***
Даже результаты по ЖАБА и СОВ было не так тяжело и муторно ждать, как сейчас — появления Грейнджер и Блейза среди гостей, за которыми Драко поглядывал время от времени, надеясь заметить в толпе серебристую заколку с ониксом. Они отсутствовали всего полчаса, но по ощущениям их не было несколько сраных дней, и единственное, что хоть сколько-нибудь скрашивало это ожидание, — знание, что не он один сейчас здесь сидит как на иголках под звуки чужого смеха и звон бокалов. Из своего укромного уголка, в который Драко сбежал после «приятного» разговора с Лавгуд, чтобы в одиночестве пропустить пару стаканов огневиски, было прекрасно видно, как она в таком же, как и он сам, томлении в собственном соку отчуждённо рассматривает содержимое столика с закусками, нервно теребя в пальцах свой кулон. Мамочка очень переживала за своего малыша Блейзи, и Драко мог бы запросто съёрничать по этому поводу, но почему-то не хотелось. Зато дичайшим образом хотелось не чувствовать себя последней мразью и подонком. Только и всего. Опять эти сраные душевные метания, проедающие мозг. Такими темпами в следующий раз, когда Драко опять облажается, он нисколечко не удивится, если внезапно обнаружит себя задумчиво глазеющим на пейзаж перед залитым дождём окном. Как херов кретин, безусловно. Иначе и быть не может. Не в его случае. Сделав глоток, Драко откинулся на спинку дивана и прикрыл веки. Ещё примерно полчаса в этом кретинском состоянии. Потом Грейнджер вернётся, и им двоим ну очень нужно будет обсудить то, что ей нагородила его мать. Спасибо, хоть эта сука сейчас под ногами не мешалась, болталась где-то не рядом с ним, позволяя ему немного подумать о предстоящем разговоре и найти для себя оптимальную и не слишком жалкую стратегию поведения. А ещё поднять вопрос о сраном чае — в каком-то идеальном мире Грейнджер должна перестать его пить вообще. В противном случае, она просто не оставит ему выбора, кроме как продолжить быть подонком и мразью. Довольно хреновенькое и слабое оправдание, но что поделать? Чёртова Лавгуд. Ещё одна дотошная заноза, мнение которой практически перестало быть пустым местом. А ведь совсем недавно в его личном рейтинге людей, с которыми Драко хотя бы изредка считался, было всего три человека: родители и Блейз. Теперь к ним присоединились Грейнджер и Лавгуд — этим хватило пары месяцев, чтобы вложить в его мозг целый пласт своего непагубного влияния. К концу следующего года Драко покроется плесенью добродетели, не иначе. — Новости есть?! О нет, опять этот звон в ушах. Драко неохотно разлепил веки и поднял глаза на возвышающуюся перед ним Уизлетту. Изогнутая дугой бровь, пальцы, нервно вцепившиеся в ножку бокала с розовым эльфийским, и плотно сжатые губы подразумевали, что от него ждут незамедлительного ответа. Цокнув, Драко вытащил из кармана брюк галлеон, демонстративно покрутил его в пальцах и сунул обратно. Уизлетта фыркнула и рухнула рядом с ним на диван. Посидел, называется, подумал в одиночестве. Ну за что? Может, это Блейз успел постараться и смеха ради вывел у Драко на лбу видимыми только женщинам чернилами, что сегодня он особенно жаждет общения? Прямо-таки пиздецкакизнемогает без него. Для полной коллекции не хватало остаться тет-а-тет с Даф — эта самая опасная из всех. Если окажешься с ней лицом к лицу перед последними засахаренными ананасами в «Сладком королевстве», нужно быть бдительным как никогда в своей жизни, потому что она обязательно нападёт. — Когда Гарри едва освоился в Аврорате и его в первый раз отправили в одиночку ловить какого-то ненормального в Лютный, — вдруг начала Уизлетта, — я вся извелась, только и думала о том, как он там. В итоге сорвала тренировку. И когда во второй отправляли, тоже нервничала. Наверное, даже больше, чем в первый. Да и в третий… Со временем привыкла. — Потрясающая история, Джиневра. Спасибо, что поделилась. — Оставь свой сарказм для кого-нибудь другого, — она фыркнула. — Я лишь хочу сказать, что тебе не стоит так нервничать. Гермиона, сам же знаешь… ей не впервой. Как и Гарри. — Ага. Пауза. — Знаешь, когда я в последний раз видела Асторию, она показалась мне довольно приятной девушкой. Она так сияла, когда рассказывала о своей беременности, что мне даже не захотелось комментировать, с каким мудаком она собралась связывать жизнь. И ты не представляешь, как мне было жаль её, когда я стала замечать все эти… телодвижения между тобой и моей лучшей подругой. Изменять беременной невесте — даже для тебя это слишком. Но я и тогда промолчала. — Твоё благородство не знает границ. — Так и есть, — хмыкнув, она отпила из бокала. — Но сегодня, мне кажется, я начала понимать тебя. Гермиону я по-прежнему не понимаю, но вот тебя… понимаю. Кажется. Не одобряю, но понимаю. Не то чтобы Драко было интересно узнать мнение Уизлетты относительно его личной жизни — только посмотрите на неё, «не понимает она, блять, Гермиону», — но раз уж она протянула оливковую, пусть и с самого начала гнилую и треснувшую в нескольких местах, ветвь мира, он мог подыграть. Не то чтобы он хотел это делать, но в перспективе ему нужно, по возможности, наладить контакт ещё и с друзьями Грейнджер. С Поттером дело уже сдвинулось с мёртвой точки… Уизлетта обычно трётся рядом с Поттером, а значит, в перспективе будет тереться и дальше, пусть сейчас их общение с Грейнджер и свелось практически на нет. Но в перспективе… — Мне даже страшно представить, что тебя так потрясло, что ты начала меня понимать. Наверное, он мог просто многозначительно промолчать: Уизлетта сама