускает глаза вниз, туда, где их тела соприкасаются. А по ушам долбит её еле слышное «Ещё… Сильнее… Пожалуйста…»
«Пожалуйста».
—
Скажи это.
Ему так нужно это слышать.
Слегка оцарапав его кожу каблуками, Грейнджер обвивает его ногами, вжимая в себя, заставляя войти глубже.
— Я твоя… твоя. Я так тебя хочу. Всего. Пожалуйста, — бессвязно шепчет она, а в голосе — мольба.
Слышать это почти так же охеренно, как быть в ней.
Её тело выгибается навстречу ему под идеальным углом, позволяя проникать как можно глубже и быстрее. Сильнее. Так, как она просит. Так, как ей хочется.
Он находит ритм. Быстрый. Грубый. Жёсткий.
Насаживает её на себя глубже и быстрее с каждым толчком. Кажется, что от звуков этих глухих частых шлепков кожи о кожу крыша сейчас к херам взорвётся. Или он сам.
В ней так горячо.
С каждым движением всё горячее. С каждым движением он чувствует, как стенки влагалища сжимаются вокруг члена всё сильнее. С каждым движением её всхлипы становятся всё громче, всё чаще.
И он снова слышит
этот звук. Слишком восхитительно-охерительный, чтобы быть правдой.
На последнем толчке Драко вжимает её в себя и замирает в ней, рвано выдыхая в потолок. Чувствуя, как внутри него что-то взрывается, будто сверхновая, ко всем чертям. Как напряжение, державшее его в тисках уже несколько грёбаных месяцев, отпускает.
Отпускает.
Он обессиленно и совершенно измождённо падает на неё сверху, тяжело дыша, и чувствует, как сердце бешено колотится о её обнажённую грудь.
И, наверное, он должен с неё слезть, но Драко просто не может заставить себя сделать ни единого движения, да и сама Грейнджер вроде не против. Каждый нерв звенит от удовольствия. В голове связных мыслей просто не осталось. Они испарились, оставив голову совершенно пустой.
Просто пульсирующая от гормонального выброса плоть.
Драко не понял, сколько минут они так пролежали, прежде чем Грейнджер под ним подала признаки жизни и заворочалась. Приподнявшись над ней на локтях, он попытался встать, чтобы не давить на неё всей своей массой, но она лишь сильнее вцепилась в него, не выпуская, слегка царапая спину короткими ногтями.
— Нет-нет, давай… давай так полежим ещё немного.
Он убрал с её лба прилипшую прядь, пробормотав:
— Сколько захочешь.
А через пару минут услышал разрывающий тишину мелкой дробью шёпот:
— Я хочу ещё…
Ещё. Она, блять, хочет ещё.
Оставив на мочке её уха лёгкий оттягивающий укус и зарывшись лицом в её шею, Драко не смог сдержать усмешки.
— Угомони свои амбиции, женщина. Дай мне отдышаться.
— А потом?
Желай меня. Люби меня. Нуждайся во мне. Ты моя.
—
Сколько захочешь.
***
1 ноября 2004 года
Понедельник
Не успели они с Грейнджер потрахаться — сразу драма.
Он должен был сразу почуять какой-то подвох. Сразу, как только они с Грейнджер увидели в коридоре у портрета вечно несущего какую-то ахинею сэра Кэдогана наспех снятый костюм тыквы. Вот сразу нужно было закинуть Грейнджер на плечо и унести обратно в кабинет маггловедения.
Но нет. Не-а.
Кое-кому кровь из носу захотелось в душ. И не то чтобы Драко изначально был против этой идеи, ведь он согласился вернуться в башню преподавателей лишь при условии, что принимать этот самый душ они будут вместе.
Но в тот момент, когда они подошли к двери её спальни, оттуда им навстречу вихрем вылетела Лавгуд и тут же начала еле слышно мямлить что-то о Блейзе, Уизлетте и потребности последней в паре бутылок вина, которые как раз так «кстати» имелись в комнате Грейнджер.
Ладно, они всегда могут продолжить в его комнате. Там, где нет Уизлетты. И вообще никого.
