Воспоминания о герое

За последний месяц они поймали десяток контрабандистов поддельной единорожьей крови, двух неумелых укротителей драконов и одного свихнувшегося тёмного мага, породившего настоящий переполох на магловской стороне Эдинбурга. Он, видите ли, вздумал устраивать гадания — предсказывал бедным неволшебникам всякие ужасы, они над ним смеялись, а потом обещанные кошмары чудесным образом воплощались наяву. Ублюдок хорошо прятался, у него предполагалась, что называется, крыша из группы любителей тёмных искусств. Ну ничего, на каждую шотландскую компашку найдётся лондонская — как-то так выразился Карл, когда они отправлялись на дело. Вернулся Арно лишь в начале декабря, и даже после этого у него не выдалось спокойного часа, чтобы тихо-мирно пообщаться с женой. К сожалению или к счастью, Арлетта была мракоборцем ранга не ниже, чем у него самого, и тоже по вся дни пропадала на службе. Женщин в этом деле не очень жаловали, но родная сестра главного судьи Визенгамота, блестящая выпускница Хогвартса и опытная боевая колдунья являлась исключением, сносящим голову не только Арно. Впрочем, чего это он — с таким-то графиком и ревновать некогда!  — Как дела? — успел спросить он как-то утром, выбираясь из камина в гостиной и устало стряхивая пепел прямо на ковёр. Спать хотелось адски — последние два дня Арно не ложился, гоняясь по Лютному переулку за юбилейным десятым контрабандистом.  — У меня всё хорошо, — не менее устало ответила супруга, не отходя от кресла, на подлокотнике которого она спешно собирала сумочку. Арлетта неодобрительно поглядела на разлетевшийся по ковру пепел и махнула палочкой, чтобы прибраться хоть символически. От домовых эльфов они отказались, и иногда Арно об этом жалел. — Ты голоден?  — Да, душа моя, если на кухне…  — На кухне ничего нет, — обрадовала душа, — я сама только вернулась из министерства и мчусь обратно. Ты представляешь, министр…  — Не хочу представлять министра, я говорил с ним полчаса назад, — простонал Арно. Теперь они перекрикивались из разных комнат, потому что присесть не мог никто. — Как дети? — прокричал он с кухни. — Письма пишут или обленились совсем?  — Пишут, — «дети» было кодовым словом. Арлетта бросила неблагодарную уборку и пришла за ним на кухню, присоединившись к спешной варке кофе. При упоминании неугомонного потомства она словно воспрянула духом, и Арно сам невольно заулыбался, хотя казалось, что сил не было. Совсем.  — И как там Хогвартс? Стоит?  — Пока стоит, хотя Вольфганг на прошлой неделе жаловался мне, что это ненадолго.  — Ну, знаете ли! Когда в школе одновременно Савиньяки и Алва! — ему плохо удалось скрыть гордость за грядущие проказы.  — Вот и я думаю, что старый замок ещё взвоет… Письма у меня на столе, если хочешь — посмотри сам.  — Успеть бы! А вкратце?  — Эмиль жалуется на домашние задания и с ума сходит по квиддичу.  — Первокурсникам нельзя, — припомнил Арно, стуча палочкой по медлительной джезве. Стенки турки были украшены гравировкой со львами — потомственная гриффиндорская вещь. — Пусть сначала метлу оседлает.  — Полагаю, он уже, оттого и мечется, — Арлетта стояла у стола, разгребая пространство, заваленное чашками и кружками. Мерлин видит, у них в особняке никогда не было такого бардака! Обходясь без слуг и домашних эльфов, растя двух, а потом и трёх детей, они всегда следили за порядком, но такая уж выдалась неспокойная осень. — Лионель пишет больше. Недавно пообещал присмотреть за братом, чтобы тот со своим воображаемым квиддичем и клубом плюй-камней не забывал об учёбе.  — Интересно, как он собрался это делать, — в сентябре жизнь ещё казалась относительно спокойной штукой, и Арно даже сам писал сыновьям письма: поэтому он знал, что близнецов закинуло на разные факультеты, и даже разруливал случившиеся из-за этого ссоры. Первую, вторую и вторую с половиной.  — Уж поверь, придумает что-нибудь… Садись, мы же можем позволить себе хоть минуту покоя. Они сели, выдохнув, грея ладони о чашки со свежим крепким кофе. Арно смотрел на супругу — на бордовую мантию падал резкий зимний свет из окна за его спиной, очки были чуть сдвинуты на нос и тоже отблёскивали из-за незваного солнца. Любая уважающая себя колдунья знала тонну заклинаний и чар, позволяющих поддерживать себя в форме даже при сильной замотанности, и Арно не сомневался, что Арлетте известно даже больше — не потому что она сейчас выглядела хорошо, а потому что он тоже. Как же супругам не поделиться таким выгодным секретом! Правда, внутри всё равно всё стонало от усталости, но он сейчас выпьет кофе, напишет пару отчётов в министерство и завалится спать…  — А Рокэ? — как Арно ни старался, овладеть голосом у него не получилось. Смешанные чувства вызывало осознание, что судьба неродного сына беспокоила его больше, чем собственных. Это объяснимо, учитывая обстоятельства, при которых Рокэ попал в их семью, но почему-то признаваться в своих сомнениях и симпатиях было неловко. Впрочем, Арлетта это знала и понимала без слов.  — Написал два раза. На первой неделе и совсем недавно… О нём я больше узнаю от Вольфганга, — призналась Арлетта, потягивая кофе. — Когда мы пересекаемся на выходных, всё-таки директору негоже часто покидать Хогвартс.  — Ну и?..  — Не знаю, Арно… Вроде всё в порядке, но как мы можем судить?  — Действительно, — пробормотал он, вспоминая горький мадридский август.  — Вольфганг больше занят тем, что пытается заставить его написать Долорес. Боюсь, добром это не кончится.  — Почему же? Она рано или поздно придёт в себя, и тогда…  — Ты думаешь? — в голосе супруги послышалась печаль. — Я навещала её, Арно. Лучше уже не будет… Да, она не утратила ни жизни, ни души, но она словно оставила себя прежнюю там, дома. Прошло уже несколько месяцев, Долорес ни разу не отошла далеко от Карлоса. Мне кажется, их словно похоронили вместе… Арно промолчал, не зная, что сказать на это. Стало немного стыдно, ведь сам он ни разу не наведался в больницу Святого Мунго. Как и Рокэ — мальчишку пытались туда затащить всеми правдами и неправдами, он сам не хотел, а матери как будто всё равно. Арно изо всех сил старался понять Долорес, но если бы она пострадала чуть меньше при том налёте — вряд ли приковала себя навеки к старшему сыну, который едва её узнавал, когда за стенами больницы здравствовал и нуждался в её опеке младший!  — Прошу тебя, не думай дурно о Долорес. Мы уже говорили об этом.  — Ты читаешь мои мысли.  — Нетрудно догадаться… — она вздохнула. — Давай закроем эту тему. Лучше всех об этом высказался Ли. Помнишь?  — Ещё бы! — как не помнить эту эпохальную сцену! Накануне первого сентября заезжал Гектор, чтобы справиться о делах двух неразлучных братьев; пробравшийся в гостиную взрослых незваный Лионель храбро высунулся из-за угла и поправил, что братьев здесь, вообще-то, трое. Это заявление не решился оспорить никто и никогда.  — Мне пора, — задумавшись, он не заметил, что Арлетта уже почти ушла, лишь успел в последний момент чмокнуть её в щёку. — Не забудь лечь спать.  — Непременно. Какое-то время Арно сидел на кухне, осоловело глядя в пустую чашку и пытаясь собраться с мыслями. За работой вдохновение его не заставало — какое, к русалкам, вдохновение, когда отчёты о поимке уже доводят до белого каления! Поэтому он решил отложить эту гадость — гадости всегда успеются, в отличие от вещей приятных и хороших, и направился в кабинет супруги. Письма от детей Арлетта хранила на видном месте, а в секретные ящички Арно никогда не лез. Даже если ей было, что скрывать, он и не думал нарушать личное пространство. Пусть и знал по случайности, где искать. Сонливость снял сначала выпитый кофе, а потом и сами письма. Ближе к полудню Арно отложил последний свиток, чувствуя, что расплывается в счастливой идиотской улыбке. Детство! Юность! Первый курс… Он и сам когда-то был таким же, а теперь по Хогвартсу носятся два маленьких Савиньяка — и не какие-то там однофамильцы, а его собственные! Но всё же он не смог удержаться и несколько раз хохотал в голос. Умиление умилением, а дети были совсем маленькие и иногда совершали глупые ошибки в словах. Местами письма казались чересчур взрослыми, а потом прерывались какой-то совершенно глупой детской ерундой. Эмиль писал крупными круглыми буквами, лепя кляксы то там, то сям, и каждый раз рисовал на полях маленький снитч. Рисовал из рук вон плохо, хотя старался. С пятого раза Арно сообразил, что это не крылатый летающий свин и не грязевая бомба на липучках, а квиддичный золотой шарик. У Лионеля почерк был получше и тон посерьёзнее, но в середине он всегда сбивался на детские жалобы на однокурсников, на брата, на злого профессора и всякое такое. А ещё он умудрился написать «калдун», отчего Арно пять минут вытирал слёзы смеха и всё не мог остановиться. Калдун… настаящий калдун! Нет, в следующем письме Ли написал всё правильно — видимо, наконец-то в учебнике попалось это слово… Чего не скажешь об Эмиле с его «митлой», «зонудами» и совершенно восхитительной «абидой». Письма Рокэ лежали в той же стопке, подчёркивая названое братство трёх малолетних сорванцов. Арно перечитал внимательно два раза и пришёл к выводу, что ребёнок всё-таки считает их семьёй, просто отчитываться ему приходится перед Вольфгангом — учитывая неутешительное состояние Долорес, директор взял на себя опекунство раньше, чем Арно успел об этом узнать. Не спорить же… Конечно, Рокэ их родителями не звал, да и с чего бы, но Арно страшно хотелось верить, что его послания ничем не отличаются от тех, что присылают еженедельно близнецы. Больше всего его умилил постскриптум в самом низу свитка, где Росио осторожно интересовался, что значит записанное на слух страшное английское слово. Начитавшись детских посланий, он уже не хотел заниматься скучной рутинной работой. Преступника поймали, под суд передали, так пусть переводит бумагу кто-нибудь другой! Но умилительное чтение каким-то образом пробудило в Арно второе дыхание вкупе с чувством долга, он быстро — кое-как — нацарапал формальную записку, прикрепил её к лапе старой семейной совы и, не раздеваясь, рухнул на диван в гостиной. Арлетта не оценит, вернувшись домой, но спальня была жутко далеко — спальня была наверху. Ступеньки, гори они адским пламенем!..