выложила бы карты на стол. Вот и сейчас, стоило Драко дать ей «зелёный свет» на болтовню, она тут же довольно приосанилась и с видом, будто делает ему величайшее одолжение, заговорила: — Не думай, что я особо приглядывалась, но… Астория смотрит на тебя как домашний эльф — на своего господина. И мне думалось, тебе это нравится, потому что… ну, ты знаешь. — Потому что я самовлюблённый мудак? — Уже понимаешь, к чему я клоню, да? — сверкнув глазами, она звонко чокнулась своим бокалом с его. — Ты вытираешь об неё ноги, а она смотрит на тебя как счастье всей своей жизни, и вас обоих устраивает такое положение вещей. Но потом я обратила внимание, что нет, ни фига подобного. Даже тебя от этого липкого воздыхания воротит. Любого нормального человека воротило бы. — По своему опыту с Поттером судишь? — Отчасти, — Уизлетта слабо улыбнулась. — И мне очень повезло, что в своё время нашёлся человек, который помог мне пересмотреть, эм-м… стратегию поведения. И мне безумно жаль, что этот человек не обратился ко мне, когда ему нужен был совет и моральная поддержка лучшей подруги, и вместо этого связался с тобой и доверился тебе. Пожалуй, его недавняя мысль о том, что сегодня Уизлетта ведёт себя не как сука, была несколько поспешной. На поверку — та ещё гуммозная сука. Будто на клеточном уровне чувствовала, на что надавить, чтобы ему стало совсем погано на душе. Хуже отца, ей-Мерлин. Драко опрокинул в себя остатки огневиски, тихо втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы и на выдохе произнёс: — Наверное, волосы на себе рвёшь от досады, что твоё важное мнение не учли. — Попробуй снова, Малфой. Слишком дилетантский сарказм. Скривив губы, Драко молча отвернулся от Уизлетты и бросил взгляд на гостей, нашёл глазами мать — она стояла в компании отца и родителей Астории, изображая бурный интерес к их болтовне. Сама же Астория, тоскливо озираясь по сторонам, продолжала развлекать журналистку из «Ведьмополитена». По-хорошему, Драко стоило бы прямо сейчас присоединиться к любимой невесте, потому что план. И он уже даже собрался покинуть свой укромный уголок и оставить Уизлетту в гордом сучьем одиночестве, но… — …когда на горизонте замаячит свадебный марш, первым человеком, к которому придёт Гермиона, буду я — её самая близкая подруга. А до тех пор… — Не будет этого, — грубо осадил он её. — Не будет никакого свадебного марша. Забавно. Он с лёгкостью сказал это Уизлетте, когда как для Грейнджер язык отказывался произнести несколько простых слов, которые, подобно целительной пилюле, успокоили бы её. Внесли ясность. Она ведь этого хочет? Немного ясности. Просто немного ясности. — А твоя невеста об этом знает? — Скоро узнает, не переживай. Впервые за их непродолжительную беседу Уизлетта не нашлась, что сказать. Задумчиво уставилась на свой бокал и нахмурила брови. Расстроилась, что не удастся побыть «жилеткой», в которую Грейнджер сможет поплакаться? Срать. Это не его дело. Вот вообще. «Его дело» натужно строило из себя радушную хозяйку вечера, и, пока не стало слишком поздно, Драко следовало взять это «дело» в свои руки, чтобы не нарваться на очередную истерику. Уизлетта и не вздрогнула, когда он молча поднялся с дивана. Поднялся, собрался с мыслями, но шага сделать не успел и сел обратно — к их укромному уголку, крепко сжав в ладони свой кулон, шла Лавгуд. Небольшая порция алкоголя в крови и пустой стакан из-под огневиски в руке подначивали Драко рявкнуть ей, чтобы она вместе со своей сраной телепатией — или что у неё там — не смела приближаться к нему ближе, чем на десяток шагов, но беспокойство, застывшее на её лице, не позволило ему этого сделать. Ну что опять-то случилось? Придерживая пышную юбку платья, Лавгуд изящно присела рядом с Драко и, вопреки его опасениям, сообщила приятную — в кое-то веки — новость: — Всё получилось. Гарри и Рон забрали министра в «Нору». С облегчением вздохнув, — «не переживает она за своего Поттера», как же, — Уизлетта приложилась к бокалу. И Драко сейчас бы охотно сделал то же самое, однако… — Я слышу в твоих словах какое-то «но». — Блейз и Гермиона решили дополнительно осмотреться в доме. Они хотят поискать в кабинете мистера Гринграсса что-нибудь полезное для нашего… дела. Но Блейз обещал вернуться максимум через полчаса, так что переживать не о чем. Н-наверное. А ещё Блейз написал, что Рон, вероятно, не вернётся на приём и нам нужно… Возможно, Драко стоит вновь посетить тот магазин для больных извращенцев и прикупить плётку с шипами. Ту самую, которая «для экстремалов». Грейнджер напрашивалась на отменную порку, потому что он вот совсем не сомневался: идея «дополнительно осмотреться в доме» пришла именно в её светлую голову, и она ни на секунду не задумалась о том, что, пока она будет там геройствовать на пару с очень надёжным Забини, Драко, сидя здесь, может… …волноваться за неё.***