— И что Блейз ей такого сказал, что она решила опустошить запасы Грейнджер? — не выдержав поток малосвязной речи, вероятно, уже тоже изрядно подвыпившей Лавгуд, резко перебил он, искренне надеясь поскорее закончить этот разговор.
Та лишь бросила короткий взгляд на дверь в комнату и как ни в чём не бывало широко улыбнулась.
— Вот у него и спроси. Он сейчас в твоей комнате в компании огневиски. Так что вы, ребята, прощайтесь, а я пока отвлеку Джинни, чтобы она не вышла. Она, кстати, волнуется, где ты, Гермиона.
Драко сжал челюсти, сдерживая себя от весьма опрометчивого желания в грубой форме послать Лавгуд с её кретинским предложением куда подальше. И Уизлетту вместе с вином. И Блейза.
— Угу, — рассеянно буркнула Грейнджер, успокаивающе коснувшись его руки. — А как Забини? В норме?
— Ну, кажется, он остался очень доволен собой.
— Собой? — с сомнением протянула Грейнджер.
— Ага, — кивнула Лавгуд.
— Ну да, — Грейнджер раздражённо фыркнула, закатив глаза. — Какие глупости я говорю. Это же Забини.
— Драко, Блейз тебя ждёт, — явно извиняющимся тоном напоследок напомнила Лавгуд, осторожно заглянув ему в глаза.
Ну просто потрясающе.
Забини, мать его.
— Я убью этого кретина, — прорычал Драко, едва дверь за Лавгуд закрылась.
— Этот кретин — твой друг, — оглянувшись по сторонам, Грейнджер привстала на носочки, мягко поцеловала его в уголок рта и тут же, пока ни один из живущих здесь кретинов не успел выйти и заметить их, с неловкой улыбкой отстранилась.
— Мы всегда можем вернуться и досмотреть фильм. Что-то мне подсказывает, что отныне «Семейка Аддамс» — моё любимое изобретение магглов.
Она устало вздохнула и, покачав головой, уткнулась лбом ему в плечо, так, что сейчас Драко мог полной грудью вдохнуть её аромат.
Грейнджер пахла им. И это было непередаваемо.
— Нужно идти, — прошептала она, легко перебирая пальцами края его рубашки.
Он не хотел уходить. Потому что понимал, что завтра магия этой ночи исчезнет. И Грейнджер тоже исчезнет. Хотел просто снова оказаться там, где они будут одни, чтобы хотя бы просто иметь возможность прижаться лицом к её шее, медленно вдыхая её запах, запутываясь пальцами в каштановых кудрях.
Но вместе с этим Драко понимал, что в данный момент шансов у них на это примерно ноль. Как минимум потому, что Грейнджер уже, очевидно, решила броситься на помощь своей подружке. Как максимум потому, что Блейз…
Ой, да и хер с ним.
Драко приподнял пальцами её подбородок и соединил их губы. Всего на несколько секунд. Один требовательный глубокий поцелуй, вытесняющий все мысли в голове. Вытесняющий настолько, что собственный горячий шёпот ей на ухо он слышал будто со стороны.
— Хочешь, я провожу тебя утром?
— До камина?
— Хоть до Австралии.
Грейнджер усмехнулась, но —
спасибо, я знаю, что это прозвучало пиздец как странно, — ничего не ответила. Напоследок на мгновение сплелась с ним пальцами и отстранилась. За дверью её комнаты послышался какой-то шорох, а следом — громкий раздражающий смех Уизлетты.
— Нужно идти, — прозвучало, как «Я ненавижу свою подружку».
— Только сначала ответь на вопрос.
— М-м?
— Что за костюм?
Одарив его весьма многозначительным — да она просто издевается на ним! — взглядом, Грейнджер одними губами произнесла «мразь» и, пока он успел вникнуть в смысл сказанного, шустро юркнула в свою комнату, оставив его с пониманием, что…
Всё.
***
— Забини, я понимаю, что каждому человеку необходимо несколько минут тупизны в день, но у тебя какой-то неиссякаемый запас.
