Воспоминания о герое

Небо над Мадридом — сухое, жаркое и полное света. Скоро свет уйдёт, останется только жара, неизбывный зной, такой привычный, что сама мысль о холоде покажется бредом. И это небо расколется на части… Раскалённый асфальт в трещинах, из них появляются зелёные ростки и тут же засыхают. Бежать по нему босиком приятно, порой даже приятнее, чем по песку — как будто оставляешь следы, видимые только тебе. Воздух стремительно густеет, и через несколько минут он уже похож на вязкую кашу. Движения замедляются, дышать тяжело… И это не из-за жары, но не могло же случиться что-то страшное, верно? Первый засохший лепесток пожух и посерел, словно из него выкачали жизнь. И покрылся инеем — это в разгаре лета? Из-под босых пяток вылетают камешки, надо бы обуться, но сандалии где-то брошены и безнадёжно… До дома остаётся несколько поворотов. Небо темнеет. Оно всё ещё сухо, как опавший осенний лист, и оно по-прежнему горячо, но света нет. Ещё три поворота. Ноги вязнут в воздухе, как мушиные лапки в варенье, и это мерзко, всегда было мерзко, но испытать на себе — ещё хуже. Время и впрямь кто-то остановил, и он, кажется, не на твоей стороне. Поворот отнимает столько сил… Тело не слушается. Где люди? И почему всё происходит так медленно, сотня и тысяча проклятий! На улице — никого, предгрозовая сиеста — это серьёзно, никто и носа из дома не высунет. Никто, кроме тебя. И стремительно движущихся вниз чёрных теней… Твари в капюшонах спускаются с неба, из серо-лиловой грозовой тучи, которой только что здесь не было. Ни капли дождя, ни шепотка грома, духота сдавливает горло невидимыми руками, тягучий зной, поднимающееся от дороги марево обвивает лодыжки. А они всё спускаются вниз… И их становится больше, и если хоть одна неведомая тварь опустится на дом!.. Что-то подсказывает, что они УЖЕ там, и поэтому всё так медленно и страшно. Больше некуда, некогда и некого. Есть ли смысл спешить? Всегда есть, но что ты можешь сделать, что тут вообще можно сделать? Последний поворот, и жара исчезает. Лучше бы была жара… Глухой замогильный свист и ледяной ветер, такой ледяной, словно за шиворот бросили снега и запретили шевелиться. Холод обвивает со всех сторон, двигаться он не мешает — двигаться мешает не он. Зачем… зачем идти? За кем и к кому… Они все мертвы… Ты ещё не видел, но уже знаешь, и последнюю попытку вырваться вперёд останавливает тупое опустошение. Хлопают шторы у незакрытого окна, хлопают ставни окон, хлопают полы чёрных склизких плащей. Они близко. Они хотят, чтобы ты упал, и только поэтому ты двигаешься вперёд. Похоже на то, как корабль пытается идти против течения или птица — лететь против ветра, потому что всё против и тянет назад. Дом за углом, только он уже не дом… Как картонная коробка, распахнутая и вывернутая наизнанку, и из окон выбираются чёрные фигуры в плащах… Больше всего на свете хочется верить, что их прогнали, но побеждённые уходят иначе. За окном мелькает ослепительная серебристая вспышка. Маглы ничего не видят, не увидят и того, как что-то большое, белоснежное и крылатое разгоняет двух… нет, трёх из них… И отсюда видно, как некоторые трансгрессируют — это были люди, если можно назвать людьми тех, кто работает с НИМИ. Время лопается, словно мыльный пузырь. Наконец-то! Неожиданно удаётся бежать, и ты бежишь, не думая о том, что ушли не все… На пороге скользко — никто ничего не проливал, просто в одночасье возвращаются и жара, и боль: обнаруживается, что ступни стёрты в кровь. Раз-два-три алых следа… Тела братьев и сестёр — в гостиной на полу… Если это — полуденный сон, то он был последним. Застывшие взгляды устремлённых в небытие глаз… Их надо закрыть, а ещё надо дышать, шевелиться и звать на помощь. Здесь не все. Надо идти и искать, а не стоять неподвижно, глядя на палочку, стиснутую хрупкими пальцами сестры; колдовала на летних каникулах, но её не исключат… Сверкающая птица вылетела из окна на втором этаже, значит, отец там, должен быть там — такие люди не умирают! Правда, таких убивают… Сдавленный плач в соседней комнате мешает думать о смерти.  — Значит, он погиб… погиб, — мать, посреди комнаты согнувшаяся над телом Карлоса — тебе никогда этого не забыть. — В тот момент, когда ты смог двигаться… Заклятие развеялось само собой. Какое заклятие, о чём она говорит… Все мертвы, зачем колдовать?  — Он хотел защитить тебя, — улыбка через слёзы выглядит страшно, — и, кажется, сумел… прости меня, если сможешь. Они ушли… Над телом Карлоса… Но он же жив! Вот только что-то кричит внутри, что это больше не Карлос, потому что брата больше нет, брат бы сел и обнял рыдающую мать, да и тебя бы, наверное, тоже… Пустой, потерянный взгляд в потолок и слабая улыбка. Целых две страшных улыбки подряд. Что с ними сделали и как за них отомстить? — Не ходи никуда, хорошо? Тебе нравится куда-нибудь уйти и пропасть, это спасло тебе жизнь… но сейчас надо остаться здесь… Пока не придут мракоборцы. Они обязательно придут, пусть даже после… Какие мракоборцы? Они только что все умерли — один настоящий и трое будущих. Других не существует, иначе бы они уже пришли.  — Росио… не молчи… На пороге кто-то есть. Не шаги, но шорохи, не скрип, но вой… По полу потянуло холодом.  — Ещё один, — мать уже на ногах, и пусть они дрожат… — Нет, не ходи за мной. Ты пока ничего не можешь сделать… Только думай о хорошем, что бы ни произошло! О хорошем — здесь, сейчас? Ты знаешь, что можешь, но из-за угла высовывается длинная серая рука в омерзительных струпьях — и этому знанию уступает другое: ничего хорошего никогда не было и уже никогда не произойдёт, впереди есть только холод и бесконечная тоска.  — Экспекто Патронум! Ещё одна птица, а вернее — тень птицы, жалкое подобие той, что вылетала из окна. Сияние так слабо, что едва закрывает фигуру в чёрном, и та без труда двигается вперёд. Её не задержать, но становится почти всё равно. Почти… «Ты пока ничего не можешь сделать…» Какого чёрта!  — Экспекто… Оно не сработает просто так, ты же не зря таскал у братьев учебники и тетради. Прости, Карлос, твоя палочка тебе больше не нужна, но чего не хватает? Слова наполняет смыслом суть заклинания… «Думай о хорошем, что бы ни произошло!»  — Экспекто Патронум?..  — Росио! Она падает на ковёр… Почему-то этот демон перешагнул, переплыл, перелетел?.. Какое у него страшное лицо. Оно было бы страшным, если бы хоть одно чувство имело значение. И зачем эта тварь снимает капюшон? Оказывается, у неё есть рот, и это — точно смерть. На заднем плане — всё: дом, люди, живые и мёртвые, стёртые в кровь босые ноги, лето, последнее лето перед школой, недоставленные письма, ракушки на морском берегу, жизнь… На переднем — смерть. Чёрная, холодная и неизбежная… Распахнутый рот, это не рот — это пасть, она кажется бесконечной; острые зубы и отвратительный склизкий язык. Как же тихо… наверное, матери тоже больше нет… Кто там кого хотел защитить? Мир никогда не будет прежним, потому что он кончился только что. Мир умер за минуту до грозы.  — Назад!