На фоне комнаты, где держали Бруствера и которая ощутимо пострадала от действий Гарри, коридор второго этажа казался стерильным, как больничная палата. Если бы не тонкие, едва уловимые ароматы благовоний, витающие в воздухе, Гермиона наверняка усомнилась бы в том, что здесь живёт хоть кто-то… ну, живой. Настолько ей было не по себе от этого места. Будто насильно приволокли в музей на выставку снобистского чистокровного быта в натуральную величину. Ещё и с гидом не повезло. — А вот этой вазой мне однажды прилетело от Даф. Зная Забини, сейчас он ждал уточняющих вопросов об этом кошмарном инциденте с его бывшей женой, и в любой другой ситуации Гермиона с удовольствием удовлетворила бы его острую потребность высказаться. В любой другой. Но не сегодня. И уж точно не здесь. А потому она лишь осторожно, чтобы не задеть, обошла стоявшую у колонны высокую напольную вазу с окрашенной в ядовитый розовый пампасной травой. Пробормотала себе под нос: — Мне всё ещё не нравится эта идея. — Где твой гриффиндорский дух авантюризма, ну?! «Дух авантюризма» сдулся, как воздушный шарик, стоило ей в полной мере осознать, что проникать в дом они с Забини будут тем же путём, что и Гарри, ведь путь через первый этаж им заказан — дурацкие говорящие портреты бдят. — Там же, где твой хвалёный слизеринский инстинкт самосохранения, Забини. Он оскорблённо фыркнул. — Ты хоть на секунду подумал, что мы можем не успеть до того момента, как очнутся эльфы? Или нас хватятся раньше времени. — Гриффиндорский. Дух. Авантюризма. Гермиона закатила глаза: они окончили школу много лет назад, но некоторые почему-то до сих пор с твердолобым трепетом хранили в себе эту дурацкую привычку вешать стереотипные ярлыки в соответствии с факультетом. Будто «клеймо», которое однажды поставили на одиннадцатилетнего ребёнка, — истина в последней инстанции, и к стандартному набору характеристик, которые так любит воспевать Распределяющая шляпа, не могло прилагаться нечто совершенно иное. Иногда даже противоположное. Имя «Питер Петтигрю» вам о чём-нибудь говорит? Вот именно. — Я, кстати, не слышу благодарственных речей в свой адрес, — замедлившись и подстроив шаг под её черепаший, Забини самодовольно ухмыльнулся. — Как интересно, и за что же я должна быть тебе благодарна? За то, что потащил Рональда за нами? Или за то, что она, вместо того, чтобы спокойно сделать всё от неё зависящее и вернуться в Мэнор, выясняла отношения с Рональдом самым мерзким способом и смогла вдохнуть полной грудью лишь в момент, как он и Гарри отправились в «Нору»? Или за то, что на протяжении всего того времени, что они решали проблему под названием «Кингсли Бруствер», Гермиона чувствовала себя лишней и максимально бесполезной? За это Гермиона должна быть благодарна? О, спасибо. — Вообще-то, за это тоже, — ничуть не смутился он, — но в первую очередь за то, что я единственный, кто догадался предупредить особо нервных личностей о нашей возможной задержке. — Что-то я не припомню, чтобы в последние десять минут на моей монете срабатывали чары. — Наверное, это потому, что они не срабатывали, — пожал плечами Забини и с гордым видом продемонстрировал ей кольцо-печатку на указательном пальце. — Я сообщил Тыковке. Отдельно. У нас с ней свои способы связи — не ты одна можешь накладывать Протеевы чары. Сказал так, будто у неё монополия на эти дурацкие чары. Однако то, что он дал знать Луне отдельно, натолкнуло Гермиону на мысль, что, быть может, им с Драко тоже не помешало бы обзавестись подобным — их личным — средством связи. Когда-нибудь. Спустя десяток шагов они остановились у одной из чёрных дверей — резкий контраст на фоне белоснежных стен. Забини жестом попросил Гермиону подождать его в коридоре. Он зашёл в комнату, и из-за двери тут же послышалась какая-то возня, а затем нечто смутно похожее на скрип открывшейся створки шкафчика. А затем — довольный и звучный такой хмык и… щелчок колдокамеры? Что?.. Немного помявшись, она не удержалась и вошла внутрь: Забини действительно стоял напротив высокого шкафа и сосредоточенно настраивал колдокамеру, готовясь делать очередной снимок. — Это не похоже на рабочий кабинет мистера Гринграсса, — со скепсисом заметила Гермиона, окинув взглядом комнату, напоминавшую не будуар, но что-то, что стремилось казаться таковым. — Ну естественно, это ведь комната малышки Тори. Гермиона невольно попятилась, чем заставила Забини хохотнуть. Сделав ещё один снимок, он сунул компактную колдокамеру в карман пиджака и сел на корточки перед открытым шкафом. Начал с заинтересованным видом рыться внутри. — Что ты хочешь здесь найти? Молчание в ответ. Глупо было напоминать о таком явлении, как этичность, такому человеку, как Блейз Забини, так что Гермиона прикусила язык и внимательно осмотрела убранство комнаты: двуспальная кровать, единорог и «Ведьмополитен» на тумбочке, туалетный столик со множеством косметических баночек и пиалой с высушенными лепестками роз, наверняка пропитанными эфирными маслами. Раньше Джинни любила такие расставлять во всех комнатах на Гриммо. Для «уюта». Интересно, как часто Драко оставался в этой комнате на ночь? Как часто лежал на этой огромной кровати вместе с Асторией Гринграсс? Воображение тотчас подкинуло ей несколько «очень нужных» и детальных сцен с участием этих двоих на этой самой кровати. Спасибо, блин, большое. Гермиона поморщилась: мерзкие подробности — это именно то, чем ей сейчас следовало забивать голову. Разумеется. — Блейз, время. Очевидно, её слова, едва задев сознание, влетели ему в одно ухо и вылетели в другое: Забини лишь что-то неразборчиво угукнул в ответ и продолжил перебирать содержимое шкафа в поисках… ну, чего-то очень важного. Очевидно. Ещё пара минут тишины, изредка нарушаемой многозначительными пассивно-агрессивными вздохами Гермионы, и, удовлетворённо хмыкнув, Забини наконец выпрямился во весь рост. В руках он держал с виду непримечательную книжку в кожаном переплёте, похожую на ежедневник. — Что это? — Дневник Тори, — он торопливо, будто боялся, что Гермиона выхватит его находку из рук, спрятал книжку во внутренний карман пиджака. — В ближайшее время он всё равно ей не пригодится. — Не думаю, что там есть что-то полезное для