Воспоминания о герое

Когда двоюродный братец ворвался к нему в спальню, Эмиль сделал вид, что спит. Ей-богу, этого ему ещё не хватало! Он ничего не имел против кузена, за исключением тех случаев, когда всё-таки имел. Вот сейчас. В воскресенье, в семь утра!  — Ты спишь? — взволнованно прошептал кузен.  — М-м, бладжеры, — как можно убедительнее промычал загонщик, молясь Мерлину, чтобы его оставили в покое. Вчерашняя тренировка была настолько утомительной, что он сам, кажется, превратился в бладжер. Во всяком случае — в районе головы.  — Прости, мне очень жаль тебя будить…  — Так не буди! — раздосадованно простонал Эмиль и сел. Кузен и впрямь ему не приснился: сидел в изголовье и виновато улыбался. Как он попал на Гриффиндор, непонятно, но все привыкли, что этот добродушный трусливый паренёк — тоже львёнок. — Что случилось-то? Давно не виделись. Последняя фраза была сарказмом. Конечно, у него получалось не так круто, как у Ли или Росио, но всё-таки попытаться стоило. Не считая встреч в общей гостиной, с родичем они расстались месяц назад, уезжая от дяди Гектора, и с тех пор он совершенно не изменился. В отличие от близнецов, он не повёлся на невесть откуда взявшуюся моду растить волосы до плеч, и теперь очень сильно напоминал… дядю.  — Они меня достали, — всё так же виновато нашёптывал кузен. — Ну, помнишь, я вам говорил… Остальные соседи по комнате заворочались и заворчали; пришлось ретироваться в гостиную. Эмиль из принципа остался в красной пижаме, давая понять, что никуда он в такую рань не пойдёт. Впрочем, на это родич не обратил внимания.  — Змеюки, что ли?  — Ну да.  — И что? Не вздумай им галлеоны на спор отдавать, скажи декану!  — Не галлеоны, — пробормотал кузен, ещё немного помялся, а потом выпалил: — У нас будет дуэль! Спаси меня, пожалуйста! Эмиль не нашёлся с ответом, только вытаращился на него, как на отполированный кубок, а потом лихо присвистнул. Вот тебе и раз! Интересно, что такого сделали достававшие кузена слизеринцы, чтоб дело кончилось дуэлью? Они все были не совсем чистокровны, что папина линия, что мамина, и естественно, об этом знал весь Слизерин. Эти ползучие гады вообще многовато знали о чужих родословных, надо полагать. Эмиль их придирки игнорировал, впрочем, однажды ему надоело — колдовать в коридорах, может, и запрещается, а про старый добрый кулачный метод в уставе и слова не сказано, так что великие чистокровные потомки Салазара очень быстро от него отстали. Кузен так не умел — кузен пытался разрешить дело разговорами. Вот и доразрешался.  — Дуэли-то запрещены, — не скрывая любопытства, напомнил Эмиль. Кажется, он проснулся. — И ты разве умеешь драться?  — Я хожу в дуэльный клуб! — обиделся двоюродный брат.  — Правда? А ты об этом рассказывал?  — Рассказывал два раза, и Лионель меня слушал!  — Ладно-ладно, извини… Так в чём тогда проблема, если ты сам справишься?  — Я не уверен, — тяжело вздохнул кузен, уселся на подлокотник пустующего кресла и поведал: — Нужны секунданты. Нужны свидетели. И вообще, мой соперник на два курса старше, и…  — Ты пятикурсника довёл? — восхитился Эмиль и от души хватил его по спине. — Ну даёшь!  — Чему ты радуешься, это Гельбраузе, — забурчал грустный родственник. Фамилия ни о чём не говорила, впрочем, похожее трудновыговариваемое слово Эмиль как-то слышал дома от взрослых. — В общем, то, что я проиграю, это понятно… И накажут нас всех как пить дать.  — Исключения никто не боится?  — У Отто отец в министерстве работает, у меня тоже. Я, конечно, не очень хочу его расстраивать, но тут дело чести!  — Разумеется… А в чём оскорбление-то заключается?  — Как всегда, магловские предки… Он просто фразу такую неприятную сказал, — лицо кузена стало вдохновенным, а потом он резко передумал: — Неважно, это личное! Я просто хотел попросить тебя быть секундантом.  — Хорошо, без проблем, — с готовностью отозвался Эмиль. Это приключение было ему по душе, даже усталость от тренировок куда-то пропала. Как прекрасно всё, что не зубрёжка! — Ещё люди нужны?  — Было бы неплохо, — вкрадчиво сказал кузен и посмотрел ему в глаза. Всё понятно, совершенно всё понятно. Назначенное время совпадало с временем завтрака. Это несколько портило общую картину, но было объяснимо — ни профессора, ни другие школьники за ними не проследят, и уж тем более никому не придёт в голову искать «голодающих» учеников на краю Запретного леса. Как и ожидалось, Рокэ и Лионель тоже не видели ничего страшного в том, чтобы пропустить завтрак. Эмиль поймал их в общем холле и успел сказать два слова — «кузен» и «дуэль», и этого, в общем, хватило. На ходу перетирая подробности, они выскользнули за массивные двери и помчались к лесу, успев аккурат вовремя: родич как раз начал нервничать, а слизеринцы — расслабляться. Змей было четверо: два пятикурсника, два третьекурсника, походившие скорее на любопытную группу поддержки, нежели на секундантов. Эмиль с удовольствием отметил про себя, что они выглядят более внушительно. А то! Кого он привёл! Двоюродный братец аж расцвёл и воспрянул духом, увидев свою компанию; когда Рокэ махнул рукой, он и вовсе зарделся. Да уж, его не ждали, а могли бы догадаться. Слизеринский староста недовольно скрестил руки на груди, но слово уже взял кузен:  — Секунданты обеих сторон на месте. У нас мало времени, но всё должно пройти по правилам. Не желает ли сторона оскорбления принести извинения?  — Не желает, — ответил за всех пятикурсник, Отто, надо полагать. У него лицо напоминало того страшного дядьку из отдела транспорта, сын, что ли? Надо спросить у мамы, что это за птица такая. — А ты сам-то не желаешь ничего принести?  — Разве что увечья, — выдал родич. Группа поддержки одобрительно промолчала, слизеринцы заулюлюкали. Эмиля забавляла наигранная покорность братьев: он прекрасно знал, что ни Ли, ни тем более Рокэ не хватит того, чтобы просто прийти и постоять. Даже если кузен уложит змеюку на лопатки в считанные секунды, они найдут повод положить свои пять кнатов в Гринготтс.  — Тогда начинаем, — пятикурсник сделал не очень изящный, но широкий шаг вперёд, и выставил палочку. Его жест встретил как бы невзначай отпущенный комментарий Рокэ:  — Ну кто так делает? Я-то уже подумал, что вы знаете правила… Вероятно, ошибся… Змеиная физиономия окаменела от злости и досады и медленно повернулась к нему. Рокэ пристроился у высокой сосны, прислонившись к ней плечом, и наблюдал за происходящим с таким видом, будто он не пять минут назад позванный секундант, а непосредственный учредитель дуэли.  — Поклон, — кузену едва удавалось сдерживать свой собственный восторг. Он учтиво опустил голову и лишь после этого поднял палочку. Пятикурсник, поджав губы, повторил действие, но атаковать ему так и не дали.  — А никто не хочет отсчитать шаги? — поинтересовался Росио, со скучающим видом рассматривая палочку слизеринца. — Обсудить условия дуэли? Вы вообще читали что-нибудь, кроме слова «дуэль», когда вызывались на это дело?  — Я отсчитаю, — вызвался Эмиль, чувствуя, что гадюки обалдели. — Сколько там? А, ну будет пять…  — Алва, тебя это вообще не касается! — не выдержал Отто гель-как-то-там.  — Меня касается всё, что меня касается, — заявил Рокэ. — Так вы читали или нет?  — Дерёмся на палочках, — проговорил старший из змеиных секундантов, пялясь на выскочку-когтевранца с откровенной неприязнью. — До первого падения. Никаких запретных заклинаний, никакого магловского кулачного боя. Если после первого падения какая-то сторона останется недовольна, бой продолжат секунданты.  — Наконец-то. В первый раз встречаю слизеринца, у которого внутри не только чистая кровь, но и какие-никакие мозги, — ну, Росио! От такого и выпускников-то передёрнет, не то что рядового школьника! Он специально, что ли? Не на ком практиковаться, кроме Лионеля? Эмиль подождал, что братец сыграет за голос разума, но Ли ничего не сказал, потому что пытался справиться с приступом смеха. Ясно, без жертв сегодня не обойдётся… Этот пассаж остался без ответа, и дуэлянты принялись за дело. Эмиль был вынужден признать, что родича своего он сильно недооценил. Будучи на год младше него, кузен неплохо управлялся с палочкой и пару раз едва не заставил рухнуть на колени пятикурсника. Они пользовались в основном базовыми заклятьями, которые в классе применяли для того, чтобы двигать и толкать предметы, потом начали выказывать какое-никакое мастерство — обезоруживающие чары пригодились с защиты от тёмных искусств. Палочку вырвало из рук слизеринца, но сам он на ногах удержался, и бой продолжился. Теперь дуэлянты стремились повалить друг друга взаимным экспеллиармусом, но магические потоки сталкивались в воздухе аккурат посередине, не давая никому ни победить, ни проиграть. Силы кузена оказались примерно равны с силами этой кобры! Только вот подлости кобре было не занимать. Гаденько ухмыльнувшись, слизеринец приготовился к новой атаке, и нехорошее предчувствие заставило Эмиля нахмуриться. Родич тоже кое-что недооценил — мерзость своего соперника. Знал ли он или сделал это случайно? Нерядовое заклятье выпустило на опушку змею, а змей двоюродный брат боялся до смерти. Он тут же побледнел и попятился назад…  — Не вмешиваться! — крикнул старший секундант гадюки, в смысле, человека-гадюки. И был прав, они не могли! Но как помочь кузену?! На беднягу было страшно смотреть… Змея ползла прямо к его ногам, заставляя отступать и отступать; в итоге он беспомощно взмахнул палочкой и споткнулся о корягу, рухнув на пятую точку. Вражеская сторона глумливо засмеялась, хоть и не вся — глотку надсаживал один вожак, остальные сдержанно хихикнули. Самим не по себе, мерзавцы эдакие!  — Сделай что-нибудь! — Эмиль так и не понял, к кому он обращается. Падение есть, а бой продолжается! Змею-то никто не убирал! Кузен с расширенными от ужаса глазами посмотрел в их сторону, пытаясь что-то произнести, и тут что-то полыхнуло у левого плеча — Рокэ направил палочку на змею и выкрикнул что-то совершенно незнакомое. Что бы это ни были за чары, гадюка замерла, а потом исчезла с неприятным чавканьем, словно её засосало в землю. Какое-то время все подавленно молчали. Очнувшись первым, Эмиль кинулся поднимать на ноги кузена. Тот грустно вздыхал, чувствуя, что упустил победу из рук только из-за чёртовой змеи. Поганцы в зелёных шмотках! Им бы льва сейчас в рожу пустить!  — Знаете что… — разозлился Эмиль, не собираясь терпеть это унижение.  — Мы можем продолжить, если вы захотите, — с поддельной вежливостью сказал довольный собой Отто. Правда, до Савиньяков ему дела не было, он смотрел на Рокэ, а Рокэ смотрел на него:  — Вы достаточно оскорбились или мне сказать что-нибудь ещё? Впрочем, вряд ли вы поймёте — для этого придётся думать…  — Я тебя прикончу, — не сдержался слизеринец. И поклонился. Издевательски так… Ну всё, войны не миновать! Эмиль рассеянно хлопал по плечу расстроенного кузена, пытаясь одновременно следить и за ним, и за происходящим на опушке. Завтрак они все давным-давно пропустили… Лионель занял место Рокэ у сосны, внимательно следя за тем, соблюдают ли правила дуэлянты. Он больше не смеялся, но Эмиль не сомневался — братец в восторге. После смерти отца он стал очень замкнутым, и только близкие могли отличить одну эмоцию от другой. Сейчас это пришлось даже на руку. То, что последовало за кратким обменом оскорблениями, сильно отличалось от только что увиденной дуэли. Слизеринец оказался не так уж туп — он видел, с кем сражается, так что первыми в бой пошли не простецкие пространственные чары, а атаки, которые изучались на защите. Пожалуй, с кем-нибудь другим он бы и развлёкся — Рокэ ещё в конце прошлого года заявил, что эти заклинания слишком простые. Эмиль поймал себя на том, что они это вроде проходили, а вроде нет. Знакомые слова и знакомые движения, казалось бы, а с приставкой «максима» или «добле» — в несколько раз сильнее эффект! А это что, двойное Протего? Самое то от сглаза, который наколдовал озлобленный пятикурсник. Такие грубые средства в ход ещё не шли; Рокэ явно знал больше боевых заклятий, пользуясь то обезоруживанием, то подсечками, то обманными финтами, а слизеринец выезжал на подлостях вроде простеньких сглаза и порчи, которые нанести серьёзного вреда не могли, а вот унизить соперника серо-буро-малиновой сыпью или суточным приступом заикания — очень даже. Смотрелись они тоже внушительно. Если бы кто увидел!.. Нет, нельзя, выгонят взашей… Пятикурсник был выше, крупнее и напористее, Росио превосходил его в скорости, гибкости и ловкости, в общем — нашла коса на камень, напоролась ведунья на магла, война! Они побросали на землю мантии (угадать с трёх раз, у кого получилось изящнее) и остались в заправленных в брюки рубашках, а ещё на опушку светило тёплое осеннее солнышко, словно дуэлянты сошли с какой-нибудь старой живой картины. В общем, зрелище то ещё. Опасная красота! Слизеринец поднакопил силы и решил устроить обстрел, выпуская свои сглазы один за другим. Он не учёл, что каждые чары требуют индивидуального, аккуратного подхода и верных движений, без спешки и без азарта, поэтому некоторые заклятья выходили невесть чем — к сожалению, это тоже играло на руку змеиному потомку, что бы он ни наколдовал — прилетело бы Рокэ. Но оно не прилетало. Отразив атаки излюбленным щитом, да так, что от парочки кусающихся летучих мышей слизеринцу и самому пришлось увернуться, Росио дождался момента и коротким, но сложным движением сбил соперника с ног, а потом вдобавок наслал один из сглазов, предназначавшихся ему самому. От этого слизеринец не мог подняться, у него что-то стряслось с ногами и руками, и он покатился куда-то в сторону леса, отчаянно вереща. Кузен радостно что-то прокричал, Эмиль поймал себя на том, что поддерживает.  — Хва-а-атит! — вопил пятикурсник, нелепо барахтаясь уже совсем близко от теней Запретного леса. — Хва-атит, пожалуйста! Лионель что-то вполголоса сказал Рокэ, тот отмахнулся. Лишь когда Отто уткнулся носом в первый пень и отчаянно заскулил, чары были сняты. Поняв, что он может двигаться, разбитый в пух и прах соперник подскочил на дрожащие ноги и начал лихорадочно отряхиваться, шарахаясь от деревьев так, словно это были убийцы.  — Вот это здорово! — восторженно воскликнул кто-то ещё. — Просто обалдеть! Эмиль разинул рот, поняв, что это сказал третьекурсник-слизеринец. Парнишка во все глаза смотрел на Рокэ, чтоб не сказать таращился, и на лице его было написано такое восхищение и неземное счастье, что впору было засомневаться, на чьей он стороне. Все ошарашенно притихли, даже Рокэ ничего не сказал, но по довольному и заинтересованному взгляду было понятно — вопль младшего школьника ему польстил. Ну ещё бы, тут не польстишься…  — Валме! — возмутился главный змеиный секундант, когда наконец обрёл дар речи. — Ты с дуба рухнул?!  — Я требую удовлетворения! — заорал в это время пришедший в себя зачинщик. Выглядел Отто жалко, а орал громко.  — Да пожалуйста, — отозвался Рокэ. — Кто следующий? Желающих не нашлось. Вообще. Эмиль кожей чувствовал, что отмщённому кузену только воспитание не позволяет свистеть, улюлюкать и радостно кричать.  — Трусы, — плюнул пятикурсник, в последний раз нервно поглядев на лес. — Чтоб я ещё раз на вас положился! Тоже мне! Секунданты нашлись! Предатели и трусы!  — Может, и трусы, — согласился с ним Рокэ, убирая палочку и одобрительно глядя на Валме, — зато не идиоты…  — Всё, хватит, — решил кузен, преисполнившийся бодрости, благодати и чего-то там ещё, что заставляло его светиться. — Все удовлетворены, вопрос исчерпан! Все уходим!

***

Такого не происходило уже много лет, но от неожиданности директор чуть не подавился яблоком. Вежливо подождав, пока он откашляется и выругается вслух, профессор истории магии Курт Вейзель повторил:  — Я думал, вы знаете. Как ни крути, дуэль вышла отменная, пусть их всех и следует наказать.  — Накажу, — пообещал Вольфганг, — всех накажу, даже кто рядом стоял… Ишь чего удумали, дуэлянты недоделанные! Отлучился из школы на выходные…  — Они неплохо рассчитали время и место, — сообщил историк, — вынужден признать. Однако юные волшебники не учли одного — собственно, свою юность… Тайна держалась ровно до тех пор, пока кому-то не пришло в голову похвастаться, а кому-то — пожаловаться. Теперь об этом гудит весь Хогвартс.  — Рафиано мог бы справиться и сам, — заворчал директор, переварив ошеломительные новости. — Он, конечно, не Савиньяк, но мозги на месте и рука хорошо поставлена.  — Вероятно, молодого человека запугали, — поделился соображениями Курт. — Такое случается. Тем более, Гельбраузе старше его на два года. Да хоть на десять! Дуэли запрещены! Кое-как свернув светскую беседу с коллегой, Вольфганг спустился в учительскую и велел деканам пригнать по очереди своих подопечных. Поднялся обратно, вздохнул, встал у окна. Юность, говорите… Разумеется, он накажет всех причастных. Если кто-то думает, что Рокэ удастся избежать отработок, то этот кто-то сильно ошибается — парню повезёт, если он освободится одновременно с остальными. Сомнений в том, кто набедокурил не меньше пятикурсника Отто, не возникало даже без разбирательства. Досадно, что исключить никого не удастся. Малолетние поганцы неплохо рассчитали, или это случайно вышло? Все, от оскорблённого Рафиано до стоявшего в сторонке Валме, были сыновьями важных в министерстве лиц. Большинство уже нарывалось на предупреждения, это детям Гектора и Бертрама придётся впервые поработать ручками, надраивая заброшенные помещения замка. То-то развлекутся… Бесило, что