Обречённые Отношения

      15 ноября 2004 года       Понедельник       Небо, мелькавшее за окном поезда, расчертили первые солнечные лучи. Скоро рассвет. Скоро можно будет вдохнуть чистейший лесной воздух вместо лондонского смога. Пора признать, что она уже не в том возрасте, когда организм в состоянии с лёгкостью пережить сутки без сна. До момента, когда Гермиона позволит себе отправиться спать, оставалось примерно восемь часов. Ещё около двух продлится их путешествие на Хогвартс-экспрессе. Потом у неё будет приличный запас времени перед завтраком, чтобы закончить отчёт по экскурсии для Попечительского — будь он неладен — совета и Кингсли Бруствера.       Ну, «Кингсли Бруствера». Того самого «Кингсли Бруствера».       Потом занятие у третьего курса. Одно-единственное на сегодня. А потом Гермиона наконец-то ляжет спать. Правда, сначала она дождётся, пока Драко проведёт свои уроки, а уже потом они… почитают и лягут спать. Наверное.       Если Гарри, конечно, не утащит их на допрос Грейсон. Да, они вроде как договорились заняться этим после отбоя, когда шанс нарваться на свидетелей стремится к нулю, но Гарри Поттер и усидчивость — вещи такие же по своей природе идентичные, как чуткость и шлепки чугунным котелком по лбу.       Такие же идентичные, как Гермиона и Драко, если подумать.       «Я тебя люблю».       И всё. Внутри будто что-то сломалось. В очередной раз.       То выдержка ломается, то предубеждения, то отношения. То жизнь, кажется, ломается…       Или нет. Нет. Вовсе нет. Она не ломается, а просто меняется.       Ме-ня-ет-ся.       Только не так, как хотелось бы Гермионе. Не понятно и просто, а как… шлепки чугунным котелком по лбу, да. Ну или не по лбу и даже не чугунным котелком, а крепкой ладонью по ягодицам. Звонко. Пьяняще. Упоительно.       Одно яркое и совершенно ненужное здесь и сейчас воспоминание тут же подтащило за собой второе, не менее будоражащее. Третье. Четвёртое.       «Люблю… тебя».       И теперь Гермиона была вынуждена сжать с силой перо и пергамент, норовящие выпасть из дрогнувших пальцев. Вынуждена до отрезвляющей боли прикусить губу. Вынуждена сфокусировать неясный взгляд на тех, кто сейчас сидел вместе с ней в купе.       На Забини, который с интересом читал какую-то желтушную маггловскую газету. На Луне, которая записывала результаты игры в «Криббедж». На Драко, который…       А вот этого лучше не делать. Себе дороже.       — Сто двадцать одно очко. Ровно, — Луна с победной улыбкой выложила на столик комбинацию карт. — Я выиграла! Опять.       С раздражением бросив в отбой свои карты, Драко откинулся на спинку диванчика и процедил сквозь зубы:       — Да ты эти карты просто выдумываешь.       Луна даже бровью не повела: покосилась сначала на Гермиону, потом на сидящего рядом Забини и принялась тасовать колоду. Выглядела подруга на удивление свежей и какой-то загадочно счастливой, будто это не она целый день следила за студентами и это ей прошлой ночью сказали…       «Я тебя люблю».       О-ради-бога-боже-мой!       — Ещё одну партию? — невозмутимо спросила Луна.       — Разумеется.       Пре-кра-ти.       Вдох-выдох.       Крепче вцепившись в перо, Гермиона углубилась в составление отчёта. Вряд ли эту писанину будет хоть кто-то читать, но лучше уж заняться — без подробностей — пересказом их лондонского уикенда, нежели сидеть и раз за разом прокручивать в голове эти самые подробности. Изредка она прислушивалась к шелесту, с которым Забини перелистывал газету; время от времени он издавал тихие смешки. А Драко недовольно вздыхал у неё над ухом каждый раз, когда Луна выкладывала на столик свои карты.       Монотонный перестук колес убаюкивал. Уже через несколько минут в голове воцарилась приятная пустота, и слова на пергаменте почти бездумно выводились сами собой. Жаль, недолго. Тишину в купе вновь оборвал тяжёлый раздражённый вздох, а следом голос Луны — счастливый и снисходительный:       — Не переживай так, Драко. Это ведь не каждому дано. Не везёт с картами, повезёт в чём-нибудь ещё, да, Гермиона?       Вот обязательно было её приплетать?       — Конечно, — рассеянно ответила она, поймав на себе его твоя-подружка-меня-достала взгляд. — Конечно, повезёт.       — В любви, например, — поддакнул Забини, глядя на них с Драко поверх газеты.       Змеёныш.       Хитрые искорки в глазах Забини нервировали. Ничего криминального, но… Всё-то он знал. И Луна. И Гарри. И Джинни. Казалось бы, последняя только «догадывается», но от этого вот ни фига не легче. Возможно, им с Драко нужно быть ка-а-апельку осторожнее. Капелюшечку.       Но что от этого изменится, если все всё знали? Знали, как мерзко и подло Гермиона поступила. Знали, как… Возможно, ей всё-таки нужно рассказать обо всём Рональду. Возможно, тогда чувство вины утихнет. Капелюшечку.       Всё же правильно говорят, единственный способ жить без вины — не обманывать. Не иметь совести — тоже вполне себе вариант. Пожалуй, даже предпочтительнее в ряде случаев. Но, как показала практика, не для Гермионы. Её совесть заливалась сардоническим хохотом, стоило Драко оказаться поблизости. Ему даже делать ничего для этого не нужно было. Не нужно было делать то, что он делал прошлой ночью. Не нужно было ничего говорить, потому что… всё.       Потеряна и не найдена. Не обременена инстинктом самосохранения.       Особенно сейчас, когда она ощутила прикосновение тёплой ладони к своим пальцам, согнувшим вдвое несчастное перо, которое чудом пережило атаку её колена прошлой ночью. Особенно сейчас, когда Гермиона встретила немой и будто бы искренний вопрос в серых глазах: в чём дело?       Ты сказал, что любишь меня, и я не могу не думать об этом. А ещё…       Взгляд заметался по тесному купе в поисках спасительного якоря, минуя до тошноты умилённое — ради Годрика, прекрати меня подслушивать! — лицо Луны. Будто Годрик и правда решил спасти её, дверь внезапно отъехала в сторону с шумным хлопком, и на пороге показалась сонная Грейсон — её лицо было перекошено от злости.       О Годрик, ты такой засранец.       — Развлекаетесь? — вскинув подбородок, Грейсон смерила каждого присутствующего взглядом. — Там студенты чуть не спалили полвагона, пока вы, профессора, тут языками чешете.       — Что случилось, Клементина? — Забини приглашающе похлопал по свободному месту рядом с собой.       — У меня сегодня пять уроков, и я захотела вздремнуть хотя бы немного, чтобы не быть похожей на гриндилоу после ночи без сна, — с явной неохотой объяснила та, всё-таки присев напротив Гермионы. — Задремала и услышала хлопок. Я не придала этому значения сначала. Думала, вы дежурите по очереди… А потом снова этот чёртов хлопок!       — Мы дежурим.       — Я вижу, директор, — хмыкнув, Грейсон бросила на столик колоду взрывающихся карт. — Я их изъяла и обезвредила. Не благодарите.       Слова благодарности за свою оплошность застряли в горле. Зато руки уже чесались от потребности вытащить из кармана мантии палочку и швырнуть в Грейсон Остолбеней — меньшее, чего эта гадюка заслужила за своё гадючье поведение. За то, что напала на Гарри. За то, что из-за неё Драко получил несколько Круцио в грудь. За то, что из-за неё и её сообщников погибли люди.       Интересно, можно ли как-то подать Драко знак, чтобы он достал сыворотку правды и влил ту этой гадюке в глотку? Да, Гарри будет недоволен тем, что пропустил всё «веселье», но…       — О, Клементина, мы тут заболтались. Увлеклись обсуждением одной статьи, — в доказательство своих слов Забини вручил Грейсон открытую газету. — Говорят, в маггловской части графства Саффолк орудует крайне очаровательный суккуб и разрушает даже самые крепкие браки.       — Суккуб? Как это относится к…       — И я всё думаю, — продолжил Забини как ни в чём не бывало, — почему мне никогда не снятся суккубы? Почему мне вечно снится всякий бред? Вот вчера днём, пока вы с детишками ходили по музею, я уснул в автобусе. И знаете, что мне приснилось?       — Теряемся в догадках, — едко протянул Драко.       — Я был лепреконом. Причём самым таким стереотипным. В шляпе, с рыжей мохнатой бородой и дурацких штанах. Более того, меня ещё и танцевать заставляли. Это было ужасно.       — Мне вчера приснилось, что мой талисман перестал работать и меня душат нарглы, — с преувеличенной тоской в голосе подхватила Луна.       — Вы хотели сказать «нарлы»?       — Нет, мисс Грейсон, я сказала именно то, что хотела сказать.       А сама Гермиона прошлой ночью, уже проваливаясь в сон, внезапно осознала, что ей было бы неплохо возобновить приём того «чая», от которого она отказалась больше года назад. В противном случае сия безалаберность чревата последствиями, которых в её статусе «любовницы почти женатого человека» стоило бы избегать. Такими маленькими кричащими последствиями. С большими карими глазами и мягкими белокурыми волосами. Хотя, если оставаться реалисткой и опираться на общепризнанные познания в генетике, это последствие унаследует именно её дурацкие непослушные волосы. Несчастный человек.       Гермиона Джин Грейнджер, от имени всех здравомыслящих женщин мира заклинаю тебя: остановись!       Проще сказать, чем сделать.       Перед глазами уже вырисовывалась, откровенно говоря, не самая радужная картинка, на которой с последствиями Гермиона разбиралась в униженном одиночестве, пока причина этих последствий припеваючи создавала крепкую чистокровную семью. Но всё это меркло, рассыпалось на тысячи маленьких кусочков, потому что…       «Я тебя люблю».       Чёртово колесо сансары.       — …Зачем мне, спрашивается, такие жертвы?       Не знаю, Забини, не знаю.       Так, спокойно. Ей нужно расслабиться. Вдо-о-ох. Вы-ы-ыдох.       Гермиона не в душном купе Хогвартс-экспресса и не испытывает весь спектр эмоций, на который только способна. Она в прекрасном японском саду.       Медленно опадает клён. Чистейший свежий воздух приятно холодит кожу. Где-то совсем рядом успокаивающе журчит маленький искусственный прудик с рыбками кои.       Жизнь всё так же проста и понятна.       