нас. — Ну… Я могу попытаться найти там что-то полезное для нас или… да что уж там! Я могу попытаться найти что-то полезное для себя. Но если ты переживаешь за моральную сторону вопроса, уверяю, я… — Я переживаю, — с нажимом перебила Гермиона, — что у нас и так мало времени, а ты тратишь его на… это. Едва ли Забини убедили её слова: вместо того, чтобы немедленно убраться отсюда, он поманил Гермиону к себе указательным пальцем и, ухмыляясь, сказал: — Подойди-ка. Ты просто обязана это увидеть. — Я, пожалуй, воздержусь. — Тебе понравится, поверь. — Понравится копаться в белье Астории? Вот уж вряд ли. — Не будь такой ханжой! Аргументы от Блейза Забини. Аргументы, с которыми не поспоришь, потому что каменную стену иной раз проще убедить в своей правоте, чем его. Гермиона демонстративно взялась за дверную ручку, давая понять, что больше не намерена потратить ни секунды их ограниченного времени на пребывание в этой комнате. Но Забини не был бы Забини, если бы с этим смирился. Он шагнул следом, ухватил её за рукав пиджака и настойчиво потянул обратно к шкафу, так, чтобы содержимое оказалось у Гермионы прямо перед глазами. Из самых глубин, прячась под грудой цветастых платьев и мантий, на неё смотрел… Драко. Вернее, огромная колдография с его изображением, которая возвышалась над чем-то вроде постамента, заваленного вырезками из газет и предметами мужского гардероба. Добавить сюда зажжённые свечи, и будет самый что ни на есть алтарь. Алтарь имени Драко Малфоя. Мерлин, этой девушке действительно нужна помощь. Хорошая такая терапия. Возможно, даже шоковая. — Если захочешь разрушить сие произведение искусства, предупреди заранее, чтобы я успел достать камеру и запечатлеть этот знаменательный момент для потомков. — Не смешно, Блейз. Это… — Гермиона рассеянно повела плечами. — Это… — Жутковато, да? — с готовностью подсказал он. — Когда Даф мне рассказала об этом коллекционировании, я вообще не поверил. Думал, она как обычно преувеличивает масштабы трагедии для драматического эффекта. У них это семейное. Вопрос о том, не этот ли рассказ Дафны о причудах младшей сестры вдохновил самого Забини на собирание и бережное хранение газетных вырезок с любым упоминанием Джинни, Гермиона решила тактично не задавать, хотя от одной лишь мысли о той забитой макулатурой коробке, которую они втроём с Луной и Джинни разбирали почти до самого утра после бала, по коже бежал холодок. Однако, в сравнении с тем, что сейчас воочию лицезрела Гермиона, Джинни, можно сказать, так… отделалась лёгким испугом. По крайней мере, Забини ни у кого не выкрадывал личные вещи, подобно фетишисту с нездоровыми наклонностями. Разумеется, при условии, что Гермиона правильно поняла, откуда мисс Гринграсс взяла серебристо-зелёный галстук и полотенце с инициалами Драко. И если до разговора с Нарциссой Гермиона наверняка посочувствовала бы бедной девушке, чья зацикленность на одном конкретном человеке приобрела поистине нездоровые масштабы, то сейчас, зная практически всю подноготную этих отношений, Гермиона могла лишь задаться вопросом: «Куда смотрели мистер и миссис Гринграсс? Они же видели, что творится с их дочерью, так почему вместо того, чтобы сразу решить проблему, они только и делали, что потакали её поведению?» Судя по выражению лица Драко-подростка с колдографии, он был солидарен с размышлениями Гермионы, хотя его формулировки, вероятно, были гораздо менее… деликатными. — Идём отсюда, мне не по себе от этого места, — она обернулась к Забини. — И верни на место дневник Астории. — И зачем мне это делать? — Затем, что в противном случае я расскажу об этом Луне. Забини на секунду задумался, тяжело вздохнул и всё же потянулся во внутренний карман пиджака за дневником. Когда вещь была возвращена на место, а дверь шкафа захлопнулась перед его носом, он недовольно проворчал: — Напомни мне больше никогда не звать вас с Драко на вечеринки. Вечно вы всё веселье мне портите. — Это ребячество, а не веселье. Пока на неё не обрушился залп тухловатых острот, Гермиона молча вышла из комнаты. Забини — следом. Стоило им двинуться дальше по коридору, позади послышался шорох, затем — вздох. Гермиона обернулась и бросила настороженный взгляд на эльфа, безмятежно спящего на полу у двери в комнату, через которую они с Забини забрались в дом. Тут же ощутила укол совести, напомнивший, как быстро она сдалась под напором Гарри с его планом. Но иначе было нельзя. Быстро и эффективно. Вдох-выдох. Ей нужен бокал вина. — Скоро уже?! — нетерпеливо спросила она. — Время поджимает. — Ты, главное, не нервничай, — Забини успокаивающе положил ладонь ей на лопатки, подтолкнул к ближайшему повороту. — Сейчас пройдём мимо спальни Марлены и Малькольма, потом ещё чуть-чуть, и вот… — он притормозил у одной из дверей и фамильярно распахнул её, — мы на месте. Прежде чем шагнуть в кабинет, Гермиона достала палочку и просканировала помещение на наличие охранных чар: всегда лучше подуть на воду. Войдя внутрь, она зажгла свечи в канделябре и осмотрелась, прикидывая фронт работ. Её внимание привлёк стоявший на подоконнике закрытый стеклянный террариум, внутри которого под слабо освещённым холодным светом, среди коряг и растений, сидел чёрный скорпион длиной дюйма в четыре. Признаться, это последнее, что она ожидала здесь увидеть. — Маленькое хобби Малькольма. Экспериментирует с ядами и противоядиями, — видя её замешательство, объяснил Забини. — Даф говорила, что у него это увлечение ещё со школы. У него даже есть небольшая лаборатория, там, в смежной