***

Если б не опыт Вольфганга, по долгу службы чаще всех посещающего Азкабан, они бы потеряли всех. От этой мысли сжималось сердце, пока Арно Савиньяк бегом поднимался по лестнице, пинком открывал дверь, стремительно осматривался и лелеял про себя надежду, что кто-то ещё жив, кроме замеченной им внизу Долорес. Зря — мёртвых в этом доме больше, чем живых, и всё из-за дементоров. Дементоры! Кому вообще могло прийти в голову такое? Азкабан ждало серьёзное разбирательство — его стражникам запрещено покидать тюрьму, они подчиняются только надзирателю и самому министерству. Каким-то неведомым способом выманить этих тварей на волю, привести сюда и использовать для атаки?.. Бред, да и только. Но этот бред сработал, и, кто бы ни был зачинщиком, его следовало признать гением. Ни в коем случае не героем, но совершенно точно — мастером своего дела, виртуозом злого умысла. Алва — потомственные мракоборцы: никого из них, не считая женщин и детей, не убить, сражаясь на равных и глядя в глаза. В дело вступал либо грязный шантаж, либо подлость вроде яда или порчи на расстоянии. Привести в мирный смешанный квартал эти… порождения дьявола, пустить их в дом, высосать всю жизненную силу — и потом напасть… Сильный маг может противостоять дементору. Если точно знает о его присутствии, а ещё — если ему никого не нужно защищать, кроме себя. Последнюю мысль Арно озвучил вслух, вполголоса, глядя на приоткрытую дверь знакомого кабинета. Затем собрался с силами и медленно, представляя, что его там ждёт, открыл дверь до конца. Гриффиндорцы не боятся — гриффиндорцы скорбят… Скорбят и злятся на себя за то, что опоздали.  — Ты сделал всё, что мог, друг мой, — собственный голос звучал неестественно и хрипло, но жалеть об этом бессмысленно — Алваро никогда его не услышит, больше никогда. Видеть сильнейшего мракоборца в истории магической Европы мёртвым было страшно, однако не страшнее, чем мёртвого коллегу и друга. Книжный стеллаж, к которому его отбросило заклинанием, стоял криво, и книжки от удара попадали на пол. Стекло в окне выбито, из-за чего рабочий стол со всякими магическими приборами был усыпан острыми осколками. Дементоры не убивают. Они к этому попросту не приспособлены. Всё, что в силах такого существа, пусть это и не мало, ограничивается пожиранием души, но смерть дементор подарить не может. Депрессию, страх, обморок, истерику — что угодно, может косвенно поспособствовать самоубийству мага или несведущего магла. В доме Алва побывал кто-то ещё — кто-то, кто привёл их сюда, сделал своё дело и ушёл. Убедившись ещё раз, что на верхнем этаже никого больше нет, Арно опустился на одно колено перед покойным другом. А ведь Алваро видел… видел всё. Ждал ли он нападения? Знал ли, что на них когда-нибудь нападут? У него было много врагов, но никто, никто не решался атаковать. О великом мракоборце говорили всякое, включая сплетни о любовной связи с супругой самого Арно, и мало кто верил, что за силой, мудростью и хитростью этого человека может скрываться живое сердце. «Чаще всего мы выбираем — убить или умереть. Тебе не кажется это закономерным, друг мой? Всё сводится к смерти — жизнь сама по себе неизбежно сводится к смерти… Но если у тебя есть то, за что ты готов и убить, и умереть, ты ей не проиграешь. В каком-то смысле. Что скажешь?»  — Скажу, что ты ошибся, — Арно ничего не нашёл в остекленевшем взгляде и, протянув руку, закрыл ему глаза. Пальцы почти не дрожали. — Ты бы и убил, и умер за свою семью. Так и вышло, но бессмертным тебя это не сделало… На всякий случай он обшарил все полки, шкафчики, ящики рабочего стола в поисках подсказок. Ничего. Единственная улика, что у них была — короткое письмо без подписи, отправленное срочной совой: первая и последняя просьба о помощи, которую Арно слышал от этого человека. Если бы другие были здесь — Салина, Альмейда, не пришлось бы дожидаться подкрепления с севера. Но все доверенные люди оказались вне страны… Случайно ли? Нужно было идти вниз, но Арно всё медлил — не из боязни, ему несвойственной, скорее из-за какого-то оцепенения, охватившего его при последнем взгляде на Алваро. Такое знакомое спокойное лицо, без привычной иронии во взгляде, немая готовность дать отпор… Его сыновья росли такими же… Двое старших уже проходили курсы мракоборцев… Остановившись на пороге, Арно