***

Декабрь промчался незаметно. Собственно говоря, саму декабрьность этого месяца Арно обнаружил случайно, когда врезался дома в новогоднюю игрушку. Заколдованная сахарная снежинка, парящая под потолком, втемяшилась ему прямо в лоб.  — А это обязательно, душа моя? — поинтересовался он, озираясь. Гостиная пестрела гирляндами, под наряженной ёлкой лежали подарки от дальних родственников, на камине тоже горбилась небольшая их стопочка.  — Это красиво и съедобно, — отозвалась Арлетта, занятая камином. Она хотела заколдовать пламя так, чтоб оно плясало в такт тихонькой рождественской музыке. Пока не получалось. — Не ешь.  — Я не ем, — пробормотал Арно, проглатывая откушенный кусок снежинки.  — Врун…  — Так, надкусываю. Они же сладкие! Я слышал, это вредно для зубов.  — Зато красивые, — пробормотала супруга, стоя на коленях у огня. — Помог бы лучше. Детей с вокзала обещал забрать Гектор. Не то чтоб они не могли сделать это сами, но работы всё ещё было невпроворот — Арлетта в последний момент украшала дом, а Арно покупал подарки. И подарки эти срочно следовало завернуть в красивые обёртки! Спешно извинившись перед разочарованной супругой, он помчался наверх, в свой кабинет. Упаковка заняла не очень много времени сама по себе, но Арно провозился лишние десять минут, придирчиво разглядывая то, что купил детям в Косом переулке. Он был почти уверен, что каждому понравится, но сейчас почему-то засомневался. Именно в это время из приоткрытой форточки послышалось ржание крылатых коней. Через какое-то время этажом ниже, то бишь в гостиной на первом этаже, зазвучали звонкие детские голоса. Не расчувствоваться бы! Как давно он их не слышал… Раньше отвлекала лишь работа, а теперь — работа и школа у малых… Это никак не должно было помешать упаковке подарков. Заканчивая завязывать последнюю ленточку вручную, без магии, Арно, довольный делом рук своих, обернулся к порогу и буквально столкнулся со своим младшим ребёнком. Эмиль немного подрос, на светлых волосах таяли снежинки, а на лице было написано такое горе, что Арно едва не выронил коробки.  — Привет, пап, — траурным голосом сказал ребёнок.  — Привет, Эмиль… Что случилось?  — Я с ними больше не дружу! — заявил сын, всхлипнул и разревелся. Великая трагедия одиннадцатилетнего Эмиля Савиньяка оказалась незатейлива и проста: его лучшие друзья — брат номер один и брат номер два — осмелились попасть на другой факультет. И ладно бы они угодили, скажем, один на Когтевран, другой на Слизерин — это хоть справедливо. Но нет! Ли и Рокэ его предали, сговорились со страшной Шляпой и поступили на Когтевран вместе, пока Эмиль учился на Гриффиндоре! Ужасней предательства быть не могло. Арно изо всех сил старался держать лицо, хотя смеяться хотелось больше, чем плакать. Теперь стало понятно, почему их письма показались ему странноватыми, а Ли делал такой упор на то, чтоб заставить братца учиться. Эмиль, оказывается, с ними не разговаривал. Ни Лионель, ни Рокэ об этом не знали, как выяснилось чуть позже, и были в свою очередь уверены, что это у Эмиля нет на них времени со своими гриффиндорскими друзьями.  — Они не виноваты, — попытался объяснить Арно, поглаживая безутешного сына по голове. — А почему ты после об этом не написал? Я думал, вы тогда помирились.  — Мы помирились, — шмыгнул носом Эмиль, — но декан сказал, что это ничего не поменяет. Папа, они без меня дружат!  — Ну, ну… — Мерлин, какие же сложные детские проблемы. Арно и впрямь не знал, что на это сказать. — Вы же сейчас вместе ехали и общались, как обычно, да?  — Да.  — И никто тебя не обижал, верно?  — Ве-ерно…  — Так чего ты тогда ревёшь?!  — Меня все бросили, — в сердцах пожаловался ребёнок, продолжая выть и висеть у него на плече. У Арно уже колени болели так долго стоять на полу, но он мужественно терпел. — Они друг с другом теперь больше дружат!  — Но они всё равно тебя любят! Я знаю, я письма видел.  — Не любят! Откуда я знаю, любят или нет, если они всё время вместе! Я хочу с ними…  — Хорошо, — зашёл с другой стороны Арно. — Тебе Гриффиндор нравится?  — Очень нравится! — оживился Эмиль и даже перестал рыдать. — Там так здорово, а ещё у нас староста курса раньше в квиддич играл, он мне таки-ие штуки показывает… И цвета везде красные-красные, прямо как у нашей семьи мантии, только львов у нас нету, а в школе есть, а ещё…  — Молодец, я рад за тебя. И ты хотел бы перевестись на Когтевран?  — Не-ет, — протянул Эмиль. Такая перспектива ему явно не понравилась. — Они жутко серьёзные и умничают всё время, а ещё надо каждый день загадки разгадывать. Ты представляешь? Не разгадал загадку — не попал в гостиную…  — А теперь представь себя на месте братьев. Они тоже любят свой факультет и тоже не захотели бы ничего менять, — терпеливо разъяснял Арно, сочиняя на ходу. — Но вы с ними всё равно друзья и братья. Может, вы видитесь не так часто, как в детстве, вы всё равно семья. Ты меня понял? Он неуверенно кивнул. Теперь не помешает убедиться, что остальные считают так же. Спустившись в гостиную, таща в одной руке подарки, а другой держа сыновнюю ладошку, Арно понял, что переживать не о чем: во всяком случае, маленькие когтевранцы не закатили истерику с порога и вообще вели себя вежливо и важно даже после того, как уехал дядя Гектор. Праздничное застолье пришлось прервать почти сразу: дети не могли сидеть спокойно, не раскрыв подарков. Мелкие презенты от родичей не так их волновали, как те три свёртка, которые принёс Арно. Наблюдать за Эмилем в момент вручения было сплошным удовольствием: очевидно, он хотел получить метлу, но свёрток оказался слишком мал — на личике появилось неподдельное, плохо скрытое разочарование. Однако, с кислой миной развернув обёртку, Эмиль обнаружил тренировочную складную метлу и возликовал.  — Это для тренировок в нашем дворе на каникулах, — строго наказал Арно. — До второго курса ты в школе не летаешь.  — Конечно! Спасибо, пап!  — И мам.  — И мам, — добавил Эмиль, плюхнувшись рядом с Арлеттой и продолжая прижимать к себе блестящее древко. Он всё ещё демонстративно отворачивался от остальных, и, судя по недоумевающим взглядам, которыми обменялись Ли и Рокэ, вселенская обида юного гриффиндорца и впрямь была ведома только ему одному. Лионель получил хрустальный шар, о котором грезил в прошлом году, начитавшись историй о гадалках. Даже если он утратил интерес за это время, то виду не подал, впрочем, весь оставшийся вечер и все каникулы Ли с подарком не расставался, то и дело пытаясь что-то в нём разглядеть. Арно не был уверен, что шар настоящий, а не набитый разукрашенной ватой, но надеялся, что вскоре любопытство Лионеля переключится на что-нибудь другое.  — Росио, — Арно собственноручно взялся за третий свёрток, потому что Рокэ не спешил кидаться на подарки вслед за назваными братьями.  — Это мне? — до этого момента ему удавалось выглядеть вежливо-отрешённым, как и всегда, когда происходило какое-то семейное сугубо савиньяковское дело, сейчас же ярко-синие глаза были широко раскрыты в удивлении.  — Тебе, тебе. Разворачивай давай, — Арно едва удержался от того, чтобы нервно поёрзать на стуле, будто школьник. В магазине это казалось единственно верным решением, но сейчас он как-то засомневался. Рокэ недоверчиво стащил упаковку, пытаясь не обращать внимания на свесившегося через плечо Лионеля, и какое-то время разглядывал обложку. А потом Арно впервые в жизни увидел, как он улыбается.  — Спасибо! Арлетта что-то ответила, лишив его необходимости возвращать дар речи. В глазах щипало совершенно неуместно. Арно больше не жалел о том, что отказался от дурацких ничего не значащих сувениров и купил ему книжку про историю тёмных искусств. Изо всех сил стараясь не судить о детях по родителям, он подспудно не сомневался в том, что сын Алваро это оценит.