комнате. — Мило. Прикрыв за собой дверь, Забини вразвалочку прошёл вглубь кабинета. Гермиона подобралась: время было не на их стороне. Знать бы ещё, что искать… — Стол, тумбочка и шкафчик твои, — скомандовала она. — На мне — стеллаж. — Звучит как план. А что искать-то? — Как хорошо, что ты задался этим вопросом именно сейчас, а не когда предложил залезть сюда. С укором покачав головой, Забини молча прошёл к рабочему месту Гринграсса и принялся за дело. Гермиона же, оказавшись перед забитым документами стеллажом, засекла двадцать пять минут на часах, стоявших на одной из полок. Оставаться здесь дольше рискованно. Очень уж велик шанс наткнуться на пробудившегося эльфа. Ожидаемо, поверхностный осмотр полок не дал ровным счётом ничего полезного. Накопившаяся за годы рабочая документация компании Гринграсса и его дочерней фирмы, которой он владел совместно с Люциусом; деловые переписки с клиентами и партнёрами, договора и бухгалтерия — воистину, этот человек любит держать всё под своим личным контролем. Удивляло и то, как мистер Гринграсс организовал своё рабочее пространство: даже работники министерского архива редко столь педантично и ответственно подходили к хранению документации. Всё упорядочено по годам, заказчикам… Бумажка к бумажке, пергамент к пергаменту — будто в свой бывший рабочий кабинет вернулась. — Слышала о строительстве «нового Хогсмида» под Манчестером? — подал голос Забини. — Оказывается, Малькольм — один из инвесторов. — Неудивительно. Мало кто поверил в этот проект, так что Бруствер привлекал всех, кого мог. Гермиона перешла к обыску подвесного шкафчика, которым ещё не успел заняться Забини. Уже без особых ожиданий открыв дверцу, она обнаружила целую стопку писем. Восковые печати и подписи отсутствовали — личные? «…успокаивающий бальзам трижды в день… исключить алкоголь…», «…зелья для мисс Астории доставят завтра… один пузырёк в день перед завтраком в течение двух недель…» Еле слышное бормотание Забини себе под нос и шелест страниц, которые он впопыхах перелистывал, действовали на нервы. Как и шорох писем, которые Гермиона после беглого прочтения за ненадобностью и бесполезностью возвращала на место. Как и неустанно тикающая секундная стрелка, пожирающая оставшиеся крупицы времени. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Ощущение было такое, будто голова лопнет, если эти раздражающие звуки сейчас же не прекратятся. «Дорогой друг… спасибо за столь щедрый подарок… твоя помощь неоценима… наша семья у тебя в долгу…» Бесполезная чушь. Следующее. — Блейз, — не отвлекаясь от изучения писем, позвала Гермиона, — можно задать вопрос? Что угодно, но не долбёжка по мозгам. — Хоть два. — Рон сказал, что в прошлом декабре вы с Драко приходили в мою квартиру. Это так? «…Я понимаю твоё негодование. Дело деликатное, для личного разговора. Обещаю, мы ещё вернёмся к этому вопросу, когда у меня будет больше возможностей повлиять на ситуацию». Следующее. — Было такое, не отрицаю. Мы тогда… мы просто были неподалёку и решили зайти, чтобы… чтобы поздравить с… праздниками. — Странно, Драко ни разу не упоминал об этом. — Сама же знаешь, что из него слова не вытянешь, если оно ему не надо, — Забини хохотнул, но как-то натужно, в несвойственной ему манере. — Жаль, тебя тогда не было дома… Ты бы его слышала, он вообще не скупился на пожелания. — Ага, могу себе представить… «Мистер Питерс — моё доверенное лицо, он ведёт дела нашей семьи более пяти лет. Без его участия сделка не состоится. Мне нужны гарантии, Малькольм, в противном случае я буду вынужден пересмотреть наши договорённости». С каждым следующим письмом надежда, что из этого вороха удастся выудить что-то полезное, таяла так же стремительно, как мороженое под палящим летним солнцем. Тик-так по мозгам. Тик-так. — Блейз, ещё один вопрос. Для чего ты позвал Рона с нами? Он помедлил, прежде чем ответить. — Ну как тебе объяснить… Я подумал, что… Вот смотри, рано или поздно мы выберемся из этой паршивенькой истории, и что дальше? За вызволение из плена министр наверняка дарует Поттеру должность главы Аврората. Тебя заберут из школы и посадят в кресло Монтгомери. От Драко отвяжется малышка Тори. Я, очень на это надеюсь, буду вполне счастлив, скромно довольствуясь кабинетом главного редактора «Пророка». Тыковка… «Я получил твои комментарии по последнему отчёту. Нам стоит обсудить этот вопрос более предметно. Желательно очно и в присутствии миссис Престон. Пришли мне сову, чтобы…» Следующее. — …А Уизли? Что у него? Сначала его из команды выперли, а потом ты… «…слухи ещё не улеглись, и, насколько я помню, Малькольм, мы с тобой решили, что никакой надобности в поспешном заключении помолвки нет. Кроме того, Драко нужно время, чтобы свыкнуться, он не потерпит излишнего давления с вашей стороны…» Так это… переписка с Люциусом? Гермиона вцепилась жадным взглядом в стопку пергаментов в своих руках, начала лихорадочно перелистывать, не задерживаясь на письмах двухлетней давности. Нужно найти что-то свежее. — …В общем, тоскливо. Жалко его. Вот я и подумал, что ему тоже стоит поучаствовать. Может, и ему что перепадёт. — М-м… не знала, что ты у нас добрый самаритянин. Забини замялся всего на мгновение, вздохнул, а затем произнёс: — Я, конечно, не самаритянин, но своего рода… альтруист. И это абсолютно не мешает мне мыслить на перспективу. Блейз Забини — великий комбинатор и серый кардинал. — Ну да, извлечь выгоду из любой ситуации. Это так… по-слизерински, — поддразнила Гермиона. Забини фыркнул, но промолчал. — Чтоб ты знал, мы