Блейз, вальяжно рассевшийся на его кровати в обнимку с бутылкой огневиски, вытянув ноги, окинул Драко долгим внимательным взглядом и пьяно хмыкнул:
— Ты какой-то
помятый.
— Что ты устроил на балу? — подавив в себе желание запустить пятерню в волосы, чтобы пригладить их, Драко сел рядом с другом и забрал у того початую бутылку.
Блейз выставил руку перед собой и хитро улыбнулся.
— Прежде, чем мы продолжим наш разговор, я должен понимать, в каком ты сейчас состоянии. «Ух, бля» или «Фу, бля»?
— Чего?
— Ну, «Фу, бля» — это когда тебя уже тошнит от вида обнажённой женщины и тебе хочется поговорить о чём-то великом, — Блейз неопределённо взмахнул рукой. — Соответственно, «Ух, бля»… Сам понимаешь.
Драко едва не подавился огневиски. Откашлялся. Процедил:
— Я сейчас в том состоянии, когда готов вышвырнуть тебя в окно, если ты сейчас же не прекратишь нести херню и не скажешь, что за драма с твоей ненаглядной Уизлеттой произошла на балу.
— Ладно-ладно, я понял, — Блейз примирительно вскинул ладони. — Ладно… Я… Поттер так и не вернулся с патрулирования, так что я пригласил Джинни на танец и признался во всём, пока она не могла себе позволить слишком
неадекватно отреагировать или что-то сделать в присутствии студентов.
— «Во всём» — это?..
— Во
всём, — друг резво слез с кровати и принялся хаотично расхаживать по комнате, загибая пальцы. — Мои чувства к ней, цветы, письма, мои планы на «мальчишник» Поттера. Всё это. И я отдал ей
ту коробку. И… знаешь, меня так отпустило. Словно камень с души свалился. Так легко и… Потрясающее ощущение!
— И зачем ты ей это сказал
сейчас? Тебе не хватает драмы в жизни? Уже подумал, с какой громкостью захрустит твоя челюсть, когда Поттер узнает, что это ты одаривал его женщину все эти годы? Или насколько неловко будет твоей Уизлетте, когда…
— Ты не понимаешь, — Блейз замер у окна и открыл одну из створок, впуская в комнату свежий ночной воздух. Вздохнул. — Я сказал ей всё это не за тем, чтобы показать, что претендую как-то на неё. Пусть будет счастлива с Поттером. Да с кем захочет. А я хочу двигаться дальше. Отпустить ситуацию. И теперь, когда я ей всё это сказал, могу делать что хочу с чистой совестью.
Криво ухмыльнувшись, Драко отхлебнул из бутылки.
— Так
трогательно. Лавгуд обязательно должна оценить твой «подвиг».
Тут огонёк, мелькавший в глазах Блейза, резко потух, и друг снова тяжело вздохнул.
— Кажется, Тыковка на меня обиделась.
Мерлин, за что?
— И
почему она,
по-твоему, на тебя обиделась?
— Не знаю, — Блейз рассеянно пожал плечами. — Но смотрела она на меня так, словно я голыми руками придушил гнома из её огорода. Но я же это вроде из-за неё сделал. Отчасти.
— Я повторюсь, но как же это всё
трогательно. Ты за этим сюда припёрся?
— Я хотел получить поддержку от своего лучшего друга, но знаешь,
чем занимался мой лучший друг в это время? — за пару шагов преодолев расстояние от окна до кровати, Блейз выхватил у Драко огневиски и жадно отпил. — Он…
— Завали.
— А теперь, когда мой лучший друг всё-таки появился, он вместо того, чтобы нормально поговорить и
поддержать…
— Своими драмами можешь делиться в «Клубе Анонимных Кретинов».
— …сидит и огрызается на меня!
— Потому что ты сделал херню, а теперь ноешь, что «Тыковка у тебя, блять, обиделась».
Блейз сделал ещё один большой глоток и, вернув Драко бутылку, рухнул поперёк кровати. Пробормотал:
— Ты мне лучше скажи, нужно ли мне отправлять Тео сову с сотней галлеонов? Или это он нам должен?
Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чём речь.
«Готов поспорить на сто галлеонов, что в постели она предпочитает быть сверху».