Рональд воплотил свою мечту в жизнь и по-прежнему играет в любимой команде, а Гермиона в шаге от новой должности в Министерстве. День рождения Гарри не закончился пожаром, в котором погибло несколько человек. Кингсли Бруствер всего лишь слегка охмелел от той власти, что на него свалилась. Клементина Грейсон не пыталась никому навредить и является обычной гадюкой с завышенным самомнением. Мариус Монтгомери — тоже обычный напыщенный индюк, который… просто напыщенный индюк, без лишних эпитетов. Гермиона не влюбилась по уши в человека, который в школе смешивал её с грязью. Не предавала себя и свои идеалы. Не изменяла Рональду с почти женатым Драко Малфоем. Тем самым, который в школе смешивал её с грязью. А Драко Малфой — тот самый, который в школе смешивал её с грязью, — прошлой ночью не признался ей в любви в бессознательном порыве. В самом прекраснейшем порыве, после которого ей и правда захотелось хотя бы ненадолго поверить в благополучный исход этой интрижки истории.       А прямо сейчас на Гермиону не смотрела с нездоровым любопытством Луна, у которой не выстраивались никакие отношения с Блейзом Забини. Где-то на фоне не жужжал тот самый Забини, который никогда не был влюблён в Джинни. А сама Джинни не лезла в чужие дела да и вообще надёжный друг, которого хотел бы иметь каждый.       Жизнь простая и понятная. Правильная. Именно такая, какую Гермиона заслужила после всего, что пережила в тот адский день в стенах замка. Только вот происходящее с ней сейчас всё равно кажется правильнее всего, что с ней происходило до этого. И это ощущение — этот диссонанс — сводит с ума.       Вдо-о-ох. Вы-ы-ыдох.       И ни фига этот дурацкий японский сад не помог. Хорошо. Это не критично. Монотонность ходьбы тоже способствует упорядочиванию мыслей.       — Схожу… проверю студентов.       Не дожидаясь вопросов или возражений, Гермиона спешно оставила на сиденье поломанное перо и мятый отчёт и ретировалась из купе. Кажется, хвоста нет. Можно ненадолго выдохнуть. Собраться с мыслями в тяжёлой от отсутствия сна голове.       И выдохнуть.       Пройти в самый конец вагона и поочерёдно заглянуть в каждое купе. Снять десять очков с юных пироманов, разбудивших — хотя это меньшее, чего эта гадюка заслужила за своё гадючье поведение! — Грейсон. Отвлечься на занудные тирады, пытаясь вразумить расшумевшихся пятикурсников и справедливо напомнить: тот факт, что им позволено пропустить сегодняшние занятия в угоду полноценному здоровому сну после долгой утомительной дороги, не является весомым поводом поднимать на уши тех, кто желает отдохнуть уже сейчас.       Вполне себе рабочий план.       Правда, рабочим он являлся ровно до того момента, как Гермиона осознала, что ей всё-таки придётся возвращаться в купе. Придётся с непринуждённым видом смотреть в глаза каждому из тех, кто там находился, когда в действительности хотелось смотреть только в одни конкретные глаза. Не отрываясь ни на миг.       И совсем не хотелось думать о том, что делать с Грейсон после допроса. А ведь делать что-то да придётся. Подтереть память в данном случае недостаточно. Эта женщина представляла опасность. И одним только Мерлину и Моргане известно, чего ещё от неё стоило ожидать. Следующее Круцио может вылиться в Аваду.       Нужно избавиться от неё так, чтобы это не вызвало лишних подозрений.       Уволить? Слишком просто. К тому же Гермионе не позволят этого сделать. Уж слишком специфичные личности стоят за этой гадюкой — похитители людей и гадкие бесчестные убийцы, ведущие гадкие бесчестные игры за закрытыми дверями.       Политики.       Играющие человеческими судьбами, точно фигуры на шахматной доске двигают. Пожертвовать несколькими ни в чём не повинными пешками, чтобы появился повод передвинуть неудобных Гермиону Грейнджер и Гарри Поттера на «нужные» позиции.       И никого не жалко. Никого. Главное — поставить мат.       Так странно оттого, что ещё несколько месяцев назад Гермиона и сама отчаянно стремилась окунуться с головой в этот совершенно не дивный новый мир и стать его неотъемлемой частью. Всеми фибрами души ненавидела лебезящих перед ней подхалимов, но мечтала однажды возглавить их. Спала и видела себя, важно восседающей в кабинете главы Отдела магического правопорядка. На том самом кресле с изумрудными вставками, обитом красным бархатом и напоминавшем трон — безвкусице, которую Мариус Монтгомери приобрел для бахвальства перед такими же напыщенными индюками, как и он сам.       Гермиона спала и видела, как отбомбардит это дурацкое кресло перед сотней министерских работников в самом центре Атриума. Спала и видела, как шаг за шагом — ступенька за ступенькой — она всё ближе к тому самому предначертанному судьбой будущему. Правильному будущему. Где самая серьёзная проблема — хроническая, но такая приятная усталость из-за вечных переработок и нервотрёпки. К тому самому будущему, где от её решений зависят судьбы всех волшебников и магических существ Магической Британии. К тому самому, где Гермиона Грейнджер-Уизли — обычная магглорождённая ведьма — уважаемый министр магии. К тому самому, где у неё есть пара смышлёных детишек, на которых катастрофически не хватает времени. К тому самому, где Рональд… наверное, тоже занимается чем-то важным. К тому самому, где Драко…       Где нет места для Драко.       Правильному будущему — правильному ли? — где всё просто и понятно.       Волнение — новой болезненной вспышкой.       Притормозив у ближайшего окна, Гермиона вцепилась пальцами в перила. Сфокусировала взгляд на тающих в сумраке очертаниях лесных массивов — светало.       Дыши. Глубже. Во-о-от та-а-ак.       Ну нельзя так над собой издеваться. Нельзя заниматься самовредительством с таким маниакальным рвением. Почему ей было настолько необходимо каждый чёртов раз, стоило лишь на миг почувствовать себя счастливой и нужной, накручивать себя. Вбивать в голову всякий бред. Злостно и упрямо внушать себе, что всё это рассыплется, точно неустойчивый песчаный замок под ногами у любителей пляжного волейбола, не замечающих ничего подле себя. Что всё это…       Пыль на ветру.       В следующий раз, когда Гермиона отправится в гости к семье, она обязательно уговорит папу сыграть эту песню на гитаре, пока они с мамой и бабулей будут петь, неумело пытаясь попасть в ноты. Возможно, папа даже сам споёт. Как раньше. Когда всё было просто и понятно.       Тёплая сухая ладонь вдруг накрыла её собственную, всё ещё цеплявшуюся за перила. На затылок опустился острый подбородок, и Гермиона обмякла. Инстинктивно прижалась лопатками к широкой груди.       Все стало просто, понятно и правильно. Уже сейчас.       Настолько естественно и непринуждённо, будто они здесь так стояли каждый раз по дороге из Лондона в школу курса эдак с четвёртого или пятого. А может, и раньше.       — Зачем пришёл?       — Эта болтовня начала навевать на меня скуку, — ухмыльнувшись, Драко поймал её взгляд в отражении окна. — Да и ты не очень-то спешишь возвращаться.       Прозвучало преувеличенно обвиняюще, будто его это и правда задевало. Быть может, так оно и было, но Гермиона скорее поверит в действенность танца для призыва дождя, нежели в…       «Я тебя люблю».       Едва притихшее сердце вновь пустилось отбивать чечётку в бешеном ритме. Зачем, вот зачем Драко это сказал? Чтобы к непрерывно блуждающим в голове мыслям добавилась новая — навязчивая?       А других у Гермионы в последнее время и не было. Не могло быть. Стоило одной, случайной и беспокойной, завладеть ею, и Гермиона возвращалась к той при любом удобном случае. При неудобном — тоже. Особенно при неудобном.       Как сейчас, когда Драко в ожидании хоть какого-то ответа, наверное, уже с минуту гипнотизировал её взглядом. Его отражение резко выделялось на фоне стремительно менявшегося за окном пейзажа.       — Я задумалась, но… теперь всё в порядке.       Ведь здесь он.       — Теперь?       — Д-да, — она улыбнулась уголком рта, — и теперь нам стоит вернуться обратно в купе.       — Ты так думаешь? — слегка задев губами мочку её уха, протянул он этими своими дразнящими интонациями, пробирающими до мурашек.       До привставших по всему телу крохотных волосков. До лёгкого возбуждения, вмиг заплясавшего внизу живота, точно пузырьки игристого.       О, нет. Нетнетнетнетнет.       Только не сейчас. Не здесь, где они как на ладони.       Гермиона попыталась — без особого энтузиазма, если быть честной перед собой, — высвободиться, но руки Драко сомкнулись на её талии, не позволяя уйти. Сам он будто бы невзначай стал перебирать пальцами складки её платья, приподнимая его.       — Нас могут увидеть!       — Тогда нам стоит найти место поуединённее.       — Не уверена, что это хорошая… идея.       Это потрясающая в своей неправильности идея.       — Ты должна была сказать это себе, когда решила надеть это платье. Оно напомнило мне, что я обещал оттрахать тебя в каждом углу грёбаного Хогвартса.       Он поднял руку выше, к груди. И сжал. Так идеально-правильно-кружаще-голову сжал, что слова, которые Гермиона буквально вытолкнула изо рта, прозвучали неубедительно даже для неё.       — Мы в поезде, и это… это не Хогвартс.       — Это действительно так важно?       Важно ли то, что они сейчас находились вагоне, набитом несовершеннолетними студентами? В вагоне Хогвартс-чёрт-возьми-экспресса?       Ещё пару дней назад Гермиона наверняка сказала бы, что да: она никогда не опустится до того, чтобы заняться этим в вагоне сомнительной — как и сама затея — чистоты. Подобно героям дешёвых маггловских фильмов для взрослых. Но прошлой ночью последние нечёткие границы приличия, что у неё ещё оставались, были безбожно стёрты, и потому… ответом стал её рваный выдох. Такой бесстыдный для неё. Такой очевидный и ожидаемый для него.       — Что и требовалось доказать.       Ни тени издёвки — голый факт.       Лишь один из тех, которые Гермиона узнала о себе за последнее время.       И предвкушающая улыбка, возникшая на лице, когда Драко схватил её за запястье и утянул вслед за собой в ближайшее свободное купе, — ещё один неутешительный факт, который Гермиона, пожалуй, даже готова принять с гордо поднятой головой.