с Гарри влезли в это вовсе не потому, что надеемся на какие-то исключительные преференции от министра. А Рон… Если он узнает, что ты позвал его с нами только потому, что тебе стало его жалко и ты великодушно снизошёл до него и решил помочь… — Он не узнает, если ты сама ему не расскажешь, — Забини захлопнул тумбочку, перешёл к ящикам стола. — Ты ведь не расскажешь? Гермиона наградила его быстрым взглядом, будто интересующимся, как можно было задать настолько риторический вопрос, и опустила глаза к следующему письму. «Твои обвинения беспочвенны, Малькольм, мы ничего не оттягиваем… согласен с Нарци: перенос свадьбы необходим, нам ни к чему новые слухи… никто не посмеет назвать моего внука бастардом… С учётом новых обстоятельств, полагаю, нам следует дополнить некоторые пункты брачного договора. Я свяжусь с мистером Питерсом и назначу встречу на ближайшее время». — Разве ты будешь против, если Уизли что-то получит с этого предприятия? Не сидеть же ему в магазине брата до конца жизни? — Конечно я не буду против. Спасибо тебе за предусмотрительность, наверное. «Надеюсь, ты осознаёшь, что поведение Монтгомери неприемлемо. Ещё более неприемлемо твоё молчаливое согласие в ответ на его угрозы в адрес наших детей и будущего внука. Я не изменю своего решения, и убедительно прошу тебя отказаться от этой затеи и выйти из игры, пока не стало слишком поздно…» — О, не стоит благодарности, — присев на край стола, Забини сложил руки на груди. — Если дело выгорит, мне вполне хватит, если ты назовёшь в честь меня своего первенца. — Не обижайся, но эта привилегия отдана моей бабушке. — А если мальчик? «Уверяю тебя, амбиции Монтгомери не стоят того, чтобы так подставляться. Со своей стороны обещаю, что дальше стен гостиной вчерашний разговор не выйдет». — М-м… не знаю, не думала об этом. — Самое время подумать… Я вот с четырнадцати знаю, как назову своих детей. Виктор или Виктория, в честь Крама. «Ты подвергаешь риску не только свою семью, но и мою. Однако, если ты твёрдо намерен идти до конца, найди более подходящее место для своего уважаемого гостя, и ко мне с этим вопросом больше не обращайся». —…вместе с семьёй Тео и, несмотря на то, что Ирландия в тот год была очень хороша, поставил сто галлеонов на победу Болгарии… — Угу… «Мы должны поговорить, Малькольм. Столь демонстративное и нахальное нападение на моего сына на глазах у всей школы выглядит как вызов в мою сторону. Кажется, я ясно дал понять, что…» Достаточно. Получается, Монтгомери хотел, чтобы Бруствер отсиделся в Мэноре? Вот чего они хотели, когда заявились к Люциусу в день свадьбы Гарри и Джинни. Но Люциус дал от ворот поворот, и им ничего не оставалось, кроме как возложить эту ответственную миссию на плечи Гринграсса. И казалось бы, никаких проблем нет, только вот этих писем и показаний Гринграсса может быть достаточно, чтобы провести Люциуса как соучастника. При условии, что его испытательный срок ещё не закончился, дело имело все шансы запахнуть жареным. Вот же чёрт. От этого нужно избавиться. А остальное — за Гарри. Это в его компетенции. Пусть делает что хочет, но Люциус никак не должен фигурировать в этом деле. Прижав к себе стопку писем, Гермиона мельком взглянула на время и обернулась к Забини. — Что-то интересное? — Да, подлежит немедленному изъятию и полному уничтожению. От греха подальше, иначе есть все шансы, что Люциус вернётся в Азкабан раньше, чем его правозащитник успеет сказать: «Я протестую!» — Дай-ка, — Забини забрал находку у неё и бегло прошёлся взглядом по верхнему письму. — Хм, почерк Люциуса. — Часто переписываешься с ним? — Эм-м, ну, — не то замявшись, не то смутившись, он вложил пергаменты обратно ей в руки. — Скажем так, приходилось. Только не спрашивай. Я не горжусь этим. Она сощурилась, окинула Забини внимательным взглядом, но он уже придал своему лицу непроницаемый вид, и прочитать по нему хоть что-то не представлялось возможным. — Идём? Или попробуем найти ещё что-нибудь? — Нет-нет, пора. Не стоит испытывать удачу. И ей нисколечко не показалось, что, как только за ними закрылась дверь кабинета, Забини вздохнул с облегчением. А когда вместо стерильно вылизанного пола под ногами вновь оказалась подмёрзшая земля, он, закинув метлу Гарри на плечо, с излишним рвением продолжил свой прерванный рассказ: — Так вот, о Кубке мира. В какой-то момент я уже совсем отчаялся и клятвенно пообещал себе, что, если Болгария выиграет, назову своего первенца в честь того, кто принесёт эту победу. Тут, как ты помнишь, на сцену вышел Крам, благодаря которому я и выиграл свою заслуженную тысячу галлеонов. — Глупо давать имя ребёнку из-за сработавшей десять лет назад ставки. — Для тебя, может, и глупо, но для меня эта клятва священнее чем Непреложный обет. Вы, женщины, никогда не поймёте, как много такие маленькие победы значат для мужчины.***