Рокэ по всем статьям должен быть исключён. Вот уж у кого ни крыши в министерстве, ни крыши на голове… ни крыши над головой… Мелкий самоуверенный мерзавец! Говорил же, не лезь! Слизеринцы оскорбились до глубины души. Секунданты поныли-поныли и отправились натирать кубки, Отто молча двинулся в загон отскребать дерьмо гиппогрифа, или какую там тварь завёл в этом семестре преподаватель по уходу за магическими существами? Неважно, дерьма хватает. Эмиль с кузеном пошли переписывать старые свитки — частое наказание для непосед, которым не по душе держать перо в руке. Вот метлу или палочку — это пожалуйста.  — Ты-то куда полез? — допрашивал Вольфганг старшего Савиньяка. Рокэ опаздывал, поскольку его вылавливали из библиотеки. На тебе — и чтец, и боец, только берегов не видит. В упор.  — Я не мог отказать родственнику в беде, — невозмутимо ответил Лионель. — Секундантов должно быть поровну.  — Я надеялся на твоё благоразумие. Хоть кому-то тут правила писаны?  — Я знал, что вам это не понравится, сэр, и я готов понести любое наказание.  — Вы бы все были исключены, — сказал правду директор, — и это явно не то, чего ты хочешь. Ради Мерлина, Лионель! Другим не говорил — говорю тебе: ни один приличный мракоборец из школы не вылетал! Матери сам напишешь.  — Напишу, — всё-то он воспринимал подчёркнуто спокойно. За пределами ситуации с дуэлью Вольфганга до сих пор беспокоило, как потеря отца отразилась на юном когтевранце. Арлетта писала, что лето прошло хорошо — так хорошо, как оно могло пройти без Арно. А правда ли? Эмиль давал выход эмоциям, и это его спасало, что до Ли…  — Что ты об этом думаешь?  — Простите, сэр?  — Что ты думаешь об этой дуэли? — сам не знал, зачем спрашивает; захотелось проверить сразу несколько вещей. Задумавшись ненадолго, Лионель ответил:  — Типичная слизеринская подлость, гриффиндорская отвага и когтевранская находчивость.  — Я спросил, что думаешь лично ты.  — Мне не понравилось, как обошлись с кузеном. Теперь все получили по заслугам, — тень растерянности в его голосе заставила выдохнуть с облегчением. Не понимает, о чём его просят; значит, живой. — Так что я должен делать, сэр?  — Да ты-то рядом постоял, — рассеянно отозвался Вольфганг, но тут же вернулся с небес на землю: — Перепиши-ка вместе со своими родственниками школьный устав. Четырежды, чтоб наизусть вызубрил! И в следующий раз, когда вздумаешь что-то нарушить, думай о будущем. Я и так к вам слишком лоялен…  — Не особо, сэр… — улыбнулся Лионель, и от сердца окончательно отлегло. Прогнав очередного поганца-нарушителя, Вольфганг недовольно уставился на часы. Где носит этого… Ах, вот и он.  — Ну?  — Добрый день, профессор, — недобрый, уж об этом мог бы догадаться. Вольфганг внимательно разглядел подопечного: Рокэ стоял напротив стола, ни тени раскаяния.  — Сам догадаешься или мне сказать?  — Вы узнали о дуэли, — не смутился воспитанник. — Все будут наказаны, это понятно.  — Понятно ему… Никогда не думал, что скажу это, но ты ведёшь себя как наивный зарвавшийся дурак! — дал себе волю директор. — Думаешь, раз ты под моим крылышком, тебе всё можно? Когда я вообще давал повод так подумать? Дуэль — это серьёзнейшее нарушение школьного устава. Никого из поганцев-участников не исключить: выставишь любого — упрёшься в их многоуважаемого министерского родителя, и поди объясняй всем остальным, почему именно его ребёнок впал в немилость! Это отвратительная система, но так она и работает. А теперь, Рокэ, подумай своей головой — тебя кто-нибудь прикрыть может? Ты единственный из всех, кто в это влез, не думая о последствиях! Да, подстеленная солома в виде знатных родственников — это мерзко, но такова жизнь, и у кого-то они есть, а у тебя — нет.  — Я это заметил, сэр, — сдержанно отозвался Рокэ, глядя, как директорские пальцы постукивают по столешнице. Задело. Хорошо.  — Тогда какого дьявола? — громыхнул Вольфганг. — Давай, объясни мне свою логику, она ведь была.  — Была, сэр. — Ну надо же, настолько задело, что он уже дважды «сэр»! — Вы знаете о дуэли от третьих лиц, и мне неизвестно, что они вам сказали. Я бы не вмешивался и не раззадоривал слизеринца, если бы он с самого начала не пошёл на подлость. Всем было очевидно, что Рафиано лучше, только он сам струсил, а Отто это почувствовал. Вы в курсе, какое заклинание он применил? Это серпенсортия, её знают только потомственные слизеринцы — в школьной программе нет заклятия вызова змей. Если бы я не знал Випера Эванеско, Рафиано бы не отделался испугом.  — И что же, получилось?  — Нет, я напортачил, — вскинул голову Рокэ, — оно сработало со второго раза и совсем не так. Никто этого не понял, правда… Должен был получиться огненный шар…  — Так, — вздохнул Вольфганг. Интереснее и интереснее, он уже почти не злится, а должен рвать и метать. Речь это чудо заранее заготовило или на ходу сочиняет? — И что же, ты хочешь сказать, что без тебя бы не обошлось?  — Не обошлось, сэр.  — И поэтому я должен тебя помиловать? Молчание.  — Никто бы не допустил смерти Рафиано. Его бы даже покусать не дали. Если б змея подобралась слишком близко к нему и Отто ничего не сделал — Савиньяки бы не допустили; хоть камнем в голову, хоть ещё каким пришедшим на ум заклинанием.  — И что, мне теперь ни во что не вмешиваться? — нет, его всё-таки заносит, и это плохо.  — Будь сдержаннее! — давненько Вольфганг так не рычал. Сомнения испарились, как будто их не было. — Вокруг тебя не вертится мир, ты даже не самый сильный в этой школе! Да, ты хорош и ты это знаешь, и все это знают, так хватит подставлять голову в любые авантюры! Я не смогу всё время тебя вытаскивать…  — Я сам…  — Замолчи и слушай! Что тебя, по-твоему, отделяет от исключения? От честного и справедливого исключения из школы? Снова тишина. Откинувшись на спинку кресла, Вольфганг внимательно смотрел, как во взгляде воспитанника борются возмущение, обида и злость. Давненько мы столько эмоций не выражали… Что только подтверждает правоту директора. Подрос. Окреп. Пошёл всем всё доказывать направо и налево. К добру это не приведёт ни сейчас, ни в будущем, но сейчас на кону серьёзные вещи — не серьёзнее жизни, но наравне с судьбой.  — Просто будь сдержаннее, — тише повторил Вольфганг. — Поверь мне, чужая ненависть перестанет радовать. Ты можешь всем доказать, что захочешь, но без того, чтобы тебя после этого хотелось убить.  — Разве? Я же пытался. Что бы я ни говорил, мне приписывали какое-нибудь идиотское проклятие или травму детства, — огрызнулся Рокэ. — Так какая разница, злю я кого-то намеренно или нет? Всё равно недовольны, только потому что я лучше!  — Лучше. С этим поспорить трудно… Так не делай же на этом акцент! Внимания захотелось, что ли? Хочешь как на первом курсе, чтоб твоя фамилия на первой полосе? Не хочешь! Поверь мне, повторяю, разонравится тебе это! Оставайся лучшим, только на рожон не лезь, — отеческие нотки прозвучали сами собой, впрочем, очень вовремя. — Не ради себя, так ради друзей своих. И ради меня тоже.