— Пошёл на хер, Блейз.
***
Скинуть с себя наконец проклятые шпильки. Кое-как умудриться расстегнуть — странно, что Драко и их тоже не порвал, — дурацкие крючки на чулках. Простоять пару минут под прохладным душем, смывая с себя
Драко. Рассматривая на запястье амулет, руны на котором определённо стали бледнее. Почти незаметными.
Наспех надеть на голое тело пижаму. Выбросить в урну под раковиной безнадёжно испорченные трусики и спрятать куда-нибудь поглубже уцелевшее кружево. Стоять перед зеркалом, расчёсывая волосы. Пытаться собраться с мыслями.
И на протяжении всей этой пятиминутной последовательности машинальных действий —
«мы и так тебя заждались, давай быстрее переодевайся, и вообще, где ты шастала столько времени?» — выслушивать рассказ стоящей под дверью ванной комнаты с бутылкой вина немного пьяной Джинни об откровении Забини на Хэллоуинском балу.
Не так Гермиона представляла себе окончание этого вечера. А представляла…
Ну, не так.
Меньше всего ей хотелось смотреть в глаза сестре Рональда после того, как она… как бы изменила Рональду почти полчаса назад.
— …представляешь? — силясь заглушить звук бьющей о раковину воды, крикнула Джинни.
И, кажется, Гермиона даже не жалела об
этом. Нет, определённо не жалела. Пока что.
— Ага, представляю, — она повернула вентиль, выключив воду, и вышла из ванной.
Отметив, что продолжить разговор можно в более комфортных условиях, Джинни хмыкнула и мигом сиганула к Луне на обложенную кучей колдографий и газетных вырезок кровать и, сделав большой глоток прямо из горла, продолжила:
— Ты можешь себе представить, как я офигела? То есть… Забини сказал, когда всё у него это началось, но я просто не понимаю, как это вообще возможно. В смысле, я же вообще ничего такого не сделала тогда.
Коротко вздохнув, Гермиона присела на краешек кровати и, бросив осторожный взгляд на Луну, по выражению лица которой вообще нельзя было ничего понять, отстранённо поинтересовалась:
— Когда и что ты сделала?
— Ну, это произошло на моём пятом курсе после рождественских каникул. Я тогда сидела в библиотеке и услышала, как Забини ругается с Гойлом. Мадам Пинс их почти сразу выгнала, но мне стало интересно, и я решила подслушать, — заметив вопросительные взгляды, Джинни тут же объяснила. — Гойл что-то трындел о том, что Забини жалкий, раз так переживает из-за какого-то маггла, и что ему недалеко до того, чтобы начать таскаться за… грязнокровками вроде тебя, Гермиона. Извини.
— Всё в порядке, продолжай.
— Так вот, Гарри тогда часто говорил, что Малфой примкнул к Пожирателям, да и ты что-то такое говорила, мол, с ним что-то не так. Вот я и подумала, что раз разговор о магглах и таких как ты, то дружок Малфоя может сказать что-то полезное. Это глупо, знаю, — устало откинувшись на подушку, она хмыкнула, — но в тот момент мне казалось, что это похоже на шанс узнать что-то и помочь Гарри. Ну я и пошла за ними в соседний коридор. Спряталась за колонной.
— Узнала что-то? — подала голос Луна.
— Если в двух словах, то Гойл тогда просто что-то бубнил о том, что мать Забини всё правильно сделала, а Забини ему за это в челюсть прописал. А когда Гойл умчался в лазарет… Ну, мне тоже нужно было по-хорошему уйти. По-хорошему, — Джинни запнулась, но лишь для того, чтобы сделать очередной глоток вина. — Но Забини… Девочки, он был похож на побитого и брошенного всеми щенка. Я его никогда таким не видела. Жалкий такой. Сидел прямо на полу. Плечи тряслись и… Девочки, он плакал. А я… — ещё один глоток, побольше. — Я же не мразь какая-то, да? Он, конечно, слизеринец, и наш факультет никогда бы не простил мне такого
предательства, но я просто не смогла уйти, когда человеку так плохо. Кхм, как оказалось, во время праздников у него умер отчим при
невыясненных обстоятельствах. Ну, вы наверняка слышали про его мать. Этот отчим был магглом или сквибом, и, как я поняла, Забини к нему очень привязался. Как к настоящему отцу. А поскольку я и сама за год до этого едва не потеряла папу… В общем, я просидела с ним там на полу часа три, пока нас Филч не прогнал. Разговаривала с ним о всякой ерунде, чтобы он отвлёкся. Кхм, по голове гладила. Меня так мама всегда утешала, когда я… Но ничего больше!