***

«Покайся, Гермиона-пока-ещё-Грейнджер-Уизли, ибо ангел возмездия занёс над тобой меч свой! Покайся и поведай, за какие такие прегрешения ты сбросила балласт по имени Рональд-задолбал-храпеть-по-ночам-сил-моих-больше-нет-Уизли на плечи смиренного раба своего? В свою очередь, твой смиренный раб тоже должен покаяться перед тобой за столь долгий ответ. Но работа — не мозгошмыг. Она-таки существует. Довожу до твоего сведения, что братец не хандрит, хоть и порывался первые дни просадить свои кровные в пабе Финнигана. Благодарственные открытки можешь присылать мне на тот же адрес: я провёл воспитательную беседу и прописал пару профилактических лещей. Анджелина уже взяла нашего мистера лентяя в оборот, и теперь он ищет с ней лучшую кроватку и выполняет все её причуды, что не может лично меня не радовать. Ты хоть раз пыталась найти банановые эклеры в шоколадной глазури в три часа ночи? Я уже в шаге от того, чтобы впасть в отчаяние. Они вообще существуют? Если ты знаешь, где их можно найти, сообщи, я всё прощу! Насчёт матушки можешь не переживать. Мы уже провели мозговой штурм и придумали, как без особых потерь рассказать ей о вашем разводе. Новость о будущем внуке должна нивелировать вашу семейную драму, что скажешь? Пока подумываю насчёт того, чтобы рассказать обо всём за рождественским завтраком. Вы как раз успеете разобраться со всей волокитой.

      Дж.       P.S. Кстати, вино в свёртке — для Одри. Эльфийского производства. Лучшее, что я смог найти в Косом переулке. Передай бутылку ей и скажи, что она была права. А если ты снова будешь выходить замуж, молю, пригласи меня. Я обязан вновь услышать её торжественную речь».       Значит, Рональд «не хандрит» Успокаивало ли её это? Скорее да, чем нет. Умаляло ли это снедающее её чувство вины? Тут без вариантов — нет, не умаляло.       Ещё раз пробежавшись взглядом по постскриптуму, Гермиона фыркнула, смяла письмо и запихнула его поглубже в карман мантии. Сделала себе мысленную пометку — отнести свёрток с вином для бабули домой. Для сохранности. Мало ли, Джинни снова приспичит заглянуть в чужую комнату в поисках совести алкоголя. Да, Джинни?       Хотела бы Гермиона увидеть её лицо, когда та вместо запасов вина обнаружит там Драко, который будет в одних пижамных штанах. А лучше — без штанов… И Гермиону, которая… неважно. Интересно, что сказала бы Джинни, случись подобное взаправду? Может, подняла бы крик, на который сбежались бы все жильцы башни преподавателей. А может, просто сказала бы что-то. Например, сказала бы…       «При живом-то муже! Потаскуха! Как тебе не стыдно?»       Ну нет, скорее всего, так сказала бы Молли. Сложно так навскидку определить. Быть может, Джинни сказала бы что-то вроде…       «Гермиона, вот от кого-кого, а от тебя я такого не ожидала!»       Или…       — Ну так что, язык у него змеиный?       Точно не это!       — Без костей, если тебе так интересно.       Стоп, что?       — Ты ведь не обижаешься, да? Просто я как-то наслушалась Фреда и Джорджа и до самого поступления в Хогвартс думала, что все слизеринцы — наполовину змеи — и все самые важные части тела у них… ну ты понимаешь.       — А я должна обижаться?       — Нет, просто…       — О чём вы говорите? — на всякий случай, уточнила Гермиона, с опаской взглянув на переговаривавшихся на диване Луну и Джинни.       Сделав небольшой глоток чая, Луна чуть улыбнулась и открыла было рот для ответа, но Джинни её опередила.       — У Луны и Забини произошло «то самое». Наконец-то, да? Ну не прям-прям «то самое», но уже хоть что-то. Давно уже пора брать быка за рога.       — Мы поцеловались, и только. Но мы с Блейзом теперь официально пара. Не знаю, важно ли это.       — Я опять всё прослушала, извини. Вы с Блейзом — это.… — Гермиона не сумела сдержать нервный смешок. — Это здорово.       Осторожно подхватив с кухонной тумбы дымящуюся кружку приятно пахнущего цветочного чая, медовые нотки которого уже успели прилипнуть на кончик языка, она прошла в центр комнаты и присела на диван между Джинни и Луной.       — Неужели письмо от моего братца интереснее, чем горячие подробности о свидании нашей подруги на крыше самого крутого отеля Лондона?! — Джинни с укоризной покачала головой. — Что такого важного произошло?       Ну как тебе сказать… Многое. И это многое тебе не понравится.       Когда там уже сюда приведут эту гадюку? Гермиона в шаге от того, чтобы начать огрызаться, или ещё что похуже…       — Анджелина беременна? — сменила тему она, заметив на себе взгляд Луны.       — Здорово, правда?! — тут же просияла Джинни. — Подожди… так он ради этого тебе письмо написал?       — Джордж спрашивает, где можно раздобыть банановые эклеры. Я пришлю ему адрес кондитерской около моего дома.       — Зачем усложнять? Просто попроси Рона купить эти эклеры и принести в магазин.       «Просто попроси Рона» — почему бы, собственно, и нет?       — Эм-м, да. Так и поступлю, — опустив взгляд на кружку в своих руках, Гермиона криво улыбнулась. — Молли не в курсе, как я понимаю, да?       — Они пока не распространяются особо, — махнула рукой Джинни. — Не хотят повторять ошибку Флёр.       — Какая прелесть.       — Что за ошибка? — поинтересовалась Луна.       — Ах, это та ещё кара небесная! — воодушевилась Джинни. — Стоило маме узнать, что у неё будет внук, как она начала наведываться в «Ракушку» каждый день. А когда Флёр родила, мама и вовсе там поселилась. Всё-таки первый внук, а у неё такой богатый опыт. Папа потом её полгода уговаривал вернуться домой, а она всё упрямилась. Вот Джордж и боится повторения истории. Прекрасно его понимаю. Я бы тоже до последнего тянула.       Помнится, Рональд тоже «планировал» поступить именно так. Ну, в те незапамятные времена, когда ему ещё хотелось планировать больше, чем на пару дней вперёд. Ещё до того, как его главная мечта — войти в состав сборной по квиддичу — рухнула, точно карточный домик. Ещё до того, как Гермиона опустила руки и отдала эти отношения на волю судьбы.       Отношения.       Не отношения, а декорации, которые развалились, стоило всего одному элементу реквизита дать брешь. Да ещё и актёрам ну очень не хотелось играть, чтобы хоть как-то спасти ситуацию. Кажется, Гермиона даже ощущала фантомный привкус тухлых помидоров во рту. И поделом.       — Разве ваша мама заслужила такое отношение к себе? — кажется, совершенно искренне удивилась Луна. — Я бы сразу рассказала обо всём папе.       Джинни закатила глаза.       — Сомневаюсь, что твой папа самовольно переехал бы в твой дом, чтобы поучать премудростям семейной жизни, и после каждого твоего «промаха» сотрясал воздух фразами — «позор тебе!», «позор твоему мужу!», «позор мне, потому что воспитал такую неумёху!». То ещё удовольствие, скажу я тебе. Флёр чуть обратно во Францию не сбежала. Мне тогда пришлось…       Должно быть, всё дело в дикой усталости, ведь поспать днём Гермионе так и не удалось, но сегодня голос Джинни раздражал как никогда прежде. Каждый дурацкий смешок невпопад да и впопад — чего душой кривить, в самом-то деле? — напоминал ей визгливый скрип пенопласта по стеклу. Кажется, Гермиона не одна пребывала в таком состоянии: Луна хоть и понимающе кивала в такт рассказу Джинни, но спину держала прямо и напряжённо.       И куда подевалось чувство общности, которое связывало их прежде? Да, они никогда не являлись лучшими подругами в том самом стереотипном «девчачьем понимании», но всё равно у них было что-то такое — сложно, но уловимое, — к чему Гермиона все эти годы волей-неволей тянулась. Из-за этого она закрывала глаза на многое из того, что её раздражало в поведении Джинни: навязчивость, бестактность, фамильярность.       — Я всё равно нахожу эти причины неубедительными, чтобы врать родителям, — Луна наконец перебила затянувшуюся тираду. — Но это ваши семейные распри, и я не намерена в них лезть. Блейз, например, говорит, что лезть в чужие дела — всё равно что садиться голым на муравейник.       Судя по тому, с какой периодичностью Забини влезал в чужие дела, он тот ещё любитель грязных извращений. Но не Гермионе его судить. Точно не Гермионе. А вот Джинни…       — Почему я не удивлена?       — Что ты имеешь в виду? — спросила Луна уже отнюдь не миролюбивым тоном.       — Я имею в виду, что не удивлена, что Блейз Забини с его нелепой манерой поведения уровня третьекурсника сказал именно это, — не растерялась Джинни. — Я ещё почему-то уверена, что ляпнул он это с умным видом, как и всю чушь, которую он обычно несёт. Знаете, порой я смотрю на то, как общаются студенты между собой, и, поверьте мне, там куда больше серьёзности и здравых действий, чем у этого, м-м-м… клоуна.       Луна изменилась в лице: отставила на журнальный столик дымящуюся кружку и сложила руки перед собой на коленях. И грянет гром?       — Его весёлый нрав не делает из него клоуна, — отчеканила она так, будто хотела вбить эти слова Джинни в голову. Будто хотела сказать: «Ты ходишь по очень тонкому льду, Джиневра Поттер».       — «Весёлый нрав», конечно, — фыркнула та. — Только вот знай, потом «весёлый нрав» обычно превращается в «этот клоун со своей клоунской манерой речи позорит меня на людях». Если не веришь мне, спроси у Анджелины. Она уже прошла этот путь.       О, ради Мерлина, эту тему обязательно поднимать в момент, когда так называемый «клоун» может зайти в сторожку в любую секунду? Даже не так — эту тему вообще обязательно поднимать?       — Я имею в виду… Ты уверена, что он именно тот человек, который тебе нужен? Только не подумай ничего такого, но, мне кажется, Забини — довольно-таки паршивый вариант для… У тебя ведь никого не было… ну, в этом плане. Ты достойна лучшего, а Блейз Забини с его «прабывшими»… Я имею в виду, ты такая…       — Джинни, мне кажется, что… — Гермиона предупреждающе коснулась её ладони, но договорить не успела.       — Какая «такая»?       