почти бессознательно ударил кулаком в стену, позволив себе на полминуты побыть наедине с утратой. Затем медленно выпрямился, прикрыл дверь и отправился вниз. Эпоха не кончалась даже на этой смерти — эпоха продолжалась, только кто заменит сильных, если их не осталось? Скрипучая лестница приводила в чувство — попробуй сосредоточься на своей печали, когда каждый шаг демонстративно скребёт по сердцу и буквально выдирает тебя обратно в мир живых! Нет времени скорбеть, оплакать павших можно и потом — им уже всё равно, это тебе не всё равно, пока ты живёшь и дышишь. На первом месте — работа, какой бы страшной и неприятной она ни была. А ведь это Арно был тем, над кем подтрунивали за излишнюю горячность. Ничего не поделаешь — Гриффиндор! Все силы — в бой, все силы — на защиту, на эмоции — всё те же силы. Ну не мог он, как некоторые друзья, делать всё расчётливо и хладнокровно. Теперь придётся — хладнокровных больше нет. На ум пришла мысль о собственных сыновьях. Как и всегда, она дарила тепло, в этот раз — с примесью боли. Стоило лишь подумать, если бы на месте… Стоп. Близнецы в безопасности, с ними Гектор, вряд ли кто-то додумается напасть на фамильный особняк, пока в нём гостит судья Визенгамота. В последний раз помедлив, Арно вышел в широкую гостиную на первом этаже.  — Постойте, где…  — Мы перенесли погибших в другую комнату, — Карл Борн, уже здесь. Долго же они… Арно взглянул на напарника. Карл выглядел так, словно ему жаль — ему действительно было жаль, в друге Арно не сомневался ни на минуту, но вряд ли ему так же больно сейчас. — Если ты не возражаешь, мы бы поднялись наверх, и… он там?  — Да.  — Гм. Хорошо. То есть, нет, извини… Авада Кедавра?  — Скорее всего. Остальных убили так же?  — Судя по всему, — отозвался Карл, и в его голосе проскользнуло отчаяние. — Сумасшедшие! Это убийство, это даже не война. Притащить этих могильных тварей, ударить, пока все были ослаблены…  — Уцелеть можно было только чудом, — с несвойственной ему мрачностью заметил Арно, бесцельно глядя в центр пустой гостиной. Когда он пробегал мимо, здесь ещё лежали тела. Инес — лучшая выпускница колдовской академии в Вальядолиде… Рубен — подающий надежды стажёр, отличившийся на курсах и обещающий стать вторым отцом. Все они могли бы.  — Чудо произошло, — невесело усмехнулся напарник. — Правда, грустное какое-то чудо…  — Что ты сказал?! Карл начал было объяснять, Арно его уже не слушал — растолкав прибывающих и прибывающих мракоборцев, журналистов и прочих сплетников магического мира, он бросился к малой гостиной. Очередная приоткрытая дверь, как же его сегодня злят приоткрытые двери! Наверное, грубовато он выглядел, ворвавшись на порог и уставившись безумными глазами. А может, и нет — может, только самому так казалось.  — Прикрой дверь, — велела Арлетта, подняв глаза на супруга. — Здесь ещё не хватало этого… сброда. Арно молча выполнил просьбу и зажёг свет, так как за окном стремительно темнело. Первой вспышкой молнии стал патронус, выпущенный Вольфгангом, едва они зашли в дом. Теперь начиналась настоящая гроза, и каждый отдалённый раскат грома походил на взрыв. Он должен был радоваться, что погибли не все — должен был, но не мог, вообще ничего не чувствовал, кроме опустошения и тоски. Арлетта стояла на коленях, чуть склонившись над убитой горем женщиной, и гладила её по плечу, сдержанно приговаривая что-то утешительное. Арно снова узнал Долорес, но не смог найти в себе сил что-либо ей сказать: он никогда не терял свою любовь и свою семью, ну — не считая покойных родителей, ТАК он точно никого не терял. Взгляд упал ниже. На ковре лежало тело… Мерлин милосердный, о живых так не говорят, но был ли Карлос Алва живым? Бедный мальчишка! Арно с трудом отвёл глаза от неподвижного, блаженного