Это было ни фига не в двух словах.
— Ты молодец, — Луна успокаивающе похлопала Джинни по руке. — Ты всё правильно сделала.
— Да-а-а, — неуверенно протянула та. — Только вот Забини сказал, что после этого влюбился в меня по уши. Вы вообще видели все эти вырезки и колдографии?
Отвлёкшись от очередного рассматривания рун на амулете, — не то чтобы ей была неинтересна тема их крайне увлекательного обсуждения, — Гермиона спросила:
— Ты так расстроилась из-за этого? Или что? Я просто не понимаю, в чём…
— Он вывалил на меня всё это, чтобы… — Джинни бегло покосилась на Луну. — Вывалил на меня, мол, живи теперь с этим. И меня не то чтобы это всё расстроило. Просто… Зачем он это сделал? Чтобы что? Это то же самое, если бы к Гермионе внезапно подошёл Невилл и сказал, что любил её все эти годы из-за того, что она никогда не смеялась, когда с ним происходил очередной конфуз. Как я теперь должна себя чувствовать, зная обо всём этом? И всё произошедшее, оно вроде ничего не меняет, но… осадок-то останется.
— Останется, — кивнув, Гермиона схватила несколько лежащих на кровати газетных вырезок, почти сразу узнав в одной из них статью в «Пророке» об их Рональдом —
да тут Джинни даже почти не видно, зачем он это сохранил?! — свадьбе. — Кхм, ты будешь рассказывать Гарри об этом?
— Я что, сумасшедшая по-твоему? Ты ведь помнишь, как он относился к анонимным цветам и письмам. Гарри — это не проблема, а вот… Луна, извини.
— За что? — с неподдельным удивлением в глазах спросила та. — У меня всё прекрасно.
— Уверена? Вы же с ним вроде… ну, того.
— Напротив, это я должна перед тобой извиняться. Это ведь всё из-за меня.
— Ты имеешь в виду?..
— Да.
— О-о-о, это так ми-и-ило…
Господи-боже-мой.
Мало того, что Гермиона в принципе ненавидела все
эти разговоры, так сейчас из-за этих глупостей она лишилась возможности провести вместе с Драко последние часы перед возвращением домой. И она могла бы проникнуться всем тем, о чём говорили Джинни и Луна, но… Всё так чертовски не вовремя.
Чертовски.
Единственный человек, которого бы она сейчас хотела видеть, слышать и чувствовать, находился на расстоянии нескольких дверей от неё и наверняка выслушивал нечто подобное, но уже от Забини. И как же хотелось хотя бы раз перестать быть «хорошей подругой», перестать вымучивать из себя улыбки и просто…
Мерлин, какие же у него длинные пальцы…
— Я, пожалуй, пойду, — словно прочитав — нет, определённо точно прочитав — её мысли, Луна встала с кровати. — Уже поздно, а мне утром заменять Гермиону на занятиях.
В буквальном смысле кожей ощутив нарастающую неловкость, Гермиона схватила с прикроватной тумбочки ещё не открытую бутылку вина. Приложила её к горящим щекам. Чтобы немного остудиться.
— Нет-нет! У нас же девичник! — запротестовала Джинни. — Скажи ей, Гермиона, ну! Мы так давно втроём не собирались.
Вдох-выдох.
— Да, у нас
девичник.
Луна сочувственно улыбнулась:
— Ну, хорошо. Девичник, так девичник. Только я всё равно сбегаю за своим костюмом, а то я его бросила внизу, чтобы побыстрее…
Нужно было соглашаться на предложение Драко вернуться в кабинет маггловедения.