Вопрос, заданный в лоб, явно застал Джинни врасплох. Прежде, чем она успела сформулировать мысль, Луна сама заговорила угрожающе тихим тоном:       — Ты пять минут назад сказала, что надо брать быка за рога, а теперь заявляешь, что я достойна чего-то лучшего. В следующий раз, когда захочешь высказать своё мнение, о котором никто не просил, подумай дважды: не противоречишь ли ты самой себе. Ты, конечно же, сейчас думаешь, что Блейз на меня плохо влияет, но, будь оно действительно так, уже полчаса назад я бы сказала, что ты со своей нездоровой потребностью поделиться богатыми познаниями в области мужской психологии и уверенностью, что знаешь лучше, как другим выстраивать их отношения, — ничуть не лучше своей матери. Однако я говорю это только сейчас. И не смотри на меня так. Я не могу быть добродушной и всепонимающей для всех и каждого. Я не грё… Кхм, я не солнце, которое освещает мир.       Ого. Оказывается, это так просто — поставить Джинни на место.       Брови Джинни резко поползли вверх. Она открыла рот, чтобы ответить, но почему-то промолчала. Умоляюще взглянула на Гермиону. В поисках поддержки, очевидно. Не-а.       — Это тебе тоже Забини сказал? — наконец спросила Джинни. Недоверчиво так, будто всё ещё не верила, что разговор пошёл не в то русло. — Ну, про солнце.       — О нет. Это мне сказал Драко.       — Смотрю, тесные контакты со змеями сейчас в моде, — с грохотом приземлив свою кружку на столик, Джинни вскочила с дивана и, будто бы безразлично окинув взглядом Луну, добавила: — Да, Герм?       Не усугублять. Не усугублять.       Но так хочется.       — «Со змеями», — всё же не сдержавшись, передразнила Гермиона. — Прежде, чем делать какие-то выводы о человеке, с ним нужно пообщаться. Нормально пообщаться, Джинни. Мне казалось, мы давно уже переросли эту глупую вражду.       Буркнув что-то себе под нос, Джинни решительно прошла к вешалке у выхода и, не оборачиваясь, прошипела:       — Уж ты-то переросла, я заметила. — Она нервным движением сняла пальто и накинула на себя. — Все вдруг переросли и забыли о каждой унизительной гадости в их адрес. Даже Гарри. Одна я тут злопамятная дурочка. Я, видите ли, не забыла.       — Однако это не помешало тебе лицемерно пригласить этих людей на свою свадьбу, не помешало с той же лицемерной улыбкой общаться с ними в караоке и…       — Это другое!       — Разумеется, как же я раньше не поняла.       — Я это делала, чтобы как настоящая подруга, как твоя семья, поддержать тебя в твоём наивном начинании: наладить контакт с людьми, которые всю сознательную жизнь считали тебя пустым местом. Помочь хотела, чтобы тебе комфортнее было работать. Чтобы тебе не приходилось переживать хотя бы из-за того, что люди, которых ты впопыхах приняла на работу, на дух друг друга не переносят.       — Мне не нужна такая помощь.       — Ты… Ты самый неблагодарный человек из всех, с кем я когда-либо дружила! — разочарованно покачав головой, Джинни потянула дверь на себя.       Это что теперь, Гермиона должна себя виноватой почувствовать? Не дождётся.       — Ты уходишь? — Луна в недоумении склонила голову набок.       Вопрос Джинни проигнорировала. Ступила на порог и напоследок бросила:       — Говоришь, нужно пообщаться? Только вот с некоторыми людьми лучше не общаться. Мне не нужно было общаться с Волдемортом, чтобы понимать, что он из себя представляет.       Хлопок двери.       — Через пару дней она остынет, — спокойно констатировала Луна, когда в окне перестал виднеться силуэт Джинни. — Но ты ведь этого не хочешь, да?       — Не хочу, — даже не раздумывая. — И, как ни странно, меня это вполне устраивает.       Слова лились так ровно, как в тех воображаемых диалогах, которые Гермиона частенько представляла себе, стоя в душе. В тех самых диалогах, где она могла позволить себе без стеснения говорить, что её не устраивает в этой так называемой дружбе. Без чувства вины за то, что её слова могут задеть близкого человека. Без волнения, что в ответ она напорется на осуждающие взгляды.       И это чувство, когда можно себе позволить ранее непозволительное, — как глоток крепкого кофе без сахара. Несмотря на горечь, бодрит неимоверно.

***

      «На живца», мать его.       Довольно-таки паршиво, что этого самого «живца» сделали из Драко, ведь…       «Ну и чего ты меня таким хреновым выставляешь? Это не мне и не Поттеру она глазки полвечера строила в баре, так что давай как-нибудь сам. Природное обаяние там подключи. Харизму. Грудь вперёд, волосы назад. Подходишь и будто между прочим говоришь…»       — Клементина, сегодня Луна в Козероге. Не хотите ли прогуляться вдоль берега?       Настолько отвратительное ощущение, будто его вновь заставили делать предложение Астории под надзором её чокнутого папаши. Настолько же отвратительным был и томный взгляд Грейсон, когда Драко взял её под руку на выходе из гостиной. Настолько же отвратительно было давить из себя вежливую улыбку и изображать крайнюю заинтересованность на протяжении всего пути к выходу из замка.       Отвратительно, но привычно.       Всё-таки в правилах элементарного приличия Драко поднатаскался, пока вместо сказки на ночь впитывал своим детским открытым разумом отцовские премудрости, чтобы потом строить из себя мистера галантность на приёмах, которые устраивали родители. Да и тесное взаимодействие с Гринграссами на протяжении последних двух лет научило его изображать любящего жениха почти без рвотных позывов. Не без эксцессов, само собой, но главную мысль отца Драко уяснил и играючи применял на практике: людям важнее, что ты им скажешь, и плевать, почему ты это скажешь. Не обязательно быть. Казаться — вот что важно.       И как же приятно было наконец перестать «казаться», когда стены замка остались далеко позади и он понял, что вокруг действительно ни души. С каким-то детским восторгом вдруг понял: можно, послав план Поттера и Блейза в то самое место, где спина теряет своё возвышенное имя, позволить себе некоторые вольности.       Вольности, за которые в него наверняка прилетит уничтожающий взгляд. Возможно, даже не один. Возможно, Драко даже придётся извиняться за эти вольности. Потом — в её спальне. Возможно, они с Грейнджер даже не дойдут до туда. Вольности, которые предвещают прекрасное времяпровождение.       И как же приятно было встретить охреневший взгляд Уизлетты, летящей на всех парах к замку. А потом у входа в обитель Лавгуд — не менее охреневшие взгляды Поттера и Блейза, вцепившиеся в безвольное связанное заклинанием тело на плече Драко.       — Что случилось? — громким поражённым шёпотом спросил Поттер, настороженно оглядываясь по сторонам.       — Я швырнул в неё Остолбеней, а потом Инкарцеро для надёжности, — Драко скинул с себя Грейсон прямо в объятия Блейза. — Я думал, это очевидно.       — Ты должен был довести её до сторожки, а не заниматься самодеятельностью!       — Она начала что-то подозревать. Мне пришлось импровизировать.       Поттер покосился на Грейсон в руках Блейза и тихо фыркнул, давая понять, что ни на йоту не поверил в эту откровенную ложь. Махнул рукой в сторону сторожки, мол, заходим, пока нас никто не увидел.       Не без труда сохранив равновесие, другу удалось нормально взять Грейсон на руки и, миновав шаткие крылечные ступеньки, открыть с ноги не менее шаткую дверь. Ещё до того, как они с Поттером вошли внутрь, поверх покоившейся на плече Блейза головы Грейсон Драко заметил-таки его — умилительно уничтожающий взгляд.       Взгляд, посыл которого ясен без слов.       Да, это была моя идея. Да, мы обязательно поговорим об этом.       Сняв с себя пальто, Драко прошёл к дивану и присел на подлокотник рядом с Грейнджер. Сдержался и не положил ладонь на её плечо. Или — ещё лучше — на затылок, чтобы намотать на кулак мягкие волосы, заставить её поднять голову и снова посмотреть ему в глаза. Умилительно уничтожающе посмотреть.       Но нет.       Едва взглянув на него, Грейнджер медленно встала с дивана и, сложив руки на груди, ошарашенно уставилась на неуклюжие попытки Блейза усадить бессознательное тело в кресло. Такая тёплая и манящая — идеальная после прогулки на леденящем кожу ноябрьском ветру. Всего в шаге от Драко, так, что он мог бы притянуть её к себе за талию и будто бы невзначай прошептать ей на ухо, что ему удалось выяснить пароль от ванной старост и их план на ближайшие дни — среди душистой пены и горячего пара — смущать своим сбивчивым дыханием местный портрет русалки.       И как бы Драко ни хотел сделать именно это, он всё равно не мог позволить себе эту непозволительную роскошь — касаться её так. Как, где и когда ему хочется. Статус их отношений не позволял ему делать со своей женщиной желаемое, потому что его женщина в присутствии людей, которые, блять, знали, что она с ним спит, упорно продолжала делать вид, что никто ничего не знает.       Статус. Их. Отношений.       Статус, которого нет. Пока ещё нет.       Но Драко был в процессе формирования этого статуса. И ему очень хотелось надеяться, что Грейнджер — тоже. Ведь только поэтому он здесь: влез в эти кретинские детективные игрища. И отступать-то уже некуда. Шанс просрать всё слишком велик и осязаем. От информации, которую они сегодня получат от Грейсон, зависит… Да всё зависит, на самом деле. Камера в Азкабане для папаши этой суки, свадьба-блять-в-феврале и присутствие Грейнджер в жизни Драко. Жалко ли это? Да, пожалуй.       Отменяло ли это важность для него всего вышеперечисленного? Ни хера.       Приоритеты решают всё — тривиально, но факт.       Главное, эти самые приоритеты правильно расставить. Сейчас приоритетным являлся вопрос причастности Гринграсса к делам Монтгомери. Даже не так — добровольность этой самой причастности. Если фортуна будет так же благосклонна к Драко, как в последнее время, он готов пойти на многое ради возможности своими глазами узреть падение в бездну сраного папаши этой сраной суки.       «Последний «поцелуй» Малькольма Гринграсса», — Драко с превеликим удовольствием украсил бы стену своей спальни страницей с таким заголовком. И почему Бруствер убрал дементоров из Азкабана? Сейчас их присутствие там было бы очень даже кстати.       — Куда ушла Джинни? — с тревогой в голосе поинтересовался Поттер, поставив на дверь запирающее.       Самое время поговорить об этом. Да.       Ладно… Допустим, у Поттера тоже имелись свои приоритеты. Допустим, Драко было даже лень это как-то комментировать. Допустим, Драко спросил бы то же самое, не окажись здесь Грейнджер.       — О, Джинни захотела прогу… — начала было Лавгуд, но…       — Да какая, к чёрту, Джинни?! — в гневе воскликнула Грейнджер, обернувшись через плечо к Драко. — Вы совсем из ума выжили?!       Ему действительно потребовались немалые усилия, чтобы не дать издевательскому смешку вырваться из груди, потому что… Ну только взгляните на это уморительно возмущённое лицо. Прелесть же, правда.       — Герм…       Даже не взглянув на открывшего рот Поттера, она вскинула руку, останавливая его. Устало вздохнула.       — Как скоро эта гадюка придёт в себя?       — Минут десять, не больше. Но сыворотку ей можно влить уже сейчас.       — Тогда не будем терять ни минуты! — вероятно, уже наплевав на причины ухода Уизлетты, Поттер с воодушевлением потёр ладони друг о друга и скомандовал: — Малфой, давай сюда сыворотку!       Переборов в себе острое желание послать Поттера вместе с его приказным тоном, он неторопливо пошарил в кармане брюк и бросил пузырёк с зельем Блейзу, который чуть не уронил эту грёбаную склянку. Впрочем, Драко даже не удивился бы такому развитию событий: если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдёт не так. Классика жанра. И вовсе не потому, что друг никогда не отличался хоть какой-то сноровкой, присущей ловцам, а потому что руки у него растут из задницы.       Под одобрительный кивок Поттера Блейз откупорил флакончик и поднёс его ко рту Грейсон, но она вдруг рефлекторно мотнула головой и открыла глаза — друг тут же отдёрнул руку, чуть не плеснув зельем на пол. Грейсон бегло осмотрелась по сторонам и скривила губы, будто от одного лишь взгляда на присутствующих у неё началась мигрень. Дёрнулась, тщетно пытаясь шевельнуть руками.       — Потеряла что-то? — с издёвкой протянул Драко и, достав из кармана её десятидюймовую палочку, кинул ту на столик. — Каков конфуз.       Грейнджер и Поттер почти синхронно шагнули вперёд, держа наготове палочки. Но Грейсон даже не взглянула на них: с вызовом приподняла подбородок и посмотрела в упор на Драко. Так обиженно и уязвлённо, что у него вырвался смешок.       — Да ладно, ты серьёзно рассчитывала на романтическую прогулку вдоль берега?       Ни слова в ответ. Грейсон окинула Грейнджер и Поттера презрительным взглядом, фыркнув, и покосилась на склянку в руках Блейза.       — Что это? — с опаской спросила она.       — Забини, — процедил Поттер. — Ты чего застыл? Напои уже её.       — Ах, да! Пардоньте, — хлопнув себя ладонью по лбу, спохватился друг и поманил пальцем Лавгуд. — Придержи её, Тыковка, сейчас папочка займётся делом.       Будто только и ждала этого момента, Лавгуд поставила чашку на столик и без лишних изяществ подорвалась с дивана. К явному ахую удивлению Блейза, она шустро выхватила склянку из его рук. Подошла вплотную к Грейсон, дразняще покрутив у той перед носом флакончиком с сывороткой. Кажется, Блейз паршиво влиял на Лавгуд.       — Трёх капель хватит, если что, — напомнил Драко. — Особо не переутруждайтесь.       — Да вы хоть представляете, что с вами сделает Ма…       — Монтгомери? Этот сын-собаки-внук-овчарки? — фыркнула Грейнджер. — Ни-че-го. Ничего он не сделает.       Грейсон явно хотела что-то сказать, но гневно поджала губы, когда Блейз оказался позади её кресла и обхватил ладонями её лицо, удерживая. Грейнджер неподалёку с циничной полуулыбкой наблюдала за тем, как её подружка, не церемонясь, с нажимом открывает Грейсон рот и вливает ей в глотку прозрачную — и чего ради, спрашивается, он тут распинался про три капли? — жидкость. Когда Грейсон попыталась выплюнуть сыворотку, Блейз зажал ей рот ладонью.       Занимательный факт: в день их знакомства с Грейсон, Драко мечтал заткнуть её куда менее гуманным образом.       Сдавленное мычание — она шумно выдохнула через нос и всё-таки проглотила сыворотку, обречённо прикрыв глаза. Убедившись, что ни капли не было потрачено впустую, Блейз, самодовольно ухмыляясь, убрал ладонь и отпустил Грейсон. Лавгуд же отошла к кухонной тумбе и как ни в чём не бывало потянулась к дымящемуся чайнику.       Пропустив Поттера ближе к Грейсон, Блейз приземлился рядом с Драко.       — Даже Даф было легче заставить проглотить, — шепнул друг.       О, ради всего всего святого…       — Надеюсь, тебе не пришлось для этого сильно унижаться?       Блейз многозначительно улыбнулся и, бросив короткий взгляд на гремящую посудой Лавгуд, нарочито неестественно повысил голос:       — Тыковка, а можно мне опять тех клубничных зефирок в какао добавить?!       — Конечно! Драко, тебе приготовить какао?       — Нет.       — Зря отказыва…       Отмахнувшись, Драко глянул на Поттера и Грейнджер, шептавшихся о чем-то, а затем на Грейсон, напряжённо следящую за ними. Опустил глаза на наручные часы: пора. Слез с подлокотника.       — Сядьте пока, я сам начну, — бросил Поттер, пряча палочку в карман джинс.       — Хера с два, Поттер. У нас был уговор.       Вопреки указаниям своего дружка, Грейнджер тоже осталась стоять с палочкой наготове. Только слегка отступила вбок, пропуская Драко вперёд. Хорошая девочка. Поттер неодобрительно фыркнул, и все они наконец переключили внимание на притихшую Грейсон, надменность и уверенность на лице которой уже успели трансформироваться в такое примитивное и человеческое — страх.       — Вы знаете, почему вы здесь?       Грейсон мелко задрожала и подняла на Поттера настороженный колкий взгляд.       — Потому что я позволила себе непозволительную глупость, — чуть заторможено и безэмоционально проговорила она.       — Луна в Козероге, мисс Грейсон! — не отрываясь от приготовления какао, заметила Лавгуд. — Все мы немного не в себе.       Блейз издал смешок, и Поттер раздражённо зыркнул на него. Поправил очки и присел перед Грейсон на корточки, наверное, собираясь задать следующий вопрос…       — Малькольм Гринграсс, — опередил его Драко. — Какое отношение он имеет к тому, что сейчас происходит в Министерстве?       — Прямое. Он был одним из организаторов пожара в «Трёх мётлах» и похищения Кингсли Бруствера в конце июля.       — Он участвует в этом добровольно?       — Д-да.       Отличное начало. Охренительное.       — Одним из? Что насчёт Мо…       — Умолкни, Поттер! — рявкнул Драко. — Я знаю, что в сентябре Гринграсс приходил к моему отцу вместе с… вашими людьми. Чего они хотели?       — Твой отец должен был убедить тебя помогать мне здесь, в школе. Втереться в доверие к Поттеру и Грейнджер и отвлекать их внимание в нужный момент. Обезвредить, если возникнет потребность.       Бред. И как они себе это представляли? Думали, Драко не то что наступит — с разбегу сиганёт на те же грёбаные грабли, последствия от удара которыми в прошлый раз привели его к чудесным летним каникулам в сраной камере Азкабана? Хера с два.       — «Нужный момент» — это какой?       Поттер.       — Это всё, чего они хотели от моей семьи? — спросил Драко прежде, чем Грейсон успела открыть рот.       — Это всё, что мне известно об участии твоей семьи в плане Мариуса.       — О неучастии, — с вызовом поправила Грейнджер. — Люциус отказал им, не так ли? Поэтому вы решили отыграться в Дуэльном клубе на Драко?       — Нам нужен был надёжный способ убрать Поттера из Аврората, — вымученно выдохнув, проговорила Грейсон после недолгой заминки. — Малфой стал удобным вариантом. Мариусу очень хотелось показать Люциусу, как важно наладить отношения с будущей властью в нужный момент.       «С будущей властью». Что ж, пока всё сходилось.       Нужно будет поговорить с отцом. Расспросить подробнее и сказать… спасибо? Хотя бы за то, что не стал втягивать семью в это дерьмо в очередной раз.       — Это тот самый «скандал», о котором говорили Гринграсс и Монтгомери? — спросила Грейнджер. — Или должно быть что-то ещё?       — Тот инцидент должен был заставить Попечительский совет усомниться в твоей профпригодности, а значит, в самом министре тоже. Показать, что его замечательная протеже не справляется со своими обязанностями. По мне, это и без скандала было всем очевидно. Любой, кто мало-мальски знаком с тем, как устроен процесс управления школой, на пушечный выстрел не подпустил бы тебя к этой должности.       Если Грейнджер и задел этот ответ, вида она не подала. Лишь сильнее сжала тонкие пальцы на палочке. Так, что побелели костяшки.       — Что ещё ты должна сделать? — с нажимом переспросила она.       Едко усмехнувшись, Грейсон приподняла подбородок и продолжила так же монотонно, но уже без прежней вымученности, будто вошла во вкус:       — В ближайшие пару недель я должна отправить в «Ежедневный пророк» анонимную жалобу на одного из преподавателей. Приставания к несовершеннолетним студенткам, в отличие от Дуэльного клуба, вы не сможете замять. Несчастная жертва, немного амортенции — и скандальные колдографии уже на столе Риты Скитер.       — Приставания к студентке? — Грейнджер опустила палочку. — Вы же не… Это низко и подло даже для вас.       — Герм, эти люди — убийцы, — процедил Поттер, качая головой. — Ты действительно считаешь, что они думают о таких условностях?       — Это не условности, — возразила она. — Ты понимаешь, какими последствиями это могло быть чревато, если бы мы сейчас не узнали? Амортенция, Гарри.       Сраное зелье сраной амортенции нужно запретить на законодательном уровне.       — И кого ты собиралась выставить «учителем года»? — Драко приподнял бровь.       Грейсон вперила на него пристальный и какой-то снисходительный взгляд. Растянула в улыбке губы, покрытые остатками размазанной по подбородку помады.       — Ты был первым кандидатом. Самый удобный вариант, учитывая твоё прошлое, но Гринграсс не захотел, чтобы будущий муж его дочери был замешан в чём-то таком. С Поттером было бы слишком подозрительно, поэтому мы остановились на твоём друге.       О, Малькольм, ты такой заботливый.       — Забини?       — Да, он был самым очевидным выбором.       Судя по удушливому кашлю за их спинами, Блейз только что подавился своим сраным какао со сраными зефирками. Судя по доносившимся до слуха приглушённым похлопываниям, Лавгуд уже оказывала первую помощь этому кретину. Судя по крохотной залегшей между бровями морщинке, Грейнджер пыталась лихорадочно переварить услышанное. По виду, у неё не особо-то получалось.       