Нужно в ультимативном порядке запретить матери впредь обращаться к этим горе-организаторам. Каждый раз, каждый грёбаный раз их попытки развлечь гостей «оригинальной» культурной программой заканчиваются тем, что кто-то желает отдать им последние галлеоны из своего и без того оскудевшего после выплаты многочисленных штрафов наследства, лишь бы это невероятное веселье закончилось. И каждый раз, каждый грёбаный раз этот «кто-то» — сам Драко. Лет пятнадцать назад эти одарённые притащили на приём другого одарённого, который решил впечатлить искушённую чистокровную публику маггловкими фокусами — магией без магии. Недоумение и снисходительные улыбки на лицах гостей и последовавшее на утро «Нарцисса, чтобы в моём доме больше не было такого позора!» привели к тому, что в дальнейшем вся культурная программа согласовывалась с матерью. Похоже, в этот раз она поленилась сделать и это, так что творческие кретины оскорбились сим пренебрежением хозяев вечера к собственному празднику и решили устроить нетривиальный сюрприз. Сука. Сегодня за те немалые деньги, что им заплатила мать, от них требовалось ровным счётом ни хрена. От них требовалась видимость. Не совсем уж бутафорская, но видимость праздника: немного музыки, немного закусок и фейерверк в конце вечера, чтобы донести до гостей, что пора бы им уже и отчалить, позволив хозяевам отоспаться и насладиться похмельем, а эльфам — разгрести остатки былой роскоши. Это. От них требовалось именно это. Когда оркестр вдруг умолк, а на лестницу, возвысившись над гостями, ступил один из организаторов, ведя за собой патлатого, обросшего щетиной и со следами вчерашнего порока на лице мужчину в мантии, напоминавшей рваную чёрную штору, первой мыслью Драко было, что это кто-то из незнакомых ему родственников Гринграссов, которого прятали от приличного общества, лишь бы не запятнать чистейшую репутацию семьи, решил провозгласить тост во всеуслышание, но Уизлетта быстро развенчала его догадку, восторженно и с придыханием прошептав: «Это же тот самый из «Ведуний»!» Когда кретин организатор объявил, что взял на себя смелость (де-факто, прорекламировал себя перед не самыми нищими представителями Магической Британии) внести сие празднество в число лучших помолвок уходящего года и пригласил особого гостя, который будет отвлекать своими завываниями гостей от скучных разговоров друг с другом, Драко захотелось запульнуть в патлатого своим пустым стаканом из-под огневиски, потому что он ещё со школы ненавидел, блять, песни «Ведуний». Когда кретин организатор попросил гостей расступиться и организовать пространство для танцпола, а затем пригласил Драко и Асторию выйти в центр и исполнить первый танец, он поймал на себе взгляд отца. Кажется, сегодня впервые за очень много лет они смогли понять друг друга без слов — позорище самых позорнейших масштабов, какого стены Мэнора не видели с той самой ночи, когда Драко, вкусивший сраное полусухое (которое, блять, лучше!) шампанское с амортенцией, под охреневшие взгляды присутствовавших вёл эту суку наверх, чтобы сношаться с ней. Когда Астория, скорчив недовольное лицо, спросила, с какой, собственно, стати он снял подаренный ею пиджак, Драко удержался и не спросил у неё в ответ, с какой, собственно, стати она имеет право открывать свой мерзкий рот в его сторону и упрекать его хоть в чём-то. Любящие женихи обычно так не поступают. Когда руки этой суки опустились на его плечи, не оставив ни дюйма свободного пространства между ними, и патлатый чёрт завыл заунывную «Магия работает», Драко отчего-то вспомнил, как на Святочном балу видел, что именно под эту песню Грейнджер рыдала на лестнице. И как бы Драко ни напрягало её отсутствие, пожалуй, даже хорошо, что она не застала этой позорной сцены. Когда он в первый раз оступился, случайно задев носком туфли шлейф — на кой хер он такой длинный? — платья этой суки, ему стоило титанических усилий не рявкнуть, не осадить её прилюдно в ответ на деловитое замечание, что к февралю он в обязательном порядке должен из кожи вон вылезти, но отточить свои навыки в танцах, которыми он не занимался с четвёртого курса, чтобы не посрамиться в день свадьбы. Когда к нему и Астории присоединились Лонгботтомы, а вслед за ними ещё несколько парочек, гаденькое ощущение, что он — сидящий в клетке в магическом зоопарке дрессированный шишуга, на которого пришла поглазеть толпа недалёких зевак, заметно ослабело, пусть и недостаточно для того, чтобы прекратить думать об этом. Когда «Магия работает» сменилась другой не менее заунывной песней, под которую обжимались студенты на пятничных танцах, Драко удалось высвободиться из миазмов одержимого обожания и протиснуться к столику, у которого проводили время Лавгуд, Уизлетта и почему-то Пэнси, от которой по какой-то причине отпочковался Тео. Возможно, если бы сейчас Астория на пару с сестричкой не была занята окучиванием журналистки из «Ведьмополитена», у Драко были бы большие проблемы: обычно любящий жених не бросает невесту одну посреди танцпола. Обычно. Но имеет ли это сейчас хоть какое-то значение? Какая разница, обидится на него эта сука или нет, если её папаша и его прихвостни лишились Бруствера — главного козыря в выстроенном ими карточном домике? Теперь Астория Гринграсс не более, чем балласт, избавление от которого, впрочем, уже не за горами. Вот что имело значение. Это и… Грейнджер, которая всё ещё не вернулась. И Забини. Он тоже ещё не вернулся. Драко опустил взгляд к часам, затем с намёком посмотрел на Лавгуд: она покачала головой. Прекрасно. Все сроки уже прошли, а вестей нет. Просто прекрасно. Когда Грейнджер вернётся, он прижмёт её к себе. Крепко-крепко. Вдохнёт аромат её волос, а потом здесь же, на этом самом месте, при толпе свидетелей, устроит ей сцену, отчитает за то, что она заставила его волноваться. Наорёт на неё так, что даже патлатый чёрт заткнёт свою пасть. А она наорёт на него в ответ за то, что он сраный инфантильный эгоист, который с высоты Астрономической башни плевать хотел на последствия своих необдуманных решений. И будет права. Как обычно. — Скажи Тори, что, как бы она ни пыталась, Мисти напишет о вашей помолвке лишь то, что посчитает нужным. Драко повернулся к Пэнси. — Ты хотела