лица, бездумно блуждающей по нему непонимающей улыбки. Поцелуй дементора. Тысяча проклятий, это тот самый случай, когда лучше умереть. Хуже уже не будет, верно? Чувствуя себя лишней фигурой в помещении, Арно по кругу обошёл малую гостиную, сентиментально провёл ладонью по любимому креслу Алваро, остановился у широкой продавленной софы. Если б не ситуация, сцена была бы почти забавной — Вольфганг фок Варзов не тот человек, который может смутиться или растеряться, он борец и воин до мозга костей, сторонник волевых решений и противник разнообразных нежностей, но сейчас он казался именно что смущённым и растерянным. Вот так вот — крупная плечистая фигура в поношенной форме, неловко сидящая рядышком с ребёнком… Боже милостивый, с ребёнком!  — Привет, Рокэ, — сказал Арно, надеясь, что у него получилось хотя бы подобие ободряющей улыбки. Он видел младшего сына Алваро всего раз, и то мельком, и не запомнил толком — одни глаза, но это определённо был он. Мальчик посмотрел на него в ответ и молча кивнул. Мерлин, ему всего одиннадцать. Одиннадцать! Как близнецам… Всё изменилось, и как к этому относиться — Арно решительно не знал. Пока они дождутся какого-никакого расследования, пока придут указания от начальства, начнётся учебный год… Для Карлоса с матерью это ничего не значило, но… Будь прокляты эти неизвестные нападавшие! И вдогонку не отправиться — маги трансгрессировали, дементоры уходят своими путями. Внутри поднялась волна гнева, потом разбилась о высокие скалы — то была горечь, почти ощутимая физически, как боль в разбитых костяшках. Оглушительный выстрел грома пробил подавленное молчание, и оно треснуло со скрипом — скрипели опять половицы за дверью, видимо, уже набежали ищейки «Ежедневного Пророка». Одно утешало, тела погибших забрали свои. Нельзя сказать, что это являлось прямой обязанностью мракоборцев, но прямо сейчас это всё, что они могли сделать, да и нельзя никого бросать — даже после смерти.  — Нам надо идти, — кому-то придётся теперь говорить первым, и это будешь ты. Арно бы с большей радостью рванул в погоню, так хоть отомстить получится, но куда? За кем? В пустоту, ловить невидимок? Без возможности ударить обидчика, отвоевать украденное он почувствовал себя странно, почти неловко. Ещё и решать чужие судьбы…  — Просто уйти не получится. Нам нужна помощь, — Арлетта проявила семейную расчётливость, именно этого им теперь так не хватало. Взглянув на супругу, Арно подумал, что даже представлять не хочет, что она сейчас чувствует — одно знал точно, она изо всех сил держит себя в руках, и бравым мужчинам пора брать пример. — Я отправила Гектору срочную сову, он пришлёт сюда какой-нибудь транспорт — каминная сеть перекрыта, а трансгрессия — не самый приятный опыт в таком состоянии. Также, — в первый раз её голос еле заметно дрогнул, — также прибудет карета из больницы Святого Мунго. В самом деле, куда же ещё… Долорес до сих пор не произнесла ни слова — судя по безжизненному взгляду и раскоординации движений, пребывала в лёгкой форме шока, какая бывает после столкновения с дементором без фатального исхода. Такое случается, когда патронус не критично опаздывает — состояние улучшится через несколько часов. Как же! При стольких погибших… Всё это, конечно, весьма сомнительное знание: исследования защитных заклинаний против дементоров в последний раз проводил то ли дед, то ли прадед самого Алваро. Ещё бы! Никому в голову не приходило, что стражи Азкабана действительно нападут на кого-то далеко за пределами своей тюрьмы! Было слышно, как коллеги за дверью сдерживают напор репортёров и агентов из министерства. Долго им не выстоять — людскому любопытству никакая магия не помеха. Арно бездумно прошёлся по малой гостиной в ожидании обещанной кареты, поглядывая в окно, не