Даже не шелохнулась, когда Драко непозволительно дотронулся до её напряжённых пальцев, мёртвой хваткой вцепившихся в палочку. Расслабься, мы в выигрышном положении. Ожидаемо, эффекта от этого кретинского, совершенно неуместного здесь и сейчас жеста было ровным счётом ноль целых хрен десятых.       Воспользовавшись секундной заминкой, Поттер подскочил на ноги и угрожающе навис над Грейсон.       — Где Кингсли Бруствер? Где вы его удерживаете?       — Я не знаю.       Хотел бы Драко увидеть выражение лица Поттера, когда Грейсон произнесла эти три слова, практически сведя на нет перспективы их и без того шаткого плана. Хотел бы рассмеяться — громко, самым издевательским образом — в лицо этому грёбаному детективу и спросить, мол, и что ты теперь будешь делать, умник?       Хотел бы, но не стал.       Потому что это означало не только крах их «гениальной» затеи с допросом. С их «везением» как раз-таки провала и стоило ожидать. Но в его конкретной ситуации сюда примешивалось кое-что ещё: пока не будет известно местоположение Бруствера, о тесной камере в Азкабане для папаши этой суки можно забыть.       И это супер хреновые новости.       — Кто знает? — ровным голосом спросил Поттер, очевидно, не теряя надежды. — Мне нужны имена.       — Об этом не распространяются даже между своими во избежание ситуаций, подобных… этой. Но Мариус, Руфус и Гринграсс, полагаю, в курсе.       — Кто такой Руфус?       Молчание в ответ. Секунда. Две. Три.       Грейсон закусила губу в бессмысленной попытке удержать слова в глотке.       — Кто. Такой. Руфус? — Поттер сжал кулаки и шагнул ближе. — Не вынуждайте меня…       Конечно, можно было бы одёрнуть его и сказать, что информацию они могут узнать и без этих кретинских приёмов, которых он понахватался в Аврорате, но почему-то не хотелось. Хотелось видеть, как дрожат губы Грейсон, когда она понуро опускает голову и вымученно выдыхает:       — Мой младший брат.       Получается, это тот самый Руфус, который приходил к отцу вместе с Гринграссом, пока Драко хлестал огневиски и мысленно вытрахивал из Грейнджер душу на свадьбе у Поттера и Уизлетты. Ладно, оно того всё равно сто…       Грейсон вдруг вскинула голову и зашипела:       — Если вы его хоть пальцем…       — Какова его роль в плане Монтгомери?       Громовой выверенный тон, который Поттер выдрессировал в себе за эти годы, на какое-то мгновение заставил кровь отхлынуть от лица, а кончики пальцев похолодеть, возвращая Драко в лето девяносто восьмого. Небольшое помещение со спёртым воздухом, два аврора-ушлёпка и восемь часов допроса. Не исключено, что тогда он выглядел таким же жалким и испуганным, как Грейсон сейчас: всю её браваду как рукой сняло, стоило Поттеру включить этот грёбаный отработанный тон. Всё же верно говорят, если уметь хорошо надавить, перед тобой и без сыворотки правды вывернут душу наизнанку.       — Он… — Грейсон прочистила горло, — тоже организовывал поджог. Косвенно. Пока мы занимались подготовкой исполнителей, Руфус следил за тем, чтобы в пабе не было никого лишнего. Я бы даже сказала, он поспособствовал тому, чтобы каждый был на своём месте во время пожара.       — Твой брат — это тот кретин с колдорадио? Саймон Сибли, да?       — Как… — Грейсон метнула на Драко удивлённый взгляд.       — Догадался, — он ухмыльнулся краем рта. — Смотри-ка, Поттер, твоя чуйка не подвела.       Или чуйка Блейза. Кто уж теперь разберёт.       — И без тебя знаю, — огрызнулся Поттер. — А теперь, мисс Грейсон, мы выстроим события в хронологическом поря…       — «На своём месте во время пожара» — это как? — звенящий от напряжения голос.       Голос Грейнджер.       — Герм, — попытался одёрнуть её Поттер.       — Что конкретно твой брат сделал в ночь пожара? — она резко шагнула к Грейсон, и Драко подавил в себе желание удержать её.       Молча смотрел на то, как она замирает на расстоянии, с которого было бы удобно влепить суке Грейсон пощёчину. Вот так просто, без магии. Возможно, Грейнджер так и поступит, и в этом случае он даже не захочет её останавливать.       Кажется, Поттер опять недовольно цокнул. Да и срать на него.       Сейчас, когда у Грейнджер в ожидании ответа мелко подрагивают пальцы, — уж точно. Но, стоило Грейсон заговорить, Драко понял, что дальше станет только хуже.       — Руфус должен был… проследить за тем, чтобы вы с Поттером гарантированно покинули паб, а Макгонагалл и несколько преподавателей остались. Пара капель зелья в пиво твоего мужа, чтобы он сильнее напился и его пришлось уводить в сопровождении. План не самый надёжный, но Мариус был готов рискнуть ради резонанса. Чего-то такого, что взбудоражит людей. Заставит бояться и искать того, кто сможет обеспечить безопасность хотя бы их детям, пока те в стенах школы, — Грейсон сделала паузу, чтобы перевести дыхание; облизнув пересохшие губы, утомлённо добавила: — Дурацкие маски Пожирателей, как вы понимаете, тоже не просто так выбрали.       — Кто сможет защитить детишек от угрозы Пожирателей лучше, чем те, кто уже однажды их одолел, — хмыкнул Драко. — В этом смысл?       — Можно и так сказать.       — Я правильно понимаю, что вы убили ни в чём не повинных людей, чтобы… появился повод убрать меня и Гарри из Министерства?! — опасно дрожа, голос Грейнджер взлетел на несколько октав. — Ради чего?!       — В какой-то степени да, — без тени сожаления подтвердила Грейсон, лишь морщась от хватки веревок. — Тебя — чтобы ты не начала совать свой нос в дела министра. А ты бы начала, Мариус в этом не сомневался. Поттер тоже мешался бы под ногами, и он облегчил нам задачу, когда вызвался преподавать. Не случись этого, министр «порекомендовал» бы его на должность. В добровольно-принудительном порядке.       Поттер провёл ладонью по лицу и шумно вздохнул: мистера детектива обвели вокруг пальца. Но кому не плевать, ведь пока что их версия насчет положения дел в Министерстве подтверждалась. Это плюс. По очевидным причинам. Хотя… Драко догадывался, для кого это минус.       — Почему вы просто не прикончили нас с Гарри? — Грейнджер неверяще покачала головой. — Зачем эти ненужные жертвы?       Вряд ли она обрадовалась тому, что теория Блейза оказалась правдивой, и теперь наверняка считает себя причиной смерти нескольких человек.       Даже, блять, думать об этом не смей, мисс Мученица.       — Этого… Этого я не знаю, — Грейсон вдруг сильнее вжалась в кресло, будто испугалась, что в неё прилетит Непростительное. — Думаю, у Мариуса свои м-мотивы.       — «Свои мотивы»?       — Герм…       — Не лезь к ней, Поттер.       Кажется, Грейнджер близка к нокауту. Весь её вид орал об этом: тяжело вздымающаяся грудь и срывающийся голос, такой, что скажи она ещё хоть слово, слёзы задушат её. Он уже видел их — верных спутников Грейнджер, когда она в шаге от того, чтобы разрыдаться, но держится из последних сил. Драко готов был дать голову на отсечение, что он прав. Но этого и не требовалось: в этом мире имелось кое-что, способное лучше слов и жестов донести информацию.       Да, это телепатия.       Он даже не удивился, когда Лавгуд оставила Блейза допивать какао в одиночестве, подошла к Грейнджер и мягко, вкрадчиво шепнула:       — Давай выйдем ненадолго? Подышать.       — Я сам с ней схожу.       И плевать, кто там и что подумает. Его колдографию уже давно пора повесить на стенде «Безнадёжные кретины Магической Британии». Он мог бы просто увести Грейнджер отсюда. Всё, что нужно, он для себя выяснил. А остальное… Да пусть Поттер сам разбирается с Грейсон. Срать в общем-то. Зато Грейнджер не придётся в очередной раз переступать через себя и применять Обливиэйт.       Так благородно, аж тошно.       — Вы определяйтесь уже, кто и куда пойдёт, — сунул нос Поттер. — У нас нет на это времени. Извини, Герм.       — Я в порядке, — Грейнджер упрямо замотала головой. — Продолжаем.       У Лавгуд, очевидно, было своё мнение на этот счёт: не церемонясь, она вцепилась Грейнджер в рукав мантии и потянула её за собой к выходу. Стоило двери за ними захлопнуться, Блейз, всё это время безучастно взиравший на происходящее, поднялся с дивана и встал рядом с Драко, держа в руках кружку со своим сраным провонявшим всю сторожку какао.       — Столько драмы.       — Вашего мнения не спрашивали, дамочка, — проводив силуэты в окне с плохо скрываемым беспокойством, друг отпил какао. — Поттер, давай свои вопросы.       Да срать на Поттера и его сраные вопросы. Просто срать.       Это Драко — не грёбаная Лавгуд — должен был выйти на улицу вместе с Грейнджер, когда ей нужно… что угодно. Он должен сейчас стоять, насквозь продуваемый сырым ноябрьским ветром, с ней там, у шаткого забора вокруг огорода с самым уродливым чучелом из всех, что видел в своей жизни. Он должен сейчас прижимать Грейнджер к себе, поглаживая дрожащие от холода плечи. Чтобы она знала: она тоже может вывалить на него свои проблемы. Нет, не «может» — должна, потому что…       «Восполнить. Привязать. Закрепить» — личная мантра, с которой он просыпается и засыпает каждый грёбаный день.       Вместо всего этого Драко вынужден был наблюдать за тем, как в темноте вспыхнул маленький огонёк, а брови сперва у Поттера, а потом и у Блейза удивлённо взлетели вверх, когда через распахнутое окно в сторожку проник тонкий шлейф табачного дыма. Вместо всего этого он должен был слушать, что говорит Грейсон, потому что позже ему придётся пересказать Грейнджер каждое слово.       Как жаль, что Драко уже прослушал начало её «исповеди».       — …в начале мая, когда министр прозрачно намекнул, что после нового года Мариуса переведут в Отдел магического транспорта и на его место поставят грязнокровку. И если министр думал, что это с радостными улыбками проглотят, то он просто блаженный. Позволять грязнокровкам принимать законы, которые идут вразрез с правами чистокровных волшебников, — танцы на острие ножа. После недавней войны тем более. Ещё остались те, кто верит в идеалы вашего Тёмного Лорда. Очень странно, что министр этого не понимал.       