сказать: лишь то, что посчитает нужным твоя тётя? — приходилось почти кричать, чтобы в какофонии чужих голосов и музыки она разобрала хоть что-то. Общеизвестный факт: с начала прошлого года, когда главным редактором «Ведьмополитена» назначили её тётю, увидеть положительную статью — даже заказную — о чьей-либо свадьбе или помолвке стало чем-то за гранью реальности. На что рассчитывала Астория, приглашая «Ведьмополитен» осветить сие торжество, — вопрос, которым Драко даже задаваться не хотелось. По «счастливчикам», оказавшимся на страницах этого рассадника сплетен, проезжались вдоль и поперёк, и единственным человеком, избежавшим прилюдной порки за «безвкусное» свадебное платье и жениха-хлюпика, была Пэнси. По понятным причинам. Интересно, двести галлеонов будут достаточно убедительными, чтобы Мисти не торопилась с выпуском статьи? — Так это из-за твоей тётки меня на всю страну назвали «шлёппи в шторе»? — прошипела Уизлетта. — Нужно было подбирать свадебное платье по размеру, — отправив в рот крошечное пирожное, Пэнси пожала плечами. — Оно было по размеру! — Разве что по твоему размеру времён третьего курса. — Да неужели?! — Джинни, не нужно так эмоционально реагировать, — попыталась вклиниться Лавгуд. — Я сама решу, как мне реагировать! Салазар… И даже встрять в этот кретинский спор, оборвав его на корню, нельзя: с выяснения отношений на пустом месте друг с другом они переключатся на него одного. Только на этот раз Драко будет вынужден терпеть долбёжку мозга одновременно от всех троих, а не от каждой по отдельности. Быть может, даже заслуженную долбёжку мозга, но от того, что эта долбёжка будет заслуженной, она не перестанет быть долбёжкой. Язык фактов в своём первозданном виде. В попытке хоть немного абстрагироваться Драко взял со стола бокал вина, в пару больших глотков осушил его. Взял следующий — до дна. И Драко даже планировал наплевать на своё правило не перебарщивать со спиртным рядом с Лавгуд и потянуться за третьим бокалом, но раньше, чем он успел это сделать, за спиной прозвучало самодовольное… — А вот и я, детки. Соскучились? Наконец-то. Драко обернулся и уже собирался в самой грубой форме предъявить Грейнджер и Забини, какого хера они сегодня такие инициативные, но… — Где Грейнджер?! Сбоку раздался смешок Пэнси. Да пошла ты. — В своей привычной среде обитания. Наверное, было бы глупо сейчас спрашивать, что Грейнджер забыла в библиотеке, потому что он сам сказал ей, что хочет поговорить с ней, когда она вернётся. А что может быть лучше для приватной беседы, чем самое тихое и уединённое место в этом доме? Только вот какова вероятность, что после нотации от Лавгуд — дрянь, вот тебе обязательно было влезать, куда не просят? — он вообще сможет смотреть Грейнджер в глаза, не думая о том, как сильно он перед ней облажался? Какова вероятность, что она оставит без внимания его попытки сделать вид, что его ничего не беспокоит? Всё верно: вероятность стремилась к нулю. Блейз похлопал его по плечу и, пританцовывая, прошёл к Лавгуд, приобнял её за талию. Уизлетта тут же изменилась в лице и сделала шаг в сторону. Едва обратив внимание на поведение своей подружки, Лавгуд поинтересовалась у Забини: — Как всё прошло? — Скажу не хвалясь, я был великолепен. — Что-то случилось? — спросила Пэнси. Драко прочистил горло и уже собирался озвучить придуманную Уизлеттой «легенду», но она опередила его. — Это всё Рон. У него… У него слабый желудок, и его замутило от улиток по-бургундски. Забини вызвался помочь Гермионе проводить его домой. Из Уизлетты такая же хорошая лгунья, как из Драко — рыцарь в сияющих доспехах, и, будь сейчас на месте Пэнси кто-то более заинтересованный, вроде папаши Астории, вопросов было бы не избежать. Но Пэнси, очевидно, было плевать, даже если она что-то заподозрила. — А, улитки… Бывает. Это Уизли ещё до устриц не добрался. Меня от них на прошлой неделе так полоскало, что… — Кхм, Пэнс, крошка, — перебил Блейз, — ты не будешь против, если мы перенесём обсуждение мерзких подробностей на другой день? У меня тоже… слабый желудок. — С каких пор он у тебя слабый? — Все мы не молодеем, — с наигранной тоской вздохнул друг. — Спроси у Тыковки, в последнее время я… Этот бессмысленный трёп ездил по ушам едва не до боли. Оставаясь здесь, Драко только оттягивал неизбежное — обещанный разговор с Грейнджер, который он так предвкушал каких-то пару часов назад. И на который он сейчас с таким трудом решался. В библиотеке. Она ждёт в библиотеке. А он стоит здесь и слушает, как Блейза нещадно пучит от грёбаной тушёной капусты. — Я вас оставлю, — он было сорвался с места, но Блейз вцепился в его локоть, удерживая. — Стоять, — их взгляды пересеклись, и Драко подавил в себе желание послать друга куда подальше. И без тебя, блять, тошно. Мельком глянув на сверлящих его глазами Лавгуд, Пэнси и Уизлетту, наклонился и заставил себя спокойно шепнуть Блейзу на ухо: — Я бы очень хотел побыть в… привычной среде обитания. В тишине. Буду очень признателен, если ты меня прикроешь. — Что, почитать захотелось? — Блейз насмешливо приподнял брови. — Даже не представляешь. — Нет ощущения, что сейчас неподходящее время для чтения? — облегчение, которое он испытал секунду назад, было перечёркнуто этой сраной поучающей интонацией друга. Будто тот всегда и всё знал лучше. — Нет времени более подходящего, чем то, в которое мне хочется почитать. Дёрнув рукой, он высвободился из навязчивой хватки Блейза. Тот лишь пожал плечами. Как знаешь, мол. Ирония была в том, что сейчас он знал меньше всего.