выдержал, заговорил:  — Я был там, наверху… ничего! Хоть бы какой намёк на то, что это было… — Остановившись напротив софы, он обратился к Рокэ: — Скажи, ты не видел тут людей? — Ребёнок отрицательно мотнул головой, всё ещё не говоря ни слова. На брата он не смотрел, да и вообще выглядел самым… уцелевшим. Хоть кого-то не тронули! Не факт, что специально, но всё же. — А дементоров? Арно не подумал, что, несмотря на зловещую репутацию, стражи Азкабана нечасто упоминаются в повседневной жизни. Рокэ вопросительно посмотрел на него, на Вольфганга, Вольфганг кивнул:  — Они называются дементоры, — и тут же рявкнул по привычке громко: — Отстань от ребёнка!  — Я не собирался задавать много вопросов! Просто если бы мы могли их выследить… но мы не можем, — хмуро оборвал себя Арно. Ладно, настоящее расследование ещё впереди. Он пообещал себе костьми лечь, но найти ответы.  — Люди были, но трансгрессировали, пока вы ещё не пришли, — неожиданно сказал Рокэ, рассматривая что-то, что держал в руках — Арно невольно задумался, чья это волшебная палочка. Была. И почему она сломалась… — Здесь был только один… дементор?  — Дементор. Тебе придётся отдать палочку брата, — Вольфганг протянул руку, дождался обломков, спрятал их в специальный мешочек для важных артефактов, вшитый во внешний карман форменной мантии старого образца.  — А с палочкой что стряслось? — полюбопытствовал Арно. — Не дементор же погрыз. Простите… не смешно.  — Среагировала на неконтролируемое применение магии и сломалась, — объяснил Вольфганг и, Мерлин всемогущий, добавил с плохо скрываемой гордостью, показав на Рокэ: — Пытался вызвать патронуса… Видимо, Долорес показала… У опытных магов получается — у одного из пяти, если не из десяти, но всё равно! Арно не удержался и тихонько присвистнул. Ребёнка собственная храбрость не впечатляла — пожав плечами, он украдкой посмотрел на брата, как бы говоря — толку пытаться, если ничего не вышло. И всё же… Арно постарался припомнить, что Алваро говорил о своих детях, в частности о младшем. Вообще он не распространялся о семье по понятной причине — количество нажитых врагов, но в кругу друзей, которым можно доверять, позволял себе замолвить словечко за кого-нибудь. Старшие в представлении не нуждались, уже проходя инструктаж в министерстве и демонстрируя себя во всей красе. Как назло, вспоминались лишь сдержанные жалобы в адрес бедняги Карлоса — продолжая странную семейную традицию побывать на всех факультетах Хогвартса, он поступил на Пуффендуй, чем не сильно порадовал отца. Знал ли Алваро, что его младший ребёнок схватится за палочку ещё до школы и попытается повторить одно из сложнейших заклинаний?  — Кареты прибыли, — вполголоса заметила Арлетта, глядя в окно. Силуэты крылатых коней казались жуткими на фоне ухудшавшейся погоды. — Нам придётся выйти, потом пустить сюда целителей, чтобы они помогли Карлосу. Арно, выгляни, как там насчёт журналистов… Помогли Карлосу, как же… Карлосу уже ничем не поможешь. Она так сказала для его безутешной матери или для брата, который ещё слишком мал для жестокой правды? Хотя Рокэ даже не спросил, что именно случилось — либо не хотел знать, либо сам догадался. Либо, что вероятнее, тоже ещё не отошёл. Вздохнув, Арно приоткрыл дверь и сразу же получил в лицо вспышку. Захлопнул обратно.  — Их там толпа, — зло бросил он. — Слетелись на чужое горе, как мухи на мёд… Колдографии на первой полосе «Пророка» не избежать.  — Сейчас посмотрим, — Вольфганг поднялся с софы и отдал распоряжения: — Разделяемся. Арлетта, вы втроём ждите здесь, если будут ломиться — колдуй сразу в глаз. Мы выходим. Все молчат, на вопросы отвечать будет Рудольф. Понятно?  — Так точно, — в последний раз взглянув на Карлоса и Долорес, Арно приготовился открывать — если не вышибать — дверь. Краем глаза он заметил неловкое движение: Вольфганг будто бы хотел приобнять ребёнка за плечи, но передумал. Они вышли из малой гостиной и словно угодили в водоворот — журналистов оказалось куда больше, чем с одного «Пророка». Повсюду полыхали колдовские вспышки, летали самопишущие перья и таблички, глотки надрывались вопросительными воплями; в общем, пройти по этому живому коридору было трудно. Вольфганг первым нарушил правило молчания, правда, это пошло на пользу: его командирский голос громыхнул на весь дом, и проклятые любопытные либо поняли, что лучше заткнуться, либо попросту оглохли. Какие зверюги были запряжены в больничную карету, Арно не разглядел, а вот Гектор всё ещё разводил крылатых абраксанских: однажды ему подарили французского жеребца, и с тех пор в поместье Рафиано появилась конюшня.  — Мне нужно осмотреть всех пострадавших, — из пелены зарядившего дождя выскочил один из целителей-колдунов. Если б не причудливая мантия, какие они носили в своей больнице, Арно бы его даже не признал. Придирчиво осмотрев хмурых мракоборцев, целитель переключил своё внимание на Рокэ.  — Я в порядке, — заартачился тот, в первый раз проявив хоть какие-то видимые эмоции, даже если эти эмоции — «шарахнуться от врача». Впрочем, Вольфганг пресёк любые попытки шарахнуться далеко, рявкнув:  — А ну цыц! — и тут же пояснил, уже потише: — Это необходимая формальность. Надо — значит, надо. Арно не выдержал и усмехнулся в усы, потом и вовсе тихонько засмеялся, пусть это и казалось абсурдным — смеяться в такой день.  — Дружище, — вполголоса сказал он на ухо Вольфгангу, — ты чёртов директор Хогвартса и абсолютно не умеешь обращаться с детьми!  — Там не дети, а ученики, — буркнул тот, скрестив руки на груди и глядя куда-то в сторону. — Арно.  — Да?  — Если ты хоть слово…  — Я могила!  — Могилой станешь, если скажешь что-нибудь.  — Понял, понял…  — А я едва успел, — будто пропустив мимо ушей его вялую насмешку, проговорил Вольфганг. — Ты когда-нибудь видел, как душа покидает тело? Если её не поймать… В общий разговор снова вмешался зануда-целитель:  — Не считая лёгкого потрясения, выраженного в форме пассивной агрессии…  — Дальше, пожалуйста, — попросил Арно. От формулировочки зубы сводило.  — Я считаю, — Мерлин, он ещё и гнусавит, — я считаю, и вы не можете со мной не согласиться, что небезопасно оставлять ребёнка здесь, тем более одного. Я не буду настаивать на медицинском наблюдении, но в больнице святого Мунго…  — Больница святого Мунго знаешь как далеко отсюда? — снова повысил голос Вольфганг. Вопрос не нуждался в ответе, и медик наконец-то исчез. — То-то же.  — Хочешь в больницу? — поинтересовался Арно.  — Нет, — ответил Рокэ, глядя вслед удравшему целителю. Докторишка умчался, и ребёнок снова выглядел подавленным и отрешённым; всё логично, но Арно задумался о словах своего друга — не хотел ли Вольфганг сказать, что дементор успел притронуться к юной душе?  — Твои родные будут там. Разрешат остаться.  — Не хочу. Арно беспомощно развёл руками, потом задумался — ответ-то на поверхности. Всё, о чём он мог думать — Алваро бы не возражал, ведь их семьи дружат уже много лет… Зная законы магического мира, можно было сказать одно: несовершеннолетний маг обязательно остаётся при ближайших родственниках или опекунах, а заботу о родственниках взяло на себя магическое правительство Британии — министерство, как королевский двор в стародавние времена, забирало под крылышко семьи погибших воинов. Последние лет двадцать, если не тридцать, Алваро был воином лондонского министерства. Сыновья — в Хогвартсе, работа — на севере, а теперь и больница — в Лондоне… Им всем в любом случае ехать в Англию, а особняк Савиньяков большой и обжитой, хорошо защищённый… В конце-то концов, они ровесники с Эмилем и Ли и в один год отправятся в Хогвартс! В год, который начнётся через месяц.  — Конечно, ты ещё не ученик Хогвартса, но как директор я могу предоставить временное убежище, — сказал Вольфганг своим привычным командным тоном, но Арно почудилось усердно скрываемое волнение. — Само собой, ненадолго — будет намного лучше дома у Арно. У меня есть небольшая квартира в Лондоне, сам там почти не бываю, но… Да что с ними всеми сегодня не так?! Не считая смерти… Видел Арно эту квартиру: тщательно заколдованная однушка в магловском многоэтажном доме. Пока была жива жена, Вольфганг почти там не бывал, а потом переехал с концами, продал уютный особнячок в колдовской деревушке — и всё. Обиталище бывалого мракоборца-одиночки, битком набитое не самыми безопасными магическими артефактами, вряд ли лучшее место для ребёнка, путь и на время. А для ребёнка другого бывалого мракоборца?  — Почему бы и нет, — бодро поддержал Арно, надеясь, что директорское право и впрямь что-то даёт. Он мог настаивать и даже настоял бы, но… Так или иначе, всё сложится, а он почему-то не чувствовал себя в силах разорвать эту странную связь, которую он не видел, но ощущал почти физически. Вольфганг был первым, кто ворвался в разрушенный дом, спугнул зло, прогнал дементора. Если всех детей в этой семье воспитывали одинаково, Рокэ должен был доверять ему — ему, а не другому столь же незнакомому коллеге покойного отца, пусть у него и большая жилплощадь! Арно пристально посмотрел на ребёнка, пытаясь понять хоть что-нибудь. Напуган, но старается этого не показывать; всё ещё молчит большую часть времени, но это пройдёт… — Только вам лучше поторопиться, иначе действительно заставят ехать в больницу. Я придумаю что-нибудь. Вот уж он-то точно с ума сошёл! Что он скажет Долорес?! Скажет… да скажет правду, иначе Арно и поступить не мог. Она сейчас сама не в состоянии уделить внимание детям, ей нужна помощь. И детям тоже.  — Тогда договорились, — вот, опять, ему не мерещится. Вольфганг просто без понятия, как вести себя с ребёнком. Эти неловкие размашистые жесты — господин директор привык приглашать в карету преступников магического мира, не более того! Хотя Рокэ безоговорочно пошёл за ним; Арно всё ждал, что мальчик обернётся посмотреть на дом. Не обернулся, разве что сгорбился слегка… Ему ещё придётся вернуться сюда и смотреть, и смотреть на другие вещи, более жуткие, чем собственный разграбленный смертью дом — но не сейчас, и это утешало. Запряжённая крылатыми конями карета взмыла вверх. Ей, заколдованной, ливень не помеха, да и лошадки далеко не сахарные. Скоро небо станет лучше, а жизнь?  — Куда ты их отпустил? — Арлетта подошла незаметно, Арно даже не заметил, что целители уже подготовили свою карету. Некоторые даже помогли разогнать зевак — святые люди. — Арно, ты не мог не спросить Долорес… Хотя она не сказала мне ни слова.  — Вот видишь. Я перед ней отвечу… потом, — чуть усилив щит водонепроницаемых чар, Арно посмотрел в небо. Не видно уже ни точки — быстро улетели. — Знаешь, я хотел предложить наш дом… Уж всяко не больница!  — И то верно, — дурак, мог бы быть повнимательнее, на ней же на самой лица нет. На попытку объятий Арлетта лишь вымученно улыбнулась: — Не сейчас, прошу тебя. Мы оплачем их потом… Их всех. Сначала дело.  — Не буду спорить с тобой, олицетворение истины, — пробормотал Арно. В голову пришла неожиданная, но показавшаяся верной мысль. — Послушай, я запамятовал… Супруга Вольфганга, когда она скончалась?  — Лет десять или одиннадцать назад, ты тогда помогал французскому отделу мракоборцев вместе с Гектором. Она умерла при родах, ребёнка тоже не спасли. Зачем ты спрашиваешь?  — Ничего, — невпопад ответил Арно и грустно улыбнулся. — Почему-то я так и подумал.