Грейсон умолкла в ожидании следующего вопроса, искоса поглядывая на Поттера, который сложил руки за спиной и мерил сторожку шагами, с азартом размышляя вслух:       — И Монтгомери решил, что будет лучшим министром, чем Бруствер, так? Нашёл среди знакомых чистокровных снобов единомышленников, не желающих влачить жизнь под «гнётом» магглорожённой ведьмы, которая им встряла, как кость в горле, и разработал план. Похитить Бруствера и поставить вместо него своего человека под Оборотным, чтобы тот перманентно возмущал общественность противоречивым поведением и спорными решениями. Пока это возмущение не дойдёт до точки кипения. Я всё правильно говорю? — он замер в шаге от Грейсон. — Отвечайте.       — Да, всё верно, — она пожала плечами. — Зачем я вообще вам нужна, если вы и без меня всё знаете?       — Здесь я задаю вопросы, — отрезал тот. — Итак, кто сейчас ходит под видом Бруствера?       — Кто-то из окружения Мариуса. Я не знакома лично с этим человеком.       — Та-а-ак, замечательно, — Поттер вновь принялся блуждать по комнате. — Кто ещё в этом замешан? Называй всех, кого знаешь.       — Джон Долиш и эта журналистка из «Пророка». Рита, кажется.       А лица-то всё знакомые.       Сорвавшийся с хозяйской цепи пёс и облезлая болонка с золотыми зубами — Грейнджер наверняка останется в восторге от этой новости. Ушлёпок, грозивший отцу Круциатусом во время допроса за закрытыми дверями, и сука журналистка, которая в девяносто восьмом смаковала в своих грёбаных статьях каждый судебный процесс над семьёй Драко.       Как неожиданно и приятно.       — …пообещали должность главы Аврората…       Будет просто охрененно, если тюремные камеры этих мразей окажутся по соседству с камерой Гринграсса. Само собой, если всё пойдёт как надо Драко, а не как обычно. Зыбкая почва — предчувствие. И почему-то сейчас это самое предчувствие где-то шлялось, а внутренний голос самым что ни на есть искушающим голосом нашёптывал…       Все козыри в руках, иди ва-банк.       Тут слабо мерцавший на улице огонёк пропал из виду: Поттер остановился у подоконника и облокотился на него, перекрыв обзор. Задумчиво поскрёб подбородок.       — Значит, Долиш «намудрил» с системой безопасности в Министерстве, — подытожил он. — Рискну предположить, что инцидент на платформе первого сентября — тоже его рук дело. Так?       — Он помог обойти пропускную систему на платформе, но всё остальное организовывала я, — она горделиво вскинула бровь. — Нашла пьяного недотёпу в «Дырявом котле» и заставила его сделать это.       — С какой целью?       — Нам нужно было что-то не слишком громкое, но способное в будущем убедить Визенгамот, что система уже давно не работает как часы, что бы ни заявлял ваш министр. Дополнительный аргумент в пользу Мариуса, который активно выступает за жёсткие и решительные реформы в Аврора…       — У меня сейчас мозг из ушей польётся, — рассеянно взболтнув какао в кружке, Блейз тряхнул головой.       Драко согласился с ним. Мысленно.       — Мы уже поняли, что Монтгомери метит в министры. Вернёмся к Гринграссу. Он чего хочет добиться?       Кроме того, чтобы испортить мне жизнь.       — У Гринграсса свои договорённости с Мариусом. Я о них не в курсе.       — А то послание для меня, — предупреждающе глянув на Драко, вновь вклинился Поттер. — «Наслаждайся жизнью, пока можешь». Что оно значило?       Грейсон пожала плечами.       — Было бы странным, если бы новые последователи Волдеморта не оставили весточку для главного врага своего идейного предводителя.       — Действительно, куда же без меня? — с сарказмом произнес Поттер. — На допросе тот парень, который проник на платформу, сказал, что слышал, как напавший на него обсуждал с сообщником, что новые Пожиратели собираются вокруг некоего ребёнка Волдеморта. О каком ребёнке шла речь?       Если в попытках размотать этот грёбаный клубок событий последнего полугода Поттер так и продолжит тянуть книззла за хвост, они задержатся здесь до Рождества. По-хорошему, к Рождеству у Драко должна остаться всего одна проблема — надёжно запертая палата в Мунго для этой суки после того, как её папаша окажется за решёткой.       — …мальчишку поймают и допросят. Отвлекающий манёвр, чтобы авроры не задавались лишними вопросами, когда получат приказ оставить все текущие дела и заняться исключительно этим. Ваш Тёмный Лорд… Было бы опрометчиво не воспользоваться всеобщим страхом перед ним.       Поттер — сама непоколебимость — даже бровью не повёл. Но в глазах промелькнуло такое облегчение, что Драко и сам невольно выдохнул. Да, это неплохая новость. Очень даже неплохая. Никакого Тёмного Лорда. Просто кучка кретинов, жаждущих захватить власть.       — Предположим, с этим мне всё понятно. Что со Скитер?       — Рита… — Грейсон презрительно фыркнула, словно Скитер уже успела ей где-то перейти дорогу, что, впрочем, не было бы чем-то из ряда вон. — Нужен был человек, знающий, как управлять толпой. Заниматься кампанией Мариуса и формировать нужное нам общественное мнение — кто, если не она? Не знаю, чего ей там наобещал Мариус, но она не в курсе, что министр — это не совсем министр. Про детали пожара — тоже.       — Да с Ритой как раз-таки всё понятно, — Блейз махнул рукой. — Она не упустит возможности первой…       Поттер вскинул ладонь, и друг тут же послушно заткнулся.       — А ваш брат? Я имею в виду представление, которое они с Монтгомери разыгрывают в «Пророке». Чего они добиваются?       — Мой брат, если можно так сказать, контролируемая оппозиция. Послушайте, он… Не трогайте его. Он ни на кого не нападал. Сейчас его основная задача — как можно чаще появляться на страницах «Пророка» и укреплять позиции среди грязнокровок, чтобы в тот момент, когда Мариус займёт пост министра, «Саймон Сибли» — их человек — выступил в поддержку решения Визенгамота. У Мариуса не самый лучший рейтинг, и поддержка любимца публики поможет его поднять.       — Но единственное, что сейчас делает твой брат, — в открытую выступает против Монтгомери. Будет довольно-таки странным, если он вдруг сменит лагерь.       Грейсон посмотрела на Драко как на недалёкого кретина.       — Разумеется, он выступает против. Ему же нужно завоевать доверие и привлечь на свою сторону как можно больше людей, чтобы потом, когда он начнёт поддерживать нового министра, к его словам прислушивались. Безоговорочное доверие. К его словам уже прислушиваются. Если вы следите за новостями в «Пророке», наверняка видели новую рубрику.       — «Саймон говорит», — хохотнул Блейз. — Видели-видели. Рита постаралась.       — Никому не нужна новая война. Приходится играть по правилам. Законно и без лишнего кровопролития.       Поттер выдохнул с поражённым смешком.       — А пожар, по-вашему, не «кровопролитие»? Игра по правилам?       — Чтобы достичь результата, правила иногда нужно подстраивать под себя. Пожар — это необходимые жертвы. Всё лучше, чем разжигать новую бессмысленную войну.       — Эти люди… которые устроили поджог, которых поймали… Кто они?       — Отбросы общества, прозябающие в злачных местах Лютного переулка. Некоторых даже не пришлось заставлять участвовать. Перспектива оказаться в Азкабане была для них лучшим вариантом, чем жалкое существование на дне жизни.       Поттер кашлянул.       — Вы говорили про «нужный момент». Что должно произойти?       — Чтобы Визенгамот сам инициировал переназначение министра, нужно…       Слишком. Много. Информации.       Быть может, сказалась бессонная ночь, но от монотонного бубнежа Грейсон глаза дичайшим образом слипались — точно на лекции профессора Бинса по истории магии. Так же заунывно и с кучей никому не нужных подробностей, ведь им всего-то требовалось прояснить пару моментов для дальнейших действий. И как назло Грейнджер застряла с Лавгуд на улице. В тесной сторожке по-прежнему витал разъедающий ноздри горьковатый запах. Какая там у неё сигарета по счёту?       А Поттер — сраная птичка-мозгоклюйка — с упорством просящегося на руки книззла Грейнджер продолжал выпытывать из Грейсон детали. А она и рада была стараться.       К середине декабря по их плану ситуация должна накалиться до предела — ещё пара выходок «министра», и подстрекательства Монтгомери убедят членов Визенгамота, что Кингсли Бруствера необходимо снять с поста. Если же цирк со съехавшим с катушек «министром» не увенчается успехом, в ход пойдёт план «Б» — самый вероятный и надёжный. План «Б» — Святочный бал, приглашения на который Грейнджер должна разослать важным гостям уже через пару недель. Святочный бал, на котором будут присутствовать не только министерские крысы, но и представители Франции и Болгарии. Директора школ. Журналисты. Участники прошлого — только сунься к ней, Крам, я тебя по полу раскатаю — Турнира. Святочный бал, на котором Кингсли Бруствер окончательно утратит кредит доверия, когда применит Непростительное к одному из гостей. Точка невозврата для Кингсли Бруствера, после которой ему одна дорога — Азкабан.       И Мариус Монтгомери становится новым министром магии. Оваций не требуется.       — Каких ещё выходок министра нам стоит ждать?       — Всё, что касается его действий, находится под личным контролем Мариуса. Я ничего об этом не знаю. Может, Руфус в курсе. Но… Вы ведь не тронете его?       Ну как сказать. Если этот Руфус-Саймон-мать-его-Сибли ещё хоть раз ляпнет какую-нибудь чушь про Грейнджер, то… Скажем так, на глаза Драко ему лучше не попадаться.       — Зачем всё это вашей семье, мисс Грейсон? — усталым голосом спросил Поттер.       Выдохся? Да неужели?       — Я делаю это ради брата. А он… — запнувшись, она покосилась на Блейза, — хочет добиться расположения мистера Гринграсса, чтобы ему разрешили жениться на его старшей дочери.       Ну почему не на младшей?!       — Малькольм стал таким избирательным, подумать только, — Блейз растянул губы в самодовольной ухмылке.       — Ещё вопросы будут? Вы меня отпустите? — Грейсон выжидающе уставилась на Поттера. — Пожалуйста, я уже рассказала всё, что знаю.       — Почему вы перебрались в Англию?       — Мой брат нарушил закон. Мариус помог нам бежать. Прошу, я…       — Что сделал ваш брат?       — Он…       — Да какая на хер разница? — прошипел Драко. — Это никак тебе не поможет понять, где они удерживают Бруствера. Сыворотка будет действовать ещё минут десять. Самое важное спрашивай, детектив, и будем заканчивать.       Пусть и с недовольной миной, но Поттер кивнул. Высунулся в окно и пронзительно свистнул, так, что Драко невольно скривился: звук раздражал барабанные перепонки.       Стоило входной двери со скрипом открыться, а Грейнджер и Лавгуд — показаться на пороге, как Грейсон тут же встрепенулась, испуганно озираясь по сторонам.       — Что вы собираетесь со мной делать?       — Герм, давай, — бросил Поттер. — Мы закончили.       Грейнджер — бледная, с покрасневшими, но полными какой-то ненормальной решительности глазами, — пропустила Лавгуд вперёд и захлопнула дверь.       — Мисс Грейсон должна покинуть Хогвартс, — отчеканила она.       — План был другим, — голос Поттера вновь окрасился бесящими до скрежета зубов командными нотками.       — Если мы просто сотрём ей память и оставим здесь, неизвестно, какие приказы она ещё получит от этого индюка. Не знаю, как ты, но лично я по горло сыта Дуэльным клубом и разборками с Попечительским советом.       — Она будет под нашим присмотром. Мы уже можем помешать ей подставить Забини. С остальным так тем более разберёмся.       — Я не хочу работать в постоянном ожидании новых «сюрпризов».       Прежде разборки «Золотого трио» были для Драко настоящей амброзией для глаз и ушей, но теперь… хотелось поскорее покончить со всем этим. И хотя ему, откровенно говоря, было плевать на дальнейшую судьбу Грейсон, он сказал то, что должен:       — Я согласен с Грейнджер.       Восполнить. Привязать. Закрепить.       — Ну ещё бы ты не был согласен.       Блейз и Лавгуд только пожали плечами, когда Поттер обернулся к ним в поисках подкрепления, но его тылы сегодня предательски подкачали: осатанелый, но такой, сука, умилительный взгляд Грейнджер не подразумевал возражений.       — Хорошо, а каким образом ты собираешься объяснять… Брустверу причину, по которой его протеже внезапно покинула школу? Это лишнее внимание. И оно нам ни к чему.       — Так уж вышло, Гарри, что министр назначил меня директором этой школы. Так уж вышло, Гарри, что у меня есть полномочия увольнять тех преподавателей, которые не справляются со своими обязанностями. Если ты думаешь, что у меня не найдётся достойного аргумента в пользу своего решения для этого министра… кем бы он ни был, имей в виду: при желании я могу найти повод для увольнения каждого из вас. Их больше, чем ты думаешь. Поводов.       — Не переживай, Гарри, мы с Гермионой всё обсудили. Мисс Грейсон здесь не место. Будет лучшим решением, если она покинет Хогвартс.       На скулах Поттера заходили жевалки. Он взлохматил волосы. Вздохнул, с угрюмым видом косясь на дрожащую Грейсон. Соображай быстрее уже, ну!       — Мне это решительно не нравится, но, предположим, в этом есть смысл, — наконец он прервал молчание. — Тогда у нас другая проблема. Даже две. Проблема номер раз: если мисс Грейсон покинет школу, Монтгомери её быстро найдёт и также быстро поймёт, что мы в курсе.       — Пожалуйста, не делайте этого! Они… они убьют меня, если я попробую сбежа…       — Тогда их планы могут измениться, но с другой стороны… — не обратив внимания на мольбы, продолжил Поттер, — они могут начать совершать ошибки. Проблема номер два: если отсылать её, то как и куда? Законно мы никак этого не сделаем.       — Пожалуйста, не отсылайте меня! Я буду помогать вам! Я… Я поговорю с Руфусом! Я всё сделаю… — ради Салазара, у этой суки нет никакого чувства собственного достоинства.       Не то чтобы у Драко было малейшее право упрекать её в этом: если потребуется, он с готовностью, хоть стоя на коленях, будет умолять Грейнджер уйти от своего Вислого и подождать, пока сам Драко разберётся с этой сукой и её сраным папашей. Но это крайняя мера, доводить до которой ой как не хотелось бы.       — Тогда как ты себе это представляешь? — голос Поттера вновь вернул Драко в реальность, где…       Да, они всё ещё обсуждали это.       — Ты можешь помолчать? Я думаю, — опершись спиной на входную дверь, Грейнджер посмотрела Грейсон в глаза. — Вы точно здесь одна? В Хогвартсе. Больше никого, кто участвует в этом?       — Я одна.       — Раз ты ещё не придумала, как сбагрить её отсюда, давай пока сделаем по-моему.       — Ещё раз, Гарри: по-мол-чи.       Ему больше не хотелось выслушивать эти кретинские препирательства. Грейнджер хочет избавиться от Грейсон? Ладно, Драко вполне мог бы это устроить, если у них — грёбаных гриффиндорских котят — не хватает смелости произнести вслух очевидные вещи. Вариант-то только один, и все это прекрасно понимают.       Так просто и понятно, что не обязательно быть гением, чтобы понимать, какая именно реакция последует, когда Драко сделает то, что нужно. Такая привычная реакция. Всё-таки талант навлекать на себя гнев Поттера и Грейнджер Драко обнаружил в себе ещё на первом курсе. Максимум, на что они способны, — обложить его хуями справедливости. Сломанный нос и Сектумсемпра не в счёт.       Что ж, мисс Грейсон, мои соболезнования.       Рука машинально нащупала в кармане брюк палочку.       — Ты что творишь? — ладонь Блейза опустилась на плечо.       Древко царапнуло висок Грейсон, а следом по комнате разнеслось:       — Империо.

***

      — Мне кажется, в тебе проснулась жажда убийства.       Ноль реакции.       — Грейнджер, я разговариваю с тобой, а не со стеной.       По-прежнему ноль.       — Грейнджер!       Прозвучало громче, чем следовало: с висящих на стенах картин тут же послышалось сонное ворчание. Так похер. И Грейнджер, очевидно, тоже. Как неслась вверх по лестнице, спотыкаясь почти на каждой ступеньке, так и продолжила.       С той самой секунды, когда они наконец остались одни, Драко не то что слова — взгляда от Грейнджер не удостоился. Вот и сейчас в ответ одно лишь пассивно-агрессивное молчание. И хотя по вискам долбила острая потребность схватить её за запястье и развернуть к себе, чтобы она без этого всего просто выплеснула на него эмоции, что-то внутри не позволяло так поступить. Что-то внутри не давало Драко заорать напомнить ей, так, чисто по-дружески, что он не грёбаный Гарри Поттер и уж точно не сраный Рон Уизли. Он решил проблему так, как посчитал нужным. Её проблему. Уже завтра утром Клементина Грейсон исчезнет с их горизонта, чего и хотела Грейнджер.       Она хотела, и Драко сделал именно то, чего она хотела.       Так какого, спрашивается, хера он должен чувствовать себя провинившимся первокурсником, которого вызвали в кабинет директора? Он сделал всё правильно. Сделал то, что нужно Грейнджер. Возможно, не тем способом, на который она рассчитывала, но… А на что она, собственно, рассчитывала?       Что Драко будет, как херов кретин, стоять и выслушивать их с Поттером переливания из пустого в порожнее, когда исход дела и так очевиден? Что Драко, вместо того чтобы просто забрать Грейнджер и уйти, попросит Лавгуд сварить сраное какао, дабы созерцать этот бессмысленный обмен мнениями из первых рядов стало ещё более мучительно? Может, Грейнджер ещё думала, что Драко уподобится Блейзу и останется в сторожке, пока Грейсон не придёт в себя? И плевать, что друг остался там вовсе не из-за Грейсон.       Сказать бы всё это вслух.       Конечно, скажи это и просри всё. Что ещё придумаешь, гений?       Ладно. Ла-а-адно. Сгладить ситуацию.       — Гермиона, мы можем поговорить? — ему нужно научиться произносить её имя так, чтобы оно не звучало как насмешка. — Гермиона.       Пока выходило весьма посредственно.       Слабо фыркнув, Грейнджер в том же молчании ускорила шаг, только вот длина ног у неё не поменялась — Драко быстро нагнал её. Забавно, но на этот раз она даже не споткнулась, когда перескакивала через три ступеньки, чтобы успеть до того, как следующая лестница отъедет в сторону. Не успела.       Попалась.       Остановившись у самого края, она сложила руки на груди и уставилась на портрет пожилой ведьмы в уродливой шляпе, «украшенной» чучелом бурого филина. Карточка под картиной гласила: «Элеонора Макдум — изобретательница пятидесяти двух способов применения авантюрина в домашних условиях». Действительно, гораздо интереснее демонстративно — назло ему — рассматривать какую-то старуху, с чьей фамилией только маньяком становиться на окраинах Лондона, чем ответить на сраный вопрос. Ещё немного, и Драко сам поверит в то, что облажался. Ей-Мерлин, поверит.       — Гермиона Грейнджер.       Обернулась через плечо. Отлично, есть контакт.       — Всё хорошо, — шипением.       — Значит, всё плохо. В чём дело?       — Ты сам знаешь.       — Я сделал то, что должен.       Грейнджер развернулась так резко, что влажные от дождя волосы хлестнули её по щекам. Черты её лица смягчились, и уже не были такими напряжёнными, как на протяжении всего пути до замка. Ошибочное ощущение, что она начала успокаиваться, рассыпалось в ту же секунду, когда её указательный палец с силой уткнулся ему в грудь.       — Должен «что»? Подставляться?! — выпалила она. — Тебя упекут в Азкабан за это, если узнают.       Пару мгновений Драко просто смотрел то на её палец, то на неё саму: тёмные от недосыпа круги под покрасневшими глазами, потухшее — не то разочарованное, не то обеспокоенное — лицо. В груди неприятно кольнуло.       Какая же всё-таки гадость — это ваше чувство вины.       — Уверен, мы что-нибудь придумаем.       Только не переживай из-за этого.       — «Мы»? — у неё вырвался смешок. — Ты, должно быть, хотел сказать, что это я что-нибудь придумаю? Думаешь, я опять решу всё по щелчку пальцев?       Нет, Драко так не думает. Где-то на подсознательном уровне он почему-то в этом уверен. Как уверен и в том, что Грейнджер тоже это понимает. И как бы его ни подмывало сейчас в своей манере озвучить очевидное, Драко даже не стал утруждать себя ответом. Отсекая шансы на побег, обхватил ладонями её всё ещё пылающие от быстрой ходьбы щёки, склонился и поцеловал.       Первый слабый удар по плечу заставил его лишь крепче прижать Грейнджер к себе. Второй — увереннее — вероятно, должен был отрезвить и напомнить об их маленьком правиле: никаких зажиманий в местах, где их могут увидеть и услышать. Но, справедливости ради, прошлой ночью в поезде Грейнджер сама нарушила это правило, когда начала расстёгивать рубашку на Драко ещё до того, как они зашли в свободное купе. На третий удар он уже просто поймал её руки, не позволяя сопротивляться.       Справедливости ради, Грейнджер уже не особо-то сопротивлялась.